Харчевня "Три таракана" история выживания на гномьем торжище

Глава 1

Сознание возвращалось ко мне неохотно, словно я всплывала со дна темного, вязкого омута. Первым, что пробилось сквозь пелену небытия, был звук. Голос, похожий на медленный грохот камнепада где-то в глубокой пещере — низкий, рокочущий, с дребезжащими гранитными нотками, от которых, казалось, вибрировал сам воздух.

— …повезло тебе, что у человечки голова крепкая. А то заявятся из Гильдии, начнут тут шарить. Нам эти проверки ни к чему.

Ему отвечал другой голос, полная противоположность первому — высокий и скрипучий, как несмазанная тележная ось.

— Так ненароком ведь! Чего в зал выбегла? Отсиделась бы в кухне, как ейный папаша покойный. Вечно он говорил: «Драка в харчевне — стихия. А от стихии надо прятаться, а не встречать ее с кочергой наперевес».

Боль. Она вспыхнула в голове ослепительной белой молнией, заставив меня застонать. Тупой, пульсирующий гул в затылке превратился в симфонию тысячи молоточков, отбивающих бешеный ритм по моим вискам. Я с трудом разлепила веки. Мир был мутным, расплывчатым пятном света и тени, в центре которого маячили две окладистые бороды, почти полностью закрывающие обзор.

Холодный, липкий страх тотчас ударил под дых, заставив сердце пропустить удар. Инстинкт заорал громче боли. Я резко рванулась вверх, вскакивая на ноги в одном неуклюжем, паническом движении. Комната тут же качнулась, пол ушел из-под ног, а в глазах потемнело. И я замахала руками, отчаянно пытаясь ухватиться за пустоту, удержать равновесие.

Когда зрение, наконец, сфокусировалось, я удивленно замерла. Мужики, которые только что казались такими огромными, теперь стояли внизу, едва доставая мне до пояса. Их широкие, коренастые фигуры в кожаных жилетах и грубых штанах, их недоуменные лица, задранные вверх, выглядели почти комично. Они были похожи на ожившие садовые статуэтки.

Я медленно огляделась, пытаясь унять бешено колотящееся сердце и головокружение. Помещение было просторным, с низким потолком из темных, просмоленных балок, на которых висели закопченные железные люстры со свечными огарками. Пахло прокисшим пивом, едкой пылью и чем-то острым, металлическим, как запах свежей крови. Это была харчевня, таверна, трактир что-то в этом роде. И здесь явно произошло нечто ужасное.

Повсюду царил хаос. Часть мебели, тяжелой, дубовой, была перевернута. Один стол с толстыми, резными ножками был расколот надвое, его щепки торчали вверх, словно сломанные кости. У стены сиротливо валялась скамья со сломанной спинкой. Весь дощатый пол, темный и липкий, был усеян осколками глиняной посуды, которые поблескивали в тусклом свете, пробивающемся сквозь мутные, засиженные мухами окна.

На краю сознания я невольно отметила, что вся мебель была двух размеров. Рядом с массивными, низкими столами и приземистыми табуретами, идеально подходящими для двоих ворчунов, стояли столы и стулья повыше, обычного, человеческого роста.

— Эй, хозяйка, ты как? — пророкотал первый гном, тот, что с голосом-камнепадом. Его огненно-рыжая борода была заплетена в две толстые косы, перехваченные медными кольцами с рунической вязью. — Слышь, мы за эту виру… ну, за погром… заплатим. Сколько скажешь. Только ты в Гильдию Правопорядка не жалуйся, лады? Дела семейные, сами разберемся.

Я тупо смотрела на него, не понимая ни единого слова. Хозяйка? Гильдия? Вира? Голова кружилась, каждое слово бородача отдавалось в висках болезненным эхом. Я просто кивнула, желая лишь одного, чтобы они замолчали и ушли. Чтобы эта абсурдная сцена закончилась.

— Вот и славно, — удовлетворенно хмыкнул второй, с седой, лохматой бородой, похожей на мочалку. — Мы это… пошли тогда.

И два кряжистых мужичка, не сговариваясь, развернулись и, тяжело ступая окованными сапогами, направились к выходу.

Борясь с приступом тошноты, я, пошатываясь, побрела за ними. Где я? Что это за место? Вопросы роились в голове, но не находили ответов, тонули в густой пелене боли. Я дошла до массивной дубовой двери, которую странные люди оставили приоткрытой, и, не решаясь выйти, прижалась к косяку и выглянула на улицу.

Увиденное ошеломляло. Прямо перед зданием начиналась огромная, идеально ровная площадь, вымощенная гладким серым камнем. А над площадью, упираясь в свинцовое, низкое небо, вздымались величественные, невероятные горы. Их остроконечные, заснеженные пики, окутанные клочьями облаков, казались вырезанными из синего льда. Казалось, они подпирают сам небосвод. У подножия гор, вокруг площади, стояли несколько приземистых каменных домов, словно вросших в землю. Надписи на деревянных вывесках, сделанные незнакомыми, угловатыми буквами, я каким-то образом понимала: «Гостиница «Каменное ложе»», «Табачная лавка Гимли», «Оружейная мастерская братьев Громовых».

На площади кипела жизнь. Возле груженых телег с какими-то мешками, бочками и странными, переливающимися кристаллами, толпились люди. Высокие, привычные на вид, в простой одежде. И те самые низкие, коренастые крепыши, которые только что были в зале. Они о чем-то яростно спорили, отчаянно жестикулируя, тыча друг в друга пальцами и размахивая бородами.

— Это что… гномы? — прошептала я пересохшими губами. Осознание абсурдности происходящего обрушилось на меня ледяной волной. Это был точно не сон. И не галлюцинация.

Я нерешительно отступила в полумрак помещения, и с силой захлопнула дверь, повернув тяжелый железный засов. Грохот замка показался оглушительным в наступившей тишине.

Мне нужна была вода. И где-нибудь присесть, чтобы собрать осколки мыслей в единое целое. Взглядом я нашла в дальнем конце зала еще одну дверь и, держась за стены, чтобы не упасть, побрела туда.

За дверью оказалась кухня. Грязная, запущенная, с горой немытой посуды в большом оцинкованном тазу. В воздухе стоял кислый запах. Но мне было все равно. В углу стояла большая деревянная бочка с водой. Я нашла на столе медный ковш, зачерпнула полный и жадно, захлебываясь, начала пить. Холодная, с привкусом железа вода немного прояснила мысли и уняла дрожь. Я выпила еще и обессиленно опустилась на грубый табурет.

Глава 2

Крик застыл у меня в горле, превратившись в хриплый шепот. Я не могла отвести взгляд от механического паука, который методично, с тихим жужжанием, продолжал оттирать жирную тарелку. Его латунные ножки скрежетали по керамике, а хрустальная линза-глаз тускло вспыхивала в такт движениям.

Это происходило на самом деле. Железный паук мыл посуду, словно самая обычная вещь на свете. Я зажмурилась изо всех сил, досчитала до десяти и снова открыла глаза. Паук все так же работал, перекладывая чистую тарелку в сторону и беря следующую.

Дыхание постепенно выравнивалось. Сердце все еще колотилось, но уже не с такой бешеной частотой. Я медленно поднялась и отступила от стола, не сводя глаз с таза, и оперлась спиной о холодную каменную стену. Прохлада немного успокоила.

«Соберись, — твердила я себе. — Ты просто ударилась головой. У тебя сотрясение. Все эти гномы, механические пауки — это бред. Скоро пройдет». Но даже произнося эти слова про себя, я чувствовала их фальшь. Боль в голове была слишком реальной, запахи слишком яркими, а мир вокруг слишком детальным для галлюцинации.

Руки дрожали. Я сцепила их в замок, чтобы унять дрожь, и попыталась думать логично. Что я помню? Как попала сюда? Последнее воспоминание... что это было? Я напрягла память, но в голове была только пустота, заполненная тупой болью. Ничего. Ни имени, ни дома, ни того, что было до пробуждения в этом странном месте.

Внезапно раздался резкий, требовательный стук в дверь. Громко, настойчиво, так, что, казалось, задрожали стены.

Я испуганно вздрогнула. Механический паук в тазу замер и медленно, без единого всплеска, погрузился глубже в мыльную воду. И только его хрустальная линза-глаз продолжала тускло поблескивать на поверхности.

Стук повторился, на этот раз еще более нетерпеливо. Кто-то настойчиво требовал внимания.

Кровь отлила от лица. Что делать? Притвориться, что меня нет? Но те двое... гномы... видели меня. Они знают, что я здесь. А значит, и другие знают.

«Спокойно, — сказала я себе, сжав кулаки. — Ты справишься. Кто бы там ни был, ты просто скажешь, что плохо себя чувствуешь, и они уйдут».

Но ноги подгибались. Каждый шаг давался с трудом, словно я шла по болоту. А мир качался, как палуба корабля в шторм.

Пересекая кухню, я бросила еще один взгляд на таз. Паук лежал неподвижно. «Может, он и правда никогда не оживал?» — мелькнула надежда. Но что-то подсказывало мне, что он просто ждет.

Я прошла через разгромленный зал, где все еще пахло кислым пивом, и подошла к массивной дубовой двери. Сердце колотилось где-то в горле. Рука дрожала, когда я потянула тяжелый железный засов.

Дверь приоткрылась со скрипом, и на пороге я увидела троих. Они были похожи на тех двоих, что ушли раньше, но в то же время разительно отличались. Ростом они были мне по так же по пояс, коренастые и широкоплечие, но их лица были гладкими, почти детскими. А бороды... бороды были совсем другими. Не густыми, окладистыми водопадами, а скорее жидкими, пушистыми метелками, которые едва прикрывали подбородки. Подростки. Это были подростки-гномы.

Один из них, с торчащими в разные стороны русыми волосами, смущенно переминался с ноги на ногу. Увидев меня, он нерешительно шагнул вперед.

— Хозяйка? — неуверенно спросил он, и голос у него был еще не сформировавшийся, с визгливыми нотками. — Нас отцы послали. Сказали, мебель забрать... ту, что поломали. В починку.

Слова доносились до меня словно сквозь толщу воды. Я чувствовала себя актером, забывшим текст на сцене. Что отвечать? Как себя вести? Я понятия не имела, кто я такая и что это за заведение. Хозяйка, они называли меня хозяйкой. Значит, эта таверна... моя?

Неловкая пауза затягивалась. Подростки с недоумением переглядывались, а я все стояла в дверях, не находя слов. Наконец, решив, что молчание лучший выход, я просто отступила в сторону и распахнула дверь пошире, впуская их в зал.

Они неуклюже прошмыгнули мимо, с любопытством оглядывая погром. Их взгляды были полны мальчишеского интереса, а не вины или сожаления, как у их отцов. Для них это было скорее приключением, чем наказанием.

— Ого, как тут все разломали! — восхищенно прошептал один, самый младший, с едва пробивающимся пушком на щеках.

— Тихо, Торин, — одернул его русоволосый. — Работать надо, не болтать.

Переговариваясь на низком, рокочущем языке они принялись за дело. Один начал собирать крупные щепки от расколотого стола, складывая их в аккуратную кучку. Двое других сообща попытались поднять перевернутую скамью с массивными резными ножками.

Я не могла на это смотреть. Весь этот абсурд был мне не по силам. Каждое движение подростков, каждое их слово напоминали о том, что я сошла с ума.

Развернувшись, я поспешно вернулась на кухню, в ее относительную тишину и полумрак. Здесь было спокойнее, безопаснее. Паук по-прежнему не шевелился, притворяясь куском металлолома на дне таза. И я старательно не смотрела в его сторону.

Чтобы отвлечься, мой взгляд скользнул по стенам кухни. Полки, заставленные глиняной утварью. Старый очаг с закопченной трубой. Связки сушеных трав под потолком, я даже узнавала некоторые из них: розмарин, тимьян, что-то похожее на шалфей. И тут я заметила простую деревянную дверь в дальнем углу кухни. Раньше я ее не видела, она была скрыта в тени от нависающей балки.

Любопытство оказалось сильнее страха. Повинуясь внезапному порыву, я подошла к двери и осторожно толкнула ее. Она легко поддалась, открывая взору узкую, крутую лестницу, ведущую наверх, в темноту.

Всего на секунду задумавшись, я шагнула в проем и начала подниматься. Ступеньки скрипели под ногами. Здесь пахло иначе, не едой и сыростью, а сухим деревом, пылью и чем-то еще, неуловимо знакомым... машинным маслом?

Лестница вывела меня в небольшой коридор. Здесь было светлее благодаря окошку под потолком, через которое пробивались тусклые лучи. На втором этаже располагалась жилая часть дома — это было очевидно. Три двери, ведущие в разные комнаты.

Глава 3

Проснулась я от звука.

Тихого, настойчивого скрежета металла по камню, словно кто-то точил нож о точильный камень где-то внизу, в глубине дома. Звук повторялся с монотонной регулярностью: скреж-скреж-пауза, скреж-скреж-пауза. Я лежала на жесткой кровати, уткнувшись лицом в колючее одеяло, и не могла понять — сон это или явь.

Постепенно сознание прояснилось. Серое утреннее небо за маленьким окошком, запах сухого дерева и старой пыли, грубая шерстяная ткань под щекой. Я была в спальне на втором этаже харчевни. В чужой спальне, в чужом доме, в чужом мире.

А внизу что-то методично скреблось по камню.

Память забрезжила туманными клочками. Гномы с окладистыми бородами, говорящие низкими, рокочущими голосами. Разгромленная харчевня с перевернутыми столами и осколками посуды на полу. Механический паук, который мыл тарелки своими латунными лапами...

Я резко открыла глаза и села на кровати, ощущая, как комната легонько закружилась вокруг меня. Голова еще гудела, но не так остро, как вчера. Серые каменные стены, простая деревянная мебель, маленькое окошко под потолком, через которое пробивался тусклый утренний свет. Да, я здесь. В этом странном мире, который никак не мог быть сном, как бы мне того ни хотелось.

Я осторожно спустила ноги с кровати. И держась за стену, медленно добралась до ванной комнаты. Повернула один из причудливых латунных кранов и холодная вода полилась тонкой струйкой. Я сложила ладони чашечкой, набрала воды и плеснула в лицо.

Ледяные капли мгновенно прогнали остатки сонной одури, заставив меня вздрогнуть и резко вдохнуть. Еще раз. И еще. Вода стекала по щекам, капала с подбородка на каменный пол, и мне стало легче дышать, словно прохлада вытеснила из груди спертый воздух кошмаров.

Я подняла голову и встретилась взглядом со своим отражением в полированной медной поверхности над раковиной. И замерла.

Из зеркала на меня смотрела совершенно незнакомая девушка.

Молодая, с огненно-рыжими волосами, падавшими на плечи тяжёлыми волнистыми прядями. Лицо резкое, с отчётливыми скулами и прямыми бровями, под которыми горели зелёные глаза — яркие, полные вызова, словно готовые метнуть искру. На переносице и щеках рассыпались едва заметные веснушки, придавая этому строгому облику живое, почти дерзкое очарование.

Я подняла дрожащую руку и коснулась щеки. Девушка в зеркале повторила жест. Я разжала и сжала пальцы. Она сделала то же самое. Это было мое лицо. Мое тело. Но не мое...

И тогда память обрушилась на меня подобно разрушающей лавине.

Еще мгновение назад я была Екатериной Николаевной Дерябиной женщиной сорока трех лет. С морщинками-лучиками вокруг глаз, предательскими седыми волосами у корней, которые я упорно закрашивала раз в месяц, и усталостью такой глубокой, хронической усталостью, что она пропитывала каждую клеточку тела, каждую мысль. Усталость от жизни, которая шла не туда, от работы, которая высасывала душу, от одиночества, которое стало привычным, как старый халат.

А теперь я была Мей.

Просто Мей — без отчества, без фамилии, как было принято среди простолюдинов в этом мире. Двадцатилетняя девушка, до недавних пор жившая в крошечной деревушке Ольховка, что в полудне пути на лошади от города Либрен. В маленьком домике тетушки Марты, которая заменила ей мать после того, как настоящая мать нежная, болезненная женщина по имени Эльза умерла от чахотки, когда Мей едва исполнилось пять лет.

Отец... Отец был человеком сложным. Марк Изобретатель, как звали его в деревне, человек умный, но странный, мечтательный, одержимый механизмами и всякими хитроумными приспособлениями. Его мастерская в подвале дома была заставлена непонятными железяками, а по ночам оттуда доносились звуки: скрежет, стук молотков, шипение пара.

После смерти жены он словно сломался изнутри. Не выдержал тяжести ответственности, бремени отцовства. Маленькая дочка напоминала ему об Эльзе каждым жестом, каждым взглядом, и эта боль была невыносимой. И он, не справившись с болью утраты — ушел.

Оставив пятилетнюю Мей на попечение сестры покойной жены, он собрал свои инструменты, погрузил самые ценные механизмы в телегу и уехал. Далеко. На край королевства, к гномам, которые, в отличие от людей, ценили мастеров его склада и не задавали лишних вопросов о прошлом.

Здесь, на торжище у подножия величественных Железных гор, он открыл харчевню. «Три таракана» так он назвал ее в приступе мрачного юмора, вспоминая насекомых, которые бегали по стенам его мастерской в Ольховке. Название прижилось, хотя постояльцы часто морщились, услышав его впервые.

Место было бойкое торговая артерия между человеческими землями и гномьими поселениями. Купцы, путешественники, искатели приключений, наемники останавливались здесь на пути в горы или обратно. А еще гномы те из них, что не чурались общества «человеков», как они презрительно, но без особой злобы называли людей.

Марк прожил здесь почти пятнадцать лет, наладил дело, даже разбогател по местным меркам. Гномы уважали его мастерство и не лезли в душу, люди ценили качественную еду и крепкие напитки, а он мог спокойно заниматься любимым делом в свободные часы. Казалось, жизнь наладилась.

И вдруг он умер. Утром его нашли на кровати с мирным лицом, словно он просто заснул и не захотел просыпаться.

Оставив дочери, которую почти не знал, единственное наследство — эту самую харчевню со всем ее содержимым, включая тайную мастерскую в подвале.

Мей приехала сюда месяц назад, как только дошла весть о смерти отца. Наивная, мечтательная девчонка, воспитанная тетушкой Мартой на сказках о героических приключениях и благородных поступках. В голове у нее были романтические представления о том, как она продолжит дело отца, как докажет всем, что тоже на что-то способна.

Реальность оказалась жестокой.

Люди на торжище работать в харчевне не торопились. Для них это было чем-то вроде почетной ссылки — служить среди гномов, терпеть их грубоватое пренебрежение и жесткие шутки. Мало кто хотел жить на краю цивилизации, окруженный горцами, которые видели в человеке существо низшего порядка.

Глава 4

Я не знаю, сколько простояла в ванной, вцепившись в край медной раковины и глядя в собственное отражение. Молодое лицо с испуганными глазами смотрело на меня, словно ждало ответов, которых у меня не было.

Техномагия. Запрещенная магия. Смертный приговор.

Слова вертелись в голове, не давая покоя. Но постепенно первый ужас стал отступать, уступая место более практичным мыслям. Да, во мне проснулась сила. Да, это опасно. Но паниковать сейчас — роскошь, которую я не могу себе позволить.

Во-первых, никто этого не видел. Кроме меня и механического паука, свидетелей не было. Во-вторых, я понятия не имела, как эта сила работает и можно ли ее контролировать. А значит, нужно разобраться.

Желудок напомнил о себе голодным урчанием. Когда я в последний раз ела? Вчера? Позавчера? В памяти Мей всплыл образ сухой корочки хлеба, которую она грызла накануне драки, боясь тратить деньги на нормальную еду. Тело требовало пищи, и это требование было вполне земным, понятным.

Я умылась холодной водой, пригладила растрепанные волосы и спустилась на кухню. Здесь меня встретил тот же беспорядок и кислый запах вчерашнего дня. Первым делом мой взгляд упал на таз с мыльной водой. Механический паук лежал на дне, неподвижный и безжизненный, и если бы я не видела собственными глазами его «пробуждения», то приняла бы за причудливый кусок металлолома.

Я осторожно обошла таз по широкой дуге, стараясь даже не смотреть в его сторону.

И только теперь, когда первый шок прошел, я смогла по-настоящему осмотреться. То, что я увидела, заставило меня замереть на пороге.

Кухня была буквально наводнена странными, причудливыми механизмами, которые вчера, в суматохе и панике, я просто не заметила. Или не хотела замечать.

На большом разделочном столе стоял приземистый автомат, похожий на огромного бронзового жука. Вместо головы у него был специальный лоток для продуктов, а по бокам торчали дисковые ножи разных размеров — для нарезки, рубки, шинковки. Рядом, намертво прикрученный к массивной столешнице, застыл другой механизм, напоминающий чугунную жабу с огромной пастью-чашей и мощными рычагами-лапами.

В углу притаился механизм, похожий на бочонок с головой-котелком, из которого торчали различные трубочки и носики. Скорее всего, для приготовления напитков или соусов.

Но больше всего меня поразил изящный паучок из темного дерева. Он был не больше моей ладони, но его конструкция была удивительно сложной. Одна из его лапок держала грифель, а перед ним лежала аккуратная грифельная дощечка.

Я переводила взгляд с одного механизма на другой, и ледяное осознание медленно расползалось по венам. Это они. Те самые помощники, о которых Мей никогда не знала. Это они резали овощи, месили тесто, убирали со столов и считали прибыль. Это благодаря им ее отец, один-единственный человек, мог управляться с целой харчевней, полной вечно голодных и требовательных посетителей.

Марк не был одиноким трудягой, как думала дочь. У него была целая армия безмолвных, запрещенных слуг.

Я настороженно поглядывала на эти застывшие фигуры, чувствуя себя так, словно попала в музей, где экспонаты в любой момент могут ожить. Каждый из них был произведением искусства: сложные шестеренки, тонкая работа по металлу, изящные детали. И каждый был потенциальным доказательством моей вины…

Мой взгляд упал на печь в дальнем углу кухни. Это было настоящее сердце всего хозяйства — массивное сооружение из красного кирпича, опутанное паутиной медных трубок и увешанное циферблатами, измеряющими температуру и давление. Сбоку от очага, словно ящерица, прицепившаяся к камню, застыл длинный металлический автомат с кочергой и мехами вместо лапок.

Я поежилась и отвела взгляд. К этому механизму я точно прикасаться не буду. По крайней мере, пока не пойму, как контролировать то, что во мне проснулось.

Пришлось действовать по старинке. Я нашла дрова в кладовке, с трудом разожгла огонь в топке, наугад повернула несколько вентилей на панели управления печью. Она недовольно пыхнула дымом, но потом загудела, и одна из конфорок на варочной поверхности начала медленно нагреваться.

В кладовке обнаружились запасы не богатые, но вполне достойные. Несколько свежих яиц, кусок соленого сала, завернутый в холстину, луковица, початая буханка черного хлеба, кувшин молока. Простая еда, но для моего голодного желудка она казалась пиром.

Я нарезала сало тонкими ломтиками, бросила на разогретую сковороду. Пока оно шкварчало, мелко порубила луковицу — слезы потекли ручьем, но это были обычные, человеческие слезы от лукового сока, и они почему-то успокаивали. Разбила яйца, взболтала их вилкой.

Готовила я медленно, тщательно, стараясь не думать о механизмах, которые молчаливо наблюдали за мной со всех сторон. Их неподвижные формы давили на психику, напоминая о том, что я больше не просто девушка, унаследовавшая харчевню. Я носитель запретного дара, окруженная доказательствами своей потенциальной вины.

Когда завтрак был готов, я села за кухонный стол и принялась есть. Еда была простой, но вкусной, и самое главное — настоящей. Она заземляла, возвращала к простым, понятным потребностям. Горячие яйца с луком и шкварками, толстый ломоть хлеба, запитый холодным молоком. Тело благодарно принимало пищу, и сил становилось больше.

Поев, я откинулась на спинку стула и задумалась. Что дальше? Сегодня должен был прийти покупатель — Гарет Стальдорн, торговец из Либрена. Мей назначила ему встречу, собираясь продать харчевню и начать новую жизнь.

Но теперь все изменилось. Теперь я знала, что за тайны скрывает этот дом. И я понимала, что просто продать харчевню и уехать не выход. Новый владелец рано или поздно обнаружит механизмы. А если он окажется человеком алчным или любопытным, то может попытаться ими воспользоваться. Или что еще хуже, донести властям.

Кроме того, мне нужно было разобраться с собственным даром. Понять, как он работает, можно ли его контролировать, насколько он опасен. А для этого нужно было найти мастерскую отца.

Глава 5

После ухода Ворта я долго стояла, прислонившись спиной к двери, и пыталась унять дрожь в руках. Этот человек был опасен, каждая клеточка тела кричала об этом. Но бежать было некуда. А главное — было рисковано.

И может быть, это было безрассудством. Может быть, глупостью. Но впервые за долгие годы и в прошлой жизни, и в этой я чувствовала, что нахожусь там, где должна быть. Здесь, в этой старой харчевне, среди тайн и механизмов, которые ждали моего прикосновения.

Я медленно выпрямилась и решительно кивнула сама себе. Если я остаюсь, то должна всё делать правильно. Первым делом выяснить, с чем имею дело.

Обход харчевни занял больше часа. Я методично осматривала каждый угол, проверяла запасы, считала, что есть и что нужно. Картина вырисовывалась неутешительная.

В кладовке оставались жалкие остатки: несколько мешочков муки и то наполовину пустых, горсть лука, початая бочка соли, пара кочанов капусты, уже подвявших по краям. Мясо кончилось дня три назад. В погребе стояли две бочки эля, одна почти пустая, вторая наполовину. Пиво тоже на исходе.

Мей действительно была на грани разорения.

Но деньги должны были быть. Где-то Марк хранил выручку, харчевня работала пятнадцать лет, не могла же она не приносить прибыли.

Я вспомнила изящного деревянно-латунного паучка. Если он считал прибыль, логично предположить, что где-то рядом с ним должна быть и касса.

Подойдя к стойке, я внимательно осмотрела паучка. Он был размером с мою ладонь, вырезан из темного дерева и инкрустирован тонкими латунными пластинками. Одна из его лапок держала крошечный грифель, перед ним лежала аккуратная грифельная дощечка с колонками цифр.

Я осторожно провела пальцем по спинке механизма. Он дрогнул, его хрустальные глазки тускло вспыхнули, и... произошло чудо. Паучок ожил. Медленно, словно просыпаясь после долгого сна, он поднял головку, повернулся ко мне и коротко кивнул. Затем одна из его боковых лапок указала вниз, под стойку.

Я заглянула туда и обнаружила потайное отделение, неглубокую нишу, прикрытую деревянной панелью. Внутри лежал кожаный мешочек, приятно тяжелый от звона монет.

Высыпав содержимое на стойку, я ахнула. Золотые монеты настоящие, тяжелые, с профилем короля Альдриха на одной стороне и гербом королевства на другой. Штук тридцать, не меньше. Небольшое состояние по местным меркам.

Мей не могла до них добраться, механизм реагировал только на прикосновение техномага. Отец предусмотрел это, создав живую систему безопасности.

Я бережно ссыпала монеты обратно в мешочек, оставив себе десять на первые покупки. Остальные вернула в тайник. Паучок одобрительно кивнул и снова застыл, но теперь его поза казалась более расслабленной, словно он знал, что дом в надежных руках.

До закрытия рынка оставалось часа два, самое время отправиться за покупками.

Торжище у подножия железных гор Крагмор поразило меня своим размахом и пестротой. Огромная мощеная площадь, которую я видела из окна харчевни, оказалась лишь малой частью разросшегося рыночного комплекса. Ряды палаток, лавок и простых одеял с товарами тянулись во все стороны, поднимались по склонам холмов террасами, спускались к речушке, которая несла свои воды с ледников.

Воздух был пропитан тысячью запахов. Здесь смешивались ароматы жареного мяса и свежего хлеба с острыми нотками специй. Пахло кожей и металлом, лошадьми и дымом от кузниц. Сквозь все это пробивались запахи горной свежести и чего-то неуловимо чужого: магии, кристаллов, неизвестных трав. А ближе к «экзотическому» краю рынка тянуло сладковато-гнилостным духом, от которого слегка подташнивало.

Гвалт стоял неимоверный. Торговцы зазывали покупателей на десятке языков. Слышалась гортанная гномья речь, рычащие выкрики орков, быстрая человеческая скороговорка. Где-то играла музыка: бубны, дудки, струнные инструменты смешивались в причудливую многоголосицу. А над всем этим возвышались гортанные вопли торговцев экзотической живностью — звуки, от которых кровь стыла в жилах.

Народу было множество, и разнообразие рас поражало воображение.

Гномы держались кучно, семьями и кланами. Коренастые, бородатые мужчины в кожаных жилетах и крепких сапогах толкали перед собой тележки с товаром. Их жены, такие же приземистые и широкоплечие, торговали с боков, выкрикивая цены звонкими голосами. Дети-гномята сновали между ногами взрослых, таская корзинки и узелки.

Их товары отличались добротностью и практичностью. Металлические изделия, от подков до сложных замков с причудливыми узорами. Украшения из драгоценных металлов: тяжелые браслеты и гривны, массивные броши с рунической вязью. Оружие: боевые топоры с двойными лезвиями, тяжелые молоты, кинжалы с рукоятями из горного хрусталя и обсидиана. И, конечно, их знаменитое пиво в глиняных бочонках, крепкое и темное, как сама земля.

Орки держались особняком, занимая дальний край рынка. Высокие, в полтора раза выше людей зеленокожие гиганты с выступающими клыками и пронзительными желтыми глазами. На первый взгляд они выглядели устрашающе, но вели торговлю честно и открыто. Их товары были простыми и функциональными: шкуры диких зверей: медвежьи, волчьи, какие-то пятнистые, которых я не узнавала, вяленое мясо в связках, кости и рога для поделок, грубое, но крепкое оружие из черного железа.

Один молодой орк, заметив мой взгляд, широко оскалился, демонстрируя впечатляющие клыки, и помахал мне огромной зеленой лапищей.

— Эй, человечка! — прорычал он на ломаном общем языке. — Мясо хочешь? У меня оленина хорошая, вчера убил! А еще кабан горный есть, жирный!

Люди составляли меньшинство на рынке, но держались увереннее остальных. В основном это были торговцы из дальних городов в дорогих плащах, с обозами, гружеными тканями шелка, бархат, тонкое полотно, вином в глиняных амфорах, белым хлебом, изделиями из стекла и керамики. Были и путешественники-наемники в потертых доспехах, искатели приключений с узлами за плечами и мечами на боку, паломники с посохами и выцветшими одеждами.

Глава 6

Харчевня встретила меня тишиной и полумраком. Я заперла дверь, поставила тяжелые сумки на пол и вздохнула с облегчением. Дом. Здесь я была в безопасности.

Но, разбирая покупки на кухне, я вдруг с болезненной ясностью поняла, во что ввязалась.

Вспомнить зал — два десятка столов, каждый рассчитан на четверых-пятерых посетителей. В разгар торгового сезона здесь могло одновременно находиться до сотни голодных, требовательных клиентов. Гномы, которые едят за троих людей. Орки с их зверскими аппетитами. Торговцы, привыкшие к хорошему сервису.

Как я, одна, справлюсь со всем этим? Готовить, подавать, убирать, считать деньги, следить за порядком... Это физически невозможно.

Мей была наивной девочкой, мечтавшей о романтических приключениях. Она не понимала реальности трактирного дела. А я понимала. И понимание — это пугало.

Я села на табурет посреди кухни, окруженная неподвижными механизмами, и почувствовала, как к горлу подступает ком. Что я делаю? Зачем отказалась продавать харчевню этому жуткому типу? Может быть, стоило взять деньги и бежать куда глаза глядят?

Внезапно входная дверь содрогнулась от мощного удара. Раз, другой, третий — кто-то настойчиво колотил тяжелым кулаком по дубовым доскам. От каждого удара металлические петли жалобно скрипели.

Кровь отлила от лица. Ворт. Он вернулся. И судя по звукам, привел подкрепление.

Руки дрожали, когда я подкралась к двери и прильнула ухом к холодному дереву, пытаясь расслышать голоса за толстыми досками.

— Эй, человечка! — раздался знакомый рычащий бас. — Открывай давай, а то дверь сломаю!

Я замерла. Этот голос... Где я его слышала? На рынке? Постепенно до меня дошло — орк, у которого я покупала мясо. Тот самый добродушный великан.

Осторожно приоткрыв дверь на ширину цепочки, я выглянула наружу. На пороге действительно стоял орк-мясник, только теперь он казался еще более огромным в сумеречном свете. За его массивным плечом виднелась завернутая в холстину туша оленины, а желтые глаза добродушно щурились.

— А! — обрадовался он, завидев мою щель в двери. — Думал, ты убежала уже. Мясо твое привез, как обещал. И мед тоже.

Мед? Я недоуменно наморщила лоб, а потом до меня дошло. Конечно! Бочонок меда и половина оленьей туши. Орк пообещал доставить покупки позже, когда закончит торговлю. В суматохе мыслей об опасности и техномагии я совершенно об этом забыла.

— А еще вот этот малец помочь пришел, — добавил орк, кивнув куда-то за спину.

Я распахнула дверь пошире и увидела мальчишку лет десяти. Круглолицый, веснушчатый, с копной непослушных каштановых волос и улыбкой до ушей. Рядом с ним стояла небольшая деревянная тележка, на которой красовался бочонок меда размером с винную бочку. Мальчишка светился от гордости, словно только что совершил великий подвиг.

— Здравствуйте, госпожа! — звонко выпалил он, старательно кланяясь. — Меня зовут Тимка! Дядя Мок сказал помочь вам тяжести донести, и я согласился! А еще он обещал медную монетку, если хорошо поработаю!

Орк, видимо, тот самый дядя Мог снисходительно ухмыльнулся, обнажив внушительные клыки.

— Пацан болтливый, но работящий. Куда мясо положить велишь, человечка? А то тяжелое больно.

— На кухню… идемте, покажу, — глухим голосом ответила, приходя в себя, первой устремилась к двери.

Спустя несколько минут я, проводив помощников и заперев дверь, вернулась на кухню. Чувствуя, как урчит желудок, напоминая о более насущных потребностях. Ладно, сначала пообедаю, а потом буду решать, что делать дальше.

Я нарезала оленину небольшими кусками, мясо было нежное, с приятным копченым ароматом. Лук порубила полукольцами, капусту нашинковала соломкой. На сковороде растопила кусочек жира, обжарила мясо до румяной корочки, добавила овощи. Простое, незатейливое блюдо, но запах разносился по кухне такой, что слюнки текли.

Поужинав, я почувствовала себя лучше. Еда всегда помогала думать. И постепенно решение созрело само собой.

Мне нужно спуститься в мастерскую. Изучить записи отца. Понять, как работают его механизмы. Если Марк справлялся один, значит, справлюсь и я. У меня есть то, чего не было у Мей, техномагический дар. Глупо не воспользоваться им…

Тайная дверь открылась так же легко, как утром. Лампочки под потолком мастерской загорелись мягким светом, стоило мне переступить порог. Я прошла к центральному верстаку, где лежали стопки записей, и принялась их изучать.

Почерк Марка был мелкий, аккуратный, местами украшенный забавными рисунками. Он вел подробный дневник своей работы, описывая каждого созданного помощника с любовью и юмором. Читать эти записи было одновременно увлекательно и трогательно — передо мной раскрывался внутренний мир человека, который нашел свое призвание в соединении магии и механики.

«Паучок-Мойщик Восьминог», — гласила первая запись. — «Создан в год смерти Эльзы, когда стало ясно, что посуду придется мыть самому. Размер небольшой с мужской кулак. Восемь ножек из латуни, корпус из вороненой стали. Хрустальный глаз взят из пещер гномов, чувствует степень загрязнения посуды».

Далее следовало подробное описание принципа работы. Оказывается, достаточно было просто коснуться паучка, мысленно представив процесс мытья, и он сам определял, что нужно делать. Умный механизм, способный к обучению.

«Характер упрямый, — писал Марк с явным юмором. — Не любит жирную посуду, скребет ее особенно яростно. Если закончились чистящие порошки, обижается и прячется на дно таза. Требует ласкового обращения — грубое прикосновение может его напугать».

Следующая запись была посвящена «Жуку-Крошителю».

«Жук-Крошитель — мое гордое детище. Создавался три месяца, пришлось четырежды перебирать систему ножей. Корпус из листовой бронзы, ножки позволяют ему медленно передвигаться по столу. Загрузочный лоток спереди, выходное отверстие снизу. Главная особенность — он «понимает» образы. Коснитесь его спинки и четко представьте, как должен быть нарезан продукт: кубиками, соломкой, кольцами. Дар не просто запускает механизм, а передает ему задачу».

Глава 7

Утро началось с того, что я проснулась от звуков с кухни. Тихое шуршание, скрип, приглушенное позвякивание. На мгновение сердце сжалось от страха, кто-то проник в дом! Но потом память услужливо подсказала: механизмы. Некоторые из помощников отца работали по расписанию.

Спустившись на кухню, я обнаружила «Ветошкина» — маленького голема-уборщика, о котором читала в дневнике. Он сновал по полу, методично сметая пыль и крошки на свой металлический совок. При виде меня остановился, повернул медную голову-котелок и коротко кивнул, словно здороваясь.

— Доброе утро, — сказала я ему, чувствуя себя немного глупо от разговора с механизмом.

«Ветошкин» издал довольное металлическое позвякивание и продолжил работу. Его семенящая походка на трех коротких ножках была до смешного серьезной.

Время завтрака я потратила на изучение самого сложного механизма кухни — «Сердца Харчевни». Массивное сооружение из кирпича и камня, опутанное паутиной медных трубок и увешанное циферблатами, выглядело устрашающе. Но в записях отца она описывалась с особой теплотой: «моя капризная дама», «королева кухни», «сердце всего дела».

Я нашла латунную пластину с выгравированными кругами на боковой панели печи. Приложив к ней ладонь, закрыла глаза и четко представила: сильный жар в основной камере для хлеба, средний огонь под большой конфоркой, легкое тепло в отсеке для подогрева.

Отклик был мгновенным. Печь издала глубокий, довольный вздох, словно проснувшаяся кошка. Внутри что-то тихо зашипело и защелкало — система заслонок и рычагов перенаправляла потоки горячего воздуха. Стрелки циферблатов медленно поползли вверх, показывая нарастающую температуру в каждой камере.

Пока печь разогревалась, я принялась за приготовление теста. «Толстяк Блин» встретил меня дружелюбным пыхтением, с удовольствием замесив тесто для хлеба. Его довольное сопение и нежные поглаживания готового теста крюками уже не казались мне странными — скорее, трогательными.

Тесто получилось идеальным — эластичным, живым, приятно пружинящим под руками. Я разделила его на несколько частей, сформовала буханки и аккуратно поставила в разогретую хлебную камеру.

Печь приняла хлеб с материнской заботливостью. Температура стабилизировалась, и сквозь толстое стекло в дверце я видела, как тесто медленно поднимается и румянится.

Одновременно я принялась готовить основные блюда. «Жук-Крошитель» с характерным «Клац-клац-клац-вжик!» превратил груду овощей в идеально нарезанные кусочки. В большом чугунном котле, стоящем на средней конфорке, я начала тушить мясо с овощами — простое, сытное блюдо, которое любили и гномы, и люди, и даже требовательные орки.

Аромат разносился по всей харчевне. Запах свежего хлеба смешивался с дымком жареного мяса и пряностями. Мой желудок одобрительно заурчал, но я была слишком взволнована, чтобы есть.

Сегодня мой первый день в качестве хозяйки «Трех тараканов». Придут ли посетители? Справлюсь ли я с заказами? Не выдам ли себя неловким жестом или словом?

К полудню, когда хлеб уже румянился в печи, а тушеное мясо источало головокружительный аромат, я решилась. Дрожащими руками перевернула табличку на двери с «ЗАКРЫТО» на «ОТКРЫТО» и отперла засов.

Торжище за окном кипело жизнью. Торговцы зазывали покупателей, скрипели телеги, слышались голоса на разных языках. Где-то неподалеку работала кузница — оттуда доносился ритмичный звон молота по наковальне.

Ждать пришлось недолго.

Первыми, как и следовало ожидать, пришли гномы. Трое взрослых мужчин из клана Кремневых — я узнала их по характерным медным пряжкам на поясах и рыжеватым бородам, заплетенным в косы. Они уселись за свой обычный стол у окна и принялись громко обсуждать дела на своем рокочущем языке.

Я подошла к ним, стараясь выглядеть уверенно.

— Добрый день. Что будете заказывать?

Старший из троицы, седобородый гном с хитрыми глазками, прищурился.

— А у тебя есть жареные «глубинные светлячки» в панцире? С кислым соусом?

Я растерялась. В памяти Мей не было рецепта этого блюда.

— Я... боюсь, что нет. Но могу постараться достать таких к завтрашнему дню и приготовить.

Гномы переглянулись и расхохотались.

— Да ладно, девочка, не переживай, — добродушно сказал седобородый. — «Светлячки» — это деликатес из глубинных озер. Их только в священные дни едят, а сегодня обычный день. Давай-ка лучше то, что есть. Чем пахнет тем и корми.

— Мясо тушеное с овощами, — облегченно выдохнула я. — И свежий хлеб. И эль, конечно.

— Вот это дело! — одобрительно загудели гномы.

Я принесла им по полной тарелке дымящегося рагу и по краю свежеиспеченного хлеба. Эль разлила в массивные глиняные кружки. Гномы принялись есть с аппетитом, время от времени одобрительно кряхтя.

— Готовишь неплохо, — заметил седобородый, вытирая бороду рукавом. — Почти как твой батя. Он тоже начинал с простых блюд.

Эти слова согрели душу лучше любой похвалы.

После полудня пришли двое людей — торговцы драгоценными камнями, судя по богатой одежде и тяжелым кожаным сумкам, которые они не выпускали из рук. Заказали то же мясное рагу, но попросили еще сыра и вина.

Сыра у меня не было, но в погребе нашлась бутыль неплохого красного вина — из запасов Марка. Торговцы были довольны, щедро расплатились и даже оставили на чай.

День тянулся медленно. После торговцев долго никто не приходил, и я начала нервничать. А вдруг больше никого не будет? А вдруг Ворт что-то предпринял, отпугнул потенциальных посетителей?

Но к вечеру, когда солнце уже клонилось к горам, дверь харчевни с грохотом распахнулась, и внутрь вошли трое орков.

Я невольно отступила на шаг. Орки были огромными даже по меркам своего народа — каждый не меньше двух метров ростом. Мощные плечи, длинные руки с когтистыми пальцами, выступающие клыки. Зеленоватая кожа была покрыта шрамами и татуировками. Одеты они были в кожаные доспехи, испещренные царапинами и пятнами.

Глава 8

Меня разбудил запах. Густой, теплый аромат свежеиспеченного хлеба просочился сквозь щели в полу, поднялся по скрипучей лестнице и окутал мою спальню уютным облаком.

Я потянулась под колючим шерстяным одеялом, вдыхая этот запах полной грудью. В прошлой жизни моим будильником был резкий звон телефона. Здесь же меня будило обещание нового дня, воплощенное в запахе еды. Это было утро работающего дома, утро харчевни, которая жила своей собственной, отлаженной жизнью.

Спустившись на кухню, я почувствовала привычное тепло. «Сердце Харчевни», массивная печь в углу, уже не спала. Её кирпичные бока дышали жаром, а стрелки на медных циферблатах застыли на нужных отметках.

Согласно записям Марка, печь сама поддерживала ночной огонь, чтобы к утру быть готовой к выпечке. Я подошла к ней и приложила ладонь к боковой панели управления — уже не было того первобытного страха, как в первый раз. Теперь это стало привычным, почти интимным действием. Закрыв глаза, я мысленно отдала команду: усилить жар в главной камере, на варочной поверхности поддерживать средний огонь. Печь ответила глубоким, довольным гулом.

На разделочном столе ждал своей очереди «Жук-Крошитель». Рядом лежала горка репчатого лука. Прежде я давала ему простые команды: нарезать кольцами или кубиками. Но сегодня захотелось приготовить особый соус к мясу — рецепт из отцовских записей требовал лука, нарезанного тончайшими, почти прозрачными лепестками.

Я положила ладонь на прохладную бронзовую спинку и сосредоточилась, представляя не просто форму, а текстуру будущей нарезки. Механизм дрогнул, издал привычный паровозный выдох, но звук изменился. Вместо размеренного «Клац-клац-клац-вжик!» послышался более частый, музыкальный перестук. Из выходного отверстия посыпались луковые лепестки, идеальные в своей тонкости. «Жук» понимал сложные образы. Он был продолжением моей воли.

В своей огромной чугунной чаше отдыхал «Толстяк Блин». Он закончил ночной замес, и латунный шарик-индикатор на его «макушке» застыл в покое. Тесто под мощными крюками было живым, дышащим, идеальным. Я с нежностью похлопала механизм по теплому боку. В ответ из одного из клапанов вырвалась тихая струйка пара, словно он вздохнул во сне. Я работала не с машинами. Я работала с существами, сотворенными гением моего отца.

Вынув из печи пять румяных буханок, я почувствовала укол гордости. Хлеб был идеальным — корочка хрустела, мякиш пружинил под пальцами. Это был мой хлеб. Моя харчевня. Моя новая, странная, но по-настоящему живая жизнь.

К полудню харчевня гудела, как растревоженный улей. За длинными столами разместилась шумная компания гномов из клана Кремневых. Они громко обсуждали цены на руду, стуча тяжелыми пивными кружками по дубовым столешницам. В углу устроились двое торговцев в дорожной пыли, с жадностью поглощавших горячее рагу. Даже Мок, добродушный орк-мясник, заглянул на минуту, осушил кружку эля и подмигнул желтыми глазами. Я носилась между столами, ноги гудели от усталости, но на лице играла улыбка. Я справлялась.

Именно тогда дверь отворилась, и на пороге появился он.

Гном, но разительно отличающийся от шумных Кремневых. Высокий для своего народа, с широкими сутулыми плечами, одетый в простую, добротную кожаную одежду без украшений. Его борода, где серебро седины смешивалось с черным, не была заплетена в хвастливые косы, а спадала на грудь водопадом. Но больше всего поражало лицо — словно старая карта, испещренная шрамами. Глубокий рубец пересекал левую бровь и терялся в бороде, придавая взгляду суровое, хищное выражение.

Он не стал искать компании. Молча прошел в самый дальний угол зала, сел за пустой столик и замер, превратившись в часть тени. Когда я подошла к нему, он даже не поднял головы.

— Пива, — бросил он голосом, глухим, словно из-под земли.

Я принесла ему самую дешевую кружку светлого эля. Он поставил её перед собой, но не притронулся. Вернувшись за стойку, я почувствовала его взгляд на спине: тяжелый, физически ощутимый. Первая мысль была о Ворте. Неужели этот жуткий человек уже нанял шпионов? Я пыталась сосредоточиться на работе, улыбалась гостям, принимала заказы, но часть сознания была прикована к темному углу. Шум и смех казались далекими и ненастоящими. Реальным был только этот молчаливый гном и ледяная тревога, расползающаяся по венам.

Он просидел так два часа. Обед закончился, посетители начали расходиться. Кремневые оставили на столе гору медных монет и ушли, продолжая громко спорить. Торговцы раскланялись и поспешили по делам. Харчевня пустела. Вскоре в зале остались только мы двое. Тишина, нарушаемая лишь тихим скрежетом «Паучка-Мойщика» в тазу на кухне, давила на уши.

Гном поднялся.

Каждый его шаг по дощатому полу отдавался в моей груди. Он не спешил, двигался с тяжелой, вековой основательностью. Подойдя к барной стойке, остановился и посмотрел мне в глаза. Взгляд был темным, как заброшенная шахта, и в его глубине не было ни враждебности, ни дружелюбия. Только выдержка и ожидание.

Молча он снял с пояса тяжелый кожаный мешочек и положил на стойку. Глухой стук заставил меня вздрогнуть.

— «Искра Глубин», — произнес он низким голосом.

Я растерянно моргнула. Название ни о чем не говорило — было похоже на название редкого камня или древнего артефакта из приключенческих романов, которые любил читать отец.

— Простите, что? — переспросила шепотом.

Гном не ответил. Лишь чуть наклонил голову, и темные глаза, казалось, заглянули в саму душу.

— Мы ждали достаточно, — сказал он. — Когда она будет готова, подай знак. Я приду и заберу заказ.

Я открыла рот, в голове роились десятки вопросов. Что это? Какой знак? Почему я? Но не успела произнести ни слова, как гном, словно выполнив миссию, резко развернулся и тяжелой поступью направился к выходу. Дверь за ним захлопнулась, погружая зал в окончательную тишину.

Я осталась одна посреди зала, залитого тусклым предвечерним светом. На стойке лежал кожаный мешочек. Несколько долгих минут просто смотрела на него, боясь прикоснуться.

Глава 9

Поиски начались с надежды, а превратились в мучение. Мастерская, казавшаяся символом гениальности отца, стала лабиринтом из пергамента и пыли. Я сидела за его главным верстаком уже третий час, и тусклый свет магических ламп отражался в десятках стеклянных баночек с порошками, молчаливых свидетелей ночных трудов Марка. Воздух был неподвижным, пропитанным запахами старой бумаги, смазочного масла и холодного металла.

Первые журналы разочаровали. Я перебирала страницу за страницей, надеясь найти хоть какое-то упоминание о загадочной «Искре Глубин», но находила лишь привычные описания кухонных помощников. Вот подробнейшие расчеты траектории движения для «Половичка-Метлы Чистюли», чтобы он не врезался в ножки столов при уборке. Схема его крошечного мозга из латунных пружин занимала целых две страницы.

— «Чистюля очень гордый, — писал отец своим аккуратным почерком. — Если случайно наступить на его хвостик-щетку, может обидеться и три дня прятаться под кроватью. Лучший способ его задобрить — дать почистить что-то особенно грязное. Тогда он весь светится от счастья».

Между техническими записями прятались более личные заметки. Воспоминания об Эльзе, матери Мей, о том, как ее улыбка напоминала ему блеск полированной меди. Как он скучал по ее голосу, когда работал по ночам в одиночестве. Как мучился виной за то, что оставил маленькую дочь.

— «Мей растет без отца, и это моя вина, — писал он неровными буквами. — Но что я могу ей дать, кроме опасности? Она обычная девочка, без проклятого дара. Пусть лучше живет спокойной жизнью в деревне, чем прячется в тени вместе со мной. Марта вырастит ее доброй и счастливой».

Я нашла также записи о механизмах, которых пока не встречала в харчевне. «Стражник-Паук Дозорный» размером с собаку, с восемью глазами-линзами и острыми передними лапами. Тело и лапки обтянуты мехом, для пущей убедительности, что он живой. Его задачей была охрана мастерской по ночам.

— «Дозорный патрулирует периметр каждые полчаса, — описывал отец. — Умеет различать хозяев от чужаков по запаху и звуку шагов. При обнаружении незнакомца издает предупреждающий щелчок. Если угроза не отступает, переходит к активной обороне. Но главная его особенность — абсолютная преданность. Дозорный будет защищать то, что ему поручили, до последней шестеренки».

Еще один помощник — «Вестовой-Мышь Быстроног», крошечный механизм не больше настоящей мыши, способный передавать сообщения между комнатами дома.

— «Быстроног запоминает до десяти коротких посланий, — объяснял Марк. — Достаточно шепнуть ему на ушко, к кому доставить, и он помчится по своим тайным ходам в стенах. Очень полезен, когда руки заняты работой, а нужно что-то передать на кухню».

Но о «Искре Глубин» ни слова.

Отчаяние начало подступать липкой волной. Может, я ошиблась? Может, эта сделка была устной, не доверенной бумаге? Но это противоречило характеру Марка. Судя по архивам, он фиксировал каждую мысль, каждое наблюдение.

Я принялась разбирать ящики верстака. И, наконец, под стопкой чистых пергаментов в самом нижнем ящике пальцы нащупали что-то необычное. Книга в переплете из черной кожи, без единой надписи на обложке. Тяжелая, основательная, явно не рабочий журнал.

Открыв ее, я увидела ряды цифр и странных символов, не похожих ни на что знакомое. Сердце екнуло. Это выглядело как шифр.

Я села ровнее, пододвинула лампу и принялась изучать записи. Поначалу это казалось невыполнимой задачей, хаос из значков и чисел. Но постепенно начали проступать закономерности. Некоторые символы повторялись рядом с датами. Цифры группировались по три.

Взгляд упал на латунный арифмометр в углу стола — сложный счетный механизм с множеством шестеренок и рычажков. Вспомнилась одна из записей отца: «любой шифр имеет свой ключ, нужно лишь найти правильный рычаг».

Я начала экспериментировать, вводя группы цифр из книги в арифмометр. Машина щелкала, считала, и через полчаса мучений выдала первое узнаваемое слово: «ЗАКАЗ».

Руки задрожали. Еще несколько манипуляций и механизм начал переводить шифр в читаемый текст.

То, что я прочла, открыло совершенно новую сторону жизни моего отца.

Марк не был просто гениальным изобретателем, создающим кухонных помощников для собственного удобства. Он выполнял заказы. Тайные заказы богатых клиентов, готовых щедро платить за уникальные механические диковинки.

Схема была проста, но эффективна. Богатые купцы и дворяне из соседних королевств, заказывали через посредников механические игрушки: певчих птиц для развлечения гостей, танцующих кукол для детей, изящных слуг для демонстрации богатства. Формально это были просто сложные заводные механизмы, но благодаря гению отца они выглядели почти живыми.

Гномьи торговцы служили посредниками. Они приносили заказы, забирали готовые изделия и переправляли их через горные перевалы заказчикам. Харчевня «Три таракана» была идеальным прикрытием, никто не удивлялся частым визитам гномов в заведение на торговом пути.

Листая расшифрованные страницы, я видела масштаб операции. Десятки заказов за годы работы. Механические птицы для герцога Валенсийского. Кукла-танцовщица для принцессы Северного королевства. Музыкальная шкатулка с поющими фигурками для императорской семьи Восточной империи.

Суммы заставляли ахнуть. Отец был не просто хорошим ремесленником, он был мастером эксклюзивного, штучного товара для самых богатых людей континента.

И вот, почти в конце книги, я нашла искомое. Запись двухмесячной давности: «Заказ №73. Клиент: Клан Черного Железа. Изделие: «Искра Глубин». Аванс: 50 золотых. Описание: механический шпион, малый размер, функция подслушивания и записи разговоров».

Лихорадочно я принялась искать чертежи. Они нашлись в отдельном тубусе из вороненой стали, спрятанном за стеллажом с реагентами.

«Искра Глубин» оказалась изящным механизмом размером с крупную монету. Плоский, дисковый корпус, инкрустированный тонкими кристаллическими нитями — устройство для записи и передачи звуков. Несколько микроскопических ножек позволяли ей ползать по стенам и потолкам, как настоящему пауку. Крошечная линза-глаз могла различать лица и голоса.

Глава 10

Сердце все еще колотилось, когда я осторожно спустилась по скрипучей лестнице. Каждая ступенька отдавалась в висках болезненным эхом. Внизу царила тишина, нарушаемая лишь тихим поскрипыванием половиц под моими ногами.

У подножия лестницы лежали два тела.

Я замерла, сжимая в руке тяжелый молоток. Первая мысль была самой страшной: неужели Дозорный их убил? Но нет, грудные клетки медленно поднимались и опускались. Живы. Просто без сознания.

Оба были молоды — лет по двадцать пять, не больше. Обычные воришки в поношенной, но чистой одежде. Один, кудрявый и веснушчатый, лежал на спине, раскинув руки. На его лице застыло выражение неподдельного ужаса, даже в бессознательном состоянии рот был приоткрыт, словно он все еще кричал. Второй, темноволосый и более плотный, упал лицом вниз, придавив собой опрокинутую скамью.

Рядом с ними, словно безмолвный страж, застыл Дозорный. Его восемь красных глаз-линз погасли, механизм снова превратился в неподвижную скульптуру. Только мех на его тельце топорщился, словно он все еще был готов к бою.

Я осторожно подошла ближе и нащупала пульс у каждого. Сердца бились ровно, дыхание было спокойным. Видимо, они просто потеряли сознание от страха при виде огромного механического паука. Упали с лестницы, ударились головами о пол и отключились.

С одной стороны, хорошо — никого убивать не пришлось. С другой — что теперь с ними делать?

Я тяжело вздохнула и прикинула вес каждого. Кудрявый был худощавым, но темноволосый выглядел основательно. Таскать их поодиночке будет непросто, но другого выхода нет. Нельзя, чтобы они очнулись в харчевне. Пусть лучше считают, что все это им привиделось.

Схватив кудрявого за ноги, я поволокла его к задней части дома. Дозорный молчаливым истуканом сопровождал меня, его металлические лапы беззвучно скользили по полу. В стене кухни была небольшая дверца — черный ход во внутренний дворик, которым пользовался отец для вывоза мусора и приема поставщиков.

Пыхтя и отдуваясь, я вытащила первого воришку на холодный воздух двора. Ночь была тихой, только где-то вдалеке слышалось сонное ржание лошадей на постоялом дворе. Луна пряталась за облаками, отбрасывая неровные тени от построек.

Второго тащить было еще тяжелее. Темноволосый оказался настоящим увальнем — мертвый груз, который, казалось, весил больше мешка муки. К тому времени, как я дотащила его до двора, спина ныла, а на лбу выступил пот, несмотря на прохладу.

Я положила их под тем самым окном, через которое они проникли в дом. Окна в харчевне располагались высоко, почти под самым потолком — старинная архитектурная особенность, призванная защитить помещение от разбойников. Сейчас это сыграло мне на руку. Все будет выглядеть так, словно один из воришек в попытке залезть внутрь сорвался и упал, придавив собой напарника.

Я даже слегка порвала рукав кудрявому и запачкала их одежду землей из клумбы, чтобы картина выглядела правдоподобнее. Пусть, когда очнутся, думают, что неудачно свалились. А странные видения с механическим пауком спишут на удар головой.

Решив вопрос с воришками, я вернулась в харчевню и методично проверила все засовы. Выдавленную оконную раму пришлось наскоро заколотить досками — ремонтировать буду завтра, при свете. Сейчас главное было — обезопасить дом от новых незваных гостей.

На кухне я сделала себе бутерброд с остатками вчерашнего мяса, заварила крепкого чая с травами, которые нашла в отцовских запасах. Устроившись на табурете у печи, чувствуя исходящее от нее тепло, я, наконец, позволила себе задуматься над происшедшим.

Дозорный стоял рядом, его красные глаза потухли, но я все равно чувствовала исходящую от него потенциальную угрозу. Мурашки пробегали по коже каждый раз, когда я на него смотрела. Слишком он был похож на настоящего гигантского паука, слишком реалистично двигался.

Нет, такая охрана слишком опасна. Если кто-то увидит Дозорного в действии и выживет, чтобы рассказать об этом, мне конец. Техномагия — это одно, а механический монстр размером с собаку — совсем другое. Такого не объяснишь заводными игрушками или хитрыми приспособлениями.

Но что тогда? Как защитить дом и мастерскую от будущих «гостей»? Потому что они обязательно вернутся. Ворт наверняка не из тех, кто сдается после первой неудачи.

Допив чай, я поднялась в спальню. Дозорный остался на кухне — я мысленно приказала ему патрулировать первый этаж, но быть более осторожным. При малейшей опасности спрятаться, а не нападать.

Сон не шел. Я ворочалась на жесткой кровати, слушая ночные звуки дома. Где-то тихо тикали часы, скрипели балки, оседающие после дневного тепла. А в голове роились мысли, одна тревожнее другой.

Может, стоит все бросить? Собрать самое ценное и бежать? В расшифрованных записях отца упоминались огромные суммы за выполненные заказы. Где эти деньги? Неужели все ушло на содержание харчевни и материалы для мастерской?

Или Марк спрятал состояние где-то еще, в тайнике, о котором я пока не знаю?

С этими мыслями я, наконец, провалилась в беспокойный сон, полный кошмаров с механическими пауками и холодными глазами Ворта…

Утро наступило слишком рано. Серый свет в маленьком окошке под потолком был еще неопределенным, когда меня разбудил знакомый скрежет — «Ветошкин» начал свою утреннюю уборку. Тело ныло от усталости, голова была тяжелой, но дела не ждали.

Спустившись на кухню, я обнаружила, что Дозорный исчез. Видимо, выполнив ночное дежурство, он вернулся в свой угол мастерской. Хорошо, меньше придется объяснять, если кто-то из посетителей заглянет в подсобку.

«Сердце Харчевни» встретило меня приветливым гулом. Печь всю ночь поддерживала слабый огонь, и теперь нужно было лишь добавить дров и перенастроить температурные режимы. Я приложила ладонь к знакомой латунной панели, мысленно отдала команды, и циферблаты послушно поползли вверх.

Пока печь разогревалась, я занялась подготовкой к обеденному наплыву. Из погреба принесла кусок мяса. «Жук-Крошитель» с характерным «Клац-клац-клац-вжик!» превратил груду корнеплодов в аккуратные кубики для рагу.

Глава 11

К полудню харчевня была готова принять гостей. Свежий хлеб остывал на деревянных досках, мясо в медовой глазури источало головокружительный аромат из духовки, а овощное рагу тихо булькало в большом чугунном котле. «Паучок-Мойщик» закончил утреннюю уборку посуды и застыл на дне таза, довольный проделанной работой. «Ветошкин» семенил по залу на своих коротких ножках, собирая несуществующие пылинки с идеально чистого пола.

Все было под контролем, а до обеденного наплыва оставался еще около двух часов. Я сняла фартук, поправила простое серое платье и решила прогуляться до рынка. После вчерашнего ночного визита воришек хотелось узнать, не ходят ли по торжищу слухи о странных происшествиях в харчевне «Три таракана».

Воздух был свежим и прохладным. Железные горы Крагмор возвышались над торжищем величественными пиками, их заснеженные вершины сверкали в лучах солнца. На площади уже кипела жизнь: торговцы расставляли товары, покупатели толпились у лотков, где-то вдалеке ржали лошади и скрипели телеги.

Я, не спеша, бродила между рядами, прислушиваясь к разговорам. Гномы обсуждали цены на железную руду и качество нового пива из подземных пивоварен. Люди-торговцы жаловались на плохие дороги и разбойников в горных перевалах. Орки мерно рычали что-то на своем языке, разбирая туши дичи.

Никто не говорил о механических пауках или странных происшествиях в харчевне. Хорошо. Значит, воришки предпочли помалкивать о своих ночных приключениях.

Проходя мимо лотка с экзотической живностью, я невольно поморщилась от знакомого сладковатого запаха. Но сегодня он не казался таким отвратительным. В записях отца упоминалось, что жареные насекомые считались деликатесом среди гномов. Если я хочу привлечь больше клиентов из подземного народа, стоит изучить их кулинарные пристрастия.

Торговец, тот самый беззубый человек, заметив мой интерес, радостно заулыбался.

— О, юная госпожа из харчевни! — воскликнул он, потирая руки. — Наконец-то решили попробовать настоящие деликатесы? У меня сегодня отличные горные тараканы, только вчера привезли из глубоких пещер!

Он указал на деревянный ящик, где копошились существа размером с мою ладонь. Черные, блестящие, с длинными усами и мощными челюстями. При ближайшем рассмотрении они выглядели не так ужасно, скорее как крупные жуки.

— А как их готовят? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал заинтересованно.

— Ах, способов много! — оживился торговец. — Самый простой — в панцире на раскаленной сковороде с горным маслом. Минут пять жарить, пока не зарумянятся. Гномы любят с кислым соусом из забродившего пива и толченых ягод можжевельника. А можно и по-королевски: очистить от панциря, мясо порубить, смешать с грибами и специями, запечь в тесте. Получаются пирожки, что пальчики оближешь!

Он взял одного таракана за спинку, и тот возмущенно зашевелил лапками.

— Мясо у них сладковатое, нежное. Гномы говорят, на орехи похоже. И очень сытное, три-четыре штуки, и гном наестся до отвала. А самцы особенно ценятся, у них на панцире узор золотистый. Видите?

Действительно, некоторые тараканы отличались тонкими золотистыми прожилками на черной спинке.

— Сколько стоят? — решилась я.

— Для такой красивой хозяйки особая цена! — торговец сделал театральный поклон. — Дюжина отборных пять серебряных. Это с рецептом кислого соуса в придачу. И научу, как правильно чистить — это целое искусство!

Я протянула ему монеты, и торговец ловко пересыпал тараканов в плетеную корзинку с плотной крышкой. Изнутри доносилось недовольное шуршание.

— Держите крепко, — предупредил он, завязывая корзинку веревкой. — Умные твари, могут сбежать. А рецепт слушайте внимательно...

Следующие десять минут я слушала подробные инструкции по приготовлению тараканьих деликатесов. Торговец оказался настоящим знатоком, он рассказывал о тонкостях обжарки, правильной температуре масла и секретах приготовления соуса с таким энтузиазмом, словно речь шла о самых изысканных блюдах королевской кухни.

— И помните, — заключил он, — если панцирь при жарке не потрескивает, значит, таракан был не свежий. Хороший таракан должен трещать, как орехи на огне!

Я кивнула, мысленно записывая эту сомнительную мудрость, и направилась дальше по рынку. Корзинка в руках тихо шуршала, напоминая о ее содержимом.

Обходя ряды с тканями и украшениями, я вдруг услышала громкий крик, доносящийся от пекарных лотков. Потом еще один, полный возмущения и гнева. Любопытство взяло верх, и я поспешила на шум.

У лотка с хлебом и сдобой собралась толпа. В центре происшествия стоял дородный торговец, краснолицый мужчина лет сорока в дорогой, но запачканной мукой одежде. Он крепко держал за тонкое запястье девушку и что-то яростно выкрикивал.

Это была орчанка, но совершенно непохожая на тех зеленокожих великанов, которых я видела раньше. Ростом она была чуть выше моего плеча, изящная и стройная, словно тростинка. Кожа оливкового оттенка сияла здоровьем, а не грубой зеленью обычных орков. Лицо было тонким, с правильными чертами: высокие скулы, аккуратный нос, полные губы. Только слегка заостренные уши и два небольших клычка, едва выступающих из-под губы, выдавали ее происхождение.

Но больше всего поражали волосы. Густые, цвета воронова крыла, они были заплетены в десятки тонких косичек, каждая из которых оканчивалась маленькой медной бусинкой. Косички свободно ниспадали до плеч, позвякивая при каждом движении головы, создавая тихую мелодию. В некоторые косы были вплетены разноцветные нити: красные, синие, зеленые, создававшие причудливый узор.

Одета она была просто: в кожаную жилетку поверх белой рубахи и темные штаны, заправленные в высокие сапоги. На поясе висел небольшой кожаный мешочек и что-то похожее на музыкальный инструмент, маленькую флейту из темного дерева.

Сейчас ее большие карие глаза горели гневом, а тонкие пальцы сжимались в кулаки.

— Отпусти меня, жирный кабан! — прошипела она чистым общим языком без акцента. — Я ничего не брала!

Глава 12

Дорога от рынка до харчевни показалась бесконечной. Орчанка шла рядом, но чуть позади, словно готовая в любой момент рвануть в сторону. Ее медные бусинки позвякивали в такт неровным шагам, создавая нервную мелодию. Я чувствовала исходящее от нее напряжение, девушка явно не привыкла принимать помощь от незнакомцев, особенно от людей.

Несколько раз я пыталась завести разговор, но получала в ответ лишь односложные ответы или вовсе молчание. Карие глаза девушки внимательно изучали окружающую обстановку, отмечая каждую мелочь: расположение лотков, лица прохожих, возможные пути отступления. Привычка того, кто привык полагаться только на себя.

Когда мы, наконец, дошли до «Трех тараканов», я быстро отперла дверь и впустила спутницу внутрь. Щелчок замка прозвучал громче обычного в тишине зала. Орчанка остановилась посреди помещения, оглядываясь по сторонам с профессиональным интересом. Ее взгляд скользнул по расставленным столам, задержался на барной стойке, отметил толщину стен и расположение окон.

— Пошли на кухню, — сказала я, направляясь к знакомой двери. — Там поговорим.

На кухне царила привычная атмосфера утреннего затишья. «Сердце Харчевни» тихо гудело в углу, поддерживая нужную температуру в духовке, где томилось мясо в медовой глазури. Циферблаты на медных панелях показывали стабильные значения. «Паучок-Мойщик» застыл на дне своего таза, превратившись в неподвижный кусок металла. «Жук-Крошитель» сидел на разделочном столе, его бронзовая спинка тускло поблескивала в утреннем свете.

Все мои механические помощники, почувствовав присутствие постороннего, инстинктивно затаились. Стали обычными кухонными приспособлениями, немыми истуканами из металла и дерева. Только тихое гудение печи нарушало тишину, но и оно могло сойти за обычный звук угасающих углей.

Орчанка прошла к центру кухни и остановилась, скрестив руки на груди. Ее поза была настороженной, готовой к действию.

— Сама бы разобралась с этим жирным боровом, — проворчала она, и в голосе слышались стальные нотки. — Не нужна была твоя помощь.

Я пожала плечами, доставая из печи румяную буханку хлеба. Аромат свежей выпечки мгновенно заполнил кухню.

— Разобралась бы, не сомневаюсь. Но это заняло бы время. А у меня через полчаса открытие, и я с раннего утра на ногах. Голодна как волчица.

Я нарезала хлеб толстыми ломтями, добавила к ним рагу и кусок запеченного мяса. Простая еда, но сытная и ароматная. Поставила тарелку на стол и достала вторую для себя.

— Садись, поешь. Выглядишь так, словно не ела несколько дней.

Девушка колебалась, глядя на еду. Я видела, как она сглотнула слюну при виде дымящегося рагу, как напряглись мышцы ее худого лица. Голод боролся с гордостью, и голод побеждал.

Наконец она осторожно подошла к столу и села на край скамьи, готовая вскочить при первых признаках опасности. Взяла ложку и начала есть медленно, стараясь не выдать своего голода, но я видела, как жадно она проглатывала каждый кусок.

Мы ели молча несколько минут. Я изучала свою неожиданную гостью, пытаясь понять, что привело ее в наши края. Орчанка была явно не местная, слишком уж отличалась от здешних орков. Да и одежда, и манеры говорили о том, что она много путешествовала.

— Меня зовут Мей, — сказала я, когда острота голода у обеих утихла. — Я хозяйка этой харчевни.

Девушка подняла глаза, в которых мелькнула борьба. Наконец, вздохнула.

— Тара, — коротко бросила она. — Из клана Черный Щит.

— Черный Щит? — переспросила я. — Не слышала о таком клане среди местных орков.

— Потому что мы не местные, — Тара отложила ложку и посмотрела в окно. — Мой клан живет далеко отсюда, за Дикими Землями. Там, где горы встречаются с пустыней. Мы воины.

Я осторожно кивнула, не желая прерывать рассказ.

— Прости за нескромный вопрос, но... ты сильно отличаешься от орков, которых я видела. Даже подростки среди них выглядят крупнее тебя. Это...

— Нормально? — Тара горько усмехнулась. — Да, я знаю. Самая маленькая во всем клане. Родилась такой, ничего не поделаешь.

Она тяжело вздохнула, и впервые в ее голосе появились нотки усталости.

— Мне пришлось долго доказывать всем, что я ничуть не слабее остальных. И до сих пор приходится. В клане воинов это особенно тяжело.

В ее карих глазах мелькнула боль давняя, глубокая, ставшая частью характера.

— Моя мать тоже была меньше обычных орков, но не настолько, как я. Бабушка говорила, что наш род несет в себе древнее проклятье, но и древнее благословение тоже.

Тара замолчала, видимо, решая, стоит ли продолжать. Я терпеливо ждала, интуитивно понимая, что торопить ее нельзя.

— В нашем клане есть легенда, — медленно заговорила она, глядя в пламя печи. — О временах, когда наш народ был порабощен, когда маги лишили орков их шаманов, и мы начали терять силу. Хочешь услышать?

Я кивнула, чувствуя, что прикасаюсь к чему-то важному, сокровенному.

Тара откинулась на спинку скамьи, и ее голос изменился, стал глубже, торжественнее — это был голос сказительницы, передающей древнюю мудрость.

— Внемлите, дети камня и ветра, и слушайте сказание о временах, когда Великое Заточение лежало на народе орков тяжким бременем, а сердца воинов были полны отчаяния. Триста лет жили кланы в разрозненных тюрьмах, связанных магией боли, теряя свою силу и забывая заветы предков. Еда, что привозили им люди, была гнилью, а надежда лишь горьким привкусом во рту.

Ее слова создавали в воображении картины далекого прошлого: серые стены тюрем, измученных воинов, потерявших связь со своими богами.

— Но когда тьма сгустилась до предела, а духи предков, казалось, отвернулись навсегда, Железная Гора взмолилась о спасении. И мир ответил. В самую глухую общину, в Сарготу, что стояла на краю Дикого Леса, была послана душа — не орочья, не человеческая, а иная, пришедшая из-за грани миров, чтобы зажечь пламя в угасающих очагах.

При этих словах я почувствовала странную дрожь. Душа из другого мира... Неужели я была не первой, кто переселился в чужое тело?

Глава 13

Тара оказалась подарком судьбы.

Первый час я наблюдала за ней с плохо скрываемым удивлением. Девушка двигалась по залу с изящностью танцовщицы, лавируя между столами с подносами, полными еды. Несмотря на небольшой рост, она умудрялась одновременно нести три тарелки в одной руке и две кружки эля в другой, не пролив ни капли.

Но больше всего поражала ее способность находить общий язык с любыми посетителями. С гномами она говорила на их же грубоватом, прямолинейном языке, не стесняясь подколоть их в ответ на безобидные шутки. С людьми-торговцами была учтива и профессиональна. А когда зашла компания орков, Тара переключилась на их родной язык, и я услышала глубокие, рычащие звуки, которые показались мне совершенно невозможными для ее нежного горла.

Но настоящее мастерство она продемонстрировала, когда около полудня в харчевню ввалился подвыпивший торговец зерном. Краснолицый, с сальными волосами и расстегнутой рубахой, он плюхнулся за стол и начал громко требовать «самого крепкого, что есть в доме». На его поясе звякнул тяжелый кошелек — деньги у него водились, и отказать в обслуживании было бы неразумно.

Тара принесла ему кружку пива, но торговец сразу начал наглеть. Хватал ее за руку, когда она проходила мимо, отпускал двусмысленные комментарии, а потом и вовсе попытался притянуть к себе за талию.

Я уже двинулась было к ним, готовая вмешаться, но остановилась, увидев улыбку на лице Тары. Улыбку хищницы.

— Милый, — сладко пропела она, не пытаясь вырваться из его объятий, — ты же понимаешь, что трогать прислугу в публичных местах неприлично?

— А что такого? — захохотал торговец, крепче обхватив ее талию. — Ты же орчанка, не дворянка какая. Да и маленькая такая, миленькая...

— Маленькая? — Тара наклонила голову, и ее голос стал еще слаще. — Ну да, маленькая. Только вот в чем дело, дорогуша...

Она подалась вперед, словно собираясь поцеловать его в щеку, но вместо этого что-то быстро шепнула на ухо. Торговец побледнел, резко отдернул руки и отшатнулся.

— Я... я не хотел... — пробормотал он, судорожно нащупывая на поясе кошелек.

— Конечно, не хотел, — кивнула Тара с пониманием. — И больше не захочешь, правда? А теперь давай-ка проводим тебя до выхода. Подышать свежим воздухом полезно для здоровья.

Торговец покорно поднялся и, шатаясь, поплелся к двери. Тара шла рядом, продолжая что-то тихо говорить ему. У самого выхода она легонько похлопала его по плечу, и мужчина буквально выскочил на улицу, словно за ним гнались все демоны преисподней.

— Что ты ему сказала? — не выдержала я, когда Тара вернулась за стойку.

Орчанка пожала плечами с невинным видом.

— Да так, объяснила особенности анатомии. Рассказала, куда именно я могу засунуть свои маленькие, но очень острые зубки, если он еще раз протянет ко мне руки.

Я фыркнула, представив реакцию торговца на такое «объяснение».

— И это подействовало?

— А ты сомневалась? — Тара оскалилась, демонстрируя острые клычки. — Мужчины очень трепетно относятся к некоторым частям тела. Особенно когда речь заходит о зубах.

Наблюдая за ее работой, я понимала, что сделала правильный выбор. Тара была именно тем, что нужно харчевне — сильной, умной, способной постоять за себя и дело. Оставалось только решить один деликатный вопрос: как объяснить ей существование механических помощников.

Рано или поздно она их заметит. Невозможно работать на кухне и не увидеть, как паучок моет посуду или как жук нарезает овощи. Но спешить с откровениями не стоило. Сначала нужно было лучше узнать девушку, понять, можно ли ей доверять такие опасные тайны.

Ведь одно неосторожное слово в неподходящей компании и мне конец. Техномагия каралась смертью без всяких поблажек.

Около двух часов дня, когда наплыв посетителей достиг пика, я принесла заказ компании гномов из клана Медногривых. Трое дородных мужчин сидели за своим обычным столом и неторопливо обедали, обсуждая дела и новости.

— Слышали про Винхейм? — говорил один, тот, что постарше, с седыми нитями в рыжей бороде. — Там опять пожар случился. Два дома сгорело дотла.

Я притормозила, расставляя тарелки. Новости о пожарах всегда привлекали внимание в мире, где большинство домов строили из дерева, огонь был главной угрозой.

— Ага, слышал, — кивнул второй гном, помоложе. — Говорят, пожар начался в доме господина Мерзона, мага-огневика. Дочка его, поговаривают, с силой не справилась.

— Не справилась — это мягко сказано, — хмыкнул третий. — Выброс силы такой был, что соседние дома загорелись от одних искр. Хорошо, люди успели убежать, а то бы жертв не избежать.

Первый гном понизил голос, и мне пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его слова.

— Поговаривают, такие выбросы у магов-стихийников стали все чаще. И не только у огневиков. В Мортенгейме водник затопил половину улицы, когда его сын пытался вызвать дождь для садов. А в Вестгарде ветряница чуть башню не снесла, обучая внучку.

— Король и его советники, конечно, обвиняют во всем нерадивых слуг, — добавил второй гном. — Дескать, плохо следят за юными магами, не обеспечивают должного контроля. Но знающий человек видит — сила огня совсем иная стала. Дикая. Неуправляемая.

— Времена меняются, — философски заметил старший. — И не к лучшему, боюсь.

Я закончила подавать блюда и поспешила на кухню, но их слова не давали покоя. Маги-стихийники теряют контроль над своими силами? Почему?

На кухне меня ждала горячая работа. Народу сегодня было действительно много, как упомянул один из гномов, на завтра намечался большой торг, и торговцы стекались со всей округи. Харчевня была забита до отказа, и заказы поступали один за другим.

Пришлось все делать самой. Запускать механических помощников при Таре я не рискнула — слишком рано для таких откровений. Поэтому «Жук-Крошитель» стоял на столе мертвой скульптурой, «Паучок-Мойщик» лежал на дне таза, а «Толстяк Блин» молчал в своем углу.

Глава 14

Утро Большого Торга обрушилось на харчевню не волной, а сокрушительным цунами. Я едва успела перевернуть вывеску на двери, как ее створки распахнулись, впуская внутрь ревущий поток из десяток голосов, запахов жареного мяса, кислого пива и мокрой дорожной пыли. Торговцы, съехавшиеся со всей округи, казалось, решили позавтракать, пообедать и поужинать именно у меня, причем одновременно.

Первыми ворвались гномы из клана Медногривых — целая орава дородных мужчин с окладистыми бородами, заплетенными в ритуальные косы. За ними последовали Железные Молоты, потом Каменные Сердца. Они расселись по своим привычным местам, громко споря о ценах на руду и качестве новых инструментов, их голоса сливались в гулкий рокочущий хор. Следом потянулись орки-торговцы — зеленокожие великаны с тяжелыми мешками за спиной, от которых пахло дичью и дальними дорогами. Люди заняли оставшиеся столы: купцы в дорогих плащах с золотыми пряжками, наемники в потертых, но добротных доспехах, путешественники с узлами и посохами, покрытыми дорожной пылью.

Тара, с ее сверхъестественной грацией, порхала по залу, словно темноволосая валькирия на поле битвы. Ее поднос был щитом, а звонкий голос боевым кличем. Медные бусинки в косичках звенели в такт быстрым шагам, создавая собственную мелодию среди общего хаоса. Но даже она не могла быть в трех местах одновременно.

Заказы сыпались градом, каждый громче предыдущего:

— Эй, девочка! Три порции рагу и побольше мяса!

— Где мой эль? Я заказывал полчаса назад!

— Хлеба свежего! И чтобы горячий был!

— А у вас есть жареные корни с медом? Как в старые времена готовили…

А я задыхалась на кухне, превратившейся в преисподнюю.

Я работала на пределе человеческих возможностей. Нож в моих руках двигался с лихорадочной скоростью, но не с холодной точностью «Жука-Крошителя». Овощи получались неровными, кривыми, каждый кусок был укором моему несовершенству. Одна морковина толще другой, лук резался слезами и не только от его едкого сока, а картофель и вовсе превращался в бесформенные куски.

Мышцы на руках и спине горели огнем после ручного замеса теста — жалкого, плоского подобия той воздушной массы, что мог создать «Толстяк Блин». То, что механизм делал за минуты, у меня занимало полчаса изнурительной работы. Пальцы болели, спина ныла, а результат был в разы хуже.

Гора грязной посуды в тазу росла с пугающей скоростью, превращаясь в жирный, скользкий холм тарелок, кружек и сковородок, и я то и дело бросала тоскливый, полный отчаяния взгляд на дно, где безжизненно замер мой верный «Паучок-Мойщик». Каждую тарелку приходилось отмывать вручную, тратя драгоценные минуты, пока новые заказы накапливались и посетители начинали выражать недовольство.

«Жук-Крошитель» стоял на столе мертвым истуканом, его бронзовая спинка насмехалась надо мной своим тусклым блеском. «Паучок-Мойщик» лежал на дне таза, словно кусок металлолома. «Толстяк Блин» молчал в углу, и его мощные крюки застыли в бездействии. Все мои верные помощники превратились в декорации, в бесполезные украшения, пока я медленно проигрывала битву с голодной армией.

— Мей, нужно еще рагу! Стол номер семь пустой уже десять минут, гномы начинают топать ногами! — крикнула Тара, молнией влетая на кухню. Ее волосы, обычно заплетенные в десятки аккуратных косичек, растрепались, медные бусинки потускнели, а на оливковой коже выступили блестящие капли пота. Она замерла на пороге, и ее карие глаза расширились при виде хаоса, царившего вокруг. — Ты в порядке? Ты вся красная.

Я лишь отчаянно мотнула головой, пытаясь одновременно нарезать лук и следить за подгорающим мясом. Пальцы не слушались, а в глазах щипало не то от лука, не то от бессильных слез. Краем глаза я видела, как Тара смотрит на меня — ее взгляд был не просто обеспокоенным. В нем сквозило откровенное недоумение. Она видела, что я выбиваюсь из сил, но также, должно быть, замечала, как странно я обхожу эти причудливые, сложные механизмы, словно они были не помощниками, а священными идолами, к которым нельзя прикасаться. Словно я сама себе усложняла работу, танцуя этот изматывающий танец вокруг них.

— А стол номер три требует добавки хлеба, — продолжала Тара, оглядывая хаос вокруг. — И орки спрашивают, когда будет их жаркое.

К десяти утра ситуация стала критической. Из зала доносились недовольные голоса, посетители жаловались на долгое ожидание. Кто-то уже начал требовать возврата денег.

— Мей, — Тара ворвалась на кухню с встревоженным лицом. — Там группа гномов из клана Золотых Молотов. Очень влиятельные. Они ждут свой заказ уже полчаса и начинают злиться. Если мы их потеряем...

Она не договорила, но смысл был ясен. Клан Золотых Молотов мог одним словом разрушить репутацию харчевни. Их недовольство разнесется по всему торжищу быстрее ветра.

Руки дрожали от усталости. Голова кружилась от пара и жара печи. Я понимала, что без помощи механизмов мне не справиться. Но именно в этот момент, когда отчаяние достигло пика, колокольчик над входной дверью звякнул особенно резко и требовательно.

Шум в зале, гудевший, как растревоженный улей, на мгновение стих. Это была не та тишина, что наступает перед дракой. Это была тишина, вызванная уважением и подсознательным страхом.

Я выглянула из-за кухонной двери и почувствовала, как ледяные пальцы сжали мое сердце. На пороге, очерченный ярким дневным светом, стоял мужчина в безупречной темно-синей форме Гильдии Правопорядка. Высокий, худощавый, с педантично подстриженной бородкой и холодными серыми глазами за очками в проволочной оправе. Его лицо было бесстрастным, как маска, а взгляд методично обводил помещение, заставляя даже самых шумных гномов умолкнуть и вжать головы в плечи.

За его спиной, в толпе у входа, я на долю секунды заметила самодовольную, хищную ухмылку на лице господина Ворта.

Кровь отхлынула от моего лица. Это была ловушка. Идеально рассчитанный удар. Ворт перешел от ночных воришек к самому страшному для меня инструменту — закону.