Холод. Сага. Часть 12. Гормон роста

Пролог. Чья бы корова мычала

«ХОЛОД».

Часть 12.

ОПЕРАЦИЯ «ГОРМОН РОСТА».

«Держи быка за рога, а человека за сердце»

(Румынская народная пословица)

«Был бы бык, а мясо будет»

(Цыганская народная пословица)

«Бей быка, пока не дал молока»

(Русская народная пословица)

ПРОЛОГ.

ЧЬЯ БЫ КОРОВА МЫЧАЛА.

Москва. Зима 2015 года

– Я только одного не пойму, – Холод посмотрел на Доцента, – зачем мы этого Альдо отпустили? Получается, он Науму-то особо и не нужен был. Схема-то рушится. Сложно как-то все.

– Или наоборот слишком просто, – Доцент подошел к окну, – следуя этой схеме, Наум человек не самостоятельный. И во всей этой игре, которую нам устроили, он всего лишь ведущий, шоумен, который не преследует никаких личных целей.

– На Наума это не похоже, – Холод взял карандаш из карандашницы и начал крутить его между пальцами, – конечно, я допускаю тот момент, что Наум – часть чьей-то игры. Но чтобы у него не было там своего интереса – это бред. Исключено полностью!

– Человеческий фактор исключать никогда нельзя, – Доцент посмотрел на Холода, – может он изменился где-то?

– Думаешь, Наума так повести могло? – Холод засмеялся, – не, ты его плохо знаешь. Короче, обратились как-то раз к нам друзья его папика. Надо там ситуевину было разрулить. Взяли, конечно, мы с них по-божески, все порешали. Те все в «спасибах» рассыпались. Говорят, мол, вон какой у Наумова старшего сын порядочный, впрягся. Хотя мог этого и не делать…

– Вот видишь, – перебил Холода Доцент.

– Ты погоди, – остановил его Холод, – потом как-то по-пьяни Наум проболтался, что сам эту ситуацию и создал. А через папика этих коммерсантов и пробил – чем дышат, сколько заплатить могут, – Холод улыбнулся, – Наум способен на красивые жесты, только если игра совсем грязная идет. И это только начало квеста. Всадников-то еще три осталось. И что дальше нам Наум подкинет – неизвестно.

– Но Владлен ведь и его близкие из-под удара выведены? – Доцент посмотрел на Холода.

– Скорее да, чем нет, – Холод засунул карандаш обратно, – Наум, конечно, сволочь порядочная, но рисковать он не любит. Если даже на какую-то контору он пашет, то действует строго по согласованию с ними, а значит они еще хитрее его. У хитрости, конечно, границ нет, но есть и обратка. Если человека в угол загнать и постоянно давить, у него злость включается, и он все планы тех, кто на него давит, рушить начинает. Я через это сам проходил, не раз. И Наум это хорошо знает. Сегодня мы сговорчивые, потому что он слово держит. А завтра, если соврет или правила игры поменяет, мы плюнем на его всадников, и начнем искать его самого. И, поверь, найдем. Потеряем все, но найдем. Вот этим страхом потерять Наум нас и держит. Мы же боимся не за себя. Это правило бандитской жизни – будь один. Не окружай себя тем, к чему ты можешь привязаться. Если у тебя это появляется – ты перестаешь быть бандитом.

– Совсем перестаешь? – улыбнулся Доцент.

– Нет, конечно, – Холод вздохнул, – но начинаешь действовать по-другому, с оглядкой. Когда один – тебя часто ведет первая эмоция, а здесь мысль. Когда ты один – ты видишь следующий шаг. А когда за тобой что-то стоит, ты начинаешь уже рассчитывать конец партии. И даже если ты уже ввязался в игру, то всеми своими действиями, ты список потерь стараешься свести на минимум.

– Целый гангстерский алгоритм, – засмеялся Доцент, – но Наум-то как раз один. Он в этот алгоритм не вписывается. На семью ему плевать, друзей у него нет, особых привязанностей тоже. Разве только деньги.

– И власть, – добавил Холод, – если Наум нарушит договоренность и тронет кого-то из наших близких, он потеряет контроль и лишится той самой власти, которой он так упивается, и игра закончится. Подлянку от него можно ждать, я думаю, только в конце игры, и то не факт.

– Ты в этом уверен? – Доцент посмотрел на Холода.

– Стопудово, – Холод хлопнул рукой по столу, – неужели ты не понял главное? Не нам нужен Наум. А мы ему.

– Ну что же, – Доцент снял и протер очки, – будем ждать звонка. Что он сказал?

– Завтра. После девяти часов по-столичному.

Пролог - 1

Москва. Высотка на Котельнической набережной. Зима 2015 года.

         – Ну здравствуйте… Так и хочется сказать: «Родные и близкие», но вы меня таковым не считаете, – на мониторе компьютера появилось ухмыляющееся лицо Наума, – у нас Новый Год, а значит… Сейчас мы посмотрим, что он нам несет.

– Подожди, – остановил его Холод, – зачем мы этого косовара Белграду передали? Я думал…

– …что у меня с ним что-то личное? – перебил его Наум, – Нет, дружище. Всё людям, ничего себе! Ты же доброе дело сделал! Мир от подонка спас. Другу своему помог. Теперь ни его, ни его семью никто не тронет. Можно сказать, он у нас первый победитель. Правда салютов и призов не будет, но спокойствие – это лучшая награда. Теперь Владлен может жить спокойно с Кармен, видеться с родителями. Правда на брата Кармен это не распространяется, но об этом позже. А сейчас, – Наум почесал подбородок, – Вован, ты песню знаешь «33 коровы».

Вован выглянул в монитор и отрицательно покачал головой.

– Правильно. Не знаешь, – продолжил Наум, – потому что было их всего десять. С этого и начнем мы нашу вторую историю.

– Может без прологов? – перебил его Холод.

– Нет, – покачал головой Наум, – без пролога и эпилога с хэппи-эндом может не получиться. Так вот история… Жил был в Румынии один мальчик. Природу и животных он любил. Маме с детства помогал лук в банке выращивать, потом на рассаду перешел. Кошкам лапки пораненные зеленкой мазал. Как думаешь, Володя, кем он стал?

– Ветеринаром? – буркнул Вован.

– Нет, – Наум посмотрел на Холод, – твои предположения.

– Да пошел ты, – процедил Холод сквозь зубы.

– Ответ засчитан, – улыбнулся Наум, – а что скажет прекрасная половина? Облегчу задачу – садистом, которые мучают зверьков, он не стал.

– Не знаю, – Тея пожала плечами.

– А что у нас думает Шерлок Холмс по имени Доцент?

– Есть несколько версий, – Доцент потеребил переносицу под очками, – возможно, он стал… Если исключить врача…

– Поваром он стал, – перебил его Холод, – заканчивай уже свою викторину.

– Ну хорошо, – улыбнулся Наум, – казино снова победило, – стал мальчик генетиком. Причем любимым генетиком дорогого товарища Чаушеску, диктатор такой был. Это специально для Вована. В 1989 году вместе с женой его румыны расстреляли. А мальчик пропал. А в СССР всегда с румынскими товарищами дружили, поэтому есть предположение, что этот мальчик оказался у нас и продолжил свои генетические изыскания. И упражнения. А хотел мальчик одного – чтобы коровки и бычки росли не по дням, а по часам. Но вдруг СССР кончилось. А мальчик остался. И решил он не просто бычков здоровыми и большими сделать, а захотел ими всех людей, которые голодают, накормить. И чего-то им такого вколол. Бычки стали огромные, мясистые. На радость людям! Только вот химия этой радости и помешала.

– А теперь по-русски, – Холод нервно дернул щекой.

– По-русски объясню. Румынский генетик, – Наум стал серьезным, – один из авторов проекта по гормону роста быков. Работал в Румынии, потом у нас. Запрещенные генетические эксперименты. Ну, вы уже в теме истории с хиропоном…

Холод и сидящие около монитора нервно переглянулись, а Наум как ни в чем не бывало продолжил:

– Гормон роста изменил гены быков. Мяса стало больше. Но в этом мясе появилось что-то очень дурно воздействующее на человека, который его потребляет. Скажем так, редкие генетические заболевания, мутации, и, как следствие, неизученные вирусы.

– А мы тут каким боком? – Холод посмотрел на Наума.

– Так я же и говорю, был второй мальчик, – усмехнулся Наум, – Вова его звали. Да, Володь?

Все по ту сторону монитора вопросительно посмотрели на ничего не понимающего Вована, а Наум продолжил:

– Володя же у нас скотоводом был. И начал он с того, что решил в одном колхозе племенных быков украсть. Но размножаться эти быки у Вована не стали, несмотря на то, что здоровые были. А знаете почему? – Наум взглянул на присутствующих, – потому что они были генетическим материалом первого мальчика. Он их не для размножения вывел, а для чистоты эксперимента. Ввел в них модернизированный ген. А ты, Вова, что с быками сделал? Молчи, душа! И плачь! На мясо сдал. А на деньги вырученные купил других бычков, которые к коровкам интерес проявляли.

– И че с этого? – не понял Холод, – он что, кого-то отравил?

– Нет, – ответил Наум, – он бесценный труд генетика уничтожил, чем его сильно расстроил. Потому что эти бычки были единственными экземплярами. И в проект этот было столько вбухано, что он бы сам, если бы Вован ему их назад вернул, столько бы бабла забашлял, что в каждой московской квартире можно было бы поселить по корове. Но дело уже было сделано. Вот тут генетика-то и перемкнуло. У нас за ним люди присматривали. Он решил, что эти люди его кинуть решили и специально коров забрали. Он же не знал, что у мальчика Вовы телки с влажными глазами без любви бычей страдают… И свалил с радаров. А люди серьезные над ним контроль потеряли. Деньги-то Бог с ними, можно новые заработать. А вот что этот чудила дальше решит устроить – никто не знает. А все стрелки сойдутся на том, кто его сюда пригласил. А звоночки уже есть. Так что, Вован, твой косяк. Тебе и разруливать. А Холод тебе поможет. Вдвоем, думаю, управитесь. В качестве бонуса – ни маме твоей, ни зазнобе балтийской ничего грозить не будет, как только мне все циферки из его компьютера извлечешь. А Холод у нас получит почетное право играть дальше. Документы я на электронку вам уже скинул. Назовем это операцией «Гормон роста».

Пролог - 2

Холод сидел на кухне, курил и смотрел, как Марк гоняет в коридоре Снежка, бросая ему забытую Вовой кожаную перчатку. Пес хватал перчатку, грозно ей тряс, но отдавать ребенку ее не спешил.

На кухню тихо вошла Тея, налила себе кофе и уселась рядом с Холодом.

– Значит теперь Румыния… – она грустно посмотрела на него.

– Ну да… Главное, чтобы без Дракулы. А ты что по всему этому думаешь? – он взял из ее рук чашку и сделал глоток.

– Пока не знаю. Еще два всадника все равно останется, – покачала головой Тея.

– Ну с этим все понятно. Играем на выбывание. Остается Хосе, Баир…

– …и мы с Кириллом, – продолжила Тея, – я уже все скелеты в своем шкафу перекопала. Я не знаю, какую брат следующую историю выдумает.

– Не выдумает, а вспомнит, – поправил ее Холод, – Наум злопамятный.

– Есть у него такое, – кивнула Тея, – но даже если мы найдем всех этих всадников…

– Найдем, – заверил ее Холод.

– …есть какие-то гарантии, что он оставит нас в покое? – продолжила свою мысль Тея.

– Есть, – успокоил ее Холод, – потому что если не оставит, то мы о нем вспомним. И найдем. И успокоим.

– Бесконечность какая-то, – Тея забрала у Холода свою чашку с кофе и сделала глоток, – круг замкнутый… Мне кажется, что это уже было, и не один раз… Но почему-то это продолжается. Меняются страны, города, люди, а мы остаемся…

– Мы икс и игрек в этом уравнении, – улыбнулся Холод, – известное и неизвестное. И если будем действовать проще, когда-нибудь мы его решим. Вот смотри, – Холод зачерпнул из банки собачьего корма и подозвал Снежка.

Пес радостно подбежал, бросил перчатку и стал есть с руки. Холод подобрал перчатку и положил ее на стол:

– Вот видишь, так и Наум забудет. Или отвлечется. Думаю, скорее отвлечется. И у нас будет время подумать, как быть дальше. А пока у нас есть время только делать. Ты не думала, – он посмотрел на Тею, – что времени подумать у нас никогда не было? Отсюда и эта бесконечность.

– Скорее всего ты прав, – Тея поставила чашку с кофе на стол, – когда у нас что-то заканчивалось, мы просто радовались и не хотели думать о плохом, которое может случиться дальше.

– Сами во всем виноваты, сами и расхлебаем, – Холод хлопнул Снежка по заднице, подхватил Марка под мышку и сказал, – а теперь дети спать без компьютера и телевизора, а взрослые поедят сладкого, потому что у них нет диатеза, и посмотрят какое-нибудь интересное кино.

Тея улыбнулась, взглянув на свою семью, и пошла к холодильнику доставать торт.

Пролог - 3

Москва, кабинет Доцента, зима 2015 года.

– Итак, – Тея оглядела сидящих вокруг стола Вову, Холода, Кирилла, Хосе, Доцента и Владлена, – попробую объяснить, как можно проще, но боюсь, специальной терминологии не избежать. Рекомбинантный бычий гормон роста. По-другому бычий сомототропин. Стимулятор для набора мышечной массы крупного рогатого скота. Получили его довольно интересным способом. Ген быка был имплантирован в обычную кишечную палочку, по сути дела бактерию. Таким образом, генетический материал животного и бактерии смешались, что вызвало довольно интересные последствия. Материнские коровы стали давать гораздо больше молока. А у особей мужского пола, бычков, стал наблюдаться резкий прирост мышечно-мясной массы. Когда происходила разработка этого гормона, задумка была довольно хорошая. Увеличение поголовья скота, снижение себестоимости мясных и молочных продуктов за счет быстрого нагула массы, без привлечения дополнительных искусственных пищевых добавок и естественных кормов. На деле оказалось все замечательно. Коровы действительно стали расти быстрее, но вот как ни странно корма понадобилось намного больше, ведь организм был уже химически простимулирован. Очень скоро коровы стали отказываться от растительной пищи в чистом виде. Им понадобилась животная пища, вернее не сама, а животные добавки, в основе которых были животные останки. Таким образом, очень скоро заговорили о болезни «бешеных коров». Это тот вариант, когда травоядные становятся сначала просто хищниками, а потом каннибалами. У коров, принимающих гормон роста, стали наблюдаться болезненные симптомы – вздутие желудков, диарея, многочисленные пищевые и вкусовые расстройства, болезни суставов, резко снизился уровень гемоглобина, что вызвало повышение температуры, что в последствие стало нормой. У бычков поражались репродуктивные органы. Но появились и плюсы, если так можно их назвать. У коров уменьшился срок беременности и существенно увеличился надой. Но при этом состав молока изменился. В нем появилась некая странная аминокислота, что привело к ошибочному изменению структуры коровьего гена. Из-за постоянных удоев, у коров стала развиваться мастопатия, которая требовала лечения, чаще всего антибиотиками. Воспалительные процессы со временем удалось остановить, но принятие антибиотиков вызвало изменение состава молока. Первые же анализы показали, что в молоке из-за лечения маститов образовалось аж пятьдесят видов антибиотиков, шестнадцать аллергенов, кровь и кал, а также пятьдесят активных гормонов, один из которых, 16F-1, – Тея заглянула в блокнот, – является основным стимулятором раковых клеток, причем не только у коров, но и у людей. Позже выяснилось, что при пастеризации молока этот гормон никуда не исчезает. Тогда ученые принялись изучать аминокислоту, активизирующую этот гормон, и пришли к выводу, что помимо всего прочего он вызывает сердечно-клеточную анемию. Стали поговаривать о запрете гормона роста. Болезнь «бешеных коров» стали сравнивать с болезнью «Кройцфельдта Якоба». Скажу по-простому, – Тея оглядела окружающий, – это синдром каннибалов. Причем заражение этой болезнью происходит через употребление мяса и молока коров. Выяснилось, что коровьи бактерии в человеческом организме начинают мутировать и расти, вызывая так называемую прионную болезнь. Смертность от этой болезни достигает восьмидесяти процентов даже при легкой форме. Эту болезнь впервые диагностировали в Великобритании в 1995 году. От нее сразу погибло сразу десять человек. Прионная болезнь вызвала у них дистрофию коры головного и спинного мозга. Было установлено, что клетки в организме погибших фактически пожирали друг друга. Но тогда это не связали с гормоном коровьего роста. Хотя общественники и Министерства здравоохранения многих стран уже забили тревогу. Но у руля стояли наши американские друзья, и все попытки генетиков остановить это, они называли провокацией, мешающей им спасать мир от голодной смерти. А ученые тем временем занялись изучением самих прионов. И очень скоро выяснили, что прионы – это и есть те самые белки с аномальной структурой без нуклеиновых кислот. По сути дела, это были обычные вирусы.

– Вот я всегда говорил, – Хосе почесал за ухом, – что не мог Иисус двумя хлебами всех верующих накормить, вот что-то не так в этой истории было.

– Подождите, перебил Хосе Доцент, – то есть вы хотите сказать, что гормон роста – это фактически американская продовольственная программа по превращению людей в каннибалов?

– Не совсем все так прямолинейно, – улыбнулась Тея, – я в теорию заговоров не верю.

– Да бабла они хотели срубить по-легкому, – Холод достал из пачки сигарету, – все просто! Коровки быстрее растут, а травки все меньше становится. Вот они кости с трупаков и давай им скармливать. Фактически безотходное производство!

– Я еще про пищевых червей слышал, – начал было Владлен, но Тея его остановила:

– Да нет, тут дело даже не в этом. Вполне вероятно, что изначально цель была благая. Естественно, коровы в пробирке – это выход. Но клонирование запрещено в большинстве стран. Поэтому, может быть гормон роста и был изначально выходом. Животное растет быстрее, набирает мышечную массу, кормов затрачивается меньше. Вон, Вова знает. Он же этим занимался.

Насупившийся Вован кивнул, а Тея продолжила:

– Но никто не подумал, к каким это может привести последствиям.

– А у нас о последствиях вообще никто никогда не думает, – ответил Холод, – зачем думать о последствиях, если бабки есть сейчас. Бабки – вот цель всего.

– Да, от этого никуда не деться, – согласилась Тея, – мы живем в эпоху капитализма. А он диктует свои правила игры. Просто я не думаю, что это делалось специально, чтобы навредить людям.

1 глава. Табор уходит в гетто

Бухарест. Зима 2015 года.

Холод открыл окно, поставил чашку с кофе на подоконник и закурил. С улицы невыносимо пахнуло сыростью и пылью одновременно. Он посмотрел вверх и выпустил струйку дыма прямо в бухарестское небо, которое было похоже на серый, дырявый таз, из которого все время что-то лилось и сыпалось наружу. Грязные окна соседнего дома смотрели на гостиницу. Холод взглянул на часы – девять утра. Город казался заброшенным. Пустые улицы… Не хватало только зомбаков-упырей, и картина апокалипсиса была бы вполне готова. Он отхлебнул кофе и уселся в старенькое кресло-качалку, зачем-то оказавшееся в гостиничном номере, напротив окна.

Вчерашняя прогулка по столице Румынии не очень впечатлила Холода. Бухарест словно еще не решил, кем ему быть – Парижем или Веной. А пока в ожидании своего выбора он застрял в далеких девяностых с постройками эпохи фундаментализма, где новоделы еще советской эпохи скрывали здания Европы то ли семнадцатого, то ли девятнадцатого века…

Советский Союз, казалось, закончился здесь еще в девяностых, Евросоюз начался в двухтысячных, Бухарест застрял где-то между, став красивым городом без мозгов. Похожий на Париж, застроенный высотками и панельными домами, он дожидался своего будущего…

Счастливых лиц на улице вчера вечером они встретили мало. Грязные здания были спрятаны за рекламными баннерами и граффити. Холод с Вованом недолго бродили по улицам. Больше всего их удивило обилие очень странных памятников. Зачем-то румыны поставили посреди парка плиту Майклу Джексону с его датами жизни и смерти. Но больше всего их поразил мемориал «Возрождение» – возведенная в честь погибших в революции бетонная игла, на которую было нанизано что-то темное и несуразное, призванное изображать человеческое сердце. Данное творение Вован обозначил как «говно на палочке». Возле этого шедевра на скамейках тусовалась модная, разноцветная молодежь и сонные бомжи на лавочках.

Походили по городу. Казалось, Чаушеску раздолбал весь Бухарест и начал огромную стройку, но так и не успел ее закончить. Несколько больших и длинных улиц прорубали город насквозь и делили его на районы. Старинные дома, несмотря на грязь и разруху, выглядели светлыми пятнами. Новостройки же напоминали огромные черные дыры, в которых очень не любят пластиковые окна и свет.

Центр жил своей жизнью. Местные вытащили на улицу диван и пару столиков – получилось кафе. Туда тут же уселась молодежь, закурила и начала пить пиво, не обращая внимания на гудящие поблизости бесконечные автопробки.

На дорогах хозяевами жизни были таксисты в желтых «Рено Логан». Беспрерывно сигналя, они пугали грязные трамваи и троллейбусы. На светофоры не обращали внимания ни водители, ни пешеходы.

Холода очень удивила местная особенность убирать снег с дорог – его просто сгребали на середину улицы снегоуборочными машинами, а потом лопатами скидывали к стенам и витринам домов. Они с Вованом немного прошлись вдоль этих стен. Из-под толстого слоя краски и объявлений, наклеенных в несколько слоев друг на друга, выглядывала история, откровенно испорченная бесконечной чередой вывесок банков, казино, стрип-баров, «секонд-хендов», обменников валюты и секс-шопов.

Пройдя по улице, они спустились в подземный переход, где мирно сосуществовали вместе замерзший гитарист, парочка попрошаек и запах мочи.

Метро Бухареста напоминало бомбоубежище, из старых вагонов которого почему-то сразу хотелось вырваться наружу. Выбравшись, они полюбовались на главное творение диктатора Чаушеску – Дом Народа, гигантский мраморный сундук с колоннами, наполненный сказками про светлое будущее.

Холод с Вованом покурили и пошли дальше вдоль бесконечных ларьков с алкоголем и сигаретами, на витринах которых мирно сожительствовали водка «Сталинская» и виски «Черчилль». По пути попалось несколько церквей, в которые местные бомжи заходили погреться и поесть. Потом они забрели в местный квартал «Красных фонарей», витрины которого украшали не полуголые танцовщицы, а обычные пластиковые манекены в дешевом китайском нижнем белье и разноцветных париках.

Выпив по кружке пива в одном из баров, Холод с Вованом узнали историю о главной румынской проститутке с красноречивым именем Зараза, которая подмигивала посетителям с многочисленных фотографий на стенах. Согревшись, вышли на улицу и поняли, что ловить в Бухаресте, в принципе, нечего… Поэтому решено было направиться назад в гостиницу. На велодороже, проходящей прямо по центру тротуара, наполовину очищенного от снега, их чуть не сбил велосипедист.

Знакомство с городом закончилось рядом с подъездом дома напротив гостиницы – громко скрипнув дверью оттуда вывалился подросток в летней бейсболке и огромном зеленом пуховике, на ходу поправляющий штаны. Из подъезда пахнуло мочой и…

– Где живут, там и срут, – резюмировал Вован и отодвинул руку швейцара гостиницы, протянутую для чаевых…

Холод затянулся сигаретой и потянулся к чашке кофе на подоконнике. Дверь в гостиничный номер распахнулась, и на пороге появился Вован с коробкой пиццы:

– Прикинь, Холод, у них как будто весь город вымер. Девять часов, а на улице ни души. Только это… машины охраны. Тачек десять встретил. Охраны до хрена, а полиции нет. Интересно, что и от кого они здесь охраняют? – он швырнул коробку на стол и плюхнулся на скрипучий диван.

– Себя от себя родимых, – Холод поднялся с кресла-качалки, открыл коробку и выудил оттуда кусок пиццы «Пепероне», – ты со своим товарищем созвонился?

1 глава - 2

Отправив Вована к его загадочному другу, Холод накинул куртку и тоже решил пройтись. Днем Бухарест еще больше напоминал пыльную бетонную коробку серого цвета. Несмотря на то, что солнечные лучи пытались как-то раскрасить стены, веселее от этого не становилось. Солнечные зайчики стекали куда-то вниз и напоминали разводы мочи в кабинках общественных туалетов времен девяностых.

У какого-то огромного зеркального небоскреба за Холодом увязалась дворняжка и отстала от него только возле парка, когда Холод купил и скормил ей хот-дог.

Он вошел в парк. Казалось, снег туда свезли со всего Бухареста. Но, несмотря на это, на скамейках сидели старички и читали газеты. Название парка могли понять только румыны – «Чижмиджиу». Холод хотел было побродить по аллеям, но сразу провалился в снег по колено. Тогда он решил присесть на скамейку. Сидевший рядом старичок с улыбкой подложил ему под задницу газету. Холод достал сигареты, протянул одну старичку, а одну взял себе, щелкнул зажигалкой, и они закурили.

Выпустив облачко дыма, Холод огляделся по сторонам. Парк больше напоминал кладбище, потому что вдоль одной из аллей торчали гипсовые бюсты, которые у нас любили ставить на могилах партийных советских деятелей и героев во времена дорогого Леонида Ильича. Из-за торчащих голых деревьев выглядывал пруд, покрытый льдом, в который вросли лодки. На одну из голов памятника уселись две вороны и начали долбить друг друга клювами и крыльями, громко каркая. Холод еще раз затянулся сигаретой, подмигнул старичку и пошел.

Напоследок он обернулся у ворот парка и только сейчас сообразил, что, несмотря на зиму, там работает фонтан. Дворняжки с хот-догом уже не было, и Холод по сугробам выбрался на аллею Победы. Пройдя несколько сотен метров, он оказался возле исторического музея. У мраморных ступенек его встретил каменный голый мужик с собакой-мутантом на руках – у бедного животного было два хвоста, один из которых торчал, как положено, из задницы, а второй почему-то вылезал из бошки. Рядом была потертая вывеска, на которой Холод с трудом разобрал, что этот голый мужик – римский император Траян, который завоевал Румынию, когда она еще была Дакией. О собаке не было сказано ни слова. Холод усмехнулся и представил, как бы смотрелся возле Московского Кремля памятник Чингиз Хану с конем под мышкой, который пытался завоевать Русь.

В это время мимо музея проскочил двухэтажный автобус, который обдал императора и Холода брызгами грязного снега. Холод стряхнул с джинсов грязь и пошел дальше по аллее Победы, напоминающей огромный каменный коридор, туда, где огромные дома зажимали между собой старые церквушки.

Пройдя мимо оружейного магазина, Холод вышел к главному Университету румынской столицы, стоявшему как раз напротив Национального Банка, на заднем дворе которого буйствовал «блошиный рынок» со старыми книгами, поломанными часами и кучей медной посуды.

Протиснувшись через толпу продавцов и покупателей, Холод побрел по узкой улочке, заглядывая в окна, которые почти вросли в землю. Из форточки одного окна высунулась красная рожа и выпустила прямо в лицо Холоду облако сигаретного дыма с перегаром. Из другого окна пахнуло кукурузной кашей мамалыгой, и он понял, что хочет есть.

Отыскав дверь кафе, Холод попытался ее открыть, но ему помешал это сделать все тот же серый бухарестский снег, который тяжелым комом лежал на пороге. Отодвинув его ногой, он вошел внутрь. За барной стойкой его встретил бармен с сигаретой в зубах, который пялился в телевизор. Репортер с грязного экрана вещал о том, что на улицах Бухареста проходят акции протеста против коммунальных служб, которые не чистят в городе снег.

Двое крепких мужчин преклонного возраста тоже с сигаретами во рту гоняли шары на биллиарде. Если промахивался один, он поминал нехорошим словом Чаушеску. Если «киксовал» другой, то проклятия сыпались на голову «Евросоюза».

Холод уселся за стол и подул на озябшие руки. К нему подошел официант с неизменной сигаретой и блокнотом. Холод попросил меню. Официант перевернул подставку для еды и ткнул в нее пальцем. Не разглядев на потертом и выгоревшем куске пластика ни слова, Холод произнес спасительное «бизнес-ланч». Официант кивнул, уронив при этом с сигареты пепел на стол, и исчез.

Холод достал телефон и набрал номер:

– Привет, Тея… Ну да… можно сказать, почти Европа…

В это время промахнувшийся мимо лузы биллиардист номер два высыпал очередную порцию ругательств в адрес «Евросоюза».

1 глава - 3

Здание вокзала «Гара де Норд» одновременно удивило и напугало Вована. К желтым потертым башенкам, одну из которых украшали часы с хриплым боем, кто-то умный зачем-то пристроил мраморный навес-сундук с колоннами. Если бы не сундук, главный железнодорожный вокзал Бухареста напоминал бы провинциальный полустанок в Липецкой области.

Дожидаясь там Гараша, Вован сообразил, для чего нужна была пристройка с колоннами. За колонны то и дело заходили какие-то странные личности, чтобы справить малую нужду.

Когда часы на башне прохрипели 12 раз, расталкивая желтые такси «Логаны», на привокзальную площадь, грохоча, подкатила самая древняя БМВ, какую Вован только видел в своей жизни. Из машины вылез его друг из прошлого, такой же потертый, серый и грязный, как город, в котором он сейчас жил. Он подозвал Вована жестом, и они оба уселись в убитую тачку.

– Я смотрю, ты сейчас как-то не очень, – Вован посмотрел на Гараша и пошевелил ноздрями, словно принюхиваясь.

– А, забей, – Гараш махнул рукой, – я рыбу вожу. Крутиться-то как-то надо, – он пошарил грязной рукой по торпеде, зацепил помятую пачку сигарет без фильтра и протянул Вовану. Тот отказался, покачав головой.

Гараш вытащил сигарету и затянулся серым противным дымом, выпуская его сквозь дребезжащую, намертво заклеенную скотчем форточку:

– Это ж заграница, капитализм, Вовчело. Здесь по-другому никак. За все надо платить – дом, жилье, врач, продукты, школа, вода, воздух… Вон, налог на снег ввели.

– А чего ты сюда поперся? – Вован непонимающе посмотрел на Гараша.

– Так в Молдавии-то у нас вообще жопа, – Гараж развел руками, выпустив руль.

– А здесь, я смотрю, прям лицо… Только грязное и неумытое. Хуже жопы, – усмехнулся Вован.

– В принципе, да, та же жопа, – согласился Гараш, – но жопа европейская.

– А чего, родная жопа не ближе? – рассмеялся Вован.

– Ближе. Но до родной жопы еще добраться надо, – Гараш резко вывернул скрипучий руль машины, и, крякнув дребезжащим двигателем, обогнал двух пацанят на мотороллере, – въезжали-то мы сюда, сам понимаешь, не очень легально. Так что, чтобы обратно впустили, теперь бабки нужны.

– А… – многозначительно кивнул Вован и повернулся к Гарашу, – так ты человека-то мне нашел?

– Нашел, – кивнул Гараш, – только вот надо бы деньжат подкинуть. Сам понимаешь, не просто найти такого.

– Не вопрос, – Вован вытащил дорогой кожаный лопатник и достал из него три купюры по пятьсот евро, – хватит?

Гараш кивнул, быстро схватил деньги и засунул их во внутренний карман давно потерявшей цвет кожаной куртки.

– Мы с ним сейчас едем говорить? – Вован снова посмотрел на Гараша.

– Нет, – Гараш поморщился, – там схема хитрая. Мы в Ферентари едем, это цыганский район Бухареста. Местечко так себе, сам понимаешь, цыгане… Там тебя паренек встретит и к человечку отведет. Сколько это стоить будет – в душе не пою. Он сказал, что повидается с тобой, и там вы все на месте порешаете. Скажу одно. Он единственный, кто поможет найти.

– Ну лады, – Вован облокотился на спинку кресла и тут же рухнул на заднее сиденье.

Немного попетляв по центру Бухареста, машина выехала на окраину и едва не заблудилась в частном секторе. Расталкивая сугробы, Вован и Гараш подъехали к огромному серому забору, возле которого топтался худой парнишка лет пятнадцати.

– Все, Вован, вот этот парень, Бесом его зовут, он тебя куда надо отведет, – Гараш замялся и продолжил, – рад, что повидался. Смотрю, у тебя в жизни ровно все сложилось…

Вован пожал Гарашу руку и вышел. Парнишка с ног до головы оглядел крепкую фигуру, прицокнул языком и кивком головы позвал за собой.

Ферентари оказался грязным пустырем, заваленным мусором и застроенным обычными советскими «хрущевками». Бурые стены домов, казалось, кто-то облил каким-то дерьмом, подпалил изнутри, а потом попытался соскрести все это наждачной бумагой. И, когда ничего не вышло, он приделал на окна решетки вместе со спутниковыми тарелками, и на этом успокоился, переселив туда весь сброд, какой только Вован видел в жизни.

Возле подъезда, дверь в который отсутствовала, два молодых цыгана жарили шашлыки на кирпичах. На детской площадке, от которой остались только качели с висящим на них как висельник Микки Маусом, детишки играли «в снежки», кидая друг в друга пластиковыми бутылками.

В припаркованной БМВ, которая была еще более древняя, чем у Гараша, играла какая-то цыганская музыка. Когда Вован проходил мимо тачки, в салоне начал бесноваться огромный ротвейлер, хрипло лая и пытаясь разбить головой лобовое стекло.

Вован потянулся за сигаретами, и тут же к нему потянулась пара десятков рук. Бес прикрикнул на грязных цыган, и те отстали, зато появились дети попрошайки, которые, глядя на Вована и Беса стали выклянчивать деньги. Бес поднял пуховик и показал детишкам торчащую за поясом «Беретту». Те завизжали и разбежались.

Побродив по ковру из снега, битого стекла, жестяных банок и пластиковых пакетов, Вован и Бес дошли до одиноко стоящей пятиэтажки, которая на вид была почище. Казалось, она состояла из одних окон. Помимо имеющихся там, кто-то прорубил чуть ли не столько же окон разных форм и размеров. Казалось, тем, кто находится внутри, не хватало света.