Хозяин тайги

Глава 1

— Тебе разве не говорили, что когда видишь голого мужика, то нужно бежать?

Какое там бежать!

Девчонка еле дышать могла.

Смотрела себе под ноги, а кончики ее ресниц подрагивали в такт участившемуся сердцебиению.

И понять ее, конечно, было можно.

Если бы она знала, что из озера выйдет такой вот громила: двухметровый, широченный, бородатый, с гривой мокрых волос по самые лопатки, которой бы лев искренне позавидовал, да еще и голый, — она к этому чертову озеру не подошла бы даже близко!

Ну, хоть в обморок сразу не шлепнулась — и на том, как говорится, спасибо.

Хотя... Если бы упала, Гром бы спокойно ушел и не стоял над ней двухметровым голым истуканом, рассматривая пристально, но тяжело.

А может, и не ушел бы…

Было в девчонке что-то такое, от чего казалось, что моргнуть не успеешь, а она вляпается во что-нибудь нехорошее и опасное.

Вот что она тут делала?!

Худющая, мелкая, бледная какая-то.

А волосы огненно-рыжие.

Настолько яркие, что издалека можно было подумать, что это лесные цветы огоньки.

Глазюки только огромные и испуганные.

И ресницы длиннющие.

Без косметики.

В простой одежде, но только совсем не такой, в какой ходили все местные деревенские жители: ни калош, ни резиновых сапог повыше.

Потому что местные знали, что в кроссовках по лесу не ходят, если только жить хотят.

Змеюка цапнет — и вспоминай потом, как тебя звали!..

Девчонка бежать не пыталась.

Не визжала, не лупила его одной из коряг, которые валялись поблизости, хотя должна была бы. А иначе как спастись от такого громилы и дать себе шанс сбежать куда глаза глядят?

Да, далеко она не убежала бы, но ведь об этом знал только он, а потому был крайне недоволен.

Ну, разве так себя надо вести, чтобы спастись?!

Вся замерла и только еле-еле моргала.

Вот ведь беда на его голову!

Мужчина сдержанно выдохнул и пробасил:

— Ты немая, что ли?

Знал, что этим, скорее всего, ее только еще сильнее напугает, но промолчать не смог.

Глупо было вот так стоять и пялиться на незнакомку, чувствуя, как холодная вода стекает с мокрых волос и бежит тонкими струйками по телу.

Голому, черт побери, телу!

— …Нет, — девушка прокашлялась и упорно смотрела в сухую траву под его босыми ногами. — Нет. Я нормальная. В смысле, обычная.

Гром хмыкнул и чуть прищурился.

— Ты откуда здесь взялась?

Девушка занервничала сильнее, поправив на себе вязанный вручную теплый свитер, а потом прядку рыжих волос, выбившихся из пучка на голове.

— Из деревни. Мне сказали, что здесь рыба водится.

Гром покосился на какое-то недоразумение, которое лежало на берегу, похожее на самодельную удочку.

Очень сильно самодельную.

Любой деревенский ребенок и то бы сделал лучше.

А еще засохший кусочек хлеба, который не то что рыба — даже голуби клевать не стали бы.

— Не только рыба. Еще раки. Змеи. Медведи. И браконьеры, — хмуро пробасил мужчина. — Тебе разве не сказали в деревне, что нельзя пересекать ров и уходить глубоко в лес?

Нет, ничего ей не говорили, а иначе бы она запомнила, что эта часть леса запретная для людей. По крайней мере, тех здравомыслящих людей, которые хотят спокойно жить, а не искать приключения на свою пятую точку, черт побери!

Девушка побледнела сильнее и даже как-то покачнулась, отчего мужчина поджал недовольно губы.

Ну, теперь точно шлепнется без сознания.

Пугать он ее не хотел, сказал правду.

Просто голос у него был такой. Слишком низкий.

И поэтому большинству людей казалось, что он постоянно чем-то недоволен.

Ну и взгляд тяжелый, да.

Но так и жизнь была не сахар!

Может, он и улыбался бы, если бы всё было по-другому.

Но какой смысл об этом сейчас было думать?

От него и мужики-то шарахались, что уж говорить про какую-то мелкую девчонку.

— …Простите, я не знала, — пролепетала она, и ее взгляд испуганно забегал, а сердце заколотилось так, что ему было отчетливо слышно.

Думала, как и куда можно от него убежать?

Да куда тут убежишь, если на много километров вокруг только глухой лес и ни одной живой души, не считая зверья?

Вот и послал же дьявол это несчастье!

С мужиком ему было бы куда проще: вломил бы ему по затылку, чтобы челюсть выпала изо рта, и шел бы себе дальше по делам в полной уверенности, что когда тот очнется, то первым делом унесется домой и сюда уже точно не захочет вернуться. А с этой что делать? Ее и пугать-то было страшно! Еще сердечный приступ схлопочет. И что потом делать? Не оставлять же в лесу вот так!

Глава 2

Гром еще долго не уходил.

Так и сидел в кустах голый, прислушиваясь к тому, что происходит в доме у этой странной девушки.

Ему и так было ясно, что она живет одна, но почему-то он решил в этом убедиться, чтобы на душе стало еще мрачнее и тяжелее.

— Ну, тебе-то что?! — ворчал он сам на себя, когда собирал уже высохшие волосы большими ловкими руками в привычную шишку на затылке, густоте которой позавидовала бы любая девушка. — Сколько здесь можно торчать? Будто своих проблем мало!

И проблем было выше крыши, а уйти он так и не смог.

Прошло не меньше часа, прежде чем девушка смогла встать полноценно на нетвердые ноги.

Всё это время она терла их, щипала и тихо ругалась сама на себя. Только это совсем не помогало.

Пару раз он едва не кидался обратно в дом, когда она приподнимала себя на слабых руках и пыталась передвинуть тело в более удобное положение, но из-за этих манипуляций упала со скамейки на пол, посадив ко всему прочему еще и синяков на своем маленьком заду, — но каждый раз останавливал себя насильно. Одергивал и садился снова на свое место.

Останавливал и убеждал, что ему нет дела до людей и того, что происходит в ближайших деревнях.

Люди — это зло. Пусть даже такое с виду симпатичное и безобидное.

Вот только в этот раз никакие убеждения не срабатывали.

Что за несчастье такое было с ней?

А родители где были и почему позволили своему не совсем здоровому ребенку оказаться в такой ситуации?

Уже и вечер наступил, и в редких домах в деревне зажегся свет, а Гром всё не уходил.

Только мрачнел с каждым проведенным здесь часом всё сильнее и сильнее.

У нее даже свечей не было, чтобы в доме было хоть немного светлее.

Зачем она сюда приехала, если у нее не было элементарного понятия о том, как выживать в такой глуши и без того, что люди гордо и заносчиво называли «цивилизацией»?

Ужасную лачугу освещал только тот свет, что шел от огня в печи, который девушка поддерживала постоянно.

В ее душе была просто черная дыра.

Не почувствовать это было нереально даже с такого расстояния.

Гром и сам знал эту боль.

Он жил с ней много лет, а легче никак не становилось.

Девушка же была только в самом начале этого ада, до конца, наверное, не понимая, что время ничего не сотрет и не притупит — больно будет так же каждый день.

Когда умирает тот, кого ты любишь, жизнь не может вернуться в прежнее русло. Она меркнет. Теряет краски и становится серой и безрадостной.

Цветы уже никогда не будут пахнуть так же вкусно, а варенье никогда не будет таким же сладким. Радуга перестанет быть чудом, и только рыдающий дождь будет отзываться в душе болью.

Мужчина чуть прищурился, тщательно осмотрев все близлежащие дома, чтобы понять, есть ли здесь люди, которые смогут помочь ей в случае чего, но в и этот раз не получилось вздохнуть с облегчением, чтобы наконец уйти.

По сути, дом девушки был последний жилой, если так можно было назвать с учетом его состояния.

Четыре дома были заброшенными и заросли настолько, что в них без труда можно было бы снимать фильмы ужасов про болотных, домовых или Вия.

Природа быстро забирала себе то, что оставлял человек.

По другую сторону от дороги жил старик, который пил много лет подряд и был инвалидом.

Он и сейчас был пьян и громко храпел.

В его доме было столько же насекомых и мелкой живности, как в домах заброшенных, потому что об уборке он думал меньше всего.

Основная часть скромного населения деревни проживала в центре, что было довольно далеко от девушки.

Они ели, пили, ходили, занимались своими делами — и никто не задумывался над тем, что приезжей девушке может понадобиться помощь.

А если понадобится? Она не сможет докричаться, потому что жила слишком далеко.

Гром скрипнул зубами, злобно шарахнув широкой ладонью по пню рядом, отчего тот треснул.

Ее жизнь словно на прочность проверяла, ей-богу!

В наступившей темноте крадущейся ночи мужчина тяжело и протяжно выдохнул, сам себе сокрушенно покачав головой.

Нет. Нужно уходить.

Иначе он погрязнет с головой в ее жизни, о которую запнулся случайно, а помогать точно не собирался.

Он уйдет.

Но сначала сделает кое-что, потому что время шло, а она так и не поужинала. Только выпила горький чай без сахара и забралась неловко на печку, чтобы лечь спать.

Мужчина долго пытался отыскать признаки хоть какой-нибудь еды в ее доме, но ни рыбой, ни мясом не пахло.

Она питалась солнечной энергией или чем?

Ради своей задумки он вернулся снова на озеро и собрал свои вещи, но одеваться не стал. Не до этого пока было.

Гром не чувствовал себя неловко обнаженным.

Глава 3

Пока Буран шарил в кладовке, которая занимала подземный этаж размером с этаж первый, Гром тяжело опустился на диван и попытался расслабиться.

Кладовка у него была знатная.

Там было столько запасов, что можно было бы спокойно жить несколько лет, в принципе не покидая стен дома: варенья, соленья, компоты, настойки, мед, орехи, нужные засушенные травы — всё, что было так мило медвежьей душе, имелось в этой кладовке в большом количестве.

И всё это Гром заготавливал собственными руками, чтобы хоть как-то скрасить свое одиночество и занять себя вполне полезным делом.

Правда, с переездом Бурана к нему, кажется, снова нужно было запасаться всем на свете.

— У нас яйца заканчиваются!

— Прошлым утром их было восемьдесят штук, — глухо отозвался Гром, когда Буран появился из кладовки, степенно поднимаясь по удобной лестнице с большой тарелкой в руках, где лежали яйца, грибы и вяленое мясо.

— Вчера я ел яичницу, и сейчас мы будем есть ее тоже. Поэтому уже минус сорок.

Кстати, как истинные медведи, берсерки ели много.

Но иногда Грому казалось, что в таких количествах способны поглощать еду только Бурые. Полярные предпочитали свежепойманную рыбу.

Кадьяки — живое сопротивляющееся мясо.

Гризли больше болтали, чем набивали рот. И только Бурые всегда пытались найти, чем бы им перекусить. Может, поэтому его род считался самым гостеприимным и душевным, что про самого Грома сказать можно было с большой натяжкой.

Он молчал и упорно делал вид, что пытается уснуть, но друга было не провести.

Медведь медведя чувствовал так, что людям было не понять. Им иногда и говорить было не нужно — достаточно было почувствовать эмоции друг друга.

— Так! Не строй из себя спящую царевну. Пока я готовлю, рассказывай давай, что у нас случилось, пока я был в мастерской, — раздался деловой голос Бурана, который ловко орудовал на кухне, уже включил плиту и достал самую большую из сковородок, чтобы первым делом пожарить мясо до красивой и аппетитной корочки.

Гром протяжно выдохнул, но проще было сдаться сразу, чем сутки слушать нытье мужчины, что от него скрывают что-то интересное.

— В дальней деревне откуда-то появилась девушка.

— Опа! Симпатичная?

Гром бросил такой тяжелый взгляд на сияющего друга, что Буран сник за секунду, теперь видя, что дело реально паршиво и его товарищ пропадает.

Подумать только, его сутки дома не было, а тут уже такое творилось, мать-перемать!

— Всё, понял. Симпатичная, но не для меня.

Гром в ответ поморщился и снова лег, пробурчав:

— Глупостей не говори!

Хорошо, что он не увидел, как понятливо улыбнулся Буран на эти слова, чуть выгибая брови, когда вкрадчиво добавил, ожидая, что за такие слова, помимо подушек, в него может прилететь и диван. А потом стол. Или кресло. Главное, чтобы не крыша дома, потому что в своей ярости Гром был страшнее бога Одина.

— Ну ведь зацепила же она тебя.

Гром зарычал в ответ глухо и низко, но, к счастью, не пошевелился, что спасло мужчину от переломов конечностей и ушиба всего тела сразу, потому что мощь и сила Грома была не простой, а, черт возьми, королевской.

Если такой берсерк выйдет из себя, то лишиться жизни можно было на раз-два, даже если ты сам первый воин на деревне и как бы не пальцем деланный.

— Не зацепила!

— А чего тогда так страдаешь?

— Ты бы видел, в каком доме она живет! Там не дом — его даже лачугой назвать язык не повернется! Доски сгнили, порог провалился. Крыша держится только одними молитвами. Электричества нет. Воды нет. Еды тоже нет. А главное — нет никого, кто мог бы ей помочь или защитить ее. И сама она как кузнечик.

Буран хохотнул:

— Зеленая и с коленками назад?

Гром кинул настолько испепеляющий взгляд, что мужчина проглотил неуместный в этот момент юмор, особенно когда Гром тяжело выдохнул:

— Хрупкая.

В этот раз Буран нахмурился, покосившись на хмурого Грома, который действительно всей душой переживал за эту загадочную девушку.

Нет, понять его, наверное, можно было бы, если бы он не знал своего друга с пеленок.

Не сказать чтобы Гром был черствым по своей природе, просто после трагических событий в его и без того непростой жизни пришел момент, когда людей он стал ненавидеть и обходить стороной.

Обычно всё общение короля Бурых берсерков сводилось к тому, что он жестоко наказывал браконьеров или тех, кто позволял себе нарушить негласные закона леса, — он убивал их.

То, что творилось в ближайших деревнях, мужчину не интересовало уже давно.

Да, бывало, конечно, что люди сами находили его и приходили за помощью, потому что считали лесником, и Гром помогал в силу своих возможностей, но никаких эмоций особо не испытывал.

А тут с ним творилось такое, что Буран был искренне удивлен, но предусмотрительно молчал.

Глава 4

— Я утром проснулась, а у меня на пороге стоит большой таз, полный рыбы.

— Правда?

— Да. Я подождала несколько часов, что, возможно, кто-то придет и заберет. А потом подумала, что рыба может пропасть, а потому решила ее почисть и сложить.

Гром только сокрушенно покачал головой.

Медвежьи боги! Эта девушка себя угробит с такими понятиями о честности! Как она раньше-то выживала? Выходит, она со вчерашнего вечера так ничего и не ела.

— Если рыба стояла на твоем пороге, то очевидно, что принесли ее тебе, дочка, — мягко отозвался Штиль. — Хотели бы подарить кому-то другому, то этот таз стоял бы на другом пороге. И поверь, никто бы не стал ждать, а уже давно бы сварил себе ухи.

Она только растерянно поморгала, пробормотав:

— Но у меня нет здесь никого, кто мог бы вот так помочь…

— Значит, уже есть, — загадочно отозвался мужчина и допил свой чай, поставив железную кружку на устойчивый порог. — А связь у тебя есть? Телефон?

— Лежит где-то, но какой от него толк, если света нет и зарядить его невозможно?

— Я буду в ваших краях еще в конце недели и загляну к тебе.

— Спасибо, буду рада вам.

Она улыбнулась настолько мило, что Гром снова скрипнул зубами. Но Штиль такое отношение, конечно, заслужил.

Когда они попрощались, он был хотя бы спокоен и уверен в том, что рыба будет наконец съедена. Уже хорошо.

Только Штиль далеко не уехал, сделал так, чтобы все местные видели, что его машина выехала за пределы деревни и свернула на лесную дорогу, по которой мало кто ходил, а сам остановился в тенечке и пришел к Грому.

Король Бурых, конечно, это чувствовал, и в какой-то момент было желание уйти, но он был слишком благодарен Штилю за его помощь с девушкой, что сделать это было просто невежливо.

Полицейский опустился рядом с ним на траву, глядя на домик девушки теперь издалека.

— Так и будешь сидеть здесь?

— Я не лезу в жизнь людей, — пробурчал Гром.

— Так и не лезешь? Думается мне, что мало кто смог бы поймать столько рыбы. И кое-кто приложил к этому лапу.

— Ты уже и отпечатки пальцев снять успел?

— Нет, просто на том тазу остался твой характерный запах.

— Это намек на то, что мне пора помыться?

— Ты знаешь, на что это намек, Гром.

Он только поджал губы, но промолчал.

Да и какой смысл отнекиваться от слов Штиля и изображать полное непонимание, когда рядом с тобой сидит такой же косолапый зверь, который чувствует всё, что надо?! И что не надо — тоже.

— Я правда не хочу быть здесь.

— Но сидишь и не уходишь. — Полицейский неожиданно положил широкую ладонь на могучее плечо Грома, чуть сжав его: — Не мне давать тебе советы. Но одно ты знаешь и без меня: время еще никому не было на пользу. Не теряй его! Общаться тоже нужно учиться заново.

Гром не знал, что ответить, но почему-то кивнул, словно был согласен.

А еще он знал, что время совсем не лечит, как бы люди ни говорили.

Штиль уже приподнялся, чтобы уйти, но Гром тихо обратился к нему:

— Что значит «ты вернулась»? Эта девушка жила в деревне когда-то?

Мужчина кивнул, и Гром снова ощутил в нем эти странные эмоции. Не самые приятные. Обычно такое чувствуют, когда в дерьмо наступают или видят что-то неприятное и грязное.

И как это могло относиться к девушке, он совсем не мог понять.

— Жила. Когда была совсем ребенком. Таких, какой была ее мать, называют непутевой. Пропащей. Пила она с молодости, гуляла, мужиков перебирала, потому что красивой была и падкой на внимание. Как в нее влюбился парень, понять, конечно, можно. Думаю, многие голову теряли, но понимали, что толку от такой девушки не будет, а он, видимо, решил, что сильный и сможет ее переделать ради семьи. Его родители в ужасе были. Отговорить пытались: и угрожали, и били, но он на своем стоял. Там и свадьбы никакой не было. Молодые просто стали жить вместе, а скоро у них родилась дочка. Хорошенькая. Мордашкой на мать похожая. И сначала вроде она пыталась держаться — пить перестала, домом занималась, как умела. Но надолго ее не хватило. Девчушке полгодика было, когда мать стала пропадать по ночам, а парень не терпел этого и стал бить. В итоге уехал в город на заработки, а когда вернулся, то обнаружил, что всё вернулось на круги своя: в доме грязь, водка, пьяные мужики. И дочь ее не остановила. Он еще долго пытался с этим что-то сделать, спасти семью. Но не получилось у него.

Гром только сжал челюсти, слушая то, как нехорошо и печально прошло детство девочки, а сам глаз не мог отвести от девушки с огненными волосами, которая теперь уютно сидела на крылечке и продолжала чистить рыбу, не подозревая, что именно о ней сейчас говорят два берсерка.

— Он решил остаться в городе и начать новую жизнь. И родителей своих к себе перевез. Как оно обычно бывает, завел новую семью. А девочку потом забрала бабушка к себе. Можно сказать, спасла. Ей года три было тогда.

Глава 5

Девушка опять рыдала ночью и уснула очень поздно, измучившись от собственного состояния.

И Гром не спал тоже.

Будь он проклят — опять торчал возле ее дома на самом краю леса! Хорошо еще, что Буран ушел на работу и не видел этого, а иначе вопросов и лишних мыслей было бы не избежать.

Там уже и трава примялась от его сидения!

Он снова ворчал на себя, убеждал в том, что нет ему дела, и сам понимал, что обманывает себя.

И обманывает очень нагло.

Зацепила она его.

Да, сильно зацепила. Особенно сейчас, когда он узнал от Штиля о ней немного больше.

Сегодня он тоже не смог удержаться и принес на порог не только рыбу, но и немного картошки из своих закромов. И яйца. И баночку соленых грибов. А еще баночку варенья из брусники, потому что витамины ей были ой как нужны. У него-то этого добра было столько, что он и не считал уже. А почему-то казалось, что девушке это будет приятно.

Да и потом — есть одну рыбу в разных вариациях на протяжении нескольких дней хоть кому надоест.

Пришлось даже отгонять наглых местных котов, которые покушались на свежепойманную рыбу, но всё это было не напрасно, когда девушка проснулась, вышла на порог и увидела новый «подарочек домового».

Ее мордашка вытянулась от шока, и красивые глаза округлились.

Девушка присела осторожно на корточки, рассматривая то, что в тазу, и неожиданно улыбнулась.

Широко, душевно и искренне.

И Гром понял, что ради этой улыбки он готов приносить ей еду каждый божий день, лишь бы только увидеть ее снова.

В какой-то момент девушка вскинула голову и стала осматриваться в попытках увидеть того, кто ее тихо подкармливал.

Мужчина понимал, что его она увидеть не сможет, потому что человеческие глаза не способны на такое, но, когда девушка неожиданно посмотрела в сторону леса, Гром удивленно хмыкнул.

Интересно, о чем она думала, когда смотрела туда?

Может, о нем?

К счастью, теперь Гуля не ждала сутки, пока кто-нибудь придет за тазом, а сразу забрала его себе и первым делом навела морса из варенья. У нее даже душа как-то словно озарилась, когда она открыла баночку и первым делом поднесла ее к лицу, чтобы с трепетом вдохнуть его необычный пряный аромат.

Гром бы душу продал, чтобы узнать, о чем девушка думала, когда делала всё это, и почему ее реакция так сильно отражалась в его душе, словно лучик озорного солнца попал в его темное мрачное царство, похожее на дремучий лес, куда бы и зверье побоялось заходить без особой надобности.

До чего же странная девушка!

Для нее это варенье было словно маленькое божество, к которому она прикасалась осторожно и с такой огромной любовью и благодарностью, что удивлялся даже видавший виды ворчливый медведь!

— На днях малину принесу. Посмотрим, как ты на это будешь реагировать, — криво улыбнулся сам себе под нос мужчина и снова весь превратился в слух и нюх, чтобы проводить каждую минуту ее жизни рядом, хоть и издалека.

Эта жизнь его в прямом смысле завораживала: чужая, хрупкая, одинокая, но всё равно при этом какая-то светлая и чистая.

Ей было больно, но девушка никого не винила.

В ней не было ни грамма злости, только огромная черная боль, которая, однако, не выливалась на других и тихо тлела в ней.

Через пару часов Гром заметил первые за эти дни движения в сторону дома Гули: две старушки волокли по неровной пыльной дороге небольшую старую тележку, заполненную дровами и какими-то мешочками.

Им было тяжело в силу возраста, однако эти люди были настолько закаленными своей нелегкой жизнью, что сдаваться на полпути просто не привыкли.

Они такого делать не умели — только шли до конца, как бы тяжело им ни было, приговаривая при этом, что глаза боятся, а руки делают.

Девушка услышала их и выбежала из дома, чтобы скорее помочь, но только и ее сил едва хватало.

— Баб Нюр, ну куда вы столько тащите! — ахнула Гуля одной из них, на что старушка в платке только отмахнулась:

— А то раньше мы меньше носили, да, Никитична?

— Да раньше мы бы и коня остановили! — хохотнула вторая старушка с задорными не по возрасту глазами, пихая свою подругу в худой бок. — Это теперь два мешка муки и немного дров вдвоем уволочь не можем!

— Я тебе вечером свою настойку принесу — к утру пойдем искать коня!

Девушка прыснула от смеха, глядя на двух подружек и, видимо, единственных жителей этой деревни, которых девушка явно знала.

Гром предполагал, что те дрова, которыми топила свой домик девушка эти дни, тоже были подарком от них. И хорошо, что был хоть кто-то, кто мог за ней присмотреть. Не считая его самого теперь.

Втроем они доволокли тележку и высыпали дрова у порога, а пару мешочков с мукой и какими-то крупами занесли тут же в дом.

— Внуча! Я же тебе говорила, чтобы ты к нам шла, как только еда начнет заканчиваться! У нас-то ноги уже еле ходят, а ты-то добежишь быстро!

Глава 6

Девушка уже спала.

В этот раз она мало плакала, и ее дыхание было размеренным и ровным. Видимо, приход тех задорных бабушек хоть немного, но приподнял ей настроение.

А еще Гром ощутил то, что заставило его заинтересованно приподнять брови и снова направиться к деревне.

Малочисленные жители уже спали, кроме бурной и еще более малочисленной молодежи, которая пила и гуляла. Впрочем, Грома это не касалось и совершенно не волновало, пока они были далеко от Гули и не трогали ее.

Он снова остановился на краю леса и чуть прищурился, потому что разглядел на маленькой отремонтированной веранде свой таз.

И он не был пустой.

Мужчина шел так тихо и осторожно, как это может делать только зверь — без единого шороха, без какого-либо лишнего движения. Только целенаправленно вперед к своей цели.

А таз был действительно не пустой: в нем лежали пирожки, отчего лицо Грома удивленно вытянулось.

Мужчина улыбнулся, когда увидел на краю таза надпись, сделанную аккуратно тонким угольком: «Спасибо Вам».

Вот это новость.

Девушка решила таким образом отблагодарить его?

Это было неожиданно, но чертовски приятно! Даже на душе как-то потеплело.

Пирожки были словно игрушечные: маленькие, аккуратные, все одной формы, а еще слеплены в виде рыбок, чего медведь до этого дня никогда не видел.

Он даже присел на корточки перед тазом, с интересом рассматривая то, что в нем лежало.

Выходит, пока он там упражнялся в силовом многоборье с деревьями, она для него стряпала это вот чудо, которое теперь и кушать было жаль.

Подумать только, это сколько же она времени потратила, чтобы слепить этих рыбок?

У них ведь даже плавнички были, хвост и рисунок в виде чешуек! А поскольку Гром сам неплохо готовил, то мог представить, сколько времени девушка потратила на эту красоту. Для него.

Он съел один пирожок тут же и улыбнулся еще шире.

Внутри было рыбное филе без единой косточки.

Сразу было видно, что Гуля хотела угодить своему помощнику.

И угодила так, что Гром и слов найти бы не смог, чтобы выразить все чувства, которые сейчас бурлили внутри него, в этот раз не обжигая возбуждением, а согревая чем-то очень тонким, невесомым и душевным.

Таких девушек, как она, было не найти: теплых, настоящих, проявляющих заботу о других.

Она ведь даже не знала, кто ей помогал, но чувствовалось, что хотела сделать что-то взамен своему помощнику, кем бы он ни был.

Гром заглянул в дом, чтобы увидеть, как она спит, забравшись на печку, подложив под голову свернутое одеяло вместо подушки и укрываясь тонким покрывалом.

У нее не было ничего, что имелось у обычных людей, но внутри было то, что ценилось на вес золота, — искренность и доброта.

Мужчина забрал тазик с пирожками и вернулся на свое привычное место на краю леса, чтобы не спеша есть их и думать с удовольствием о том, что же положить ей еще из вкусного, чтобы порадовать ее хрупкую светлую душу.

— Оставь мне! — вдруг раздался обиженный голос Бурана за спиной, и друг рухнул рядом, первым делом нырнув рукой в тазик, но тут же по этой руке получил. — С рыбой?

— Да.

Гром сам достал миниатюрный по меркам берсерков пирожок и протянул его другу, не спрашивая о том, что он здесь делал и как нашел, потому что медведь медведя сможет найти где угодно. Особенно если они всю осознанную жизнь провели бок о бок.

— Не пирожки, а произведение искусства, — пробормотал Буран, с неподдельным интересом рассматривая чудо, которое теперь лежало в его ладони.

— Это точно.

— Ты поспи иди, Гром. Я присмотрю за девушкой до утра.

— Еще чего! Я не устал!

— Ты себя по стороны видел? Круги под глазами уже такие, что скоро до коленок свисать начнут! Ты когда в последний раз спал нормально?

Гром только недовольно поджал губы, понимая, что Буран, как всегда, прав и что ответить ему совершенно нечего.

Последние дни, а вернее с тех пор, как он увидел девушку в лесу, дни стали проходить суматошно и в постоянном волнении за нее, а ночи стали тягостными и долгими.

Проблема была в том, что, как бы ни уставал, он не мог успокоить свою душу настолько, чтобы сомкнуть глаза и полноценно уснуть хотя бы на пару часов.

В голове постоянно роились мысли о том, что ее могут обидеть, а он не успеет помочь. Не успеет защитить.

— До рассвета немного уже осталось. Поспи. Я не уйду с этого места до тех пор, пока ты не придешь, — миролюбиво проговорил Буран и сжал могучее плечо друга. — Я ведь не только за твое состояние переживаю, но и за наш род, потому что, когда ты злой, это грозит грандиозным мордобитием и глобальными разрушениями.

Гром криво хмыкнул, потому что и в этом Буран тоже был прав.

Чем хуже настроение у короля — тем больше проблем было в лесу на ровном месте.

Глава 7

— Внуча, завтра просыпайся пораньше! Пойдем за черемшой, пока она не зацвела!

Эти слова, сказанные вчера бабой Нюрой, так обрадовали Гулю, что она еле смогла уснуть.

Ей не терпелось выйти из своего домика, чтобы начать узнавать этот мир первыми робкими шагами. Шагами в новую жизнь, как она и обещала своей бабушке.

Пока ей это давалось тяжело. Очень тяжело.

Выйти в центр деревни она так и не решилась, потому что понимала, что люди начнут шептаться, когда увидят ее, и, скорее всего, задавать неловкие вопросы про ее судьбу, про мать, про то, как умерла бабушка и что стало с квартирой, где она должна была остаться, — и этого она не хотела. Вернее, еще не была готова.

А вот общество бабы Нюры и бабы Таси было для нее желанным и приятным.

— Что такое черемша?

— Это первая съедобная трава, которую мы заготавливаем ранней весной. На вкус как лук и чеснок вместе, но очень полезная. У нас тут ее еще называют медвежьей травой. Говорят, что это первое, что кушают медведи, когда просыпаются после зимней спячки.

При упоминании о медведях Гуля вспомнила того большого мужчину из леса и не смогла сдержать смущения.

К счастью, бабушки уже завели какую-то беседу и потому не обратили на это внимания, а девушка поспешно поднялась из-за стола, сделав вид, что она занимается чайником.

На самом деле она часто вспоминала этого мужчину за прошедшие дни.

Так часто, что было даже неловко.

За всю свою жизнь она таких могучих мужчин никогда не видела.

Да и если говорить честно, то был всего лишь один парень, который ей искренне нравился и о котором Гуля думала вот так же часто, как об этом большом бородатом мужчине.

Только ничего хорошего из этих дум не получилось.

Гулю в школе не очень любили за особое положение из-за проблем со здоровьем: ее к доске никогда не вызывали, разрешали отвечать с места и даже не вставать.

Это учителя понимали, что девочка может разволноваться и ее ноги откажут.

А детям было без разницы.

Они просто видели, что Гуля не такая, как все, и начинали этим ее задевать и отдаляться.

Нет, девочку никто не травил и не обижал.

Но и друзей у нее не было.

Ее просто сторонились и предпочитали дружить с другими.

После окончания школы и поступления в университет бабушка строго сказала, что пора обзаводиться друзьями и молодым человеком, и Гуля надеялась, что здесь всё будет по-другому: не нужно ведь было выходить к доске.

Достаточно было ходить на лекции, а затем сдавать экзамены.

Всё было проще, и в какой-то момент она даже обрадовалась, что стала общаться с молодежью, хотя и чувствовала себя неловко, потому что где-то в голове всегда был этот липкий страх, что ноги снова перестанут ее слушаться.

Так случалось всегда, когда эмоции захлестывали и Гуля начинала из-за чего-то волноваться.

Врачи говорили, что физически ноги здоровы и всё, что они могли сделать с этим, сделали.

Дело было в бессознательном.

В том, что осталось сидеть глубоко в голове девушки, и с этим должны были работать уже психологи.

Но об этом Гуля думала меньше всего, когда понравившийся парень пригласил ее прогуляться с его компанией.

Они даже не были один на один, но и это стало огромным счастьем для нее.

И поначалу всё шло неплохо: они веселились, гуляли по парку, даже сходили в кино, а затем в кафе.

В какой-то момент Гуля расслабилась и подумала, что он и есть тот самый, с кем ее сердце и мысли научатся работать как нужно и не бросаться в панику каждый раз.

Но иллюзия растаяла, стоило только молодому человеку приобнять ее, когда компания возвращалась домой через парк.

Сердце тут же заколотилось, кровь хлынула к лицу, и… Гуля рухнула в осеннюю лужу и листву, за секунду промокнув и замаравшись.

Она до сих пор не могла забыть лицо парня, когда он поднимал ее и морщился от отвращения, потому что тоже замарался.

Это было крахом последней надежды на то, что девушка сможет с кем-то встречаться.

Больше ее не приглашали гулять, и она никого не винила в этом.

Чувство стыда за свою нелепую особенность она несла все прожитые годы, и лишь этот большой бородатый мужчина из леса повел себя как настоящий герой — помог и ни слова не сказал, что с ней что-то не то, хотя, конечно же, видел это, и вопросов наверняка было много.

Это не выходило из ее головы.

Как и сам облик мужчины, потому что его красота была особенной: настоящей, мужской, истинной.

Гуля всё придумывала, как узнать у бабушек, живет ли этот мужчина в деревне или где-то рядом, но смущалась и так и не решилась сделать это до сих пор.

Страшно и неловко было, если бабушки подумают, что Гуля только в деревню приехала и еще от своего горя не оправилась, а уже расспрашивает про какого-то мужчину!