Двести сорок девятый год от Призвания Водмора.
Каминный зал Солнечного храма встречал молодого князя Рагоста гулкой, звенящей тишиной. Здесь всё хранило следы прошедшего торжества: тяжёлые дубовые столы ещё покрывали крохи хлеба и пятна медовухи, угасшие свечи источали воск, а в углах лежали забытые кубки, оставленные слишком пьяными воинами. Но сейчас в зале царило странное спокойствие, словно сама усадьба затихла в ожидании чего-то важного.
Рагост вошёл, не сбавляя шага, его сапоги гулко стучали по каменному полу. Лицо князя выражало смесь усталости и триумфа. Ещё несколько часов назад он стоял среди своих дружинников на поле боя, усыпанном телами павших. Братская междоусобица завершилась победой. Два его старших брата, Гарун и Гело, лежали мёртвыми в земле, их знамена валялись в грязи, а их мечи теперь украшали пояс его лучших воинов. Рагост вышел победителем из войны, в которой, казалось, никто не мог победить.
Его походка, уверенная и властная, выдавала внутренний огонь, который до сих пор горел в нём после битвы. Он подошёл к центральному столу, небрежно кинул на стул окровавленный плащ и уселся прямо на массивный дубовый стол. Это было его место, его зал, его победа. Теперь никто не мог оспорить, что он — единственный наследник и полновластный правитель.
На столе стояла глиняная кружка с медовухой. Рагост взял её, сделал долгий, глубокий глоток. Напиток оказался терпким, сладким, чуть обжигающим. Он напоминал ему о домашнем тепле, о простых радостях, которых так не хватало во время войны. Пьянящая сладость медовухи смывала с его души тень, оставленную кровавой бойней. Он опустил кружку на стол, наслаждаясь моментом тишины, который казался бесконечным.
Но тишина была обманчивой. Рагост вдруг ощутил, как в воздухе что-то изменилось. Запах дыма из камина стал густым, почти осязаемым. Пламя, плясавшее на дровах, внезапно взвилось выше, языки огня начали вытягиваться, обретая странные, угрожающие очертания. Молодой князь нахмурился и поставил кружку на стол. Его рука инстинктивно потянулась к мечу, лежавшему рядом.
Камин был огромным, настолько, что в его глубинах могли встать люди в полный рост. И сейчас огонь в нём изменился. Он вспыхнул так ярко, что осветил весь зал, отбрасывая на стены длинные, призрачные тени. Жар заполнил помещение, но не обжигал, а давил на грудь, как тяжёлая волна.
И тут из глубины камина раздался голос. Это был не просто голос, это было само воплощение силы. Он звучал не человеческим — не мужским, не женским. Этот голос был эхом природы, звучал, как раскат грома, шёпот травы, шуршание ветра в густых лесах и плеск морских волн.
— Сын праха и крови, слышишь ли ты меня?
Голос проникал в каждую щель, в каждый уголок зала. Он не звучал громко, но каждое слово отдавалось в ушах, в сердце, в костях. Рагост замер. Его пальцы, стиснувшие рукоять меча, побелели от напряжения.
— Ты взял власть огнём и мечом, но слышишь ли, как дрожит земля под твоими ногами? Видишь ли, как тень ложится на твой путь? Ты славен, князь, но в славе твоей я вижу предвестие конца. Конца, который никто не сможет остановить. Даже ты.
Слова, казалось, били молотом по сердцу. Рагост хотел что-то сказать, но его горло перехватило. Он лишь смотрел в огонь, не отводя взгляда, и ощущал, как внутри разгорается странный, липкий страх.
— Слушай же, дитя времени. Придёт день, когда земля, на которой ты стоишь, отвернётся от неба. День, когда солнце падёт, а звёзды откажутся светить. И этот день наступит на третьи сутки после того, как твоя кровь остынет. Двое дней миру будет дано прощение, а на третий наступит тьма. Бесконечная. Всеобъемлющая.
Голос замолк, но пламя продолжало плясать, и его жар казался невыносимым. Рагост сидел неподвижно, его взгляд оставался устремлённым на огонь, но внутри него всё перевернулось.
— Что ты сделаешь, зная это? Попытаешься победить неизбежное? Или смиришься и пожнёшь плоды своей победы? Отвечай мне, Рагост. Но знай: ответа ждать не буду. Ты его уже дал.
В этот момент пламя вспыхнуло так ослепительно, что зал на мгновение утонул в ярком свете. Рагост зажмурился, его рука инстинктивно прикрыла глаза. Когда он снова взглянул в камин, пламя угасло. Остались только угли, светившиеся бледным, белым светом, словно последние капли ушедшего видения.
Рагост сидел неподвижно. Его рука всё ещё сжимала меч, а дыхание стало прерывистым, гулким. Он взял кружку с медовухой, но напиток теперь был безвкусным, как холодная вода. Казалось, вместе с исчезновением огня из мира ушла какая-то часть тепла, часть жизни.
Молодой князь медленно поднялся. На его лице не было видно ни страха, ни гнева, лишь холодная, безразличная решимость. Он не знал, что значит это пророчество, но одно он понял точно: покой, которого он так жаждал, ему не светит.
Двести семьдесят первый год от Призвания Водмора.
Ночь была как тёмная вуаль, скрывающая всё вокруг, но в Солнечном храме, этом гигантском сооружении из мрамора и камня, сквозь высокие окна пробивался только один луч — тусклый, как воспоминания о былом величии. Рагост сидел за огромным столом в каминном зале, с тяжёлым бокалом медовухи в руках. Веки его были опущены, а мысли — в смутном тумане, как дым, поднимающийся из того самого камина, который давно стал для него чем-то вроде оракула, выскользнувшего из мифов.
Двадцать два года. Двадцать два года тщетных поисков, тщетных надежд и невыразимого чувства предательства. Он пытался разгадать то проклятое предсказание, которое когда-то, в ту злополучную ночь, шептал таинственный голос, вихрящийся в огне. В тот момент, когда он был молод и полон надежд, когда его меч, а не пустые вопросы, казался решением всего. Тот голос в камине обещал ему судьбу и разрушение. Говорил, что мир поглотит тьма, что всё живое умрёт через два дня после его смерти. И Рагост, с его гордостью и бесстрашием, поверил в этот жестокий бред.
Он медленно осушил бокал и поставил его на стол. Огонь в камине мерцал, но не шевелился, словно тоже исчерпал всю свою силу. Рагост знал, что он не услышит того голоса. Уже не надеялся. Только если предсказание о тьме было правдой, тогда, может быть, он был не единственным, кто в конце концов падёт.
Голова его болела от бессонных ночей, скитаний в поисках, и от бесконечных разговоров с учёными, колдунами и пророками. Он обошёл все уголки Грумиса, но не нашёл ничего. Предсказание осталось пустой обузой на его сердце. Все, что он знал теперь, — это то, что тьма, как ядовитое дыхание, была всё ближе. Его братья мертвы, война окончена, а в его стране начинается новый кошмар — политическая распря, которую он сам породил. Все те, кто когда-то поддерживал его, теперь отвергали, считая его безрассудным, уставшим от власти и ответственности.
Он был готов к совету. Совет, на которое съедутся все Пригожие князья, те самые люди, которые должны были быть его союзниками. Князья, которых он сам когда-то вырастил, которым когда-то он дал власть. Теперь они жаждали отстранить его от трона, обвиняя его в ничем не оправданном правлении, в том, что он отвлёкся от обязанностей и не держал руку на пульсе. Он сидел тут, у огня, а они поедали страну, как звери, грызущие падаль.
Сквозь окна каминного зала пробивались слабые лучи, и Рагост не заметил, как в его разуме возникли всё те же мысли, что крутились двадцать два года назад, когда голос из камина сказал ему: «На третий день». На что эти два дня? Почему так? Почему он? И почему всё это так невыносимо затянулось?
Он встал, подошёл к камину, посмотрел на пламя. Оно было тем же, что и раньше — диким, упрямым, живым в своей неуправляемости. Он протянул руку к огню и почти почувствовал, как его пламя коснулось кожи, как тот голос снова пронзит пространство и время. Но ничего не случилось. Просто тьма. И зола, рассыпающаяся в воздухе.
— Тьма, — прошептал он. — Что мне с ней делать? И что делать с этим миром?
Но огонь молчал.
С самого утра следующего дня Рагост не мог найти себе места ни в объятиях своей вынужденной жены, ни в тишине возле толстых стволов вековых деревьев, что находились недалеко от Солнечного храма. Дайрон всегда говорил, что деревья в этой роще видели начало истории, поэтому они же увидят и ее конец. Чтобы не значили слова старого колдуна, нельзя к ним не прислушиваться, ведь все знают: кто волхву не поверит, тот быстро свою погибель встретит.
Важный был тот день. Очень важный.
Порк из древнего коренного в Грумисе рода Бадуровых потребовал созвать всекняжеский совет, чтобы обсудить детали сотрудничества княжеств друг с другом. Порку не нравится, что слишком часто в той истории, где Простор правил над всеми остальными княжествами случались внутренние войны, а так называемая столица никак на это не реагировала. По его мнению, сейчас необходимо решить раз и навсегда: либо они являются одним единым государством, либо каждый сам за себя и никакие подати княжества никому не будут платить. Конечно, все понимали, что это был лишь предлог созыва, а на самом деле Порк просто хотел занять трон Великого князя.
Рагост старался не думать о догадках и возможных последствиях, а наоборот, настраивать себя и свои мысли на то, что все приняли его власть, как нечто непоколебимое и неотвратимое. Мысль о том, что он не достоин править внушалась ему еще его отцом Светозаром Водморовым, который не позволил незаконнорожденному сыну носить свое родовое имя. После братской междуусобицы, в которой Рагост вышел победителем, эта мысль о несправедливости и недостойности начала постепенно улетучиваться из его головы.
Но дележка власти была не единственной проблемой, которую Порк видел в государстве. По его мнению, которое разделяли многие Пригожие князья, Рагост, захвативший власть братоубийством и осквернивший память всего своего рода, доказал, что незаконнорожденный не может управлять государством. Рагост был Великим князем уже целых двадцать два года и за это время ничего не сделал для других княжеств. Порк считает Рагоста недостойным правителем, ибо он заботился только о своем великом княжестве Просторском и о своем новообразованном роде. И это в то время, когда конунги с замерзших земель с острова Тэнгу безустанно пытаются оторвать себе кусок Грумиса, а ханы с диких земель впервые от призвания Водмора объединяются в единую орду, чтобы захватить весь материк.
Пригожие князья с радостью и предвкушением перемен слетались в Солнечный храм, как мухи на сладкое пирожное, от которого каждый из них хотел откусить кусок побольше, отчего Рагосту становилось не по себе. Последний раз такое столпотворение он видел, когда садился на трон своего отца. Но тогда было проще, ведь все вокруг просто радовались, что война, наконец, окончена. Сейчас же все иначе, ибо за это время князья успели обрасти не только морщинами и лишним весом, но и тысячами своих мыслей и мнений, половина из которых были пропитаны лицемерием и нарциссизмом.
Дубовые гладкие стулья, созданные целую сотню лет назад, держались молодцом под весом гиганта, коим являлся Васгот Колганов. Он был крепок, высок, мускулист, на глаз ему всегда давали не меньше семи пудов веса, а с мечом и в мехах так и все девять. Шрамы, украшавшие его лицо, уже окончательно изменили его облик. Конечно, по величественности боев Васгот не превосходит Порка Бадурова, который дал такой сильный отпор захватчикам с острова Тэнгу, что теперь жители замерзших земель даже не пытаются пробиться вглубь Грумиса. Но тем не менее Васгот тоже успел повоевать с монтороговцами с Тэнгу, да и в своем княжестве не однократно усмирял воиземов, которые пытались перетянуть одеяло власти на себя. Весть о битве с монтороговцами разлетелась очень быстро и с красочными выдуманными подробностями, когда на самом же деле то была не битва, а бойня, в которой войско Васгота было втрое больше, чем у противника.
Но никто из присутствующих не сомневался в воинственности и политической гибкости Васгота, ведь он возвысил свое княжество, как одно из самых слабых до второго по значимости в Грумисе. Возможно, что именно сегодня его княжество поднимется еще на одну ступень вверх.
Когда Великий князь вышел во внутренний двор, то он незамедлительно пригласил всех Пригожих князей в Зал советов. Ни минуты не желая оставаться в обществе своих неприятелей, Рагост снова пропал из вида и до сих пор не появился, поэтому Васгот решил, что положение нужно спасать, пока не началась поножовщина от нетерпения.
Шум в зале стоял невыносимый. Недовольный затейник сего собрания князь златогайский Порк Бадуров кричал громче всех о невежестве и неуважительном отношении Великого князя. Князь стрежский Мирослав Аргонов и князь огневский Морек Воналдов не только активно поддерживали все оскорбительные выкрики Порка, но и с пребольшим удовольствием добавляли их от себя. Князь высгорский Ветрон Перотов и князь шторгорский Сертон Гаянов были весьма сдержаны, но все равно время от времени выражали свое недовольство. Княжества этих двух господ располагались между дикими землями, которыми правят ханы и Просторским княжеством, поэтому Васгот хорошо понимал, что их сдержанность исходит от банального страха. Единственные князья, которые смиренно молчали, размышляя о своих собственных проблемах, это князь снежградский Рарок Эгоидов, князь белоградский Регат Хорков и князь хладоградский Онир Якусов. Васгот ожидал такого холодного отношения к государственным проблемам от повелителей снега и льда, потому что они находятся на северной границе, на которую постоянно нападают ярлы и конунги с острова Тэнгу. Им попросту некогда заниматься проблемами других княжеств.
— Добрые господа, — Васгот встал со своего стула, чтобы остальные князья его увидели. — Будем же терпеливы к хозяину, что радушно нас принял, ведь бывают такие ситуации, когда не все идет гладко. Может что-то случилось в организации пира.
— Мы здесь за другим собрались, князь Колганов, — ответил Порк.
— Конечно, — согласился Васгот. — Но если не будет пира с хмельным медом и голыми девками, то зачем вообще собираться на такие советы, а?
В Зале советов разразился громкий смех, сопровождающийся возгласами со всех сторон, которые либо дополняли шутку, либо убивали ее тонкость. Порк не смеялся.
— И все же, господин Васгот, — продолжил Порк, когда смех затих. — Впервые за двадцать лет все Пригожие князья собрались в одном месте. Более того, у многих семьи и приближенные к князьям люди тоже здесь. А Великого князя нет. Я не доверяю Рагосту, как и многие из здесь присутствующих, поэтому я хотел бы, чтобы он всегда был, как минимум на виду. Во избежание неприятностей.
— Я вас прекрасно понимаю, князь, — Васгот слегка поклонился. — Половина из великих родов Грумиса двадцать лет назад воевали против Рагоста, но другая половина воевала за него и все мы до сих пор в хороших отношениях. Хороший ли Рагост правитель? Это предстоит нам обсудить сегодня. Безумец ли он, который способен погубить друзей вместе с врагами? Я уверен, что это не так.
— Ваши слова, да Громояру в уши, — буркнул Порк и не стал дальше спорить.
Недовольства немного стихли, но это было лишь затишье перед бурей, потому что каждый присутствующий на этом совете князь считал себя выше других, а посему чувство собственного величия каждого из правителей возросло уже до небес.
Когда волна негодования снова пронеслась над Залом совещаний, то появился Рагост. Он не извинился за опоздание, не поприветствовал присутствующих, он вообще не сказал ни слова. Рагост молча вошел в зал и сел на свое место. За спиной Великого князя встали его главные советники, которые должны были, как бы это не было странно, советовать ему.
— Начнем, — в полной тишине от удивления сказал Рагост.
— Мы вас ждем уже долгое время, а вы даже не изволили извиниться? — раздраженно спросил Порк.
— Я Великий князь. Я не извиняюсь. Если задержался, значит так было нужно, — Рагост отвечал с высоко поднятой головой.
Васгот смотрел на Рагоста с недоумением и немного с сожалением.
— Ох не ту ты тактику выбрал, — очень тихо произнес Васгот. — Ох не ту...
— Только глупец и самозванец будет открыто кричать на каждом углу, что он Великий князь, — уже спокойно ответил Порк. — Настоящему Великому князю не нужно никому об этом напоминать. Но это не про вас, Рагост.
— Я так понимаю, что вы, князь Бадуров, уже списали меня со счетов? — Рагост ухмыльнулся.
Солнце уже заходило за горизонт, одаряя всех живых организмов своей последней на сегодня теплотой и любовью. Лилия, как никто другой любила закаты, ибо только в ночи раскрываются самые страшные тайны и совершаются самые славные подвиги. Только под покровном ночи гусляры воспевали прекрасных княгинь, а достойные мужи возлегали с прекрасными девами. Ночь дарила простор для фантазии.
Лилия сидела на крыше навеса над входом во внутренний двор усадьбы с города. Она смотрела на горизонт и злилась. Злилась на отца, который впервые в жизни выглядел испуганным из-за того, что изначально согласился с любыми обвинениями князей. Злилась на брата Орага, который не рассказывает ей ничего о том, что происходит в политике. Лилия всегда мечтала, что сама будет правительницей и воительницей. Она будет продолжать свой собственный род, а не род мужа. Но все были против этого, кроме сына кузнеца, который иногда давал ей уроки боя с оружием.
— Ну и людей набежало, — донесся голос снизу.
— А? — солнце ослепило ненадолго Лилию, отчего она не могла разобрать кто к ней подошел. — Тирус, ты это?
— Не угадала, — парень хихикнул.
— А, Орлан, — фыркнула Лилия и скривила недовольную гримасу. — Иди куда шел.
— Чего ты такая злюка вечно? — Орлан смотрел на юную прекрасную княжну и улыбался, как дурак.
— Ты мне не нравишься, — ответила Лилия. — Ты странный.
— Чем это я странный? Одна голова, две руки, две ноги, а посередине...
— Замолчи! — прикрикнула Лилия на парня. — Ведешь ты себя странно, а не выглядишь.
— Я веду себя, как волхв, — Орлан пожал плечами.
— Нет, не как волхв, — Лилия задумалась. — Вот Дайрон ведет себя как нормальный человек.
— Так он старый волхв, — Орлан махнул рукой. — У всех молодых волхвов есть что-то вроде мечты, а у старых волхвов остается только вера.
— С чего ты взял?
— Так Дайрон говорит, — Орлан снова пожал плечами. — Ну ладно, пойду я в общину, а-то ты опять сегодня какая-то злюка.
Лилия ничего не ответила, боясь, что любое ее слово может продолжить разговор и она будет вынуждена терпеть присутствие юного волхва еще какое-то время.
На самом деле Лилии всегда было интересно, как живут эти колдуны, особенно, как становятся такими, но неприязнь к Орлану была выше ее любопытства, а кроме странного паренька в общине волхвов не было больше ни детей, ни подростков с кем можно было бы познакомиться.
Лилия подумала, что можно в очередной раз поинтересоваться у Милоша, который еще ни разу толком не ответил ни на один ее вопрос. Делать все равно нечего, ждать отца еще неизвестно сколько, хоть так можно скоротать время.
Юная княжна слезла с навеса и направилась прямиком через внутренний двор на тренировочную арену, где Милош упражнялся в бою с оружием. Ораг тоже был там, но сидел в стороне, размышляя о грядущих битвах.
— Милош! — позвала его Лилия. — Милош! Подними руку выше, а то удар пропустишь!
— Чего? — Милош повернулся посмотреть кто его зовет и в этот момент со всего маху в его кудрявую голову прилетел удар щитом.
Милоша откинуло от удара на целых четыре аршина. Ораг увидел это и рассмеялся во все горло. Лилия побежала быстрее к брату, чтобы проверить его состояние. Милош потерял сознание.
— Брат, прости, — Лилия заплакала, заметив, что у Милоша рассечена бровь.
— Княже, как же так! — закричал Гурон, сын воеводы, что иногда тренировался с княжескими сыновьями.
Вопли, плачь и тысячи извинений посыпались в сторону Милоша, который никак не приходил в себя. Ни Лилия, ни Гурон не знали, что им сделать, чтобы все исправить. Ораг, увидев это жалкое зрелище, встал со своего места, развалистым неспешным шагом дошел до бочки с водой, набрал полный ковш воды и вылил его весь разом на лицо Милоша.
— Больно же как, — завопил Милош, когда пришел в себя от холодной воды. — И холодно.
— Привыкай, братец, — Ораг с прищуром посмотрел на брата. — Скоро всем нам будет и холодно, и голодно и очень сильно больно.
— О чем это ты? — услышав загадочные слова брата, Лилия забыла о Милоше. — Ты знаешь, что происходит на совете?
— Знаю, — грустно и злостно ответил Ораг. — Скоро оттуда выйдет отец и прикажет уезжать нам в Солнечный сад.
— Откуда ты это знаешь? — все не отставала Лилия.
Ораг ничего не ответил. Он обернулся в одну сторону, потом в другую, будто что-то или кого-то искал.
— Где Роза? — спросил он.
— С матушкой в роще у волхвов, — ответила Лилия.
— Бедная Роза… — грустно на выдохе сказал Ораг, когда возвращался на свое место, где сидел до веселого несчастного случая с Милошем. — Ей будет тяжелее всего привыкнуть к новой жизни в бегах.
— Да почему в бегах-то? — все никак не понимала своего брата Лилия.
— А где нам еще быть, когда отца захотят казнить? Воевать он не хочет, а значит добровольно встанет на колени и опустит голову на пень, чтобы ее лишиться.
Гул от множества голосов с внутреннего двора донесся до тренировочной арены. Толпа мужчин что-то обсуждала, хохотала и радовалась.
В служебной комнате Великого князя царил настоящий пожар, раздутый до невиданных размеров. Новость об изнасиловании Лилии дошла до него сразу после того, как Васгот вышел во внутренний двор проведать одинокую княжну и увидел непристойную для высокого рода картину.
Рагост хотел убить высгорского выродка, который посмел в его же доме надругаться над его дочерью, но его пламя было аккуратно погашено словами миротворца на этом совете. Васгот Колганов всеми возможными усилиями продолжал это делать.
— Послушай меня, Рагост, это наш шанс, — Васгот задумчиво погладил свою бороду. — Этой твой шанс на жизнь, на сохранение влияния и власти.
— Да плевать я хотел на власть и свою жизнь! — кричал Рагост. — Этот выродок надругался над моей дочерью. Я вырежу всю его семью прямо сейчас. Я прерву этот мерзкий род.
— Ветрон готов полностью поддержать тебя на совете только ради того, чтобы ты не ничего не делал и не говорил никому о случившемся, — Васгот отхлебнул вина из своего кубка. — Ветрон может убедить Порка в своем мнении, ибо за Ветроном точно пойдет Сертон, а за ним пойдет Морек и вот у нас уже равные силы в возможной войне. Порк не пойдет на такой риск и отступит.
Аливента, сидящая в дальнем углу комнаты, слушала разговор двух важнейших мужчин в ее жизни и не понимала, как такое вообще может происходить, когда страдает ее дочь, а эти мужчины никак на это не реагируют и просто разговаривают.
— Ушам своим поверить не могу, отец, — наконец, вмешалась в разговор Великая княгиня. — Ты предлагаешь ничего не делать? Ты хочешь, чтобы мы упали лицом в дерьмо, проглотили его и сказали за это спасибо?
— Ветрон предлагает вернуть вашему роду, вашим детям родовое имя Водморовых, — Васгот встал со стула, входя в кураж предлагаемых привилегий. — Вы понимаете, что это ваш шанс сохранить все, что у вас есть и даже больше? Рагост, сын мой неназванный, ты должен знать, что месть — это блюдо, которое подают холодным. Подожди пару годиков, сделай за это время все, чтобы завоевать доверие всех Пригожих князей и потом нанеси сокрушительный удар по Перотовым. А пока сохрани власть, сохрани жизнь, возьми отцовское родовое имя и возвеличь его еще сильнее. Больно за Лилию? Конечно, больно. Но нужно использовать эту боль себе во благо, а не добавлять к этой боли кучу другой.
Рагост молча слушал, надеясь услышать что-то, что заставит его усомниться в словах, но Васгот говорил все слишком складно и правильно, что закипающая кровь бурлила в его голове, добавляя еще больше боли. Он не мог понять, что ему делать, ведь любое его решение сочтут неправильным. Пойдет мстить — развяжет войну, но в глазах семьи он будет героем. Примет условия Ветрона — в глазах семьи он будет ничтожеством, зато получит второй шанс на правление.
— Я хочу поговорить с дочерью, — ответил Рагост.
— Не надо, — Васгот подошел к Рагосту и положил ему руку на плечо по-отцовски. — Она может спровоцировать принять тебя неправильное решение. Семья у тебя большая, пусть Аливента и Роза будут рядом.
— Что ты говоришь такое, отец, — Аливента встала со стула и медленно, немного даже испуганно подошла к Васготу. — Принять неправильное решение? Лилию изнасиловали прямо у нас под носом, а ты советуешь отцу не разговаривать с дочерью?!
— Аливента, дочь моя, я единственный в этой комнате, кто способен мыслить здраво, не поддаваясь чувствам и эмоциям.
— Я поговорю с ней, — повторил Рагост и сразу же направился к выходу, не давая больше Васготу ничего ответить.
Великий князь, терзаемый великими мыслями собственной вины, шел в покои дочери по темным холодным коридорам усадьбы. Каждый его шаг отзывался в его голове звонким неприятным звуком, напоминая ему, что мир не крутится вокруг него, вокруг власти или великокняжеского рода. Конечно, у него были причины все двадцать лет считать иначе, но сейчас в грубой жестокой форме ему показали, как он ошибался. Нет ничего ужасного в том, чтобы не войти в анналы истории, чтобы не изменить мир, а приспособиться жить в нем таком, какой он есть. Не надо держаться за власть, когда она вечно ускользает из твоих рук, когда весь мир говорит тебе, что эту свободолюбивую птицу ты в руках не удержишь, как не старайся.
Великий князь встал перед дверью, наклонив голову вниз. Он собирался с мыслями, потому что не знал, что сказать своей дочери. Что вообще можно сказать своей собственной дочери в такой ситуации? Отец должен и обязан защищать своих детей, а его дочь насильно обесчестили прямо в его же доме.
Рагост открыл дверь и увидел свернутый комочек нежности и боли, что лежал в кровати, чуть подрагивая от плача. Он зашел в комнату, сел на край кровати и прикоснулся к Лилии. Она вздрогнула от прикосновения, но не отодвинулась, принимая отцовскую ласку.
— Нежный мой цветочек, — по щеке Рагоста потекла слеза. — Что же он сделал с тобой, что такая живая и активная девочка как ты, теперь лежит и хнычет беспробудно...
Лилия больше никак не реагировала на присутствие отца. Она лишь дрожала и плакала.
— Я на распутье, душа моя. На одной дороге моя честь и злоба, которые требуют, чтобы я прямо сейчас казнил этого ублюдка, что посмел к тебе прикоснуться. На другой же дороге судьба всей нашей семьи, ибо за молчание о содеянном мне пообещали дать разрешение на родовое имя моего отца и оставить за мной титул Великого князя. Если пойду по первой дороге, то всю нашу семью ждут если не смерть от меча, то от голода в изгнании точно. А где бедность, там снова насилие. Если пойду по второй дороге, то до конца своих дней буду виноват перед тобой, что не проявил отцовской заботы и защиты.
— Ты сошел с ума, предлагать такие вещи, не посоветовавшись со мной? — Аливента была в бешенстве, когда узнала, что Рагост пообещал выдать замуж одну из их дочерей за какого-то дикаря с Тэнгу. — Кого ты хочешь туда отправить? Лилию, которая сейчас даже самым милым и преданным мужчинам не будет доверять? Или Розу, которая не переносит даже самого легкого вашего «мужского» запаха»?
— Аливента, успокойся, — Рагост сидел на стуле в служебной комнате и пил вино, наслаждаясь воспоминаниями о недавним совете, который явно закончился в его пользу. — Никого я не буду отправлять на Тэнгу. Я сейчас пообещал что-то иллюзорное за определенную помощь в настоящей войне. Как мы знаем, война штука опасная и, что не мало важно, убийственная. Они там друг друга очень хорошо проредят, а когда придут за платой, то я их просто добью. Я тоже больше не намерен видеть боль в глазах моих детей.
— Хорошо, — кивнула успокоившаяся Аливента. — Я не думала, что ты снова на такое способен.
— Впредь больше никогда не сомневайся в моих решениях, — Рагост пристально посмотрел в глаза жены. — Вся моя мягкотелость осталась ровно в том дне, когда меня заботило только неведомое будущее. Я не позволю женщине повышать на меня голос.
— Прости, мой суровый великий муж, — Аливента ехидно улыбнулась. — Я просто очень боюсь за наших детей, но безумно рада, что ты, наконец, забыл эти бредни про чудищ и предсказания от огня.
— Бредни? — Рагост поднял глаза на Аливенту и немного испуганно на нее посмотрел. — Я двадцать лет жил этими бреднями, изучал их, находил множество подтвержденных фактов, что я прав. Это совсем не бредни, а настоящая суровая реальность.
— К чему тогда все эти слова, что ты хочешь управлять государством? — Аливента снова начинала злиться. Она устала от ничем не подтвержденных россказней о какой-то великой угрозе.
— Я хочу управлять государством, чтобы его подготовить к тому, что его ждет, — ответил Рагост. — Люди должны понимать, чем им всем грозит моя погибель. Они должны быть собранными в единое государство с отлаженным единым войском. Может сейчас ты этого не понимаешь, но после моей смерти именно мое безумие может спасти жизни нашим детям, а может к тому моменту и нашим внукам.
Аливента встала со стула и подошла к окну. Она смотрела на то место, где не так давно изнасиловали Лилию и думала о том, что чувствовала и о чем молила ее дочь в то мгновение. Аливента всегда была властной женщиной, с грандиозными амбициями, достойными ее отца, но репутация Рагоста, как затворника не могла позволить достойно и в полной мере раскрыться ей, как правительнице. Казалось бы наоборот, место правителя свободно, титул подходящий есть, правь в свое удовольствие, да и только. Но в таком суровом обществе голос женщины не доходит до ушей даже простолюдина. Никто не хочет слушать женщин, ибо считается, что у них нет способностей к стратегии, экономике и самое главное, к жесткому и быстрому реагированию на серьезные проблемы, которые правитель должен решать ежедневно.
— Ты хочешь защитить наших детей своей подготовкой к неведомому великому ужасу, но в итоге прямо у тебя под носом обесчестили Лилию, как будто она дочь не Великого князя, а простого сапожника, — на лице Аливенты появились слезы.
— Мы это много раз уже обсуждали, — устало сказал Рагост. — Хватит. Это уже случилось. Виновный уже мертв. Чего еще ты хочешь от меня?
— Чего хочу? — удивилась Аливента. — Чтобы ты был мне мужем, детям отцом, а государству правителем. Ты тряпка, о которую все вытирают ноги.
— Не смей со мной так говорить, — зло прорычал Рагост.
— Когда двадцать лет назад мой отец сказал мне, что я должна выйти за тебя замуж, я даже не слушала причины, которые придумал отец, я просто была вне себя от счастья. Высокий красавец, который завоевал трон силой. Настоящий воин и, что более важно, настоящий мужчина. Я была уверена, что ты именно тот, за спиной которого не страшно находиться. Я считала тебя настоящей крепостью семьи, которая защитит меня и наших будущих детей. Великий князь, который действительно великий. Тебе в ноги кланялись самые сильные и неукротимые князья. А что сейчас? Ты еще своего отражения не стал бояться?
Рагост молча слушал жену, не перебивая ее. Он продолжил молча сидеть даже когда она закончила говорить. Рагост хотел возразить, прикрикнуть, может даже ударить за ее гнусные слова, но загвоздка была не в том, что Аливента позволила себе такое хамство, а что хамство оказалось правдивым. Когда-то давным-давно он был настоящим диким зверем, который неутолимо требовал все больше мяса и крови своих врагов, а сейчас… А сейчас даже молодые князья плюют ему в лицо, потому что знают, что Великий князь только по титулу великий, но на самом деле кишка у него тонка, чтобы ответить.
— Что ты молчишь? — Аливента прервала тишину. — Нечего ответить? Я так и думала.
— Все, что я отвечу, ты посчитаешь бредом, — ответил Рагост. — Не вижу смысла продолжать этот разговор.
— «Не смей повышать на меня голос», — Аливента скривила свое лицо в противную гримасу. — Так ты сказал, да? Что ж, надеюсь Пригожие князья хотя бы не рассмеются после такого заявления им.
Аливента ушла от Рагоста, не вынося его присутствия. Она не знала, что их ждет в будущем и сможет ли Рагост их защитить в случае настоящей войны, которую Великий князь не видел уже двадцать лет, но она отчетливо понимала, что единственное место, где ее выслушают и прислушаются к ней это община волхвов.
Дайрон шел глубоко в рощу, где под тяжелой сырой листвой еле заметно торчало железное кольцо, которое служило ручкой от двери, ведущей в подвал. Когда-то давно, еще в молодости, Дайрон нашел загадочное место в земле и решил, что это святилище для какого-то бога, но те книги и идолы, которые волхв увидел в подвале, не подходили ни под одного из известных богов.
Магия Розы больше всего удивляет Дайрона тем, что после своей находки в виде подвала он долгое время путешествовал по миру и ни разу так и не увидел ничего подобного.
Старый волхв знал, что это святилище необходимо изучить, чтобы понимать, что с ним делать дальше: сжечь все до основания или использовать в своих целях. Сперва волхв посетил остров Тэнгу и изучил местных богов, которые были весьма похожи на их собственных. Магия, которой пользуются местные вельвы, исходила от суровости их богов. Чем суровее и злее был вельв, тем он был сильнее магически. Годи использовали похожую магию, только она касалась не только злости, но и других чувств человека. Так или иначе Дайрон не нашел там подсказки о происхождении святилища.
После Тэнгу волхв посетил дикие земли и изучил их магию, которая исходит от природы. Их главная богиня Осса, которая по легенде родила первых ханов и по сути является той самой землей, по которой они ходят, водой, которую они пьют и горами, которые спасают их от ветров одарила спящих дев и мужей своей силой, чтобы те могли помогать своему народу. Но помимо спящих дев и мужей там еще были маги крови, которые чаще всего жили отшельниками, но время от времени посещали Спящие лощины, чтобы использовать свою силу взамен на какую-то провизию. Источником их магии была их собственная кровь, поэтому они считаются грязными колдунами и изгоями общества. Но все равно ничего общего со святилищем в диких землях Дайрон не нашел.
Волхв продолжил поиски, путешествуя по различным уголкам Грумиса, но и здесь он не нашел тех знаний, которые ему нужны были. Эти кусочки воспоминаний напомнили ему ситуацию с Розой. Вот только со святилищем все же было разобраться проще, ведь не найдя ответы Дайрон решил действовать решительно и разобрал святилище. По камешку и кирпичику он рыл во все стороны, чтобы найти что-то, что подскажет ему о происхождении этого подвала. И он нашел ее. Книгу, на которой было изображение пятна крови в виде острых клыков. Дайрон осторожно и неспеша изучал книгу. Это могло привести к чему угодно, учитывая, что магия, витавшая в том подвале была неизвестна волхву. Но все обошлось. Более того, в книге раскрывалась история могущественного существа, которое покоилось в этом святилище, а также то, как можно было его пробудить. Конечно, каждый волхв знал, что если кто-то заперт в гробу, то лучше его там и оставить и Дайрон был яро в этом убежден тогда. Но через несколько дней, после прочтения истории о погребенном существе в святилище, Дайрону во сне начал являться сам Громояр — владыка всего пантеона богов, повелитель бурь, покровитель воинов и сопроводитель всех смельчаков в бой. Сила, которой обладает Громояр неподвластна никому, поэтому вне всяких сомнений, что он может явиться к смертному существу только по своей воле. К тому же у богов есть свой проводник в мир смертных в виде Пламенара, прямая обязанность которого это передавать приказы и пожелания от всех богов к смертным. Дайрон был в ужасе от того, что Громояр самолично явился к нему во сне, требуя от него беспрекословного повиновения существу, которое погребено в святилище, ибо только оно сможет спасти мир от великой тьмы.
Когда Рагост пришел к Дайрону со своим предсказанием от голоса из пламени, то он понял, что вот все и сошлось. Боги предупредили Рагоста о надвигающейся тьме, а Дайрону рассказали, как эту тьму победить.
Когда Милош и Орлан ушли, Дайрон ушел в святилище. Он спустился в подвал, зажег все свечи, чтобы они освещали помещение для чтения и устроился на каменном стуле. Он посмотрел на идола в виде спящей вверх ногами летучей мыши и открыл книгу. Волхв нашел страницу, на которой были описаны предзнаменования к приходу тьмы в их мир и принялся читать в слух.
— Так, первым предзнаменованием будет смерть людской души во имя личных предубеждений, — Дайрон задумался. — Ну да, это раскол в обществе, в котором каждый переживает только за собственную жизнь, что сейчас и происходит. Вторым предзнаменованием будет девочка, с прорезью в душе, из которой будет сочиться неистовая сила.
Дайрон отпил немного вина из кожаной фляги, которую он принес с собой. Волхв открыл сверток бумаги, который он принес вместе с флягой и пристально начал рассматривать его. В свертке было нарисовано лицо Розы с черными глазами и исходящими из них венами. Ниже рисунка было описано рукой Дайрона все его наблюдения.
— С прорезью в душе, — тихо повторил Дайрон. — У Розы определенно есть неистовая сила, но прорезь в душе… Как это вообще понимать? Может безумие? У Розы определенно есть безумие. А что такое безумие? Это как раз-таки и есть поврежденная душа или душа с прорезью.
Дайрон задумался и непонимающе смотрел на книгу.
— А что такое прорезь? Это сквозное отверстие. Это может быть проходом через что-то. Тогда безумие не подойдет, ведь оно никого никуда не проводит, — старик выглядел озадаченным. — Если предположить, что безумие и есть ее прорезь, то по всему видимому ее магия этим и питается. Но ведь она стала безумной из-за магии… Что-то не сходится.
Дайрон был разочарован собой и не доволен ситуацией. Конечно, он понимал, что его разочарование преждевременно, потому что его горький опыт показывает, что довольно часто очевидные и логические вещи оказываются истинными. Это определенно стоило того, чтобы проверить на практике.