Jimmy Eat World - Hear You Me
ALONE WAY - Не верю людям (cover)
Егор Крид - Самая самая (acoustic)
Lawless, Britt Warner - Diminuendo
Nessa Barrett - PASSENGER PRINCESS
Рэки - Расскажи мне
Lizer - Не ангел
Keer - Пара граммов любви
Sleepy - Не мое
ПИКЧИ - Тем теплом (speed up)
ALEKSEEV - Навсегда
Macan - Останься образом
Miyagi & Andy Panda - Патрон
Мария.
Люди видят то, что хотят видеть. Они складывают мозаики из поверхностных деталей — и называют это правдой. Их правдой обо мне.
Для одних я — гонщица с идеальной репутацией. Сильная, хладнокровная, собранная. Та, что приходит на старт уверенной походкой, ловко застёгивает шлем, заводит мотор и исчезает в реве скорости, оставляя позади запах палёной резины и завистливые взгляды. Они думают, что я — машина, не человек. Красивое тело, точные реакции, никакой боли. Легенда, а не девочка.
Они любят говорить: «Ей всё даётся легко». Учёба? Отлично. Поведение? Безупречное. Внешность? Вроде бы и старается не выделяться — а всё равно первая.
Девчонка с идеальной спиной, прямой осанкой и тем самым взглядом — снисходительно-холодным. Такой взгляд не прощает ошибок. Такой взгляд не опустится до того, чтобы заговорить с кем-то ниже по статусу. По мнению окружающих — я надменная королева, идущая по школьным коридорам, как по красной дорожке. Любимица учителей, гордость лицея, взрослая не по возрасту.
Но есть и другие.
Те, кто знают меня как обычную девушку.
Те немногие, кто видели, как я с разбитой коленкой и сальной косой лезла на крышу заброшенного склада — просто потому что хотелось видеть звёзды. Те, кто слышали мой смех — не выверенный, не сдержанный, а громкий, искренний, почти детский.
С ними я могла быть без макияжа. Без идеальных фраз. Без легенды.
Но даже им я не открываю всё. Потому что если открыть — то кто-то обязательно предаст.
А я не переживу ещё одну трещину внутри.
Каждое утро я надеваю маску. Иногда — со вкусом дорогих духов и акцентом на безупречность. Иногда — с запахом жареной картошки и чужой формой официантки, которую никто не узнаёт.
Я — Мария.
Я — София.
Я — никто. И одновременно — слишком много для одного человека.
Я не верю в любовь. Не потому что это глупо. Просто мне нельзя верить в то, что может разрушить. Любовь — это слабость. А я слишком хорошо знаю, что слабыми быть опасно.
Мама умерла, подарив мне жизнь. Отец научил быть сильной — не словами, а тишиной, в которой мы живём. Он никогда не запрещал мне ничего, но я и сама знала — мне нельзя падать. Ни на дороге, ни в чувствах.
А потом появился он.
Случайный взгляд.
Улыбка, будто нарочно неидеальная.
Голос, в котором звучала весна, даже если на дворе был холод.
Он — не гонщик. Он вообще из другого мира.
Из тех, кто поёт о любви, будто это песня, а не яд.
Он был слишком ярким. Слишком громким. Слишком живым.
И я — слишком долго была мёртвой, чтобы не заметить.
Я не верила в любовь.
Но, кажется, любовь впервые поверила в меня.
***
Сергей.
Иногда кажется, что у меня есть всё.
Я просыпаюсь не от будильника, а от звонка менеджера. Еду не в школу, а в студию. Пою не в караоке, а на сцене. И не для друзей, а для тысяч.
Меня узнают на улицах, шепчутся за спиной, просят фото, автограф или просто прикоснуться. Папа говорит: «Ты — бренд». Мама поправляет: «Ты — сын, прежде всего». А я улыбаюсь. Потому что улыбаюсь всегда.
Улыбка — моя броня.
Шутка — мой щит.
Громкие песни — мой способ не слышать тишину внутри.
У меня есть песни, туры, контракты, фан-клуб. У меня нет… покоя.
Нет обычных разговоров, без намёков, без целей.
Нет настоящих людей рядом, которым всё равно, кто я и сколько у меня подписчиков.
Нет дома — только гостиницы, студии, гримёрки.
Нет чувств — только эмоции на камеру.
Нет любви — только мимолётные вспышки.
А потом появилась она.
Не такая, как все.
Она не хлопала глазами и не бросалась с просьбой сделать селфи.
Она смотрела на меня так, будто я — обычный парень в очереди за кофе.
Сначала я даже подумал: «Вот стерва». А потом понял — нет. Она просто не притворяется.
Она красивая. Без этого глянца, без фальши. Такая, будто вырезана из другого мира — настоящего.
Я почувствовал, как сердце делает глупый кульбит. И снова. И снова.
А ещё — впервые за долгое время захотел не просто флиртовать, а разобраться, понять.
Что у неё в голове? Почему такая холодная? Почему так быстро исчезает из поля зрения, будто боится остаться?
Она — как закрытая книга.
А я, чёрт возьми, хочу её читать.
Не потому, что она красивая.
Не потому, что недоступная.
А потому, что с ней я — не бренд.
Я — просто парень, который хочет быть рядом.
Говорят, любовь делает слабым.
Но я готов рискнуть.
Потому что, кажется, впервые в жизни мне действительно есть, что терять.
…Я, конечно, не святой.
Не буду притворяться, будто вёл монашеский образ жизни и страдал от одиночества в особняке на холме.
Нет, я кайфовал.
Поклонницы, гастроли, тусовки, лайки — я жил как хотел. И да, я чертовски хорош в этом.
Пока однажды не понял: всё это — как сахарная вата. Вроде много, ярко и сладко, а потом — пшик. И липкие пальцы.
До неё.
Сначала я подумал, что у неё проблемы со зрением. Ну, правда.
Я стою, красавчик такой, голос — бальзам для ушей, а она? Смотрит сквозь меня, будто я фантом или... стол.
Вот это поворот.
Впервые за долгое время кто-то не упал к моим ногам, не закричал: "Боже, это же СЕРГЕЙ ОСТАПЧУК!"
А просто... прошла мимо.
Ну что ж, подумал я, вызов принят.
Я люблю адреналин. На сцене, в жизни, и, как выяснилось, в любви.
А с ней — адреналина хватило бы на три клипа и ещё рекламу дезодоранта в придачу.
Она — как спортивная тачка: красивая, мощная, с характером, а в глаза смотришь — будто в зеркало на скорости 200.
И ты либо взлетаешь, либо разбиваешься.
И вот ведь штука —
Раньше я всегда выбирал лёгкий путь.
А сейчас хочу именно этот. Сложный, непредсказуемый, с преградами и сюрпризами.
Потому что она настоящая.
И рядом с ней я тоже настоящий.
Без света софитов, без автотюна, без сценария.
Сергей.
Утро пахло кофе. Горьким, как новости в интернете, и горячим, как я сам на обложке последнего журнала.
Я встал в девять. Хотя мог бы и в двенадцать. Но не встал бы — отец устроил бы личное землетрясение.
— Сергей, хватит валяться. Ты не рок-звезда, ты мой сын, — прозвучало из-за двери с нотками драматической угрозы.
О, как же я люблю своего продюсера. В смысле, отца.
Ванна, зубная щётка, взгляд в зеркало. Волосы чуть взъерошены — зачёт. Кончики осветлены — стильно. Глаза... Голубые. Чистые. Слишком, наверное.
Иногда я смотрел на себя и думал: а кто ты вообще такой, Серёжа Остапчук? Певец? Сын продюсера? Ходячий бренд с рекламой энергетика и сладкой улыбкой?
Ответ: все сразу. И ни один по-настоящему.
На кухне уже дымился омлет. Мама положила его на тарелку, улыбнулась устало.
— Опять всю ночь сочинял? — спросила она мягко.
Я пожал плечами.
— Скорее... вспоминал, зачем я это всё делаю.
— Ты же любишь музыку.
— Любил. До контрактов, съёмок, сценариев и миллионного “спой ещё раз тот трек с припевом про дождь”.
Звёздная жизнь — она как золото с китайского рынка. Блестит, пока не начнёшь тереться об реальность.
Я вышел на балкон. Снизу гудела улица. Город жил своей жизнью, и никто внизу даже не догадывался, что парень наверху, в пижаме и с кофейной кружкой в руках, ощущает себя чужим на собственной сцене.
Раньше всё было просто. Спел песню — кайфанул. Написал строчку — выдохнул.
А теперь — совещания, графики, фотосессии.
"Будь дерзким."
"Будь романтичным."
"Будь идеальным."
Только не будь собой, Серёжа. Это не продаётся.
На студию я приезжал в джинсах, худи и с лицом человека, которого будут пытаться рассмешить в течение часа. Не получилось.
Треки — один за другим, повтор за повтором. Где-то на двадцатой попытке я мысленно уехал. На море. В лес. В космос. Хоть куда.
Я устал. Не от работы. От фальши.
Я не мечтал стать знаменитым. Я просто хотел, чтобы кто-то слушал мои песни и чувствовал — вот, это про меня. Чтобы слова попадали прямо в сердце. А теперь я сам не знал, где у меня это сердце.
И вот в таком состоянии — между очередной репетицией и фотосессией, между автографами и очередным пустым вечером — я жил.
До неё.
Но это потом.
А пока — очередной звонок от Матвея:
— Бро, если не выйдешь вечером потусить, я официально объявляю тебя пенсионером.
— Я уже в халате, — ответил я, рассматривая пижаму.
— Отлично. Тогда снимай ее и иди жить.
Смех. Настоящий. Один из немногих.
Пока всё ещё был я.
Иногда я думаю, что жить в отеле проще, чем дома. Здесь всё стерильно, без запахов, без воспоминаний. Никаких семейных завтраков, разговоров про карьеру, ожиданий. Только белые простыни, приглушённый свет и график, расписанный ассистенткой по минутам.
Я сижу у окна, в белой футболке и спортивных штанах. За стеклом — где-то жизнь, где-то люди. А у меня — интервью в 12:00, фотосессия в 14:30, репетиция в 17:00. И где-то между этим — я сам, пытающийся понять, зачем всё это.
— Серёж, ты готов? — стучит Лариса, моя PR-менеджер. Женщина-броневик. Ни одна эмоция не пробивается через её корпоративный макияж.
— А можно я сегодня просто не буду «Сергей Остапчук»? — ворчу в ответ.
— Хочешь быть инкогнито? — усмехается она, заглядывая внутрь. — Не получится. Ты лицо бренда, детка. И ты это знал.
Я знал. Подписывал бумаги. Продавал себя по частям — с улыбкой, со сценой, с автографами. Меня любят. Миллионы девочек рыдают на моих концертах. Мама говорит: «Ты счастлив?» — А я улыбаюсь и киваю. Потому что правильный ответ — «да».
Но иногда я просыпаюсь ночью, весь в поту, от мыслей, что всё это — не про меня. Что я просто продукт. И что настоящего меня никто не знает.
Матвей — мой единственный друг. Он мог бы знать, если бы не был занят своей адреналиновой жизнью. Иногда я завидую ему. У него — грязь, шум мотора, синяки. У меня — мейкап и контракты.
Сегодня мне снятся гонки. Что странно. Я не фанат скорости. Но этот сон — про девушку за рулём. Темноволосая, с розовыми прядями. Она не смотрит на меня, даже не замечает. Только сжимает руль, и волосы развеваются, как флаг на ветру.
Странно. Наверное, мозг устал от однотипных клипов и начал придумывать сюжеты.
Скоро меня выдернут на свет, под камеру. Скажу дежурное «Я люблю своих слушателей». А потом — тишина. Один на один с собой.
И знаете, что самое страшное?
Я понятия не имею, кто я на самом деле. Только чувствую — чего-то не хватает. Или кого-то.
— Пять минут, — говорит Лариса, и закидывает на стул ещё одну рубашку. Белую. Как символ моего публичного лица.
Я киваю.
Смотрю на себя в зеркало. Лицо выспавшегося, успешного молодого человека. Ни синяков под глазами, ни надлома. Отлично, Остапчук, ты снова убедителен.
Меня усаживают в кресло, на фоне стены с мягкой подсветкой и логотипом какого-то интернет-журнала. Интервью онлайн, лайв, миллион зрителей. Я улыбаюсь ещё до того, как камера включается.
— Сергей, доброе утро! — бодро начинает девушка в костюме цвета кофе с молоком. Зовут её, вроде бы, Дана. Слишком яркая улыбка для утра.
— Доброе. — Улыбка — сто процентов, без скидок.
— Как вы себя чувствуете этим утром?
— Как человек, который встал в семь утра и ещё не пил кофе, но должен говорить красиво. — Я подмигиваю, и зал лайков в чате подтверждает: шутка зашла.
— Ваш новый сингл за сутки набрал больше миллиона прослушиваний. Что вы чувствуете, когда видите такие цифры?
— Чувствую, что мой бухгалтер будет счастлив.
Она смеётся. Я улыбаюсь. Всё по плану.
Вопросы льются один за другим:
О вдохновении. О творчестве. О том, с кем бы я хотел спеть дуэтом.
Каждый раз — заранее заготовленный ответ. Честно? Я даже не слушаю себя. Просто нажимаю на внутренние кнопки — «улыбка», «ирония», «глубокомысленный взгляд».
Люди обожают образ — не человека.
И я давно перестал путать эти две категории.
Мария.
Вам когда-нибудь было по-настоящему одиноко?
Не просто «я сегодня не с кем не говорила» —
а так, чтобы даже своё отражение казалось чужим.
Бывало страшно проживать один и тот же день снова и снова, словно заело плёнку?
Боялись, что вас увидят настоящими, без макияжа, без уверенности, без фальши?
А мне это всё — знакомо. До костей. До утренней тошноты.
Каждый день вот уже одиннадцать лет я играю.
Профессионально. Грамотно. Мастерски.
Меняю маски, как наряды.
В школе — идеал.
На треке — хищник.
На людях — образец.
А внутри? Только я и пустота.
Я будто бы смотрю на себя со стороны и думаю:
«Это не ты. Это — чья-то выдумка. Удобная. Безопасная».
Проблема у меня всегда была одна. И это — я сама.
После смерти мамы я перестала чувствовать.
Плакать было нельзя — рядом папа. Он и так разваливался по кускам.
Я слышала, как он по ночам говорил с её фотографией, как засыпал в кресле на кухне в одежде и со стаканом дешёвого виски.
Он работал сутками, лишь бы мне было что есть, куда пойти.
Но каждый его успех напоминал мне, чего у нас больше нет.
В тот самый вечер, когда он впервые не пришёл домой до рассвета,
я залезла на крышу нашего дома, посмотрела на пустое небо — и поняла:
мне нужно стать сильнее.
Сильнее мамы, сильнее папы, сильнее себя.
С тех пор я ушла в гонки.
Первые трассы — подворотни, старые автобазы, мосты.
Грязь, кровь, вспышки фар.
Потом появились деньги. Признание. И новое имя — Мария Лучникова, королева трека.
Я копила каждый выигрыш, откладывала в ящик,
где раньше хранились мамины бусы и мои детские рисунки.
Иногда помогала папе, но большую часть собирала втайне — для себя.
Когда мне исполнилось шестнадцать, я взяла всё, что заработала, и стала той, кем мечтали быть тысячи.
Сменила гардероб. Купила то, на что раньше даже смотреть боялась.
Окружила себя нужными людьми.
И главное — я купила её.
Audi RS5 2019 года.
Моя мечта. Моя душа.
Чёрная, как сожжённое письмо. Глянцевая, как зеркало, в которое ты боишься смотреть.
Салон пахнет кожей и амбициями. Руль — как продолжение руки.
Звук двигателя — как стук моего собственного сердца.
Когда я в неё сажусь, я забываю, кто я.
Я становлюсь машиной. Скоростью. Ревущим монстром с улыбкой на губах.
Я уезжаю от всего — от прошлого, от людей, от себя.
Mercedes-AMG GT, на которой я выхожу в официальные заезды, конечно, мощнее.
Но это просто инструмент.
А Audi — это моё дыхание. Моя слабость. Мой дом.
Прошло всего полгода — и вот я на пике.
Крутая тачка, стиль, выставки, интервью.
Я стала «той самой».
Идеальной.
Но только мне-то это всё надоело.
Каждое утро — как новый бой с самой собой.
Идеальная маска трескалась, а под ней — тоска.
Когда в очередной раз пересматривала Золушку,
я вдруг поймала себя на мысли —
а что если всё наоборот?
Что если вернуться назад?
Сбросить корону и стать кем-то простым?
Так появилась София Броцкая.
Фальшивые документы. Русый парик. Линзы. Форма официантки и жизнь в тихой, забытой богом забегаловке.
Я нашла друзей.
Научилась смеяться.
Разрешила себе чувствовать.
И вроде бы стало легче.
Но…
«Я запутался в себе, нету крыльев, ну а вдруг
Я без них смогу взлететь, моя тень — мой новый друг…»
Эти строки крутятся в голове.
Я не ангел.
И тень — действительно мой единственный друг.
«А что будет, когда я закрою глаза?
Будет свет или тьма, я не знаю…
Кто-нибудь вспомнит обо мне?»
Вот честно? Я не уверена.
Порой я стою у окна в забегаловке после смены,
вспоминаю трек, скорость, свою Audi —
и думаю: а если бы я тогда не выбрала стать другой?
Кто бы я была сейчас?
Я не знаю.
Софи — тоже не настоящая.
Это просто ещё одна маска. Более теплая. Более человечная.
Но всё равно — маска.
Иногда мне кажется, что настоящая я осталась где-то на обочине.
Та, что воровала черешню, залезала на крыши, писала стихи в тетрадку.
Та, у которой были чувства. Не просто ярость и боль.
Может, всё ещё можно вернуть?
Или я уже слишком далеко уехала от самой себя?
И вот каждое утро, когда дверь с тихим щелчком закрывается за отцом,
я остаюсь наедине с этим чертовым потолком,
освещённым серым светом раннего утра.
Он давит на меня. Как будто знает, как сильно мне не хочется открывать глаза.
Я лежу в тишине, будто в аквариуме,
где даже воздух звучит по-другому — глухо, отрешённо.
И каждый раз думаю:
почему жизнь такая тяжёлая?
Почему кто-то рождается с крыльями,
а я — без кожи?
Вот, взгляните на этого идеального Сергея Остапчука.
Известный певец. Любимец публики.
С детства — голос, как у ангела,
внешность, будто созданная по заказу.
Ходи, улыбайся, пой свои песни —
и миллионы сердец падают к твоим ногам.
У него всё будто с неба свалилось.
Без борьбы. Без потерь.
А я?
Я сражалась каждый чёртов день.
Чтобы быть кем-то. Чтобы быть замеченной.
Чтобы хоть раз почувствовать, что я — не пустое место.
С детства — тренировки, кровь из коленей,
загнанное сердце, исписанные тетради с маршрутами треков,
сон по три часа, вечные синяки под глазами.
Но я не жаловалась.
Я боролась.
Чтобы стать лучшими руками, ногами, голосом, духом.
Чтобы хоть кому-то быть нужна.
Я ненавидела эту жизнь.
Ненавидела её за то, что она забрала маму.
Мою звезду. Мой свет.
Чистого ангела с ясными глазами.
Глазами, которые теперь смотрят на меня с фотографий —
в коридоре, в спальне, в телефоне,
в самых больных снах,
где она зовёт меня тихо:
«Машенька...»
В школу я не пошла. Не могла. Даже если бы заставила себя встать, одеться, добраться до кабинета, — толку бы не было. Голова трещала, в груди всё саднило, а горло будто пережгло кипятком — от боли, от крика, который так и не вышел. Я просто набрала номер завуча, почти шепотом пробормотала, что заболела, и отключилась, не дождавшись ответа.
Лежала, не двигаясь, в своей комнате, в своём маленьком мирке, который сегодня казался таким незащищённым. Сквозь тонкие шторы пробивался мягкий утренний свет — тот, что кажется почти розовым. Он ложился на подушку, на край кровати, на тёплую кофту, брошенную на спинку стула. В воздухе стоял запах сирени. Её ветки росли прямо под моим окном, и каждую весну они цвели так ярко, как будто хотели доказать, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. К ним примешивался лёгкий аромат ландышей — их принесла бабушка в вазе неделю назад, и хоть цветы уже начали увядать, дух их всё ещё держался.
Где-то за окном смеялись дети. Чей-то голос — звонкий, хрипловатый, — выкрикнул что-то вроде «не смей подглядывать!». Кто-то хохотнул в ответ. И издалека — едва уловимый запах карамели, видимо, открыли ларёк у остановки, жарят вафли или греют сгущёнку.
Всё вокруг было живым, шумным, настоящим.
А я — как будто смотрела на всё сквозь стекло.
Телефон завибрировал. Негромко, но в этой тишине звук казался почти резким.
На экране: новое сообщение. Имя в мессенджере — просто «О.».
О.:
«Доброе утро, С. Надеюсь, утро у тебя действительно доброе.»
Я смотрела на экран и молчала.
А действительно ли оно доброе?
Мир за окном — да. Всё как всегда: тёплый май, шум улиц, экзамены почти позади, воздух будто наполнен летом. Даже вода в реке уже нагрелась настолько, что можно спокойно нырять. Но во мне — тишина. Слишком громкая, слишком острая.
Иногда я забывала, кто я.
Сегодня — я не Мария Лучникова. Ученица. Девочка, у которой были планы на жизнь, мечты, надежды.
Сегодня — я София Броцкая. Девчонка, которая хочет увидеть реальный мир. Которая работает в забегаловке у дороги, где пахнет жиром и кофе, где официантки знают в лицо каждого дальнобойщика. Где можно быть невидимой. Где не надо быть «хорошей девочкой».
Рабочая смена — восемь часов. Это немного. Обычно клиенты тянутся один за другим, никто не задерживается, не задаёт лишних вопросов. Можно спокойно стоять за стойкой, слушать музыку в одном ухе, мечтать о чём-то своём. А вечером — мои, настоящие вечера. Симка, Мишка, скрипящие велосипеды, дорожная пыль и старые заброшенные тропы.
Телефон снова вибрировал.
Новое сообщение, от Екатерины — но она у меня в контактах подписана как «Карась». Да, странно. Но так вышло.
Карась:
«Заезд завтра на окраине, ставки большие. Будешь?»
Глаза сразу вспыхнули.
Это было как вспышка адреналина — короткая, горячая, почти наркотическая. Эти заезды — не просто гонки. Это было моё. Моя вторая жизнь. Или, может, первая. Не та, где оценки, правила и расписание. А та, где я — за рулём, с ветром в волосах, с дрожью в пальцах от скорости.
Моя ласточка — Audi RS5 — давно скучала по трассе. Её нужно было выгулять, почувствовать, как под капотом оживает рёв, как тело сливается с сиденьем, как время исчезает, и остаётся только момент.
Я не колебалась.
Пальцы сами напечатали короткое:
Я:
«Буду.»
А потом я снова откинулась на подушку, прикрыла глаза и позволила себе выдохнуть. Завтра — будет драйв, свобода, скорость. А сегодня… Сегодня я просто позволю себе быть. Без обязанностей. Без ролей. Просто — Мария. Или София. Или кто-то между.
Главное, чтобы снова почувствовать, что я живая.
Пол под ногами был холодный, как всегда — будто равнодушный ко всем моим состояниям. Я шагнула из комнаты в кухню, натянуто зевнула и лениво потянулась вверх, чувствуя, как хрустит позвоночник. По пути почесала затылок и смахнула с шеи непослушную прядь. Всё это было как некая утренняя хореография — движение за движением, без особого смысла, просто чтобы не чувствовать пустоту.
Поставила чайник, и пока вода начинала лениво булькать внутри, вытащила из шкафчика баночку с кофе. Насыпала две щедрые ложки зернового, две ложки сахара — сладко, слишком, но я всегда так делала, будто этот сахар мог компенсировать горечь во рту и во мне.
Глядя, как тёмный порошок медленно растворяется в кружке, я задумалась о завтраке. В холодильнике было скромно, но уютно по-своему. Мы никогда не жили в роскоши — не было у нас красной икры, тонко нарезанного лосося, папайи или манго в красивых стеклянных коробках, как на картинках из инстаграма. Но были обычные, честные продукты: молоко, пара дешёвых яблок, кусок хлеба в пекарской бумаге, вареники, и, кажется, кусок сыра, который нужно съесть до завтрашнего дня.
Папа берёг мои деньги — те, что я ему давала после побед на ставках и заездах. Говорил: "Это твоё. Я просто храню, чтобы не потерялось." Так что в доме было немного, но достаточно. А я… я и не стремилась к глянцевой витрине жизни. Здесь, в этой скромной кухне с ободранной плиткой на фартуке, я чувствовала себя собой.
Я остановилась на своём любимом: пельмени с сыром и сметаной. Простое, но тёплое блюдо — как будто родом из детства, где всё было понятнее и чище.
Пока они варились в кастрюле, я сделала глоток свежесваренного кофе. Горячий, терпкий вкус моментально согрел изнутри, и я с привычной тоской взглянула на часы — три часа до начала смены. Вполне достаточно. Я успею прожить утро.
Включила старенькую колонку, которая издавала характерный треск при соединении с телефоном. Листая плейлист, наткнулась на группу SEREBRO. Папа говорил, что это была любимая группа мамы. И хоть я слышала эти песни десятки раз, именно сейчас, именно в это тёплое утро, мне захотелось её включить. Как будто это был способ прикоснуться к ней. Услышать её, почувствовать в себе её голос, её дыхание, её любовь.