Громов: Бандитская любовь

Глава 1. Маша

Прислонившись щекой к прохладному окну, я тряслась в дребезжащем вагоне электрички. Из тамбура доносился запах сигарет: какие-то придурки курили прямо в вагоне, наплевав на запрет. Цыгане сновали туда-сюда, продавали цветастые тряпки, похожие на платья. Где-то отчаянно плакал ребенок. В самом конце вагона парень наигрывал что-то на гитаре. Прислушавшись, я узнала Звезду Цоя. Ох. Две подружки на сиденье напротив меня обсуждали свой «улов» после пятничных танцев.

Стоически подавив зевок, я вздохнула и завела за ухо прядь волос, выбившуюся из растрепанного пучка на затылке. Я вот не была вчера ни на каких танцах, но голова болела так, будто и впрямь гуляла всю ночь. Проклятый недосып и переутомление.

Шел дождь, и капли воды стекали по мутному грязному стеклу. Я поежилась. От станции до закрытого поселка мне идти пешком еще километра полтора, это если срезать через лес по тропинке, которая наверняка уже размокла. А если по прямой, по асфальту – то выйдет час ходьбы, не меньше. Кажется, придется мне заляпать лесной грязью мои единственные осенние ботинки. Я должна быть в доме к трем, и опаздывать нельзя. Хорошо, что униформу и обувь обещали выдать на месте. Не придется думать, что делать с одеждой после прогулки под дождем по густому лесу.

В противоположном конце вагона женщина принялась громко отчитывать непослушного сына, и ее пронзительный, высокий голос раскаленным сверлом забрался мне в правый висок. Я вновь зажмурилась и приказала себе дышать на счет. Только бы не мигрень! Мне нужна эта подработка и нужны деньги, и за меня поручилась мама, в конце концов!

Пожалуй, сейчас я бы с удовольствием прошлась и под дождем, каким бы сильным он ни был. Все лучше, чем слышать дребезжание старых колес, противный голос женщины, и нюхать вонь из тамбура, где запах дешевых сигарет смешался с неповторимым ароматом пригородного поезда, который, возможно, застал еще Сталина. Вся эта какофония жутко раздражала и давила на больную голову.

- Следующая станция – Звенигород!

Я едва не подпрыгнула от радости. Мой путь длиною вечность почти закончен! Чтобы добраться до Звенигорода, я проехала практически из одного конца Москвы до другого, сменив несколько видов транспорта, пока не оказалась в электричке, в которой провела еще час.

Оглушительно проскрежетав напоследок, поезд остановился на станции Звенигород, и я выскочила из вагона вместе с половиной попутчиков. Более прозорливые тут же раскрыли зонтики, прячась от дождя. Менее предусмотрительным, и мне среди них, пришлось довольствоваться капюшонами, сумками, пакетами, платками.

Поежившись и застегнув на куртке молнию аж до подбородка, я заспешила. Я вышла из старого, облезлого здания вокзала и свернула в сторону леса. Из проливного дождь превратился в моросящий, и это хороший знак. Небольшая, но все же удача. Может, не промокну слишком сильно. Не хотелось бы добраться до особняка в закрытом поселке с видом побитой, уличной собаки, выброшенной на улицу нерадивым хозяином в ненастную погоду.

Моя мать работала в особняке уже три года и не жаловалась. Но это не показатель. Едва ли женщина, пережившая смерть мужа в Афгане, перестройку, развал Союза, Октябрьский путч и «черный вторник» могла бы пожаловаться, если бы кто-то косо на нее посмотрел или сказал что-то неприятное. Матерью своей я восхищалась, сколько себя помнила. До развала Союза мама работала в школе учительницей математики у старших классов, а теперь вот работает в доме бывшего бандита. По крайней мере, так про него говорили, в чем я сильно сомневалась. Бывших бандитов не бывает.

В лесу пахло свежестью и мокрой осенней листвой, и я с наслаждением прикрыла глаза, втягивая чистый, прохладный воздух. В Москве такого не было даже в огромных парках! Под ногами шуршали разноцветные листья: клен уже опал, а вот остальные не торопились, и их все еще пушистые макушки надежно укрывали меня от дождя. Посмотрев на часы, я прибавила шаг. Кажется, слишком замечталась и совсем забыла о времени!

В доме бывшего бандита, в котором и работала моя мать, устраивали какой-то торжественный ужин, ох уж эти пафосные замашки нуворишей! Нужен был дополнительный персонал на выходные: накрывать столы, разносить блюда, убрать все после. Нанимали молодых красивых девчонок, чтобы дорогим гостям было приятно смотреть. Мама за меня похлопотала, и я согласилась, скрепя сердце. Я и сейчас кривилась в презрительной усмешке, когда думала обо всем этом. Вчерашний бандит устраивает прием, словно он королева Елизавета Вторая, просто уму непостижимо! Когда, когда это стало нормой, когда наша жизнь превратилась в этот цирк...

Была и еще одна причина, по которой я очень не хотела соглашаться на эту подработку. Но о ней я запретила себе думать и вспоминать.

Впрочем, что удивительно, мама о своем так называемом хозяине – я вновь скривилась – плохо не отзывалась. И даже малинового пиджака с борсеткой у него, кажется не было. Но в моих глазах это ничего не меняло. Всем известно, как и на чьих костях разбогатели сегодняшние владельцы частных загородных домов в элитных закрытых поселках. Все это построено на крови и грязи, и, если бы ни нищета, в которой я жила, ноги бы моей в таком доме не было.

Тем более что однажды я уже обожглась, и последствия останутся со мной на всю жизнь.

За два дня обещали заплатить столько, сколько я получала за два месяца в своем НИИ при университете, потому я и согласилась. Я, может, и строила из себя принципиальную, но кто не строил-то в двадцать пять лет? Но уж дурой я никогда не была и деньги считать умела. Впрочем, считать не сложно, когда считать и нечего.

Глава 2. Маша

В свете уличных фонарей, щедро рассыпанных по огромному участку, я увидела двух мужиков, один из которых удерживал за шею и плечи мальчика лет семи. Его голова безжизненно болталась – он был без сознания.

- Это еще кто?! – тот, который не удерживал ребенка, рванул ко мне, и я бросилась бежать обратно к дому что было сил.

У меня была небольшая, крошечная фора – во-первых, я стояла к особняку гораздо ближе, чем мой преследователь, во-вторых, любила и регулярно бегала, чтобы поддерживать себя в форме.

Это позволило мне улизнуть и дало время, чтобы поднять с земли один из булыжников, которыми были выложены гравийные дорожки, и бросить его в огромное окно первого этажа. В оглушительной тишине, царившей за пределами стен особняка, звук разбившегося стекла прозвучал подобно раскату грома.

- Помогите! – закричала я изо всех сил, истратив остатки воздуха.

Мой расчёт оправдался: конечно же, с другой стороны дома, у парадного входа своих хозяев поджидала охрана. Конечно же, они отреагировали и на звон разбитого окна, и на мой крик.

- Ах ты сука! – мужик настиг меня и свалил на землю одним ударом.

Он успел пнуть меня пару раз, но к тому моменту к нам уже бежали несколько охранников, на ходу снимая пистолеты с предохранителей. Кто-то говорил по рации. Когда раздались первые выстрелы, я поползла в сторону прямо по земле, чтобы убраться с гравийной дорожки как можно скорее. Оказавшись на газоне возле дерева, я прислонилась к нему спиной и закричала так громко, как только могла.

- Ребенок! У второго ребенок!

Я не знала, услышит ли ее кто-нибудь за шумом выстрелов, обратит ли внимание на вопль испуганной девушки, но надеялась, что да. Тем более этот крик отнял у нее все силы. Под ребрами невыносимо болело. Неужели этот козел задел их, пока пинал меня на газоне? Надеюсь, ему отстрелят яйца!

Раздалась короткая автоматная очередь. На соседних участках залаяли собаки. Где-то орала сигнализация. Происходящее вокруг напоминало сущий кошмар. Я зажмурилась, обхватила руками голову и уткнулась в свои колени. Я хотела бы сжаться до невидимой песчинки и просто исчезнуть.

Все стихло в одно мгновение. Выстрелы прекратились, только продолжали тревожиться соседские собаки. Через несколько секунд замолкала и сигнализация.

Я с усилием заставила себя отнять от лица руки и оглядеться. Вокруг суетились мужчины в черных костюмах, похожие друг на друга словно родные братья: огромный рост, широкие плечи, бритые головы. Знакомый нашей семьи – дядя Саша, Александр Иванович – бегал по участку с рацией, то и дело с кем-то переговариваясь. Он остановился возле чего-то, слабо пнул лежавший на земле предмет ногой.

Труп, - с ужасом поняла я и облизнула сухие губы.

- Живой, все в порядке! – один из охранников нес на руках белого от ужаса пацана.

Я испытала огромное облегчение, хотя и видела этого ребенка сегодня впервые в жизни. Я почувствовала, что плачу против воли, и поспешно смахнула с ресниц слезы.

Из-за угла дома показался высокий мужчина средних лет, сопровождаемый двумя охранниками. Он чем-то неуловимо отличался от всех остальных, и я сразу поняла, что он – хозяин этого особняка, Громов Кирилл Олегович. И, вероятно, отец мальчика, потому что он был также бледен, как и пацан.

Он подбежал к ребенку, присел на корточки и порывисто обнял. Отстранившись, взял за плечи и слегка встряхнул:

- Ты в порядке? Ты не пострадал?

- Н-н-нет, - заикнувшись, мальчик покачал головой.

Не отпуская плечо сына, Громов поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Разбитое окно особняка, россыпь гильз под ногами, темная кровь на газоне, мертвый мужчина, валяющийся в стороне короткий автоматический пистолет. Увидев меня, по-прежнему сидящую под деревом, он нахмурился еще сильнее и нашел взглядом начальника своей охраны.

- Что тут случилось? Кто это? – он кивнул в сторону трупа.

Оставив сына возле одного из охранников, Кирилл Громов подошел к мертвому мужчине и оглядел его. Шесть пулевых отверстий, и это только те, которые видны.

- Ничего нет. Ни документов, ни черта, - кашлянув, к нему подошел и стал рядом Александр Иванович. – Второй успел уйти.

- Был второй?! – Громов повысил голос, но быстро осекся. – Вызывайте ментов, пусть оформляют. Мне мокруха не нужна.

Александр Иванович с сомнением посмотрел на хозяина, проведя ладонью по коротко стриженным, седым волосам.

- Может, мы по-тихому...

- Нет. Делай, как я сказал.

Кирилл отошел от трупа на несколько шагов и закурил, выдохнув в воздух. Его взгляд вновь зацепился за меня, и он нахмурился.

- А ты кто такая?

Я к тому моменту смогла подняться на дрожащие от пережитого испуга ноги и стояла, покачиваясь и держась за дерево. Колготки были безнадежно порваны, так же как и подол платья, и рукава, когда я ползала по земле. Кажется, где-то даже шла кровь. Пока я моргала, собираясь с мыслями, неожиданно для всех вперед выступил пацан:

- Она спасла меня, пап.

Лучше бы он, конечно, промолчал, потому что все, кто услышал слова пацана, обернулись теперь ко мне и буравили своими взглядами. И сильнее всех – бывший бандит по прозвищу Гром, хозяин огромного особняка, а ныне же добропорядочный бизнесмен с легальным, прибыльным делом.

Глава 3. Маша

Часть вечера будто бы исчезла у меня из памяти, наверное, из-за стресса. Я помню, как кто-то увел меня с улицы, провел в дом через главный вход, передал из рук в руки матери. Меня напоили горячим чаем с коньяком, и стало чуть теплее. И зубы, наконец, перестали так отчаянно стучать. Мама что-то говорила мне, кажется, даже гладила по голове. Потом я тщательно вымыла испачканные в земле и крови руки и лицо, привела себя в порядок, насколько возможно.

Ко мне подходили другие люди, также говорили что-то, но до меня все звуки доносились словно через очень плотную пленку. Я плохо соображала и отвечала невпопад, и периодически закусывала губу, когда чувствовала, что к глазам подступают слезы. Чашка с чаем у меня в руках тряслась так, что едва не перевернулась, и весь кипяток чудом не оказался у меня на коленях. После этого мать забрала у меня чашку и поила сама, как в далеком-далеком детстве.

О, я отлично знала, помнила это состояние паралича от всеобъемлющего ужаса. Так мой организм реагировал на сильнейший стресс. Именно так я себя чувствовала два года назад, когда получила все свои шрамы.

Более-менее я пришла в себя, когда оказалась в каком-то кабинете, в котором уже находилось несколько человек: два сотрудника милиции, оба майоры, кто-то из охранников, Кирилл Громов и его сын.

- А вот и она, - поприветствовал меня один из майоров. – Мария Васильевна, она же наша чудесная спасительница.

Я заторможенно, словно во сне кивнула и принялась потихоньку оглядываться. В дальнем углу комнаты уютно горел камин и расположился огромный стол из красивого темного дерева вместе с креслом. На пол был положен такой же темный паркет из дуба, а может, из ореха, а вдоль стен располагались стеллажи с книгами, папками, каким-то фотографиями в рамках. Ближе к центру кабинета стояли несколько кресел с диванами и посреди них – невысокий чайный стол.

Мне даже показалось даже, что помещение выглядит уютным. Совсем не похоже на бандитский склеп! Неброские, приглушенные цвета; отсутствие вычурного декора; спокойные, прямые линии в расстановке мебели – все это создавало приятную, теплую атмосферу. Хотелось расслабиться, присесть на диван, полюбоваться огнем в камине... А не обсуждать убийство и похищение, свидетелем которых я теперь являлась.

Тряхнув темной косой, я приказала себе сосредоточиться. Я обошла два дивана, на одном из которых разместились следователи, а на другом – отец с сыном, и под пристальными взглядами всех присутствующих опустилась на самый краешек темно-коричневого, разумеется, кожаного кресла.

- Добрый вечер, - сказала я, бросая украдкой взгляды как на представителей милиции, так и на представителей криминального класса. Какой-то цирк.

Интересно, с каких пор бандиты звонят в милицию? Давно ли закончилась эпоха «убить и в лесу закопать»?..

Один из майоров, представившийся Григорием Валентиновичем, начал задавать мне рутинные вопросы: полное имя, дата рождения, город, адрес проживания... Он носил короткие густые усы на круглом, слегка одутловатом лице, и форму, которую стоило бы сшить на один размер побольше. Со стороны благодаря своему животу он напоминал круглое, наливное яблоко. Второй майор – его полная противоположность. Высокий, худощавый с цепким взглядом темных глаз. Он был гладко выбрит и явно следил за собой: ни грамма лишнего веса, и форменная одежда как с иголочки – свежая, отглаженная, несмотря на глубокий вечер выходного дня.

По бокам от каждого из сотрудников полиции на диване лежали потрепанные черные портфели, а в руках оба держали папки с листами бумаги и карандаши. По ходу моего рассказа они что-то чиркали и делали какие-то пометки. Может, по делу, а может от скуки рисовали кружочки и треугольнички.

Я отвечала на все вопросы коротко и сдержанно. Год рождения - семьдесят второй, город – Москва. Работа – практикант в НИИ. Место жительства – комната в коммуналке.

Внутри же себя я ужасно паниковала и грызла от страха ногти.

Едва ли они поднимут то старое дело, да и вообще свяжут одно с другим, ведь они совершенно, совершенно разные, и два случая ничего не объединяет.

Кроме одного. Кроме глупой Маши Виноградовой, которая оказалась случайным свидетелем по обоим делам.

- Расскажите об обстоятельствах случившегося, - высокий и худощавый перехватил инициативу у своего коллеги, задав, наконец, самый главный вопрос вечера.

Я покосилась на Громова и его сына. За их диваном неподвижно храня молчание стоял тот, кого раньше я называла дядей Сашей. Рядом с ним – еще один охранник. Стало почему-то смешно. Где же вы раньше были?

Бывший (или нет) бандит выглядел отрешенным и сосредоточенным. Складывалось ложное впечатление, что он не особо прислушивался к разговору между двумя майорами и мной. Но это впечатление было ошибочным. Он слушал очень внимательно и анализировал. Я заметила, что из-под закатанных по локоть рукавов его черного джемпера выглядывают кусочки татуировок. И на обеих руках у него сильно выступают вены, даже когда он не сжимает кулаки.

Господи, если менты не сообразят, то этот точно меня прошерстит от и до...

Сын сидел рядом с ним совсем притихший, но уже не такой бледный, как час назад на улице.

- Гости немного разошлись по разным комнатам, у меня выдалась свободная минутка и я отпросилась покурить, - монотонно заговорила я. – Прошла на скамью в кустах, человека на ней не видно, если стоять на дорожке. Когда докурила, услышала какую-то возню за кустами, потом шарканье шагов. Потом снова возня и всхлип. Мне показалось, кого-то волокут. А после всхлипа я поняла, что голос детский.

Глава 4.1. Гром

Когда закрылась дверь, я посмотрел на начальника своей охраны.

- Что думаешь? Не врет?

- Она девка честная, - тот пожал плечами. – С малолетства всегда правду-матку резала.

- Честная и принципиальная, херовые дела. Такая скорее к ментам побежит, если что вспомнит, - я покачал головой. – Завтра подними всех наших. Я тоже с пацанами встречусь. Второго ублюдка нужно найти. Да и первого неплохо бы опознать.

Из-за усталости я говорил короткими, рубленными фразами. Начавшаяся еще во время застолья головная боль сейчас усилилась десятикратно, а сигареты с алкоголем все только ухудшили.

- В поселке и в лесу никого не нашли. Но все мы прочесать не смогли, слишком мало людей, - начальник охраны покосился на меня, думая, говорить или нет. – Кирилл, вы же...

- Иваныч, не сейчас, - я махнул рукой. – Вот и отметил создание легального бизнеса.

Скривившись, я потушил сигарету с такой силой, словно хотел проткнуть пепельницу, и выпрямился.

- Все, остальное завтра. Есть у нас кто в местной ментовке? Если жмура опознают, я хочу узнать первым.

- Найдем, - заверил меня Иваныч.

Связей у него хватит и не на такое. Потому и я его и ценил, потому и приблизил к себе сразу же, доверил личную охрану.

- МОлодцы твои сегодня капитально обосрались. Завтра с ними сам потолкую.

- Кирилл...

- Все, спать, - отрезал я и вышел из кабинета.

В особняке было тихо. После того, как я вечером выбежал на улицу, услышав стрельбу, я не видел никого кроме охраны и ментов. Никого из гостей. Я даже не знал, остался ли кто-то из них в особняке или все предпочли уехать до того, как на заднем дворе стало не протолкнуться из-за машин с мигалками. В принципе, плевать. Этот ужин – мишура, фантики. Ничего не решал, особо ничего не значил. Мне посоветовали его устроить: мол, так теперь принято, выглядит как красивый, щедрый жест. Отметить начало чего-то нового – первый законный бизнес.

Отметил.

Какие-то ублюдки проникли в мой дом, в мой, мать его, дом! В место, которое должно охраняться как Кремль. Обманули охрану, каким-то образом попали в список гостей – а его тщательно проверяли, я сам проверял. Я с ужасом, настоящий ужасом, которого никогда прежде не испытывал, думал о том, что было бы, не окажись та девка в кустах. Не вмешайся она.

Похищение сына. Шантаж. Выкуп – это был бы еще наилучший вариант. Хуже – если кто-то задумал мне отомстить. Конечно, было за что. Тогда бы я получил своего сына по кусочкам.

Я прикрыл глаза. Господи, какая же ты сука, Алена. Я тебя не тронул только потому, что однажды Гордей спросит про свою гулящую мать. И будет неловко рассказать пацану, что папа сотворил кое-что плохое с мамой. Но как же ты невероятно мне подгадила, каким ты меня сделала уязвимым, эгоистичная ты дрянь. Надеюсь, гордишься собой в своем сраном Хельсинки.

Гордей. Мой сын. Сопливый пацан, который похоже пропускает мимо ушей все то, что ему говорит отец. Руки чесались всыпать ремня. Со мной-то в детстве никто особо не церемонился, у бати всегда был короткий разговор. Я поднялся по широкой лестнице из темного дуба на второй этаж и, пройдя по длинному коридору до самого конца, оказался перед дверью в детскую. Кивнув стоявшему возле нее охраннику, я вошел в комнату.

Гордей не спал. Сидел за письменным столом с включенным ночником и, кажется, читал. Услышав шум, обернулся – испуганно и стремительно. И не особо расслабился, увидев меня. И правильно.

- Иди сюда, - я сел на диван и подозвал к себе сына.

Тот послушно подошел, отложив в сторону книгу, и остановился напротив меня.

- Пап, я, - Гордей подул на светлую челку, так и лезшую в глаза, и посмотрел на меня. – Я не подумал. Прости.

- Тебя могли похитить. Или убить.

Я думал, что успокоился, остыл после той вспышки в кабинете, когда с удовольствием расхерачил бы свой стол в мелкие щепки. Но, глядя на сына сейчас, понял, что ни черта я не остыл.

- Стоило бы тебя выпороть. Мой отец со мной так бы и поступил... – проворчал я.

«... и так из мальчика Кирюши я превратился в лидера преступной группировки Грома».

Гордей вздохнул. Решил, что лучше сейчас помалкивать?..

- Нахера ты с ними поперся? – я пристально посмотрел на сына. – Тебе сюрпризов мало? Не хватает чего-то?

У сына было все то, о чем я в своем детстве даже мечтать не смел: начиная с мать-его бассейна внутри гигантского трехэтажного особняка и заканчивая лучшими американскими шмотками.

- Не знаю, - Гордей пожал плечами, чувствуя себя глупее некуда. Он поспешно заморгал, прогоняя слезы.

- Тебе вот-вот восемь стукнет, ты уже большой, должен понимать, - я вздохнул. – Не заставляй меня отсылать тебя.

- Я не хочу! – вскинулся мальчишка, забыв, что минуту назад собирался разреветься.

Он вытянул руки по швам и сжал кулаки, исподлобья смотря на меня. Как-то он провел в деревне три безумно долгих месяца, воспоминаний о которых ему хватит надолго, и совсем не горел желанием туда возвращаться.

Глава 4.2. Гром

***

- ... да нахер им это надо, Гром.

Капитан с сомнением посмотрел на меня и, оттолкнувшись от стола, проехал на стуле на колесиках через половину кабинета.

- Детство в жопе заиграло, Капитан? – третий из собравшихся ранним утром воскресенья в офисе покосился на Капитана с нескрываемым неодобрением. – Итак башка трещит, еще ты тут.

- А нехер было нажираться вчера, - Капитан, он же Новиков Павел Сергеевич, он же друг моего детства, беспечно пожал плечами. – И я тебе говорил.

Прозвище прилипло у нему еще с сопливых детских лет. Тогда он был капитаном дворовой футбольной команды, а теперь – моей правой рукой.

Он смахнул с рукава темно-серого пиджака невидимую пылинку, полюбовался дорогими золотыми часами – конечно же, ролексами – на правом запястье и посмотрел на меня.

- Короче, уверен, что «духи» тут не причем. Им нахер это прямо сейчас не сдалось, других проблем выше крыши.

- Да хер их знает, у них мозги у всех давно отшиблены. Ты их логикой нормальных людей не меряй, - Виктор Аверин по прозвищу Авера побарабанил пальцами себе по лбу и откинул пониже спинку офисного кресла.

Он смотрелся чужим в этом просторном кабинете со столами из темного дуба, дорогими креслами и диванами, барным шкафом с ломящимися от алкоголя полками и огромным глобусом на ножке прямо посреди всего этого великолепия.

Дорогие костюмы Авера презирал, потешался над Капитаном из-за его страсти к пижонству, а сам носил всегда джинсы или треники и непременно с черной футболкой с коротким рукавом, чтобы клеить девчонок на выточенную в тренажёрке бицуху. Поверх черной футболки, конечно же, золотая цепь едва ли не с палец толщиной. Ювелиру пришлось тогда спаять две стандартных цепи вместе, чтобы получилось обхватить мощную шею Аверы.

Стоял теплый осенний день – разительный контраст с предыдущим. Я прямо с утра выдернул двух ближайших друзей в офис: ситуация не терпела отлагательств. Оба вчера пропустили ужин в моем доме: Капитан только ночью вернулся из Красноярска, куда летал, чтобы встретиться с нашими «партнерами», а Авера нужен был мне на другом концы Москвы.

Помимо личности потенциального заказчика нам нужно обсудить, что говорить людям, братве. Ведь не поймут, если мы решим отмолчаться. И если не ответим жёстко – тоже не поймут. Скажут, прогнулся Гром. Постарел. Потерял хватку. Скажут, можно попробовать задавить.

Потому и была моя проблема их общей проблемой.

Да и пацана, в общем-то, они все любили. Капитан крестил его пару лет назад, когда пошла такая мода. Кроме меня, ни у кого из ближайшего круга детей не было. По множеству причин, но основная – как обеспечить им безопасность.

Вот и выходило, что никак. Жизнь в очередной раз наглядно все продемонстрировала. Впрочем, и я ничего не планировал, жениться не собирался, детей заводить – тоже. Гордей у меня оказался случайно. Вернее, сама ситуация была режиссирована моей сукой-бывшей. А мне в ней был отведена роль пассивного зрителя.

- Ну и кто тогда? Эти не могут, те не могут. Кто пацана-то вчера волочил и навечно прилег у меня перед парадной дверью на участке? – положив на стол перед собой локти, я соединил пальцы на руках, образовав треугольник. Я посмотрел через него по очереди на Капитану и Аверу: словно через прицел.

После вчерашнего я был небрит, рано утром явился к ментам с щетиной и похмельем, которое не сняли ни рассол, ни кофе. Кобура с пистолетом лежала у меня на столе под рукой, и время от времени я принимался раскручивать ее как волчок. Дурацкая привычка, о которой давно пора избавиться.

- А твоя чокнутая бывшая не могла? Она ж вроде как пыталась с пацаном мосты наладить, - Капитан, запрокинув голову, крутился на кресле.

- Алена-то? – я фыркнул. – Ну, она сука, конечно, но не тупая. Че бы она потом с пацаном делала? Вывезла бы в Финку в багажнике? Да и какие там мосты... Звонила ему пару раз и все.

- Сука, - резюмировал Авера.

- Да кто этих баб разберет. Может, вдали от Родины мозги совсем набекрень пошли, - Капитан пожал плечами.

- Мозги у нее набекрень пошли, еще когда сына сплавила тетке под Новгород, - отрезал я, нахмурившись.

Эту историю я ненавидел вспоминать.

- Ну тогда хер вообще знает, - вновь повторил Авера, нарушая повисшую тишину. – Давай потрещим с пацанами, может, кто что слышал, видел.

- Ты Гордея никуда не думаешь отправить? – Капитан выпрямился в офисном стуле и уперся локтями в колени, пристально глядя на меня.

- Хочу, - я кивнул. – Только не придумал пока, куда. За кордон стремно, а куда-то поблизости – свеч не стоит.

- Слу-у-ушай, - протянул Авера. – А ты девку эту проверил? Что за якудза, которая от братков ноги унесла? А то, может, она с ними заодно.

- Надо ее проверить, - я кивнул. Друг угадал мои ночные мысли. – Ее мой Иваныч знает вроде с пеленок. Дочка армейского друга или типа того. С виду ничего такая, обычная. С ментами вчера особенно не любезничала. Не знаю, брешет или нет, но говорит, что не помнит, кто открыл пальбу.

Капитан многозначительно усмехнулся.

- Не, ну я, конечно, сам справки наведу. Вдруг они тебе все это специально лепят, - Авера задумчиво погладил подбородок.

Глава 5.1 Маша

Ночью я почти не спала. Вертелась на узком матрасе, пытаясь улечься поудобнее, чтобы не чувствовать боль в отбитых ребрах. Мама постелила мне на матрасе прямо на полу в небольшой комнатке, в которой жила сама. Я проворочалась до самого утра, лишь время от времени впадая в дрему, но постоянно вздрагивая и просыпаясь. Наверное, сказалось все вместе: и нервы от пережитого нападения, и нервы от допроса, и злость на Громова, который намекнул, что я утаиваю что-то, и деньги могут сделать меня чуть разговорчивее. Да что там намекнул!

Прямо в лицом не сказал!

Да пошел он в жопу!

Мне очень хотелось ответить ему что-нибудь из серии «По себе людей не судят», но тогда мать лишилась бы работы, мне бы не заплатили ни рубля за два этих дня, и не знаю, как бы мы тогда выживали. Поэтому, конечно, я промолчала, проглотив все колкости и ругательства.

Утром же я с трудом вытолкала маму на ее заслуженный выходной, который случался у нее раз в месяц. Я знаю, как сильно она ждала встречу со своей старой подругой, которая будет в Москве лишь проездом в первой половине дне, и поэтому усиленно изображала, что со мной все в порядке, чтобы хоть немного успокоить маму. Нехотя она все же согласилась ненадолго оставить меня в особняке, пообещав, что вернется почти сразу после обеда, и нигде не будет задерживаться. Я же пообещала ей, что дождусь ее, мы вместе поужинаем и только после этого я отправлюсь домой.

Ну, хоть так.

Пусть мама немного отдохнет, она тоже вся за меня испереживалась, бедная. Перед уходом она принесла мне завтрак прямо в комнатушку, и поэтому я не высовывала из нее носа все утро. Я думала о том, в какое дерьмо умудрилась вляпаться. Снова. Очевидно, что вчера я вообще ничего не соображала, когда бросилась спасать незнакомого мне ребенка. Теперь же, выспавшись и отдохнув, я начала потихоньку представлять масштаб моих проблем.

Во-первых, я влезла в чужие дела. В дела, о которых я ничего не знаю. Я помешала чьему-то плану похищения, и вряд ли эти люди хотели выкрасть Гордея, чтобы отвезти его потом в Диснейленд.

Во-вторых, я привлекла к себе кучу ненужного внимания. Я попала на радар к ментам и к бандиту одновременно. Бинго, Маша, молодец. Какая же ты умница.

В-третьих, неизвестно, как это все на меня отразится. Надеяться, что люди, которые организовали похищение Гордея, не узнают мое имя – просто смешно и глупо. Нужно быть последней дурой, чтобы так думать, а я ею не было, хотя и влезла вчера добровольно в чужие бандитские разборки.

Мое имя везде засвечено, как и мой паспорт, и мой адрес, и вообще все.

И с этим надо что-то делать. Кроме меня самой мне никто не поможет. Идти на поклон к Громову – унизительно. И я пообещала себе держаться от него подальше, и я намерена это желание исполнить. Идти обо всем рассказывать ментам – еще хуже. Тогда я точно буду обречена. Остается дядя Саша. Помог же он матери с работой. И, кроме того, он начальник охраны Грома. Может, и мне с охраной поможет...

Ха-ха. Господи, Маша, ну почему тебе не сиделось на жопе ровно в тех кустах, нахрена ты из них выскочила и начала строить из себя героиню.

За такими невеселыми размышлениями я и провела половину утра. Я бы и дальше там сидела, но очень захотелось чая, так что пришлось надеть черные брюки и водолазку, в которых я приехала, и, крадучись, выйти в коридор.

Огромный дом встретил меня тишиной. Он показался мне совсем неживым и заброшенным. Я медленно шла по длинному коридору, ведя рукой по прохладной, выкрашенной в светло-бежевый цвет стене. На кухне я застала кухарку Оксану Федоровну. Накануне вечером я видела ее лишь мельком, но мама мне рассказывала почти обо всех, с кем она работала, и повариха Оксана не стала исключением.

Завидев меня, эта немолодая женщина лет пятидесяти пяти всплеснула руками, выключила в раковине воду и принялась поспешно вытирать мокрые ладони о серый фартук. Надо признаться, я была слегка удивлена, когда мама впервые упомянула возраст Оксаны Федоровны и сказала, что она была даже старше ее! Мне почему-то казалось, что в доме бандита на кухне должен работать какой-нибудь изысканный обрусевший француз или итальянец, чтобы подавать к столу блюда с диковинными названиями – фуа-гра там, папарделле.

- Деточка, ты как себя чувствуешь? – Оксана Федоровна подошла ко мне.

Ее слегка полное, круглое лицо лучилось сочувствием.

Как и все остальные в особняке, она носила строгую форменную одежду серого цвета – платье с длинными рукавами длиной до колена. На поясе и груди у нее был завязан фартук, а волосы на затылке стянуты в тугой узел и убраны под ажурную резинку.

- Хочешь чего-нибудь? – спросила она прежде, чем я ответила на первый вопрос.

- Да я нормально, - я неловко пожала плечами, смутившись.

Я как-то не привыкла, чтобы обо мне беспокоился кто-то, кроме мамы.

- Все в порядке уже, - намного бодрее соврала я и покивала для убедительности. – Чаю захотелось, вот я и вышла...

- Ой, горе-то какое вчера приключилось, - невпопад запричитала она, а потом осеклась, услышав про чай. – Ну конечно, давай тебе чайку заварим. Может, с ромашкой для спокойствия? Есть черный, зеленый, с фруктами, с ягодами? Мед будешь? Есть с сотами прямо из банки...

Предлагая, она подошла к огромным шкафчикам, висящим вдоль длинной стены, и принялась вытаскивать оттуда одинаковые стеклянные банки, доверху набитые заваркой. Я с трудом подавила желание открыть рот и молча пялилась на них, как на диковинку. Дома я пила самый обыкновенный черный чай, дешевый и больше похожий на шелуху, чем на сухие листочки. Еще и заварку использовала до победного, пока совсем не станет безвкусной и жидкой.

Глава 5.2. Маша

***

Я не сразу его заметила и немного ругала себя, хоть и сидела к двери спиной, так что даже физически не могла никак его увидеть. Но мне было почему-то неприятно, что я так отвлеклась и забылась. Все же не у себя дома на кухне с подружками болтаю!

Надо же, имя мамы моей знает! Ну, хоть не называет ее «этой». У меня для него стандарты были невысокими. Уж после Бражника…

Так. Тихо, Маша, тихо. Нечего приплетать Бражника теперь каждый раз. Понятно, что пробудились совсем ненужные воспоминания, но самое время запихнуть их обратно подальше, на задворки памяти.

Громов прислонился плечом к дверному косяку, слегка на него навалившись, и я загляделась против воли. Он провел ладонью по подбородку с однодневной щетиной и улыбнулся в ответ на какой-то вопрос Гордея. Я сглотнула и облизала языком сухие губы.

Был он вполне симпатичным мужиком, если уж не лукавить и говорить начистоту. Расслабленный, холеный, уверенный в себе. Такой тип уверенности, когда привык, что тебе открываются любые двери, что все тебя слушают и делают в точности, как ты приказал. Конечно, это было очень притягательно. На уровне животных инстинктов, когда ты просто тянешься к тому, кто сильнее...

- Ты как после вчерашнего? – спросил Громов у меня, когда Гордей, у которого иссяк поток новостей, ненадолго замолчал.

Я мысленно вскинула брови. Ну, ничего себе!

- Нормально, - пожала плечами. – Спасибо, - добавила из принужденной вежливости.

От него, похоже, это не укрылось. Во всяком случае никак иначе я его кривую усмешку истолковать не могу.

Где-то поблизости хлопнула входная дверь, и уже спустя секунду из коридора донесся голос мамы.

- Машенька, Машенька, ты представляешь, - она, очевидно, думала, что находится одна в этой половине дома. – Электрички все в сторону Москвы отменили, - тут мама, судя по скрипу двери, заглянула в свою комнату и не нашла меня там.

- Маша, Маша! – забеспокоилась и позвала меня уже громче.

Я заспешила к двери, чтобы показать ей, что я на кухне, но первым мама увидела Громова.

- Ой, Кирилл Олегович, я не знала, что вы здесь. Простите!

И за что она извиняется, интересно мне знать? За то, что искала родную дочь?

- Мам, я тут, - я протиснулась в коридор мимо Громова и Гордея и махнула ей рукой.

Она уже разулась и повесила на вешалку свое пальто, и убрала в шкаф платок.

- Электрички отменили, доченька, - повторила мама расстроенным, извиняющимся голосом, словно это она отвечала за наши железные дороги. – На станции объявление дали, какая-то авария на путях. Из Москвы идут, а туда нет. Говорят, завтра только к полудню починят.

Я почувствовала, что где-то в затылке зарождается головная боль. Прекрасно, просто прекрасно. И как мне теперь добираться до дома? А на работу я завтра как пойду? Господи, как же я ненавижу это все! Глаза мгновенно наполнились слезами... Какой я стала плаксивой... Спишу все на стресс из-за происходящего.

Что мне теперь делать?..

Бомбилу ловить – я разорюсь. Спущу все, что заработала на выходных, и еще сверху придется накинуть. Да и вообще садиться к незнакомым мужикам в машины я зареклась уже давно. Спасибо, в том числе, Громову. Ну, не конкретно ему, может, но тем, кем он является. Бандитам. Чего только с людьми на дорогах они не вытворяют...

- … подвезем Машу?

Из-за раздражения и нахлынувшей головной боли я слегка выпала из беседы, а пришла в себе, услышав свое имя, произнесенное Гордеем. Он снизу вверх заглядывал отцу в глаза.

- Мы же все равно в школу поедем, - добавил мальчик.

- Сначала нужно спросить об этом Машу, - мне показалось, или в голосе Громова прозвучала откровенная насмешка?

- О чем? Я все прослушала, - пришлось сознаться.

Но Гордей, кажется, ничуть не расстроился.

- Ты можешь завтра доехать с нами с утра! У меня школа с восьми, мы рано всегда выезжаем, - повторил он с прежним энтузиазмом.

У меня было очень нехорошее подозрение, кого он имел в виду под «мы». Но выбора у меня не было, если электрички обещают починить только к обеду. А так будет шанс прийти на работу с небольшим опозданием. Это лучше, чем прогул! Уволить могут и за меньшее. А мне нужна эта работа как воздух. Если меня уволят, жить будет не на что и негде... Не смогу оплачивать даже свою жалкую комнатушку в коммуналке. Не переезжать же мне к маме на шею, она и так меня тянула столько лет... Тянула и терпела, и сейчас вынуждена работать на чужого человека, потому что я с трудом себе одной на еду зарабатываю, что уж говорить о нас обеих...

- Было бы здорово, - негромко ответила я и улыбнулась мальчику. – Спасибо большое.

Может, пацан все-таки Грому не родной? Такие разные по внешности и по характеру...

Выскользнув из кухни, я отправилась бродить по участку в поисках дяди Саши. Здоровенный мужик возле входной двери, которого Гордей назвал «дядей Сережей», сказал мне, что Иваныч пошел в пристройку у ворот. Снаружи накрапывал мелкий дождик и, поежившись, я обхватила себя за плечи руками. Нужно было захватить плащ, в одной тонкой водолазке я мгновенно замерзла.

Глава 6.1 Гром

На середине пути от кухни до просторного холла на первом этаже Гордей созрел до выводов.

- Пап, - я почувствовал осторожное прикосновение его ладони к своей руке. – А это ничего, что я Маше предложил подвезти ее, не спросив тебя?

- Чего.

Сын приуныл, насупившись. Подбросить девку до метро мне ничего не стоило, тем более она мне вроде как сына спасла. Вроде как. Пока пацаны ничего другого не выяснили. В общем, был здесь сугубо воспитательный момент с Гордеем. Чтобы думал, а потом уже говорил.

- А ты против?

- Ты должен был сначала спросить меня. Я еще не решил, может, ты вообще в школу не пойдешь, дома пока посидишь.

- Ну пап!

Тут я, конечно, лукавил. В школу под усиленной охраной я его завтра отправлю. Там и своя охрана есть, и учителя присмотрят. Не зря же я столько бабок каждый месяц отваливаю. Не хочу, чтобы он один по дому шастал. Где-то есть крыса, которую я пока не нашел. И пока я эту крысу не убью, Гордея я могу доверить лишь паре человек.

Завтра много кого нужно увидеть из братвы. Таскать с собой пацана, чтобы он видел всю эту грязь, я не буду. И в офис новый нужно. Дела по заводу решать.

- Не «нукай». Просто нужно сперва думать, а потом языком трепать. Чтобы не прослыть треплом. Потом не отмоешься.

- Я не трепло! – Гордей аж подпрыгнул от возмущения.

Я, хмыкнув, покосился на него, но ничего больше не сказал. Мы как раз дошли до холла, откуда уходили двери в другие комнаты и лестница на второй этаж.

- Пап, я понял. Прости, - сын вздохнул и подул на челку, чтобы не падала в глаза. – В следующий раз сначала спрошу!

Ага. Ну-ну.

Воспитатель из меня всегда был херовый, откровенно говоря. И за два года, которые Гордей прожил со мной, я лучше не стал. Вот точно нужно было сказать пацану что-нибудь еще на эту тему, закрепить воспитательный результат. Не зря же матери по сто раз обычно повторяют все?..

Но я только кивнул и сказал:

- Вечером дядя Паша приедет. В тире постреляем.

Лицо пацана засияло похлеще новогодних гирлянд на елке.

- Боевыми?! – спросил он, едва не захлебнувшись от восторга.

Ну, можно и боевыми. Я кивнул.

- В бассейн хочешь со мной?

Гордей закивал так быстро, что того и гляди, оторвется голова.

- Я мигом! – крикнул он уже с середины лестницы. – Только за шортами сгоняю!

Да я просто отец года сегодня. Как затирала мне когда-то мать Гордея Алена, начитавшись какой-то психологической лабуды, – качественно провожу время с сыном! Ну, может оно и к лучшему. Растет как сорняк между школой и домом, я его только по вечерам обычно и вижу. Если вижу.

Эх, какая же ты все-таки сука, Алена. Жаль, в твоих умных книжках не писали, что нельзя бросать своих детей, чтобы присесть сверху другие мужские штаны.

Я сцепил зубы, чувствуя, что зверею. Каждый, каждый чертов раз, когда вспоминал про бывшую. Ни одна баба до такого бешенства меня не доводила, как эта сука. Мало того, что она обманула меня и родила Гордея, чтобы привязать меня к себе ребенком. Так она еще и сплавила его тетке, когда ничего не получилось... Просто эталонная дрянь, отличный образец в палату мер и весов.

На цокольный этаж по лестнице я буквально слетел, разбросал по полу возле бассейна шмотки и нырнул с головой прямо в трусах.

Сын, вон, зато аккуратист. За плавками пошел.

Вода, хоть и теплая, но голову слегка остудила. Поэтому к приходу Гордея я почти успокоился, и красные точки перед глазами прыгать перестали. Он не хуже меня сиганул в бассейн с разбега и ушел под воду, подняв столб брызг.

Остаток дня, плавно перешедшего в вечер, прошел тихо и мирно. Какой же я мудак был, что не очень ценил. Последний тихий вечер перед тем, что случилось потом.

Как и обещался, к ужину приехал Капитан, он же дядя Паша для Гордея. Привез с собой шашлык и лепешки, хотя жратвы в доме навалом было. Но после бассейна мясо зашло на ура. К огромной радости и визгу Гордея после ужина мы постреляли в тире боевыми. Я и сам неплохо разрядился, всадив три обоймы подряд в голову мишени. Как-то внутри стало поспокойнее.

Зря.

От усталости Гордей вырубился прямо в перерыве между подходами, прислонившись к Капитану сидя на диване. Тот оттащил крестничка – сам вызвался! – в спальню и уложил в кровать, а потом мы с ним у меня в кабинете открыли и прикончили очередную бутылку дорогущего пойла. Может, за сына я переживал куда сильнее, чем думал – не помню, когда я столько выжирал в последний раз. Да и вообще пил два дня подряд.

- А девку-ту эту Авера пробил, - сказал мне Капитан, развалившись в кресле и поигрывая стаканом виски в руке. – В целом, ни тебе, ни ментам про себя не соврала. Живет в какой-то халупе со старой бабкой и студенткой. Пашет в НИИ. Но телка не простая оказалась. Она с Лехой Бражниковым шашни крутила. Потом разбежались они, а аккурат спустя полгода его и замочили.

- Да ладно! Это с Бражником что ли? Который с катушек слетел?

Охереть. Я по-настоящему удивился. С первого взгляда девчонка никак не производила впечатление настолько отмороженной, чтобы спутаться с таким конченым дебилом.

Глава 6.2. Гром

***

Интересно. Как там говорят? На ловца и зверь бежит. Хотя я не собирался ее ловить.

- Да че ты, оставайся, - я заметил, как она пятится спиной к выходу, и махнул рукой.

Она пожала плечами, явно колеблясь, но потом полезла в карман брюк и достала пачку сигарет, из которой вытряхнула последнюю. Лицо у нее при этом было такое расстроенное, словно это была в принципе последняя сигарета на земле. Я хмыкнул, и она с раздражением покосилась на меня. Я развеселился еще сильнее. Двадцатипятилетняя писюха бросает в мою сторону осуждающие взгляды, ты посмотри!

- Хочешь? – я протянул ей свою пачку, но она мотнула головой и прикусила губу.

Гордячка.

Девка прикурила от спички, и я тоже затянулся. Пока горел огонек, я успел разглядеть ее нелепый наряд: темные брюки и какая-то темная хламида, наброшенная на плечи вместо нормальной куртки. Стоя недалеко от меня, она куталась в эту тряпку так, как будто та могла ее защитить.

Я с интересом вглядывался в ее лицо, все думая, как нормальная с виду девка могла вляпаться в Леху Бражника, и что в ней привлекло этого психа?

- Че сигарету не взяла?

- Мне не нужно чужое.

Я присвистнул про себя. Как мы заговорили! Еще вчера под стол пешком ходила, а уже дерзит.

- Лучше каждую копейку экономить и одну пачку на месяц растягивать? – я зло прищурился.

Не нужно быть особо умным, чтобы посчитать, сколько девчонка могла себе позволить на свою нищенскую зарплату в каком-то сраном НИИ. Да весь ее затрепанный вид кричал о том, что живет она бедно и во всем ужимается.

Черт.

Ну никак, никак не вязался этот образ с тем, что рассказал Капитан? Девка Лехи Бражника, пусть и бывшая, пусть и два года прошло, но сигареты поштучно экономит?.. Что за бред! Капитан точно ту Марию Виноградову проверял? Имя-то у нее самое обычное, таких девчонок пруд пруди. Может, совпадение и однофамилица?

Я был прав, мутная история и мутная девка.

- Зато честно, - она огрызнулась, задетая за живое.

Сверкнули темные глазища. Хм. Может что-то в ней и было. Интересно, на бывшего своего хахаля тоже так смотрела? Он-то за такое сразу по морде прописывал. Никогда этого отморозка не любил и старался не пересекаться. Вообще презираю насилие ради насилия, насилие ради удовольствия. Это надо быть на голову больным, чтобы мучить кого-то и наслаждаться этим.

Прямо как Бражник.

- Что поделать, если у нас в стране за науку платят жалкие копейки, - она вскинула голову, тряхнув косой. – Пока другие деньги лопатой гребут. Или воруют.

Или убивают, закончил за нее я. А лучше – и то, и другое. Ух. Языкастая. Святая невинность... Быстро про дружка своего бывшего забыла, да?

- Это оправдание для тупых и ленивых, - я пожал плечами, уже откровенно подначивая девчонку, которая втянулась в спор не на шутку, все сильнее распаляясь. – Мало платят – найди, где можно заработать больше. Возьми и сделай. А то сидеть на жопе ровно все горазды. И ныть. А как лапками пошевелить – так не могут.

Она, кажется, едва не задохнулась от возмущения. Набрала в рот воздуха и стояла, надувшись. Только быстро-быстро моргала огромными глазищами.

- Не все готовы продавать себя и свою совесть ради бабла, - процедила высокомерно, поджав губы. – Идти против принципов. Нарушать закон, в конце концов.

Закон! Ей самой от себя не смешно, интересно? За десять лет страна уже забыла, что значит это слово.

Ух. Громов, Громов, ну взрослый уже мужик, что пристал к писюхе малолетней. Она, может, и не в себе мальца.

Однако этот спор меня взбодрил, прогнав хандру. На душе больше не лежала эта тягостная муть, сосущая из меня силы. Да и забавно было наблюдать за встрепанной, разозленной девчонкой.

- Да, лучше наматывать на кулак сопли и поносить тех, кто извернулся, но заработал, - покладисто кивнул я, и Маша обожгла меня очередным уязвленным, злющим взглядом. – А потом кормиться с их руки.

- Каждый должен иметь право на достойную жизнь! И чтобы ради нее не приходилось унижаться или работать на трех работах.

Ого, какие у нас принципы, ты погляди. Давно ли? А когда раньше с отмороженным бандюганом спала, тоже такие принципы были? Я бы мог спросить, но не стал. Слишком низко и подло, а даже у меня есть совесть. И понятия. И принципы.

- А если так, как вы думать, то у нас в стране не останется ни учителей, ни врачей, ни строителей, ни ученых, никого! Все пойдут в бандиты или в рэкет, бабки зарабатывать! – выкрикнула сердито девчонка и прикусила губу, переводя дыхание.

Ее голос звенел от эмоций, и подрагивала зажатая между пальцев сигарета. Кажется, кое-кто слишком близко к сердцу принял мои подначки. Я бы устыдился, если бы стыд был мне знаком. Вместо этого лишь поморщился с досадой и, запрокинув голову, с чувством выдохнул дым.

Взвинченная, с горящими от праведного гнева огромными глазищами на пол лица, девчонка меня хорошенько встряхнула. Такую отповедь в последний раз я получал, наверное, еще в восьмом классе школы от завуча. Откуда ты вообще взялась в нашем мире, Маша? И как же ты со своей хорошенькой, незамутненной головкой и принципами связалась с Лехой Бражником?

Глава 7.1. Маша

Половину ночи и все утро я провела, костеря себя за излишнюю болтливость накануне вечером. Тогда я разозлилась, а теперь жалела, что заговорила с Громовым и потом еще повелась на его подначки. Он развел меня как пятилетку, и я несла всю эту пафосную чушь про несправедливость, неравенство и бедственное положение врачей и учителей.

Конечно, все мои слова были правдой, но перед кем я распиналась? Он лишь хотел поддеть меня, вывести на эмоции, и ему это удалось. Я повелась как последняя дура и вещала, словно подросток, начитавшийся романтической лабуды в переходном возрасте.

Еще я переживала, что могла нагрубить ему, и теперь он отыграется на маме. Или на мне. Просто дура. На пустом месте создала себе кучу проблем, а ведь мне их и так хватает! Но самое страшное заключалось в том, что мужик он был притягательный. И мне нравилось на него смотреть.

Почти два года назад, когда я сбежала от своего бывшего, я поклялась себе, что больше никаких бандитов в моей жизни не будет. Не будет даже намека на криминал или темное, мутное прошлое. Лучше я умру в одиночестве, чем еще раз добровольно шагну в этот ад.

Я еле унесла тогда ноги, и не могу сказать, что осталась целой и невредимой. Какая-то часть меня умерла за время отношений, и уже никогда я не буду прежней. Вот так. Время, проведённое с тем человеком, перевернуло мою жизнь. Почти разрушило ее. Я очень дорого заплатила за свою мнимую свободу. Шрамы остались не только на теле, но и на сердце... они никогда не исчезнут.

А от Громова криминалом веяло за километр. Поэтому я даже лишний раз смотреть в его сторону не буду, каким бы притягательным мужиком он ни был. Да и наверняка он не один, должна быть поблизости женщина. Мать Гордея, да кто-угодно! Я немного жалела теперь, что рассказы мамы о семье ее работодателя я обычно пропускала мимо ушей. Может, она мне и говорила что-то насчет жены Грома, но я прослушала.

Утром дядя Саша лично передал мне конверт с деньгами в оплату моей работы в тот злополучный вечер. Что ж. По крайней мере, Громов, даже если он и разозлился за мои ночные бредни, решил не лишать меня этих «копеек». Для него – действительно копейки, для меня же... Смогу прожить на них месяца три, а то и четыре! Смотря как экономить.

После этого мое настроение чуть улучшилось. Я переживала и за себя, и за маму, а теперь надеялась, что раз вечерний разговор не имел никаких последствий лично для меня, то и маму он не затронет. Но впредь в присутствии Громова я буду держать рот на замке. Хотя едва ли мы с ним еще увидимся, поэтому мне нужно помалкивать только во время поездки в машине, и все.

Впрочем, перехватив во дворе перед домом его равнодушный, тусклый взгляд, я поняла, что мне и стараться особо не придется. Громов не казался человеком, сгорающим от желания продолжить вечерний разговор. Может, у него тоже выдалась бессонная ночь и тяжёлое утро? Да и болтливый Гордей с лихвой закрывал отцу потребность в собеседнике, если она у него вообще была.

Поэтому оказавшись внутри машины, я устроилась у окна и попыталась не очень откровенно таращиться по сторонам, разглядывая кожаный салон и всякие навороты, которые нельзя было встретить в машинах попроще.

Когда-то в другой жизни мой бывший катал меня на тачке с кожаными сиденьями. Прошло всего два года, а казалось, что целая вечность. Какой же я была наивной, влюбленной дурой! Смотрела ему в рот и верила каждому слову. Еще и убеждала маму, что Бражник не такой, как все, что он лучше своих друзей! Что он меня любит. Что же. У всего есть последствия. Я дорого заплатила за свою глупость.

Погруженная в свои мысли, я вполуха прислушивалась к болтовне Гордея и отвечала на его редкие вопросы. Хороший такой мальчишка. Вот бы он вырос не похожим на отца. Вот бы у него была другая судьба.

А потом раздался этот ужасный визг и скрип тормозов, машину тряхнуло несколько раз, и мы перевернулись, вылетев в кювет. Я орала от страха, а но перед самым падением ненадолго лишилась сознания – к счастью! Говорят, что в такие моменты вся жизнь проносится перед глазами – думаю, люди врут. Я не увидела ничего: ни лица мамы, ни себя в детстве. Ничего, кроме ужаса и испуга, и серого асфальта, по которому мы петляли. Когда машина подпрыгнула, и земля с небом поменялись местами, я ударилась обо что-то головой – это меня и вырубило.

Очнулась я, когда почувствовала, как кто-то меня трясет: я не знала этого мужчину. Наверное, один из охранников Громова. Язык заплетался, я с трудом могла сфокусировать взгляд – перед глазами все плыло. Я чувствовала, как по щеке и виску струится кровь из раны на голове, а я вся присыпана осколками разбившегося бокового стекла. Повсюду жутко воняло бензином, и это напугало меня сильнее всего. Даже от вида собственной крови я не испытала такого ужаса, как от мысли, что машина может загореться или взорваться, и я вместе с ней.

- Эй, эй, идти можешь? – охранник стиснул меня за плечи и встряхнул, заставляя сосредоточиться. – Руки-ноги целы?

Я кое-как повернула голову в сторону: ни Гордея, ни самого Громова в покорёженном салоне с разбитыми стеклами уже не было. Хотя бы мальчишка был цел! Уж он точно ничем не заслужил такой ужас. Я облизала пересохшие губы и попыталась сделать то, что говорил охранник: пошевелить руками и ногами.

В этот момент прозвучали выстрелы. Автоматная очередь. Я хотела закричать, но не смогла: голос меня не слушался.

- Вылезай, живо! – рявкнул охранник и принялся вытаскивать меня из машины через дыру на месте стекла. От удара о землю боковая дверь деформировалась и сдвинулась в сторону, мешая мне протиснуться.