Глава 1: Он вернулся
В ресторан L’étoile не входили, в него являлись, люди в дорогих пальто, с запахом лосьона, влияния и несвободы, они держались прямо, осматривали зал, искали глазами тех, кто ниже по иерархии и улыбались только официантам, если те несли шампанское.
Поэтому, когда дверь отворилась, и вошёл он — высокий блондин. Все, даже официанты, на мгновение потеряли ритм.
Он вошёл в ресторан, словно затянул за собой ночной воздух. На нём не было ничего вычурного — только гладкая чёрная водолазка, плотное пальто, сидящее на нём так, будто его сшили из тени, и простые, тёмные джинсы. Но именно в этой простоте скрывалась угроза — безмолвная, уверенная. Мужчина, в котором не было ни грамма суеты, и потому казалось, что время само замедлялось, когда он ступал по залу.
У него были те глаза, что смеялись не глядя, и те губы, что будто постоянно знали чью-то последнюю тайну. Свет от ламп мягко скользил по скулам и подбородку, подчеркивая точёные, почти киношные черты. Он не улыбался широко — только уголком рта, как человек, который мог бы и улыбнуться, но предпочитал оставить вас в догадке: “Это к добру… или нет?”.
Он не смотрел по сторонам с опаской, не искал глазами официанта, он двигался, как будто это место принадлежало ему, а остальные просто временные гости, и, если бы он вдруг попросил всех выйти — они бы это сделали, не потому что он угрожал, потому что было очевидно, что так будет правильно.
Фиби заметила его сразу, не могла не заметить.
Она стояла у четвёртого столика с подносом в руках, но в этот момент казалась не официанткой, а скульптурой, на мгновение ожившей в световом пятне. Высокая, с тонкими ключицами, чуть выступающими над строгим вырезом форменной рубашки, она держалась с точностью женщины, которая давно научилась не показывать, что внутри бушует пожар.
Глаза — карие, но с холодным ореховым отливом, будто изнутри всегда что-то оценивают. Волосы собраны в чёткий пучок, ни одного выбившегося локона, как и положено той, кто выучила правила и решила им соответствовать, чтобы остаться целой.
У неё была красота не броская, но запоминающаяся, как последняя нота в музыке — не громкая, но она остаётся в голове.
Она умела держать лицо. Но когда она увидела его, что-то в ней дрогнуло, чуть треснуло под тонким слоем пудры. И он это заметил.
Но её лицо — маска, тонкая улыбка, ровное дыхание, легкий наклон головы, всё как учили, она сделала шаг вперёд — и улыбнулась шире.
— Добрый вечер, — произнесла она, подходя, — Вы один?
Он посмотрел на неё, и в его глазах промелькнула искра, узнавание, удовольствие.
— Привет, Фиб.
Никакого удивления, никакого пафоса, будто они расставались вчера, словно ничего не было.
Она кивнула.
— Рада тебя видеть.
Ложь, настолько тонкая, что даже у самой не дрогнул голос, но он, конечно, знал и чувствовал.
Он сел за стол у окна, скрестил ноги и откинулся на спинку стула, руки — спокойно на столе, пальцы сцеплены, он смотрел на неё так, как смотрят люди, которые уже приняли решение — и теперь просто развлекаются.
— Ты изменилась, но всё равно… моя.
Слова прозвучали легко, почти лениво, как факт, как “сегодня среда”.
Девушка замерла на долю секунды, потом подняла брови:
— Что будешь заказывать?
Он усмехнулся.
— Тебя.
И только после этого добавил:
— И стакан бурбона, только хороший, как раньше.
Она отвернулась и пошла к барной стойке, а в этот момент, со спины, она казалась идеально спокойной, хотя внутри… всё горело.
Он смотрел на зал, как режиссёр на неудачный дубль, люди — дешёвые маски, официанты — статисты, только Фиби была реальна и интересна.
Когда она принесла бурбон, он не сказал "спасибо", Он просто взял стакан и кивнул, потом наклонился чуть вперёд, и голос стал почти интимным:
— Я скучал, эта скука была… почти физической, болезненной, ужасной.
Она рассмеялась, её смех был натянутым, но он оценил — всё же играет.
— Приятно слышать.
— Хочешь соврать, что тебе всё равно, — спросил он.
Она взглянула на него и её глаза были прозрачными, почти спокойными:
— Не скажу, что скучала, но приятно видеть тебя живым и… свободным.
Он поставил стакан, поднялся и подошёл так близко, что чувствовался запах его кожи: тепло, мята, сигареты.
— Поехали ко мне, или к тебе, всё равно, я не пришёл просто на ужин, крошка, я пришёл за тобой.
Они почти не разговаривали по пути, машина его, хотя формально быть не должна, музыка старая, блюз, он слушал, курил, и улыбался, а она смотрела в окно.
Когда он вошёл в её квартиру, то огляделся как дома, снял пальто, медленно, как будто каждый его жест был ритуалом и подошёл.
Поцелуй был не нежным, не любовным, он был требовательным, жестким, как будто ему это было нужно, как воздух.