Хороший и плохой

Глава 1

Предисловие

Каждой книге должно идти предисловие, хотя большинство людей его пропустят. В данной работе скрыто множество тайн, загадок и моментов, которые будут требовать от читателя внимания и понимание текста. Эта книга — не просто рассказ о событиях прошлого; это погружение в альтернативный мир, где каждое имя, каждое место и каждое событие переплетены в сложную паутину интриг и конфликтов.

В этом произведении вы будете исследовать тёмные уголки XVIII века, время, когда преступность и коррупция процветали, а моральные нормы были подвержены испытаниям. Здесь вы встретите персонажей, одержимых наживой и выживанием, которые готовы пойти на всё ради достижения своих целей. Их истории будут полны страсти, предательства и неожиданностей, которые заставят вас задуматься о природе человека и о том, что значит быть живым в мире, где закон и порядок часто оказываются на стороне сильнейших.

Историчность и жанр: Хотя сюжет разворачивается в альтернативном мире, вдохновлённом реальными событиями XVIII века, имена личностей, города и страны изменены, чтобы создать уникальную атмосферу. Это позволяет свободно исследовать и поднимать темы, которые могут быть слишком чувствительными или сложными в строгом историческом контексте.

Приготовьтесь к захватывающему путешествию в мир, где каждое решение может стать роковым, а каждое действие — следствием. Откройте для себя тайны, которые скрываются в тени, и узнайте, что значит выживать в мире, где преступники правят балом, а история — лишь фон для их амбициозных планов.

Хороший и плохой

Глава 1

Любители книг

«Долг газеты — печатать новости и поднимать скандалы»

Чикаго Таймс.

В одной из библиотек далёкого города, затерянного за пустынями и песчаными бурями, царила тишина.

Городок был крошечным, а его жители приветливы и доброжелательны, когда в городе появлялись редкие гости. Но были и исключения. Один человек, который выделялся своим всегда мрачным настроением. Это был молодой библиотекарь Рамрер. Сквозь стекла потертых очков он угрюмо смотрел вокруг. Причиной были его размышления о том, как жизнь привела его сюда. Пять лет на этой работе он считал настоящей каторгой. Полки с книгами давили на него, словно стены клетки. Рамрер устроился в библиотеку совсем не по своей прихоти, а по просьбе своих родителей, которые беспокоились о его будущем. Владелец библиотеки, пожилой морщинистый человек с усталыми, но добрыми глазами, в своей неизменной старой шляпе, всегда относился к юноше с теплотой, к тому же он понимал, что заменить своего единственного библиотекаря ему не кем, и ценил его работу. Все это лишь усиливало недовольство Рамрера , к которому примешивалось еще и чувство вины.

Рамрер провёл рукой по ветхой шершавой поверхности стола, невольно вздохнув.

— Не задерживайся допоздна, и не забудь закрыть паноптикум перед уходом — сказал старик, надев свою старинную шляпу «золотых времен», и вышел. Рамрер остался со своими мыслями один на один. Вспоминал, сколько лет прошло, как родители устроили его в эту библиотеку. А он все также пытается вырваться из этой клетки, найти то, «что… только ему по силам! Сделать великое открытие, или стать тем, кого будут бояться и обожать!» Рамрер мечтал о своем величии, грандиозных свершениях. Но когда дверь закрылась, он нахмурился и пробормотал: «Тоже мне работа… Я хочу большего! Хоть бы кто-нибудь сюда зашёл, уже было бы счастье…». Хозяин, не успевший выйти, невидимый юноше, услышал его горькие слова. Помедлил в дверях, но решил не донимать Рамрера.

Рамрер сел за хозяйский стол, зажёг свечу и открыл газету, недавно купленную хозяином. Боковым зрением он видел окна, за которыми начинала сгущаться тьма. Ветхие книжные полки, хранившие не столько книги, сколько книжную пыль, обшарпанные стены и затоптанный пол… «Богом забытое место. Застывшее, как остров посреди реки жизни. Пройдут сотни лет, а оно так и останется стоять и хранить великие книжные мысли под слоем пыли и времени.»

Вспомнив о газете, Рамрер погрузился в мир новостей.

Газета «Меркурий», 27 ноября 1778 года.

«В Отоне, столице Франкор, происходят частые столкновения патриотов и королевской власти. Король Людовик Август XVI молчит и не отвечает народу. Патриоты разгромили несколько иностранных лавок, под их горячую руку попадают мирные жители-иноземцы. О положении в городе говорит генеральный контролер финансов Мишель Шато де Мэ: «Обстановка, конечно, опасная, но это не повод позволять этим выскочкам так заявлять о себе! И мы будем пресекать любые действия, оскорбляющие величество короля, даже и через его подданных! Пока мы ведем священную войну против Бриттеля, как эти черви могут так с нами обходиться?» Активист и издатель газеты «Наши истории» Виктор Мари Гюго прокомментировал слова контролера: «Недалёкий и глупый, такие слова приходят в голову при имени Мишеля Шато де Мэ. Для этого «властителя казны» мы, господа, для него — „черви“! Всего напросто черви! Под суд таких господ! Под суд!»

Глава 2

Охотники на козлов

«Ничто не останется безнаказанным»

Сериал: «Меч»

Мелкие домики тесно обступали узкие улочки, в тени которых жила спасительная прохлада от палящего солнца. Жизнь кипела в этом темном лабиринте: глухой гортанный говор, детский смех, звон металла, но всё замирает и отступает прочь, если взглянуть в центр широкой песчаной улицы.

На грубо сколоченном деревянном помосте стоял хорошо одетый белый мужчина. Горделивая осанка и одежды выдавали в нем господина. Рядом с ним топтался худощавый человек с маленькой черной бородкой, в тюрбане. Поодаль, сбившись в тесную группу, стояли чернокожие рабы в кандалах. В прорехах одежды виднелись печати клейм. Никто из них не поднимал глаз. Они знали, что кто-то из них сегодня уйдёт, но не станет свободным.

Клеймами и шрамами от кнута на чернокожих телах была вырезана история страданий. Сначала их захватили, потом продали, избивали и пытали. Каждый из них знал, что идти некуда: дома сожжены, семьи убиты.

Господин-работорговец поднял руку и обратился к толпе:

– Сколько вы готовы предложить за этого раба? – его голос звучал зычно и властно, но язык оставался чуждым для толпы: «Эти рабы станут для вас надёжными телохранителями, готовыми отдать жизнь за своего хозяина, во имя Великого Бога!» — он указал рукой на рабов. Чернобородый переводчик поспешил перевести, доставая ятаган. Лезвие блеснуло на солнце.

Толпа заволновалась. Местные жители чесали бороды, перешёптывались. Переводчик, подняв указательный палец вверх, значительно добавил:

– Bizim tanrımız birdir («Наш Бог – един»).

Эти слова оживили толпу. Мужчины стали кивать, показывая пальцами жесты, обращая руки к небу. Скоро один из них поднял руку, показывая пальцами четыре.

– 400 лир! – выкрикнул кто-то из толпы, перебивая.

Другая рука показала пять. Завязался торг. Грубый, отрывистый, с толканием локтями и выкриками. Белый торговец лишь усмехался. Для него это было обычным делом: все эти жадные беснования толпы приносили ему удовольствие и доход.

Солнце нещадно пекло, тени становилось всё меньше. Рабы стояли неподвижно, как каменные статуи. Лишь редкие взгляды исподлобья выдавали: они слышат, они понимают.

Для них этот день мог стать началом новых мучений. Или закончиться смертью.

На этой широкой песчаной улице, среди торгующей толпы, выделялись двое мужчин, поглощённых разговором. Первый был брюнетом, его лицо украшали пушистые усы, и мелкий шрам от ножа на подбородке. Одет он был в местные одежды, но акцент и манера речи выдавали в нем пришельца, пусть и хорошо знающего язык османов.

Его собеседник, янычар, в тяжелом даже на вид белом тюрбане, говорил медленно, неуклюже подбирая слова на чужом языке. За спиной у него висел старенький мушкет, а в ножнах на поясе покоился ятаган.

Картавый, мурлыкая, произнёс:

– Bu suçluyu yakalamalıyız… («Нам нужно поймать этого преступника…») – он наклонился ближе к янычару и добавил, почти шёпотом: «Ama onu öldür-rmenin bir-r anlamı yok, onunla işimiz olacak». («Но нет смысла убивать его, у нас будет к нему дело»).

Янычар обдумав его слова, спокойно ответил:

– Халиф поможет… Он избавит тебя от врагов нашего единого Бога…

Во имя всевидящей и животворящей силы. Картавый слегка усмехнулся, одобрительно качнув головой: – Ты неплохо спр-равляешься, все слова пр-роизнесены пр-равильно. – Его голос звучал расслабленно, почти непринуждённо, но в глазах читалась настороженность. Затем добавил:

– Я не был на месте пр-реступления, но твои люди мне очень помогли. Они сказали: два ножевых р-ранения и перер-резанное горло. Так убивали солдаты Маткала. Сначала пер-режут горло, чтобы лишить способности кр-ричать, а после добивают ударами в сердце. Янычар ненадолго замолчал, поднял взгляд к солнцу и, словно обдумав что-то, спокойно произнёс:

– Мне нужно совершить молитву. Картавый тоже взглянул на солнце, прикрывая глаза рукой, – Да, вр-ремя молитвы. Я буду ждать тебя на р-рынке. Янычар кивнул и тихо добавил на своём языке: «Tanrımız birdir ve başkası yoktur» («Наш Бог един, и нет другого»). Картавый поднял указательный палец вверх и подтвердил: – На небесах только Он.

Солнце, будто зависшее в зените, наполняло всё вокруг жгучим зноем. Ближе к часу дня пополудни улицы опустели. Торговцы свернули свои лавки, прохожие исчезли в домах, закрыв ставни. Всё замерло в жарком молчании и молитве. Жители становились на колени, склоняя головы в направлении священного места. Снаружи тишину нарушали лишь слабые порывы ветра, взметавшие городскую пыль. Богу эта молитва была слышна.

Картавый стоял в тени на краю улицы. Его взгляд медленно скользил по опустевшему рынку. На лице застыло странное выражение — смесь ожидания, сосредоточенности и усмешки.

По главной улице на пятнистой лошади медленно ехал всадник. Он выглядел как человек, проведший не один день в пути под палящим солнцем.

На голове сидела «вороная» шляпа, на поясе была кобура. Его лицо было пыльным, губы высохшими.

Дело было не только в жаре, но и в погоне.

Краем глаза на обочине он заметил колодец. Отбросил поводья, спешился и устремился к источнику. Цепь колодца скрипнула под натяжением, пока он поднимал бадью. Мелкие лучи света отражались в холодной воде. Он жадно пил, чувствуя, как вода возвращает его к жизни. Под конец Дункан (это был он) окатил себя водой и с длинным выдохом тяжело опустился на землю у ближайшей стены чьего-то сарая. Его лошадь фыркнула, переступая копытами, развернулась и медленно пошла в тень. Моррисон полез в свою потрёпанную дорожную сумку. Он вытащил дневник, полистал исписанные страницы. Принялся писать что-то, но вдруг перестав, задумался. И начал писать снова. Это было письмо, его письмо себе. Он делал это редко, в неясной надежде, что кто-то, кому он небезразличен, прочтет его откровения.