Хорошая примета

Пролог

– Да где ее черти носят, у меня сейчас нос отвалится!

Облачко пара у лица Благи растаяло, оставляя на очках морозные искры.

Я поежилась:

– Может пробки.

– Ага, пробки. Опять, наверное, у зеркала проторчала. “Розовая или алая”, – пародировала подруга интонации княжны.

– Иди, если хочешь. Я автобус дождусь, брат с утра еле завелся, вдруг у них тоже машина сломалась.

Благана поджала губы и саркастично кивнула. Ну да, Ольгин отец скорее Сивку-бурку вещую каурку на прокат возьмет, чем свою царевну на автобусе отправит, но сейчас я готова поверить и в это.

— Пусть хоть на ступе летит, Кикимора ряженая…

Натянутый на лицо шарф задубел, и каждый приветственный кивок ледяными иглами впивался в щеки. Я скрючилась и рьяно пыталась засунуть руки по локоть в карманы, потому что варежки не спасали, а муфта не самый модный аксессуар в этом сезоне и пылится на верхней полке в шкафу. Наверняка моду придумывают люди, которые больше пяти метров по морозу не ходят. Вообще пора запретить задавать тренды на зиму!

Блага уже бормотала известные проклятия, чтобы не больно, но поучительно, когда из-за поворота вынырнул черный внедорожник “ТТТ”. Пританцовывая мы отошли от школьных ворот и нахохлились, уподобляясь снежным бабам на главном проспекте.

Дверь машины распахнулась, едва она успела затормозить в паре метров от нас:

– Благана! А ну заткнись! – заорала Ольга. – У меня уже голова зудит, не дай Влас опять перхоть будет, я тебя к Митяю приворожу!

– Ты лучше пунктуальность к себе приворожи! Время видела?

Ольга запахнула шубку из лисицы, брезгливо опустила свои красные сапожки на снег и засеменила к багажнику:

– Едренкина холодрыга… Ну задержалась, подумаешь! Вот, – вытащила она небольшую черную сумку. – Как договаривались.

Я взяла сумку и протянула взамен папку с тетрадями. Ольга крутанула головой и кому-то лучезарно улыбнулась, после чего махом заграбастала папку и сунула ее за пазуху.

– С вами приятно иметь дело, – подмигнула она мне и легкой поступью двинулась ко входу, тихо пошикивая.

Без шапки, без варежек, а идет по снегу, что по подиуму. Разницу между пухом старого гуся и мехом молодой плутовки я хорошо понимала, но что-то подсказывает, если бы мою куртку не дырявили мириадами обережных стежков, было бы теплее. Железобетонная логика: загнусь когда-нибудь от холода, но зато фиг кто меня до того момента сглазит.

Мы проводили взглядом княжескую паву и быстро двинулись следом. Наша одежда за время ожидания будто покрылась слоем льда и теперь тихо потрескивала.

– Познакомила на свою голову, – причитала Блага, ослабляя шарф.

В лицо ударил горячий воздух тепловентилятора, и мы за секунду переместились из морозилки в печку. Зимой все коридоры школы по обыкновению были заставлены горшками с цветами, которые переносили со внутреннего двора, и пахло здесь, как в оранжерее. Еще и факультатив Благаны внес свою лепту, заняв все верхние полки в раздевалках своими сухоцветами и пробирками.

— И куда вам столько, – говорила я глядя на ящики полные желудей, как взгляд зацепился за синее пятно на полу. – Это еще что такое?

Благана стащила с головы шапку, и курчавая золотая шевелюра рассветом укутала ее широкие плечи. Она подошла ближе и с любовью уставилась на питомцев класса “В”:

– Зимний пруд.

– Пруд, значит, – разглядывала я детский надувной бассейн, где плескались жабы. – И на кой? Помнится, прошлую зиму они неплохо и в банках пережили.

– Ну ты садюга, Мила. Жалко же!

– В банках жалко, а в котел, значит, не жалко? Думаешь, джакузи это их последнее желание?

— Это мое последнее желание! — захохотала подруга. — А они тут и плодятся хорошо, глянь, — ткнула она носом на стайку мальков. — Экзамены в следующем году.

— Вилочки и крючочки, — кивнула я.

— Именно.

Мы прошли к самым дальним шкафчикам, я огляделась, будто не все здесь еще в курсе моего плачевного положения, и стянула куртку. Новая рубашка к новому семестру с ожерельем оберегов на подоле, горловине и рукавах, свисала почти до пят, и был в ней всего один плюс: валенок только носы и торчали.

Благана даже не сдерживала смешки, оценивая мой винтажный наряд, испещренный алым шитьем вдоль и поперек, потому что похожа я была на бабу на самоваре:

— Ну а что, зато никакой синтетики, защита от сглаза, нечистой, кикимор, чароврат, а это что, — уставилась она на вышивку на груди. — Леля?

— Н-да…

— И зачем, скажи на милость, матушка впаяла тебе оберег обаяния и привлекательности на самое видное место?

— А ты как думаешь? Мне уже семнадцать, Блага.

– Точно-точно. Еще три года, и она запишет тебя в вековухи.

– Не слышу сожаления! – усмехнулась я.

– Не дождешься! – послала мне Блага воздушный поцелуй и принялась закатывать рукава. – Ну давай, показывай, чем нас на этот раз радуют модные дома, может чего велико будет.

Глава 1 Два года спустя

Рюкзак с методичками и тетрадями валялся в углу в грязной луже. Я сидела на подоконнике и молча наблюдала, как на брошенной рядом с ним зачетке расплывались отметки. “Зачет, зачет, отлично, зачет, отлично”, – теперь всего лишь чернильные пятна на белых разлинеенных страницах. Я прислонила голову к холодному окну и прикрыла глаза.

Когда мы приходим на этот свет, наша жизнь похожа на новенькую накрахмаленную скатерть. Сначала мы стараемся вышить на ней только самое нужное, переплетаем узоры и смыслы, надежды и опасения, а потом ставим поверх вишневый компот, жареные пирожки, кашу из лебеды, и понимаем – жизнь, это не узоры на скатерти. Это пятна на ней.

Если держать скатерть в чистоте, толку от нее будет, как от муфты, которая вот уже второй год греет полку в шкафу. Жизнь жить надо, не бояться пятен, разочаровываться, обижаться и прощать, злиться и радоваться. Все нужно принимать с одинаковой благодарностью, ведь если плохо сейчас, это для того чтобы потом не было еще хуже, — прописные истины, только что толку, когда применять их на практике не получается!

Я ожидала, что окончание первой сессии принесет как минимум облегчение, но вместо него на голову свалилась депрессия, от которой я теперь силилась избавиться под грустный бит, приглушенный свет и метель за окном.

Дверь в комнату медленно приоткрылась, и в проеме показалось нахмуренное лицо:

– Ноешь еще?

Я отвернулась к окну:

– Отвали.

Третьяк прошел в комнату и тихо прикрыл за собой дверь.

– Я бы отвалил, да у меня из рук все валится!

– Ну простите великодушно! Иди к Олегу жить, наша халупа обречена.

– Да еще чего. Ты сама там больше часа не выдерживаешь, а вчера еще Дашка пошла. Я в няньки не нанимался. И что с зачеткой? Святые боги, Милослава, возьми себя в руки.

– Плевать мне на зачетку, – мямлила я, разглядывая вихри снежинок под фонарями.

– Ну точно, поэтому ты тут сидишь и ноешь.

Треня начал усаживался на другом краю подоконника, теребя мою зачетку в руках.

– Только не говори, что пришел меня успокаивать.

– И не думал. Но перед мамой не мешало бы извиниться.

Я злобно глянула на брата, который наконец-то перестал ерзать, свесил одну ногу к батарее и устроил голову на откос. Шатенистый, сутулый, нос картошкой, – мамкин на миллион процентов, вот и выпендривается. Защитник!

– И не подумаю. Можно было меня хотя бы похвалить, – буркнула я, возвращая взгляд к окну.

– Не начинай Мила. Ты же знаешь, она всегда радуется твоим пятеркам.

– Как-то не заметно.

Кровать скрипнула, и комнату озарила молниеносная вспышка камеры.

Домовой бросил на перепуганных нас извиняющийся взгляд, и начал устраиваться на моем плюшевом Чудо-Юдо. Экран смартфона в его руках не гас, наверное, никогда, и это еще одна причина, по которой я изначально была обречена на пожизненный провал.

Никто из родных не признается, чья идея была подарить домовому новомодный гаджет, но тогда и подумать не могли, что он в блогеры подастся. Вся моя колыбельная жизнь стала достоянием общественности: ручки, ножки, глазки, “А вот Мила делает первые шаги; А вот Мила кашу ест; А вот Милослава купается!” Хештег «Мила-Славная-Мила» стал в нашем доме настоящим проклятьем.

В детстве я болела куда чаще, чем всем бы того хотелось, и никто не мог понять, что провоцирует эти недуги, пока однажды Олег не застукал Соседушку рядом с моей кроваткой. Тот сториз в свет так и не вышел, а мы наконец-то разобрались, откуда у меня то язвочка на ножке, то лысина, и почему обереги не спасают. Еще и мамины суеверия наложились, ведь если бы она так свято не верила, что всему миру есть дело до ее дочери, ни одна зараза бы ко мне не прилипла!

Сглазить маленького ребенка легко и без злого умысла, понятно, что Дедушка такой цели не преследовал, но когда тот канал удалили, и мои фотографии пропали из ленты, все прошло само собой. Все, кроме привычки обвешивать меня оберегами, из-за чего я до сих пор страдаю! Фотографирование членов семьи теперь под строжайшим запретом, но зато полстраны уже знает в этой квартире каждый угол и каждую семейную сплетню, потому что спустя десять лет Дедушка-Соседушка завел себе новый блог.

Мы с Треней уставились в окно, и ждали пока мохнатому наскучит слушать тишину и он свалит на кухню к плите, где себе такой дворец отгрохал, что Царевна Любава обзавидуется.

– И не выгонишь же… – шепнул брат.

Я уперлась лбом в стекло. Солнце уже зашло, снежинки сыпались на дорогу, пряча за белоснежным настилом трещины асфальта, и я вновь подумала о скатертях. На кровати валялось смятое полотно итоговой практической работы, которое не терпелось сжечь, ведь стелить такое на стол, все равно что дом проклясть. “Отлично” мне за нее скрепя сердце поставили, но по вздернутым бровям преподавателей было понятно, что чуют они в ней недобрые кощуны и без моих красных глаз. В пору за такую халтуру отправлять на пересдачу, но кто эту молодежь знает, может сердце очень не вовремя разбили.

За обереги нужно браться в тишине внешней и внутренней, душу вкладывать, а жизнь под сесии как-то не подстраивается, так что на первый раз мне дали поблажку. Концентрации и самоконтролю посвящено немало академических часов, ведь ты создаешь обереги не для себя, а значит и думать надо не о своей жизни, а о пользе для окружающих. Радует только, что дипломная работа не предусматривает шитье ковра. Этому учат в техникумах, наше дело контроль изделия, а с чутьем у меня все было отлично не зависимо от настроения.