Холод. Сага. Часть 21. Святые и грешные

Пролог

«ХОЛОД».

Часть 21.

СВЯТЫЕ И ГРЕШНЫЕ

«Ища чей-то промысел Божий

В поступках душевных калек,

Свой разум, пропитанный ложью,

Сложил на алтарь человек.

Насытив паскудство дарами,

Впустил этих демонов в дом,

Не зная ни ада, ни рая,

Он веры своей стал рабом…»

ПРОЛОГ

Карелия, весна 1997 года.

Он бежал. Упругие ветки хлестали его по лицу, на каждом шагу словно раздавая звонкие, хлесткие пощечины. Иногда он останавливался, чтобы перевести дыхание, и ноги в армейских ботинках старалась засосать вонючая болотная жижа. Он выдергивал их и бежал снова, пока в очередной раз не падал, уткнувшись лицом в зеленый холмик, напоминающий губку, и захлебывался прелой, пахнущей тиной водой. Наконец болото кончилось, и начался бурелом. С трудом перебираясь через стволы поваленных деревьев, он получал удары от все тех же противных веток зеленого молодняка, которые норовили не только ударить по лицу, но и хорошенько пнуть в низ живота. Одна из веток сбила с его головы фуражку.

Он выбрался на грунтовую дорогу, вывалившись прямо из колючих кустов в грязную колею, глина из которой тут же облепила ботинки. Выдохнув несколько раз, он попытался стряхнуть грязь с ботинок, и побежал дальше. Шаги становились все короче. Ноги разъезжались. Он снова остановился, чтобы вздохнуть колючим весенним воздухом, прижавшись к стволу дерева. Постояв так несколько секунд, он посмотрел на небо цвета голубых джинсов «варёнок» и побежал снова, словно боясь опоздать…

Наконец он выбрался из леса. Где-то вдалеке, в конце поля, заросшего болотной осокой, он разглядел очертания домов и бросился в их сторону, тут же провалившись по пояс в чавкающую жидкость. Вытянув себя из нее, он прополз несколько метров на карачках, и только нащупав грязными, сбитыми в кровь о ветки руками твердую почву, он поднялся и побежал снова. Воздух с хриплым свистом вылетал из его легких, как из пробитой шины. Дома становились всё ближе, а пот, стекающий со спутанных волос всё сильнее заливал глаза. Он вытер его рукой, размазав по всему лицу грязь, и с трудом преодолел последнюю сотню метров.

– Стой! – крикнул он, увидев нескольких мужчин, запихивающих женщину с маленькой девочкой в побитый временем УАЗик-таблетку и потянулся к кобуре пистолета, висящей на левом боку, – стойте, я сказал! – Дрожащими пальцами он расстегнул кобуру и вытащил ПМ, – Стойте! Отпустите их, – тяжело выдохнул он и навел пистолет на высокого, слегка сгорбленного мужчину, лицо которого скрывал капюшон охотничьего плаща-дождевика, – давайте договоримся, – он снова тяжело выдохнул.

– А договариваться раньше надо было, – проскрипел человек в капюшоне, – когда тебе предлагали. И пукалку свою убери, – он кивнул своим товарищам, и те вытащили из-под плащей АКСу и направили на него, – пукалкой, милый друг, ты в наше время уже никого не напугаешь. Так же, как и формой с ксивой, – рассмеялся «капюшон», – всё сейчас меняется, и жизнь уже другая. Ты не захотел по-хорошему, а значит будет по-нашему, – он кивнул своим людям, и те затолкали женщину и ребенка в «таблетку».

Он увидел её глаза, ничего не понимающие, в которых словно повис вопрос: «Зачем тебе всё это было надо?» Но она ничего не сказала. Ее рот был обмотан какой-то грязной тряпкой.

– Слушай, подожди, – он посмотри на «капюшон», – это же наше с тобой дело, они-то тут не при чем, – он посмотрел в сторону УАЗика, в котором исчезли женщина и ребенок, – это ж я вам дорогу перешел.

– Правильно, наше, – «капюшон» остановился, посмотрел на небо и на секунду замер, – и хочу, чтобы только наше и осталось. А они – твоя семья. А знаешь, как бывает? Сын за отца…

– У меня дочь, – перебил он, – ей только четыре года.

– Четыре говоришь? Значит, ей повезло. Кузьма, – он повернулся к одному из своих людей, – девчонку-то забери оттуда. И уведи куда-нибудь.

– А бабу куда девать? – Кузьма посмотрел на «капюшона».

– И ее вытащи, – кивнул тот.

Кузьма открыл дверь УАЗика, вытащил оттуда девочку и передал ее одному из своих людей, а сам с силой схватил женщину и выволок ее наружу из машины.

Молодой парень с девчонкой на руках уже собирался было уходить, но «капюшон» жестом подозвал его к себе:

– Ты не бойся, доча, – «капюшон» посмотрел на девочку и погладил ее жилистой сморщенной рукой по темным волосам, – у меня ж таких, как ты, две. Я тебя с ними познакомлю. В гости к ним поедем. Я тебя вареньем брусничным угощу.

– А мама и папа? – заплаканным голосом прошептала девочка.

– А ты не бойся, – он снова погладил ее, – они здесь останутся.

1 глава - MINÄ OLEN TIE, TOTUUS JA ELÄMÄ (Я есмь путь, истина и жизнь) - 1

ПЕРВАЯ ГЛАВА

MINÄ OLEN TIE, TOTUUS JA ELÄMÄ

(Я есмь путь, истина и жизнь)

Москва, весна 2017 года.

– Здорово! – Холод протянул руку, которую пожал Кольцов.

Расстегнув куртку, он уселся за столик в кафе и выжидательно уставился на бывшего милиционера, который крутил миниатюрную чашку с кофе на блюдце.

– Чего хотел-то? – Холод еще раз посмотрел на Кольцова.

– Да понимаешь, – Кольцов остановил чашку рукой, – тут такая история. У жены моей сестра была. Она двадцать лет назад вместе с мужем и дочкой в Карелии бесследно исчезла. Никаких концов.

– Время такое тогда было, – Холод пожал плечами, – ну ты ж в то время вроде как «мусорИл». Поискал бы там по своим каналам.

– Искал, – Кольцов мотнул головой, – дело оперативно-розыскное тогда состряпали, свидетелей опросили. Вроде как выяснили, что они дочку повезли в район в больницу, и по пути исчезли.

– Ну вот. Чего ты хочешь? – Холод посмотрел на подошедшего официанта и мельком взглянув в меню, сделал заказ, – «американо» и пару круассанов. Поди, наверное, ради тачки и грохнули. Я помню тогда в Карелии лучше на машине не появляйся было. Выскочат из леса басмачи, и ни тебя, ни тачки. Ментов только боялись.

– Так в том-то все и дело, – Кольцов отхлебнул кофе, – он сам тоже мент… ну, в общем, тоже сотрудник был. Искали его в общем. И по моим каналам, и сами по себе. Но ничего не нашли. А тут смотри, – Кольцов взял с соседнего стула портфель, вытащил из него папку и порылся в ней, – короче… бла-бла-бла… а, вот, – он достал из кармана пиджака очки и нацепил на нос, – поисковый отряд «Вымпел», занимающийся поиском погибших в августе-сентябре сорок первого бойцов Красной армии, в лесу возле болота обнаружили автомобиль марки «УАЗ» с останками двух тел, мужского и женского. Тела сильно повреждены от времени. На костных останках обнаружены следы зубов диких животных. Предположительное время смерти зима-весна 1997 года. По сохранившимся фрагментам одежды удалось установит, что одно из тел принадлежит сотруднику милиции. Тьфу, грамотеи еб твою мать! – поморщился Кольцов, – «Принадлежит»! Ну вот, – он посмотрел дальше бумаги, – путем проверки базы данных исчезнувших и пропавших в то время людей, удалось выяснить, что тело пропавшего милиционера… Опять «принадлежит», твою мать! Участковому N-ского района, капитану Пахомову В.С. и его жене, Пахомовой Н.Г, в отношении пропажи которого и его жены было заведено розыскное дело под номер шестьсот четырнадцать в областном отделе внутренних дел республики Карелии. В связи с нахождением трупов розыскное дело можно считать закрытым по истечению срока давности… Как были тупыми, так и остались, – покачал головой Кольцов. А говорят, что смена названия что-то меняет! Так, – он посмотрел в бумаги дальше, – о проведенных розыскных мероприятиях принято решение сообщить родственникам найденных Кольцову Ю.М. и Кольцовой И.Г.

– Ну что, не повезло вам, – Холод посмотрел на Кольцова, – мои соболезнования. Вроде так в таких случаях говорится, да?

– Да подожди ты с соболезнованиями, – махнул рукой Кольцов, – у этой всей истории предыстория есть. Тьфу, твою мать! С этими писаками заговариваться начнешь! В общем, у моей свояченицы, у сестры жены мужа был еще брат старший. Так вот он в девяносто пятом году повесился, там же, в Карелии. И братец этот специально туда участковым и напросился. Он не верил, что это самоубийство, поэтому с Питера, где опером на Литейном работал, в Карелию уехал свое расследование проводить. Зачем только семью попер с собой, никто не знает. Нинка тогда моей Иришке все названивала, типа Вова совсем рехнулся. Завез в глушь какую-то. Ни детсада, ни магазинов. Люди странные. Населенный пункт ближайший – километров пятнадцать. Зарплата – копейки, места дикие. Она даже с ним разводиться хотела. У них же квартира в Питере прямо на Литейном была. Служебная, но хорошая, двухкомнатная. И рост карьеры предвиделся. Он тогда со своим отделом «кумаринцев» брать начал, и отличился даже. Его в питерский главк рекомендовали. А он уперся: «Поеду узнавать, что с братом произошло».

– Видимо, доузнавался, – перебил его Холод, после чего взял с блюдца принесенный официантом круассан, откусил и запил его кофе, – сам понимаешь – так жизнь устроена. Влезешь раз не туда и все, жизнь закончится может. Ты вроде говорил, что у них ребенок был. А с ним-то чего?

– Да ничего, – махнул рукой Кольцов, – ты дальше послушай. Так вот. Брат мужа жены сестры… Мать их! Ну ты понял, – он посмотрел на Холода, – короче он там что-то вроде бизнесмена был. Он с девяностого года лесом занимался. Участок себе купил большой, документы на вырубку сделал, лесопилку построил.

– Ага, – Холод отхлебнул кофе, – такие люди обычно сами не вешаются. Чаще всего им помогают.

– Да ты послушай. Это дело десятое. В общем с этими розыскными бумагами нам документы пришли на сё это лесное хозяйство. Наследников кроме моей Иришки нет. Этот, лесничий, бессемейный был. Всё на брата с Нинкой переписал. Дочка пропала. А тут что-то там в реестре местного лесного министерства проверить решили, и выяснилось, что есть участок, у которого есть наследники. В общем, отыскали они нас и предложили в это наследство вступить и продать его им же. Деньги-то там, кстати, не малые.

1 глава - 2

Карелия, 1995 год.

         Он смотрел на железную крышу, через дыры в которой протекали капли дождя. Немного повисев там, они, словно слёзы, беззвучно падали на прелую солому.

         – И дальше чего? – отвлек его от созерцания ржавой крыши хриплый голос.

Он посмотрел на мужчину, стоящего на деревянном чурбаке, на шее которого болталась пеньковая веревка:

– А дальше всё, мил человек, – он посмотрел на одного из своих подручных.

– Кончать его надо, – пробубнил Кузьма, стоящий в углу сарая.

– Погоди, – человек в капюшоне остановил парня, – может ему сказать чего есть. Может Ефиму с Афанасием интересно послушать его будет.

– А чего слушать-то? – на «капюшона» посмотрел парень, спросивший: «И дальше чего?», – чего наперед – ясно и так. Залезла к нам блоха, покусать всех хотела, а мы ее вычесали.

– Блохи-то они, Афоня, разные бывают, «капюшон» усмехнулся, – но от всех блох беда одна – обчешешься весь. Кусают они безвредно, а вот суеты с них много.

– Да у тебя все блохи, – мужчина с веревкой посмотрел сверху вниз на «капюшона», – хотя ты сам гнида еще та.

– Ты меня не «гнидь», мил человек, – Капюшон встал, – блоха и гнида – тоже создания Божьи. Но по закону Божьему одна у собаки в шерсти живет, другая у человека в волосьях грязных. Вреда от них не много, суеты больше. А вот от тех блох и гнид, которые в душах и сердцах обитают… Горя много. Вот смотри, – он хлопнул по руке и задавил широкой плоской ладонью комара, – комар. Тоже тварь под Богом ходила. И я ходил. Она у меня кровь пила, я ее прихлопнул. А если б я у нее кровь пил, то она бы меня могла задавить. Тут не прощать надо, а разбираться, кто виноват.

– А как же добро? – мужчина с веревкой криво усмехнулся, – прощенье?

– Прощенье – это когда прощаются. Попрощался и всё простил. А добро – это грязь. Вываляешься в нем с ног до головы, а как дураком был, так и останешься. Добро с прощением – удел слабых. Вера – удел сильных.

– Так во что же ты веришь, если ты людей пачками губишь? – человек с веревкой сверкнул глазами.

– Так по закону Божьему и природы. Не я их придумал, – «капюшон» прищурил глаза.

– Убивать по закону Божьему себе подобных? Или по природному? Да так даже волки не делают, – человек с веревкой слегка покачнулся.

– А на то мы и люди, чтобы головой думать и волками не быть. Я никого не убиваю. Если я что-то у природы беру, то я ей и вернуть должен. Вот такой закон. Вон Афоня вчера на охоте был. Четырех кабанов прибрал.

– А ты за это природе трех стариков в болоте утопил, – человек с веревкой зло усмехнулся, – а на той неделе этим на базу хромого отвел. Интересная у тебя математика. Вместо трех кабанчиков мертвых, ты еще троих мертвецов природе подарил. Ты прям Бог.

– Не Бог, – «капюшон» усмехнулся, – был бы Богом – был бы безгрешен. А так я человек. Потому и грешить право имею полное. Главное покаяние и понимание. Когда у природы что-то берешь, замена равноценная должна быть. Коли мертвое взял – мертвое и верни. Кабан бы подох. Как и человек. Афоня кабанов убил и трех наших мы убили. Поровну получается. Смерть за смерть, жизнь за жизнь. Вот так мы перед природой и Богом каемся.

– Знаешь, – мужчина пристально оглядел «капюшона», – интересная у тебя вера. Грешишь ты, а каяться за тебя кто-то другой должен. А в чем тогда смысл твоего бытия? На хер ты тогда нужен такой? Законов ты не признаешь, на людей тебе плевать. Живешь в своем сундуке со сказками и ересью, и людям мозги пудришь. А они тебя боятся. Эх ты, Леший хренов. Хуже Снежного человека. Решил, что ты в этих лесах хозяин. У меня не получилось – всё равно кто-то придет и порушит твою блядскую веру.

– Возможно, – «капюшон» вплотную подошел к мужчине. Главное я перед собой честен останусь. А веру ты мою не тронь. Я же твою не лапаю. Я тебе предложил, как мирно существовать, а ты всё равно полез нос свой везде совать. Зачем тебе это всё надо? Я тебя не зову одним из нас быть. Чтобы быть такими, как мы. Нас понять нужно. А ты поглядел где-то сбоку и решил, что всё знаешь. И до тебя знахари такие были. Только где они сейчас? Знаешь. Как говорят? Есть знания, которые лучше не знать. Они опасны. Смертельно опасны. И чего с того, что ты что-то увидел? – «капюшон» повернулся к Афанасию с Ефимом, – вон они каждый день видят, как вы живете. И думаешь им это нравится? Как вы страну разворовали, иностранцам ее продаете. Как за бутылку водки друг друга жизни лишаете, дурманом травите, обкрадываете друг друга, стреляете, с женами чужими грешите, уже с мужиками прелюбодействуете, – он брезгливо сплюнул, – так они же в вашу жизнь не лезут. Понимают, что у вас так. И если вам это дерьмо нравится, так живите в нем. Мы вам ничего проповедовать не будем. Насильно мил не будешь, мил человек. Мы ничего у вас менять не хотим, но и не желаем, чтобы вы у нас что-то меняли. Вас много. Вы придете, уйдете, а мы останемся. И с чем мы жить будете? С тем, что вы притащите? С грехами вашими? – «капюшон» рассмеялся, – так у нас своих полно. Их бы замолить. А старики, которых я вроде как увел, – «капюшон» почесал заросший курчавой бородкой подбородок, – так это их выбор. Они не жертвы. Они – будущее. Они ушли, чтобы их дети остались. Это не смерть. Это путь. Дорога, которую они прошли и молодым передали. Ведь всё когда-то заканчивается, и они это понимают.

1 глава - 3

Москва, весна 2017 год. «Москва-сити». Башня «Империя». Офис компании «ВХ-трейд»

         – Так значит смотрите, – Доцент, не обращая внимания ни на Холода, развалившегося на кожаном диване, ни на Вована, восседающего за черным дубовым столом с огромным монитором, впёрся со своим ноутбуком в офис, похожий на аквариум. Одной рукой он поддерживал компьютер, а второй щелкал по клавишам, – смотрите, что у нас тут получается, – он сделал несколько шагов вперед и лбом врезался в огромное на всю стену окно, и только тогда осмотрелся вокруг, – прикольно тут у вас. Метраж хороший. В общем, смотрите, что я нарыл. Какой тут у вас «вайфай»?

         – Бесплатный, – сурово посмотрел на Доцента Вова – только для сотрудников компании.

         – Значит поздравляю вас с открытием, – Доцент посмотрел на Холода, а потом на Вову, – Вов, цифры назови, жопой не будь… а хотя кого я спрашиваю, – махнул рукой Доцент, – когда ты там у нас родился? – он снова застучал по клавишам.

– Блин, – вздохнул Вован, – понятно теперь, что строители у нас столько в интернете насидели.

– Говорил же тебе, – Холод потянулся на кресле, – сделай день рождения Кеннеди.

– При чем тут Кеннеди? Компания наша! «ВХ-трейд». Владимир и Холод, – Вова поднялся с кресла и смахнул со стола несуществующую пыль, – мы теперь серьезная контора. Вон офис какой.

– Ну тогда не ной, что весь небоскреб на твоем вайфае сидит, – Холод рассмеялся и повернулся к Доценту, – чего там у тебя?

– Слушай, а когда Кеннеди родился? И кто он вообще такой? – Вова озадаченно посмотрел на светильник под потолком за четыреста баксов.

– Президент американский, – Доцент заглянул в экран, – сейчас, Холод, подключусь.

– Тот, который на долларах? – Вова достал бумажник и выудил оттуда пятидесятидолларовую купюру.

– Нет, Вова, которого грохнули, – ответил Доцент и тут же продолжил, – ну всё. Короче, с этой Карелией такая история. Где наследство Кольцова расположено – места довольно глухие. Есть неподалеку какой-то городок с названием то ли карельским, то ли финским. Хрен выговоришь, короче. Там типа цивилизация. Даже кинотеатр есть и торговый центр. Но расстояние километров тридцать, если по прямой. А в объезд все восемьдесят будет. Там болота. Лесопилка Кольцовских родственников, как ни странно, работает. Я пробил там через наших ОБЭПовцев – работают чисто. Так как хозяева этого предприятия не были определены, они арендовали ее у местного руководства, но завели расчетный счет, якобы на владельца, и туда процент от прибыли переводят. Так что Кольцову там денежка накапала даже, но не особо большая. Они ничего серьезного там не делают, лес только на доски пилят. Работают там местные. Там поселение есть какое-то. Не поселок. Что-то вроде как населенный пункт, но больше община. Школа своя, мед пункт, магазинов нет. Машинно-техническая станция, ремонтные мастерские, ферма… Еще они там рыбу в озерах разводят. Называется вся эта благодать… Хрензнаетчего и в конце «пуоли». По-русски «Рассвет».

– А впереди меня колхоз «Рассвет», за колхозом город мой родной, я герой и он герой, – пропел Вова.

– Ты прав, – Доцент посмотрел на Вову, – там действительно раньше колхоз «Рассвет» был, правда еще до финской войны. Жили там то ли какие-то старообрядцы, то ли сектанты. И до сих пор живут. Попали в программу малых народностей со своей культурой и языком. Говорят, вроде как по-русски, но верят во что-то свое. Но не совсем тронутые. И не дикари. Обычные люди.

– Лешие, – рассмеялся Вова.

– Можно и так, – Доцент дальше защелкал по клавишам, – в общем, они эту лесопилку обслуживают. Даже контактные телефоны есть. С ними связаться можно. Не отрицают, что имущество не их. Но говорят, зачем добру пропадать? Восстановили, следят за этим, работают. В общем, если надо все отдадут. С законом у них конфликтов нет. Они ж по документам граждане России. У них что-то вроде администрации общины есть, и там мэр свой. Они культуру сохраняют, традиции блюдут и проживают на территории заповедника. Преступность там нулевая, люди не пьющие, здоровые. Из поколения в поколение так живут. К своей земле очень привязаны. Кстати, их по делу пропажи Кольцовских родственников опрашивали. Так вот выяснилось, что хозяину лесопилки они даже помогали строить. Конечно, не безвозмездно… Они хоть и дикие, но в деньги верят. Отзывались об этом лесном магнате хорошо, и конфликтов у них с ним не было. Так же и с участковым. Они, правда, у них долго не задерживаются. Климат там, конечно, так себе. Болота, комарье, сырость вечная, а зимой еще и холодно, а дороги толком нет. В общем, если дебит с кредитом подбить, с виду там всё тихо и гладко. Никто ни во что не лезет, закон не нарушают… Все как обычно. Теперь по части военной, – Доцент поднял на Холода глаза, – при Союзе там у погранцов наш пункт радиоперехвата и радиослежения располагался. Личный состав был человек тридцать-сорок. Ну а где погранцы, там ГБ всегда было. Потом его Министерству Обороны передали. Погранцы остались, но кинологическая служба. В девяностых собаки все разбежались, дрессировать некого стало, и закрепили этот объект по резервный полк спецназа МВД. Но тут же с баланса Министерства вывели и списали. По крайней мере с девяносто четвертого года никаких упоминаний об этой воинской части нет. Так что, если узнать хотим, – он еще раз пристально посмотрел на Холода, – надо ехать туда. И на месте разговаривать с аборигенами этими и старожилами. И ехать туда надо по-хитрому. Ты, конечно, хорошо придумал, типа новый владелец этой лесопилки… Ты вообще с Теей говорил? – он посмотрел на Холода.

1 глава - 4

Карелия, 1996 год.

– Когда-то давно эту землю населяли большие люди, великаны, – «капюшон» посмотрел на девочку и положил ей руку на голову, – это были великаны страшной силы. Про них говорили так: «Их тела были огромны, а лица настолько отличались от обычных человеческих лиц, что видеть их было удивительно, а слышать, как они говорят, страшно. Но великаны эти были добрыми, лес любили и всякую Божью тварь в нем. А к другим людям, на то они и великаны, – он горько улыбнулся, – это принято так – чем больше человек, тем он добрее. Называли их метелиляйнены или мунккилайнены. Жили они здесь долго, с тех времен, как земля началась. Пока люди за землю друг друга убивали и войны устраивали, они усердно трудились – землю пахали, рыбу ловили, дома строили, детишек рожали… Да маленькие человечки на их землю особо-то и не ходили, – «капюшон» встал с кровати девочки и закрыл занавеской окно, в которое заглянула полная луна, – боялись они больших людей, не знали, что они добрые. А как прознали, так сразу и пришли. Так вот однажды девушка встретила возле их деревни такого маленького незнакомца. Он их землю пахал на своей лошади. Не похож он был на нее и ее сородичей. Так вот пришла она к своему отцу и все ему рассказала. Тот попросил дочь показать этого человека. Когда увидел, собрал он своих сородичей и говорит: «Нам придется уйти отсюда и оставить эту землю пришедшим маленьким людям».

– А зачем оставить? – посмотрела на «капюшона» девочка, – они же большие, сильные. Могли бы прогнать их и не отдавать, а сами жить, – девчушка натянула одеяло на подбородок.

– Так вот в чем дело-то, милая… Большой человек, он добрый всегда, – «капюшон» улыбнулся, – но так уж в этом мире устроено, что больших людей мало в нем, а значит и добрых мало. А маленькие люди, они злые в основном, – он покачал головой, – не знают, чего хотят, головой своей ни о чем не думают. Им бы взять всё и разрушить.

– Так великаны могли их победить! – не унималась девочка.

– Могли бы, – согласился «капюшон», – но они не хотели никого побеждать, потому что воевать не хотели. Поэтому и ушли со своей земли. А ушли потому, что знали, что вернуться. Знали, что маленькие люди с их землей натворят – испачкают все, испортят.

– А куда они ушли? – девочка вытащила из-под одеяла хитрое личико.

– А кто ж знает? – он развел руками, – скитались, наверное, где-то и ждали.

– А что они ждали, тять? – не унималась девчушка.

– Время они ждали, чтобы вернуться. Когда их земля от этих маленьких людишек избавиться.

– И что? – на него посмотрели удивленные глазенки.

– Они вернулись, – он поднялся с кровати, едва не стукнувшись головой о бревенчатый потолок, и поправил одеяло, – МЫ вернулись. Спи давай…

1 глава - 5

Москва, весна 2017 год.

– Боюсь, ничего нового, кроме того, что ты уже знаешь, рассказать я тебе не могу, – Маргарита взяла фарфоровый кофейник и налила себе и Холоду ароматное какао, – но все-таки давай попробуем. Начнем сначала, – она уселась в бархатное кресло и, оттопырив мизинчик, аккуратно взяла маленькую, похожую на кукольную, чашечку с ангелочками, – как появился «Триумвират», ты знаешь хорошо. Наверняка. В бумагах покопались, – она улыбнулась, – так что давай о его функциональности. Задача моей группы сводилась, как принято называть сейчас, к оперативной разработке. Мы изучали возникающие, как грибы после дождя, в конце восьмидесятых ОПГ. Моделировали ситуацию и составляли прогнозы.

– Погоды что ли? – улыбнулся Холод.

– Именно так мы это и называли, – улыбнулась Маргарита и сделала глоток, – во-первых мы делили группировки по составу. Численность, кто участники и сфера деятельности. И только потом, проанализировав всё, вычленяли цели, к которым они идут.

– А для чего это надо было? – Холод выпил залпом какао и аккуратно поставил чашку на столик с ажурными ножками.

– Чтобы вырастить свою группировку, которую потом мы могли бы внедрить в преступную среду с целью развалить имеющиеся.

– А почему вы были так уверены, что она будет работать? Ведь ваш сын не был лидером у нас изначально. Был Василич.

– Это закономерный вопрос, – она покачала головой, – но мы не могли сделать Вячеслава лидером сразу. Возник бы вопрос, откуда он взялся? Если ты не знаешь, криминальная среда столицы была в то время замкнутой и все друг друга знали. И появление нового лидера из ниоткуда вызвало бы множество вопросов у других преступных авторитетов.

– Ну почему, – Холод пожал плечами, – были же такие банды.

– Были, – согласилась Маргарита, – однодневки. А нам нужно было всерьез и надолго. Поэтому мой сын прошел путь от рядового члена до лидера. Естественным путем. Устраняя конкурентов извне и внутри. А потом он не справился с задачей.

– В чем он не справился? – Холод заинтересованно посмотрел на Маргариту, – он задвинул меня, помог потеряться нашим друзьям. Хотя, косвенно… Сплавил Василича.

– Это местечковая задача, – Маргарита снова сделала глоток, – в глобальном плане он не справился. Он не смог бы повести за собой людей и возглавить организованную преступность столицы.

– Эх как вы замахнулись, – засмеялся Холод.

– Зря смеешься, – Маргарита тоже поставила чашечку на стол и взяла тонкую сигарету из портсигара. Холод чиркнул своей золотой зажигалкой, она затянулась и продолжила, – с тобой бы у нас все получилось, если бы ты следовал правилам. Мы учитывали, что ты будешь мстить, поэтому убрали моего сына, потеряли часть истории… Но мы не учли коэффициент случайности. А потом в дело вмешался Седой.

– В смысле он вмешался? – Холод откинулся на кресле.

– Ну, – Маргарита на секунду задумалась, – мы с Седым возглавляли два подразделения. В его подразделении нужда отпала. Мы думали, что придется подготавливать боевиков, но за нас это сделало политическое и экономическое положение в нашей стране в девяностые годы. Плюс война. Солдатов не надо было готовить. Их надо было только отбирать. А потом солдаты Седого, – она поморщилась, – были одноразовые. Они выполняли только одну функцию. Ни о какой многозадачности не было речи. Скажу по-простому – они были тупые, исполнительные и безынициативные. Можно научить убивать, воевать, но думать научить невозможно. А солдат требовалось много. И Седого заставили погнаться за количеством в ущерб качеству. Конечно, он это понял и был против, потому что он был умный человек и великолепный аналитик. Но от него требовали конвейер по подготовке дешевых машин для убийства. Не я требовала. Требовала ситуация и время. И, конечно, немного наши коллеги. Ты не забывай, все-таки «Триумвират» – это сеть. Причем сеть глобальная. И мы порой в наших решениях слишком зависимы. Так вот о Седом. Я была в Карелии, но, естественно, по правилам могла общаться только с Седым. Его базы – это его базы. Так же, как мои – это мои. Тогда я ему и принесла известие о том, что часть его программы сворачивается. Конечно же, он был взбешен, – Маргарита вздохнула, – человек столько лет жизни посвятил этому. Вот тогда он, видимо, и догадался о тебе. Наверное, в нашей опеке мы были слишком навязчивы, что сделало это очевидным. Естественно, как человек, не привыкший проигрывать, он сыграл свою игру, чтобы доказать им, – она ткнула пальцем вверх, – что его версия о том, что лидер должен быть не одноразовым, верна. Тем более я тоже это утверждала. Но нас не услышали. Вернее, его. Вот и получилось, что получилось. К тому же у Седого возникли проблемы с одним из инструкторов. Говоря вашим языком, он включил «заднюю» и уперся. Конечно, Седой об этом инциденте мог промолчать, но у нас так не принято. Он запросил его ликвидацию. Не зная этого человека, мы понадеялись на компетентность Седого и дали добро. Это последнее, что и свело на нет все его усилия и заставило полностью свернуть программу по подготовке агентов. Вот тогда он и насел на тебя, пытаясь что-то доказать. Тебя мы смогли вытащить и направить в Японию, так как ты не был частью его программы. Седой был ликвидирован теми, с кем он затеял эту игру за нашей спиной. Ведь когда ты исчез из этой истории, ему пришлось стать там главным элементом, фактически приняв удар на себя. Я думаю, он планировал немного другое. Фактически то, что было в планах у моей группы на тебя. Только план Седого был более милитаризированный – всех уничтожить, в отличие от наших задумок. Мы задумывали с кем-то договориться, кого-то, возможно, убрать, и сделать тебя единоличным лидером преступности, но не единственным, как хотел Седой. Здесь я с ним не согласна, – Маргарита посмотрела на расписной потолок, – он не понимал, что, сделав тебя единственным лидером, ставит под удар себя, потому что ваши контакты были бы прямыми. Когда он это сообразил, он решил тебя убить. Ведь ты тоже собирался это сделать, – она посмотрела на Холода, и он кивнул, – ошибка Седого в том, что он использовал тебя в темную и шантажировал. Мы же сделали, прости нас, конечно, – она развела руками, – более ювелирно, иногда просто подталкивая тебя в нужном направлении.

1 глава - 6

Карелия, весна 2017 года

– Вот зачем мы здесь собрались, мил люди, – он оглядел парней с высоты камня, которые держали за руки связанных мужчину и женщину, – опять мира в доме нашем нет. Агафья с Осипом уйти от нас решили, но уйти по-подленькому, ничего не сказав.

– Тять, – крикнул связанный мужчина, – так ты бы нас и не отпустил бы. Мы ж не по своей воле. Дочка у нас болеет, пять годков, а она ни словечка единого. Слышит все, понимает, а молчит, как камень. А люди говорили, врачи есть, которые помочь ей могут.

– Ой, Осип, люди много чего говорят, – мужчина усмехнулся, – что кур даже доят. Если уж Анфисе твоей предки не помогли, никто ей не поможет.

– Так мы хотя бы попытаться, – слезливо пролепетала женщина.

– Так надо было мне сказать, Агафья, – он посмотрел сверху вниз на женщину, – я бы с предками поговорил…

– Да ничего ты не наговоришь, – в глазах женщины вспыхнула обида, и она гневно посмотрела на мужчину на камне, а потом на своего мужа, попытавшегося ее остановить, – ты, Осип, молчал и дальше молчи, а я больше не буду. Что, тять, думаешь я не знаю, как с больными вы поступаете? У вас одно лекарство – на камень бросить и в болото. Вам все равно. Лишь бы ваши предки довольны были. Кровопийцы вы, – голос женщины стал тише, – вам бы только нашей кровушки попить и на предков ваших свалить.

– Так что ж ты не ушла, если мы такие плохие? – усмехнулся мужчина.

– Так я думала, – пролепетала женщина.

– Кура тоже думала, да в щи попала. Лукавая ты, Агафья, – мужчина покачал головой, – как сейчас помню – пришла ты лет десять назад: «Приюти, тять, в миру жизни нет, как перекати-поле всю жизнь скитаюсь». Мы тебе дом построили, пригрели, мужа нашли, и ни о чем тебя не просили. Тогда, наверное, мы хорошие были. И предкам нашим ты молилась и благодарила их. А как что не по-твоему, так «кровопийцы», – мужчина разозлился, – нет, Агафья, не будет по-твоему. Закон, временем проверенный так просто по чьей-то хотелке не перепишешь. А какой у нас закон? – он посмотрел на парней.

– «Я есмь путь, истина и жизнь», – четко выговаривая каждое слово, хором ответили те.

– Вот видишь, Агафья? Это что значит? И путь у нас един, и истина едина, и жизнь наша с тобой едина. Мы с тобой этим миром помазаны, и супротив друг друга нам никак нельзя, а ты пошла, да еще и Осипа подбила, чтобы свернул с тобой.

– Ты же нашу дочь убьешь, – не унималась женщина, – за то, что она не такая!

– А с чего ты так решила? – засмеялся мужчина, – это не мое право, это как предки скажут, а они пока молчали. А вот своим деянием… ой не знаю я, – его лицо стало серьезным, – как они с вашей кровинушкой велят поступить. Осерчали они на вас. Третьего дня вон как громом с молниями полыхали.

Он вгляделся куда-то вдаль, а в это время к камню подошли еще несколько человек. Они развернули брезентовые накидки и сбросили прямо на мох два гладких камня.

– Тять, – по-козлиному проблеял Осип, – не надо… Мы искупим.

– А что искупать, мил человек? – мужчина спрыгнул с камня, – искупить – это значит заплатить. А ересь чем оплатить можно? – он усмехнулся, – верой только истовой. До последнего вздоха. Во ею и заплатишь. Я всем говорю – мы никого не неволим. Пришел по добру, пригляделся, если любо – остался. Не по душе пришлось – иди своей стороной. Вы остались. А потом драпу дали. А у нас как? – мужчина повернулся к камню, – вон она, гора наша. Здесь предки наши лежат. И древо нашей жизни, – он посмотрел на цветущую черемуху, – вы только оглядитесь по сторонам – кругом деревья мертвые, а она в цвету. Сколько не давили ее, ветра сколько не гнули, а она выжила, родимая наша. А все почему? – он посмотрел на парней возле мужчины и женщины, – мы к могилам наших предков всегда дары несли. Первое молоко после отёла, первое зерно нового урожая, рыбу первую, икру еённую, доску с дома первую и кровь. В крови-то вся сила, – он поднял глаза к небу, – ежели кровь с землей связана – это узы нерушимые. Где кровь человека – там его дом. Он навсегда там останется. Дом же – это душа. Так что простите, Осип с Агафьей. Добро пожаловать обратно домой, – он сверкнул глазами и посмотрел на парней.

Неожиданно в темном небе сверкнула молния и осветила в руках мужчин с окладистыми бородками острые ножи. Удар гром и заглушил крики мужчины и женщины, которые рухнули на землю от ударов стальных лезвий, обрушившихся на них.

– Ну хватит, мил люди, – остановил он парней и подошел к бездыханным телам.

Поглядев на них с высоты своего роста, он присел и окунул обе руки в еще теплую кровь, после чего подошел к камню и прислонил к нему окровавленные ладони. Постояв так несколько минут, он что-то прошептал и повернулся к парням:

– Ну всё. Дело сделано, воля исполнена, камни их поставьте. Так уж получилось. Они сами такую судьбу выбрали.

– Тять, что с девчонкой-то делать? – один из его помощников посмотрел на него, – она ж у них совсем не от мира сего. Мычать только может. Бесполезная вообще. Куда ее девать-то?

– Ну духов жизни мы накормили… Что ж, теперь придется и духов смерти побаловать. Поговорю я с ней, – мужчина поглядел на парней, которые, завернув мертвые тела в брезент, потащили их к болоту посреди многочисленных камней-надгробий, – а потом уж и избавимся от нее. Не хотят предки наши, чтобы она с нами жила. Ой, не хотят…

1 глава - 7

Москва, высотка на Котельнической набережной. Май 2017 года

– Привет, – Тея встретила на пороге вошедшего домой Холода, который погладил прыгающего возле него Снежка и отодвинул в сторону линяющего ванского кота.

– Привет, – ответил он, вешая куртку на вешалку.

– Как день прошел? – она прислонилась к дверному косяку.

– Да так… как обычно, – Холод пожал плечами, влезая в тапочки, – мотался туда-сюда. У Вовы в офисе был. Он же нам контору новую замутил.

– Понятно, – Тея отклеилась от дубовой рамки, – руки помой, я сейчас поесть что-нибудь приготовлю.

– Угу, – кивнул Холод и направился в ванну.

– Миша с утра приезжал, – услышал Холод голос Теи сквозь шум льющейся воды, – сумку привез. Тяжелую. Не знаешь, что там брякает так знакомо?

– Не, не знаю, – Холод плеснул в лицо горсть холодной воды.

– А, ну хорошо. А потом Доцент приехал, – продолжила Тея.

– Да? – Холод вошел на кухню, вытирая лицо полотенцем, – и чего хотел?

– А я так особо и не поняла, – Тея вытащила из холодильника сыр, – как-то неуверенно он говорил: «Надо»… «Без нас никак не разобраться…»

– Странно, – Холод уселся за стол и придвинул к себе тарелку с сырокопченой колбасой, – что ему на этот раз надо?

– Даже не догадываюсь, – Тея тонкими ломтиками нарезала сыр, – вот так же сидел, сыр с колбасой ел и все повторял, что надо, и без нас не разобраться.

– Это он после аварии, – Холод зацепил кусок колбасы и засунул в рот, – нечетко мысль выражает. Не совсем реабилитировался. Так что забей на него, – Холод заглянул в пустую чашку, – кофе нальёшь?

– Налью, – Тея вяла чашку, – и забью. Нет. Даже прибью, – ее лицо стало красным, – прибью кое-кого! – она взяла в руки полотенце, – какая Карелия? Какой лес? Какая красота? У Марка последние дни учебы, одни контрольные. У меня работа! Это тебе одному делать нечего! Вот где ты находишь эти приключения? Какой лесхоз?! Ты елку-то от палки отличить сумеешь? – она махнула полотенцем, но Холод увернулся с улыбкой и, выхватив у нее полотенце, положил на стол:

– Сумею, не переживай. И тебя еще научу, – он взял еще кусок колбасы, – сыр дай и кофе налей. Что, жалко?

– А ты давай, как в природе! Рыбы в пруду налови, птичек поймай. Зачем тебе сыр? Там же красиво, в Карелии этой, куда, как выяснилось, мы с Марком тоже едем!

– А где, кстати, Марк? – с набитым колбасой ртом, спросил Холод.

– Знаешь, наверное, я одна такая дура. Ребенок наш, когда про Карелию услышал, с дядей Геной отправился за дождевиком и удочкой, пища, как стадо мышей от радости.

– Да ладно ты, ну съездим на недельку, – попробовал успокоить Тею Холод.

– А вот Олег так не думает. У него сроки другие. И я так думаю более объективные. Судя по ситуации, которую он мне попытался пробубнить, – Тея присела напротив Холода, – вот тебе-то самому это не надоело? Я понимаю слово «надо». Я готова ко всему уже, наверное. Что завтра на Вову инопланетяне с марса и мы поедем его отбивать, что Владлен переместится на машине времени на Дикий запад и мы поедем сражаться с индейцами. Но у нас и так все не просто, чтобы придумывать новые сложности.

– Там знак «Триумвирата», – Холод, выдохнув, посмотрел на Тею.

– Да поняла я уже. Иначе не полотенцем, а сковородкой тебе бы прилетело, – Тея нервно взяла кусок колбасы.

– Все равно недолет, – Холод протянул ей тарелку с сыром.

– Да хватит, я не маленькая, – она посмотрела на Холода, – просто скажи, что мы будем там искать? Уберем проблему Кольцова. Я так понимаю, есть знак в старой воинской части. Но не только Кольцов и Доцент умеют интернетом пользоваться, – Тея взяла айпад, лежащий на микроволновке, – вот смотри. Вот похожие эмблемы со змеями. Одна в Каракасе… Так… Вот похожая в каком-то бункере в Челябинской области, – она перелистнула очередную картинку, – смотри. А это уже Мордовия. А здесь, – она ткнула пальцем в экран, – вообще ЮАР. Здание какого-то бывшего завода. И везде змеи. И почти похожи друг на друга. Какой следующий пункт назначения?

– Вообще мне Садыков сказал, а он точно из «Антитриумвирата». И про Карелию тоже он обмолвился. Я просто факты сопоставил. Проверить теперь надо, – Холод встал из-за стола и подошел к новенькой кофе-машине, – тебе какой? Американо или эспрессо?

– Любой, – Тея подперла рукой подбородок, – просто скажи, что мы будем искать.

– Да не знаю я, – Холод засыпал в машину зерна свежежаренного кофе, – знал бы – уже бы нашли давно. Я цепляюсь за все подряд. Понимаю, что вся эта наша оболочка – бизнесы, офисы, дома, особняки – это все игра. А наша жизнь течет в другом русле, где от нас ничего не зависит. И я хочу это, наконец, остановить. Я тебе это сто раз говорил. Неужели ты никак не поймешь?

– Да поняла я уже, – Тея подошла к Холоду, обняла его и погладила по щеке, – давно все поняла. Просто давай ты подумаешь, с чего ты начнешь. Может с начала, наконец? Давай мы туда съездим, и, если в очередной раз ничего не найдем, начнем искать с начала. Тогда мы точно не собьемся.

– Вот видишь, ты же всё понимаешь, – Холод повернулся к ней и чмокнул в нос, – даже лучше меня. Конечно, с начала. Но вначале надо разобраться с тем. Что нам насовали с середины и с финала. Так что после Карелии, если не сложится, а я. Если честно, уверен, что мы опять получим какой-то пазл, будем копать не вширь, а вглубь. У меня уже есть мысли. Где мама твоя просветила, где сам додумался.

2 глава - JOTA TOYHAA ARMAHTAA, LAINAA HERRALLE (Милосердие оставьте Господу) - 1

ВТОРАЯ ГЛАВА

JOTA TOYHAA ARMAHTAA, LAINAA HERRALLE

(Милосердие оставьте Господу)

Санкт-Петербург, май 2017 года

         Питер встретил Холода, Тею, Сивого и Марка ласковым майским ветерком с нотками свежести полностью избавившейся ото льда Невы вместе с довольным розовощеким Клещом, радостно сбежавшим из Прибалтийска от Францовны. Уже по пути он сообщил, какая «культурная» программа ждет его московских друзей. Правда началась она и закончилась на верхних этажах старинного особняка на Фонтанке, который Клещ приобрел под какой-то только ему понятный закрытый элитный аристократический клуб любителей питерского пива. Дегустация пива, претендующего на право называться самым аристократическим началась сразу, как они туда приехали. Выпив пару кружек, Холод с Клещом поднялись на крышу, которую Клещ хотел превратить в летнюю оранжерею. Пока вся растительность его будущего детища была представлена засохшим фикусом в глиняном горшке, в который Клещ стряхивал пепел.

         – Не, это, конечно, авантюра, – он затянулся и посмотрел на Холода. В той Карелии обыскаться можно – хрен концов найдешь. Мы в девяностые с пацанами там одного банкира беглого от нас искали. Начали в девяносто четвертом, а он сам вылез в девяносто восьмом, аккурат после дефолта. Лапки поднял и говорит: «Всё, пацаны, ебите и в хвост, и в гриву – нищий я» …

         – Ладно, мы попробуем, – Холод сбил пепел с сигареты и пустил его по ветерку, – ты лучше скажи, человечки у тебя там знакомые есть?

         – А как же? – Клещ затушил сигарету в фикусе и вытащил из пачки новую, – Олежка Рыба, свой пацан в доску. Мы там в свое время в Петрозаводске с ним неплохо чухонских торговцев покошмарили. Он в тех местах, куда тебе надо, депутатствует вроде как. Я ему уже отзвонил. Его, правда, на месте не было – майские же были, но ему все передали, так что езжай туда спокойно. Рассчитывать на него можешь, хотя… Слушай, – Клещ посмотрел на Холода, – может ну ее на хрен эту Карелию, ты вон женщину свою взял, ребенка… Блажь это. Ни хрена ты там ничего не найдешь. Там, чтобы что-то отыскать, годами торчать надо. Так что смотри, я тебе все сказал, а там сам как знаешь, – он махнул рукой и похлопал Холода по плечу, – пойдем что ли еще по пивку вдарим.

– Да мы город посмотреть собирались, – сморщил нос Холод, – я Марку вроде как пообещал, и Тее.

– Да хрен ли его смотреть? Питер, как Питер! Как Петр его построил, так с тех пор и стоит, никуда не девается. Назад поедете – посмотрите. А то я о скуки с ума сойду. Зятя моего сальвадорского Францовна никуда не отпускает после вашей Турции. Ни на рыбалку, ни сюда тем более, да и Алинка наседает. Сговорились, курицы, – Клещ прищурился, – а за сынишку не беспокойся. Я сейчас людей вызову, так они ему и Смольный покажут, и Петропавловку, и Адмиралтейство. В Эрмитаж скатают и «Аврору» покажут. А если захочет, то и стрельнуть с нее дадут, – рассмеялся Клещ и подмигнул Холоду, – пошли. Пиво тут – сказка.

– Ладно, – махнул Холод, – пошли. Только смотри. Нам завтра ехать. Не опоздать бы, а то вставать рань.

– Слушай, братан, – Клещ поднял руку, – да я спать не лягу и тебя спроважу в лучшем виде! Пива-то много не бывает. Это ж не водяра!

2 глава - 2

Санкт-Петербург-Карелия, весна 2017 года.

На поезд они чуть не опоздали, проквасив всю ночь. Несмотря на вчерашний день с Клещом и пивом, Холод проснулся около четырех часов утра. Вначале он долго толкал Сивого, потом объяснял Тее, что накраситься можно и в поезде… От Клеща он ничего путного не услышал, кроме: «В добрый путь» и «Я сейчас встану и…» с запахом хорошего питерского перегара. Засунув Марка в штаны, а потом в куртку, он вытащил у Клеща из кармана ключи от его «Гелика», и, подгоняя Тею с пудреницей, а Сивого с сумками, первым выскочил в проходной колодец бездонных питерских дворов. Ревущий «Гелик», не обращая внимания на светофоры, за полчаса домчал их до Финляндского вокзала. Тея успела накрасить губы и даже один глаз.

– Приехали, – Холод ударил по тормозам, и Сивый ударился головой о торпеду.

Они почти бегом выскочили из «Гелика», Холод подозвал парковщика и передал ключи, на всякий случай сказав напуганному парню, кто хозяин этой тачки.

У табло с расписанием поездов их ждала засада. Холод никак не мог обнаружить загадочное слово «Сортавала». Телефон Доцента, ночевавшего у одного из питерских коллег, как назло молчал. Холод выдохнул, посмотрел на Марка, который уже успел уснуть на чемодане, и хотел уже было выругаться, но в это время в толпе разглядел знакомую вязанную шапочку Доцента, выглядящую динозавром даже среди питерской, но майской погоды. Выяснилось, что на вокзал они приехали на час раньше. Доцент, сняв шапку, засунул свою голову в справочную и разобрался с загадочной Сортавалой. Оказалось, что она не была конечным пунктом их железнодорожного путешествия. Чтобы добраться до этого небольшого городка, надо было сесть на поезд, который идет до станции «Маткаселькя». Облегченно вздохнув, Холод одной рукой подхватил сумку, другой спящего Марка, и они вышли на перрон, где их ждал горящий огнями карельский экспресс с названием «Ласточка».

Только когда они уселись в вагон, Тея, увидев свое отражение в окне поезда, поняла, что глаза в машине, мчащейся по ночному Питеру со скорость сто километров в час, красить не стоило.

Холод усадил спящего Марка на сиденье и огляделся по сторонам. В вагоне было пусто. Лишь где-то посередине сидел невысокий мужичок и обнимал монитор компьютера в коробке. «Ласточка» неожиданно громко загудела и, заскрипев по рельсам, плавно тронулась в сторону Карелии. Голос со смешным финским акцентом, как в фильме «Особенности национальной охоты», сообщил из селектора, что поезд проследует со следующими остановками… Потом свистнул и затих.

Расхотевшая спать Тея наблюдала, как за темным окном исчезают питерские огни. Сивый зевнул и, откинув голову на мягкое сиденье, вырубился и тихонько захрапел.

Доцент по привычке, отсев от них, вытащил из сумки ноутбук и застучал по клавишам.

Холод смотрел в потолок вагона и думал о чем-то своем. Тея еще раз посмотрела в окно, за которым расползался туман, и уснула.

Через час «смешной акцент» сообщил, что они приехали в Выбог. Марк проснулся и попросил пить. Пришлось будить Сивого, который храпел, обняв сумку. Выудив из нее сок для Марка и пиво для Холода с Теей, Сивый наконец посмотрел в окно, за которым в рассветных сумерках величественно исчезал Выборг.

Следующая остановка была через час в Каменогорске. Все тот же смешной голос сообщил, что стоянка продлится двадцать минут, так как электрический локомотив будет заменен тепловозом.

Холод посмотрел на так и не отпитое пиво в руке и вышел из вагона, по пути похлопав по плечу Доцента. Глотая свежий воздух с сосновыми нотками, Холод помял в руках сигарету, но потом, так и не закурив, бросил ее в урну. Еще раз глубоко вздохнув, он посмотрел на стоящего возле него и изучающего комки перистых облаков на небе Доцента:

– Смотри, версия такая. Мы с тобой познакомились, когда из Москвы вместе ехали. Это чтобы там ни у кого вопросов не было. Вроде как знаем друг друга, типа попутчики, но не более того.

– Ясно, - Доцент перевел глаза с неба на Холода, – тебе Клещ помог?

– Помог, – Холод кивнул, – цифры одного человечка в этом… Сервелате… или как его?

– Сортавала, – поправил его Доцент, – раньше он Сердоболь назывался.

– Да по хрен, – Холод махнул рукой, – этот человечек там в местной ратуше заседает. То ли депутат, то ли хрен знает, кто он там. Может из администрации. Зовут знаю как, этого хватит. А ты как?

– Меня на станции встретят, – Доцент еще раз посмотрел на облака, которые на этот раз побежали куда-то в сторону Финляндии, – ну мы как бы там все равно встречаться будем, поэтому с попутчиками нормальная тема. Я насколько узнал, мы друг от друга километрах в 15-20 будем находиться. Так что, думаю, видеться часто будем.

– Я бы не сказал, – Холод покачал головой, – у них там километры в глубинке по-другому меряются. Но если что – созвон. С утра в десять, вечером в семь. И если что срочняк – звони сразу. На Сивого второй. Номер ты знаешь.

Доцент кивнул и уставился на советский зеленый тепловоз, который заменил в железной упряжке нарядную, ярко горящую фонарями и фарами прожектора «Ласточку».

Они влезли в вагон, и все тот же веселый голос с акцентом сообщил, что двери закрываются исследующая станция «Элисенваара». Тея к этому времени окончательно проснулась и снова уставилась в окно, за которым пробегали уютные деревянные домики, похожие на игрушечные, над которыми торчали огромные пушистые елки.

2 глава - 3

Карелия, Сортавала, май 2017 года

Дорога зашкаливающим количеством колдобин на один квадратный метр, виляя серой лентой между некрашеных деревянных домиков, похожих на строительные бытовки, привела Холода, Тею, Марка и Сивого в Сортавалу. Девятнадцать тысяч жителей небольшого карельского городка проживало в финских деревянных двухэтажках и дореволюционных каменных особняках, переделанных в многоквартирные дома с одной стороны улицы и «сталинках», «панельках» и «хрущевках» советских времен, с другой стороны. Со слов таксиста, эта улица была главной и называлась она Карельская. Помимо «главности» улица выполняла функцию федеральной трассы, проходящей через весь город и деля его на две части Карельским мостом, перекинутым через залив Вакколахти на озере Ляппярви. Восточная часть города была напрочь пропитана советским реализмом, который венчала огромная труба ГРЭС, самое высокое строение в городе, похожее на гигантского кирпичного идола, подпирающего прозрачное небо. Северная часть, как объяснил словоохотливый таксист, считалась исторической, где сохранились еле заметные детали еще с финских времен в виде лютеранских кирхок, переделанных в православные церкви, и резной лепнины на домах со скандинавскими мотивами. На вопрос Холода, где здесь можно остановиться, таксист с ходу на выбор предложил две гостиницы – «Сеурахуоне» и «Ладогу», переименованную с карельским колоритом в «Лаатоку».

Будучи интровертом, Холод выбрал вторую, и таксист, недовольно покачав головой, повез их туда, оставив в стороне главную местную достопримечательность – треугольную площадь с трудновыговариваемым названием «Вяйнямейиена», названную в честь карельского первочеловека из местного опуса «Калевала». В центре площади на каменном троне, укрытый каменной шкурой медведя, восседал бард-руноперец, спевший о местном Адаме. Неожиданно сразу после площади появился автовокзал Сортавала, похожий на собачью конуру, а за ним и сама гостиница.

Сунув таксисту пятьсот рублей, Холод вышел и уставился на довольно странное здание с типичными стенами хрущевки и окнами-бойницами из какого-то средневекового замка.

Номера люкс в гостинице оказались тесными комнатушками, уставленными огромным количеством «совковой» мебели с убогим видом на деревянный частный сектор из окна.

Холод, Тея,  Сивый и Марк разошлись по номерам. Сивый завалился спать. Холод вытащил из кармана телефон и начал вызванивать знакомого Клеща. Дозвонившись, он договорился о встрече и посмотрел на Тею, которая так и стояла посреди гостиничного номера. Марк тем временем забрался на кресло-качалку с телефоном и пытался прймать гостиничный «вайфай», пароль от которого дали на ресепшене.

– Ну я тогда сейчас с ним встречусь, – Холод приобнял Тею, – может пройдемся с ним, прогуляемся, жрачки местной отведаем.

– Да ты не спеши, – тяжело выдохнула Тея и прямо в дорогом пальто села на кровать, заправленную одеялом с черной печатью «Ладога» на боку, – мы сами здесь осмотримся. Мы ведь тут ненадолго? – она с надеждой посмотрела на Холода.

– Вроде как нет, – Холод поскреб в подбородке, – Завтра поедем карельской природой любоваться. Места здесь, говорят, замечательные.

– Верю, – Тея кивнула и посмотрела на свой сломанный ноготь, – не спеши, дорогой. Я так чувствую, здесь точно спешить некуда. Марк! – она посмотрела на сына, который, отчаявшись поймать «вайфай», положил телефон на подоконник и включил телевизор, в котором мужичок, похожий на викинга, заговорил на непонятном языке с тем же акцентом, что и в поезде, – иди Мише скажи, чтоб долго там не валялся. Через часик пойдем пообедаем и прогуляемся.

Марк кивнул головой и исчез за дверью.

– Ты это… – Холод посмотрел на Тею, – все нормально будет.

– Да иди уже, – Тея махнула рукой, – в конце концов сама виновата, что за столько лет не научилась говорить «нет».

Холод исчез за дверью, а Тея зашла в ванную и с трудом представила, как она будет пытаться тут принимать душ в эмалированном тазу размером метр на метр и поливать себя шлангом от душа без лейки, который зачем-то был прикреплен на самой вершине трехметрового потолка.

2 глава - 4

Карелия, Сортавала, май 2017 года

В местном УВД про Доцента быстро забыли, когда узнали, что он не интересуется ни рыбалкой, ни охотой и в местном доме отдыха жить не желает. Начальник отдела кадров проштамповал его командировочное удостоверение и на всякий случай выдал служебное оружие. Он вышел и подошел к встречавшему его лейтенанта, который курил, прислонившись к милицейскому «бобику».

– Забыл спросить, как вас зовут? – Доцент посмотрел на парня.

– Лейтенант Тищенко, – ответил тот.

– А попроще как-то можно?

– Ну Петр, – улыбнулся парень.

– Я Олег, – Доцент протянул лейтенанту руку, – мне сказали, что вы поступаете в мое распоряжение, так что давайте сразу поедем на место, которое я должен инспектировать, и там уже по ходу разберемся. Надо же как-то там устроиться.

– Уже, – улыбнулся парень, – мне распоряжение дали. Будете жить у Севрюкова, ну, участкового тамошнего. Он как раз в отпуске – в Кисловодск поехал почки поправить. Я его на станцию и отвез. Это недалеко отсюда, километров тридцать. Залезайте давайте, – он запрыгнул в машину, и Доцент вскарабкался вслед за ним.

Быстро проехав Сортавалу, они выскочили на довольно сносную федеральную трассу, которая привела их в городок местных лесорубов Лахденпохья с огромным количеством кафе и рюмочных, красноречиво намекающих, как местные проводят свое время.

Попавшиеся им по пути пошатывающиеся люди словно говорили, что свободного времени у них предостаточно.

Город закончился, и вместе с ним закончилась хорошая дорога. Подпрыгнув на очередном ухабе, «бобик» выскочил на грунтовку.

– А вот тут владения Севрюкова начинаются, – Петр кивнул головой на лесной пейзаж за окном, – при СССР здесь штук десять больших хуторов, поселков и совхозов с колхозами было, а сейчас, что осталось, то осталось. Так что у участкового работы не много. Тяжких преступлений никаких нет, разве что браконьерство и лес украдут, а по большому здесь и шалить некому. В Миклях человек десять живет. В Мейери около сорока. В Райвио больше всех, около шестидесяти, но там в основном сезонные рабочие, летом бывают, а в остальное время года пустота. Правда есть еще правда Мункилайны. Там с народом порядок. Человек двести живет. Местные старожилы странноватые, со своими тараканами, но люди работящие и не шалят. У них там и школа своя, и больница. Рыбу ловят, – Петр крепче сжал руль, – охотятся, лесом занимаются. Это ж видимо ваш попутчик с Москвы туда едет. Там всего одна лесопилка возле Лумиваара, Кумолы по-старому. Там и вы жить будете. Деревня совсем маленькая – десять человек живет, зато от трассы близко, удобно до всего добираться. Газ привозной, свет, удобства кое-какие. Зато природа красивая. Вот Севрюков по этой красоте и… в общем почки себе местной наливкой потравил. Мужик он не плохой, с местными хорошо. Тут по-другому никак. Поссоришься – они отсюда тебя выдавят. Так что как приедем, я вас везде покатаю, все покажу. Может порыбалим, может охоту организуем. У нас, конечно, здесь диковато, но жить можно, – Петр посмотрел на Доцента, который уставился в окно.

– А это что? – Доцент ткнул пальцем на каменный шпиль, возвышающийся над соснами прямо в центре леса.

– А, это? – Петр улыбнулся – достопримечательность местная. Кирха лютеранская. Ее финны евангелисты здесь в 40-х годах построили. Сейчас заброшена. Туристы сюда таскаться любят. Местные вон жалуются. Там на колокольне один колокол остался. Так вот они лазают и звонят в него целыми днями. Посмотреть хотите?

Доцент кивнул, и Петр рывком сбросил «бобик» с наезженной грунтовки на петляющую между деревьев узкую, едва заметную тропинку.

2 глава - 5

Карелия, Сортавала, май 2017 года

Холод вышел из гостиницы и осмотрелся. Его целью была городская управа, ратуша. Немного поразмыслив, он остановил одного из местных и начал ему объяснять, куда ему нужно. Тот молчаливо выслушал Холода, сплюнул на слове «чиновник» и ткнул рукой в неизвестном направлении со словами: «сам найдешь».

Холод побрел по проснувшемуся городу и, наконец, достиг своей цели. Ратуша оказалась деревянным зданием из финского прошлого, слегка подпорченным стоящим рядом бюстом Ильича, оставшемся в память о советских временах. Сегодняшняя действительность ратуши была бесперспективна, по крайней мере для Холода. Вместо городской администрации в ней располагалась библиотека, бессрочно закрытая на ремонт. Холод почесал в затылке и хотел уже поинтересоваться у очередного местного, но поняв, что слова «администрация» и «чиновники» здесь не очень любят, остановил туристов с картой и фотоаппаратами. Разобравшись с ратушами, Холод сплюнул и вернулся назад к гостинице. Здание местной администрации располагалось совсем недалеко от нее, в старом купеческом доме, похожем на комод с окнами, крышу которого украшал прилипший к флагштоку российский флаг. На входе его уже поджидал друг Клеща – Олег Рыбальченко, который представился по-простецки: «Рыба».

На коренастом мужичке лет пятидесяти было напялено его славное бандитское наследие девяностых в виде старой потертой кожаной куртки, скрывавшее сегодняшнюю реальность – дорогой итальянский костюм городского чиновника с бордовым галстуком.

– Ну, в общем, Клещ мне тут все обрисовал, – шмыгнул носом Рыба, – я сейчас, правда, на Мальту валю, мы тут на бюджетные неплохо на майские гульнули, так что сам понимаешь, надо некоторое время не отсвечивать. Но я тебе человечка оставлю. Ванька Чугун. Паренек толковый, в курсах, что здесь происходит. Что надо, уже узнал, так что просвятит тебя. Где надо свозит, подмогнёт, в чём скажешь. Так, отдельные пожелания какие-нибудь есть?

– Машинку бы мне, – Холод посмотрел на Рыбу.

– Да тут тебе не машинку надо, – Рыба усмехнулся, – тебе трактор надо, судя по тому, куда ты решил забраться. Сделаем. Чугун тебе моего «Саабика» джипарик пригонит. Зверь машина. А железяк каких надо? А то тут, сам понимаешь, места дикие.

– Да не, свое есть, – улыбнулся Холод.

– Своё – это хорошо, – Рыба достал из кармана золотой портсигар и раскрыл его перед Холодом, – я слышал, ты тут с женой и дитём приехал? Так вот это… У меня тут на местной «Рублевке» вилла есть с видом на закат и Ладогу. Может туда лучше? А то без цивилизации, братан, ты там быстро устанешь, – он посмотрел на дорогие замшевые ботинки Холода, – размер у тебя какой? И у жены с ребенком и товарищем тоже.

– Это зачем? – Холод взял из портсигара сигарету, достал свой золотой «Ронсон», дал подкурить Рыбе, а потом себе.

– Болотники скажу Чугуну чтобы взял. Он вам там еще еды соберет человечьей, а то местные деликатесы городским желудкам не очень полезны. Я тут по-первой этой экзотики местной так наелся, что дома себе сразу три «толкана» поставил. Слушай, – он посмотрел на Холода, – может на виллу? Там как-то по-людски. Да и люди городские есть, не то, что местные, лопари.

– Что за лопари? – удивился Холод, – на «упыри» похоже.

– Так так и есть, – рассмеялся Рыба и затянулся ароматной сигареткой, – они тут такие. Хотя лопари вроде как финны, но местные такие же, тормоз на тормозе. Вот выделили мы деньги им на дорогу, ну, естественно себе отпилили чутка, а они говорят: «Нам дорога не нужна, мы свет хотим». Ну, хрен, говорю, с вами – будет вам свет. Повесил им на елки лампочки, они три дня порадовались, а потом вспомнили, что у них дороги нет и губернатору на меня маляву накатали. А он человек новый, всех нюансов не понимает – проверку назначил. Так что, как говорится, лучше Канары, чем нары.

– Так ты же вроде на Мальту собрался? – перебил его Холод.

– Так по херу куда, лишь бы отсюда подальше, – Рыба бросил на асфальт окурок и растоптал его ботинком, – ты где остановился-то?

– В «Ладоге», – вздохнул Холод.

– Лучше бы ты на улице шалаш построил, – махнул рукой Рыба, – может все-таки давай ко мне, на фазенду?

– Не, – покачал головой Холод, – мы по-тихому сюда приехали. Не хотим рисоваться.

– Ну, как знаешь, – Рыба застегнул куртку, – в общем, Чугун к тебе завтра по утряне приедет, я его заинструктирую, все чики-пуки будет. Ну давай, дружище, – он протянул Холоду руку, – удачи тебе. И под ноги смотри, чтобы не вляпаться. Здесь дерьма на каждом шагу.

2 глава - 6

Карелия, Сортавала, май 2017 года

Тея в сопровождении Сивого и Марка вышла из гостиницы. Архитектура Сортавалы представляла собой типичный образчик северного европейского модерна, лет семьдесят назад от этой Европы отколовшегося. Квадратные неуклюжие каменные дома боролись со своей неказистостью возведенными поверх крыш башенками, из-за которых центр города напоминал огромный средневековый замок феодала, окруженный деревянными, не крашенными домами его вассалов. Самые красивые здания, судя по вывескам, забрали себе банки и почта.

Вообще центр города был заточен под туристов. Правда точили его не точилкой, а по старой доброй карельской традиции колуном лесоруба. Тее понравился дом, в черепичную крышу которого была воткнута стеклянная колба-веранда, напоминающая медицинский шприц. Пока Марк издалека фотографировал это произведение наркоманского искусства, Сивый на первом этаже «вмазанного» дома обнаружил удобную кофейню с ароматными хрустящими булками, неплохим кофе, улыбчивыми официантами и радующими глаз ценами.

Тея заказала свой любимый салат с лососем, Марк согласился на яичницу с ветчиной, а Сивый заказал себе огромную тарелку блинов с разными начинками.

Немного посидев там, Тея с трудом выковыряла Марка из быстрого халявного вайфая и вместе с Сивым, объевшимся блинов, они направились в Мекку туристов, приезжающих в Сортавала – галерею Кронида Гоголева, местного резчика по дереву. Обойдя один зал, украшенный деревянными картинами с сюжетами местного быта, Сивый сказал, что пойдет покурит и исчез. Вслед за ним исчез Марк. Побродив немного среди пахнущего опилками искусства, Тея предложила прогуляться по городу и выбрала следующий их пункт назначения, о котором услышала от администратора их гостиницы – Певческое поле – парк, на краю Сортавала с удивительной акустикой и эхом, повторяющим даже шепот. Шли до него довольно долго. По пути им попался местный «спальный» микрорайон с одной стороны которого стояли старые «сталинки», а с другой новомодные таунхаусы. Словно экономическая пропасть между ними пробегала асфальтированная дорога с бесконечными заплатками. Дома с обеих сторон улицы недобро поглядывали друг на друга, одни грязными окнами, другие сверкающими стеклопакетами.

Парк оказался заросшим лесом участком у подножья Судачьей горы, которую местные называли Кухавуори. Чтобы полюбоваться с ее вершины красотами Сортавалы, пришлось подниматься вверх по каменной лестнице. Сивый и Марк решили бежать в догонялки, и минут 20 на самой верхушке поджидали карабкающуюся туда на каблуках Тею. Тяжело вздохнув, Тея осмотрелась по сторонам. Вид на город с вершины красноречиво говорил Тее о том, что зря она топала сюда 20 минут и поднималась еще столько же наверх, чтобы с высоты птичьего полета полюбоваться на сочетание красоты и убогости Сортавалы.

А это время в ее сумочке зазвонил телефон. Не обнаружив семью и Сивого в гостинице, Холод заказал себе в номер пиццу, и только потом решил выяснить, где они, зная привычку Теи лично знакомиться с городами, где им посчастливилось побывать.

Услышав про гору, Холод, хрустя пиццей, сообщил, что сильно устал и посоветовал воспользоваться услугами такси. Тея почувствовала, что начала злиться, но в этот раз, как ни странно, ни на Холода, ни на забытый Богом Сортавала, а на саму себя, на свой авантюризм, романтизм и… что уж там скрывать, идиотизм, от которого безумно ныли ноги и хотелось есть. Поглядев на Сивого и Марка, которые играли в «Кто дальше плюнет с горы», она села на скамеечку и закусила губы, а потом повернулась. По каменным ступеням с улыбкой гордо шагал Холод с коробкой ее любимой пиццы «Четыре сыра». Она улыбнулась и поднялась ему навстречу.

– Как вам красоты? – Холод посмотрел на Сивого с Марком, отдав Тее пиццу, – местные пейзажи? А, граждане туристы?

– Не степь, конечно, – улыбнулся Сивый.

– Но жить можно, – добавил Марк, – правда здесь все тормозит! Что вайфай, что люди, что таксисты. Даже официанты!

– Они просто никуда не спешат, – Холод потрепал сына по голове, – и нам надо у них научиться не спешить, – он посмотрел на Тею с набитым ртом, которая вытащила из коробки сразу два куска горячей пиццы, – а то кто-то особо торопливый может домой вернуться. И зверья не увидит. И озерами карельскими не полюбуется, и рыбу не половит в прозрачной воде Ладоги. Кто-то же не хочет просто пиццы поесть и домой поехать?

Тея рассмеялась и покачала головой. Ее смех подхватили Марк и Сивый, выхватившие себе из коробки тоже по куску.

А Холод подошел к обрыву и закурил, словно разглядывая начинающиеся сразу за городом дремучие бесконечные карельские леса.

2 глава - 7

Карелия, Лумиваара, май 2017 года

Милицейский «бобик», рыча, пробрался сквозь лесную чащу и остановился на опушке, где от человеческого взгляда спряталась заброшенная финская кирха. Рядом с ней располагалось кладбище финских солдат, погибших здесь с 1939 по 1944 год. Доцент посмотрел на белые кресты, где вместо имен были только цифры, и вместе с Петром зашел внутрь забытого людьми храма. Внутри оказалось довольно чисто – деревянные полы, скамейки для молящихся и даже рисованные фрески. Особенно удивил Доцента новый алтарь, накрытый красной скатертью, за которым стоял свежевырубленный деревянный крест.

– Местные здесь порядок наводят, – ответил на немой вопрос Доцента Петр, – правда, кто точно – не знаю. Тут лютеран точно не осталось. Крест вон старый со шпиля упал, – он кивнул в угол алтарного помещения, где стоял покрытый ржавчиной железный крест с отломанным основанием, – ветром вроде как сдуло. Новый сделали, а поставить не удосужились. Да туда наверх и подниматься-то опасно. С грузом особенно. Через колокольню если только выбраться. Я же говорил, там даже колокол остался. Правда, раньше два было, но один сперли. Мы его на турбазе нашли, но вернуть не смогли. Кирха-то ничья, значит никто ничего не воровал. А потом как его тащить-то сюда? На себе что ли? Так там и висит, яхтсменов развлекает. Они по нему склянки отбивают. Ну, время морское. А так здесь местечко ничего, благостное такое, на думки навевает, – Петр вздохнул, – жаль, что обвалится скоро, а руки ни у кого не доходят.

Доцент кивнул, повернулся и подошел поближе к алтарю. На алтарной стене красовался не потерявший краски Иисус, сидящий на облачке и благословляющий всех входящих в кирху знамением и добрым лицом.

– На колокольню-то полезете? – Петр посмотрел на Доцента.

Тот отрицательно покачал головой и развернулся спиной к алтарю. Со стены над входом в храм на него смотрел ангел, словно расплывшийся в сером тумане стены. Казалось, он проступает наружу из-под толстого слоя штукатурки и внимательным, но лишенным глаз лицом, изучает… Но не тебя, а твою душу.

Доцент поёжился и увидел под ангелом надпись.

– Похоже на латынь, – Доцент вгляделся в потертые временем буквы.

– Да не, – махнул рукой Петр. Это по-фински. «Minä olen tie, totuus ja elämä», – по слогам прочитал лейтенант, – что-то про дорогу, жизнь и правду.

– А ты откуда финский знаешь? – удивленно посмотрел на него Доцент.

– Так мы где, по-вашему, сейчас находимся? – улыбнулся лейтенант, – мы же кто местные, все по-фински немного балакаем. Кто читать умеет, кто говорить. Я в школе его учил.

– А, понятно, – Доцент кивнул головой, – это Евангелие от Иоанна: «Я есмь путь, истина и жизнь». Только почему-то не целиком. Странно даже.

– А дальше что там? – заинтересовался Петр.

– «…никто не приходит к Отцу, как только через Меня». Ладно, – он повернулся к Петру, – пошли.

Они вышли из кирхи, и Доцент зачем-то прикрыл ведущую в нее огромную с облупившейся краской дверь.

Доцент дождался, пока Петр покурит, и они снова залезли в «бобик». Петр хотел показать Доценту Ладожское озеро, но где-то по пути в лесу они застряли в грязи и чудом сохранившемся в мае снежном сугробе. Усадив Доцента за руль, лейтенант несколько раз пытался толкнуть машину плечом. Потом он подложил под колеса ветки. Но упрямый, как ишак, «бобик» намертво прилип к грязной колее. Петр сплюнул от досады и достал из кармана телефон. Минут двадцать он вызванивал одного из местных лесхозов и просил у них в помощь трактор. Еще час они его ждали, отмахиваясь от комаров и поедая бутерброды с колбасой и сыром, которые Доцент соорудил еще в Питере.

Когда трактор приехал, они вытаскивали «бобик» еще полтора часа. Когда машина завелась, усталый Доцент прислонился к стеклу и, не обращая внимания на тряску, заснул. Он несколько раз открывал глаза и видел только ночную тьму, которую освещал только цвет фар «бобика». Доцент закрывал глаза и засыпал снова.

– Всё, приехали, – толкнул его в плечо Петр.

Доцент в очередной раз открыл глаза и увидел небольшой домик, который освещала лампочка, болтающаяся на деревянном столбе.

Дома их ждала хозяйка дома Севрюкова, женщина без возраста по имени Марфа. Посмотрев на зевающего Доцента, она кивком головы поприветствовала Петра и загремела посудой на кухне. Доцент протянул руки к железной кружке с горячим чаем и, сделав первый глоток понял, как сильно он устал и хочет спать.

Марфа кивком головы указала на дверь, ведущую в соседнюю комнату и вручила Доценту пахнущий речной водой комплект постельного белья. Петр, сказав Доценту: «До завтра» стал о чем-то говорить с женщиной. Та слушала и молча кивала.

Доцент положил белье на железную кровать с огромными блестящими шарами на грядушке и уселся, прислонившись к матрасу у стены. Несколько минут он смотрел в пустоту, вдыхая новые запахи леса, воды, прокисшего молока и чего-то жаренного. Он хотел уже было разобрать белье, но понял, что сил на это не хватит, и снова закрыл глаза, погрузившись в долгий глубокий сон.

2 глава - 8

Карелия, Сортавала, май 2017 года

Холод уже собирался прихлопнуть рукой походный Теин будильник, который она везде таскала с собой, но сообразил, что противный звук идет откуда-то с улицы. Зевая, он поднялся с кровати и подошел к окну. Раздвинув шторы, он уставился вниз. На заднем дворе гостиницы стояло три огромных джипа. Возле одного стоял невысокий парень, который, увидев Холода, довольно замахал рукой.

– Чугун, кажется, – пробубнил Холод.

– Какой Чугун? – Тея с трудом открыла глаза, – спи давай.

– Выспались по ходу. У этих местных утро намного раньше начинается, – Холод взял брошенный на кресло свитер и натянул его на себя.

Ванька Чугун оказался улыбчивым крепышом лет тридцати пяти. Его синие татуировки с пауками, крестами, куполами и тюремными лозунгами были мастерски забиты какими-то готическими орнаментами. Он поднялся в номер вместе с несколькими ребятами и без лишних разговоров собрал все вещи в номерах и отнес их в машину, после чего галантно помог одеть Тее пальто, и, посмотрев на огромные золотые часы на запястье, сообщил, что пока они будут спускаться вниз, сгоняет им за кофе.

Минут через десять кортеж во главе с «Саабом» Чугуна выдвинулся в сторону финской границы, оставив позади надоевшие Тее за день пейзажи Сортавала.

– В общем я там всё поделал, как велено было, – Чугун, не выпуская из рук руля, почистил мандарин и протянул его Марку, – поговорил я там с этими халдеями с лесопилки… нашел, правда, с трудом… В общем, все документы, как приедем, он приготовит и дом оформит, чтобы первое время вам было где перекантоваться. Мы, что там не хватает, с собой прихватили, – он кивнул в сторону идущих сзади машин, – если что забыли – скажете, мы подвезем. Я пока там с вами побуду. Вы ж тут делов местных всех не в курсах, – он посмотрел на сидящего рядом Холода.

– А это что? – Сивый потрогал торчащие в салон из багажника тяжелые чехлы.

– А… Это? Удочки, – рассмеялся Чугун, – чтобы охотиться не по-тихому. Рыба сказал, у вас свои есть, – он посмотрел на Тею, – но лишних удочек в наших местах много не бывает.

– А рыба здесь какая водится? – Марк засунул в рот дольку от мандарина.

– А хрен ее… – Чугун осекся, – много тут рыбы, малой.

– И на удочку можно ловить? – оживился Марк.

– Ну если не на удочку, можно и динамитом захе… – он снова замолчал, – много здесь рыбы.

– А места есть интересные посмотреть? Достопримечательности какие? – Тея перевела тему.

– А вы в Сортавале ими еще не налюбовались? – посмотрел на нее в зеркало заднего вида Чугун, – да какие здесь достопримечательности? Глубинка карельская, болота, леса. Хотя, туристов много. Я вот как думаю. Это мы, местные, может красоты и не замечают, а они ее находят. Ну турбаз у нас тут в округе много. Кто поохотиться приезжает, кто порыбачить, кто воздухом подышать. Воздух у нас вообще богатство главное.

– А как же люди? – усмехнулся Сивый, – они главное богатство.

– А вот с людьми нормальными у нас как раз бедновато будет, – Чугун взял с торпеды пачку сигарет, но потом положил обратно, – кто поумнее, отсюда уехали, кто похитрее – бизнес сделал. А в основном все спиваются.

– Да как везде, – махнул рукой Холод и посмотрел на лес за окном, – ну, глядя на такую красоту, не грех накатить.

– Вот они тоже так думают. А потом красота эта в безнадегу превращается, – Чугун закусил губу и задумался, – а с лесопилкой вашей все вроде нормуль. Она, конечно, не много бабла приносит, но стабильно. Там местные на ней работают. Бригадир у них… Борисом его, по-моему, зовут. Мужик молодой, неразговорчивый, но дело знает. Он нас в Кумоле и встретит. Ну, в Лумиваара. Покажет, что по чём, а там уже решать будете.

– Там часть еще воинская есть, – Холод посмотрел на Чугуна.

– Да вроде есть, – пожал плечами Чугун, – район-то приграничный.

– Нет, заброшенная, – Холод посмотрел на него.

– Да там всё вокруг заброшено. Может и есть чего, если полазать поискать, – Чугун снова махнул рукой.

– Да, искать здесь тяжеловато будет, – Сивый посмотрел в окно, – это вам не степь, где суслика за километр видно.

– Так все просто, – усмехнулся Чугун, – знаете, у нас, в Карелии, поговорка есть: «В любом карельском поселке есть скала, взобравшись на которую можно поглазеть по сторонам. В Кумоле их пять, так что найдем, не боись.

– Скажите, а вот комары, – Тея попыталась подобрать слова.

– А. есть такие, – понял ее Чугун, – звери. Выйдешь в лес, так они толпой нападают и давай пи… – он засмеялся, – шучу. Есть, конечно, только вот они здесь странные. Местных кусают, а туристов не трогают. Хотя везде наоборот. В общем, не правильный у нас здесь гнус.

– А вайфай здесь есть? – с надеждой посмотрел на Чугуна Марк.

– Есть, если у тебя телефон есть, – ответил тот, – с финских вышек. Над своим работаем. А пока у финнов трафик пи… – он откашлялся и продолжил, – да он есть, но иногда за ним по горам поскакать приходится и по деревьям полазать.

– А ты давно здесь? – Холод посмотрел на Чугуна.

2 глава - 9

Карелия, посёлок возле Лумиваара, май 2017 года.

Доцент проснулся, когда солнечные лучи уже вовсю пролезали через цветастую занавеску на небольшом окне. Хорошенько зевнув, он достал из сумки новенький спортивный костюм с этикеткой, туристические ботинки в коробке. Немного подумав, он вытащил «мыльно-рыльные» принадлежности и целый набор спреев от комаров. Выйдя из комнаты, он поздоровался с гремящей кастрюлями хозяйкой. Та вместо приветствия выставила на стол кувшин молока и какие-то странные пирожки. Доцент поинтересовался, где можно умыться, и та указала рукой в сторону двери, ведущей на улицу. Знакомых ему по недолгой дачной летней жизни в третьем классе рукомойника, колодца или колонки он не обнаружил. Поразмышляв, Доцент увидел стаю важных гусей, ковыляющих в сторону небольшой речки. Закинув на спину полотенце, Доцент гордо шагнул на их тропинку, но тут же поскользнулся на мхастом булыжнике, промокшем от утренней росы. Пройдя по гусиной тропке несколько десятков метров, он оказался возле небольшого затона. С одной стороны была тишь и благодать с бревенчатым настилом для стирки белья и несколькими неглубокими лужами, где резвились птицы и комары. Доцент уже было собирался пойти туда, но один из гусей вытянул шею и недовольно загыкал на него. Знающий об агрессивном поведении этих птиц, Доцент повернулся и пошел вдоль берега в другую сторону. Неожиданно его взгляду открылось некое подобие водопада в том месте, где речка скатывалась с невысокой гранитной скалы вниз. Вода бурлила на камнях коричневой пеной и разлеталась вниз брызгами. Немного полюбовавшись зрелищем, Доцент вернулся назад к домику, так и не умывшись. По пути возле дома его поджидала Марфа:

– Ты что, в Москву умываться ходил? – улыбнулась из-под платка женщина.

– Так это… – он замялся, – тут же ни колонки, ни колодца нет…

– А в сенях-то тебе чего? – женщина посмотрела на Доцента, – кран для кого сделали?

– А… – Доцент почесал затылок и поправил очки, – спасибо.

– Еда на столе, – Марфа подхватила ведро и направилась в сторону, где резвились гуси, – и еду, если что, на костре, молодой человек, тоже греть не надо. У нас электричество есть и плитка, на которой готовят. А чем это здесь воняет? Кто тут всех мух и комарье решил собрать? – она понюхала воздух.

Доцент покраснел, принюхавшись к запаху всех своих спреев, и исчез в доме.

2 глава - 10

Карелия, хутор лесорубов возле Лумиваара, май 2017 года.

Тея, сидя в «Саабе», умудрилась заснуть. Когда она проснулась, солнце уже низко висело над вершинами сосен и елей.

– Давай уже, вылезай, улитка, – Холод постучал пальцем по стеклу, – или ты на зло всем задохнуться здесь решила?

Тея вылезла из машины и стала разминать ноги, не глядя на Холода.

– Что, шалаш себе уже построили? – съязвила она и, присев, завязала шнурок на кроссовке, – а то как же мы тут без шалаша? Любовь полной не будет.

– Слушай, тебе не надоело? – улыбнулся Холод.

– Знаешь, надоело. Надоело, что я везде иду у вас на поводу, – Тея поднялась и посмотрела на него, – вот и теперь… Из всех дыр на этой планете ты умудрился выбрать самую огромную, – она отогнала рукой кружащую над ней мошку, – я понимаю, Марка, он ребенок, но ты-то! Хотя, – она махнула рукой, – Город Солнца. Ты к этому дикарству там привык. А я как бы… Знаешь, я даже загуглила, но о таких ужасах там ни слова не было! Почему бы нам было не поехать туда, куда звал друг Клеща? Почему мы должны жить в этой собачьей конуре, – она кивнула рукой в сторону дома, – да. Я злая! И очень долго буду такой! Пока мы отсюда не уедем хотя бы туда, где в кустики бегать не надо «мальчики налево, девочки направо».

– А я знаю, почему ты злая, – Холод достал сигарету, закурил и посмотрел на Марка с Сивым, которые радостно пинали мяч.

– И почему же? – Тея прищурила правый глаз.

– Потому, что ты не можешь понять, почему всем, кроме тебя, здесь нравится.

– Да я даже не желаю этого понимать! Дай сигарету! – она с вызовом посмотрела на Холода.

– Ты же бросила, – улыбнулся Холод и достал из кармана пачку.

– Бросила! А теперь заново начну! – она вытащила из его пачки сигарету и посмотрела на Марка, который с удовольствием, наигравшись в мяч, подошел к ведру и зачерпнул из него воду кружкой, – Марк! Не вздумай это пить! Она не кипяченая!

– Пошли, – Холод забрал из ее руки сигарету.

– Куда? – растерялась она.

– Я говорю пошли, – он зашагал в сторону леса и Тея, не понимая сама себя послушно пошла за ним.

– Куда мы идем? Подальше в лес? Оставить меня в лесу хочешь, чтобы не ныла? А я буду! – бубнила в спину Холоду Тея, а он шел куда-то вперед, отодвигая рукой ветки, мешавшие движению.

Побубнив несколько минут, Тея поняла, что он не обращает на нее внимания, и успокоилась, начав оглядываться по сторонам. Лес вокруг был величественный и спокойный, как древний викинг, стоящий в дозоре. Мох под ногами напоминал пушистый ковер, в котором тонули ноги. Вокруг щебетали птичьи голоса, а легкие дуновения весеннего ветерка словно перешептывались с только что распустившейся листвой.

– Всё, пришли, – Холод остановился и пропустил Тею вперед.

Она сделала шаг и замерла от увиденной картины. Скалы нависали над озером, а сосны, стоящие на краю вершины робко заглядывали сверху вниз в бездонную синеву Ладоги. По гранитным бокам каменных исполинов стекали, словно слезы, ручейки знаменитых карельских водопадов. Тея подошла к отвесной скале и заглянула за ее край. На секунду ей показалось, что небо упало прямо в озеро… Или нет. Ладога уплыла в небо, слившись воедино с его бесконечной синевой. Тея потеряла счет времени, любуясь озером-небом, и не заметила, как солнце начало теряться в дремучих елях на соседнем берегу, опускаясь все ниже и ниже, как будто оживляя гранитные скалы самыми невообразимыми оттенками и цветами.

– Красиво, – Тея повернулась к невозмутимо курящему Холоду.

– Ага, – он прищурил глаза от заходящего за горизонт солнца, – я тебе всегда говорил, помнишь? Лучшая красота это та, что мать-природа построила, а не та, что наш брат человек нагородил. Ладно, пошли, а то здесь темнеет быстро, – он взял ее за руку, и они исчезли в лесной чаще, шагая по белому ковру из пушицы, которую местные называли северным хлопком, очень похожим на неизвестно откуда взявшийся в середине мая снег.

Тея под впечатлением от увиденного радовалась напоминающим инопланетных существ кустам росянки, своим видом и кислотной окраской словно отпугивающим в сосновом воздухе комаров. Холод перепрыгнул через узкий ручеек с черной водой и снова протянул ей руку. Она еще раз обернулась и увидела, как солнце рухнуло за край леса, чтобы исчезнуть до утра, окрасив небо в малиновый цвет. Тея взяла Холода за руку и перепрыгнула через ручей.

– Знаешь, – она остановила его, когда они уже вышли из леса, – здесь можно в принципе остаться. Просто это все как-то странно. Наверное, потому, что я к такому не привыкла.

– Точно, – кивнул головой Холод.

– Только… – она на секунду задумалась, – спать, наверное, в машине придется.

– Ты смеешься? – рассмеялся Холод, – там Чугун с друзьями все привезли – и белье постельное, и матрасы. И обогреватели, и на окна сетки антикомариные. Они даже плиту электрическую притащили и дизель-генератор запасной, если свет вырубится. Холодильник маленький, биотуалет, – продолжал перечислять Холод под расширяющиеся от удивления глаза Теи, – ты всё проспала. Ты же знаешь, как я думаю. Если цивилизация не хочет приходить к нам, мы ее сам приведем. Там даже телек есть плоский для Марка и антенна для вайфая. Жить можно, – Холод посмотрел на подходящих к ним Марка и Сивого.