Семнадцать лет назад, одним ноябрьским вечером, в родовое отделение Сан-Себатьяна поступила женщина. В руках она не имела ни документов, ни денег, зато держалась в схватках стойко и терпеливо. Её русский, грубоватый на слух, никто из персонала не понимал. Сама она тоже не знала ни слово из местного лексикона. А Единственное, за что держалась, была надежда, с которой попала в руки дежурного врача – Марты.
В глазах темнело, боль была невыносимой. Роженицу с огеннными кудрями немедленно перевели в родильный блок. Женщина быстро уловила запах лекарств, сморщила лицо. Странный мороз прошёлся по конечностям, которые и без того немели.
Мария всю беременность ненавидела эти судороги, что будили её по ночам. И вот опять они напомнили о себе, безжалостно возникув не в то время.
Множество проводов и оборудования, словно монстры с щупальцами, заполняло комнату. Белые стены служили фоном и могли бы отличаться, но уже потеряли свой идеальный вид, пропитавшись временем. На одной из них висели часы с пожелтевшим циферблатом.
Пурпурная рамка была немного треснута. Только на них Мария могла долго смотреть, откинув голову назад, словно отлучаясь от реальности. Они показывали позднее время. Это уже было не то прекрасное утро, когда женщина радостно благодарила незнакомую пару супругов, нелегально перевёзшую её в этот город.
А как иначе ей нужно было скрыться? Никто из её старого окружения не ответил бы на этот вопрос. Они были бессильны, бесполезны. Глупо вздыхали при виде синяков на теле женщины. Неужели в их понимании жена должна была терпеть тиранию мужа? Мария не понимала идеи этих людей.
Рыжие волосы стали жирными и прилипли к потеющему лицу. Карие, почти черные, глаза блестели от нахлынувших слез. Кожа краснела от напряжения и боли, которые приходилось испытывать снова и снова. Всё вокруг кричали, призывая отчаянно дышать. Но их голоса лишь усиливали ощущение хаоса, происходящего вокруг.
- Дыши! Дыши! - не сдавалась Марта. - Не дайте ей потерять сознание!
Крупный плод и тяжёлые роды предвещали худший исход, от чего Марта переживала ещё сильнее. Она не могла потерять их обоих. В её жизни и карьере было слишком много потерь, из-за чего глаз дергался. На сей раз, будучи уже немолодой и овдовевшей, она искала жизнь повсюду. А там, где она просачивалась в мизерной доле, крепко держалась, чтобы не упустить.
- Тужься! Ну же! - в очередной раз приказала она, надеясь, что на этот раз ребёнок действительно родится, облегчив страдания своей матери.
Мария почти не слышала ничего, теряя свет в своих глазах. Голоса смешались в одну печальную музыку. В один момент все стало безразлично., Захотелось уйти. Но забирать её никто не спешил.
Это была секунда слабости, после которой женщина подняла голову, прижала подбородок к груди и выпустила весь свой отчаянный крик. В нем было много боли, надежды и злости. Всё то, что она терпеливо хранила внутри, вырвалось наружу. Мария освободилась.
Несколько секунд безумного молчания, и вот уже в руках извивалась девочка, омытая в крови своей матери. Она завизжала так, как делают все новорожденные. Чистый ребенок с освобожденной болью продолжал плакать, доказывая миру, что он жив.
Все вокруг выдохнули. Чудо произошло, тяжёлые минуты покинули их. Но было ли это облегчением для прусутвующих рядом со смертью, которая только переступила порог? Она незаметно вошла, но этот холод и отстранёность от жизни почувствовали все.
- Что-то не так! - крикнула одна из медсестёр.
Марта поднялась, прижимая в руках новорожденную, и подошла к новой матери. Она стремительно теряла свои силы. Глаза её все ещё были открыты и не сходили с дочери, желая взглянуть на неё в первый и последний раз. Почувствовав этот момент, врач повернула малышку, чтобы женщина смогла видеть своё дитя, которое так тяжело родила.
Голова и сердце Марии были полны сожалений. Когда-то она успела напридумывать себе и пофантазировать о светлом и безопасном будущем для неё и дочери. Если бы она могла дотронуться до неё, прижать к себе, сказать тысячу нежных и ласковых слов, подарить любовь. Если бы она могла быть рядом и никогда не отпускать. Если бы она могла держать её за руку и наблюдать, как её маленькая девочка растёт. Но ничего подобного не произойдёт, потому что она знала, что уходит.
- Виктория, - слабым, еле уловимым голосом произнесла Мария.
Это была её маленькая победа — причина, по которой она сбежала и оказалась в чужой стране. Она не смогла здесь выжить, но надеялась, что её Виктория сможет.
Сердце будто сжала невидимая рука, не позволяя ему больше стучать. Стрелка циферблата перестала для неё отсчитывать время. Она покинула мир живых, с неведомой болью и историей.
Марта еле сдерживала слезы. К такому не привыкали, как бы ни хотелось. Много раз женщина была бессильным и убитым свидетелем смерти. И вновь она смотрела на безжизненное лицо и лишенные света глаза.
***
Десять лет спустя.
Солнце грело щеки девочки. Смешной румянец отражал жаркий день испанского лета. Глаза щурились, упорно пытаясь разглядеть безоблачное небо. В нем должны были возникнуть крылатые звери, о которых ей рассказывали ранее.
Виктория тихо сидела где-то в последних рядах за голубым рабочим столом, который успел накопить на себе достаточно надписей и рисунков. Несмотря на то что каждый год по одинаковым партам проходились слоями краски, сироты приюта стремились затмевать своих предшественников.
Виктория любила рисовать на бумаге, обходя любые другие поверхности. И к концу учебного года, вместо того чтобы присоединиться к занятиям со сверстниками, она сосредоточенно чертила на альбомном листе.
Шум открывающейся двери и шепот притихших детей не смутили её. Она не подняла голову, а рыжие волнистые волосы всё ещё свисали с лба. Рука продолжала скользить по эскизу, оставляя следы графитных линий.
Правым ухом, по которому не прошлись горячие лучи и которое всё ещё оставалось прохладным, Виктория услышала удивлённые возгласы детей. Наконец она подняла взгляд, полный откровенного любопытства, и пристально вгляделась в лицо женщины.