Холодный Поцелуй Ночи

Пролог (23.02)

Пролог.

Азазель спал.

Спал долго. Он уже и сам забыл, что когда-то жил. Сны, сумбурные, часто сменяющие друг друга, стали для него пристанищем. Иногда ему снились скалы и реки. Иногда соратники. Иногда битвы и кровь, которую он проливал. Но, чаще других его преследовали кошмары. Страшные призраки прошлого не давали ему забыть ее лицо. Ее истерзанное тело в языках пламени. Ее крик, ее слезы и стук ее угасающего сердца. Такие кошмары, видения причиняли особую боль, заставляли почти истлевшую от времени плоть гореть огнем от пут, и в яростном крике рваться к ней, разрывая в реальности остатки кожи и ломая кости.

Так было долго, очень долго. Год за годом, век за веком. Шло время, а вместе с его бегом уходило и желание мести. Много позже ушло и желание выбраться из заточения. Память – слишком хрупкая вещь. Он уже не желал жить, а во многих снах жалел, что не может умереть. Смерть – стала благом, но никому из Богов не была нужна уничтоженная душа чудовища. Поэтому Азазель спал, позволяя памяти забыть о реальном мире, позволяя себе не думать. Равно до очередного кошмара, где раз за разом он будет умирать с ней.

Удивительно, но ему почти никогда не снились сны, где он бы мстил, где мир утопал в крови, потому что ее не стало. А потому, со временем, с помощью веков и артефактных оков и он забыл, что так было. Мир и правда утонул в крови и смертях, весь мир заплатил за то, что погибла она, и за то, что он не ушел вслед за ней. Когда-то он полагал, что в нем достаточно сил, чтобы выстоять против всего мира. Но, он ошибся. Его заковали, опутали непобедимыми путами, которым не страшно время и его дар. Ненависть и безумие утраты не позволили ему умереть, а оковы уже очень давно не позволяют жить.

Ему оставили лишь боль и сон, сон и боль от кошмаров. Но, время… Оно смывает все, забывается и боль. В редкие моменты, когда сновидения ослабевали, а чары ломали его тело, Азазель, почти проснувшись, почти открыв глаза, понимал, что все случившиеся было неизбежно. Он не мог потупить иначе, но и враги не могли сделать что-то большее, чем просто вечный сон. Если бы Боги дали ему второй шанс, поступил бы он иначе? Наверное, нет.

Хотя сейчас он знал, что боль потери унесло время. Он перегорел, как догорают угли в очаге. Больше в нем ничего не осталось, что могло бы ненавидеть и молить о смерти. Лишь память, которая никак не желала стирать ее образ, заставляла хоть что-то чувствовать. Но, несмотря на кошмары у Азазеля больше нет души, которая хотела бы мести, и хотела бы смертей. Нет того, что когда-то поглотило безумие и заставило убивать.

Теперь осталось только память, которая, впрочем, уже и сама стала подводить и путать разум. Сам он мог лишь сказать, что когда-то у него была жизнь. Когда-то он был лидером, и за его спиной были войска. Когда-то он устраивал балы в пышных залах с зеркалами. Когда-то он встретил ее – и полюбил, как могут любить лишь вампиры. Полюбил, теряя разум, растворяясь в ней без остатка, умирая и возрождаясь в ее объятьях каждую ночь. Когда-то он был счастлив. И когда-то все это закончилось в огне, с последним ударом ее сердца. Когда-то он стал причиной больших магических битв, потому что убивал сотнями, а может и тысячами. Когда-то в его дом пришли те, кто смог умереть на его могиле. Пришли те, кто смог его уложить в этот саркофаг и окутать землей. Да, они тоже погибли. Да, их хрипы и стоны первые пару лет заточения, точнее память о них, заставляли Азазеля счастливо скалиться во сне. Но, сейчас…

Сейчас он знал лишь то, что получил свое. Боги не могли допустить такого безумца, каким стал он. Они сделали все, чтобы он получил свое, а потом и они забыли про него. Боги лишили его посмертия, не дав не только встретиться с ней, но и не дав покоя. Он не заслуживал их милости ни в том, ни в другом. Они просто забыли про него, оставив в этой вечной грани между жизнью и смертью. Когда-то, это причиняло ему боль, а сейчас – не вызывало даже грустной улыбки на полуразрушенных губах.

Ему снился берег Обман-моря. Ему снились заснеженные горы его земли и острые, непокоренные скалы его побережья. Ему снился серый холодный песок пряжа в осеннюю пору и шум набегающих волн. Ему снились многие закаты и рассветы. И это приносило успокоение, почти радость, пока не приходили ее руки, которые обнимали со спины, которые касались его кожи и заставляли биться его мертвое сердце. Вампиры не живут до встречи со своими избранниками, а после их ухода не живут – все остальные.

Вот и сейчас ему снова снилась осень, холодная и промозглая. Мелкий дождь бил в лицо, а он шел по холодному песку, вдоль обрыва у его замка и любовался морем. Оно было таким же холодным и серым, как и небо, и никто кроме него не мог бы сказать, что может быть красивого в такой картине. Но, красота была. Красота надвигающегося шторма, холодного ветра и презрения волн ко всем живущим. Красота одиночества, красота тоски, грусти. Красота тревожного сна, потому что скоро выглянет луна – и море успокоится. Скоро закончится дождь – и песок станет ровным и гладким, как драконье стекло.

Внезапно, в размеренный шум волн вторгся странный резкий звук. Вампир остановился и непонимающе огляделся. Нет, он был один. Море, пляж и цепочка следов его сапог на песке. Звук повторился, будто где-то происходил обвал, но вокруг все тихо. Он один, скалы и небо. Откуда здесь может быть обвал? Азазель осмотрел скалы по правую руку, но они были все так же величественны и безмолвны, как и всегда, как и задолго до его прихода.

Глава 1 (23.02)

Глава 1

Дети учат взрослых людей не погружаться

в дело до конца и оставаться свободными.

(М.М.Пришвин)

~~~~~***~~~~~

Азазель почувствовал приближение другого архивампира, еще за несколько минут до того, как его конь приблизился к воротам поместья. Сила у юного лидера Титхэма была подвижная, как бурный горный поток, такое просто невозможно не ощутить.

Почувствовали ее и другие вампиры, поэтому в дверь кабинета уверенно, даже встревоженно постучали. Азазель улыбнулся.

- Да!

На пороге появился первый приближенный высший Азазеля. Молодой еще птенец, но подающий массу надежд. Полукровке от светлых эльфов и человека сильно не повезло с судьбой. Его пытали, пытались убить, неоднократно травили ядами, продавали в рабство, он воровал, был на адамантовых рудниках. В общем, вампир охотно поверил в искренность слов полуэльфа, когда молодой, едва разменявший сотню, мужчина попросил о смерти.

Бывший сир этого доминиона Титхэма любил риск, и часто практиковал запретную магию, а для нее всегда нужен сильный источник. Поэтому в подвалах поместья нашлось достаточно самых разных несчастных, почти трупов, чей дар и кровь выпивал высший вампир. Азазель на просьбу бывшего разумного в дальнем углу камеры только рассмеялся.

Обряд обращения прошел удачно – и теперь у Азазеля имелся весьма недурной собой, сообразительный и преданный до последний капли крови и души остроухий вампир.

- Милорд, - поклонился вампир.

- Да, Бэантриль, я тоже чувствую нашего милорда.

Высший скривился. Хоть он и был еще очень молод, но уже проявлял так свойственную всем птенцам опеку над создавшим. Ему, как, впрочем, и всем в этом доминионе, очень не нравилась мысль, что их архивампир принес клятву верности, а ведь он принес.

- Пойдем, не стоит заставлять нашего господина ждать, - Азазеля забавляла сама мысль, что теперь у него есть кто-то, кто может ему приказывать.

Это было совсем новым чувством. В чем-то даже приятным, и играть в подчинение ему тоже нравилось. На самом деле любая клятва на крови для любого архивампира действует лишь до той грани, когда этого желает сам вампир. И Азазель хорошо понимал, что верен юному лидеру ровно до той поры, пока архивампиреныш не переступает некой грани. Он, как молодой и еще совсем неопытный, конечно же, этого не знал, как и его птенцы.

Другой вопрос, что сам Азазель из всеми забытого и вычеркнутого рода архивампиров Даалер, не видел ничего страшного в том, чтобы служить сыну побратима. Его отца уже нет, но и у Азазеля нет, и уже не будет, потомков, а клятва перед Витавией властна и над темными расами.

- Лазарь Тит, мой господин! – Азазель склонился в немного старомодном, но изысканном и уважаемом поклоне вампиров, когда левая нога отведена чуть назад, а по-особенному сложенная ладонь правой руки, прикрывает сердце.

Юноша с острым, если не сказать, хищным лицом был строен, что только подчеркивалось длинной туникой.

«Копия отца в молодости! – с внутренним удовольствием, отметил Азазель.»

Хотя они оба были брюнетами, и оба высокими, но отличались друг от друга, как милорн и каменный дуб. У этого юноши горели сталью глаза, и лишь в центре зрачка алел уголек магии крови, тогда как у Азазеля уже очень давно покраснела радужка, а центр зрачка стал почти белым. Азазель был шире господина в плечах и выше на голову. Да и не таким бледным, хотя ему, глядя на приближающиеся сапоги, пришлось признать, что общие предки у рода Титов и рода Даалер все-таки имелись.

- Сир Даалер, прошу вас без церемоний, - спокойно попросил уже не юношеский голос, поднимаясь по светлым ступеням поместья.

Архивампир распрямился и поймал изучающий взгляд юнца.

«Боги Бездны, исчадья Тьмы, как он еще слаб! – с тоской подумал Азазель. – Хотя тебе, брат, было бы приятно узнать, что он все-таки выжил.»

Господин, король, милорд и еще множество и множество витиеватостей - Лазарь Тит, прибыл один на своем личном коне, без свиты, почти как бродяга. Для старого архивампира из всех титулов этого почти ребенка был важен лишь один: сын единственного побратима и друга, но кого волнуют бредни старого, почти свихнувшегося вампира? Азазель мог бы счесть его единоличный приезд в дальний доминион знаком доверия лично ему, да вот только он уже знал, что этот мальчишка всегда такой, даже не гнушается показывать крылья перед другими расами. Молодежь, как новая метла, что по-новому метет.

- Как вам будет угодно, господин Тит, - отозвался архивампир, и незаметным знаком, разрешая прочим слугам тоже распрямиться.

Тит с интересом оглядел новую свиту Азазеля. В его глазах даже промелькнуло что-то похожее на детское любопытство. Еще бы, не часто встретишь архивампира, лишенного всех своих птенцов. Это как увидеть изгнанного Высшего эльфа. Что ж среди его новых вампиров были и люди, и полукровки. За спинами вампиров притаились служанки из эльфиек, простые люди и гномы. Азазель, по сути, не стал ничего менять в жизни этого места, кроме того, что дал ему защиту. Все слуги, что служили в поместье, кроме, самых вороватых остались на своих местах.

Они прошли до кабинета Азазеля на третьем этаже. У этой комнаты имелся балкон и архивампир первым делом приказал перенести кабинет именно туда. Так и улетать проще, и наемным убийцам легче, а архивампир никогда не любил излишне усложнять жизнь своему обеду.

Тит устроился в хозяйском кресле, и сразу принялся за приготовленные ему бумаги. Азазелю дали три года на то, чтобы определить его способности, как вассала - и сейчас пришло время проверки проделанной работы. Сам Азазель умостился в кресле напротив, то есть кресле для гостей, а чаще всего тех, кому предстояло получить разнос.