Холод. Сага. Часть 24. Цитадель проклятых

Пролог

«ХОЛОД».

Часть 24.

ЦИТАДЕЛЬ ПРОКЛЯТЫХ

«Возводит храмы человечий гений

Тому, кого распял без сожалений,

И, требуя исполнить всех желаний,

Готов навряд ли часть его принять страданий,

Зато хватает траурных венков

На алтарях Богов и дураков… »

ПРОЛОГ

Япония. Киото. Осень 2017 года

Тея сидела на крыльце дома и смотрела в пустоту, которая словно вытекала из темной японской ночи. Вокруг было слишком тихо, чтобы не чувствовать, что она одна. Иногда ветер разгонял на небе тучи, и сотни звезд где-то высоко в черном небе загорались яркими вспышками, но тут же снова исчезали. Она смотрела сквозь забор куда-то вдаль, туда, где ночной Киото жил своей жизнью, не интересуясь проблемами тех, кто в нем живет. Тея вздохнула и снова заглянула в пустоту. И вдруг поняла, что пустота не в этом чужом городе, а внутри нее…

1 глава. Ненужная вечность - 1

Паром «Viking Line». Осень 2017 года.

– Уберите его, – Граф кивнул парню с лицом, словно вырубленным из камня на тело Гаранина без головы.

Парень спрятал за спину пистолет с глушителем и, схватив труп, рывком бросил его за борт парома.

– Прощай, Гаранин, – Граф посмотрел на плюхнувшееся в воду тело, которое закачалось на набегающих вместе со штормом волнах, – всё вышло, как ты хотел. Ты ошибся. Исправил ошибку и умер счастливым. Держи, – он протянул Холоду белоснежный платок, – морду вытри. И пушку убери. С тобой тут никто воевать не собирается. Если ты про этого подумал, – он кивнул в сторону начавшего уходить под воду Гаранина, – так это его желание. Можешь мне поверить на слово – он так хотел. Так будет лучше для всех – и для него, и для меня, и для тебя тоже. С безумием очень тяжело жить, – Граф облокотился на поручни парома и заглянул в темную бездну моря, – ты, наверное, хочешь, чтобы я ответил на твои вопросы? Начнем с самых простых. «Триумвират»…

1 глава - 2

Москва. Высшая школа милиции, 1972 год.

– Товарищ полковник, подождите, – он бежал по лестнице за спускавшимся из аудитории лектором, – разрешите спросить?

– А, это Вы? – полковник повернулся к нему, – напомните Вашу фамилию.

– Курсант Шереметьев. Я про вашу вчерашнюю лекцию. Про систему «бумеранга» в правосудии, – он посмотрел на преподавателя курса иностранной криминалистики.

– А что с этой системой не так, курсант Шереметьев? – улыбнулся полковник.

– Вы сказали, что это ну… химера, – Граф запнулся, – неподтвержденная фактами, а как же, – Граф развернул свернутую в трубочку тетрадку, – вот смотрите. «Охотники за головами» в США. Они действовали за деньги. Но они боролись с преступностью.

– Но они к несовершенству судебной системы не имеют никакого отношения, – полковник серьезно посмотрел на Графа, – скажем так, здесь наибольшую роль сыграл фактор малочисленности жандармских органов и желание неких товарищей подзаработать. Капитализм в чистом виде, где все, даже убийства, поставлены на коммерческий поток, – ответил он, – но времена дикого запада закончились, и «Охотники за головами» больше не выполняют карательных функций государства. Так что весьма неудачный пример системы «бумеранг». Знаете, курсант Шереметьев, – профессор опустился на скамейку, положив рядом портфель и жестом предложил присесть Графу, – если у нас пошел такой разговор, попробую вам привести более состоятельные примеры, хотя сам в пользе «бумеранга» сомневаюсь. Для начала надо понять, что есть «бумеранг» в правосудии судебной системе и системе исполнения наказаний? Преступление и неизбежность наказания. Вот на чем основан «бумеранг». Но есть такое понятие, как самосуд. Это основной оппонент законного судебного решения. Когда приговор выносится без свидетелей и права человека защищать свою невиновность. Важно, чтобы «бумеранг» учитывал все эти факторы, – полковник поднял вверх указательный палец, – иначе грош ему цена, и «бумеранг» превращается в кровавый и необъективный суд Линча. Ну а теперь давайте разберем примеры. Скажем так, более поздние, чем эпоха «охотников за головами». Или более цивилизованные, как Вам больше нравится, – полковник оглядел Графа, – Охотники на воров из Британии. Данное подразделение появилось а Лондонской полиции в начале восемнадцатого века. Его первым руководителем был Джонатан Уайлд, судимый неоднократно за тяжкие преступления преступник. Функция «Охотников» состояла в поиске преступников и похищенного ими имущества. О методах, которыми они достигали цели, говорить не стоит – пытки, убийство и насилие. Кстати, Уайлд позднее был казнен, как преступник, – полковник улыбнулся, – во Франции был Арсен Люпен, детектив и бывший убийца, голова которого оказалась на гильотине. Даже в древней Руси существовал Иван Осипов, известный, как Ванька Каин, который выдал своих коллег, стал осведомителем и позже был казнен, потому, что, прикрываясь доносительством, сам совершал преступления. Вот, наверное, самые удачные примеры «бумеранга». Преступники все равно оставались преступники, даже когда боролись с себе подобными и, прикрываясь законом, вершили беззаконие. Получается, это было их неотвратимое наказание для самих себя, – профессор улыбнулся, – но есть и другие примеры. И все они довольно провальные.

– Разрешите не согласиться, товарищ полковник, – Граф раскрыл тетрадь и зачитал, – добровольческая милиция национальной безопасности Гаити появилась в 1958 году и получила название «Тонтон-Макуты» в честь представителя гаитянской мифологии Дяди Тонтона, похитителя детей, который носил их в кожаном мешке, а потом съедал. С их появлением в правоохранительной системе наступила стабилизация, и она стала более разборчивой в наказаниях.

– Мой юный коллега, – полковник похлопал в ладоши, – пример воистину замечательный, – только вы кое-что забыли. Буквально за полгода милиционеров, забивающих преступников камнями и сжигающих заживо, а также исповедующих жестокость, силу и извращенную справедливость, стали сравнивать с зомби, подчиняющихся своему папе президенту. Наиболее отличившимся из них был Люклер Камбронн по прозвищу «Карибский вампир», это первый руководитель «Тонтонов», который сливал кровь с преступников, вырезал органы и продавал, как донорские, в другие страны. Вот вам обратный пример, – полковник улыбнулся, – как органы правопорядка, почувствовав свою безнаказанность, сами превратились в бандитов. Как видите, – профессор поправил застежку на портфеле, – ничего совершенного быть не может. В любом идеальном есть свои перегибы. Но если все-таки говорить о «бумеранге», есть и удачные примеры. Правда, смотря с какой стороны на это смотреть. «Непрекасаемые» в США под руководством Элиота Несса. Правда их борьба с преступностью была более экономической. Но на долгое время они смогли опередить время. Если вы не знаете, большинство крестных отцов и мафиози того времени в тридцатых и сороковых оказались на скамье подсудимых не за уголовные, а за экономические преступления. А потом, содержание людей Несса слишком дорого обошлось налогоплательщикам. Так что это хороший пример, но не совсем удачный. Что же вам получше подобрать? – полковник на секунду задумался, – а, вот, кстати… Эскадроны смерти. Они впервые появились в Бразилии совсем недавно. Их называют «Los escuadrones da la muerte». Их создал и возглавил Сержио Флеури. Сержио начал службу в полиции с семнадцати лет с простого сотрудника патрульно-постовой службы в Сан-Пауло. Проведя огромное количество задержаний и арестов, в тридцать четыре года он стал комиссаром полиции. Несколько лет назад он возглавил Департамент политического и социального порядка в Бразилии. Именно здесь он столкнулся с необъективностью судебной системы, от которой страдали полицейские на улицах. Преступник, застреливший полицейского, не приговаривается к смертной казни. Семье убитого не выплачиваются пособия. Это возмутило Сержио. Так появился первый «Эскадрон», – полковник посмотрел на внимательно слушающего его Графа, – в эту организацию вошли полицейские, желавшие отомстить преступникам за убийство своих друзей. Деньги, отобранные у бандитов, стали поступать в так называемый «Фонд родственников погибших полицейских». Первой серьезной акцией «Эскадрона» стал расстрел чуть более года назад пятнадцати преступников, вышедших по амнистии из тюрьмы в Рио. Это был ответ за убийство бразильского полицейского главарем их банды Аджованом Нунесом. На сегодняшний день бойцами «Эскадрона» было убито более тысячи преступников. И смерти продолжаются, – полковник кивнул головой, – вот так, курсант Шереметьев. Об эффективности «бумеранга» сложно судить. Никто еще не сумел применить ее последовательно и полно, по крайней мере в нашей стране. Если Вы этим интересуетесь, могу дать вам почитать труды эксперта из ФРГ, профессора Вилфорда. Конечно, там много абстрактных моментов, и настольной книгой его работу делать нельзя, но для общего развития, тем более вы интересуетесь этой темой, – полковник еще раз посмотрел на Графа, – думаю, это увлекательное чтиво вам подойдет. Только сильно не увлекайтесь. Вилфорда, несмотря на его уникальность, в нашей стране не жалуют. Кстати, товарищ курсант, – полковник поднялся, – почему вас так интересует эта тема? В СССР, при соблюдении норм законности и охраны правопорядка никакие «бумеранги» не нужны.

1 глава - 3

Москва, Таганское РОВД, 1972 год.

-Ну проходь, – рыжий капитан с залихватски надвинутой на чуб по-казацки фуражкой и красной повязкой дежурного на рукаве подтолкнул Графа к кабинету, – там у батареи Зенин сидит, он сейчас в отпуске. У шкафа Зелендинов. Он на больничном. Так что вон твое место, у стены, – рыжий ткнул в сторону стола, заваленного огромным количеством папок с надписью «Дело», – не боись, – улыбнулся капитан, – тут не всё твоё. Это у нас просто в архиве ремонт делают. Гавердов, ну, начальник наш, затеялся, а его на курсы повышения квалификации в Адлер отправили. Уехал – и всё встало, – капитан махнул рукой, – а кто в Адлер, да в августе месяц ехать откажется? Дурак только. В общем, приберешь тут всё, а дела… Хочешь Зенинские возьми, хочешь Зелендиновские. У обоих конь не валялся, – капитал снял фуражку и, повесив ее на вешалку, уселся на стул.

– А свои, – начал было Граф.

– Своих, брат, у нас в милиции нет. Товарищ не может – значит, друг подможет. В общем, бери себе, что понравится, и раскрывай сколько хочешь.

Рыжий достал из кармана пачку сигарет «Лайка» и закурил:

– Вообще, у нас земля спокойная, – он затянулся и сбросил пепел в карандашницу на столе Зенина, – москвичи коренные, интеллигенция. Есть пару мест нехороших… Вот, театр на Таганке, например. Вся ерунда там лазает. Артисты, шмартисты… И даже эти… – капитан понизил голос, – политические есть. Давно бы эту богадельню уже прикрыли, но товарищи оттуда, – он ткнул пальцем в потолок, – сами туда ходят. Так что спекулянтов там с билетами много. Еще таксисты водку продают. Потом парк есть. Вот там вообще всякой шелупони навалом. Стиляги есть. На гитарах бренчат, пластинками торгуют, выпивают тут же. Джаз всякий, хреназ… Говнори, в общем. Тунеядцы. Вот их и лови, особенно тех, кто за сто первый километры выписаны. Нам ихнего добра не нужно, своего хватает, – капитан еще раз затянулся, – еще фарцы там кружатся. Джинсы, жвачки, духи французские… Всем спекулируют. Ты их это… сильно не ковыряй, они нашим на верху премию платят, – капитан усмехнулся, – в рестораны с кафе не лезь. Это ОБХСС. Твое вот, – капитан сдернул со стола папку, – кража велосипеда с двумя отсутствующими спицами у гражданки Никифоровой по адресу… – прочитал он вслух, – вот это и расследуй сколько хочешь.

– А бандиты? – Граф посмотрел на капитана.

– Это тебе в Чикаго надо, – капитан встал и затушил сигарету в горшке с засохшей фиалкой на подоконнике, – сгубили цветок, нелюди, – пробурчал он себе под нос, – говорил же, чаем надо поливать, а не портвейном. С бандитами у нас, брат, просто, – капитан вернулся на стул, – у нас их нет. Не, может есть где, в Марьиной роще, в Мытищах, урки. Ну в Сокольниках еще куролесят. А на Таганке не, – он покачал головой, – не их формат. Бывает, залетные набедокурят, а потом, вор – на то он и вор, чтобы в тюрьме сидеть. Тех, кого еще не посадили, посадят, – рыжий махнул рукой, – а вот бандиты… Я тут кинцо со своей Зинкой смотрел в «Ударнике». «В джазе только бабы», – он задумался и поправил себя, – девушки, не бабы. Вот там бандиты. Ганг-сте-ры, – по слогам выговорил он, – вот у них с этим делом мама не забалуйся. Капитализм. Не захотел кто платить – он его к стенке и тра-та-та. А у нас откуда такое? – капитан снова достал сигарету, – в кино только если увидим. А кино – это, брат, сказка. Капиталистическая причем. Неоткуда у нас бандитам взяться.

– А как же статья «бандитизм»? Семьдесят седьмая? Она же действует, – Граф посмотрел на рыжего.

– Действует, если милиция советская бездействует. А мы, брат, всегда на посту. Не, у нас гангстеры никогда не появятся, – он поднялся со стула и подошел к двери, – в общем давай, вникай во всю суть и завтра на дежурство выходи. Патрульных с собой возьмешь и обход сделаете. Они ученые, все тебе покажут и расскажут.

1 глава - 4

Москва, улица Воронцовская, 1972 год

– Собирайся давай, – рыжий влетел в кабинет и врезался в вешалку, – там у Воронцовских бань доктора Вознесенского обчищают, соседка звонила, – рыжий сдернул с вешалки свой автомат, посмотрел на Графа и пояснил, – Вознесенский – это гинеколог. Хер знает, правда, что он лечит, но его квартира на охрану поставлена. А ВОХР у нас опять на выезде. Тут сигнал, и еще соседка звонит – дверь открыта, а по квартире, слышно, кто-то шарится. Так что давай, братишка, оружие хватай и по коням.

– Так это ж… Оружейка закрыта, – он посмотрел на капитана.

– Черт… – выругался рыжий, – а, хотя, погоди, – он выудил из карандашницы на столе ножницы и вскрыл ими ящик в столе Зенина, – на вот, держи, – он протянул Графу наган, – Зенин в отпуск уходил и вещдоки не сдал, меня просил, а я как-то с этой службой забыл. Там патрон один остался. Остальные мы на майские на шашлыки постреляли. Да ты не бзди, – рыжий улыбнулся, – ворье квартирное. Оно мокруху не жалует. Всё, побежали.

Граф с наганом и рыжий вывалились из отделения и уселись в новенький УАЗик. Остановившись возле особняка на Воронцовской, водитель посмотрел на рыжего:

– Чего делать-то будем, Федя?

– Ждать, – ответил рыжий и закурил, – засада у нас будет. Они все равно через подъезд выйдут, а тут мы их… – рыжий затянулся, – и в дамки.

– А если не выйдут? – исподлобья посмотрел на Федю Граф.

– А если не выйдут, – Федя рассмеялся, – то они уже вышли. К соседке зайдем, портрет составим, доктора этого с дачи вызовем, опишем, что пропало, и очередной висяк получим. И без премии останемся, – рыжий поморщился, – хотя, очень не хотелось бы.

– Не, я так не могу, – Граф посмотрел на наган, – мы же преступников ловить должны.

– Вот иди и лови, – водитель старшина посмотрел на Графа, – удочку тебе дать?

Рыжий заржал, а Граф вылез из машины.

Минуты ему хватило, чтобы осмотреть дом, двор и ближайшие окрестности. С недовольным лицом он вернулся к УАЗику:

– Не будут они через подъезд выходить, – Граф посмотрел на рыжего, – ошибся ты, Федя. Мы бы еще сюда с мигалкой подъехали.

– С чего ты так решил? – недовольно усмехнулся капитан.

– Окна во двор выходят, прямо на нас, – ответил Граф, – они же не дураки. Через чердак выберутся на крышу, а там с той стороны дома лестница.

– А он, Федь, дело говорит, – водитель повернулся к рыжему.

– Ладно, – рыжий вылез с УАЗика и бросил окурок, – идем значит сейчас в подъезд… Какой там этаж? – он посмотрел на Графа.

– Третий, – ответил Граф.

– Ага. Значит заходим и прямо там их берем. Пошли, – рыжий гордо зашагал к подъезду и открыл дверь.

На втором этаже он сплюнул себе под ноги:

– Автомат забыл. Вернуться надо.

– Не вздумай! – остановил его водитель, – Примета дурная возвращаться. Вон, у молодого наган есть, если что.

– Ладно, первым иди, – рыжий подтолкнул Графа вперед, – если что, мы тебя прикроем.

Они поднялись на пролет между вторым и третьим этажом, когда дверь в квартиру доктора Вознесенского открылась, и оттуда, осторожно оглядываясь по сторонам, высунулся небольшой паренек в кожаной кепке.

– А ну стой! Руки вверх! – неожиданно для всех и самого себя крикнул Рыжий.

Парень, обернувшись на крик, выскочил из двери и два раза выстрелил в сторону милиционеров. Пули ударили в стенку рядом с головой рыжего. Неудачно присев, он поскользнулся и, зацепив по пути старшину, покатился вниз по лестнице, оглашая подъезд громким матом.

– Ты это… давай за ним, Шереметьев, – услышал Граф откуда-то снизу, – я, кажись, ногу сломал!

Не дослушав причитания рыжего, Граф рванул за парнем. Тот выстрелил еще раз. Пуля ударила в перила, но это не остановило Графа, и он, топая ногами на весь подъезд, поспешил за парнем, который, закинув узел с награбленным на плечо, поднимался на последний этаж, чтобы забраться по лестнице на чердак.

Встав на первую ступеньку, он выстрелил еще раз. Пуля ударила в дверной косяк рядом со звонком. Граф вскинул наган и хотел выстрелить, но, вспомнив, что там всего один патрон, снова побежал наверх. Поднявшись на крышу, он увидел спину убегающего парня с узлом, который от гонки по лестнице немного выдохся. Недолго думая, Граф прыгнул и дернул его за ноги. Звеня награбленным в узле, парень рухнул на крышу и, выпустив из рук свою ношу, тут же вскочил и направил на Графа ТТ.

– Вали, мусор, если жить хочешь, – задыхаясь после быстрого бега, прохрипел он и откашлялся, – не хочу грех на душу брать.

– А и не возьмешь, – Граф поднырнул под руку с пистолетом и дернул его в сторону.

Кисть парня хрустнула и выпустила оружие. Граф откинул его ногой и нанес грабителю мощный удар в челюсть кулаком. Парень мотнул головой, с нее соскочила кепка, но на ногах он удержался и попробовал пнуть Графа ногой. Граф поймал ногу и рывком повалил грабителя на спину.

– Вот сука, – прошипел парень и хотел уже было подняться, но наган Графа уперся ему прямо в центр лба, – всё-всё, – парень поднял руки, – вяжи, мусор. Бес попутал, не хотел стрелять.

1 глава - 5

Мытищи. Московская область. 1972 год.

– Ну и чего ты хотел, начальник? – Капитон поставил на стол бутылку водки и два граненных стакана, – если в стукачки меня определить решил, то непруха тебе. Капитон хоть и не в законе, но фраер тертый. Расклады знает. Говори, чего надо, – Капитон посмотрел на Графа.

– Помощь мне нужна, – Граф положил руку на стол, – хочу понять, как это всё у вас устроено.

– У кого у нас? – Капитон расплескал водку по двум стаканам и подвинул один Графу, но тот покачал головой:

– У блатных, – он посмотрел на Капитона.

– Ну вот твой первый косяк, – Капитон усмехнулся, – тебе бродяга гостеприимство оказал, выпить пригостил, а ты его по борту пустил. Пей давай.

Граф взял стакан и залпом втянул его в себя.

– О, другой коленкор, – Капитон усмехнулся и отпил из своего стакана, – правильно, что не чокаясь, – мусор блатному не товарищ, чтобы с ним стаканами ручкаться. Чего знать-то хочешь?

– Ну как у вас все устроено, – Граф поудобнее уселся на стуле.

– А как у людей у всех нормальных, – ответил Капитон, – братья мы все.

– А как же воры в законе? – Граф удивился.

– А вор, считай, как брат старший. Или как папа. Плохого не присоветует, – Капитон улыбнулся, – только зачем тебе все это надо? Чё, устал от ментовского, захотел воровского?

– Не, понять хочу, – Граф покачал головой, – как всё это работает.

– Работает – это у вас. У нас дураков работа любит, – Капитон взял со стола пачку папирос и закурил, – родился крадуном или им стал – кради. Своих не подставляй, с мусорами не якшайся, долю в общее выделяй и закону воровскому следуй.

– А что за закон-то? – Граф посмотрел на Капитона.

– Понятия, – Капитон затянулся, – там просто всё. Идеи воровской держись, перед братвой не косяпорь и честным будь, как перед попом на исповеди, людей к делу приобщай, с властью не корешись, от коммуняк подальше будь, а в зону или на кичу попал – закон сам соблюдай и другим его неси. Это главное, – Капитон затушил сигарету, – ну так еще пунктики имеются. Не шестери красным, на любой протокол в отказ иди, разбор на зоне правильно осуществляй, за гревом бродяг следи, общее храни и общак не фукай, мать чти, разъясняй непонятливым закон воровской. Ну, – Капитон задумался, – ну что б ни прописки там, ни армии, ни семьи. Не мороси и не мокри понапрасну. Во, еще, – Капитон поднял палец, – карты для вора – святое. Только шпиль по-честноку, без подлянки. Еще, коли решил ножа дать – бей открыто, а не мсти, как сявка позорная. Конечно, не крысятничай и с бабой только если по любви, без насилий всяких. Ну вот вроде и всё, – Капитон взял стакан и допил водку.

– И что, все так живут? – Граф посмотрел на Капитона.

– Стараются, – ответил он, – ну не святые же. Все под Богом ходим, а жизнь-то людская. Но вору оступиться нельзя. В миг корона с головы слетит, а голова на плаху воровскую ляжет.

– А ты вор? – Граф взял бутылку водки и налил и себе и Капитону.

– Пошутил? – Капитон усмехнулся, – вор – это школа. А я там еще первоклашка. Это уважение, которое сроками и делами надо заслужить. Звание вора не купишь.

– Всё купить можно, – улыбнулся Граф.

– Только не это, мусор, – Капитон покачал головой, – только вот зачем тебе всё это надо? Вам что там, в вашей мусорской школе этого не рассказывали?

– Рассказывали, – Граф покрутил в руках стакан, – только я понять хочу, как это на деле работает. Вот смотри, значит вор главный.

– Старший, – поправил его Капитон.

– Ну допустим старший, – продолжил Граф, – и, если его убрать, вся ваша пирамида рухнет.

– За сучьи войны слышал? – Капитон прищурился, – Не убрали тогда.

– Я не про то, – не согласился Граф, – я тебе про другое скажу. Допустим, у вора есть закон. А вдруг придут те, кто сильнее и вора этого, и закона. Что тогда вор делать будет? Это ж не суки. Суки сами ворами были.

– Так с чего такое-то придет? – Капитон задумался, – Воры были, есть и будут.

– А вдруг правила поменяются? – Граф сделал глоток и поморщился, – Вот представь, придут те, кто эти правила поменяют. Смогут. Заставят. Я так понимаю, воры баланс удерживают своими понятиями и не дают тем, кто по закону не живет, развернуться. Но такие же есть. Кто их остановить может?

– Я не знаю, – честно ответил Капитон, – я так далеко не глядел. Может на то вы, менты, есть. Вы и остановите.

– Да не получается у нас их остановить, – вздохнул Граф, – и вы не можете с вашими ворами. Но остановить-то кто-то их должен. Они и для вас, и для нас проблема. А вдруг их больше станет? И мы и вы не справимся?

– Ты что ли с ними справиться решил, если появятся, – рассмеялся Капитон, – ну тогда Бог тебе навстречу. Знаешь, я чего думаю, мусор? – Капитон посмотрел на Графа, – По-моему ты дурак или прикидываешься. Вот зачем ты мне все это рассказываешь? Говори, что хочешь, напрямки.

– С людьми меня познакомь вашими, – Граф поставил стакан на стол, – только не с такими, как ты, а с теми, кто что-то решает.

1 глава - 6

Москва, проспект Мира, весна 1973 года

– Слушай, Граф, – Капитон вцепился в руль «Победы», – может не надо? Уже третья сберкасса. Денег на три жизни хватит. Чую, ничем это хорошим не закончится, – он посмотрел на Графа, который вытащил из-под сиденья обрез охотничьего ружья, – ты же вроде, что хотел, все узнал. Лаве мы себе сгоношили. Куда тебе еще? В могилу утащишь? Обо мне подумай. Ты мусор. Тебя возьмут и судить по-свойски будут. А я…

– Заткнись, – Граф согнул обрез, – судить меня строже, чем тебя будут. Ты просто урка, а я старший лейтенант милиции, – Граф вытащил из кармана кожаной куртки два патрона и разогнул обрез, – отличник боевой и политической подготовки, комсорг, одни благодарности. Как ты думаешь, – он с улыбкой посмотрел на Капитона, – кому из нас больше повезет, когда нас прихватят? Так что не бзди, Капитоша. Машину не глуши, – он вставил обрез в хозяйственную сумку, намотав ручки на руку, и вышел из «Победы».

Возле стойки сберкассы, за которой восседала толстая бабища в парике, толпилось несколько человек. Граф дождался, когда какая-то бабуля получит пенсию, а мужичок в ватнике, перемазанном цементом, сделает вклад, вытащив из кармана две смятых десятки, и подошел к окошку.

– Что, вклад делать будем? Давай быстрее, – мужским голосом рявкнула кассирша.

– Не, выклад, – улыбнулся Граф и, стряхнув с руки сумку, направил обрез на кассиршу, вставив его прямо в окошко, – давай, роднуля, выкладывай все, что в кассе есть. И кнопочку не нажимай, а тоя картечью с твоей головы парик собью.

Бабища засуетилась и, открыв кассу, начала выгребать из нее наличность.

– Держи, – Граф кинул ей сумку, – и давай там, не копайся. Всё? – он посмотрел на женщину, парик которой съехал на бок.

– Еще в сейфе есть, – пропищала та.

– Так чего ж ты ждешь, родная? Неси давай все, что там есть. Что-то ты не радостная какая-то, – Граф щелкнул курками обреза, – ты же хозяйкой гостеприимной должна быть. Гость пришел – всё, что в печи – на стол мечи. Давай!

Женщина вприпрыжку поскакала к большому сейфу в углу и, отперев его, стала выгребать оттуда пачки двадцатипятирублевок.

– О, да ты богатая хозяйка. Откуда деньги-то такие? – присвистнул Граф.

– Зарплаты, – прошипела, как проколотая шина, кассирша.

– Ну значит ее кому-то сегодня не выдадут, – резюмировал Граф, – давай, в сумку складывай и пора нам с тобой прощаться, роднуля.

Женщина быстро запихала деньги в сумку, и, набив ее до отказа, с трудом пропихнула в окошко.

– Вот спасибочки тебе, – Граф подмигнул кассирше, – а теперь, как я выйду отсюда, можешь кнопочку красную нажимать.

Граф выскочил из сберкассы и зашвырнул на заднее сиденье сумку с зарплатой швейной фабрики «Большивичка» за апрель месяц.

– Давай, газуй отсюда. Я же говорил тебе – не бзди, – Граф улыбнулся и подмигнул Капитону.

1 глава - 7

Москва, Таганское РОВД, лето, 1973 года.

– Ну накаркал ты, Шереметьев, – рыжий посмотрел на Графа, – шестая сберкасса уже! Прям как в Чикаго! – капитан закурил, – как бы нас на это дело-то не бросили.

– Точно, – пробубнил собирающийся в очередной отпуск в Гагры старший лейтенант Зенин, – а что сыскари говорят? – Зенин посмотрел на рыжего.

– Как всегда, – Федя пожал плечами, – ищут. Вон, фоторобот составили по всем шести эпизодам, – он протянул Зенину набросанный карандашом рисунок.

– На Гавердова похож, – Зенин покрутил лист в руках и положил на стол, – на начальника нашего.

– Значит херово ищут, – Граф отложил в сторону дело, захлопнув папку, – хорошо бы искали, уже бы нашли.

– Вот ты умный, Шереметьев, – Федя уселся на стул и закурил, – иди сам поищи. Или не графское это дело? – он рассмеялся.

– Почему Граф-то? – не понял Зенин.

– Федя энциклопедию прочитал, – Граф встал из-за стола и размял спину, – граф Николай Петрович Шереметев — глава рода Шереметевых, сын графа Петра Борисовича, покровитель искусств, меценат, музыкант. Богатейший человек в Российской империи.

– Ты что, из бывших что ли? – испугался Зенин, – а там, наверху-то знают?

– Не знаю, – улыбнулся Граф, – но если грабителя сберкасс не нашли, то, думаю, и с моими предками не разберутся.

– Разберутся, – Федя, не обращая внимания на Зенина, стряхнул пепел с сигареты в его карандашницу, – во всем, Шереметьев, разберутся. Подождать надо мальца только.

– Чтобы еще пару сберкасс ограбили? – Граф усмехнулся, – не, Федь, не найдут, если сам не захочет попасться. У нас система розыска из рук вон плохо работает. Вон, на Курском вокзале живореза полгода ловили. Поймали, а ни одного эпизода приклеить не могут. Нож нашли, которым он с теток сумки срезал. Сейчас отпустят. Не смогли его с этим ножом связать, потому, что на преступлении надо было брать, а не на попытке.

– Умный ты, Шереметьев, я смотрю, – Зенин поморщился, – просто у тебя все выходит. Сам что ли не знаешь, нам каково? На любое действие бумажка нужна, разрешение. Пока их соберешь, он уже кассу взял и в Гагры, – Зенин мечтательно вздохнул, – а там ищи-свищи его.

– Вот я и говорю. Неэффективно мы действуем, а значит толку с нас нет. Преступление есть, а неизбежность наказания отсутствует. Поэтому кражи велосипедов и белья расследуем. Реформа нужна, – Граф посмотрел на Зенина с Федей, – а мы только бюрократией занимаемся.

– Занимаемся, – кивнул Федя, – а по-другому-то и никак. Вот третьего дня чего было, ребята с Нижегородской рассказывали. Квартиру актеришки одного обнесли на Площади Ильича. Так вот один из следаков на обыске цацку прихватил, мол, типа никто не заметит, и понес ее в комиссионку. А актеришко в заявлении указал, что вещь у него украдена. Там следака и взяли. Жалко дурака.

– Точно дурак, – кивнул Зенин, – надо было Гоше нести, – он взглянул на Графа и осекся.

– Не дурак, а вор, – остановил своих коллег Граф, – ничем не лучше тех, кто актера обокрал. Только это вор в погонах. А представьте, все так брать будут. Что тогда получится? Менты преступниками станут, а преступники ментами? Кто же тогда с ними бороться будет? Если он сегодня задерживать будет, а завтра на дело идти, это нормально? Вот что, Федя, в таком случае делать?

– А ничего, – Федя подошел к засохшей фиалке и затушил сигарету в горшке, – мы тоже жрать хотим. Мы что, не люди? Гавердов вон с фарцы копейку имеет. Да у нас даже пэпээсники возле пивнух работяг трясут. Гаишники, те вообще, – рыжий махнул рукой, – а ты, Шереметьев, что, если бы была возможность, не брал бы что ли? Только вот сказок не надо, – Федя поморщился, – я вон третий год дачу строю. Так, без ушей посторонних скажу. Пришел бы ко мне какой-нибудь ворюга и сказал бы: «Я директора рынка Даниловского обокрал». А там, мужики, – рыжий поморщился, – яма еще та. Обсчитывают, обвешивают, гнильем торгуют с тухлятиной. Так вот сказал бы он мне: «На тебе, Федя, тыщу рублев и дело не веди», и я бы взял, – рыжий развел руками. – А что? Преступник наказал преступника. Нормально! За меня и ОБХСС работу сделал. А я глаза прикрыл и тоже сыт с дачей достроенной. Все равно бы этого директора сажать пришлось.

– То есть ты считаешь, что преступника должен наказывать не закон, а другой преступник? – Граф улыбнулся, глядя на Федю, – значит ты понимаешь, что мы не справляемся?

– Шереметьев, не ты один такой умный, – рыжий подошел к двери, – мы с собой-то справиться не можем, не то, что с преступностью. Это хорошо еще, что она не такая организованная.

1 глава - 8

Москва, станция Лосиноостровская, осень 1973 года

– Сиди на месте и не рыпайся, – Граф, поправив кепку, выхватил из-под серого пальто обрез и навел на сидящую за стеклянной стойкой девушку, похожую на куклу из советского «Детского мира» с завитыми на кухонном ноже ресницами и прической «Мерлин Монро» из соседней парикмахерской, – сиди и не рыпайся, – повторил Граф и ткнул обрезом в посетителей сберкассы, – а вы мордой в пол. Повторять не буду, – он вытащил из кармана пальто холщовый мешок и швырнул девушке, – кассу сюда собирай. Двое женщин и мужчина рухнули на пол.

– Граф, – к нему повернулся Капитон, нервно передергивающий затвор ТТ у окна, – там, кажись, мусорки подъехали, валить надо. А то как бы чего….

– Быстро давай! – проревел он и, выстрелив в потолок, перезарядил обрез, достав из кармана пальто патроны после чего направил оружие на девушку.

Напуганная кассирша быстро выгребла содержимое кассы в мешок и дрожащей рукой протянула его парню в кепке.

– Валим, – Граф со своим коллегой выбежали на улицу и тут же столкнулись с двумя милиционерами, выскочившими из подъехавшего УАЗика.

Первого Граф сшиб ударом обреза по шее. Он попытался встать, но запутался в полах серой шинели и получив пинок ногой под дых затих. Второй выронил автомат из рук сам, когда Граф сначала навел оружие на него, а потом отведя в сторону ствол дуплетом прострелил у УАЗика колесо. Простреленная покрышка громко лопнула, а дрожащие губы милиционера беззвучно прошептали: «Не надо… У меня семья… У меня дети».

Граф ехидно улыбнулся, подхватил его автомат и с размаху ударил им милиционеру в живот. Тот застонал и, стукнувшись о бок УАЗика, сполз на мокрый асфальт, жадно хватая открытым ртом как рыба воздух.

– Держи, – Граф протянул своему напарнику мешок с деньгами, – и шуруй отсюда.

– А ты? – парень шмыгнул носом и со страхом посмотрел в сторону приближающейся со стороны главной дороги черной «Волги» с мигалкой на крыше.

– Нормально все будет, – Граф улыбнулся, – давай, вали, Капитон, – он толкнул парня в плечо, и тот, не оборачиваясь, вместе с мешком залез в серый «Москвич». Движок машины заурчал и «Москвич», чихнув из глушителя выхлопным газами, стартонул с места вооруженного разбоя.

Граф улыбнулся, щелкнул предохранителем автомата и посмотрел на лежавших на асфальте милиционеров. Резкая очередь ударила по колесам «Волги». Машина завизжала тормозами, закружилась на мокрой дороге и, не сумев зацепиться простреленными скатами за асфальт, с размаху врезалась в автобусную остановку, разогнав на ней нескольких пассажиров. Водитель «Волги» уткнулся головой в руль, а сидящий рядом с ним вывалился из машины с окровавленным лицом.

Где-то в конце улицы раздался напуганный женский крик. Буквально через секунду его сменили несколько милицейских сирен. Граф рванул в подворотню, зашвырнул в открытый канализационный люк автомат и обрез и сдернул с головы кепку.

Осмотревшись по сторонам, он исчез в арке дома, ведущей в проходной двор. Попетляв среди невысоких домов, он выскочил к деревянному забору возле стройки и, уже запрыгнув на него, увидел нескольких милиционеров, бегущих к нему. Сидя на заборе, Граф вытащил из-за пояса ТТ и несколько раз выстрели по преследователям. Милиционеры, прячась от пуль, попадали в желтую осеннюю траву. С головы одного из них соскочила фуражка. Другой выстрелил из табельного, но пуля почему-то врезалась в фонарный столб в двух метрах от забора. Граф улыбнулся и выстрелил в милиционера, заставив его еще сильнее вжаться в траву, а потом соскочил вниз.

Не сбавляя скорости, он перепрыгнул ямы и обломки кирпича на стройке, после чего выбежал на оживленную улицу и попытался смешаться с толпой людей. Но далеко ему уйти не удалось. Неизвестно откуда взявшийся крепкий парень, догнал его. Он заломал руки Графу за спину и толчком повалил его на асфальт. ТТ, вылетевший из кармана пальто, звякнул, и Граф, воткнувшись лицом в лужу, почувствовал во рту вкус грязной воды. На запястьях Графа металлом лязгнули наручники.

Запыхавшиеся милиционеры столпились вокруг задержанного.

– Ах ты сука, добегался, – один из них попытался пнуть Графа ногой в сапоге, но оперативник, задержавший его, остановил своего коллегу и повернулся ко второму тяжело дышащему милиционеру:

– Обыщи его.

Усатый сержант склонился над Графом и обстучал вначале карманы брюк, потом карманы пальто. Дойдя до груди Графа, он побарабанил по ней и расстегнул пуговицу пальто. Из внутреннего кармана на свет Божий он извлек красную книжицу.

– Я не понял, товарищ капитан, – сержант повернулся к оперу, – он что, наш?!

– Видимо, – опер раскрыл удостоверение, – старший лейтенант… Охренеть, – свободной рукой он почесал вспотевший лоб, – как так вышло-то? Ну-ка переверни его, – он посмотрел на старшину, который хотел пнуть Графа, – ты что, мент? – оперативник взглянул в наглые смеющиеся глаза задержанного.

– Нет, блядь, токарь, – рассмеялся Граф, – а ты чего подумал?

– Так ты же это… Пять сберкасс… За неделю, – откашлялся оперативник.

– Восемь, – Граф потянул руки, сцепленные за спиной наручниками, и усевшись на асфальт, сплюнул под ноги сержанту, – давай что ли наряд вызывай, – он поморщился, – а то чего сидеть-то? Все равно ничего не высидим.

1 глава - 9

Москва, следственный изолятор Лефортово, конец 1973 года.

– Ну что, – усатый следователь зажег лампу и уставился на Графа, – сам рассказывать будешь, или как?

– Вначале ты расскажи, – Граф улыбнулся, – что ты услышать хочешь?

– А ты прямо не знаешь, – следак облизал усы, – дурку отключи, Шереметьев, – ты же мент. Сам все понимаешь.

– Про сберкассы? – Граф на секунду задумался, – а вот что я тебе расскажу. В четырех из них хранились деньги так называемых цеховиков. В одной под видом зарплаты на «Большевичке» лежала оплата партии костюмов, пошитых в нерабочее время и проданных по спекулятивным ценам в Казахстан. Так… – Граф, звякнув наручниками, почесал затылок, – еще в одной были деньги ювелира Тишкова, который у магаданских старателей самородки скупает. Ну а еще в двух директоров гастрономов обслуживали, главного бухгалтера «Океана» и детей партработников, которые фарцой занимаются. Скажу вам так, деньги немалые были.

– Ты это, – остановил усатый Графа, – хорош Ваньку валять. Что там было – дело не твое. Зачем ты это взял? Это грабеж. Да еще и с применением оружия. Статью знаешь? Вот и посчитай, сколько тебе светит.

– А где оружие-то? И где грабеж? – Граф рассмеялся, – стволов ты никаких не нашел. По фотороботу вашему пол страны пересажать можно. Да и свидетели подвели тебя, товарищ следователь. Из восьми человек меня только двое опознало. Не очень хороший счет. Не в твою пользу.

– Слушай, Шереметьев, – следователь встал и закурил, – ты умный. Сам в системе работаешь. Но как вот тебе такое предложение – сейчас я уйду, а тебя в камеру к уголовникам засуну. Как ты думаешь, быстро ты разговоришься или нет?

– Совали уже, – раздался голос прапорщика внутренних войск, стоявшего у стены, – бестолку. Он там одного из сокамерников на воровстве у своих поймал и на полотенце на шконке подвесил. Так что ему среди урла почет один, – прапорщик сверкнул глазами на Графа, – бесполезно, товарищ следователь. Дубинкой его отходить по ребрам. Хотя, – прапор поморщился, – не будет говорить.

– Да, тяжелый ты случай, старший лейтенант Шереметьев. Значит чистосердечного у нас не будет, да? – следователь посмотрел на Графа, а тот отрицательно покачал головой, – ну тогда давай без протокола, – следователь отодвинул бумаги, – скажи, зачем ты сберкассы грабил? – усатый взглянул на прапорщика, – ну-ка, выйди отсюда.

– Без протокола, говоришь? – Граф позвенел наручниками на руках, – ну давай, попробуем. Скажи, сколько дел ты в год закрываешь просто так.

– Ну бывает, если начальство скажет, – тот пожал плечами, – с десяток. Может больше. Обстоятельства-то разные.

– Но ты же их ловит должен и сажать, – Граф посмотрел на следака.

– Должен, – кивнул тот, только на мое «должен» «отставить» сверху есть. Прихватишь кого-то не того и проблем потом не оберешься. Ты же не дурак, старлей, сам все понимаешь, – следак улыбнулся сквозь усы.

– Вот. Видишь, как? А мы с тобой присягу давали с преступностью бороться по мере сил и возможностей, – Граф усмехнулся, – силы-то у нас, может, есть, а возможностей мало, и мы ими не до конца пользуемся.

– Так это все здесь при чем? – удивился усатый, – ты е сберкассы грабил. Сам.

– Ты меня не понимаешь, – Граф покачал головой, – вот смотри, – Граф подтянул к себе лист бумаги и ручку, лежащую у следователя, и стал рисовать, – вот смотри. Цеховик эти деньги у народа и государства спер, отнес их в сберкассу – дома-то хранить опасно. И получается, государство деньги, у него же украденные, охраняет, – Граф нарисовал два кружка, – и это делаем мы с тобой. Но деньги у цеховика прийти и забрать мы не можем, потому, что нам сверху скажут – этого цеховика не трогать, – Граф перечеркнул кружки, – и что получается? Государство блюдет интересы вора. А вот если к нему придет другой вор, настоящий, тот, который в законе, он сядет. Это коррупция уже получается, когда государство с ворами заодно.

– Ты это… Шереметьев, остановись, – следователь покачал головой, – помимо грабежа сейчас политику себе еще пришьешь.

– Так мы же без протокола, – Граф улыбнулся и продолжил, – так вот смотри. Я не могу арестовать кого-то, если мне скажут нельзя, ты кого-то посадить. Получается, мы сами закон нарушаем? Так кто же нас тогда остановить может? Есть вообще такая сила?

– Совесть она называется, – перебил Графа усатый.

– С совестью ты долго не проживешь, – Граф покачал головой, – чем больше у тебя денег, тем меньше этой совести у тебя становится. Так что считай, если без протокола, – Граф снова улыбнулся, – я по совести поступил. Но закон нарушил. Совесть и закон – они вообще не совместимы, так же, как и деньги. А вот если бы были те, кто мог карать по совести и по справедливости, все по-другому бы было. Тогда бы закон нарушать боялись.

– Ну нет у нас карателей по совести, – остановил Графа усатый, – мы вон в режиме социалистической законности живем, и всех все устраивает. Это тебе не капитализм.

– А если он придет? – Граф просверлил следователя взглядом.

– Кто? – вытаращил глаза усатый, – капитализм? Ты это… Хорош. Прекращай, – он понизил голос, – может ты в чем-то и прав. И милиция, и воры – все обнаглели. Одни продаются, другие покупаются. Это только в кино красиво. В жизни все по-другому. Но капитализм? Только не в нашей стране. У нас революция была, гражданская, потом Отечественная. Ты что думаешь, у нас вся эта гниль западная прорастет и приживется, когда человек человеку волк? Ты еще скажи, с американцами и немцами подружимся и под их дудку плясать будем, – усатый поморщился, – не будет у нас, Шереметьев, никогда своих Аль Капоне и мафии. Воры в законе у нас есть, и то вымерли почти, а вот так чтобы рабочий человек взял в руки автомат и пошел заводы и фабрики грабить и себе отбирать – неее… Не будет такого, – следователь покачал головой.

1 глава - 10

Свердловская область. Колония строгого режима, 1974 год.

Граф выдернул из штабеля брёвен одно и, крякнув, потащил к противно визжащей циркулярной пиле.

– Ну чё, работаешь, красный? – усмехнулся один из подошедших к нему парней в черном ватнике с залихватски заломленной на затылке шапке, засунув руки в карманы отглаженных штанов, которые были заправлены в сапоги «гармошкой», – работает, смотрите! План гонит! – повернулся он к свои дружкам, – слушай, красный, а чего ты молчишь? Или тебе с людями взападло разговаривать?

– А он нас, Светофор, за людей не считает, – проскрипел самый высокий из парней, подкидывая на руке четки, вылепленные из хлеба, – он таких, как ты, братишка, пачками за шкирдак хватал и цугундер волок, да, Графиня? – хищно оскалился железными зубами амбал, – мы для него так-то по жизни мусор.

– Мусор он, – заржал Светофор, – по жизни мусор! Чего молчишь, красный? Язык что ли проглотил? Так давай дожевывай и с обществом пообщайся.

Граф, не обращая внимания, распилил бревно на доски и с грохотом швырнул их на пол цеха. Одна из досок, отскочив, шлепнулась под ноги светофору.

– Опачки, – тот хлопнул в ладоши и развел руками, – а Граф-то у нас не только тихушник, он у нас вон палками побросаться решил. Чё, Цыца, может мы ему пару палок кинем? – он посмотрел на амбала.

– Отойди, а то еще раз отскочет, – Граф вытащил из штабелей второе бревно.

– Оба-на! – Светофор хлопнул в ладоши, – так он еще фраеров честных и попугать решил. Кому отскочит, а, Графушка? Слушай, а чё ты Граф? – Светофор постарался перекричать воющую пилу, – а чё не Аграфена-то? Или Глафира?

– Не ебет, – Граф поднес бревно к пиле, и острые зубы с визгом вцепились в дерево.

– Чего не ебёт-то, а?

– Тебя не ебёт, – Граф презрительно посмотрел на парней в ватниках, – иди дальше моргай, Светофор, на свой перекресток. На мой не лезь.

– Вот это да! – амбал Цыца покачал головой, – а он еще и шутник у нас. Или у него борзометр зашкаливает?

– Слышьте, чего вам надо? – Граф швырнул доски на пол и стряхнул с рукавиц паль, – я вам не радио. Да и вы вроде не бухие. Чего, доебаться не до кого? Идите стороной, куда шли.

– А если мы к тебе поразговаривать шли, а, Граф? – Цыца перекинул на пальцах четки.

– А не о чем нам разговоры разговаривать, – Граф подтащил еще одно бревно и поднял его на руках.

– Ты это, не гоношись, – снова влез Светофор, – мы тебе по-нормальному, а ты человечий язык не понимаешь. Наш барак в отказе. Какого лешего ты на промку вышел? Выслуживаешься? Или тебе на то, что братва порешала, плевать?

– Да я вроде не ваш, – Граф стряхнул с бревна кору и воткнул его в пилораму, – а потом меня никто не предупреждал.

– Да кто ты такой, чтобы тебя предупреждать? – вылез еще один в черном ватнике, – ухи есть – значит слушать должен. Всегда на понятках должен быть. Без слов всё хавать, где шорох пошел. И базарить тебе ничего не надо.

– Так чего тогда со мной сейчас базлаешь? – повернулся к парню Граф, – сказал – я тебя услышал. Сейчас доделаю и в «жилку» пойду, когда смена закончится.

– Не, – покачал головой Цыца и убрал в карман ватника четки, – ты сейчас всё побросаешь и пойдешь. А еще и ответ держать будешь перед мужиками.

– Это с какого? – Граф подобрал в охапку распиленные доски и скинул их с пилорамы.

– А это с такого! Так общество решило, – сощурил узкие глаза Светофор.

– Какое общество? Шныри барачные? – Граф усмехнулся и выдернул еще одно бревно.

– А вот это ты зря, – Светофор согнулся пополам и вытащил из голенища сапожный нож с обмотанной черной изолентой ручкой, – базар-то свой обоснуешь или за балабола прокатишь?

– Да влёт, – улыбнулся Граф и с размаху ткнул бревном Светофора в подбородок.

– Э, ты чё? С пути сбился? – Цыца нацепил на руку самопальный, отлитый из пластин аккумулятора кастет.

– Это вы заплутали, ребятки, – Граф подкинул в руках бревно и прижался спиной к кирпичной стене цеха, – того. дня кто мужиков в бараке за себя припахал? А кто Егоровскую дачку себе присвоил? А не ты ли, Светофор, с кумом вчера возле столовки курил? На вас все мужики зуб точат, крысы барачные. Прав у вас нет таких. Никто вас не ставил за зоной смотреть. Сами что ли назначились? – Граф крепче сжал бревно и сверкнул глазами, – добровольцы что ли?

– Хлебало свое прикрой, – Светофор стер с губы кровь и вытер о ватник, – пока вор на зону не вошел, мы за ней смотрим. И будешь делать, что мы скажем. Понял?

– А не понял, – Граф улыбнулся, – это ты что, перед ворами подмигнуть решил, а Светофор? Ты же сявка. Чего так прогибаешься-то? Масть-то у тебя не та.

– Масть мы тебе сейчас поменяем. Был красным, станешь голубеньким, – проскрипел через железные зубы Цыца, – быстро тебя в петушиные лапки переобуем, Глафира.

– Давай, рискни, – глаза Графа зажглись стальным блеском.

Первым ударом дрына он сшиб худого зэка с оспинами на лице. Граф просто подсек ему ноги и с размаху зарядил ему бревном в лоб, когда тот плюхнулся на задницу. Вторым попал под раздачу Светофор. Бревно выбило из его рук нож, и он отлетел, звонко ударившись об стену. Когда светофор, пригнувшись, по-бычьему головой вниз, рванул на Графа, тот подцепил его бревном, с размаху ткнув в живот. Светофор словно споткнулся, выпрямился и тут же получил удар деревяшкой в челюсть сбоку. Не удержавшись, он свалился на пол, загремев досками. Еще один «ватник» подхватил доску с пола и бросился с ней наперевес в сторону Графа. Фехтовальщиком на бревнах он оказался плохим. Граф несколько раз ударил его своей дубиной по бокам, а потом с размаху переломал ей доску в руках урки. Тот удивленно уставился на обломок и пропустил мощный удар бревна сверху. Который вбил его шапку по самый нос. Из-под черного треуха потекла кровь, и парень, завизжав, как поросенок, схватился за разбитую голову. Граф снова обрушил на него бревно, и тот, подлетев в воздухе, свалился лицом в груду опилок, подняв облако сосновой пыли.

1 глава - 11

Свердловская область. Колония строгого режима, 1974 год.

– Здесь бригадир раньше обитал, – Граф, склонив голову, вошел в вагончик-бытовку на краю промзоны.

– Подвинулся, – рассмеялся Поп и повесил свою ушанку на вбитый в деревянную стенку гвоздь, – давай, располагайся, – Поп взял с полки завернутую в газету плитку спрессованного, как кирпич, чая. Отломив от нее кусок, он бросил его в закопченную кружку и, взяв с плитки чайник, налил в посудину кипятка, накрыв ее сверху томиком из полного собрания сочинения Ленина, – сейчас чифирнем, за жизнь побалакаем.

– Да я как-то не очень, – Граф присел на табуретку и снял с головы шапку, – зубы от него крошатся, да и по мотору бьет.

– Есть такой момент, – поп положил руку на том Ленина, – но без него родимого сидельцу никак. Думки дурные разгонит, людей сблизит, душу согреет. Привыкай, – он снял книгу с кружки и втянул ноздрями терпкий запах грузинского чая, – вышак. Точно не будешь? – Граф покачал головой, а Поп, обернув чашку вафельным полотенцем, уселся с ней на собранный на скору руку из сколоченных досок и сиденья от автобуса диван, – угощайся, – он залез в карман и бросил на стол пачку сигарет «Золотое руно».

– Да я и не курю, – улыбнулся Граф.

– Совсем правильный, – улыбнулся Поп, – я вообще этими тоже курилками не балуюсь. Так, потеха одна, – он вытащил из кармана пачку «Беломора», выцепил из нее пальцами-граблями папиросу и, постучав по столу, воткнул ее в рот. Щелкнув зажигалкой, сделанной из патрона, он затянулся и положил сигарету в гипсовую пепельницу, потом поднес кружку с чифирем ко рту и сделал глоток, – ляпотень, – он сделал еще глоток, поставил кружку на стол и снова взял дымящую папиросу, – с воли о тебе хорошо говорят, Граф. Корешок твой, Капитоша, так, человек в нашем деле-то небольшой, но слово имеет. Слышал я, что ты хоть и мент, братву грел и на общее взнос делал. Зачем тебе это надо было? – Поп прищурился.

– Положено так, – Граф улыбнулся.

– Это хорошо, что знаешь, как положено, – Поп кивнул, – только вот знаешь что, Граф, я тебе так скажу. Ты хорошим-то быть здесь не пытайся. Ты у ментов давно не свой, и нам тоже близким не станешь. Менту путь в блатные заказан. Мужики теперь тебе почет окажут. Светофора ты за дело наказал. Самовольство у «хозяина» не очень любят. За тебя люди на централе говорили, – Поп снова потянулся к кружке, – базарит, как мент, а на правилово, как честный фраер ставит – обоснованно. Чего ж ты в менты подался, если жизнью бродяжьей живешь? Кто ты такой вообще, Граф? – Поп сделал глоток и откинулся на спинку диванчика.

– Человек, – пожал плечами Граф.

– Это понятно, все мы люди, – Поп вернул кружку на стол, – только тебе бы вот сподручнее было кумовскую пляску плясать. А ты с бродягами-арестантами заодно. Хотя, чувствую, – Поп покачал головой, – тебе уклад наш чужой. Ты птица вольная.

– Тебе виднее, – Граф взял со стола печеньку и хрустнул ее белоснежными зубами, – просто, Поп, мы люди. Разные, но люди. Здесь твой закон за периметром, и я его не порушу.

– А где ж тогда твой закон? – Поп прищурился.

– Ты вор, – Граф улыбнулся, – воруешь, потом чалишься. Я граблю. Ты здесь дома, а я гость, причем временный.

– Бежать что ли собрался? – Поп снова потянулся к кружке.

– Это как получится, – Граф вздохнул, – а у меня получится. Сбегу туда, где мой закон.

– И где ж твой закон-то все-таки? – Поп подул на мутную жидкость в кружке и сделал глоток.

– Пока еще не знаю. Найду – тебе первому скажу.

1 глава - 12

Свердловская область. Колония строгого режима, весна 1975 год.

– Ну что там опять у тебя, Сухарев? – майор внутренних войск посмотрел на своего водителя, который шмыгал носом и гонял туда-сюда стартер «ЗИЛовского» автозака.

– Опять не заводится, Борис Фомич, – парень вздохнул, – глохнет, падла, как в горку и всё. Говорил я – менять надо! – парень махнул рукой.

– Приедем – поменяешь, – майор выдохнул перегаром и достал из кармана шинели пачку «Примы», – работать с тобой, Сухарев, как геморрой подорожником лечить. Уволю я тебя и посажу срочника за баранку. У него все работать будет, и зарплату ему платить не надо.

– Увольте, а, Борис Фомич, – парень посмотрел на майора, который чиркнув спичками, закурил вонючую сигаретину, – сделайте доброе дело, уважьте, пожалуйста. А то только обещаете.

– Ага, разогнал манду по кочкам! – майор затянулся, – рули давай и газуй. Мне срочник автозак раздолбает – какой с него спрос? Так что пока я здесь с этими, – майор кивнул в сторону кузова, – срок тяну, ты со мной, Сухарев, будешь. Чего там у тебя?

– Сдох аккумулятор, – парень вздохнул, – походу, подтолкнуть придется.

– Эй, Цыбин, – майор постучал по железному кузову за спиной, – давай, выводи урло, толкнуть бибику надо.

– Это… Не положено, – раздался голос из кузова.

– Цыбин, на то, что не положено, хрен положено. Выводи, я сказал, – майор тяжело вздохнул и, подняв полы шинели, выпрыгнул из автозака в снег, перемешанный с грязью, – так, заключенные, выпрыгиваем по одному и без глупостей. Давай, Цыбин, отпирай ворота, – майор посмотрел на низенького ефрейтора с болтающимся на красных погонах автоматом.

Граф выпрыгнул первым и, щурясь от яркого солнца, осмотрелся по сторонам. За ним из автозака под прицелом автомата Цыбина выпрыгнули Поп и его подельщик Калина. С другой стороны автозака подошел сержант и наставил на Графа автомат.

– Так, зэчары, – майор выкинул сигарету в сугроб, – сейчас подсобить надо, машину качнуть туда-назад, а потом с горки спихнуть. Так что к кабине идем и без глупостей.

– Слышь, начальник, а у самого что, силенек не хватает? – усмехнулся Калина, – вон, брюхом автозак толкни, момон-то у тебя знатный. От души нажрал.

– Так, разговорчики! – поправил портупею майор, – а то вас сейчас посреди леса возле ёлок шлепну и скажу, что сбегнуть хотели.

– Да ладно-ладно, – успокоил майора Поп, – пошутили мы.

– Шутники хреновы! Давайте, в колонну по одному и за мной. Цыбин, строй замыкай. Если кто чего вздумает – пали сразу.

Граф шагал, уставившись в спину переваливающегося впереди майора и вдруг увидел, что кобура на портупее открыта, и оттуда торчит рукоятка ПМа. Он понял, что это его шанс, их шанс обрести свободу. Нагнувшись, он толкнул майора плечом и, пока тот летел мордой в придорожный сугроб, Граф успел выхватить из кобуры пистолет и навести его на Цыбина:

– Ствол на землю, ефрейтор, или лоб зеленкой смажу, – процедил Граф, – и ты тоже, – он перевел ПМ на второго конвоира, – быстро давайте. У нас времени мало.

Цыбин бросил оружие сразу, выпустив его из рук в сугроб. Калина подобрал автомат и навел его на сержанта:

– Давай, шевелись, краснопузый, – Калина щелкнул предохранителем и ткнул стволом в сторону сержанта.

Тот посмотрел на уставившиеся в его сторону стволы и выпустил АК-47 из рук.

– Вы чё? – раздался из сугроба голос майора, – офонарели там?

Но Граф ударом ноги вернул его морду обратно в талый снег с грязью:

– Лежи, жиртрест, не дергайся там. Калина, – Граф посмотрел на высокого зэка, направившего автомат на лежащих в снегу конвойных, – давай, раздевай их.

– Распечатать что ли их решил? – заржал калина и ткнул автоматом в спину сержанта, – лапсердак свой красный скидай.

– Это ты чего удумал? – посмотрел на Графа Поп.

– Переодеваться будешь? – шмыгнул носом Граф, – вроде у майора твой размерчик.

– Ты что, сбрендил? – поморщился Поп, – чтобы я? В мусорское?

– Назад на зону хочешь? – Граф гневно посмотрел на Попа. Тот покачал головой, – тогда без вопроса, – он пнул майора ногой, – давай, раздевайся, чудо в перьях.

Переодевшись в форму сержанта, Граф подошел к кузову и, открыв дверь, выдернул оттуда водителя:

– Держи, – он огляделся по сторонам, чтобы никто не видел и протянул ему две свернутые в трубочку сотенные купюры, – и забудь про нас.

Парень кивнул.

– Слышь, Граф, куда этих? – услышал он голос Калины, переодевшегося в форму Цыбина с автоматом, висящим на шее.

– В кузов их, и закрой покрепче. И этого туда же, – он кивнул на водителя. И шмотье наше тоже закидай, – он повернулся к Попу в майорской форме, оглядывающему свои хромовые сапоги, – ну что, в пору?

– К прокурору, – Поп сплюнул, – что дальше делать будем?

– Давай, в машину залазьте, – скомандовал Граф, – сейчас до поселка доедем, автозак прихороним и в расход. В форме никто не тронет. Мусоров там нет. Патрулей тоже. В общем доедем, а дальше попрощаемся.

1 глава - 13

Автозак доехал до небольшого городка лесозаготовителей и охотников, спрятавшегося среди соснового бора за полчаса.

– Ну всё, – Граф первым выпрыгнул из машины, – оружие только с собой не таскайте. «Жэдэ»-станция там, – он кивнул головой туда, где заканчивались ели, – правее, если что, трасса. Там лесозаготовители на фурах на постой туда-сюда мотаются. В форме людей подбросят. У нас часа четыре есть, пока хватятся. До Свердловска тут километров сто пятьдесят, так что, думаю, потеряться успеем.

– Ну ты, Граф, красава, – улыбнулся Поп, – обстряпал всё, как в кино. Скажи, Калина? – тот кивнул, – может с нами? У нас человечки везде надежные есть. Отсидимся, а там…

– Не, – Граф покачал головой, – хороший ты человек, Поп, но пути-дорожки у нас разные. Говорил же тебе – ты вор, а я…

– И кто же ты все-таки? – Поп улыбнулся.

– Пока так и не понял, Поп, – Граф улыбнулся и протянул старому уголовнику руку.

– Ну смотри, – Поп задержал руку Графа в своей руке, – пока там определяться, кто ты, будешь, завсегда на нас можешь рассчитывать. А уж коли на зону попадешь, знай – тебе везде зеленый свет. Ты хоть и не наш… – Поп улыбнулся, – куда хоть собрался?

– В Москву, – Граф вытащил свою ладонь из «грабель» Попа с синими перстнями, – и это… спасибо, конечно, за свет зеленый, но я на зону больше не собираюсь.

– Как знаешь, – Поп посмотрел на Графа, – цифры запомни. Если в Москве проблемы будут, наберешь, скажешь, что от меня, и всё там порешается. Потопали, Калина, – он похлопал по плечу своего кореша, и они исчезли среди ёлок.

Граф вдохнул пахнущий соснами, свободой и весной воздух и потопал в сторону шоссе.

1 глава - 14

Мытищи. Московская область. Весна 1975 года.

– Граф? – Капитон распахнул дверь и застыл возле нее, – ты же это…

– Уже не это, – Граф втолкнул Капитона в комнату в Подмосковной коммуналке и огляделся по сторонам.

Смятая постель, дорогой чешский пиджак на спинке стула, стол, уставленный бутылками армянского коньяка и тарелки с подсохшей на бутербродах с черной икрой вперемешку с солеными огурцами и вареной картошкой. Тут же рядом с заполненной пепельницей лежала желтая пачка американского «Кэмэла» и коробка каких-то конфет. Граф уселся за стол и, сдвинув его содержимое на край, взял в руки стакан. Покрутив стакан под лампой с зеленым абажуром, он поморщился и, сняв со стула галстук, протер «граненный» и наполнил его до краев водкой из стоящей на столе бутылки. Залпом выпив содержимое стакана, Граф поморщился и, взяв с тарелки огурчик, захрустел им.

– Ну давай, рассказывай, Капитоша, – он посмотрел на друга.

– Чего рассказывать-то? – еще не отошедший с бодуна, взъерошенный Капитон пожал плечами.

– Как деньги мои усираешь, – Граф улыбнулся.

– Так я это… Граф, – Капитон занервничал и присел рядом, – так, чуть с твоего края взял. Сам понимаешь, пока отсиживался, подохерел малость, – Капитон взял со стола бутылку и сделал глоток прямо из горла, – а так-то все нормально, все в целости и сохранности. Все шестьдесят косых на месте, – Капитон поднялся и подошел к шкафу-горке. Покопавшись в верхнем отделении, он вытащил замусоленную серую наволочку и вернулся к Графу, положив ее посреди стола, – вот, шестьдесят косых, все сохранил.

– Восемьдесят было, Капитон, – Граф пристально посмотрел на друга.

– Так сказал же, поиздержался, прости, – жалко улыбнулся Капитон, – тут и так их у тебя целая куча.

– Куча, – согласился Граф и взял в руку вилку.

Капитон не успел понять, когда вилка воткнулась ему в горло. Глядя покруглевшими от страха глазами, он вцепился в нее и попытался вытащить, но Граф остановил его руку со словами:

– Не стоит. Кровью истечешь.

Граф взял наволочку с деньгами и положил себе на колени:

– Знаешь, Капитон, ворам в древние времена руку рубили, но ты не вор. Ты крыса, Капитоша. И для ваших и для нас. Ты слово мне дал, что деньги мои сохранишь, – Граф приблизил свое лицо к покрасневшему от страха и боли Капитону, – ты слова мне этим ртом давал. Я уйду – в больничку беги. Говорить ты уже никогда не будешь и слов кому-то давать. А вот жизнь тебе спасут, если бежать быстро будешь. Прощай, Капитон. Обо мне забудь лучше. Понял? – Граф посмотрел на побледневшего Капитона, кивающего головой, и вышел из комнаты.

Пройдя несколько кварталов в частном секторе Мытищ, он остановился около телефонной будки. Оглядевшись по сторонам, Граф зашел в нее и выудил из кармана двухкопеечную монету. Воткнув монету в приемник, он снял трубку и набрал номер:

– Да, алё, день добрый. Я Граф. Поп сказал, что я могу сюда обратиться.