«Вирус, рожденный в больной голове,
убивает сначала его создателя,
и только потом уже всех остальных…»
(народная мудрость от автора)
«Правдивый свет мне заменила тьма,
И ложь меня объяла, как чума…»
(Уильям Шекспир)
ПРОЛОГ
Арабский квартал в Лондоне. Осень 2015 года.
Он подставил к стенке лестницу, неспеша натянул на руки перчатки из толстой резины и спрятал лицо под маской-респиратором. Оглядевшись по сторонам, он открыл кейс с логотипом дезинсекционной компании в виде перечеркнутого красной молнией таракана. Покопавшись в нем, он извлек крестообразную отвертку и поднялся по лестнице к вентиляционному отверстию, которое скрывала от посторонних глаз железная решетка. Сняв решетку, он опустил ее вниз и прислонил к стене. Еще раз осмотревшись по сторонам, он вытащил из кейса пробирку с какой-то синеватой жидкостью. Снова поднявшись по лестнице, он осторожно сорвал пломбу с пробирки и вывернул крышку. От напряжения у него задрожали руки и ноги. Стекла респиратора запотели изнутри.
Спрыгнув с лестницы, он взял решетку и быстро установил ее на место. Он собрал лестницу, подхватил ее под мышку, взял кейс и пошел вниз. На втором этаже ему попалась маленькая смуглая девочка. Испуганно поглядывая на странного дядю в серебристом костюме и в маске на лице, она испуганно прижалась к стене. Не останавливаясь, он потрепал девочку по волосам и пошел дальше. Девочка, оглядываясь, пошла наверх.
Выйдя на улицу, он быстро снял с лица респиратор и глубоко вдохнул лондонский промозглый воздух. Быстро скинул с себя костюм и вместе с лестницей зашвырнул в белоснежный фургон, на боку которого красовался все тот же таракан с красной молнией. Пробежав взглядом по сторонам, он закурил сигарету и скрылся за углом дома. Возле фургона остановился древний «Бьюик», из которого вышел смуглый человек в капюшоне, скрывающем лицо. Быстро запрыгнув в фургон, он завел его и исчез в сгущающемся лондонском тумане, выползающем откуда-то с набережной черной Темзы.
Он снова посмотрел по сторонам и обошел дом с обратной стороны. Потом подошел к двери мусоропровода, вытащил из-под куртки ножницы по металлу и перекусил цепь с замком, закрывающую дверь. Пахнуло несвежими бытовыми отходами и плесенью. Он засунул ножницы обратно под куртку, а из кармана вытащил какой-то предмет и пластиковый баллон с жидкостью для розжига камина. Морщась, он закопал предмет в груде мусора. Потом стал щедро поливать содержимое мусоропровода жидкостью для розжига костра. Несколько раз тяжело вздохнув, он бросил пустой баллон в мусор, сделал шаг назад и бросил в мусоропровод горящую спичку.
Вспыхнувший огонь загудел и начал разгораться. Он захлопнул дверь мусоропровода и исчез среди узких улочек и и путанных проходных дворов.
Остановившись у магазина, он поймал знаменитое лондонское такси «кэб». Назвав водителю адрес, он достал из кармана телефон с намотанными на него наушниками, запихав их себе в уши, выбрал в плей-листе композицию Лоу Рида «Идеальный день» и нажал на «плей». Музыка побежала через каждую клетку его мозга, а где-то далеко позади вспыхнул огненный столб, подкинувший крышу старенького трехэтажного дома в арабском квартале Лондона.
– Вот мы и снова встретились, – лицо Наума заполнило монитор моноблока, – и, как вы уже поняли, нас ждет очередное увлекательное приключение. Придется немного ускорится, потому что произошли следующие события, о которых вам следует узнать. Поэтому, – Наум поправил «серьезные» очки на носу, вам следует посмотреть это видео. Слабонервных и особо впечатлительны попрошу удалится от экрана.
Появилась картинка с ночными видами Лондона, озаренными пожаром, вперемешку с полицейскими и пожарными сиренами. Напуганная женщина репортер заговорила по-английски: «Сегодня в арабском квартале, в самом центре Лондона, случился страшный пожар, унесший жизни тридцати шести человек. Прибывшие пожарные в течение нескольких часов боролись с огнем. Предположительно возгорание произошло в мусоропроводе. Все жертвы пожара умерли в страшных муках…»
По экрану побежали кадры, на которых лондонские санитары выносили на носилках тела погибших в серебристых мешках для трупов и заталкивали их в машины.
«Ведется расследование», – выдохнула девушка-репортер и исчезла с экрана. Ее место заняло огромное лицо Наума:
– Конечно, мы не думали, что так все обернется, – он сморщил нос, – поэтому хочу спросить единственного медика среди нас. Скажи мне, дорогая сестра, как происходит смерть от угарного газа?
– Все зависит от концентрации угарного газа в том или ином помещении, – задумалась на секунду Тея, – при возгорании чего-либо угарный газ попадает в атмосферу. При попадании в дыхательные пути, он связывается с гемоглобином
образуя карбоксигемоглобин, и блокирует передачу кислорода тканевым клеткам, что приводит к гипоксии, то есть к удушью, – пояснила Тея, – чем больше концентрация угарного газа, тем быстрее наступает смерть. Чаще всего человек впадает в кому. Как бы засыпает. Пульс практически не прощупывается, рефлексы отсутствуют. Если содержание угарного газа в помещении слишком высокое, то смерть может наступить после двух-трех вдохов. Иногда у человека бывает рвота.
– Отлично, – Наум потер руки, – а вот скажи мне, сестра, могут тридцать шесть человек, находясь на разных расстояниях от очага возгорания иметь одни и те же причины смерти.
– Это невозможно, – Тея покачала головой, – угарный газ, если он проникает в помещение, он распределяется неравномерно. Где-то есть вентиляция, где-то открыты окна. В любом случае концентрация угарного газа будет где-то больше, а где-то меньше. Смерть не может наступить у всех одновременно и мгновенно.
– В том-то и дело, – покачал головой Наум, – тем более на телах обнаружены какие-то странные язвы. Вот, посмотрите, – по экрану компьютера побежали фотографии мертвых людей, на шеях которых красовались похожие на волдыри и язвы пятна.
– Нет, это не угарный газ, – помотала головой Тея, – больше похоже на отравление. Вирус исключен, – она снова задумалась, – скорее всего, какое-то отравляющее вещество, проникшее в организм вместе с угарным газом. И если судить по этим фотографиям, – Тея кивнула на монитор, – в рвотных массах присутствует кровь, что подтверждает мое предположение.
– То есть ты хочешь сказать, – посмотрел на сестру Наум, – что эти люди умерли от боевого отравляющего вещества?
– На счет «боевого» не знаю, я не стала бы делать громких заявлений, но очень похоже, что в организм людей проникло какое-то вещество, которое вызвало у них кровавую рвоту, пятна и смерть. Причем, видимо, у всех сразу. Если бы это был угарный газ, в любом случае, кому-то удалось бы выжить.
– Так вот и нам непонятно, почему Скотланд Ярд заявляет об отравлении угарным газом.
– Как вариант, хотят что-то скрыть, – вмешался Кирилл.
– Слушай, Наум, – поморщился Холод, – ты что, хочешь нас еще и под каких-то химиков подписать? Мы-то тут вообще не при чем.
– А вот как сказать, – улыбнулся Наум, – вот сестра не поверила в то, что эти люди могли погибнуть от угарного газа. А так же, в это не поверил один русский журналист, Виталий Ярофеев. Кстати, Кирилл должен быть с ним знаком, – Наум взглянул на Кирилла, – он решил провести собственное расследование, пока английские Шерлоки Холмсы разбираются с угарным газом. И представляете, – Наум развел руками, – он нашел след террористической атаки. Буквально за неделю до взрыва на сайте одной террористической организации появился некий человек с ником Ромео. И он написал следующие стихи. Прочитаю их вам уже в переводе:
«Ромео потерял свою родню.
Так пусть погибнут в смраде от удушья,
Не принявшие юношу в семью,
Сгоревши в гневе грозного оружья.
Ромео потерял свой отчий край,
Так пусть поглотит водяная бездна
Законы подменивших и мораль,
Испивших грязь из чаши темной Темзы.
Ромео потерял свою мечту
Средь говорливых ртов в Свободы парке,
Лондон. Арабский квартал. Осень 2015 года.
Внезапно, прямо из одетого в строгий смокинг центра Лондона, Холод, Тея, Кирилл и Доцент шагнули в другой мир. Этот мир был похож на кричащий, бестолковый восточный базар. Повсюду пестрели вывески на арабском языке. Куда-то спешили женщины в паранджах и мужчины в халатах. Казалось, даже воздух был пропитан здесь жуткой безвкусицей, которую обитатели квартала принимали за роскошь. От старого доброго Лондона здесь остались только дома и двухэтажные автобусы. Даже знаменитые лондонские красные телефонные будки эмигранты с Ближнего Востока умудрились превратить в камеры хранения. Большая часть местных магазинов, кафешек и ресторанчиков давно поменяли свои названия, и получили имена арабских шейхов, кувейтских принцев и бахрейнских эмиров. И даже те старые вывески, что еще сопротивлялись из последних сил, уже предлагали зайти внутрь и попробовать халяльное меню и расплатиться за это не только фунтами, но и саудовскими реалами и арабскими дирхамами.
Оглядываясь по сторонам, Холод насчитал по меньшей мере пять или шесть кофеин и ресторанчиков с названием «Бейрут». Возле каждой витрины стояли непривычные для Лондона щиты-раскладушки с рекламой на арабском. Через каждую сотню шагов попадались пункты обмена валюты. Складывалось такое ощущение, что живущие здесь люди не верят банкам.
На уличных прилавках лежали сладости из Ливана, фрукты из Катара, овощи из Кувейта. Здесь было все свое, правда арабское. Даже аптеки, в которых продавали на развес кофе с афродизиаками прямо из Арабских Эмиратов.
Пресса на развалах была только на арабском языке. И среди газет и журналов с замысловатой вязью стыдливо прятались «коренные англичане» – «Таймз» и «Дэйли Телеграфс».
Возле уличных кофеин сидели прямо на диванах бородатые граждане Востока, и, не обращая внимания на погоду, курили кальян и ели фалафель. Казалось, даже английсктй фастфуд сбежал отсюда. Вместо английских сэндвичей и американских ход-догов и гамбургеров, здесь господствовала ее величество шаурма с чем угодно, кроме свинины.
Также незаметно из квартала исчезли машины с лондонскими номерами. Повсюду стояли дорогущие тачки с номерами Кувейта, Саудовской Аравии, Бахрейна и ОАЭ.
– С английскими номерами здесь ездят только нищеброды и королева, – подмигнул Кирилл Холоду, – а вот, кстати, и Виталик, – он приветственно протянул руку патлатому парню, в три погибели вылезшему из «Мини Купера»:
– Хай, Киря! – он протянул Кириллу узкую ладошку и с удивлением посмотрел на стоящих чуть поодаль Холода, Доцента и Тею, – в общем, здесь все, как договаривались, – журналист протянул Кириллу флэшку, – тут все. Протоколы осмотра места происшествия, фотографии, полицейские рапорты, результаты вскрытия. Есть даже записи с видеокамер. Правда, не с самого дома, а с аптеки напротив. Тут до кучи вся инфа по тому сайту, правда его уже прикрыли, – поморщился Виталик, – в общем все, что мне удалось накопать.
Кирилл кивнул и вытащил из кармана кашемирового пальто четыре сложенных пополам купюры по пятьсот евро:
– Держи, – улыбнулся Кирилл.
– Сэнкс, – скорчил лыбу Виталик, – мне как раз за студию надо платить. Ну ты если что накопаешь – расскажи. Все-таки интересно.
Виталик сложился пополам, влез в «Мини Купер» и исчез.
– Пошли уже, – Холод, поморщившись, посмотрел на Кирилла, – хватит с меня этого востока. Аж в глазах рябит.
Доцент сошел с тротуара и поймал такси.
Лондон. Бейкер Стрит. Осень 2015 года.
Холод посмотрел в окно на кучку китайских туристов с фотоаппаратами, толпящихся возле дома напротив. У входа в подъезд их встречал актер, переодетый в костюм английского полицейского «бобби» времен девятнадцатого века.
– Да он даже здесь не жил, – раздался голос Кирилла, который бухнул на антикварный столик четыре коробки пиццы «Пеппероне», принесенных курьером.
– Знаю, что не жил, – кивнул Холод, – его вообще не было.
– Я про папу, – смутился Кирилл.
– А я про Шерлока, – улыбнулся Холод.
– Но вам это еще придется Вове доказывать, – вмешался в разговор Доцент, зацепив коробку с пиццей и бухнувшись с ней на диван, – ну что же, приступим ко второму английскому завтраку. Место здесь замечательное, только шумное очень. А так и навевает разгадать какую-нибудь тайну, – Доцент потер руки и жадно вцепился в треугольник пиццы.
– Тут вообще одни музеи вокруг, – Тея аккуратно поставила на стол со скатертью несколько бутылок какого-то английского лимонада, – музей Шерлока, музей «Биттлз», чуть подальше музей восковых фигур мадам Тюссо. Здесь же музей рок-н-ролла. Чуть подальше знаменитая Эбби Роуд. Про эту улицу пела знаменитая группа «Джетро Тул».
– А еще на Бейкер прописан знаменитый сериальный Доктор Хаус, – добавил Кирилл, – в какой-то серии говорили.
– Прописан, – кивнула Тея, – только в Нью-Джерси.
Она подошла к дубовому застекленному шкафу и вытащила оттуда хрустальные бокалы:
– И совсем недалеко отсюда находится Лондонский зоопарк. Это вообще нечто! – продолжила Тея, – конечно, с нашим московским на Баррикадной не сравнить, но здесь такая коллекция бабочек…
– Да, с московским точно не сравнишь, – Холод выглянул на улицу знаменитого сыщика, по которой в обнимку шагали два молодых человека, – у нас бычки на улицах. И таких бы мотыльков…
Кирилл рассмеялся:
– Это называется толерантность.
– Сказал бы я, как у нас называется эта… но у нас здесь женщины и, – он посмотрел на Доцента, который радостно жевал пиццу и играл в телефоне в какую-то игру, – и дети.
Кирилл с Теей рассмеялись, а Доцент непонимающе закрутил головой. Холод подошел к окну и задвинул тяжелые шторы.
– Давайте уже что ли начнем, – посмотрела на всех Тея, – а то я про Лондон долго могу рассказывать.
Африка. Республика Конго, 2003 год.
Он выпрыгнул из старенького советского ГАЗ-53, давно потерявшего свой настоящий цвет. Ноги в армейских ботинках по щиколотку утонули в желтом песке, перемешанном с бурой дорожной пылью. Похлопав грязного водителя в бейсболке уже давно несуществующей американской хоккейной команды, он жестам приказал ему ждать, а сам направился к карантинному посту. Старенькие американские многоместные армейские палатки образовывали целый город, в котором копошились местные – полуголые женщины с обвисшими грудями и горбатыми спинами, тощие дети с раздутыми животами и грязные мужчины с редкими, растущими через один, белоснежными зубами.
Карантинный лагерь, обнесенный поржавевшей от африканского солнца колючей проволокой, охраняли здоровенные негры в выцветшей форме с потными подмышками и незаменимыми для Африки «Калашами» за спиной.
Он осмотрелся по сторонам. Недалеко старенький экскаватор копал яму. Все те же военные спихивали в только что вырытые ямы тела, завернутые в белые простыни. Другие негры в марлевых повязках засыпали их толстым слоем извести из бочек. Потом к яме подъезжал пыхтящий, как паровоз, бульдозер, и рывком сбрасывал туда песок, превращая ее в братскую могилу.
Он подошел к офицеру, форма которого была слегка поновей. На кожаном ремне болтался «Кольт» в кобуре.
– Добрый день, – он показал офицеру пресс-карту с пропуском в карантинную зону.
– Опять осматривать приехали? – на ломанном английском ответил негр и махнул рукой, – чего осматривать? Все равно все сдохнут. Мрут, как мухи, каждый день, – негр поморщился и вытер выцветшей кепкой пот со лба.
– Нет, мне надо кое-что другое, – он посмотрел на офицера.
– Мне тоже много чего нужно, – ответил тот, – сейчас дам солдат в сопровождение, и они проводят вас в наш холерный барак, – рассмеялся тот.
– Нет, мне нужно тело, – перебил он негра, – а вот это нужно вам, – он протянул офицеру несколько свернутых в трубочку стодолларовых купюр.
Офицер оглянулся по сторонам и накрыл его руки с деньгами.
– Только что умерших нет, – сказал офицер, – нам их хранить негде. Мы их сразу хороним после вскрытия.
– Мне не нужно после вскрытия, – он покачал головой.
– Ну тогда надо ждать, когда кто-то умрет, – рассмеялся негр и посмотрел на него.
– Я подожду, – ответил он совершенно серьезно, – там стоит моя машина, – он кивнул в сторону старенького ГАЗа, – обложите тело льдом и принесите. Я буду там.
Лондон. Бейкер Стрит. Осень 2015 года.
– Что-то я ничего не пойму, – Кирилл покрутил головой, – если это заражение, или какое-то химическое оружие, то как оно туда попало? Мы тут кучу документов перерыли и ничего, – он поднялся с кресла и принялся изучать какую-то древнюю курительную трубку, установленную на камине, – может покурить, как Шерлок, и все прояснится?
– Да, и с результатами вскрытия не все понятно, – поддержала брата Тея, – написано у всех одно и то же – асфиксия от угарного газа. Но при этом обнаружены в крови повышенные лейкоциты, что происходит при острой вирусной инфекции. Получается, что вместе с угарным газом они вдыхали какую-то инфекцию.
– Но Наумов ведь и говорил про какие-то отравляющие вещества, возможно даже боевые, – Доцент защелкал по клавишам ультратонкого ноутбука своими еще более тонкими пальцами, – вот смотрите… Ну то, что это токсичные химические соединения, это понятно… Есть стойкие, есть нестойкие… Это отпадает. А вот ядовито-дымные нам подходят. Это у нас, – Доцент заглянул в экран ноутбука, – адамсит, хлорацетофенон. Кстати, по характеру воздействия на человека, они являются раздражающими. Возьмем адамсит, – Доцент открыл новую вкладку, – это желтый порошок, действие которого усиливается при нагревании. Подходит!
– Не совсем, – покачала головой Тея, – это хлорид, который имеет специфический резкий запах, и полицейские наверняка его бы почувствовали. Хотя, это не летучее, а довольно летучее соединение. И в отдельно взятом доме его можно было бы применить.
– Ну, значит, поехали дальше, – Доцент снова погрузился в компьютер, – хлорацетофенон… Черт, тоже хлор… Да еще и вызывает обильное слезотечение. Ну давайте проверим зарины, заманы, иприты, хлорпекрины…
– Смысла нет, – Тея покачала головой, – все они вызывают ожоги дыхательных путей. А кроме язв на шее, про какие-либо термические ожоги вообще ни слова. Есть, безусловно, летучие соединения, которые невозможно определить спустя какое-то время, но все равно признаки отравления можно было бы заметить.
– Слушай, а может им просто сказали не заметить ни признаков, ни запаха, – вмешался в разговор Кирилл.
– Да нет, на видео санитары даже без масок их выносят, – усмехнулась Тея, – значит вообще ничего не было, или они, действительно, задохнулись от дыма. Но… – она махнула рукой.
– Слушайте, – Холод оторвался от своего планшета, – а это так обязательно знать, от чего именно они задохнулись, – я тут видео гоняю. Смотрите. Вот эта машина, – он ткнул пальцем на микроавтобус с тараканом, – появилась здесь часов за пять до пожара, и, судя по всему, стояла так, чтобы не было видно, кто из нее выходит. Зато очень хорошо видно, кто на ней уехал, – Холод мотнул видеозапись вперед, на которой появился человек с закрытым капюшоном лицом, – она отъехала и через буквально десять минут, – Холод снова мотнул запись вперед и на экране беззвучно прогремел взрыв и из окон дома вылетели языки пламени, – это взрыв, друзья, это не просто пожар.
Кирилл заглянул в планшетник Холода через плечо:
– Да, взрыв, – резюмировал он.
– Ты-то откуда знаешь? – посмотрела на него Тея.
– Ты много не знаешь, чего я знаю, систер, – Кирилл подмигнул Тее.
– Ну а теперь, продолжил Холод, – вернемся на эти пять часов назад, – Холод мотнул бегунок на картинке, – на экране появился фургон, припарковался возле дома, из него вышел тот же мужчина в капюшоне и залез в подъехавшую машину. Машина уехала. Холод остановил запись, – не думаете ли вы, друзья, что вот этот гражданин пригнал фургон, а в нем был другой гражданин, который, не попадая в камеры, проник в этот дом. Теперь, – Холод положил планшетник на стол, – само возгорание. Оно произошло в мусоропроводе.
– Меня это тоже смутило, – согласно кивнул Доцент, – мусоропровод находится за домом, а языки пламени вылетели прямо из его фасада.
– Вот именно, – кивнул Холод, – значит все-таки взрыв. Причем направленный. Ну а теперь включаем мозг, – Холод оглядел присутствующих, – машина дезинсекторов. Эти тараканоубийцы работают с вредными химикатами. Это раз. У них наверняка есть средства защиты – костюмы, противогазы. Значит, вполне возможно, он и мог заложить какую-то отраву внутри дома, которая после взрыва всех траванула.
– Не выходит, – остановил Холода Доцент, – значит должен быть сообщник. Мусоропровод же за домом.
– А зачем ему сообщник? Не видно ни как он входил, ни как выходил. Только половина фургона на камере, – не согласился с Доцентом Холод.
– А руль-то у них правый! – перебил Холода Кирилл.
– А вот тут ты не угадал, Киря, – улыбнулся Холод, – у этой модели только левый руль. Так что, я думаю, нам надо искать этот фургон. А на счет отравления, – Холод посмотрел на Тею, – какова вероятность, что дым может скрыть следы какого-то быстроиспаряемого вещества?
– Сто процентов, – Тея поправила волосы, – если это соединение еще и летучее, которое долго не держится.
– Так, на счет фургона, – Доцент закрыл крышку ноутбука, – конечно, их не помогут, но наши из отдела могут «хакнуть» их базу. Номера на фургоне хорошо видно?
– Великолепно, – ответил Холод, – кроме одной цифры, которая и на фиг не нужна.
Лондон. Риджент парк. Пакистанский квартал. Осень 2015 года.
Холод с Кириллом быстрым шагом шли по мощеной улочке.
– Вообще, видишь, как здесь удобно, – не умолкал Кирилл, – Лондон поделен на районы, жилые сектора, где живут по национальному, расовому признаку, финансовому положению. Вот смотри. Сити, Саут Бэнк и Канари выбирают менеджеры и бизнесмены. От работы близко и удобно для делового человека – можно перекусить, бухнуть, перепихнуться. Все на ходу. Белгравия и Кенсингтон подходят для селян, заботящихся о своем здоровье и любящих свежий воздух с запахом коровьего навоза, – усмехнулся Кирилл, – Сохо подходит для тусовщиков. Здесь можно тусоваться двадцать четыре часа подряд. На каждом шагу бары, рестораны, клубы, стриптиз. Короче, обтусуйся. Помню, мы как-то там неделю… – Кирилл махнул рукой, – оказалось, всего ночь. Брумсберри – это для таких интеллектуалов, как твоя женушка. Библиотеки. Музеи, выставки всякие. И все ползают, как мухи, и книжек из рук не выпускают. Ну есть, конечно, куда лучше не соваться. Наши, вон, тусят в клубе у станции Кнайтсбридж. Нажрутся и под частушки выплясывают, как в родном ДК. Черномазые на Оксфорд стрит тусуются. У них там клуб «Гановер». Музыка там, конечно, – Кирилл показал большой палец, – ну и живут, конечно, все там рядом. Китаезы обитают у станции метро «Ламберт Норт». Там у них эти… шестиэтажки. На наши хрущевки похожи. И дома, и люди на одно лицо, – махнул рукой Кирилл. Рядом с ними индусы. По запаху определить можно – они своим кари кварталов на пять вокруг воняют. Евреи тусят у метро Ферингтон. Там целый квартал ювелирных магазинов и дорогих бутиков. Больше, чем самих евреев, – рассмеялся Кирилл.
– Слушай, – Холод остановился, – а ты хоть знаешь, куда мы сейчас идет? А то я от твоей экскурсии совсем запутался.
– К пакам идем. Рынок у них здесь, – ответил Кирилл, – Камден Таун. Дыра еще та, – Кирилл поморщился.
Они быстро пересекли рынок, сильно напоминающий наш закрытый «Черкизон», и оказались среди похожих на серые кирпичи домов. Возле них копошились чумазые детишки с грязными фруктами в руках. Суровые бородачи с молчаливой угрозой посматривали на Холода и Кирилла.
– На, – Кирилл порылся в кармане пальто и протянул Холоду полицейский жетон, – нацепи на куртку. Виталик подогнал. Они, правда, левые, но прокатит. Тут половина людей нелегально живет.
Угрожающие взгляды бородачей при виде жетонов сменились на безразличные, и Холод с Кириллом отправились разыскивать нужный им дом среди строений без каких-либо табличек и указателей с номерами и названиями.
На вопрос Кирилла местные эмигранты отрицательно качали головами и разводили руками. Наконец они нашли нужный им дом. Рядом с ним был припаркован тот самый фургон с тараканом. Поднявшись по хлипкой лестнице на второй этаж, Холод, не найдя возле нужной двери звонка, забарабанил по ней кулаком. Она распахнулась, и на пороге появился невысокий пакистанец в байковой клетчатой рубашке. Рука Холода сжалась на его горле и втащила обратно в квартиру. Кирилл аккуратно прикрыл за собой дверь.
Рывком Холод отбросил попытавшегося заверещать пакистанца на диван и заткнул ему рот пультом от телевизора. Оставив Кирилла наблюдать за ним, он зашел на грязную кухню и, выбрав нож побольше, вернулся.
– Зачем ты людей травил? – посмотрел на него Холод.
Тот задергался и замычал, непонимающе мотая грязной головой. Кирилл повторил тот же вопрос по-английски. Пакистанец посмотрел на значок Холода и замолчал.
– Ну как знаешь, – Холод взял его руку, приставил нож к указательному пальцу и слегка надавил.
Пакистанец задергался и начал кивками головы показывать, что он готов к разговору.
– Ну значит, тебя зовут Мустафа, – тот кивнул и Холод убрал нож, – переводи, Кирилл. У тебя есть фургон дезинсектора, – тот снова кивнул, – десять дней назад ты был в арабском квартале, – тот отрицательно помотал головой, – врешь, – Холод достал телефон и показал ему скриншот, сделанный с видеозаписи с камер, – что ты там делал?
– Пригнал машину, а потом отогнал, – ответил Мустафа.
– Кто в ней был с тобой? – Холод в упор посмотрел на него.
– Никого! – помотал головой Мустафа.
– Снова врешь, – Холод несильно ткнул его ножом в живот.
– Был человек, – залепетал пакистанец, – я не знаю, кто он. Меня попросил Аббас.
– Кто такой Аббас? – Холод вновь посмотрел на Мустафу.
– Я не знаю, – запричитал тот.
– Врешь, – Холод сильнее ткнул его ножом в живот, порвав рубашку.
– Наркоторговец из Сохо, – быстро ответил тот, – он все время в клубе тусует. «Тысяча и одна ночь». Он мне сказал, если я помогу одному человеку, он поможет моему брату. Мой брат в тюрьме.
– За что? – спросил Холод.
– Он продавал наркотики.
– Барыга что ли? – буркнул Холод.
– Я это переводить не буду, – улыбнулся Кирилл, – не поймет.
– Ты знаешь, кто мы? – Холод посильнее надавил на нож, приставленный к животу Мустафы. Тот посмотрел сначала на нож, потом на значок и честно ответил:
– Уже не знаю.
– Вот и хорошо, что не знаешь, – Холод убрал нож и поднял куртку, за которой торчал пистолет, – и было бы очень хорошо, чтобы твой Аббас о нашем разговоре не узнал. Потому что если он узнает, я тебе сначала яйца отстрелю, а потом, – он потряс ножом, – уши отрежу этим ножом. И ты в рай не попадешь. Я вас, арабов, знаю.