Сима
Если есть на свете истинное удовольствие, то вот оно передо мной: идеальный, по степени прожарки, ароматный, сочный стейк форели с хрустящей корочкой в гранатовом соусе.
М-м-м...
Так и тает во рту.
Осторожно, наслаждаясь каждым моментом, кладу в рот очередной кусочек изысканного лакомства, прикрываю глаза в блаженном экстазе и чуть не подпрыгиваю на месте, когда мой спутник противно тянет:
— За-а-ай. Ну, за-а-ай, глянь на меня.
— Глебася, я ем.
— За-а-ай!
Да что ж он никак не уймется!? Последние полчаса бубнил себе что-то про то, как космические корабли бороздят просторы галактики, я, не слушая поддакивала, всех все устраивало, а теперь «за-а-ай» И последнее, кстати, вымораживает больше всего. Ненавижу все эти идиотские прозвища. Но сколько бы я не пыталась объяснить Глебасику, что я не зайка, не рыбка и не киска, он упорно продолжает это делать. В такие моменты стараюсь абстрагироваться, прикрываю глаза, напоминаю себе, зачем все еще с ним встречаюсь и ловлю дзен.
— Внимательно тебя слушаю, — приходится отложить приборы в сторону, бросить тоскливый взгляд на стейк форели, чтобы потом перевести его на странно улыбчивую физиономию Глеба.
В целом Глесабя неплохой мужик. Симпатичный даже…особенно местами, и, если бы не это «за-а-ай», можно было бы терпеть его чаще, чем раз в две недели, но я с первой встречи поняла, что у нас разные взгляды на жизнь, что, впрочем, не мешает нам приятно проводить время в постели. Последнее и есть то неоспоримо необходимое, ради чего я, собственно, все еще терплю Глеба.
— Я тут подумал, — чуть запнувшись от волнения, произносит он. — Зай, давай сойдемся.
Хорошо, что я в этот момент не ела, иначе бы кусок форели застрял в горле, и все впечатление от блюда было бы испорчено на веки вечные.
— Сойдемся? — переспросила я, в надежде, что ослышалась.
— Да, — радостно кивнул он. —Надеюсь, ты не надеялась на предложение? Не в нашем возрасте заниматься такими глупостями. Мы взрослые люди, нас тянет друг к другу, и я считаю, что нам пора начать жить вместе. У меня, естественно.
Зависла на мгновение, переваривая его слова, а потом снова взялась за вилку. Надо срочно заесть кучу не перевариваемых слов в одном предложении.
— И как ты себе это представляешь? Ну, нашу жизнь вместе, — чисто из любопытства решила спросить я.
Глебушка счастливо оскалился и начал расписывать:
— Это будет чудесно. Будем просыпаться вместе в одной постели, ты будешь готовить завтрак, а вечером ждать меня с работы и…
— Готовить ужин, — подсказала я.
— Да! — еще радостней воскликнул он.
— А еще гладить тебе трусы, штопать носки и носить домашние тапочки, — едко продолжила я, почти с наслаждением глядя, как до Глебасика начинает потихоньку доходить, что все пошло как-то не так. — Сногсшибательные планы на совместную жизнь, Глеб, но не для меня.
— Как? — растерянно хлопнул он глазами.
Смотрю на него и думаю: вот красивый мужик, ну, правда, все при нем: высокий, темноволосый, с короткой ухоженной бородой, модно одетый, но отчего же он такой тупой?!
— Ты, кажется, забыл, что у меня есть сын, — сухо напомнила я. — Как он впишется в нашу совместную жизнь?
— Но он же у тебя уже большой, с отцом твоим живет.
— Глеб, это не он живет с отцом, а мой отец живет с нами, — вздохнула я, ощущая легкую горечь во рту. — Впрочем, без разницы…
— За-а-а-й! — мужчина не на шутку начинает переживать и пытается заграбастать мою руку, чтобы в очередной раз обслюнявить ее.
Любит он это дело.
Но я на этот раз прячу обе руки под столом и говорю Глебу то единственно правильное, что надо сказать в этой ситуации:
— Прости, Глеб, но нам надо расстаться.
— Что?!
Внезапно в моей сумочке начинает надрываться мобильник. Я достаю его, бросаю взгляд на экран: начальник соскучился, но трубку не беру чисто из уважения к трагизму в Глебовых глазах.
— Глеб, ты же умный, красивый мужчина и еще найдешь себе даму по душе. Зачем тебе я? Мы с тобой встречались больше года и, если ты до сих пор не понял, что трусово-носковая тема не для меня, то нам точно не стоит продолжать общаться.
С этими словами я беру со стола сумочку, поправляю выбившийся из прически локон и решительно выхожу из-за стола.
— Спасибо за ужин, Глеб. Удачи.
Мужчина, теперь уже бывший, пытается остановить меня, бросая вдогонку какие-то нелепые фразы, но мне уже глубоко фиолетово, что он там хочет. Я ему ничего не обещала, собственно, как и он мне. Какие претензии?
Уже на улице, ежась от прохладного апрельского воздуха, запахиваю пальто, потуже завязываю пояс и глубоко вздыхаю.
Погода наиотвратнейшая – мокрый снег с дождем в довесок к пронзительному ветру. В такой гадкий вечер только дома сидеть, пить чай с бальзамом и читать добрые книги. И угораздило же меня пойти с Глебом на свидание.
Сима
Самоуверенный наглец!
Нет, мне, конечно, доводилось встречать наглых и настойчивых мужиков. Мой второй муж был из такой категории, но не до такой же степени!
Вы поглядите только на него: развалился на стуле, взглядом меня облизывает и довольно скалится, наивно думая, что покорил меня своей настойчивостью.
— Любопытно, с какой целью вы делитесь своими догадками? Я для вас совершенно чужая женщина, и ваши слова, как минимум, звучат неприлично.
— А я привык говорить то, что думаю, — ответил Марат и жестом подозвал снующего туда-сюда официанта, давая понять, что мы готовы сделать заказ.
Мне кажется, или в его словах прозвучал своеобразный вызов?
Ощущение, будто этот непонятный тип прощупывает меня, задавая неприятные вопросы и отвечая на мои все так же неприятно. Очень смахивает на какое-то одному ему понятное испытание, для меня, естественно.
— С одной стороны похвальное качество, но мне кажется, если собеседники в ответ будут шокировать подобной откровенностью, вам это мало понравится. Хотите, я расскажу, что думаю о вас?
Мы на мгновение прерываемся, чтобы сделать заказ. Я решаю позволить себе помимо кофе небольшой десерт из фруктов и воздушного крема, а Марат заказывает чай с чабрецом. Неожиданный выбор для мужчины.
— Внимательно тебя слушаю, Серафима. Мне очень любопытно.
Под его пристальным и немного насмешливым взглядом я невольно тушуюсь. Что ни говори, а энергетика у Марата бешеная. Он мастерски подавляет собеседника одним своим присутствием и взглядом. Для этого ему не надо даже напрягаться.
В обычной жизни я легко заталкиваю за пояс таких властных типов, но у моего нового знакомого есть какое-то неуловимое качество, что-то такое, отчего мой разум выдает сбой в программе.
— Вы эгоист, Марат. Махровый. В каждом человеке есть доля здорового эгоизма, вам же просто наплевать на окружающих. Сегодня вы просто взяли и бросили свою машину, потому что вам так было удобно. Спешили ли вы на важную встречу, или вам просто было лень искать место, не важно. В этот момент вы думали о себе и своем удобстве, а не об окружающих людях. Ну, как, нравится слышать правду о себе?
— Интересно, — неожиданно хмыкнул мужчина. — Но ведь это не все, что ты подумала? Я ошибаюсь?
— Не все, — кивнула я. — Но у меня больше нет желания продолжать этот разговор.
— А что же ты желаешь?
— Просто попить кофе.
— Выходит, ты тоже эгоистка?
Я не стала отвечать на его вопрос и обратила свое драгоценное внимание на десерт. То, что с этим типом можно до бесконечности упражняться в красноречии, и так понятно.
Не хочется.
А вот десерт очень даже!
Взяла ложку и принялась с аппетитом уминать фрукты со сливочным кремом.
Конечно, помимо эгоизма, я могла навешать на Марата еще кучу всяких ярлыков, но, как по мне, зачем впустую сотрясать воздух?
Совсем скоро приедет патрульная служба, составим акт и разойдемся, как в море корабли. Он поедет по своим делам, а я по своим.
Поэтому набираемся терпения, наглости и спокойно кушаем десерт, стараясь не замечать мужчину напротив.
Но блин!
Как его не замечать, если он смотрит на меня так, словно сам был бы не против слизать с моих губ крем от десерта?
Совершенно безответный тип!
Разве это законно вот так вот смотреть?
Внезапно я поняла, отчего так притягателен и порочен его взгляд, отчего все мои рецепторы и восприятие обострены до предела.
Он хищник!
Серый волк!
А волк, как любой охотник, перед тем как загнать жертву манипулирует ею.
Э, нет волчара. Нам с тобой точно не по пути. Я не хочу ломать зубы о твою непробиваемую шкуру. Ты же сожрешь меня, не подавишься, отряхнешься и дальше пойдешь, а я потом буду по косточкам себя собирать и раны зализывать.
— Вкусно? — негромко и хрипло поинтересовался он.
— Очень! — оскалилась я в провокационной улыбке. — Хотите попробовать?
Марат может и хотел, но тут экран его телефона, что лежал на столе, загорелся и пиликнул, оповещая владельца о входящем сообщении.
— Извини, по работе срочно, — бросил он и принялся читать и пролистывать содержимое.
Да я не против. Тем более, что после кофе мне очень захотелось посетить дамскую комнату. Прихватив телефон и сумку, бодро отправилась искать туалет. Он нашелся без труда и даже оказался не занят. Там быстро сделав насущные делишки, я критически оценила свой внешний вид, слегка потекший макияж и решила ничего не поправлять. Еще не хватало, что бы Марат подумал, будто я для него прихорашиваюсь.
Вернулась за стол и, бросив взгляд на часы, с раздражением поняла, что прошло уже больше часа с того момента, как я вызвала ДПСников.
Быстро набрала горячую линию, терпеливо дождалась, когда робот переведет меня на оператора, назвала номер вызова и слегка офигела, когда мне в ответ прилетело:
Утро встретило меня звуком разрывающегося будильника и непривычной прохладой в комнате. Приоткрыла глаза, пошевелилась под одеялом —зябко, однако. Затем поняла, что у меня нос, это единственное, что торчит под-под одеяла, совсем ледяной, а потом припомнилось, что, мучаясь от внезапной бессонницы, я приоткрыла окно. Уснуть-то я уснула, но окно закрыть было некому, поэтому сейчас в спальне царил настоящий холод.
Пару минут полежала, потирая теплой ладонью оледеневший нос, затем подтянула к себе поближе телефон, посмотрела на часы и поняла, что больше валяться никак нельзя. Сегодня я без машины, поэтому надо собраться раньше обычного. Не факт, что такси приедет вовремя.
Встала, накинула теплый пушистый халат и пошлепала босыми ногами к окну, чтобы его, наконец, закрыть и прекратить это ледяное безобразие. Зябко переступила с ноги на ногу и в надежде выглянула из окошка на улицу.
А вдруг там все же стоит мой Логан?
Старательно прищуриваюсь, вглядываясь в туманный рассвет, из груди вырывается разочарованный вздох. Зря только надеялась, естественно мой любимый Логан у дома отсутствует.
Похоже, придется сегодня идти подавать заявление на угон автомобиля и стараться пробить этого загадочного типа – Марата. Как жаль, что я не запомнила номера его внедорожника. Они бы сейчас очень пригодились.
Даже если попытаться подпрячь в это дело Богданова, он не волшебник, и не думаю, что способен найти человека по одному имени и скупому описанию внешности, так как особых примет у Марата не имеется. Мужик, как мужик, разве, что наглый очень.
Вздохнула, постояла еще с полминутки у окна, непонятно зачем тупо таращась на розовые полосы в небе и пошла в ванную.
Вот уже много лет я живу по одному и тому же правилу: не жалея себя принимаю контрастный душ, невзирая на настроение и непогоду делаю легкий макияж и надеваю идеально выглаженную одежду.
Да, я педантична до зубного скрежета, но это именно тот жизненный фундамент, который позволяет мне держаться на плаву и в любые, даже самые тяжелые, времена держать лицо, с надеждой заглядывая в светлое будущее.
Пока собираю свои длинные тяжелые черные волосы в тугой хвост, внимательно всматриваюсь в лицо, которое благодаря половине бессонной ночи выглядит уже далеко не молодо и свежо. Годы не щадят никого. И даже я, имея в целом неплохую генетику, уже выгляжу практически на свой реальный возраст. Мелкие морщины вокруг глаз и поплывший овал лица говорят сами за себя.
Жалею ли я о потерянных годах?
Ни капельки!
Молодость и красота не принесли мне счастья.
Гораздо больше мне дала пришедшая зрелость, опыт и твердая жизненная позиция, которой я придерживаюсь несмотря ни на что.
Именно поэтому я не маскирую свои годы, не делаю «уколы красоты» и не хожу в спортзал, чтобы выглядеть стройной и подтянутой молодухой. Люблю себя такой, какая я есть, а на остальные заморочки у меня просто не хватает времени.
Закончив с прической, достаю из шкафа красивый темно-синий приталенный жакет и в тон к нему удобные брюки. Весна уже вступает в свои права, и душа требует какого-то романтичного платья, но я глушу в себе этот порыв, в виду отсутствия авто. Обратно домой планирую ехать на маршрутке и в платье рискую не только выглядеть нелепо, но и заболеть.
А последнее никак в мои планы не входило. Нужно отработать несколько клиентов Богданова, а потом заняться сброшенной им же подработкой. Деньги мне в следующем месяце очень даже понадобятся.
Спускаюсь со второго этажа вниз, иду на кухню, чтобы сварить себе чашку настоящего кофе, а тут уже отец мешает ложкой кашу и параллельно приглядывает за туркой на плите.
— Встала? — оглядывается он на меня. — Садись, сейчас тебе кофе налью.
Вот что бы я без него делала?
Благодарность теплом разливается в груди и щемит сердце, когда папа, шаркая домашними тапками, подходит к столу и садится напротив, одновременно ставя передо мной чашку крепкого черного кофе, а перед собой кружку с чаем.
Минут десять-пятнадцать мы завтракаем, наслаждаясь легкой утренней беседой и обсуждением текущих бытовых дел. Я параллельно заказываю такси в приложении. Вскоре приходит сообщение, что машина подъедет через семь минут, и я, быстро допив кофе и кинув в рот печеньку соленого крекера, спешу в прихожую, а затем и на выход.
Следом на порог, накинув рабочую куртку, выходит отец, чтобы проводить и закрыть за мной двери, а буквально через несколько мгновений за забором слышится шум подъехавшего автомобиля.
— Как быстро приехало, — удивляюсь я и торопливо иду к калитке.
На пару с родителем мы выходим на улицу и с еще большим изумлением смотрим на огромный черный джип, что остановился перед воротами.
— Э-э-э, — чешет репу Альберт Викторович. — Сим, а это точно такси?
Я не успеваю и рта открыть для ответа, как следом за внедорожником подъезжает мой Логан. Тормозит практически рядом с нами, а затем дверь со стороны водителя открывается, и оттуда вылезает молодой парнишка чуть старше моего Сеньки на вид.
— Здрасьте! — задорно улыбается он и поворачивает голову в сторону внедорожника.
Мы с отцом одновременно вздрагиваем и переглядываемся.
Сима
Господи, хоть бы пронесло… хоть бы пронесло… хоть бы…
Эти слова я повторяла про себя десятки или даже сотни раз, пока ехала в такси, наблюдая за занимающимся на горизонте рассветом, а затем бормотала их себе под нос, пока перелазила через забор во двор собственного дома, когда, крадучись на цыпочках, поднималась по крыльцу и тихонько открывала дверь.
Под эту же волшебную мантру я даже вполне успешно доползла до лестницы, как внезапно за спиной раздалось требовательное:
— И где тебя черти носили?
Подпрыгнула с испугу, медленно обернулась, предварительно плотнее запахивая ворот мужской… да-да… именно мужской рубашки и, скалясь во все тридцать два зуба, типа «удивилась»
— Папуль! А ты чего не спишь?
— Тебя жду, — тяжело роняет родитель.
— Так я ж тебе написала – не жди, буду поздно.
— Кто ж знал, что твое поздно, Сима, будет уже утром, — Альберт Викторович многозначительно сдвинул брови, сверля взглядом злосчастную рубашку. — Ты, конечно, уже большая девочка, но я за тебя переживаю.
— Папуль, — немного расслабилась я, — да что со мной случится-то? Ты же сам сказал: девочка я взрослая, незамужняя, имею право на личную жизнь. Не ты ли мне говорил, что замуж пора?
— Говорил, — ответил отец. — Но думал, что ты более ответственно подойдешь к этому вопросу. Годы идут, избранника нет и нет. Одни только проходящие отношения.
— Пап, — вздохнула я, стараясь как можно тщательней подбирать слова, — так сердцу же не прикажешь. Избранник он должен быть один и на всю жизнь. Я выбираю.
— Долго выбираешь, Сима. Я не молодею. Не сегодня-завтра к маме под бок в сырую землю слягу, а ты с кем останешься?
— Типун тебе на язык! — заругалась я. — Не смей даже говорить о таком! Понял?!
Отец как-то очень грустно и в то же время с любовью на меня посмотрел, а потом, чуть прищурившись, поинтересовался:
— Ну, а что этот товарищ, что лягушку твою в порядок привел? Он чего? Как? У него ночевала?
— Папа! — искренне возмутилась я, чувствуя, как полыхнули от стыда щеки. — Ну, и вопросики у тебя.
— У него, значит, — как-то странно и даже удовлетворенно кивнул родитель. — Это хорошо.
И с этими словами Альберт Викторович повернулся и пошаркал к себе в комнату.
— Хорошо? — тихо прошептала себе под нос, продолжив свой путь по лестнице. — Чего ж тут хорошего?
Наконец, добравшись до своей спальни, я первым делом бросила взгляд на часы.
М-м-м-да. Полседьмого утра.
Смысла ложиться спать нет. Скоро на работу.
И как меня так угораздило?
Вздохнув, положила свою сумку с драгоценным ноутбуком на стул, а сама отправилась приводить себя в порядок после… после всего, в общем.
Закрывшись в ванной комнате, пустила воду в душевой кабине, быстро разделась, бросила невольный взгляд в зеркало и ужаснулась собственному виду.
Выглядела я так, словно по мне танком проехались, ну или бронепоездом.
Что, собственно, не так далеко от истины…
Смущенно отвела глаза от собственного непотребного отражения и залезла под горячий, расслабляющий душ. Для измученного физической нагрузкой тела самое оно.
В блаженстве прикрыла глаза, подставляя лицо под мощный поток тропического дождя, а память сама по себе услужливо подкинула картинки вчерашнего вечера, а затем и последовавшей ночи.
И как я не силилась переключиться на что-то другое, эти воспоминания никак не отпускали, заставляя снова и снова переживать и прокручивать в голове все до мельчайших подробностей…
— Марат, — беспокойно поглядывая в окно внедорожника, обращаюсь я к своему спутнику, — а куда мы едем?
То, что мы едем ни в какой не ресторан, а по направлению на выезд из города я поняла еще минут пять назад, но, поскольку Марат разговаривал по телефону, устраивая очередной разнос какому-то из своих подчиненных, мне оставалось все это время только нервно ерзать попой на кожаном сиденье и ждать, пока он закончит разговор.
— Ко мне на дачу, — небрежно бросает он и лукаво поглядывает на меня.
— Я соглашалась только на ужин, — сухо напоминаю я, чувствуя, что начинаю закипать. — Что за самоуправство?
— Ты слишком строга ко мне, Сима, — усмехается Марат. — Я не люблю все эти пафосные забегаловки. Посидим у меня, поужинаем, расслабимся. А потом, если захочешь, то мой водитель отвезет тебя домой. По первому же твоему требованию.
— Как-то подозрительно все это звучит, — кошкой шиплю я. — А ужин, стало быть, тебе личный повар готовит, раз ты ресторанную еду не уважаешь.
— Нет. Ресторанную еду я ем, а вот шумиху и лишних людей вокруг себя не перевариваю. Так что, не переживай, готовить тебя не заставлю. Еду заказал из ресторана. Все как ты любишь.
— То есть, ты уже знаешь, что я люблю? — ахнула я.
— Разведка доложила, — невинно пожал плечами мужчина.
Марат
— Босс, а чё у тебя с утра пораньше морда такая кислая? — без особого приветствия ворвался на кухню Зебл и в, привычной ему, беспардонной манере развалился на моем любимом кресле. — Вроде ночка у тебя выдалась веселая. С чего бы?
— А ты почём знаешь, что веселая? — не поворачивая голову в его сторону, поинтересовался я, продолжая сверлить взглядом свою мобилу, словно в надежде, что на экране высветится теперь уже заученный наизусть номер.
— Ну, судя по тому, как баба от тебя через забор улепетывала, повеселился ты знатно. Оторвался на всю катушку, так сказать! — хохотнул он. — Всякое, конечно, бывало. Но такого еще никогда. Мы обычно всех баб из твоей постели выпроваживаем-выпроваживаем, а они сами без спроса обратно возвращаются. А тут один сплошной разрыв шаблона! Поржали для разнообразия.
— Зелб, — тяжело вздохнул я, — Что ж ты тварь такая беспринципная? Я давал команду записи смотреть?
— Не, ну а чё?! — вылупился он, аж рот свой золотой раззявив от изумления. — Раньше ж можно было. А чё сейчас-то нельзя? Хоть поржать.
Тяжело вздохнув, отложил в сторону телефон, понимая, что Серафима больше не возьмет трубку, и всем корпусом повернулся к своему другу, а по совместительству и начальнику охраны.
Как друг, Зебл меня никогда не подводил в этой жизни. Всегда был рядом, готовый подставить свое верное плечо и даже, если будет такая необходимость пожертвовать своими золотыми зубами, благо ничего более ценного у него в этой жизни отродясь не было. Но вот, как начальник охраны, он зачастую невероятно тупил, чем знатно выбешивал меня и некоторых личностей вокруг.
— Ну, и чё? — переходя на его манеру речи, сухо уточнил я. — Поржали?
Зебл моментально перестал ухмыляться, прекрасно зная, что, если я перестал культурно изъясняться, дело труба, и пора сматывать удочки, пока зубы целы.
— А я чё? — всполошился он. — Я ни чё… это все Пудель виноват!
— Значит так, — медленно поднялся со своего места, испытывая желание что-то разбить, а лучше кого-то прибить, жаль, что от этого легче не станет. — Записи уничтожаем! Рот на замок закрываем! И роем инфу на Игоря Левина.
— Чё?! — обалдел от такого расклада Зебл. — Нафига нам этот хмырь? И нафига тебе эта баба?! Давай я тебе щас другую подгоню. Еще краше этой будет.
Медленно выдохнул, испытывая иррациональное желание прям вот сейчас втащить по морде собственному другу. Делать, разумеется, я этого не буду, краем сознания понимая, что это не разумная часть меня бесится.
— Зяба, — негромко произнес я. — Тебе слуховой аппарат подарить?
— Зачем? — вылупился мой недогадливый друг.
— Затем, что ты плохо слышать стал! — гаркнул я и хлопнул ладонью по столу так, что чашка на столе подпрыгнула. — Если я сказал носом землю рыть, то ты роешь, если сказал инфу мне на Левина, то ты ее добываешь. Понял?
Зебл конечно ни черта не понял, вернее не понял, зачем мне все это надо, но все же понятливо кивнул.
— Есть, босс.
Потом несколько мгновений смотрел, как я самолично убираю посуду со стола и, почесав подбородок, поинтересовался:
— А с бабой этой чё делать? Вернуть? Или цацку отправить, чтоб добрее стала.
Убрав в холодильник контейнеры со вчерашним ужином из ресторана, до которого мы с Симой так и не добрались, по причине страшной занятости другими вещами, я со злостью хлопнул дверцей и недобро уставился на Зябу.
— Во-первых, она не баба, а Серафима Альбертовна. Убирай это дурное слово из своего лексикона. А во-вторых, я сам разберусь.
— Ладно-ладно, — поднял руки в примирительном жесте Зебл. — Ясно уже — зацепила тебя эта Серафима Альбертовна. В офис сегодня поедешь?
— Поеду, — буркнул я и отправился на второй этаж собираться.
Там в спальне бросил взгляд на разворошённую постель, и в голове пронеслись картинки нашего вчерашнего совместного с Симой сумасшествия.
Рука сама по себе опустилась в карман домашних брюк, где нашли приют симпатичные кружевные трусики. Мой личный трофей, который я, как самый уважающий себя маньяк, периодически трогаю и тихо урчу себе под нос:
— Никуда ты теперь от меня не денешься, Симочка.
Отчего такая уверенность?
Потому что постель – это единственное, в чем я сомневался, когда прикидывал нашу с ней совместимость.
Серафима оказалась не только умна, самодостаточна и интеллигентна, но и горяча так, что можно обжечься. Не женщина, а чистый огонь, и я, как долбаный мотылек, полетел на него, рискуя сгореть в ее пламени.
Хмыкнул себе под нос, пряча предмет женского гардероба обратно в карман и думая о том, что стал говорить, как поэт… не иначе…
Зеблу скажи – сначала поржет, а потом покрутит у виска пальцем со словами, что не одна баба не стоит того, чтобы так терзаться.
Не то чтобы я терзался, но побег Серафимы определенно больно уколол мое мужское самолюбие.
Я точно знаю, что все те безумства, что мы вытворяли на всех горизонтальных, и не только, поверхностях этого дома, ей понравились. Ее удовольствие я ощущал, как свое собственное, и от этого буквально срывало крышу. Большая редкость найти женщину, с которой вы настолько совместимы в интимном плане. А уж если у нее есть характер, внешность и мозги, то ее надо хватать и тащить в ЗАГС, пока не успела очухаться.
Сима
— Обалдеть! — выпустив изо рта трубочку от коктейля, восклицает Лилька. — Ну, а ты что? Что сделала?
— Я? — бессмысленным взглядом смотрю на свою едва пригубленную Маргариту и все же признаюсь: — Заблокировала его.
— Что? Как заблокировала? Ты сейчас шутишь? — округлив свои и без того круглые глаза, трагическим шепотом спрашивает подруга.
Я тяжело вздыхаю, пью пряную алкогольную свежесть и отвечаю:
— Нет. Не шучу.
Секунд десять Лилёк таращится на меня, затем хлопает накладными ресницами и уточняет вопрос:
— То есть, ты послала и заблокировала мужика, с которым у тебя был лучший секс в жизни, который тебе отремонтировал машину и устроил шикарный романтический ужин? Я правильно поняла?
— Угу.
— О, боже! Ну почему ты такая дура-а-а? — надсадно стонет она и, решив, что свое разочарование в моих умственных способностях надо срочно заесть, подзывает официанта с закусками.
Запихав в рот какую-то изысканную хрень, Лилька щедро глотает свой коктейль и, будто бы почувствовав себя лучше, пожимает плечами:
— Нет, ну, собственно, чего-то подобного я от тебя и ожидала. Вполне в твоем репертуаре. Ты, как чувствуешь, что на горизонте появился достойный кандидат на место рядом с тобой, так сразу бежишь и прячешь голову в песок.
— И ничего я не прячу!
— Прячешь-прячешь, — яростно кивает подруга головой, так что рыжие кудряшки на голове подпрыгивают в такт ее движениям. — И это вполне объяснимо. Защитная реакция на доминирование понравившегося самца.
— Чего? —изумляюсь я. — Ты где таких слов нахваталась? У своего психотерапевта?
— Ага. Умнейшая, хочу тебе сказать, женщина. Плохого не посоветует, хорошего, впрочем, тоже.
— Зачем ты тогда к ней ходишь?
— Привычка…
Тут Лилю окликают, и она вынуждена отойти от меня, чтобы уделить внимание другим гостям, а я, на короткое время предоставленная сама себе, наконец-таки, обращаю внимание на то, ради чего я сегодня притащилась на этот светский вечер.
Сколько знаю Лильку, она всегда хорошо рисовала, но все равно никогда бы не подумала, что ветреная и инфантильная подруга сможет не просто сделать изобразительное искусство своей профессией, но и еще преуспеет в ней.
Сейчас Лилькины картины вполне себе неплохо продаются, дарят людям радость и помогают ей заполнить в душе ту пустоту, что образовалась после развода.
Как и любая творческая личность, подруга очень ранима. Она тяжело переживала развод с мужем, хотя, как по мне, там надо было не слезы лить, а танцевать на могиле собственного брака.
Но там была такая неземная любовь, что…в общем не охватить умом мне всю эту высокопарную ересь, которые Лилька называла отношениями.
И, слава богу!
Бывший муж Лильки – козел каких надо поискать. Слава богу, подруга теперь свободна. Вон, порхает бабочкой на своей собственной выставке, раздаривает улыбки и не подпускает к себе мужчин ближе, чем на расстояние вытянутой руки.
И при всем при этом упрекает меня в излишней разборчивости.
Ну да…
Медленно продолжая потягивать Маргариту, прохаживаясь вдоль различных пейзажей, любуюсь искусством, как рядом раздается знакомое:
— За-а-й!
Чуть не подпрыгнув от неожиданности, оборачиваюсь и вижу перед собой Глебасю собственной персоной.
— З-а-й! Я так рад, что тебя встретил! — сверкая, точно начищенный медный тазик, заявляет он и в мгновение ока оказывается рядом, нарушая мое личное пространство. — Я соскучился.
— Рада за тебя, — сдержанно отвечаю и отступаю назад, очерчивая границы приличий. — А я вот как-то не очень.
Проигнорировав мои слова и в целом язык тела, Глеб продолжает напирать и, прилипнув, словно банный лист, хвостом таскается за мной по галерее, то и дело норовя приблизиться, потрогать и даже приобнять.
— Мне казалось, мы расстались. Нет больше никаких «мы», — недовольно шиплю, когда Глебася в очередной раз начинает это самое «мы» употреблять по три раза в предложении.
— Я подумал над твоими словами и решил, что поторопился, — горячо и торопливо шепчет мужчина. — Ты была права, и я готов ждать столько, сколько понадобится.
Это и много еще чего говорит Глеб, в промежутках разглагольствуя о том, что художник экспозиции редкостный бездарь.
И в тот момент, когда я, уже находясь в состоянии кипения, решаюсь со скандалом послать этого придурка на три известных буквы, внезапно в толпе мелькает знакомый крепкий мужской силуэт, короткие седые волосы и широкие плечи, обтянутые дорогой костюмной тканью.
Моргаю, пытаясь прогнать наваждение, но, когда рядом с ним появляется тот самый лысый мужик с золотыми зубами, осознаю, что это нифига не мираж, а самая настоящая реальность.
Поняв, что что-то не так, Глебася замирает и с беспокойством смотрит мне в лицо.
— Все нормально?
Ответить не успеваю. Горло перехватывает спазмом, когда мужчина в пиджаке оборачивается, и его глаза каким-то непостижимым образом молниеносно находят меня.
Сима
— Да-да, Алексей Эдуардович ждет вас завтра после обеда в назначенное время. Разумеется, все в силе.
Плечом прижимая трубку телефона к уху и любезно разговаривая с клиентом, я быстро пролистываю дело по земельному участку Казьменко, оставляю на полях свои пометки, чтобы Богданов уделил этим местам особое внимание, а затем раскладываю документы в хронологическом порядке.
Все, как босс любит.
Выполнение этой по сути привычной и механической работы успокаивает меня и помогает отвлечься от мыслей о вчерашнем вечере.
По правде сказать, ничего вчера особенного не произошло.
Как только я села в машину к Марату, мы сразу отправились домой к Глебу, там нас встретила его маман. После короткого, но красочного рассказала Марата о том, как ее сыночек неудачно растянулся на порожках галереи, ей было не до выяснения отношений. Сначала она схватилась за сердце, чем меня реально напугала, а потом шустрее бешеной белки побежала собирать сыновы вещички. Затем заплаканную и нервную маман мы доставили до палаты Глеба, который уже пришел в себя. На этом благополучно решили, что наш гражданский долг исполнен в полной мере. И какими бы коровьими глазами на меня в этот момент не смотрел Глеб, я для себя давно расставила приоритеты. Нам с Глебасей и его дражайшей маман точно не по пути, а вот по пути ли с Маратом еще узнать стоило.
К слову, серый волк, едва мы вышли с больницы, любезно предложил подвести до дома. И не было в его словах привычного напора, настойчивости и желания подкатить. От его естественной и такой обыкновенной в своей простоте заботе приятно защемило сердце, но я была бы не я, если бы растаяла только от одного этого.
— Поужинаешь со мной завтра? — уже когда мы подъехали к моему дому, спросил Марат.
Я на мгновение зависла, затягивая с ответом, но и тут мужчина проявил невиданные для него чудеса тактичности, раскрывая новые неизвестные черты своего характера.
— Подумай, Сима. Дашь свой ответ завтра. Я тебе наберу.
— А ничего, что я тебя заблокировала? — хитро покосилась на мужчину я.
— Поверь, для меня это не проблема. Если бы мне не пришлось срочно уехать из страны по работе, я бы нашел способ связаться с тобой еще на прошлой неделе, — заверил он, вышел из машины и галантно распахнул передо мной дверцу, помогая выкарабкаться из этого монструозного авто.
Затем на прощание нежно взял меня за руку и запечатлел на внутренней стороне ладони чувственный поцелуй, что послал целый табун приятных мурашек по всему телу, и, загадочно сверкнув глазами, удалился.
Ясен пень, полночи я провела без сна, размышляла.
Наутро еле соскребла себя с кровати и отправилась на работу, потому что надо пахать и деньги зарабатывать.
И вот стою я у стеллажа, перебираю папки с документами, как дверь приемной распахивается, и на пороге появляется мужчина, в котором я с удивлением узнаю Марата. Он сегодня выглядит как-то странно. В черном спортивном костюме, словно только с тренировки, с непроницаемым, сосредоточенным лицом и смотрит так холодно, что я даже на миг теряюсь.
— Ой, привет. А ты тут какими судьбами? — растерянно спрашиваю я.
— Здравствуй, Серафима Альбертовна. По делам, — отвечает он, и в его голосе слышны какие-то совершенно незнакомые мне металлические, вибрирующие нотки. — Богданов у себя? Доложи ему, что Марат Казьменко приехал.
— Как Казьменко? — не своим голосом пищу я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Ты… вы Марат Казьменко?
Папка с бумагами выскальзывает из рук и летит на пол. Под насмешливым взглядом Марата, я теряю свое хваленое умение держать лицо в любой ситуации и веду себя, как самая настоящая тупая курица.
— О-одну минуту, сейчас вас примут.
Благо от дальнейшего диалога меня спасает Богданов. Он уводит Марата… кх-кх… теперь я точно знаю, что Геннадьевича в свой кабинет и избавляет меня от необходимости общаться с клиентом.
Вот тебя угораздило, Сима!
Нет, я, конечно, подозревала, что Марат мужик не простой, но чтоб настолько…
Бежать от него надо. Каблуки в руки и бегом на другой полюс планеты.
И зря я не поверила, когда он говорил, что в тюрьме сидел. Думала, просто Игорька пугает.
Ой, зря…
Марат Казьменко один из самых опасных людей нашего города. В прошлом криминальный авторитет. В настоящем – олигарх, вполне успешно легализовавший свои несметные капиталы. Но это же не значит, что вместе с деньгами он отмыл свою репутацию уголовника.
Заторможенность, вызванная шоком, быстро сменилась на понимание, что надо сматывать удочки. Покидала в сумку вещички и поспешила из здания бизнес-центра на парковку.
Но тут меня ждал большой облом. Какой-то олень подпер моего Логана сзади, прямо как в прошлый раз это сделал Марат. Я постояла немного на улице, со злостью пнула колесо красного седана, что преградил дорогу, и чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда услышала за спиной довольный мужской голос:
— Попалась?
— Господи, как вы меня напугали! — прижала обе руки к груди, всеми силами изображая сердечный приступ.
Сима
— Мам! Мам! — кричит сын из своей комнаты, пока я увлеченно леплю пельмени на кухне и напеваю себе под нос попсовый мотивчик.
— Что?!
— Там папа приехал! Открой ему ворота!
Скалка в моих руках сразу напрягается.
Левин приперся собственной персоной.
Ох, я б ему ворота открыла, но лишь для того, чтобы сразу, как только он сделает хоть в шаг в мою сторону, шандарахнуть этими же воротами по его противной физиономии.
— Он, кажется, что-то привез! — возбужденно восклицает сын и выезжает из комнаты в коридор.
Вот, казалось бы, суббота, выходной.
Чего б тебе, Левин, не провести его дома, в кругу семьи со своей распрекрасной женушкой.
Не-е-ет!
Надо обязательно притащится к нам, чтобы капать мне на нервы одним своим присутствием.
И, как назло, отец сегодня уехал на юбилей к своему бывшему коллеге. Обычно именно папа выступает у нас в роли миротворца. Не то чтобы он жалует Левина, просто находит в себе силы и мужество непринужденно с ним общаться, избавляя меня от необходимости лишний раз видеться с ненавистным бывшем мужем.
— Мам! — снова зовет меня Сенька. — Так пойдешь открывать?
— Куда ж я денусь? — нехотя отзываюсь я и, смыв муку, на ходу вытирая руки полотенцем, иду на улицу, где под калиткой нетерпеливо гарцует Игорь.
Признаться, если раньше я еще как-то более или менее терпела бывшего мужа, то после его последней выходки, когда он приперся ко мне с тем общипанным веником и тупым подкатом, даже видеть его в своем доме нет никаких сил.
И я бы с радостью «выгнала» их с Сенькой гулять во двор под предлогом, что ребенку надо больше дышать чистым воздухом, но сегодня, как назло, небо заволокло темными тучами, и на улице нет-нет да накрапывает мелкий дождик.
— Симочка! — едва я распахиваю калитку, расплывается в слащавой улыбочке Левин. — Прекрасно выглядишь!
Окидываю демонстративным взглядом прилизанного, начищенного, как медный тазик, мужчину и отвечаю:
— Твоими молитвами, Левин. Ты к Сеньке или просто так… алименты передать?
Как всегда, вопрос о деньгах заставляет бывшего мужа обидчиво поджать губы.
— К Сеньке, конечно! А ты, Сима, все о деньгах думаешь.
— Левин! — иронично вскидываю брови я. — Я же тварь меркантильная. Забыл? Именно так меня называет твоя матушка. И она права на все двести процентов. Ты сам настоял на том, чтобы деньги на содержание сына самому привозить. Вот я и спрашиваю. Сам понимаешь, сроки подходят.
Лощеная морда Игорька краснеет от негодования, но надо отдать ему должное, он всеми силами старается держать себя в руках.
Растет мужик…
Жаль только вширь, а не в моих газах.
— Зря ты так, Сима. Мама всегда тебя в пример ставит.
— Кому в пример? — смеюсь я. — Твоей жене? О, ну, это вовсе неудивительно.
Вероятно, осознав, что словесный бой со мной ему никак не выиграть, мужчина все же проскальзывает внутрь и трусцой бежит по дорожке на крыльцо, словно боится, что я сейчас укажу ему на дверь и, если он окажется внутри дома быстрее, то это помешает мне выставить его обратно на улицу.
В целом он прав, потому что в прихожей нас с улыбкой и нетерпением ждет сын. Мне приходится накинуть маску добродушной лапочки, дабы не портить ему настроение и радость от встречи с папой. Хоть на мой взгляд, Левин и не заслуживает Сенькиной теплой улыбки, но ради сына, я готова немного потерпеть.
— Ну общайтесь, — киваю Сеньке я. — Буду на кухне.
— М-м-м, — тянет Левин. — Ты что-то готовишь?
— Мама пельмени лепит, — с гордостью сообщает сын.
— Угостите? — тут же интересуется Игорь, явно напрашиваясь на ужин, и прежде чем я успеваю открыть рот и посоветовать бывшему мужу ужинать дома, Арсений говорит:
— Конечно, пап. Мама всех накормит.
Угу, накормит.
Кого-то пельменями…
А кого-то пельменями с крысиным ядом…
Отец и сын, чуя, что я явно на взводе, быстренько ретируются, и мне не остается ничего иного, как вернуться обратно на кухню и зло тыкать пальцами в тесто, мечтая, чтобы на его месте оказался Игорёшин глаз.
Когда вся работа на кухне по лепке пельменей выполнена, я с чистой совестью все прибираю и, поставив на плиту кастрюлю, скрепя сердцем засыпаю все же не две, а три порции пельмешек.
Иду в комнату к сыну и застаю их на пару с Левиным, играющих в какую-то компьютерную игру. Хоть в чем-то у них интересы сходятся.
— Мам! Глянь-ка, мы вместе прошли еще один уровень! — восторженно сообщает сын.
Мне отрадно видеть Сеньку таким веселым и довольным.
Пожалуй, крысиный яд стоит приберечь для другого случая.
— Пойдемте за стол, — стараюсь как можно мягче сказать я. — Только чур руки хорошо помыть.