Холодный расчет

Пролог

Когда-нибудь проклятая бессонница его доконает.

Рудольф тяжело вздохнул, вглядываясь в темные своды высокого потолка. Третий час ночи. А сна ни в одном глазу! И дело вовсе не в оглушающих раскатах неожиданного для начала сентября грома и не в ритмичном звуке дождя. Даже не в капризном плаче сына – Ромка уже третий час мирно спал в детской под присмотром одной из горничных.

Нет. Все дело в ненавистной бессоннице, которая мучила его долгие десять месяцев, с самого рождения наследника. Если бы она, как в далеком прошлом, проявлялась раз в несколько месяцев, Рудольф смирился бы и извлек из этого пользу. Но теперь бессонные ночи стали почти ежедневными пытками и сводили с ума.

Он повернулся на другой бок, все еще надеясь наконец погрузиться в блаженную дрему. Так прошел еще час, но мысли по-прежнему оставались раздражающе ясными, а тело напряженным. В конце концов ему надоело бороться. Он встал с постели, переоделся в повседневную одежду и отправился в кабинет, все же решив потратить остаток ночи с пользой.

Мрачный, холодный, совсем неуютный особняк достался ему после смерти отца. Когда-то давно, когда мама была жива, здесь бывало весело и тепло – Рудольф еще помнил пышные праздники, которые она устраивала в далеком детстве. Помнил картины, развешанные по стенам, словно в настоящем музее. Помнил причудливые высокие светильники с кружевными абажурами. Красивую и очень удобную дорогую мебель, которая теперь пылилась где-то на чердаке... Он также помнил, с каким остервенением отец, пытаясь справиться со своей болью после смерти мамы, приказал убитой горем домоправительнице избавится от всего, что напоминало бы ему о прежней жизни с любимой. Рудольф тогда был совсем ещё ребенком, и поздними ночами, вспоминая о маме, со страхом думал – не жалеет ли отец, что не может избавится и от него с такой же легкостью, как избавляется от вещей, что были ему так дороги?

К счастью, он ограничился лишь тем, что убрал все тепло и комфорт, который был при маме. Единственной слабостью отца стал мамин сад. Она сама основала его в год, когда их особняк наконец достроили и вложила в этот зелёный, пышно цветущий райский уголок большую часть своей души. Каждое дерево, каждый куст, каждый сорт цветов мама выбирала лично и сажала своими руками. Рудольф помнил, как в детстве помогал домоправительнице собирать для мамочки букеты благоухающих роз. Сад отец уничтожить так и не смог, и нанял садовника, а Рудольф после его смерти не стал ничего менять – любил это место и ценил то, что оно всё ещё живёт, дышит и напоминает ему о времени, которое больше не повторится.

Рудольф часто думал, что теперь, став хозяином дома, мог бы вернуть и атмосферу в доме, восстановив по крупицам из памяти, как все было раньше. Только вот за два минувших десятилетия он настолько привык к мрачности и холодности этого места, что уже не видел смысла ничего менять. Теперь его все устраивало, да и практичность Рудольф ценил куда больше уюта, а чистоту и порядок – больше тепла и атмосферности. А поэтому, как и при отце, во всем доме остался лишь минимум необходимой мебели, большая часть комнат была заперта и открывалась лишь для того, чтобы в них убрать. И только по детской комнате и его собственной спальне можно было понять, что здесь живут настоящие люди, а не экспонаты Пушкинского музея.

К счастью, особняк был не таким уж старым и пол в нем еще не скрипел. Алфёрову меньше всего хотелось потревожить покой слуг. В такой поздний час, особенно когда Рудольф был в столь отвратительном настроении, он не остался бы равнодушным и не проигнорировал бы нарушителей непреложных правил. Пусть он и был тут хозяином всего немногим больше года, но все равно злился от того, что некоторые отдельные личности из немногочисленного штата прислуги до сих пор очень уж туго усваивали правила и прокалывались на мелочах.

Мужчина вошел в кабинет, прошел мимо книжных стеллажей и с грустью улыбнулся стоявшим на полках книгам. Сел за стол, и, осмотревшись, кивнул, с удовлетворением выдохнув – два графина с вином и лимонной водой стояли на привычном месте. Рудольфу далеко не с первого раза удалось приучить глуповатых горничных следовать его привычкам, но эту им удалось запомнить и отточить до автоматизма почти сразу же. Если хоть один графин был бы пуст к его приходу... спокойный сон одной из них все же пришлось бы прервать, и тогда, после взбучки, нерадивая девчонка вряд ли смогла бы заснуть снова.

Рудольф налил в граненый стакан немного вина и отпил. Это помогло немного прийти в себя и отбросить глупые и бесполезные мысли о том, как сильно ему сейчас хотелось с кем-нибудь поговорить.

Поговорить с ней...

Вскоре кабинет осветил тусклый огонек настольной лампы, а после к шуму дождя добавился гул ноутбука и ритмичный стук клавиш. И только тогда почти все встало на свои места.

Так проходила почти каждая бессонная ночь Рудольфа Борисовича Алфёрова, известного в широких кругах писателя под псевдонимом Рудольф де Шелли. Его особняк стоял на берегу Финского озера, где мало кто мог потревожить покой его небольшой семьи.

Рудольф знал, что про его дом ходило немало слухов. Большая часть жителей элитного поселка могла поклясться, что в лихие девяностые здесь бесследно пропадали люди. Другие свято верили, что само место, где известный предприниматель Борис Алфёров, по прозвищу Винодел, велел построить особняк – проклято и лучше не подходить к нему близко. Рудольф смотрел на подобные глупости свысока и не обращал внимания на любопытных соседей, пока они не набирались смелости и не лезли к нему со своими докучливыми расспросами и длинными любопытными носами. Тогда он резко ставил их на место. Да и в целом, Рудольф был человеком необщительным и тем самым, приобрел репутацию не самого приятного соседа, на что ему тоже было плевать. Несмотря на действительно печальные воспоминания, он не стремился продать дом и обустроить новое семейное гнездо. Алфёрову было комфортнее в этих мрачных стенах среди призраков прошлого. Или ему так лишь казалось?..

Глава 1. Лера

Лера не помнила, как очутилась в постели.

Прошлым вечером, во время ужина, ливень внезапно забарабанил по стеклам с такой силой, словно пытался выбить их и затопить комнату. Яковлевой и без дождя было тоскливо. Ужин с братом и его матерью прошел на удивление мирно, но ни семейного уюта, ни какого-либо тепла в нем не было. Да Лера уже и перестала ожидать, что такое чудо вообще реально. Так что когда раздался внезапный оглушительный раскат грома, девушка решительно поднялась, убрала за собой посуду и поднялась в спальню. Нужно, наконец, избавиться от этой тяжести на сердце. И единственным способом справиться с накопившимися чувствами было в кои-то веки поддаться настроению и с головой погрузиться в болезненные воспоминания.

Яковлева надеялась, что однажды они перестанут терзать и отпустят ее. Самые болезненные раны давно зажили, образовав на сердце грубоватые уродливые шрамы, но ей казалось, стоит их легонько задеть и они вновь вскроются и будет так же больно, как прежде. И несмотря на то, что Лера несколько лет посещала психолога, избавиться от последствий той страшной авиакатастрофы, в которой погибли ее родители, до конца так и не удалось.

Ее мечта стать издателем рухнула в один момент. Из-за сильнейшего стресса девушка едва не завалила все экзамены и с поступлением в университет мечты пришлось попрощаться. Лишь поддержка брата помогла не сломаться окончательно, немного прийти в себя и решить, что делать дальше. Оценки в аттестате были идеальными и баллов, полученных за экзамены, было достаточно, чтобы поступить в педагогический институт на воспитателя. Параллельно с учебой Лера работала няней и зарабатывала достаточно, чтобы самостоятельно себя обеспечивать и не сидеть на шее брата и его матери.

Теперь, почти пять лет спустя, Лера могла без дрожи в голосе говорить о случившемся и вспоминала родителей без слез. Правда все еще не притрагивалась к книгам.

Многим это казалось глупостью, но для нее книги были порталом в лучшее время в жизни. В беззаботное детство. Да, Лера старалась открываться миру понемногу, с каждым днем у нее получалось все больше и больше, но то, что когда-то дарило больше всего чувств и эмоций, все так же оставалось за бортом. Яковлеву это не устраивало. Она пыталась найти в себе силы и побороть глупые страхи, но пока выходило плохо.

Проходя мимо книжного шкафа, Лера замерла и с робкой надеждой уставилась на полку с книгами любимого Рудольфа де Шелли. Все, на что ее хватило после переезда к брату – расставить их в хронологическом порядке. Открыть и прочесть хоть слово Яковлева даже не пыталась. Все еще свежи были воспоминания о том, как Гоша успокаивал ее добрый час, после прошлой попытки. Связь между книгами любимого автора и ее прошлым была настолько крепка, что даже сейчас Лера боялась этой связи. И казалось, что тем самым предает саму себя.

Девушка глубоко вздохнула и поднесла ладонь к одному из корешков. Хватит быть трусихой! Давно пора взять себя в руки, собрать по частям и жить дальше. Его творчества ужасно не хватало. И девушка понимала, что не сможет всегда бежать от ужасной правды. Книги де Шелли были частью ее сердца. Лера любила их больше, чем Гарри Поттера, а перечитывала так часто, что могла бы многое пересказать едва ли не наизусть. Первую книгу она прочла в виде рукописи прямо со стола отца и с тех самых пор не пропускала ни одной его работы. Девушка про себя звала его просто Рудольфом, считала своим другом и верила в то, что однажды они встретятся. Тогда Лера поделится тем, как сильно он повлиял на ее жизнь! Она была уверена в том, что де Шелли наполовину немец и даже учила язык, чтобы его впечатлить! А теперь боялась этой встречи, как огня, даже если это было невозможно. В последние годы она и книги-то покупать боялась.

“Ничего не случится, если я попробую. Просто достану, посмотрю на обложку, ничего больше,” – Яковлева напряженно сглотнула, но решительно взяла книгу с полки. Словно сорвала пластырь с больного пореза. Привычная текстура, гладкие буквы… Отец всегда доводил творения своих подопечных до идеала. Каждая мелочь была продумана и совершенна. Папа любил то, что делал и привил любовь к своей работе и дочери. С самого детства Лера проводила все свое время в издательстве, и с тех пор, как научилась понимать что к чему, мечтала пойти по стопам любимого папочки. Тоже хотела стать издателем, помогать папе с выпуском потрясающе красивых книг и дарить авторам любовь верных и преданных читателей. А теперь даже в издательство не заходила. Им вот уже несколько лет руководит ее любимый крестный, Андрей Романов, лучший друг отца. Когда-то они были деловыми партнерами, а теперь дядя Андрей пытался справиться со всем самостоятельно.

Девушка посмотрела на книгу в руках и испуганно сжалась. С обложки смотрели яркие зеленые глаза Юрия Левицкого, одного из главных персонажей истории. Лера покачала головой и бережно убрала книгу на полку.

“Когда-нибудь я попробую снова. Не буду трусить и прочитаю.” — выдохнула она и повернулась к книжному шкафу спиной. Решительно подошла к кровати, стянула с нее плед, взяла подушку и устроила на широком подоконнике уютное гнездышко. Дождь, казалось, только разыгрался, а ветер лишь усиливал эффект настоящей бури. Лере казалось, что примерно такая же буря воцарилась в тот момент и на ее душе.

— Лера, ну что ты все как маленькая к окну липнешь? — раздался резкий возглас Евгении Александровны. — Слазь с подоконника и задерни штору сейчас же! Что, хочешь несчастья на свою голову навлечь?!

Гошина мамочка обладала не самым приятным характером и имела дурацкую привычку заходить без приглашения. Сколько бы Лера не спорила, все бестолку. Евгения Александровна попросту игнорировала все резонные замечания. Яковлева, конечно, смирилась, однако жизнь в доме брата легче не стала. Находиться рядом с этой женщиной было невыносимо! Она постоянно находила повод напомнить о том, что папа бросил ее с маленьким Гошей из-за своей первой любви и, впоследствии родившейся Лерочки, выставляя все так, будто сама Лера и была виновницей случившегося.

Глава 2. Рудольф

«Господи, как же она меня зае...» – недовольные размышления Рудольфа о суете сует прервал стук в дверь. Мужчина собеседовал потенциальных нянь и первая же кандидатка вывела его из себя наигранно деревенским акцентом и попытками заигрывать! Алфёров невольно вспомнил, почему подбор персонала всегда доверялся Милене, однако от дела отступать не собирался. В конце концов, он хотел лично удостовериться, что Рома получит самый лучший уход и трепетное отношение. То, что могла бы дать ему мама, будь она рядом.

Предыдущая няня Ромы была полезна скорее функционально — присмотреть, убаюкать, накормить, не больше. Норма, женщина лет сорока филиппинского происхождения, справлялась с этими задачами безупречно, пока не заболела и не решила вернуться на родину. Рудольф отпускал ее с мыслью, что это даже к лучшему. Да, она была ласкова с малышом, могла и успокоить и занять, если нужно, но дать Роме что-то большее в будущем Норма не сможет. Роме нужна та, кто будет о нем заботиться и сможет стать ему другом и наставником.

— Да! — отозвался Рудольф. В кабинет заглянул Петр. Он работал в семье Алфёровых еще при жизни отца и был не только отличным водителем, но и первоклассным дворецким. Его внешность идеально подходила к образу жизни — Лаврентьев был статным мужчиной с широким разворотом плеч и одним взглядом мог осадить любого. Широкие кустистые брови, тонкие губы и нос с горбинкой, словно орлиный… Его образ мог бы привести в восторг, но строгая осанка и необычные светло-карие, почти желтые глаза заставляли тех, кто с ним сталкивался, испуганно опускать взгляд. Казалось, дворецкий без труда может заглянуть в места, где прячутся самые потаенные кошмары и при желании вытащить их наружу.

Петр Игнатьевич был единственным хорошим собеседником для Рудольфа в те минуты, когда это было необходимо. Лаврентьев знал своего молодого хозяина с рождения и всегда умело подбирал слова под его настроение, выражал свое личное мнение без утайки. Рудольф высоко ценил его прямолинейность и умение хранить тайны.

— Извините за беспокойство, Рудольф Борисович, — прозвучал в тишине мягкий и спокойный голос. — Пришла следующая кандидатка.

— Которая? — Мужчина устало потер переносицу. Он едва отделался от первой из приглашенных, а впереди было еще пятеро... Уже такое количество казалось Алфёрову сущей пыткой.

— Лилиана Рязанова, — коротко отрапортовал Петр.

– Ясно. Зови ее сюда.

«Так, пришла вовремя. Это уже неплохо…» – Алфёров взял в руки резюме с дополнительной информацией о Лилиане и бегло пробежался по нему глазами, чтобы освежить в памяти. Ее очевидным преимуществом было образование. Детская психология, плюс медицинские курсы. Помимо этого девушка имела опыт работы с проживанием в семье и, если верить рекомендации от той семьи, все было предельно гладко.

Когда на пороге кабинета появилась женщина в деловом костюме, Рудольф невольно вспомнил собственную няньку, приставленную к нему в восьмилетнем возрасте. Та женщина, которой Борис Алфёров доверил своего наследника больше двадцати лет назад, до сих пор вызывала у Рудольфа приступы тошноты от одного лишь воспоминания. Благо, она работала в их доме всего год, но ее деспотичность, чопорность и пристрастие к унижению окружающих навсегда отпечатались в памяти. Увы, как раз это не шло в плюс тридцатилетней Лилиане. Ее черные глаза ярко выделялись на смуглом лице, а волосы были убраны в аккуратный пучок. Рудольф не мог назвать эту даму красивой, но вполне счел приемлемой. Если не считать того, что она производила впечатление строгой училки.

— Здравствуйте,— голос Лилианы заставил мужчину напрячься еще сильнее. Прокуренный напрочь, низкий и неприятный. Рудольф нахмурился, отложил бумаги, покачал головой и сказал уверенно и жестко:

— Вы нам не подходите, можете идти.

Это было настолько резко и неожиданно, что у женщины задрожали губы, а в глазах, на первый взгляд строгих и невозмутимых, заблестели слезы.

— Могу я узнать, чем так...– попыталась было зацепиться за соломинку Лилиана, но Рудольф вновь прервал ее.

— Моему сыну нужна няня, которая будет петь колыбельные и много с ним разговаривать. Я не допущу, чтобы он ежедневно выслушивал такой прокуренный голос, будь у вас даже сотня других полезных навыков, — он махнул рукой на дверь, надеясь, что Рязанова поймет намек.

Лилиана хотела было что-то сказать, но в кабинет как раз вовремя вошел Петр и осторожно увел ее, чтобы не было беды. Конфронтация с хозяином редко заканчивалась хорошо для тех, кто нанимался к нему на работу.

«Как она вообще работает с детьми? ее же слушать невозможно дольше трех секунд!»— Рудольф посмотрел на часы и недовольно поморщился. До прихода следующей кандидатки образовалось окно в сорок минут, так что он вышел из кабинета и направился в детскую. — «Рома как раз должен скоро проснуться… Проверю, как он там.»

В комнате сына мужчина застал мирно дремлющую горничную, Риту. Эта девушка была для Рудольфа сущим наказанием. С одной стороны, она была единственной, разве что кроме Милены, кому он мог доверить сына, пока ищет достойную няню. Но с другой, Богданова неимоверно бесила его своим присутствием. Увы, с работой Рита справлялась неплохо, так что совесть не позволяла Алфёрову вышвырнуть девушку из дома без повода.

Рома не спал, но и не подавал голоса, разглядывая любимые игрушки. Рудольф равнодушно растолкал Богданову и недовольно посмотрел в ее заспанное лицо.

— Так ты смотришь за моим ребенком? Иди лучше сделай мне кофе и принеси его в кабинет. Без сахара, покрепче.

— Я ничего та...–- Рита потерла глаза большими пальцами и явно хотела огрызнуться, но вовремя заметила, что у Рудольфа сегодня совершенно не то настроение, чтобы легко отделаться за дерзость. Вместо этого, она лишь покачала головой, — хорошо, как скажете. Мне потом вернуться сюда или позвать Милену?

– Вернешься через полчаса. – Алфёров махнул рукой, уже не гладя на глупую прислугу. Теперь все его внимание было сосредоточено на Роме. Рита быстро покинула детскую, а Рудольф взял мальчика на руки и осторожно покачал, любуясь невольной улыбкой сына. Присутствие Ромы всегда успокаивало, даже в самые непростые минуты. Его голубые глазки, розовые щечки, милый смех...

Глава 3. Лера.

Ромка сквозь сон смешно причмокнул пухлыми губами и сморщил носик, заставив Леру устало улыбнуться:

— Сладких снов, малыш… — одними губами произнесла девушка, бережно накрыла его одеялом и медленными шагами отошла от кроватки, изо всех сил стараясь не шуметь. За остаток дня она действительно успела вымотаться. Во-первых, Рома устроил ей аж несколько истерик. Во время прогулки, потому что устал и захотел на ручки. После ужина, когда увидел Милену Александровну и захотел к ней. И последнюю и самую дикую — перед сном, после того, как Рудольф Борисович пожелал сыну спокойной ночи, распорядился, что Лере стоит сделать для комфортного сна Ромы и вышел из детской. В тот момент Яковлева решила, что ее голова скоро взорвется. Ромка колотил по кроватке руками, слезы текли по его лицу, скатываясь за воротник забавной пижамки, а уж кричал он как… ни одна сирена точно не могла бы с ним сравниться. К ее счастью, малыш был еще совсем крохой и довольно быстро отвлекался и пусть хитростью, но ей все три раза удавалось успокоить Рому до того, как плач достиг бы ушей его отца.

Девушка села в уютное кресло рядом с лампой. Еще днем она оставила там дорожную сумку, и теперь наклонилась к ней, как могла бесшумно расстегнула молнию и достала из внутреннего отсека смешной, но такой любимый блокнот на кольцах с единорогами на обложке. Его подарила мама за несколько месяцев до авиакатастрофы и Лера никогда с ним не расставалась. Повсюду носила с собой, стараясь писать обо всем, что тревожило ее за день. Когда листы заканчивались, она просто меняла их на новые. Ей хотелось привычно облачить все тревожащие мысли в слова, успокоиться и немного подумать.

Девушка окинула взглядом кроватку и задумчиво повертела в пальцах ручку, пытаясь понять, с чего стоит начать. День выдался богатым на эмоции, а она не хотела копить их в себе, но и рассказать о них никому не могла — контракт обязывал молчать почти обо всем, что происходит в доме. В конце концов, просидев так минут пятнадцать и решив, что дневник все равно кроме нее читать никто не будет, девушка открыла блокнот на пустой странице и начала писать:

"13 сентября 2020.

Ура, все получилось! Пока я на испытательном сроке, но если все выйдет и если а) я не сойду с ума от шилопопого сокровища, которое прямо сейчас посапывает в кроватке и б) если его отец не пригвоздит меня своим мрачным взглядом к полу — работа будет моей. Та самая работа, благодаря которой я смогу исполнить все свои мечты! Мало того, что поступлю наконец, так еще и смогу накопить денег на долю в папином издательстве! Я планировала это немного попозже, когда смогу набраться опыта, да и денег, но когда Рудольф Борисович сказал…"

Лера услышала тихий всхлип и сердце на мгновение замерло. Если малыш проснулся — пиши пропало, он ведь половину дома перебудит! Яковлева приподнялась в кресле, затаив дыхание, но не услышала ничего, кроме сладкого сопения мальчика.

— Кажется, пронесло… — едва слышно произнесла она, откинувшись на спинку кресла и устало прикрыв глаза. Нет, Рома, в отличие от многих ее подопечных был приятным мальчиком, вполне себе даже спокойным, ласковым, но его крик... такого требовательного крика Лера еще не слышала. Судя по всему, он привык этим диким воплем добиваться своих целей и, судя по всему, это хорошо работало. А теперь ей придется как-то это пережить, ибо других вариантов справиться с подобным попросту не существует.

Яковлева покачала головой, устроилась поудобнее и вернулась к записям:

"...что контракт будет на пять лет, я решила, что это отличная возможность отучиться (пусть на заочном, но отучиться!) и в это время откладывать зарплату на счет. Чтобы потом прийти к дяде Андрею и законно вернуть себе папино место. Он возражать не станет, и, надеюсь, даст мне несколько важных уроков, которые папа не успел преподать.

Что касается этого дома… мрачновато тут. Чувство, будто я оказалась в средневековом замке. Чисто, красиво, богато, но ужасно пусто. Весь дом словно пропитан одиночеством от фундамента до самой крыши и кажется, что самое банальное определение семейного уюта этому дому никогда не было знакомо.

Отсюда вопрос — где Ромина мама? Во время собеседования ее не было. Нигде нет никаких фотографий. Не помню, видела ли я обручальное кольцо у Рудольфа Борисовича, да и…”

Ее прервал тихий стук в дверь. Девушка напряглась, не подозревая, кто мог заглянуть в детскую в такой час, но отложила блокнот и подошла к двери, то и дело поглядывая на спящего младенца.

— Простите, если я вас отвлекла, — мягко произнесла Милена Александровна, как только Лера открыла дверь. Увидев перед собой добродушную домоправительницу, Яковлева тут же расслабилась. Литвинова понравилась ей еще в первую их встречу днем и было приятно увидеть хоть кого-то, кто позитивно настроен по отношению к ней.

— Все в порядке, — улыбнулась девушка и вышла в коридор, прикрыв за собой дверь. — Извините, что не пускаю внутрь, просто Рома только уснул, не хотелось бы…

— Я понимаю, — кивнула женщина и на ее губах появилась теплая улыбка. — Надеюсь, он не сильно капризничал, после того, как Рудольф Борисович ушел к себе? Он старается оставаться до тех пор, пока малыш не заснет, но у него не всегда получается. К тому же, у Ромы сейчас особенно повышена капризность — лезут зубки. Порой он даже по ночам просыпается…

Лера пожала плечами, мысленно отметив про себя эту особенность. То, что Алфёров заботливый отец ей очень импонировало. Ей редко попадались семьи, в которых мужчина так трепетно относился к своему ребенку.

— Мне удалось его отвлечь, так что все хорошо, — сказала девушка.

Литвинова кивнула и окинула Яковлеву долгим пронзительным взглядом. На удивление, у Леры не возникло неприятного морозного чувства, напротив, ей показалось, что Милена Александровна хочет о ней позаботиться.

— Вот и славно, — сказала женщина, неловко помялась на месте и коротко улыбнулась. — Надеюсь, что завтра я смогу показать вам дом. Вам нужно познакомиться с персоналом и понять, где что находиться, чтобы не путаться в пространстве.

Глава 4. Лера.

В пятницу, во время перерыва в детскую постучала Милена Александровна и велела срочно зайти к Алфёрову в кабинет. Лера так удивилась, что не сразу смогла сообразить, что от нее требуется.

— Он здесь? — спросила Яковлева, глядя на женщину, как баран на новые ворота. Если она что-то и успела усвоить за эту испытательную неделю, так это то, что Алфёров бывает дома реже, чем когда-то ее отец. А он тоже был человеком занятым.

— Сегодня Рудольф Борисович работает из дома. Ну же, иди скорее. Он не любит ждать, — домоправительница едва ли не вытолкала девушку из детской и лишь оказавшись в коридоре Лера, наконец, осознала, что все это значит.

Он принял решение.

Либо она останется, либо покинет дом сегодня же.

Ей казалось, что она сполна поняла некоторых английских королев, которым безвинно отрубали головы. Лера шла по коридору, словно на эшафот и пыталась представить, что ее ждет. Этот страх пронзал, как копье, смазанное ядом. Если ничего не выйдет, придется начинать все с нуля. А так жаль, ведь она успела привязаться к Ромке, изучить его привычки, даже почти научилась не обращать внимания на вой сирены, который он издавал во время капризного приступа!

В дверь она постучала в такт с биением сердца. Голос Алфёрова, велевшего ей войти, казался уставшим и девушка напряглась еще сильнее. Что если он уже занят поиском новых кандидатур, потому и остался сегодня дома?

— Милена Александровна сказала, что вы хотели меня видеть, — тихо сказала она, пытаясь по бесстрастному выражению его лица прочитать, насколько все плохо.

— Да, Валерия. Проходите, — Рудольф Борисович захлопнул крышку ноутбука, нетерпеливо налил из графина лимонной воды и выпил ее залпом. Казалось, что-то его беспокоит, но Лера даже боялась подумать, что именно. — Садитесь.

Яковлева села напротив и напряженно сжала ладони в замок.

— Я так понимаю…

— Как прошла ваша первая рабочая неделя? — перебил мужчина, внимательно глядя прямо в глаза. Напряжение росло как на дрожжах и ей показалось, что дышать стало сложнее.

— Все хорошо, — ответила девушка, старательно держа спину ровно. Даже если он откажет… Нужно хотя бы выглядеть достойно.

— А как вам Рома? Что вы можете сказать о нем?

Лера ненадолго задумалась, прежде чем ответить.

— Мне нравится с ним работать. Не всегда это легко, признаю, но… он замечательный. Очень ласковый, очень активный и очень быстро всему учится. Мне кажется, что мы подружились.

— Рад, что так. Моему сыну вы, кажется, тоже нравитесь. Куда больше, чем прошлая его няня, — Рудольф Борисович кивнул, положил на стол руки сжатые в замок и перевел взгляд на них. — Так что испытательный срок вы прошли. Можете провести выходные здесь, если вам захочется или отправиться к себе домой.

— Спасибо,— она осторожно улыбнулась, не веря своему счастью. Она получила работу! Теперь жизнь встанет на свои места. Да и провести выходные в компании брата она была не прочь, тем более, помимо этого ей нужно было встретиться с подругами. — Я вернусь в воскресенье после второго сна Ромы, если вы не против.

— Не против, — Алферов посмотрел на нее своими холодными глазами-льдинками. Лера заметила, что под глазами у него залегли глубокие фиолетовые тени, словно он решил покосплеить панду.

“Похоже, не только у меня неделька выдалась насыщенной…”— подумала Яковлева, вставая и выходя из кабинета.

— Хороших вам выходных, Рудольф Борисович, — напоследок сказала она, обернувшись. Алфёров лишь кивнул, вновь открыв ноутбук.

Выходные Лера провела плодотворно. Дома ее пусть не встречали с фанфарами, но Гоша при встрече искренне улыбался и прижал сестру к себе так крепко, будто не видел целый год.

— Так значит ты скоро богатенький станешь, будешь братику помогать? — Гоша расплылся в довольной улыбке, отпустив ее из объятий и потрепав по волосам.

— Братик уже скоро вконец офанареет, — обворожительно улыбнулась Лера. — Братик не думает, что пора бы и самому работу найти?

— Братик вообще думать не хочет, — ядовито фыркнула Евгения Александровна, проходя из кухни в гостиную и даже не здороваясь. — Братик только ляжки тянуть умеет.

Гоша закатил глаза, а девушка едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.

— И вам доброго вечера, — дрожащим голосом сказала она, в ответ получив лишь пренебрежительный кивок. Лера посмотрела брату в глаза и глубоко вздохнула. Желание смеяться резко куда-то испарилось. — Между прочим, она права. С тех пор, как ты… — Яковлева постаралась ничем не показать, что поступок брата все еще задевает ее. — Продал долю в папином издательстве, ты даже и близко не подходил к слову “работа”.

— Лер, ты приехала, чтобы пилить меня вместе с маман или чтобы отдохнуть? Мне тут и одной язвы хватает с головой, — брат нахмурился. — Мне не пять, я сам со всем разберусь. Лучше расскажи, что там у тебя?

Они обсудили последние новости, немного вывели из себя маму–монстра и Лера, наконец, смогла немного выспаться. Наутро она приготовила фирменные блинчики с творожным сыром и лососем, они с Гошей посмотрели пару серий нового нашумевшего сериала, а потом Яковлева стала собираться на встречу с подругами.

— Может меня возьмешь? — нахально вертелся в дверях Гоша. — Мне твоя Верочка давно нравится. Красивая, и волосы у нее прикольные!

— Верочка давно занята, — ухмыльнулась Лера. — И ты это знаешь. К тому же, мои подруги приехали ко мне, а не к тебе, имей совесть.

— Кто бы говорил про совесть, — фыркнул он. — Лер, ну хоть с этой… Ульяной познакомь. Мне скучно тут одному.

— С “этой”, как ты выразился, точно знакомить не буду. С таким отношением ты ей только сердце разобьешь, а мне потом успокаивай? Спасибо, конечно, но мне и без этого весело.

— Злая ты, Лерка… Я вот тебя с Дэном знакомил, когда ты сказала, что он тебе понравился.

Девушка поморщилась.

— Это тот самый, который меня смазливой малолеткой назвал за то, что я не дала ему себя полапать?

Глава 5. Рудольф.

Середина октября навалилась на Ленинградскую область чередой ливней и гроз. Усыпляющая серость и вечная грязь под ногами стали неотъемлемой частью жизни для каждого, кто хоть иногда выглядывал на улицу. Увы, Рудольф сталкивался с этим настолько часто, что Влада едва успевала сдавать его костюмы в химчистку. Каждый день он уезжал через час после завтрака и возвращался за час до ужина. Все это время Алфёрову приходилось решать многочисленные вопросы с деловыми партнерами, что достались ему вместе с наследством от отца, с непутевыми подчиненными на производстве, с должниками, с арендаторами… Он подходил к каждому делу с педантичным вниманием, так что планирование подобных встреч, их реализация и получение результатов отнимали немало времени и сил.

Возвращаясь домой, Рудольф неизменно навещал сына. Рома всегда просыпался к этому времени, но даже если случалась осечка в графике, мужчина не упускал случая полюбоваться своим наследником. И, разумеется, он неизбежно сталкивался с его няней.

Поначалу Лера произвела на него приятное впечатление. Рудольф с удовольствием замечал, что девушка относится к Роме с должной заботой, старается быть пунктуальной и сдержанной. Ее исполнительность и внимание к деталям несомненно ему нравились – это был приятный глоток свежего воздуха в сравнении с теми идиотами, что окружали его на работе. Так что он не пожалел, что взял на работу столь юную девушку. Да, доверять ей полностью Рудольф пока не мог, но он и не считал это необходимым. Главное, чтобы Лера справлялась со своими обязанностями и не лезла в дела своего нанимателя. Разница в возрасте между ними была не столь велика, так что порой он даже задумывался о том, чтобы пообщаться с ней за ужином не только о ребенке. Рудольфу часто не хватало более простого общения, и он видел, что Лера, в целом, могла бы ему это дать. Без каких–либо обязательств, и уж тем более без особых чувств. Упаси боже, крутить романы с прислугой…

А потом случилась эта треклятая встреча в коридоре.

Рудольф был так зол на Яковлеву в тот момент! Мало того, что она нарушила одно из основных правил его дома, так еще и посмела скрыть от него болезнь Ромы! Первым порывом было уволить к чертям обнаглевшую няньку. Однако, когда он вызвал их семейного врача и убедился, что Рома вне опасности, он немного успокоился и понял, что увольнение ни к чему. Да, девчонка совершила ряд ошибок, но благодаря ее действиям Рома не разболелся сильнее. Так что он попросил Милену отправить девушку к Роме, как только та выйдет из комнаты, и удвоил ее оклад за этот месяц.

Он прекрасно понимал, что далеко не каждый человек согласится жить в подобных условиях, терпеть такое отношение. Рудольф привык жить по жестким правилам с раннего детства, и требовал от своего окружения столь же четкого соблюдения расписания. Так было спокойнее и проще. А когда неизбежно случались оказии вроде этой и Рудольф срывался, он поначалу возмещал моральный ущерб деньгами, а если подобное повторялось уже с целью наживы, то выгонял нерадивого подчиненного. В его понимании это было справедливо. Правила, которые Алфёров ввел в жизнь своего дома почти сразу после смерти отца, дарили спокойствие и простор для действий в ночное время. Он не любил, когда кто-то мешался под ногами или страдал от лишнего любопытства.

Когда эмоции улеглись окончательно, Рудольф заметил, что Лера достаточно умна и не пытается ни вызывать к себе жалость других слуг, ни манипулировать своей болью. На ее лице остался заметный след от удара, который Валерия очевидно пыталась скрыть, но однажды утром Алфёров наткнулся на него взглядом и ощутил неприятное чувство вины и омерзения по отношению к самому себе. А потом Милена рассказала ему о том, как девушка хотела вернуть деньги, посчитав, что он совершил ошибку, и ему это показалось… Милым? Нет. Скорее странным. Или непривычным. В любом случае, он снова взглянул на нее не как на идиотку, которую хотел бы выгнать, а на умного человека, с которым можно при случае поговорить.

Так что в тот день, когда на улице наконец впервые за эти недели выглянуло солнце, Рудольф нашел в своем расписании окно, чтобы погулять с сыном.

— Сегодня я присоединюсь к вам на вечерней прогулке, — сообщил он Лере за завтраком и заметил, что девушка напряглась и даже немного побледнела.

«Стоило ожидать. Девчонки не любят, когда их бьют,» — с горькой иронией подумал Алфёров, вновь испытывая липкое, неприятное чувство вины.

— Хорошо, Рудольф Борисович, — тихо ответила Яковлева, отводя взгляд от ребенка, — будут какие-то пожелания по поводу игрушек или?..

— Ничего особенного. Берите то, с чем Ромка любит играть, — он пожал плечами, — и оденьтесь потеплее, сегодня к вечеру обещают сильный ветер.

— Да, разумеется, — Лера вновь посмотрела на Рому, увлеченно рассасывающего любимую печеньку, и улыбнулась мальчику, — наелся, малыш?

— Тя! — он звонкого голоса сына на душе стало гораздо теплее. Он невольно засмотрелся, наблюдая, как девушка вытаскивает ребенка из кресла, как он играет ее светлыми локонами, как улыбается в ответ на ее улыбку…

«Интересно, будь она здесь… Смогла бы так? Глупый вопрос, конечно смогла бы!» – одернул он сам себя и отвел взгляд. Лера унесла малыша, и в столовой стало как–то пусто.

Рудольф допил свой утренний кофе и отправился по делам, коих сегодня, к счастью, было не так много. Этот короткий диалог за завтраком отчего-то не выходил из головы весь день. Алфёрову хотелось одновременно избежать прямого разговора о произошедшем, и в тоже время поскорее его пережить. Чтобы это неприятное чувство заглохло, чтобы он мог снова смотреть на Леру спокойно. Мужчина вернулся на полтора часа раньше обычного, и вместо того, чтобы привычно пойти к себе в кабинет работать, он отправился в детскую. Когда Рудольф бесшумно вошел, Лера не заметила его, вовсю хлопоча над ребенком.

— Сейчас с тобой оденемся, и пойдем к папе, представляешь? Сегодня попробуем походить вместе с папой, правда? — девушка обращалась к Роме с такой лаской и теплом в голосе, что Рудольф невольно улыбнулся. Он смотрел, как ловко Лера одевает малыша в костюмчик для прогулки, как тот заливается смехом от ее ласковых приемов с щекоткой.

Глава 6. Рита.

Особняк на берегу Финского озера был закрыт для лишних глаз и ушей задолго до того, как Рудольф вступил в свои законные права наследования. Рите было всего семь лет, когда она впервые переступила порог отцовского особняка. Девочка хорошо помнила, как мама привела ее за руку в это мрачное место и коротко сказала:

— Сегодня ты побудешь здесь со своим отцом, Рита. Веди себя достойно, не ругайся ни с кем. Я приду за тобой вечером, — тон матери был как всегда сдержан и спокоен, будто она долго репетировала эту фразу перед зеркалом. Никаких эмоций.

Рита попыталась было уцепиться за край платья любимой мамочки, но в этот момент из дома вышла женщина, на вид добродушная и по—настоящему спокойная.

— Добрый день, Наташа. Борис Аристархович просил передать, чтобы ты забрала девочку в семь, — сказала она и обратилась к Рите, — привет. Ты, должно быть, Рита? Меня зовут Милена. Я провожу тебя к папе.

Рита почувствовала, как мать отпускает ее и уходит, не удостоив ни словом, ни взглядом, и отчаянно обернулась ей вслед, но быстро поняла, что это бесполезно. И пошла следом за Миленой в дом, который даже спустя четырнадцать лет не смогла назвать родным.

Она никогда не злилась на мать за такое отношение. Девочка прекрасно усвоила с детства, что ее появление на свет было для Натальи и подарком судьбы, и проклятием. Ведь отец уже был связан семейными узами с другой женщиной, у него уже был по-настоящему желанный наследник. Их связь с Богдановой–старшей была результатом отчаянной попытки хозяина забыть о надвигающейся смерти любимой жены в объятиях другой женщины. Как бы это ни было тривиально, Наталья была няней в доме Алфёровых и влюбилась в своего начальника пылко, но безответно. Если бы не рождение дочери, Борис попросту забыл бы о ней, ведь он и так уволил Наталью сразу после “инцидента”. Так что Рита стала для матери связующей нитью с любимым мужчиной.

У этой связи была и обратная сторона. Борис, узнав о существовании дочери, не отказался от ответственности за нее. Алфёров обеспечил Риту всем необходимым — лучшие игрушки, хорошее жилье, частный детский сад, а после и школа. Но все это он дал под четким условием – никаких других мужчин в жизни Наташи больше не будет. Борис объяснял это тем, что не может позволить кому-то другому воспитывать его ребенка на его же деньги.

С того злосчастного дня Рита стала частой гостьей в поместье. Ее выходные с отцом чаще всего проходили либо уныло, либо взрывоопасно. Девочка бунтовала против него, ее бесило то, как он обращается с мамочкой, и как холодно смотрит на нее саму. Чаще всего ее маленькие восстания заканчивались плачевно. Сначала Рите доставалось от отца. Он был действительно строг, а порой даже жесток к нежеланной дочери, так что наказания не ограничивались лишением сладкого. Следом шло наказание от матери — и вот это для Риты было самым болезненным. Ведь она наказывала молчанием. В самые сложные моменты только Милена старалась относиться к ней с пониманием.

Что же случилось теперь, раз Рита стала горничной в доме единокровного старшего брата?

Этот вопрос она задавала себе каждое утро. Девушка просыпалась рано, почти одновременно с Ромой, шла завтракать, приводила себя в порядок, и начиналась рабочая смена. Дом огромный, а горничных, включая ее, всего трое. Так что Рита работала достаточно много, именно на ней лежала обязанность поддерживать порядок в гостевых комнатах и столовой. Иногда Рудольф доверял ей посидеть с Ромой, и это были самые приятные мгновения за неделю. Ее племянник был настоящим сокровищем, и Рите нравилось думать, что хотя бы он в этой сумасшедшей семейке вырастет добрым и открытым человеком.

Каждый день Богданова просыпалась с надеждой, что скоро все изменится. Она пришла в этот дом сразу после смерти отца, так как без него ей было некуда идти. Да, их отношения с братом нельзя было назвать теплыми, но ведь теперь они одни друг у друга. Единственные близкие люди, дети строгого отца, которого оба любили и ненавидели. Увы, Рудольф согласился сосуществовать с ней в одном доме только приняв ее на работу. На эту унизительную, тяжелую должность.

С появлением в доме новой няни встречи с Ромкой стали еще большей редкостью. Лера понравилась Рите. Поначалу. Милая такая, приятная девчушка, с которой приятно поболтать за обедом. А уж какие печеньки она готовит! Рита с удовольствием умяла целую тарелку, когда Яковлева впервые угостила их с девочками. Новое лицо приятно разбавило рутину этого треклятого дома, в котором ей так отчаянно хотелось ужиться. К тому же, Яковлева была смелой и живой, с ней было по-настоящему интересно и весело.

Но в одно прекрасное ноябрьское утро девушка заметила то, что стало для нее своего рода ударом.

— Валерия, я к вам зайду сегодня после того, как Рома уснет. Надо кое-что обсудить наедине.

Именно так Рудольф обратился к Лере в конце завтрака, когда Рита принялась убирать со стола грязную посуду. Богданова едва заметно бросила взгляд на брата. Его глаза, обычно такие колючие и злые, сейчас казались на удивление теплыми и даже... Взволнованными? Он что, испытывает симпатию к этой девочке? Подобная мысль была для Риты дикостью.

— Хорошо, Рудольф Борисович. Надеюсь, дело не в моей затее с прогулкой этим утром? Знаю, этого не было в расписании, но первый снег — это такое волшебное мгновение! Рома был в восторге. — Лера отвечала ему как всегда доброжелательно, но от цепкого взгляда Риты не ускользнула нежность, что теплилась в глазах няни.

— Я это заметил, и не собираюсь вас отчитывать. — Рудольф усмехнулся. Вот значит как. Обычно он за любое отхождение от графика отчитывал, даже если это была незначительная глупость, а тут! Его ребенка вывели на улицу до завтрака, на холод, позволили ловить снежинки с риском простуды, а он улыбается как идиот и даже не отчитывает!

«Ты не посмеешь. Нет, братец, даже не думай!» — Богданову охватили эмоции такой силы, что самой стало страшно. Рудольф ушел в свой кабинет, Лера с Ромой на прогулку, а Рита так и осталась в столовой, переваривая увиденное. Да нет. Нет. Рудольф не станет ввязываться в симпатию к прислуге, он же не идиот. Он столько лет третировал и унижал ее за роман матери с их отцом, а теперь сам... Нет, он точно не станет.

Глава 7. Лера.

Девушка закрыла дверь в детскую и прислонилась к ней спиной. Разговор с девочками не желал выходить из головы. Верить в Риткины слова отчаянно не хотелось. Неужели Богданова действительно считает, что Рудольф Борисович мог бы?.. Нет. Ну конечно же нет! У него может и есть странные привычки, но это же не значит, что он психопат. И уж точно он не убивал свою жену. Яковлева не хотела верить слухам.

Однако на сердце было неспокойно. Лера чувствовала неладное и поймала себя на мысли, что если не попытается узнать больше о том, что случилось Ромкиной мамой, то не сможет спокойно спать. И дело было не только в любопытстве. Ей было страшно. Больше всего на свете ее пугала неизвестность с того самого вечера, как она с тревогой ожидала новостей о родителях. А тут даже слуги, живущие в доме месяцами, толком ничего не знают!

Лера до боли прикусила губу. Рома еще сладко спал и она могла спокойно подумать. Что за эти месяцы она смогла узнать о семье Алфёровых? Почти ничего. О Борисе Алфёрове даже среди слуг ходили не самые приятные слухи, фраза, вскользь брошенная Ритой лишний раз показала ей отношение к отцу ее начальника. Пока старшие слуги не слышали, Лере успели наговорить многое и утверждение Богдановой стало лишь вишенкой на торте. В том, что Борис Аристархович был довольно жестоким человеком, Яковлева и сама со временем убедилась. Судя по тому, каким замкнутым и, по большей части, холодным вырос Рудольф Борисович, его отец должен был быть самым настоящим чудовищем. Яковлева так же убедилась, что Алфёров унаследовал винодельческий бизнес отца и теперь управляет им. И, что самое интересное, о самом Рудольфе все так же не было никакой информации. Ни слухов. Ни статей в интернете. А ведь он довольно завидный жених! Богатый и явно известный, пусть и в узких кругах. О таких пишут в гламурных журналах, за такими повсюду охотятся девчонки, такие то и дело встречаются в пафосных клубах. Только вот Рудольф Борисович таким не был. Казалось, он намеренно старался закрыться от всех. Не искал себе новую жену, избегал общения с прессой. Лера лично видела, как пару раз Петр Игнатьевич выпроваживал из дома журналистов, которым было назначено интервью и которые чем-то рассердили Алфёрова. А большинство он и вовсе не принимал. Неужели он так сильно любил свою жену? Но почему он такой скрытный?

"А что если он боится, что кто–то узнает его "страшную тайну"? Пронюхает о чем-то… Только вот о чем? Что он может скрывать?" – напряжённо думала Лера, сжимая пальцами телефон и кусая губы. Все новые и новые поиски хоть какой–нибудь информации не давали. Она не единожды вбивала в поисковую строку «Алфёров Рудольф Борисович», «Борис Алфёров» и адрес дома. Ничего. Кроме того, что она нашла в день собеседования.

По хорошему, ее не должно было это волновать. Лере должно было глубоко плевать на этот дом, на его прошлое и будущее, на всех его обитателей, включая самого Рудольфа Борисовича. Она должна думать только о Ромке и о своей работе, но... это внезапное и только нарастающее чувство паники, от которого Лера никак не могла отделаться, словно нашептывало ей на ухо: "дорогая, тебе стоит знать правду. Ты заслужила этого, ты ведь не хочешь жить под одной крышей с психопатом? Особенно, если он тебе нравится".

Последнюю мысль девушка нетерпеливо отогнала, сморшившись и потеряна виски. Но не признать того, что меньше всего на свете она не хотела ошибиться в нем Яковлева не могла. В последние несколько недель Лера то и дело ловила себя на мыслях о нем. И если раньше всеми силами пыталась от них избавится, то теперь, когда Рудольф Борисович стал относиться к ней гораздо спокойнее… теперь, когда они периодически перебрасывались ничего не значащими фразами о погоде или книге, которая была у него в руках за завтраком, ей было все сложнее отрицать, что он ей действительно нравится. А потому Лере ну очень не хотелось однажды проснуться и выяснить, что человек, в чьем доме она жила, с кем обменивалась мнениями на Агату Кристи, к которому по неведомой причине питала непривычную симпатию, на самом деле серийный убийца.

Лера бы пошла прямиком к Алфёрову и обо всем расспросила, если бы на собственном опыте не знала, как губительны бывают вспышки его гнева. Он ведь не станет разбираться. Даже не подумает ее выслушать. Лишь того, что она лезет не в свое дело ему будет достаточно, чтобы завестись с пол оборота,а уж если он не в настроении… Так что девушка решила не нарываться по пустякам, но и не терять времени даром. Вышла из комнаты и пошла прямиком к единственному человеку, кто мог бы ответить хотя бы на некоторые ее вопросы. Лера повернула в коридор, что вел к спальне Милены Александровны, однако случайно врезалась плечом в грудь вышедшего из-за угла Петра Игнатьевича.

— Ой... Простите, — испуганно затараторила девушка. – Я вас не сильно ударила? Не ожидала увидеть вас тут.

Мужчина тоже выглядел несколько растерянно. Растерянно! Человек, который пугал едва ли не всех слуг одним лишь своим угрюмым внешним видом, вечно суровым тоном и своими внезапными появлениями из ниоткуда. Человек, от одного вида которого поваренок Димка бледнел и предпочитал спрятаться за угол. Человек, которого та же Майя называла “желтоглазым демоном” с отсылкой к “Сверхъестественному” и жуткому персонажу из этого сериала, намекая на то, что он такой же жуткий. А теперь он стоял перед ней, смутившись, будто мальчишка, которого поймали за выкуриванием первой в жизни сигареты.

— Нет, Валерия. Не сильно, — сказал он, даже чуть покраснев! Лера с недоумением посмотрела на него, отчего он покраснел еще сильнее. — А ты куда так торопишься?

— Я ищу Милену Александровну. Вы ее не видели?

И тут она поняла, почему он так смущается. Видимо он и сам ждал ее! Ждал Милену, чтобы... что? Очевидно, пообщаться с ней наедине. Одно ей стало ясно, как день — Петр Игнатьевич явно не хотел, чтобы его на этом вот так поймали. Он как-то стушевался, опустил взгляд и еще больше стал напоминать ей нашкодившего мальчишку, а не взрослого, уважаемого мужчину. Дворецкий молчал так долго, что Лера не выдержала и заговорила первой:

Глава 8. Лера.

Дни вновь полетели своей чередой. Ромка рос не по дням, а по часам и к новогодним праздникам он уже не просто ходил уверенно, а бегал по огромному дому. Иногда Лере приходилось попотеть, чтобы успеть за шустрым малышом. Помимо этого мальчик активно учился говорить. На радость девушки, пару раз он вполне четко сказал «папа», и она успела записать это на видео. Правда потом Рома наотрез отказывался произносить слово полностью, ограничиваясь радостным «пааааа...» и Лера лишь тихо вздыхала. Но видео отцу мальчика отправила незамедлительно. Знала, что он обрадуется.

В начале декабря к Лере подошел Петр Игнатьевич и передал огромную коробку. Она не была украшена подарочной упаковкой, но была довольно объемной и увесистой. И предназначалась ей.

— Э… спасибо. Можете отнести это ко мне в комнату?

— Нет проблем, — кивнул Лаврентьев и они вместе пошли по коридору.

— А что там? – спросила девушка с интересом.

— Вот этого я не знаю, Лер. Рудольф Борисович с утра попросил передать тебе это, может для Ромы что-то, я не заглядывал, – он пожал плечами.

— Ах, да! Наверное это новые книги для Ромы, старые ему порядком надоели. Я недавно попросила Рудольфа Борисовича заказать, — радостно улыбнулась Яковлева, открывая ему дверь в свою комнату.

В коробке и правда были книги. Только вот то были вовсе не детские книжки с картинками, а книги Рудольфа де Шелли из цикла «Стертые имена». Того самого, что Лера так и не смогла прочитать из-за болезненных воспоминаний о родителях. Он был о судмедэксперте с милым именем Олег, который помогал своим коллегам расследовать самые запутанные дела. Это был единственный цикл писателя, все остальные его работы были либо рассказами, либо одиночными романами. Лера с осторожностью вытащила первую книгу и с трепетом коснулась переплета, погладила глянцевый корешок, провела пальчиком по суперобложке, с осторожностью пролистала страницы. Книги этого автора всегда были для нее особенными. Лера любила литературу всей душой, ценила как классику так и современных авторов, но вот Рудольф де Шелли был прямой тропинкой в ее детские воспоминания. И в пучину ее горя. Каждый раз когда она бралась за его книги с намерением их перечитать, она неизменно находила себя лежащей на полу, в слезах, что заставляли ее задыхаться от боли. Каждый. Чертов. Раз. Она всегда вспоминала своего отца и то, как он ругал ее за то, что она взялась читать первый роман де Шелли об охотниках на странном острове, которые никак не могли с него выбраться. В ее голове каждый раз звучал их диалог в тот самый день:

— Папочка, ты видел эту книгу? — дергала отца за рукав десятилетняя Лерочка со смешными косичками. Не знающая проблем, вечно улыбчивая и любопытная девочка. Отец тогда даже не удивился, что она взяла с его рабочего стола что–то почитать. Уже в который раз.

— Лера, сколько раз мне тебе говорить, что эти книги тебе еще слишком рано читать? — ворчал папа, пытаясь взять у нее рукопись, но девочка вцепилась в нее и крепко прижала к себе.

— Там так интересно! Представляешь, охотник пошел в лес чтобы найти там дичь на ужин, ну или какого-нибудь дикого зверя, а там...

Лера четко помнила, как папа едва не сел на пол от шока, когда услышал из ее детских уст, что было «там». Мужчина уже прочитал эту книгу, правда поверхностно, лишь чтобы ознакомится с сюжетом. Его не сильно зацепило. Девушка помнила, как он рассказывал, что некоторые моменты ему показались интересными, но сомнения в успехе этой истории не давали покоя. Чего–то не хватало, но он не мог понять, чего именно. Поэтому и отложил папку на стол, решив дать себе время подумать и уже почти было решил, что перечитывать ее не стоит, но то, что история зацепила его доченьку, придирчивую и избирательную в литературе не меньше, чем он сам, да еще и так сильно, папу тогда очень удивило. Ведь и сама она помнила как часто отбрасывала книги в сторону, не заканчивая их читать, потому что не находила ничего стоящего.

— Пап, ты же сделаешь мне копию, правда? Я хочу ее перечитать дома, – попросила девочка, сделав умилительное выражение лица. Она точно знала, что папочка ей не откажет, ведь он любит ее и точно захочет порадовать. Лерочка редко пользовалась этим оружием, но оно всегда действовало на него безотказно.

— Если ты скажешь, почему эта история тебе понравилась, — сказал он мягко, но строго. Лера помнила, как он всегда задавал ей этот вопрос в надежде услышать четкое и искреннее мнение. А если она говорила ему что-то невнятное — пиши пропало, книги было не видать до тех пор, пока она не придумает чего поинтереснее.

Но в этот раз ответ был незамедлительным:

— Несмотря на то, в какой ситуации оказались охотники, они вели себя как крутая команда. Как настоящие друзья. Не бросали друг друга в беде, помогали друг другу и, даже когда было совсем сложно, старались не отчаиваться. Они смелые. Я хочу быть как они!

Она помнила то, как он удивился. Как посерьезнел и задумался. Позже папа признавался ей, что многое упустил при первом прочтении, и благодаря ее подсказке решил дать этому роману еще один шанс.

С тех пор Лера и следила за творчеством Рудольфа де Шелли, читала каждую его работу, благо он издавался у ее папы и у нее был прямой, пусть и не совсем легальный доступ к рукописям. Лера даже как-то наивно написала для него письмо с пометками о том, как улучшить некоторые детали в новых рассказах, но она не знала его адреса, так что письмо не отправила, зато сказала папе о своих предложениях. И он обратился к редакторам и самому автору ради нее. Лера тогда не знала, как он это делает. Если бы знала, то сама бы все ему передавала, без посредников.

Но в последние три года, после того, что произошло с родителями, книги де Шелли стали запретной территорией. Местом, до которого было страшно дотрагиваться – вдруг снова заболит?

И этот неожиданный подарок был для нее своеобразным испытанием. Попробует прочитать — может вновь погрузиться в пучину боли. В конце концов, она пыталась пару месяцев назад, и что толку? А если не попробует... Ведь это был подарок. Самый настоящий и самый приятный подарок за долгое время. Подарок от него. Стоит ли снова лишать себя того, что когда–то было так дорого? Да и шутка ли, подарок от Алфёрова? Кому еще он на ее памяти хоть что-то дарил? А тут он по-настоящему постарался, приобрел для нее подарочное издание! Дорогущее, но очень красивое и качественное. Что если это было своеобразным предложением дружбы? Приятным предложением.

Глава 9. Рудольф

С того дня, как Лера впервые переступила порог его дома, прошло почти полгода. Суровая зима подходила к концу, унося с собой не только крепкие морозы, но и длинные ночи. Да, март не был намного теплее февраля, но в воздухе все равно ощущались грядущие перемены. Рудольфу казалось, что нечто похожее происходило и в его доме.

Поначалу, все казалось привычным и простым. Девушка, пусть и не без косяков, постепенно влилась в общий распорядок его дома, не переходила грани дозволенного. Он мог за целый день увидеть Леру всего два раза за трапезой, и это было вполне в порядке вещей. Но потом начались странности.

Это случилось после того, как Лера призналась, что любит его творчество? Или же в тот день, когда она устроила праздник для Ромы и буквально вдохнула жизнь в давно закостеневший в рутине дом? Рудольф сам не знал ответа на этот вопрос. Еще и Ритина истерика после дня рождения Ромы… Все это заставило мужчину задуматься о природе собственного отношения к няне малыша. Оно менялось, и эти изменения напрягали его. Остаток года Алфёров всячески избегал этого странного чувства самым прямым и действенным способом – завалил себя работой и общался с Лерой сугубо по делу. Так было гораздо проще игнорировать тот факт, что ему нравится общение с ней.

А потом пришло время новогодних праздников, и он не удержался от давно возникшей в его голове затеи – подарил ей те книги из его цикла, которые она не успела дочитать, и свежую рукопись с рассказами. Мужчина сознательно сделал это перед собственным днем рождения, глупо надеясь, что ее реакция станет для него подарком. Однако ее все не было и не было. И он злился. На нее, и на себя самого, за то, что вообще решился на подобный шаг. Однако за день до Нового года Лера вдруг заговорила с ним о его книгах. Пусть и с опозданием, но реакция девушки стоила столь длительного ожидания. Рудольф купался в лучах ее восхищения и радости, в глубине души тщеславно желая получить от нее еще больше восторга. На этом подъеме он пообещал, что будет ей первой давать на прочтение рукописи с продолжением основного цикла книг. После он крепко пожалел об этом, ведь теперь ему было ничтожно мало общения за трапезой. Хотелось еще. Обсуждать с ней литературу, слышать ее голос, ее мысли и рассуждения… И просто чувствовать ее присутствие.

Подобные мысли были для него чем–то запретным. Рудольф не выдавал их ничем – ни словом, ни взглядом. Он надеялся, что она никогда не заметит его отношение к ней, и в тоже время отчаянно желал, чтобы заметила. Эти бессмысленные эмоции так раздражали, что он все чаще вспоминал Риту и ее треклятую мать.

Много лет назад, когда Рудольфу было от силы лет шесть, его мама тяжело заболела. Елена была очень доброй и сильной женщиной, утонченной и красивой. Отец любил ее безумно, и когда болезнь сразила ее, сделал все, чтобы спасти свою жену. Рудольф помнил, сколько врачей пришлось принять в их, обычно закрытом для посторонних, доме, сколько поездок за границу и бессмысленных процедур пережила мама прежде, чем стало ясно – лечение ей не помогает. Срок был отмерен. В тот вечер, когда об этом сообщили Борису, он позвал сына к себе.

– Рудольф, я скажу это тебе в надежде, что ты будешь сильным, – его голос дрожал, но был как всегда резок и тих, – мама умирает. И спасти ее больше нельзя. Придется жить с этим, и, пока она с нами, скрасить ее последние дни. Нельзя показывать, как нам больно. Ты меня понял?

Мальчик знал, что при отце плакать себе дороже. Хотя в это мгновение ему отчаянно хотелось разреветься, как раненому зверю, хотелось кричать и умолять отца не оставлять попыток спасти ее жизнь, Рудольф все же сдержался и кивнул, глядя на Бориса прямо, как тот всегда учил его.

– Я понял. Что мне делать? – он представил, что ноги приклеились к полу, чтобы не рухнуть от навалившегося на его плечи горя.

– Будь с ней рядом, – Борис подошел ближе к сыну. А после сделал то, чего никогда не делал до, и никогда не сделает после этого тяжелого дня. Он крепко обнял ребенка, зарылся носом в его густые черные волосы. Рудольф навсегда запомнил эти крепкие объятия, окутанные ароматом дорогого вина и сигарет. Его строгий, порой жестокий и непоколебимый отец дрожал, как одинокий лист на ветру, и прижимал мальчика к себе так, словно в нем искал точку опоры. Больше Рудольф никогда его таким не видел.

– Иди, Рудольф. Побудь с ней сегодня, порадуй ее.

Мальчик вышел из кабинета в полном смятении. Его первым порывом было побежать к Наташе или Милене, спросить их совета и помощи, но он не смог свернуть с пути в комнату матери ни на шаг. Оказавшись у нужной двери, Рудольф робко постучал.

– Да, – слабый, но все еще такой красивый голос, отозвался на стук, и Алфёров–младший открыл двери, – Руди, малыш… Проходи, я рада, что ты уже освободился.

Женщина на кровати была бледна и болезненно худа. Ее красивые рыжие волосы, которые Руди так любил трогать в минуты объятий, сейчас были сбриты, отчего голова Елены напоминала яйцо. Рак не пожалел ее чудесную душу, растерзал тело, а лечение лишь добавило ей проблем со здоровьем. Большие зеленые глаза казались кукольными на фоне бледного лица.

Даже в таком состоянии ее улыбка была для него самой красивой. Рудольф подошел к постели матери и осторожно сел рядом.

– Мамочка… – его голос на мгновение предательски дрогнул.

Елена протянула руку и осторожно погладила сына по волосам.

– Родной мой, все хорошо. Расскажи лучше, как ты? Как учеба? Регина тебе помогает освоиться? – в голосе женщины скользнуло беспокойство.

– Да, все отлично. Если бы не она, я бы ни с кем не общался там, – честно признался Рудольф, стараясь говорить спокойно, – этот учебный центр неплохой, но я бы не стал ходить туда постоянно.

– Мой милый Руди. Не отвергай возможность завести друзей. Знаю, папа ждет от тебя многих свершений, но ты не должен забывать о собственных желаниях и чувствах, – Елена продолжала перебирать мягкие волосы сына.

– Я стараюсь, мама. Но это все ненадолго. Папа решил, что нам лучше получать образование на дому, там он только познакомил нас с учителями. Время лагеря пройдет, и мы снова будем дома постоянно, как раньше.

Глава 10. Лера

Рома так восторгался увиденной днем акулой, что Лера не могла не улыбаться в ответ на его светлую и беззаботную улыбку и горящие счастьем глаза. Пусть она и не понимала, почему Рудольф Борисович позвал вместо нее Майю. Пусть и ждала их весь день, пытаясь бороться с разрывающими ее чувствами. Пусть от скуки и желания как-то себя занять она напросилась Рите в помощь. Но когда малыш подарил ей плюшевую игрушку, девушка растаяла, забыв о гнетущем чувстве ненужности, что преследовало ее весь день. Поцеловав малыша в лобик, Лера поставила его на пол, чтобы хорошенько рассмотреть игрушку, которую, как она уже сейчас знала, позже отдаст в полное владения маленького сокровища. Акуленок ей понравился, такой темно-синий, очень мягкий и с большими плавниками. На одном из плавников был потайной кармашек, и ей показалось, что внутри есть что-то еще. Лера решила проверить это в детской и вновь перевела заинтересованный взгляд на мальчика и убедила его, что они будут играть в нее вместе.

Взгляд невольно метнулся на его отца. Рудольф Борисович выглядел ужасно уставшим, но казался довольным поездкой. Майя и вовсе сползла по стеночке, прикрыв глаза. Яковлева отложила акулу в сторону и помогла малышу раздеться.

— Ром, расскажи, какая она? Я никогда не видела настоящую акулу! — поинтересовалась девушка, стараясь больше не смотреть на его отца. Лера побаивалась, что лишь взглянув на него вновь испытает то непонятное чувство. Смесь разочарования, детской ревности и обиды из-за того, что вместо нее предпочли другую. Она сама себя ругала последними словами, но никак не могла понять, с чего это так неприятно? Ей дали выходной, она должна была быть этому рада!

— Босаааая! И у ее убы огоооомные!

— Он так впечатлился, что даже в машине не смог уснуть, так что сегодня должен лечь пораньше, — вставил Рудольф Борисович, подойдя к ним ближе.

— Как скажете, — кивнула она, все же посмотрев на него. Лера не могла понять, в какой момент его лицо стало таким знакомым и даже... Родным? Порой она думала, что без особого труда сможет описать его в мельчайших деталях, безошибочно передавая оттенок его глаз, цвет волос, длину щетины... И почему сейчас, когда он был так близко к ней, когда смотрел в ее глаза, улыбка появилась на ее лице сама по себе? С каких пор ее сердце переходило на галоп в его присутствии? С того самого момента, как она узнала, что он и есть Рудольф де Шелли? Или это все же началось гораздо раньше? На ее улыбку он ответил коротким кивком, и Лера, смутившись, перевела взгляд на мальчика. — Ром, ты ведь нарисуешь мне акулу перед сном, правда?

— Да! — он рассмеялся и потянул няню за собой в детскую. Пока она не успела уйти, мужчина на секунду схватил ее за руку, молча вложил в пальцы записку и удалился в свой кабинет. Лера удивлённо посмотрела ему вслед, но ничего не сказала. Незаметно от вымотавшейся Майи она спрятала листок в кармане просторной толстовки. Наверняка без разговоров о том, что было в поездке не обойдется, не хватало ещё глупых сплетен!

Вскоре они с мальчиком пришли в детскую. Ромка тут же увлеченно стал рисовать, а Лера развернула записку. Краткую, сухую, но написанную таким знакомым ей почерком, что сердце сжималось, а щеки покрывались густым румянцем:

“Рома решил, что хочет привезти вам из поездки подарок. Откройте кармашек.”

Лера сделала это незамедлительно. Сердце бешено колотилось о ребра, когда она достала милое украшение из янтаря с изящным цветком. К этому подарку никаких пояснений не было. Девушка удивлённо улыбнулась, а сердце стало биться со всей силы, отдавая набатом в ушах. Откуда-то он знал ее любимый камень. Может заметил, что она часто его носит? И выбрал подарок от себя... пусть и прикрывался тем, что все это было идеей сына. Может так и было, но Лере наивно хотелось верить в то, что для него это тоже что-то значило. Может быть ему хотелось отблагодарить ее за поддержку? А может быть...

Ей хотелось бы верить в то, что однажды ее неожиданно окрепшие чувства стали бы взаимными. Пусть перед подругами она это яро отрицала, но все же Лера мечтала о любви. Но постоянно одергивала себя. Понимала, что ничего у них быть не может. Никогда.

Ее пальчики чуть подрагивали от нетерпения, пока она застегивала цепочку на шее. Но когда она посмотрела на своего подопечного, увлеченного рисованием, ей хотелось расцеловать его, прижать к себе так крепко, как только могла. Маленький милый Ромка. Сколько же в нем любви и тепла?..

“Если бы твой папа хоть на мгновение почувствовал ко мне такую же безусловную любовь, какую чувствуешь ты... Возможно мне никогда не пришлось бы оставить тебя,” – подумала Лера с грустью. Мальчик посмотрел на нее и весело улыбнулся, заметив новое украшение и потянул к ней ладошки. Лера села к нему поближе, немного склонившись, давая мальчику потрогать гладкий камень. Глаза защипало от слез. Помимо Алфёрова ей уже несколько лет никто не делал таких искренних, добрых и внезапных подарков от чистого сердца. Брат всегда спрашивал у нее, чего она хочет, никогда не делал сюрпризов. А тут такое... Она не знала как реагировать. Не знала, как вести себя дальше. Одно дело книги, а тут…

— Солнце, а ты ведь сам выбрал этого акуленка, да? — спросила Яковлева у мальчика слегка хрипловатым голосом.

— Мете с папой! — мальчик гордо кивнул.

Лера ласково улыбнулась и неслышно всхлипнула, обняв малыша и поцеловав его в макушку.

— Спасибо, хороший мой. Ты даже не представляешь как ваш с папой подарок мне нравится,— прошептала она, погладив его по спинке. Слезы потекли по ее щекам, капая на темные волосы малыша. Девушка мелко дрожала всем телом, пытаясь успокоиться и не пугать Рому.

— Еа, ты патес? — мальчик почувствовал ее дрожь и посмотрел в лицо, — ну не пать!

Она шмыгнула носом, стирая слезы ладонями, и мягко улыбнулась ему.

— Я просто очень-очень счастлива. Но если ты меня поцелуешь, — она указала на щёчку, — я совсем не буду плакать.

Рома тут же поцеловал ее, крепко-крепко обнимая.