Грюм. Кровь и Пепел

Глава 1. Ночные посиделки.

В 3748 году от победы Трайна, в своем доме, на окраине деревни Грязелужино, был жестоко убит Хэнк Большой Карман. Он был серьезным торговцем драгоценностями, можно сказать, что деньги текли рекой в его карманы, сейчас же, текла рекой лишь его кровь по некогда блестяще-чистому полу. Ровные, подобно принципам монаха, стены были измяты и потресканы разразившейся пару минут назад борьбой за выживание, а некогда сияющие золотом подсвечники и кубки теперь поблескивали красноватым в свете вечерних свечей. Убийца сидел в кресле-качалке лениво и беззаботно протирая кинжал. Не забывал он также время от времени помогать допивать вино из бокала почившему хозяину. Хэнка мало кому будет жаль, он делал грязный бизнес и постоянно шел по головам, так что, наемники были частыми гостями купца. Одним из таких был и Грюм – один из лучших убийц. И если сначала его кровавую натуру выдавали круглые серьги, которые обязаны носить наемники, то следом в глаза бросался вечно тяжелый, угрюмый и давящий взгляд убийцы. Протерев оружие и допив вино, Грюм спокойно осмотрел карманы покойника, забрав себе мешочек монет и старый медный ключ. Затем внимание наемника привлек золотой медальон с вкраплениями рубинов. «Получится дорого продать только в паре тысяч километров отсюда» - подумал Грюм, снимая находку.

Ключ отпирал сундук с документами торговца, которые также могут чего-то стоить, так что их тоже внимательный наемник никогда бы не упустил. Осматривая кабинет Хэнка, Грюм увидел странный отблеск. «Что-то дорогое упустил?» - пронеслась мысль в голове наемника. Он подошел ближе, в свете одинокой свечи печально лежала семейная фотография, ограненная золотой рамкой с гравировкой «дороже любого злата». Вдруг, из глаз наемника хлынули водопадами слезы, но без всхлипов, нытья и бормочений. Сознание само рисовало на красном холсте то самое, забытое, вернее так умоляющие о забвении, картины из прошлого Грюма. Вот его красавица жена, они еще только начали совместную жизнь и их счастье не успели омрачить бытовые ссоры, или отсутствие страсти. Вот первые детки, самый первый подсвинок, говорят, что чем лучше будет первый, тем меньше будут падать в качестве последующие. Ралоф, Гонд, Килли, Динк, Севилья, Санни, Кель, Санта – так они думали назвать детей. Сознание продолжало рисовать самые приятные моменты, постоянно напоминая Грюму о том, что есть вещи, от которых не спасет самая толстая шкура и самая прочная броня. Он бы даже хотел поверить, что это его реальность, хотел бы пропасть в этих воспоминаниях, хотел бы к ним, туда… Но, как всегда это бывает, тут же за чем-то белым, всегда идет черное, поэтому всем, что теперь рисовала память была кровь, кровь, кровь и пепел… Грюм вскрикнул так, что казалось бы дом рухнет, боль прожигала его виски и сердце, ненависть к себе, к миру, к каждой твари, причастной к его несчастью, поглотила его. Он сжал кулаки, вытер слезы и резко рубанул топором по фотографии, затем тяжелым шагом направился к выходу.

Глубокой темной ночью Грюм вышел из дома некогда знаменитого, ныне остывшего, торговца. (тут вырезан небольшой фрагмент описания персонажа в связи со спойлерностью).

Ветерок, как будто заигрывая с убийцей, подталкивал его на пути к таверне «Тень терновника», известной также, среди местных, как «Рыгаловка». Там можно было, наконец, закончить этот долгий, нудный и заурядный день. Было слышно спокойную музыку, которые обычно и играли барды по четвергам, готовясь к буйной пятнице. Из таверны пахло элем, пивом и сидром из можжевеловых ягод, что предвещало отсутствие буйных посетителей. Грюм резко распахнул дверь и, под гнетом взглядов презрения, которыми отоваривали всех наемников, двинул к барной стойке:

- Чего тебе, мерзость? – с полным ненависти взглядом подошел бармен.

- Два можжевеловых сидра и чашку супа на базилике – спокойно отреагировал Грюм.

- Как обычно, в двойную цену таким отщепенцам, как ты.

- Подавись – бросил горсть монет наемник.

Грюм всегда старался выбирать столик в углу, чтобы к нему никто не смог подобраться со спины, но сегодня четверг, сомнительно, что в этот день недели кто-то станет устраивать потасовку в таверне. Так что, он спокойно расположился у круглого столика почти в центре зала. Еду принесли довольно быстро, поэтому Грюм, со спокойной душой, приступил к сильно позднему ужину, иногда потягивая сидр из огромной деревянной кружки. Похлебка была «на любителя», частично оправдывая народное название заведения, но сидр сглаживал углы. На второй кружке за столик к Грюму злобно рухнул какой-то тип и начал разговор:

- Таким, как ты, тут не рады, мерзость, может сгинешь наконец и позволишь всем спокойно отдыхать? – наехал незнакомец.

- Тебе бы свалить по-добру по-здорову, малой, неужели, мама не учила не лезть к незнакомцам? – сдержанно отреагировал Грюм.

- Слышь! За такой базар я те ща зубы* повыбиваю, бестолочь – пьяно запинаясь угрожал «малой».

- Я не хочу тебя убивать, недоносок, (пропущено словосочетание), броня без царапин, шрамов нет, в клане еще не состоялся, судя по знакам. Может у тебя еще и меч деревянный?

- Ну всё, сын свиньи, пошли выйдем!

Грюм молча пошел за незнакомцем на улицу. Светало, все еще шел дождь, где-то вдали из-за гор и крон древних елей проблескивали первые лучи восхода. Пахло свежестью нового дня, который должен был стать для кого-то последним. - Надеюсь, твоя мать даже не погорюет о тебе! – крикнул дуэлянт.

- Давай уже просто начнем…- не моргая, ответил Грюм.

В эту же секунду незнакомец бросился, доставая меч из ножен, со свирепостью льва и скоростью гепарда он летел в сторону Грюма. Наемник стоял, словно скала, ни единой клеткой не напрягаясь. Когда же молодой уже почти пронзил Грюма, тот просто отошел, позволив дуэлянту лететь мордой в грязь и, как будто этого мало, дал ему поджопника*. Малой проделал немалый путь лицом* в грязи прежде, чем выдавить из себя:

- Ты чо, отродье гузна, херней страдать вздумал? Дерись, как мужик!