Хозяин "Логова"

1

Хозяин «Логова»

1.

Дом спал, погруженный в темноту, в камине столовой завывал ветер, и в такт его гневному гласу дружно вздрагивали ставни, лестница и я. Неотвратимое желание сбежать куда подальше сжигало меня изнутри не меньше, чем желание убить «потеряшку» и освободиться от брачных пут. На воздух, на улицу, в мороз, снег, в холод - куда угодно и куда подальше от ужаса, охватившего меня с последними словами му-ж-жа… Безысходность, беспросветность и неспособность что-либо изменить.

Чтоб тебя!

Я споткнулась о кусок дровницы, что притаилась в снегу и рухнула на колени, не зная то ли расхохотаться, то ли расплакаться. Я мечтала об освобождении от прошлого и тариец мне его дал, я грезила спокойствием и он принес мир на нашу заставу, надеялась в будущем завести семью, теперь она у меня есть… вместе с родом, размышляла о ремонте в «Логове», теперь же придется делать полную реконструкцию. Все хорошо, все просто замечательно. Но я и подумать не могла, сколь дорого за это заплачу. Бесправная раба при живом здоровом муже не думающем куда-либо уходить, повторно исчезать или хотя бы жить далеко-далеко в Тарийской столице.

Громкий всхлип и придушенное «хи-хи» вырвались против воли. Я должна быть счастлива, радоваться должна, а я… Очередной всхлип и истеричное «хи-хи», тонут в скрипе снега и звуке быстрых шагов, что приближались ко мне.

- Что за напасть с этой бабой… Торика, - раздраженный голос, тяжелый вздох и крепкие руки, поднявшие меня на ноги, – прекрати убиваться. Ничего страшного не произошло!

Инваго рассержен и почти злится, когда я пытаюсь вырваться из его рук с громким «ха-ха». Всхлипывать уже не получается, слезы катятся по щекам, а сама я задыхаюсь от хохота над собой. Над своими планами, мыслями, идеями и наивными представлениями, как я  договорюсь с мужем, хоть и тарийцем, но благородным «потеряшкой». Получу его согласие на раздельное проживание, уважение и невмешательство в мое существование и, может быть, когда ситуация с родом Дори прояснится, через год или два, решусь на ребенка.

- Тора! К чему сейчас эта сцена? - чуть ли не рычит этот самый несбыточный «муж», прижимая меня к себе. – Я же обещал, что не брошу. Обещал, что защищу!

- От кого? – всхлипываю я, отсмеявшись, и он резко разворачивает меня лицом к себе.

- От всех, - произносит как клятву и смотрит, не отводя синих глаз.

- И от се-себя? – всхлип обрывает на полуслове, но я все же договариваю: - От себя тоже сумеешь? Убережешь…

- Так вот в чем дело, -  выдыхает он, руками скользит с плеч за спину и притягивает меня ближе к себе. – Ты только поэтому расстроена?

- Не только! – Грубо стираю слезы со щек и упираюсь ладонями в перебинтованную грудь воина, хотя мне просто невыносимо хочется его ударить. – Ты лгал… мне. Ты…

- Пошел на хитрость, - Инваго посмел ухмыльнуться.

- Лгал…

- Юлил.

- Врал в лицо и еще…

- Пошли спать, - предложил он неожиданно и с зевком. – Я так устал за прошедшие сутки. Вымотался. Сил лишился в процессе восстановления.

- Инва… Талл! Не переводи тему. И за прошедшую ночь ты дважды должен был выспаться.

- И трижды издохнуть, - хмыкнул он. И тут же нахмурился, напоминая, кто есть кто и у кого я нынче в супругах: – Не называй меня первым именем, для тебя я Инваго, был, есть и буду.

И снова, как ножом по сердцу, и душу сковывает старый страх плененной рабы.

- Катись к Адо вместе со своим «буду», я тебе не жена! И не собираюсь слушаться, а тем более спать… - Он сжал меня до хруста, оборвав на полуслове, лишив возможности вздохнуть или хоть что-то еще сказать.

Его глаза наполнились огнем, челюсти сжались и желваки заиграли на щеках.

- Ты видимо решила, что я рад этому браку. Жду не дождусь возможности попасть с тобой на одну кровать и, если не изнасиловать, то хорошенько поглумиться. Так вот, Тора,  поверь,  - Инваго сжал меня еще сильнее, - я зол не меньше. И меня совсем не радует необходимость с тобою спать.

 Это было сродни пощечине, более отрезвляющей, чем унижающей, а потому я вполне  спокойно встретила следующую грубость.

- Тем более плодить наследников от вдовийки, которую с удовольствием пользовал другой. Особенно, если учитывать, что выбор был сделан не мной… - Теперь становятся понятны слова демона о том, что кто-то кому-то подходит, тихо хмыкнула про себя и вдруг услышала невероятное: - И окончательное решение с браком принято без моего на то согласия.

- Не поняла, - произношу четко и уверенно, истерика отступила, появилась холодная злость. Пусть только попытается в чем-то обвинить меня!

- По глупости, по нелепой случайности, - прошипел Дори и завершил обвинительно: -  когда ты напоила хранителя! Так что, позволь заверить - мы в одной супружеской лодке не только по моей вине. И тонуть, как и плыть, будем вместе. – Долгая пауза, а затем очередная неожиданность: - Осталось решить в какую сторону грести. Или ты предпочитаешь кружить на месте?

Я все еще стою в его тисках-объятиях, смотрю снизу вверх в прищуренные синие глаза, злюсь и мрачно гадаю, что вопреки здравому смыслу я все же решусь и убью этого…

- Даже не думай, - определил он ход моих мыслей, - и не мечтай поджечь меня, как своего первого. Я не горю, на куски не рублюсь и легко переношу яды.

- Ты, наверное, еще и не тонешь?

- Тора! – едва различимое шипение.

- Это не намек, простое предположение. Я же не знаю всех твоих способностей. Вдруг ты не идешь топориком на дно, а всплываешь как…

2

2.

Я проснулась днем, в комнате с незнакомым потолком. Улыбнулась, вспомнив, как Гаммира определяла в какой она спальне, и тут же поморщилась, чувствуя себя намного хуже, чем после бракосочетания с «потеряшкой». Боль не приходила волнами, она проснулась вместе со мной и, выпустив когти, вцепилась в мое несчастное тело. Слезы моментально проступили на глазах, с губ сорвался стон, а в следующий миг в спальню с грохотом ворвался Инваго… или вернее сказать старик.

Седой с сотней длинных белых паклей вместо волос, морщинистой, даже отслаивающейся, кожей и молодым взглядом. Довольные искры в глубине ясных синих глаз, совершенно не вязались с шаркающей походкой, подрагивающими руками и сгорбленной спиной.

- Что случилось? – прокаркала я, когда он поднес стакан воды к моим губам и прохрипел:

- Пей. До дна. Не спорь… И не тяни руки. Пей.

Временно я отложила вопросы и подчинилась. Первый глоток, позволил свободнее вздохнуть, второй расслабил мышцы шеи и плеч, третий принес свободу рукам, четвертый снял оковы с ног, пятый дал спокойствие и легкость, что наполнила меня до краев.

- Как ты? – спросил Инваго, глядя на меня с умилением, как на любимую кровиночку-внучку.

- Лучше.

- Не спеши с оценкой, прочувствуй всю себя, - посоветовал он, сверкнув абсолютно целыми, отнюдь не стариковскими, зубами.

- Да все хорошо.

Поводив головой из стороны в сторону, подняла руку, чтобы убрать упавший на лоб тяжелый локон и окаменела. Локон был белый, а рука старушечья. Фаланги пальцев утолщенные, вместо ноготков желтые и кривые когти, кожа серая в струпьях, а кисть и запястье перечеркнуты вспухшими венами.

- Что? – Касаясь лица и с ужасом ощущая твердую корку старой морщинистой кожи, я запаниковала. – Что… произошло? Скажи мне… Пожалуйста! Я утонула, меня сожгли… Я - возвращенец?

- Нет.

- Тогда, что?.. - Голос стих до шепота и тариец крепко сжал мою руку в своей. Плохой признак, очень плохой, я уже знаю, что это проявление заботы все в семействе Дори придерживают на самый страшный случай.

- Произошло то, чего ожидать мы никак не могли, - он посмотрел в мои глаза и укорил: - Ты уснула.

- Я? – Это уже не хрип, а слезливый сип, что прорывается сквозь перехваченное растерянностью горло.

- На четырнадцать лет, – его голос тоже сел, а плечи дрогнули.

- Как?

Не верилось, но вид моих рук и состарившегося Инваго, говорил сам за себя.

- Не знаю. И поверь, я ждал тебя, как мог, а затем…

- Что? Что ты сделал? – Мои губы дрожали, из глаз вот-вот польются слезы, а в сердце уже зрело предчувствие, бояться нужно того, чего он не сделал. – Ты что, за все эти годы не отстроил «Логово», не дал Тимке пройти высшую военную академию, не позволил Торопу жениться по любви? 

- Нет. Я поддался соблазну, - ухмыльнулся он и протянул мне руку. - Так что вставай, идем знакомиться с детьми!

- Ка-ка-кими детьми?

- Нашими. Приехали специально, чтоб показать нам внуков! - улыбнулся тариец. – Тора, ты так вовремя проснулась…

И пока я силилась понять его слова и принять свою новую жизнь, неумолкающий Инваго с шутками и прибаутками, отбросил простыню, поднял меня на руки и вынес в ванную, чтобы с головой погрузить в ледяную красную воду. Холод я не сразу почувствовала, а едва вынырнула на поверхность, поймала этого м-м-мужа за ухо и задала первый пришедший в голову вопрос:

- Дори… Бестолочь тарийская, ты как детей воспитывал?

- Да нормально, - ответил он растеряно. Секунду спустя с улыбкой разжал мои пальцы, погладил ладонь и заверил: - Все в лучших традициях.

- Это в каких же традициях, если они в неполные тринадцать лет уже внуками обзавелись?!

- Н-да, неувязочка вышла, - хмыкнул Инваго, быстрым поцелуем прижался к моим губам и прошептал: - А ведь почти поверила… Ладно, в следующий раз я придумаю более правдоподобную историю.

Придумает? Я оторопела повторно, только в этот раз уже от неприятного чувства - надо мной издеваются. И действительно, стоит, подлец с сосульками вместо волос, мелко трясется от сдерживаемого смеха, а глаза горят.

- Дори!

- Уже ухожу, отдыхай! – ответил он с хохотом и растворился в воздухе, оставив меня с десятком вопросов и неуемным желанием побить мерзавца.

Вот тут-то я и ощутила холод воды, стуча зубами выбралась из ванны, потянулась за полотенцем да так и замерла, зацепившись взглядом за свое отражение в зеркале. Мокрая, дрожащая, красная и молодая. Не веря, коснулась посеребренной поверхности рукой, я затем уже посмотрела на собственное тело. Ноги руки, живот, грудь, чуть просвечивающая сквозь рубашку, белье. Я была собой, а не иссохшей старухой с распущенными детьми и малолетними внуками. Сердце забилось с удвоенной силой, улыбка расцвела на лице:

- Инваго, ты у меня еще попляшешь! Дай только тебя найти…

- Тора?! – В спальне раздался голос тростиночки, а уже через мгновение я оказалась в объятиях счастливого ополовиненного демона. – Торика, радость наша! Ты очнулась… какое счастье! 

- Очнулась, - подтвердила я. – И готова поквитаться. Где Инваго?

- Наконец-то спит, - радостно сообщил мне Хран, чмокнул в макушку и отступил.  – Я никак не мог отогнать его от твоей постели. Четыре дня, дурак, сидел как на иголках и никого к тебе не подпускал. Даже воск смыть не позволил ни с себя, ни с тебя, а ведь ожоги давно прошли…

- То есть прошли дня, а не годы. У же радует, но… Какие ожоги? – прошептала едва слышно. - Погоди, что?

- Хотя после слов Торопа о завесе воспоминаний, я тоже стал переживать о твоем душевном состоянии…

3

3.

Мой сон был сладким и чувственным. Я ощущала столь ценные для меня умиротворенность и защиту, медленные поглаживания спины и мерное биение чужого  сердца под ухом. Но стоило пошевелиться и протяжно вздохнуть, как тепло и нега исчезли, словно их и небывало. Зажмурившись, попыталась вернуть видение полное ощущений, но была грубо возвращена в реальность чуть хриплым:

- Уже проснулась?

- Да чтоб тебя!.. – пробурчала я в подушку.

- И тебя с добрым утром. Хотя правильнее сказать с добрым днем, - Инваго вошел в комнату, неся перед собой поднос, заставленный тарелками. – Вставай, поешь. И если не уснешь, так и быть поговорим.

- Так и быть? – повторила я и усмехнулась.  – Ты сам предложил все перенести.

- Я забыл, что ты у нас соня. Дай тебе волю, все проспишь… и даже не узнаешь, как обряд прошел, - пауза и многозначительное: - и что нас дальше ожидает.

- А что нас ожидает?.. - спросила я и была остановлена решительным:

- Позже. Садись есть.

Я безропотно поднялась и присела за столик и только после этого заметила, что жилета и пояса на мне нет, рубашка расстегнута на несколько верхних пуговиц, а штаны аккуратно сложенными лежат на прикроватной тумбе. Мой мрачный взгляд Инваго расценил правильно и тут же сделал невероятный по наглости выпад.

- Как муж я должен был подумать о твоем комфорте. Извини, если перестарался.

И как с ним теперь ругаться? Никак. Кивнув своим мыслям, попыталась встать и одеться, но мне на ноги тут же упал тонкий плед.

- Держи, если тебя моя компания стесняет.

И опять не придерешься.

- Спасибо, ты сама обходительность. - Я расправила плед, прикрыла ноги и вместо ожидаемых слов «я же муж», услышала:

- Пытаюсь загладить вину. На обряде ты должна была симулировать боль, а не испытывать ее, - признался он, накладывая на мою тарелку тушеную картошку, куриную грудку в сметано-чесночном соусе и салат с зеленой петрушкой. – Мы с Горным предусмотрели многое и просчитались, как два…

- Оболтуса, - предположила я.

- Молокососа, - не согласился он. – Мы были уверены в том, что маг нарушит ход обряда, призовет внешние силы или голыми руками попытается тебя придушить, но он поступил проще и хитрее.

Мне протянули тарелку и вилку, предложили начать с салата, но я отложила приборы в сторону и спросила:

- Как поступил? Что он сделал?

- Всего лишь воспользовался нашей глупостью и разозлил Златогривого, – как на духу выдал Дори, затем передвинул приборы ближе ко мне.

- Очень коротко. А теперь с пояснениями, пожалуйста.

- Наши законы жестоки. Каждый обряд это, по сути своей, проверка исключительно женской верности… и наказание. Провинностью могут стать не только тайные встречи на стороне, но и первый законный брак. И чем больше «провинность», тем страшнее возмездие. Именно поэтому вторые браки у нас очень редки, а если и случаются, то лишь с бездетными дамами. – Воин с сожалением посмотрел на реликвию, украшавшую мою руку и глухо произнес: – По мнению Мэнога и всех присутствовавших на обряде, ты прошла через наказание за прошлое с Уросом. Не вынесла боли, призвала Златогривого и натравила его на меня, едва обряд моего вызова сработал.

Теперь у родственничков есть еще один повод меня презирать. Грязная вдовийка – зверя натравила, но мужа не убила, вот же тварь!

- А на самом деле? – прохрипела я.

- В действительности... Вместо трех связей с хранителем, родом и мужем у тебя есть только две. Второй тебя лишали, поэтому первая не справилась с защитой. Отсюда боль. Следом пробуждение Златогривого и его нападение.

- Но я его не натравливала! Я вообще ничего сделать не могла.

- Тебе и не потребовалось, я не совсем человек, если помнишь. И посчитав меня причиной твоих мучений, он разобрался со мной как с демоном.

- Съел? – я с сомнением покосилась на еду. Чувствую, вот теперь мой аппетит совсем перебит.

- Всего лишь поджарил, - Инваго криво улыбнулся, – мне не привыкать, а вот тебе досталось.

Я сглотнула горький ком и, заставляя себя расслабиться, произнесла почти небрежно:

- Что ж, не умерла…

- Плюс, твою завесу воспоминаний потревожило, - добавил воин словно бы нехотя.

- Калекой не стала… и на том спасибо, - вновь попыталась взять себя в руки и не пырнуть му-ж-жа вилкой.

- И усыпило на несколько дней, - завершил мерзавец Дори и забрал у меня вилку. - Но! Это единственная плохая новость. А хороших намного больше. Первая – глубокий сон способствовал полному заживлению твоих ожогов, вторая – я тебя не упустил и не дал забыться на куда более долгий срок, третья – все видели, как я явился во время обряда, бросился на помощь родной жене и получил огненное крещение.

Я решительно не понимала его радости.

- И что хорошего? Теперь все думают, что я несостоявшаяся убийца.

- Пустяк, в нашем роду каждый третий мечтает убить супруга, ты не исключение. 

– Действительно, не зря же в борьбе за реликвию у вас вырезают всех первенцев.

- И не только первенцев, - воин разлил по чашкам кофе и, прихлебнув из своей, заявил: - К слову, не у вас, а у нас. Согласно бумагам ты не первый год Дори, пора бы уже привыкнуть, – не давая мне возразить, продолжил: - А плюс нападения в том, что мне не придется прятать изменения во внешности, называть себя Талликом и показывать метку имени на спине. Я умер на их глазах под огнем Златогривого. И возродился, став Инваго.

 Я покивала, во всем с ним соглашаясь.

- Да-да, отрадно слышать, но, - значительная пауза и укол: - Ничего из вышеперечисленного не объясняет твое пятилетнее молчание. Ты ведь ни одного письма не отправил домой.

4

4.

Второй день моего пребывания в «Логове» был не таким насыщенным, как первый, и оттого незапоминающимся. Проснулась поздно, в одежде и одна. Почти порадовалась  -  Инваго не своевольничал и меня не раздевал, но рубашка вывернутая наизнанку и ремень неверно застегнутый быстро объяснили, что радость преждевременна. В остальном в родном уютном детище было тихо. Малышня играла с Бузей, Тороп занимался Гаммирой, я – инспекцией схронов в кухне, подполе и ныне исчезнувшей конюшне.

К моему несчастью, вернее к несчастью всего рода Дори, мои накопления за годы хозяйствования пришли в негодность. Под ударом ли самого Инваго или благодаря дыханию, напавшей на «Логово» твари золото оплавилось и теперь драгоценной кляксой украшало разделочный стол и бутыли с соленьями, а серебро странным образом пропитало столбик, в котором хранилось. И этот столбик, вырванный из земли и кем-то с силой отброшенный, теперь, как гвоздик для подковы, украшал собой вход в таверну.

Я долго думала, как его оттуда убрать, ждать ли нелюдей, демона или всесильного тарийца и недодемона в одном лице, но все решил надзиратель Бузя. Крот, чтоб ему икалось трое суток подряд, без спроса принял образ черного ужаса, подошел со спины и лапой сбил гвоздик- столбик, который мне чуть было ногу не отдавил. А впрочем, если бы и отдавил, я бы не заметила. Вид огромной лапы с когтями в метр длиной, да еще вблизи, надолго выбил меня из колеи. Я даже возражать не стала, когда явился Инваго с уже надоевшим «Спать».

Погружение в сон произошло почти мгновенно, а вот с пробуждение я бы повременила до следующей ночи. Чувственное сновидение до краев наполненное негой было томительно нежным и соблазнительным. Россыпь медленных смакующих поцелуев на шее и плечах. Легкие поглаживания живота и бедер. Голос чуть хрипящий обещанием,  ускоряющий кровь. И только я начала вникать в слова, ожидая признания, в голове моей вдруг раздалось: «Мракобесье, дорогая, ты отлежала мне руку!»

Нет! Это явно из кошмара, мысленно отмахнулась я и уже почти вернулась в негу, как вдруг над ухом раздалось:

- Тора? Торика… просыпайся.

 Не видя в пробуждении никакого смысла и все еще надеясь досмотреть свой томный сон, лишь нахмурилась.

- Тора, мне нужно уходить, - заявил Инваго твердо и, похлопав меня по бедру, развеял последние ниточки видения.

 Исчезли поцелуи и прикосновения, появились запах, свет, странная жесткость подушки и боль в затекшей шее.

- Иди, - пробурчала я и, ткнувшись носом в наволочку, тонко пахнущую тарийцем, - тебя никто не держит.

- Тут я бы поспорил, - ответил он ехидно, и мне пришлось открыть глаза.

 Итак, я лежу на боку, в своей спальне, на своей кровати и почти на своей половине, на мне надето… судя по ощущением, что-то надето, но это не важно. Куда важнее, что вместо подушки у меня рука му-ж-жа, в которую я невесть с какого перепуга вцепилась как в родную.

Разжав пальцы, я отпустила Инваго и накрылась одеялом с головой. Чтобы не видеть, не слышать и пристального взгляда не ощущать. Вот только одеяло не помогло,  наглый тариец отогнул его край и прошептал, дыханием согревая мою щеку:

- Хорошенько отдохни сегодня, завтра будет трудный день.

- Мугу…

Далее было пожелание доброго утра, мягкое прикосновение к плечу и едва ощутимое движение воздуха. Ушел. Наконец-то!

Сладко потянувшись и крепче обняв уже настоящую подушку, я протяжно вздохнула, закрыла глаза и провалилась в новый сон. Поначалу непрозрачно черный, он прояснился обрисовав обстановку моей спальни в «Логове», отразив раннее утро за окном и темную фигуру, застывшую у кровати.

«Спишь, дрянь? А я все вспоминаю, как же сладко ты кричала у столба и как горела заживо…», - Урос наклонился ниже, позволяя рассмотреть его лицо и предвкушающую улыбку. «Жду не дождусь нашей новой встречи. И поверь, в этот раз я не буду спешить к королю, моя маленькая дрянь. Я растяну наши страстные ночи, прошью их страданием и даже после смерти тебя не отпущу. Ты поняла?».

Сложно сказать, что изменилось, вера ли в Дори, в Горного, а может простое понимание, что у грани я была свыше трех раз, однако, вопреки ожиданиям визитера, я не испугалась. Более того, поднялась на локте, окинула взглядом урода и предельно честно ответила:

 «Нет. Не поняла, после чьей смерти вы не намерены меня отпускать. После своей, после моей, после смерти Мэнога?».

«Т-ты!» - он потянулся ко мне. И не просто руками, а черными вязкими нитями, какие были у Инваго, когда он принял чужую силу. Всего мгновение, но мне хватило, чтобы в поисках кинжала просунуть руку под подушку и… больно уколоться.

- Ай!

Сон исчез. Осталась ошарашенная я, все еще раннее утро, подушка в правой руке,  кровоточащий палец на левой и крот, медленно сползающий с кровати.

Морда в крови, явно в моей, глаза перепуганные, но смотрят не на меня, а на перстень с пылающим камнем, распускающимся как цветок. Вот от него в сиянии отделился первый лепесток, второй, третий… Нет сомнений, привязанный к роду Дори зверь решил заступиться за меня, но врагов здесь нет. Во всяком случае, живьем, а тот, что был, исчез вслед за сновидением. 

- Злато…хвостый, стой! – прохрипела я и результата не добилась.

Перепуганный Бузя забился в дальний угол комнаты, ткнувшись мордочкой в пол и накрыв голову лапками.

- Златокрылый… златомордый…злато… - пока я отчаянно пыталась вспомнить имя зверя, заключенного в реликвии, перстень выпустил десять лепестков, показал пестик и тычинки.

- Злато… - очередная попытка усыпить персонального стража, не так давно поджарившего меня и Инваго, оборвалась восхищенным вздохом. Лепестками оказались гребни на спине, как у мелких ящеров из подвида драконьих, пестиком – аккуратный носик, тычинками – ресницы с капельками магии на концах. Я любовалась этим чудом, пока оно не распахнуло черные глаза и не оскалилось, повернувшись в сторону дрожащего питомца Зои.

5

5.

То, что у зверя характер под стать всему роду Дори стало ясно, едва наступил час расплаты. Кое-как запихнувшая в себя моченое яблоко и четвертинку булочки, я неожиданно оказалась в подземных чертогах. Нетронутая чашка с кофе – маленькая радость перед «смертью» -  выпала из ослабевших рук, покатилась по скале и со звонким «Буль!» исчезла в огненном море.

- Да чтоб тебя! Ты совсем охамел, Златогривый! – ругнулась я в голос. И только оглянувшись, поняла, что зря надрываю горло, зверя рядом не было. И вдалеке он тоже не наблюдался.

Впереди мерно накатывающая на берег лава, сзади жуткий лес-исполин, справа чья-то нора, слева хорошо обглоданные кости и рогатая черепушка в два моих роста. И если это была жертва, то хищник явно больше, поняла я и с опаской покосилась в сторону норы. В ней что-то было опасное и зловещее. Оно шевелилось и шипело, пробираясь наверх. Испуганный ийк я подавила в зародыше, и даже не шевельнулась, когда из темных глубин выползло нечто змееподобное с костяным гребнем и чешуей, топорщащейся иглами. По размерам монстр был чуть больше Бузи, но его оскал впечатлял до нервной дрожи, особенно когда змей приблизился на расстоянии вытянутой руки, дабы обнюхать, надеюсь, гостью, а не еду.

От шумного вдоха меня качнуло, от выдоха отшвырнуло назад, в объятия черного папоротника с красными иглами на стеблях. Сидя в нем, я ошеломленно проследила за тем, как змей, словно боясь упустить меня из виду, боком сиганул в море, подняв тучи лавовых брызг. Испугался! Значит, Златогривый здесь…

Радостная я подскочила на ноги, обернулась готовая вылить свой праведный грев на золотую сволочь и… снова села. На берег пришел отнюдь не златогривый хайо, скорее крыс колоссальных размеров. Это из-за нее змей сбежал прыжком, а я в который раз помянула богиню Иллирию и ощутила себя букашкой, причем аппетитной. Серый крыс, сплошь покрытый броней, тоже не побрезговал моей более чем маленькой персоной. Нюхать не стал, сразу решился проглотить, раззявил пасть и… отскочил как ошпаренный. Завертелся, лапами скребя по скале, увидел нору, бросился к ней, но не сумел в нее протиснуться. Что-то темное длинноногое ухватило крыса за хвост и утянуло вверх, раздался оглушающий писк, хруст костей, чавк и тишина.

Оборачиваться и смотреть, кто пришел на этот раз, я не стала. Продолжила посиделки в объятиях папоротника. Ведь если лапы новоприбывшего зверя не золотые и не знакомые, вскакивать бессмысленно. Вот я и просидела появление кого-то зеленого пупырчатого и кончину темного, затем побег зеленого от крылатого ядовито-синего. Последний, к слову, ни от кого убегать не стал, после сытного обеда решил прилечь на берегу и провалился. Удивленное «мря?!» и довольное «хрум!» сопровождали его скоропостижную кончину. На этом круг поеданий не завершился, а только начался. Что за монстр  притворялся бездушной скалой, я не рассмотрела. Только хвост запомнился с костяным сердечком, когда огромное красное щупальце утянуло чудовище в лавовое море.

Здесь была смерть, одна лишь только смерть. Не удивительно, что демоны стремятся к нам. В стабильность. Я потерла лицо, уже не обращая внимания на схватку морского чудовища с покусившимся на него прибрежным деревом или не деревом. Вздохнула с безысходностью, потерла похолодевшие от страха руки, и только сейчас заметила целостность кольца на пальце. Камень был на месте, то есть зверь сидел в реликвии.

- Ох, ты ж бестолочь! – прошипела, с возмущением осознав, что Златогривый нигде не прятался, он все это время был здесь… слушал и чего-то выжидал или кого-то.

Вот тут-то меня и настигла мысль, что я была приманкой спровоцировавшей серию последовательных монстропоеданий, ради привлечения наиболее крупной особи. Особи встреча, с которой вряд ли сулит мне проблемы с внешностью, скорее уж прощание с жизнью.

– Златогривый, чтоб тебя заморозило и к полу припечатало! - не на шутку взъярилась я и встала из папоротника.

А вокруг странная неподвижность, настороженная, и только кто-то огромный  на заднем фоне с хрустом вырывает хищное дерево из земли. Оглянувшись, поняла, что такая громадины вряд ли позарится на меня, потому и продолжила гневно отчитывать камень:

– Ты что себе позволяешь, гадость мстящая? Ты меня предупредил? Ты разрешение спросил?  - А в ответ тишина, просто–таки созданная для возмущенного крика: - Это как, вообще, называется?!

«Ается-ается-ается!» - улетело вдаль и вернулось с неожиданным «Фу!» прозвучавшим надо мной и принесшим запах тухлых помидор. Медленно очень медленно я подняла глаза от сильнее засиявшего перстня. Узрела нос размером с конюшню, что еще недавно в моем «Логове» целой была, и просипела:

- Злат… Зла… - полностью прозвище зверя произноситься никак не хотело, именно поэтому я его сократила, искренне прося: - Златя, тут к тебе при-пришли… пожалуйста, выйди.

Кольцо полыхнуло огнем, громадный нос сморщился, а я поняла, что ноги меня не держат.

На мою удачу, повторять не пришлось, зверь выбрался из перстня мгновенно. Многократно увеличившись в размерах, он опалил жаром меня и напугал чудище с носом и, как оказалось, с рогами. Знать не знаю, был ли это лось или другая крупнорогатая живность подземных чертогов, но через лес он ринулся с невероятной для своих размеров скоростью. Только что был здесь, и вот уже нет, лишь быстро удаляющийся шум ломаемых деревьев выдал поспешность его отступления. И эта паника объяснима. Златогривый действительно был ящером из драконьих. Огромный, крылатый, огненный и очень голодный. Он щелкнул зубами так, что дурно стало не только мне, но и всем хищникам, притаившимся на побережье. Треск ломаемых сучьев троекратно усилился, топот многочисленных лап, ног и ласт тут же дополнил испуганный вой и противный визг.

6

6.

Проснулась от собственного стона, распаленная, тяжело дышащая, мокрая. И если два последних пункта можно было списать на наличие горячего тарийца за спиной и его тяжелой лапищи на моей груди, то первое только на сон. Странный и пугающий. Мне снилось бушующее огненное море, и то, как я в нем тону в волнах под доброжелательный голос Инваго: «Тора, прекрати драться… Ничего плохого я не делаю!» И стоило о нем подумать, как рука воина сместилась на мой живот, погладила его чуть шершавыми подушечками пальцев и спустилась ниже.

Ну, уж нет! Я перехватила горячую лапищу в области белья и с удивлением услышала:

- Все-таки проснулась. Жаль…

Хрип со сна изменил его голос, последнее слово я едва разобрала, но интересоваться сожалениями некоторых наглых даже не подумала.

- Проснулась, - процедила сквозь зубы и сжала конечность, коей он пытался меня приласкать. - И как это называется?

- Доброе утро, дорогая, - ответил воин с протяжным вздохом, повернулся на живот, обнял подушку свободной рукой и… Уснул?

-  Инваго? Дори! – От него ни звука. – Талл… - вспомнила я первое имя му-ж-жа и мгновенно оказалась под его обладателем, рыжим, взлохмаченным и тяжелым.

 - Что? – вопросил он, пристально глядя на мои губы: - Вспомнила, наконец-то, как мужа нужно будить, приветствовать и поздравлять с добрым утром?

Уже готовая расспросить его об обещанном ранее и в довесок о Златогривом, я изумленно распахнула глаза.

- Ты и так проснулся. Не собиралась я тебя приветствовать и… Что значит поздравлять?!

- Ну как же… - протянул он глумливо. - Четвертая ночь в твоих объятиях, а я все еще жив! Не согласна? – заглянул в мои глаза и лучезарно улыбнулся. – А ведь точно, это не ты меня, а я тебя должен поздравить.

- В смысле? – еще не успела уловить ход его мыслей, а Инваго уже постановил:

- Молодец, сдержалась – не убила супруга, поздравляю!

Вопреки напору звучащему в голосе, прикосновение его губ было томительно нежным, коротким и вопрошающим. Вопрос содержался так же и в напряженном синем взгляде, коим воин впился в меня, явно чего-то опасаясь. Чего он ожидал, я не знаю, так как мои собственные ожидания безжалостного натиска растаяли под трепетностью поцелуя. Именно поэтому ошеломленная и, в какой-то мере растерянная, я не воспротивилась еще одному прикосновению и еще одному, и еще… затем и чуть более настойчивому, который против воли вызвал отклик. Я закрыла глаза. И более того, потянулась за отстраняющимся Инваго, как назло, решившим прекратить поздравление серией коротких целомудренных поцелуев.

Тяжело дышащие мы замерли. Я, прикусив губу, опираюсь на локти, он, затаив дыхание, удерживает себя на вытянутых руках. Этот несдержанный захватчик мне не нравился, он мне совсем не нравился. Он - нет, а вот его поцелуи… К таким легко привыкнуть и потерять себя.

- Продолжим или остановимся на достигнутом?

Провокационный шепот раздражает слух хрипотцой, вот только я старательно не введусь на его уловку. Прикрыв глаза, медленно досчитала до двенадцати и напомнила себе и ему о том, что он обещал поведать.

- Обязательно продолжим, - выдохнула я, дождалась проявления радостных искорок в глазах напротив и повторила его же слова: - Но не сегодня. И не завтра. Я на неделю отбываю в усадьбу главы рода Дори, чтобы замолвить словечко перед твоей мамой?

- Вот значит как… - воин сходу понял мой намек, прищурился.

- Так, - ответила твердо, - и пока ты не расскажешь, что обещал, продолжения не будет.

Теперь мы смотрели друг на друга, как два противника. Причем один из них не представлял, что сейчас выдаст другой. Уж кто-кто, а чистокровный тариец мог вывернуть мои слова наизнанку и выдвинуть абсолютно нелогичные условия. Что он и сделал с предовольной улыбкой:

- То есть я рассказываю, а ты меня целуешь? Отличная схема! Целуй, - заявил этот умник и потянулся ко мне.

- Нет, погоди. Даже в твоей схеме первым рассказываешь ты, а уже потом… - С трудом отвернулась, по глупости подставив ухо, которое незамедлительно прикусили, посылая по телу щекотный холодок.

- Торика, дорогая, - он оторвался от смакования мочки и перешел к легким поцелуям скулы, - у нас минута до твоего отбытия, я рассказать ничего не успею, а вот ты поцеловать - вполне.

- Что?  - вопросила я, поймав его сияющий довольством взгляд.

- То! - ухмыльнулся он, прежде чем накрыть мои губы.

Голодный поцелуй, с головой выдающий потребность во мне, был сродни снежной лавине. Я захлебнулась от ощущения нужности и нежности, с которой ее предъявляли. Дрожащими руками вцепилась в плечи Инваго, а затем без страха, без зазрения совести за шею притянула его к себе, чтобы не утонуть в огненном море, что вновь затопило всю мою сущность. Увлеченная страстью мирного воина, я позволила себя поднять, усадить на мужские колени и притиснуть к груди. С упоением отметила сдержанность его рук и ускоряющийся ритм рвущегося наружу сердца. В стремительном стуке потонули все мои мысли и звуки внешнего мира, начиная с нашего шумного дыхания, заканчивая учтивым покашливанием из угла.

- Кхм-кхм! Кхм? Гм… Простите, что прерываю, но нам уже пора. 

Кому пора, тот пусть и идет, рассудила я, продолжая наслаждаться законным порывом не менее законного супруга.

- Тора?

«Тут нет такой», - мысленно ответила я, запустила пальчики в волосы Инваго и поцарапала его затылок в соответствии с давними желаниями.

- Инваго?

- М-м-м… - раздался стон от слегка оцарапанного. В отместку он решил окончательно лишить меня дыхания. Да так, что я пропустила мимо ушей слова набатом раздавшиеся над нами.

7

7.

Мой путь лежал через коридоры славы, сплошь увешанные трофеями побед, стертым в боях оружием, шлемами поверженных врагов. Среди них встречались пряди волос, большие коренные зубы и клыки. От возникших перед глазами картин захотелось на свежий воздух. К счастью, сопровождавшая меня Эванжелина вовремя пояснила, что в мирное время тарийцы охотились на диких зверей и, поймав особо крупные экземпляры хищников, очень этим гордились.

- Отрадно знать, что они находили, где сбросить свою агрессивность, - заметила я, ступая в следующий коридор, сделала несколько шагов и остановилась, в смятении разглядывая висящие на стенах портреты.

- Галлерея предков, полное собрание глав рода, - с благоговением пояснила свекровушка и потянула меня вперед. – Идем, я покажу тебе своего супруга и его отца. Они прекрасно получились.

А вот с этим я бы поспорила, потому что вокруг были лишь тяжелые деревянные рамы, темные краски, мрачные лица и все как одно с боевой «изюминкой». Сломанные, скошенные носы, порванные уши, рваные шрамы, ожоги, как от огня, так и от кислоты, стеклянные глаза взамен выбитых или вовсе повязки.

Невольно задала вопрос:

- Это что? Это следы борьбы за реликвию, трофеи с поля боя, последствия какого-то ритуала, пыток, специально нанесенные ранения для устрашения прочих членов рода? Или это и есть та самая подправленная Златогривым внешность? – покосилась я на семенящую рядом тростиночку, но ответила мне Эванжелина.

- Как говорил мой дорогой свекор, это не к месту проявленная глупость. – Мы преодолели еще тридцать шагов прежде, чем свекровушка остановилась и, развернув меня к стене, сказала: - Вот они мои славные! Свекор Оданас Дори и супруг Гайвен Дори.

Их портреты разительно отличались от остальных. Рамы легкие из серебра, краски светлые, взгляды открытые, лица без ранений. Вернее у свекра Эванжелины они отсутствовали, а у супруга был небольшой шрам, пересекающий правую бровь и висок.

- Та самая глупость? – поняла я, разглядывая Гайвена Дори, чьи черты легко угадывались и в Инваго. Та же вздернутая бровь, легкая полуулыбка, упрямая линия подбородка и разрез глаз. 

- На самом деле, не та самая, а моя, - с улыбкой ответила свекровушка. – Я неудачно обняла его, когда брился. Крику было на два часа, а извинений на две недели. - И стало ясно, что извинялся тоже раненный.

- Чего не сделаешь, чтоб пустили на порог, - хмыкнула тростиночка.

- На порог спальни? – уточнила я.

- Дома, - ответила Эванжелина. – В первые месяцы брака я была мнительной, импульсивной и не знала, что освобождение от гнева может быть обоюдно приятным, а не односторонне трудовым.

- Поэтому в те две недели Гайвен пахал как буйвол и в сторону жестокосердной супруги не смотрел.

- Не правда! Я сжалилась над ним на десятый день. Поцеловала…

- В щечку, - ехидно хмыкнула черноглазая красавица, поглаживая косу. – А потом долго ругалась, что от мужика несет потом, силосом и конем. И ведь прекрасно знала, что спит он в конюшне.

- Ничего не смогла с собой сделать.  Я уже была беременна вот этим удальцом, - указала она пальчиком на небольшую миниатюру висевшую с краю. – поэтому и реагировала особо остро.

- А это?.. – я не поверила собственным глазам.

- Мой дорогой Талл до войны... еще такой мальчишка. – Эванжелина с щемящей нежностью погладила по щекам красавца парня, широко улыбающегося на портрете, вздохнула и, словно выпав из сна, спохватилась. – Ох, только не говори Таллику, что я его первым именем называю! Он грозился страшной расправой…

- Собственной матери? – мое изумление было понятным. Все еще помнились слова воина произнесенные в «Логове» пару недель назад: «Маму. Ты встретишь маму как родную». – Эванжелина, поверьте, вам, девочкам и све…кре… то есть крестной Гвммире он и слова не скажет.

- Спасибо, родная. Я знаю, что он нас любит, просто не всегда прямо это выражает.

- Да уж, - шепнула я, бросив последний взгляд на улыбающегося молодого тарийца. Темноволосый, светлоглазый, озорной, даже жаль, что мы не встретились раньше. – Идемте дальше?

- Идите, а я здесь еще постою, - ответила свекровушка, и мы с хранителем рода степенно ушли.

- Плакать будет… - поняла я со вздохом.

- Не угадала. Она расскажет пару тройку анекдотов, пожалуется на слуг и на отсутствие внуков. Упрекнет в том, что он слишком много потратил на конюшню и поэтому вряд ли получит премию в этом году…

- Кто?! Портрет!

- Какой портрет? – не поняла тростиночка и демоническим голосом пояснила: – Я об управляющем усадьбой говорил, он завернул в галерею, когда мы собрались уходить.

- А… поняла, - протянула я. – Но кое-что мне невдомек. Почему у всех глав рода жуткие шрамы, а Оданас и Гайвен Дори как младенцы чисты? Зверь не всех защитил в подземных чертогах или же вы с Вивьен об охоте никого не предупреждали толком.

- Как это не предупреждали?! – возмутилась красавица. - Мы говорили всем тоже самое, что и тебе, слово в слово.

- Так в чем дело? Они становились приманками, - как я и думала, - или на них кто-то нападал?

- Кто?! – искренне удивилась тростиночка. – Тора, Бузя у нас за крота, змей прибрежный сродни местному червю, а человек, пусть и воин, это даже не божья коровка, а самый мелкий короед.

- И откуда шрамы?

- От глупости. Наши доблестные тарийцы сами на местную растительность и живность нападали! – Не к месту вспомнился папоротник, и как я хотела его схватить. - Тупицы трофеесобиратели... – продолжил бушевать скрытый девичьим образом демоняка. - Мы отправляли их с оружием, в броне, но не проходило минуты, как эти идиоты лежали в луже собственной крови. Тут Златогривый, хочешь не хочешь, выбирался из засады, пугая всех вокруг… спешил назад, спасал и, как ты сама понимаешь, оставался голодным, злым. В назидание он некоторые ранения «забывал».

8

8.

Инваго.  Я была благодарна ему за сон, за ласковое пробуждение и комфортную отправку из «Логова» в столицу Тарии, за рассказ о наивном демоне, за повторное спасение от срыва завесы, за многое. И в то же время я злилась на него и почти ненавидела Горного. Многочисленные «если бы» насаждали мои мысли, рисуя прошлое в иных тонах. Если бы демон не поднялся на поверхность, если бы не помог предку Уроса, если бы не вляпался в проклятие и исправил свою ошибку… И как в кошмарном сне сотни знакомых лиц встают перед глазами, а сменяют их видения сотни изломанных тел, руины любимого города и беспомощность единственной выжившей.

Если бы!

- Тора, не спи, - Асд в очередной раз вырвал меня из тяжелых дум, возвращая в реальные время и место - в вечер пятницы, в пустую залу, где остался единственный проситель.

Молодой тариец осторожно поднялся со скамьи и с кряхтением направился к лестнице. То  как он шел на носочках, широко расставив ноги, давало повод для размышлений, которые Асд Гаррат не преминул озвучить.

- Эко его заездили! Не иначе кто-то из вдов рода Дори нашел в нем утеху, ну или потеху. Даже представить страшно, чем его так…  

- Кажется, я знаю, чем. Идем, - я поднялась из кресла, но оборотень меня остановил.

- Куда?

- Вниз. Парень не преодолеет лестницу.

- Так зачем спешить? Пусть он хотя бы до нее дойдет, - попросил Асд, придержав меня за локоть. – И хоть на одну ступеньку поднимется. Уверен, будет смешно.

- Это будет печально, я же знаю где и когда он… поранился. Осталось узнать – зачем.

Я запомнила этого удальца. Он пришел с самого утра и пропустил всех просителей, дабы не показать своего «увечья», а теперь вот идет на полусогнутых, с испариной на лбу и сиплым дыханием сквозь зубы.

- Так ты знаешь, где он так удачно… треснулся? – не отстал от меня двуликий, спускаясь следом.

- Да. В усадьбе рода Дори. Упал с высоты на забор и вроде как оседлал его.

- Уй! – выдохнул Асд. – Что ж, тогда действительно парня стоит встретить и узнать, что не дает ему с компрессом отлежаться дома.

Причина оказалась не тривиальна. Проситель стушевался, завидев наше приближение, но стоило мне и Гаррату занять стулья и предложить ему присесть, он весь подобрался и, не двигаясь с места, выпалил:

- Я прошу разрешение на встречу с Эммой Дори!

Судя по интонации, о просьбе речи не шло, скорее об уведомлении. И он для этого лез вчера по стенке дома?

- Для начала представьтесь, - предложила я, присматриваясь к нему. Жилистый, высокий. Возможно выше Асда, но сейчас скрюченный от боли проситель казался ниже. Острые скулы, прямой взгляд черных, редких для тарийцев, глаз. Нос с внушительной горбинкой и копна пшеничных волос длиной до плеч. 

Тряхнув головой, он по возможности выпрямился и четко произнес:

- Непризнанный сын многоуважаемого Бранса Фольте и его рабыни. Ланиг Ис, к вашим услугам.

И замер, выжидая. Чего он ждал, я не знала, Асд, видимо, тоже. Так что мы вопросительно взирали на просителя, а он на нас. Вязкая тишина постепенно стала напряженной и неопределенной.

- И? – протянула я в надежде на пояснения, но их не последовало. Мысль пришлось развивать. – В чем заключается ваше прошение, уважаемый Ис?

- Для вас Ланиг, - ответил он, несколько смущенный нашим спокойствием. Помолчал и сообщил решительным тоном: - Я прошу о встрече, дабы познакомиться с Эммой Дори, получить ее согласие на ухаживания и в дальнейшем сделать своей женой.

Он не сказал «если судьбе будет угодно», не добавил «если Иллирия примет наши клятвы», он уверенно заявил, что в дальнейшем сделает младшую сестру Инваго своей женой. И вот этот вот оборот вызвал очевидный вопрос.

- И на что вы надеетесь, обращаясь с этой просьбой ко мне? На помощь, на содействие, на пропаганду вашего светлого образа? Или на прямое принуждение?

Парень вскинул брови, оторопело посмотрел на Асда, затем вновь на меня. И сел на стул, за который до этого держался. Неудачно сел, зашипел от боли, прикрыв заблестевшие влагой глаза. Очевидно, он не ожидал данного вопроса, но иначе я не могла. Был бы тут Горный, он бы сразу перечислил побуждения Ланига, а без него приходится быть грубой и недалекой. Настолько недалекой, что даже двуликий с осуждением посмотрел на меня.

- Потом, - шикнула, боясь спугнуть посетителя. К счастью тариец был не из робких.

- Я… я надеюсь, что вы не запретите мне к ней приближаться, – быстрым движением он вытер глаза.

- А ренее вам запрещали? – уточнила я. Кивнул. – Кто? - поджал губы. – Я дважды спрашивать не буду, Ланиг. Назовите имя.

- Уважаемая мадам Гаммира Дори.

Имя свекрессы прозвучало, как проклятие до десятого колена, причем на всех членов рода.

- А основания были?

- Неизменные. Я ублюдок, помесок, ошметок неизвестного рода, - перечислил он не самые грязные ругательства высокородной тарийки. -  Еще я маг, – прямой вновь выжидающий взгляд на меня, пауза в расчете на мое так и не проявившееся негодование, и глухое: - Не боевой – это было бы плюсом, я - бытовик и частично стихийник.

- Чем управляешь? – спросил Асд.

- Водой в небольшом количестве и на небольшом расстоянии.

- Тоже мне, напугал! – хмыкнул оборотень, и я ему вторила.

- В таком случае, лед себе сотвори нетающий и расскажи откуда ты, где был рожден.

- Отсюда. Из Тарии. - Ланиг что-то шепнул на древнем тарийском, образовал кусок прозрачного льда и шумно выдохнул, когда тот опустился на область отека. – Моя бабка была из бердеев.

- Горный народ, проживающий по ту сторону Великого хребта, - наклонившись, подсказал мне оборотень и вновь откинулся на спинку стула. Он не шел ни в какое сравнение с демоном Горным, но зато мог сказать, кто нагло лжет и привирает. Вот сейчас была правда, а появись в голосе оборотня рык – была бы ложь.