Хозяйка Бруно

1

Я этой истины куски глотал, играя в поддавки,

Я так старался проиграть, как будто завтра умирать…

И вот итог моих сражений, вот что взошло на грядке бреда:

Любовь — искусство поражений, в любви страшней всего — победа.

V.Levi

-1-

Заря. Поле, на котором буйно рос клевер, горох и люцерна, огорожено аккуратным белым забором, пахло летом. День должен был быть жарким…. Роса на кончиках травинок упрямо на это указывала. Анна стояла босиком посреди затаившей дыхание природы и впитывала тишину, которая растекалась по округе. Глаза молодой женщины были закрыты и только для нее одной вокруг парили звуки музыки Луиджи Рубино… Она услышала мелодию вчера вечером по радио и мотив крепко вцепился в сознание.

Жизнь на ферме была пределом ее мечтаний, когда-то...

Семейство Версдейл на этой земле выращивало скот и занималось изготовлением местного вида чеддера, начиная с 1899г. В этом деле они преуспели настолько, что при желании могли весьма беззаботно и припеваючи жить в Лондоне. Но ненасытная любовь к природе, которая дарила ощущение истинной свободы, казалось, навеки приковала все семейство к родовому поместью.

Роль якоря играл Бенджамин Версдейл. Сухопарый, резкий в общении, преданный своей семье и требующий от нее не меньшей отдачи, вот уже как семьдесят шесть лет жил в своем владении Чепкроут в Девоне, близ Эксетера. Неуемная энергия до сих пор поддерживала в мужчине способность держать все нити семейного дела в руках.

Бразды правления полагалось передать в его единственному сыну, который со своей женой жил в поместье и охотно исполнял роль преемника. Рано овдовев, Бенджамин вырастил Генри не без помощи своей матери Розалинды Версдейл, которая жила с ними в имении. Потомственный трудоголизм со временем привел Чепкроут к процветанию.

Анна всегда вставала рано. Она любила какое-то время полежать в постели, как бы подготавливая себя к процессу вхождения в новый день. Разумеется он мало, чем будет отличаться от предыдущего, но все равно он будет – новым.

Со стороны жизнь Версдейлов была страшной рутиной…. Дни сливались и номинально сменяли друг друга, но Анна ведь знала разницу.

Летом она спала с открытым окном, утром из него лилась тишина, покачивая кружевными кремовыми занавесками, она нежно плыла по комнате с запахами сегодняшней еще свежей травы, вчерашнего, сладковатого скошенного сена, которое подсушивалось во дворе. Изредка доносилось мычание коров, которые уже ждали утренней дойки.

Девушка с удовольствием ощущала, как сон уступает место бодрствованию и тихонько извиняясь, остается на подушке. Хочется есть. Спрыгнув на вязанный афганский коврик, Анна торопливо пошла умываться. Прохладная вода приятно щекотала щеки, мятный вкус зубной пасты оставлял ощущение чистоты и свежести во рту. Любимая щетка для волос мягко распутала густые волосы девушки. Каштановыми волнами, длинною чуть ниже плеч, они аккуратно улеглись на спину. Соорудив повседневную удобную прическу – конский хвост - Анна бросила быстрый взгляд в зеркало, и не увидев ничего нового, мысленно поблагодарила природу за то что есть.

Венцом утреннего ритуала умывания – расчесывания была мимолетная широкая улыбка, которая как печать на справке чиновника подтверждала, что день обязан быть замечательным. Ну, хотя бы утро…

С гардеробом в будние дни вопрос был коротким – легкие льняные брюки темного цвета и какая-нибудь футболка. На ферме никто не носил светлую одежду, из практичности. Слишком легко было испачкаться, не смотря на образцовую чистоту и полную автоматизацию доильного зала, хватало «пыльной» работы, которая по мере сил выполнялась всеми членами семьи и немногочисленными работниками. Привычка одеваться подобным образом осталась и после того, как родной дом перестал быть для нее постоянным местом жительства, а Анна стала хозяйкой самой себе.

Девушка торопливо сбежала по лестнице и оказалась в большом холле. Она вдруг резко остановилась.

Тишина…

Скоро все проснуться и это умиротворение исчезнет до следующего утра. Но сейчас… Сейчас оно здесь! Анна босиком прошлепала на кухню – одно из самых любимых ее мест в этом большом доме. Деревянные полы из дуба, которые обошлись отцу в целое состояние, дарили приятное ощущение ногам – не теплые и не холодные.

Девушка поставила большой кофейник на плиту и начала делать тосты. Из холодильника явились свету сливочное масло, сыр, ветчина и мед. Пара кусочков мягкого хлеба быстро зарумянились в тостере и теперь лежали на большой тарелке хвастаясь хрустящими боками. Анна достала из шкафа небольшую банку с зернами кофе и засыпала их в деревянную мельницу – папин подарок маме. Кларисса очень уж не любила полную автоматизацию на кухне. «Иногда нужно и руками поработать. Человек и так уже слишком облегчил себе жизнь всеми этими устройствами. Я считаю кощунством молоть кофе, печь хлеб иным способом, нежели своими собственными руками. Про сыр вообще молчу. Нам ли не знать разницу….».

Зерна тихо похрустывали в мельнице. Густой аромат кофе заполнил кухню. Анна пересыпала кофе в кофейник, добавила сахар, корицу и поставила на плиту. Предвкушая свой любимый завтрак, она непроизвольно улыбнулась. Кофе варился минут пятнадцать, но ни в коем случае его нельзя было доводить до кипения. Уже было не то!

Она воспитывала в себе вкус к еде. Даже к самой простой. Будучи подростком, она механически могла насыпать растворимого кофе, бухнуть сахара и молока и не задумываясь, отправить это в себя с «каким-нибудь» печеньем даже не распробовав вкуса и запаха. Вспоминая былое расточительство, самого доступного из удовольствий для человека, которым являлась еда, Анна вздохнула и покачала головой.

Открытие собственного ресторана, вся эта суматоха, нервы, будто загадочно воплощались в нечто физическое, Анна ощущала, что когда она в спешке собиралась перекусить, а точнее что-нибудь закинуть в себя, ее шею как будто стискивали невидимые пальцы, напоминая, что еда теперь ее работа и если она относится к этому без должного уважения и не ценит, то грош цена ее стараниям и дальнейшим усилиям.

2

По дороге в Эксетер Анна как всегда пыталась составить в голове распорядок на сегодняшний день. Мысли подобно рою пчел заполнили голову. Порой казалось, что она пытается охватить неимоверное количество дел, а к ним и нюансов. Куда же без них!

Конец месяца. За «Джогред и Палм» отчет в фискальную службу, а для нее - бухгалтерский. С этой конторой Анна заключила договор на бухгалтерское обслуживание когда «Бруно» еще не открылся. Там работала ее одноклассница Верт Джогрет. Старая дева в глазах местных кумушек, такая же безнадежная, как и сама Анна, Верт была дотошной, серьезной, исполнительной, слишком умной по профессиональным меркам и без чувства юмора. Внешность же позволяла ей при малейшем желании удачно выйти замуж. Увы, мозги мешали.

Между Верт и Анной были поверхностные отношения, замешанные на взаимоуважении. Анна, вообще, мало кому позволяла общаться с собой на короткой ноге. Эту заповедь она не сама себе навязала. Ярким примером был семейный бизнес Версдейлов и тщательно скрываемые финансовые скандалы. Пока отец и дед искали специалистов для ведения дел с иностранными партнерами, которым можно доверять, довольно много «граблей» было переломано об породистые носы родственников.

Пытаясь расставить по полочкам поток мыслей и выделить приоритетные задачи, Анна талантливо и методично накручивала себя и если особо увлекалась, то не проходило и получаса, как она ощущала легкую панику. Зачастую к началу рабочего дня она была уже порядком взвинчена.

Чтобы немного отвлечься она включила музыку. Магнитола разразилась неизвестной заводной песней, характерной для столь раннего часа, чтобы водители легче справлялись с сонливостью.

Анна с удовольствием ехала по еще пока, сонным уютным улицам Эксетера. «Бруно» располагался на Ньюбриджстрит, в нескольких минутах ходьбы от канала Эксе. Здесь проходила парковая зона с беговыми дорожками. Место очень бойкое и именно за него прошлые владельцы содрали с нее три дорога при продаже помещения.

Здания в городе были в основном двухэтажные. Никаких современных небоскребов или даже сдержанных попыток из стекла и бетона. Старинная архитектура города любовно поддерживалась властями.

«Бруно» располагался в двухэтажном особняке, фасад которого был отделан диким камнем и деревянными балками. Приятную тень и живописную зелень обеспечили раскидистые липы. К зданию прилегал небольшой дворик, отделенный от тротуара и дороги каменным забором с деревянными воротами. Дворик еле-еле вмещал в себя «форд» по длине, но был достаточно широким. Сюда выходила двери с кухни и помещений где хранили поставляемые продукты. Каждый метр был использован с умом и задействован в деле.

Всего в ресторане не считая самой Анны работало семь человек. Кейт Фостон – администратор, француз Серж Ватисьер – шеф-повар, су-шеф – Дэнни Клиффорт, помощник «пойди принеси-почисть» Ли Пау, бармен – Дагерт Блан, официантка – Лили Сонвиль, посудомойка и «фея чистоты» - миссис Пэм Уолшер.

Анне стоило немалых сил подобрать эту команду. Притирки шли долго и несколько человек были уволены, пока нужная комбинация характеров и амбиций не обрела столь важную в любом деле гармонию. Хотя Анна и была хозяйкой ресторана, серым кардиналом, конечно же, являлся Серж. Ритм задавал он и его неуемная кулинарная фантазия. Анна доверяла его чутью, уважала как человека и если меж ними случались размолвки, то исключительно развлечения ради. От этого получали удовольствие не только они, но и завсегдатаи «Бруно», которые заходили в своих предположениях о характере отношений этих «двоих» в столь противоречивые дебри, что это уже стало некой традицией и развлечением. Ходили слухи даже о затеянном споре между местными. Одни ставили на то, что Анна и Серж любовники, другие утверждали, что друзья. Но по-настоящему никто не хотел, чтобы интрига была раскрыта. На прямые вопросы об их отношениях Анна всегда загадочно улыбалась, а Серж в присущей ему манере хмурился и что-то бормотал про размягчение мозга у местных жителей, но очень тихо, дабы не оскорбить самолюбие драгоценных клиентов.

Администратор Кейт Фостон, была лучшей подругой Анны, которая любила ее как сестру и та отвечала ей взаимностью. Они познакомились еще в школе и все время находились в группе оппозиции с «богатыми и знаменитыми». Потребность в бунтарстве благостно удовлетворилась, так что легкие наркотики и общедоступный разврат остались невостребованными.

Кейт жила со своим парнем Эваном недалеко от ресторана и была на подхвате. Анне часто приходилось уезжать в Лондон по делам, которые Бенджамин сыпал на нее как из рога изобилия. В этом состоял его коварный план по внедрению любимой внучки в реальный мир, по его собственному высказыванию.

Бенджамин слишком часто замечал отстраненный взгляд Анны в самых разных ситуациях, будь то семейный обед, поездка в город, когда ее глаза замирали в том мире и будто бы видели другой. Она витала в облаках, а подобное редко заканчивается чем-то хорошим. С высока своих лет он мог позволить себе делать выбор за других, особенно если эти «другие» его родные люди. Это намного безболезненнее обычного словесного наставления и споров, которые вели к ненависти и могли рано или поздно развалить любую семью. Подтолкнуть, привести неоспоримые доводы, вывести привлекательные контуры возможного в будущем, а там видно будет… Его стратегия была железной и он следовал ей с упорством, достойным лучших ослов.

В виду этого, Кейт была торжественно завернута в титул администратора с приличным заработком и даже не думала об сверхурочных, отложенных свиданиях и недолеченных простудах; кропотливо и добросовестно работала и получала от этого удовольствие.

«Бруно» пользовался популярностью в Эксетере и считался одним из лучших. Здесь подавали лучшие во всей округе стейки, рыба таяла во рту, от восхитительных десертов и выпечки хотелось плакать и многие плакали, когда пробовали казалось бы самые обычные эклеры, бисквиты, шоколадные муссы, песочные корзиночки с фруктами, булочки с корицей… Плакали, потому что жалели что не занесла их судьба сюда раньше и что рот их был лишен этого праздника, который продавался в «Бруно» по доступной цене.

3

Разглядывая фотографии, Анна не услышала как на кухне мягко хлопнула дверь. Как обычно, задумавшись она была на грани жалости к самой себе, после чего мысленно отвесила затрещину, и широко улыбнувшись, решила вернуться к насущным проблемам.

К плечу прикоснулись. Девушка вздрогнула от неожиданности и обернулась. На нее смотрели теплые карие глаза Сержа.

- И вся мировая скорбь на женских плечах опять, - Серж вместо приветствия поцеловал ее в макушку.

- И тебе доброе утро, дорогой!

Анна улыбнулась.

Накрашенная или нет, полная добродушия или стервозная словно фурия – он принимал ее такой, какая она есть.

Странно, но до сих пор Серж хранил в тайне свои сердечные переживания и тревоги. И дело было не в трудностях с доверием. Рано или поздно человек сам раскроет все, что у него на душе и в мыслях. В конце концов, не все подлежало «публикации».

В присутствии друг друга они могли молчать с наслаждением. Порой, за весь день не произнеся более двух десятков слов, эти двое безмолвно признавали свое редкое родство душ.

Раз или два в год Анна и Серж давали себе слабину и напивались в стельку. Каким бы сильным и терпеливым не был человек, подобные вольности помогали избегать удушливых приступов отчаяния. В один из таких «выходных» дней, когда друзья по единодушному решению вознамерились обнести пару десятков пабов в Дублине, Серж обмолвился Анне о некой Софи, с которой ему посчастливилось провести почти год. Они жили вместе.

Полулежа на барной стойке в окружении батареи пустых стеклянных стопок, аккуратно составленных квадратиком, по красивому лицу Сержа спокойно стекали слезы. При этом он счастливо улыбался. Тогда он выдал странную фразу: «Я согласился бы потерять ее еще сотню раз…Только лишь бы перед этим хоть пару минут побыть с ней рядом». Помолчал немного, он добавил:

- Анна, настоящая любовь опустошает. Если угодно – то это, своего рода химическая кастрация, как для души, так и для тела. Из тебя аккуратно словно вырезают способность сильно любить кого-либо еще кроме одного человека и для тебя это блаженство. Вряд ли ты сейчас до конца меня правильно понимаешь, но я хочу, чтобы тебе сделали такой подарок в небесной канцелярии, даже если у тебя потом его отнимут…

К этому моменту уже и Анна искренне захлебывалась слезами. Абсолютно ничего не поняв из сказанного. Однако ей страшно было слышать такое, но она понимала, что это есть нечто настоящее и истинное, что придает смысл жизни. На пару лет старше Анны, какая бы ни была у Сержа любовь, она состарила его, казалось, лет на пятнадцать.

Серж выдернул ее из воспоминаний.

- Опять задумалась? Наверняка про работу, - он хмыкнул. – А что же тогда без слез? Тебе, дорогая, в пору по полу в истерике кататься. Твой шеф-повар опоздал почти на пятнадцать минут, а остальные работники даже носа еще не кажут в ресторан.

Он деловито подталкивал ее к кухонной двери, на ходу повязывая длинный белый фартук.

- Ну, с тобой все ясно! Из меня ты уже четыре года удачно вьешь веревки, а в отношении остальных иду на рекорд терпения. Как раз обдумывала, что с вами со всеми буду делать, когда оно у меня закончится.

- Пожалуй, отложим это неблагодарное дело. Мы с тобой уже думали пару месяцев назад. Пока хватит,

Серж вспомнил их последний крестовый поход по барам.

– Увлекаться этим нельзя. Глядишь мозги вырастут и мы в ужасе сбежим из твоего сахарного Эксетера, подальше от квохчущих «миссис» и «достопочтенных сэров».

С жеманными и церемонными людьми у Ватисьера была холодная война. Анна полностью разделяла данные убеждения.

Серж поставил перед ней большую миску с зеленой спаржей и кивнув на нее, таким образом, приказал своему боссу перебрать ее, мол, это тебе таблетка для связи с реальностью. Анна, благодарная за ту легкость, которой заражал ее этот красивый увалень, легонько ткнула его локтем в бок.

- А мне поесть за это дадут?

Серж пропал в огромной холодильной камере и вышел от туда с пластиковым пакетом, в котором в колотом льду лежала тушка камбалы. Ответом была хитрая улыбка.

До открытия «Бруно» оставался час, шеф-повар появлялся на кухне первым, чтобы начать подготавливать продукты. Анна периодически ему помогала. Вскоре подтягивались и остальные. Велосипедный звонок во дворе предвещал приход драгоценного су-шефа Дэнни. Запыхавшийся, он проносился вихрем в подсобку, чтобы переодеться, только чудом не опрокидывая чего-нибудь на своем пути.

Если слышались тяжкие вздыхания, то значит вечно не высыпающийся администратор «Бруно» сейчас с полузакрытыми глазами проплетется прямиком к кофейнику за дозой бодрости. Кейт чуть ли не последняя уходила каждый день из ресторана. Не проходило и получаса, как она приходила в себя и порхала между клиентами, рассаживая их за столики и разрывающимся телефоном, принимая заказы.

Мистер Несчастный случай с гордостью носил Ли Пау - представитель немногочисленной местной диаспоры китайцев. На Ли была вся чистка и подготовка овощей и фруктов, разделка рыбы, креветок и т.п. Другими словами, вся «грязная» работа.

Безмерно вежливый, скромный, аккуратный, он умудрялся получать удовольствие от своей кропотливой работы. Загвоздка была в том, как, он появлялся. Анна уже очень много раз просила его погромче говорить свое «нихао» еще с порога. Он настолько тихо воплощался на кухне, что все кто работал с десяток раз чуть не получили сердечный удар, когда Ли внезапно оказывался за спиной и на китайском приветствовал коллег.

Дэнни так пару раз очень сильно порезался, а посудомойка сухопарая миссис Уолшер разбила уже с дюжину тарелок. Ли очень сильно расстраивался, на него было жалко смотреть. Он впадал в некое подобие аффекта и извинялся что есть сил. Руки Дэнни он залечил уже через пару дней, но и тут пришлось ему натерпеться страху, потому что Серж ходил злющий на внезапно развернутый посреди его кухни госпиталь китайской народной медицины. Если сказать, что мазь, которой врачевал Ли воняла - это ни сказать ничего.

4

Бен и Генри Версдейл вряд ли могли пожаловаться на свое финансовое положение. Хотя, производство чеддера на собственной сырьевой базе окупалось долго, но игра стоила свеч. Однако они не могли игнорировать судорожные вздрагивания экономики Англии.

Мировую финансовую систему лихорадило, прогнозы давались самые противоречивые. Простые обыватели легко впадали в панику, когда банки разорялись пачками, в то время как безналичная система расчетов слишком плотно опутала все сферы жизни. Цены ползли вверх, продажи падали. Население зациклилось на экономии.

Держа руку на пульсе, Версдейлы решили подстраховаться и рассмотреть предложение об экспорте своей продукции во Францию. Британские министерства разработали программы, которые предусматривали дотации для поддержания своих производителей, в частности была снижены стоимость таможенного оформления и предлагались налоговые послабления при наличии иностранных партнеров входящих в зону Евросоюза, при наличии соответствующих экологических сертификатов на продукцию.

Предложение Бен получил, официально, пару недель назад от крупной торговой сети в Париже. Неофициально – чуть больше года, на проходившем в Брайтоне форуме сельскохозяйственных производителей.

Торговая марка Версдейлов традиционно поддерживала свою репутацию на должном уровне и ежегодно получала высокие отзывы. Тогда ими и заинтересовались «тощие цыплятки в кружевных панталонах», как любовно Бенджамин называл за глаза всех французов в целом и владельцев крупной сети супермаркетов, принадлежащих торговой компании «Лесо де Прош Комерс», в частности.

Генри не видел особой необходимости в расширении партнерства, тем более, что в данном случае надо было вникать в сложную систему юридических тонкостей международного сотрудничества. Вполне можно было найти каналы для сбыта продукции внутри страны, однако французы предлагали более выгодные условия. Именно они и заинтересовали его отца, подтолкнув к размышлениям о плюсах и минусах экспорта.

Тогда на форуме Бена Версдейла ловко обрабатывал некий Маркус Дэнвуд – исполнительный директор «Лесо де Прош». Как оказалось, Дэнвуд был уроженцем Англии, если точнее малой родиной его был Йорк, но мать переехала в Лион, когда ему еще не было и десяти лет.

Старику понравился Дэнвуд, хотя открыто своей симпатии он не выказал. Немалую роль в этом сыграло полнейшее отсутствие «носатого» акцента у исполнительного директора, обманчиво легкая манера общения и потрясающее ориентирование в самых разных вопросах, касающихся торговых систем, начиная от технологических характеристик продукции весьма широкого ассортимента и заканчивая особенностями динамики биржевых индексов компаний-поставщиков.

Генри отнесся к новому знакомому более нейтрально, предпочитая не углубляться в изучение натуры потенциального партнера, а больше внимания уделить описанию деятельности компании.

Вот тут наступал черед задействовать ненаглядную внучку и дочь. Генри предпочитал щадить Анну, которая разрывалась между своим рестораном и помощью родному семейству; сам справлялся с бумажной волокитой, изучал юридические тонкости, но в этом деле вне всяких сомнений требовались более глубокие познания его дочери. Пока же она упорно строила из себя Эммелин Панкхерст (*Эммелин Панкхерст – борец за права женщин. В 1903 г. объединила несколько обществ под своим началом, отколовшихся от Национального союза женщин), делая вид, что дела у нее идут в гору, а не обратно и помощь от родни не нужна, Генри оттягивал тот момент, когда отец взвалит на Анну весьма трудоемкую и ответственную работу.

Попутно старый хитрый лис пытался аккуратно сунуть свой нос в еще одно деликатное семейное дело, а именно – в личную жизнь своей незамужней внучки. Бен Версдейл разве что не повизгивал от удовольствия, когда разрабатывал план своей сомнительной авантюры.

Генри в свою очередь не испытывал восторга как от предложения «Лесо де Прош», так и от своднической деятельности своего отца. Что, из этого вызывало наибольшие опасения, он и сам затруднялся ответить. Генри с трудом подавил в себе незваное чувство тревоги, но интуиция подводила его редко. Дело пахло керосином.

Визит Анны в «Имбертон партнерс» затянулся почти на два часа. Дотошный старикан мистер Трэйни, который съел не одну собаку на поприще юриста за свои тридцать два года практики, взял на себя смелость, по его собственным словам, и посоветовал Анне обратить внимание на статистику юридической практики за последние пять лет в отношении международных торговых сделок фирмы «Крайнг и Фуллер». Советы затянулись и переросли в полномасштабную консультацию, напичканную сухими выдержками из судебных решений и цитируемыми наизусть статьями законов.

Абсолютно ненужный поток информации Анна вежливо прервала, сославшись на ограниченное к ее искреннему сожалению время. Мистер Трэйни понимающе закивал головой и сокрушенно выказал свое беспокойство, что успел так мало поведать обо всех тонкостях, касающихся присланных бумаг. Напоследок он выдал фразу, которая удивила девушку.

- Мисс Версдейл, позвольте сделать вам комплимент. Едва ли сама Анита Гарвин могла проявить больше чувства стиля, нежели вы, - он чопорно отвесил едва заметный поклон и сдержанно пожал на прощание руку. – Прекрасно выглядите!

- Благодарю, - Анна оценила сказанное, едва сдерживая свои брови, чтобы те не поползли вверх. Мистер Трэйни обладал в городе чуть ли не самой пугающе серьезной репутацией, он не был уличен в отношениях ни с одной женщиной, с тех пор как от неудачной операции на сердце скончалась его жена, почти семнадцать лет назад. Едва ли покойная миссис Трэйни слышала более изысканный комплимент от своего мужа, нежели чем о ее невероятной способности с неизменной заинтересованностью на лице слушать длинные монологи супруга о судебных заседаниях.

Но, вне всякого сомнения, Анна была польщена услышать такие слова от консервативного, закостенелого владельца «Имбертон партнерс», который слишком часто, производил впечатление человека, у которого вместо крови, в жилах находится перетертая в труху бумага.

5

В самолете удалось хоть немного поспать. Рейс был ранний, чтобы успеть в Хитроу, пришлось выезжать в первом часу ночи. Анна была вымотана после невыносимо суматошной недели, к тому же ее стала мучить бессонница. Ненаглядный дед не давал скучать.

Оставалось только удивляться, каким образом удалось избежать обморока от возмущения, когда под прикрытием «очень важной сделки» на встречу в Руане с представителем «Лесо де Прош», дед решил форсировать события в личной жизни, его обожаемой внучки. Удивление приползло, когда он поведал, что Ленгрем едет вместе с ней в качестве консультанта. Солидность не помешает.

А затем удивление уползло, когда Анна оценила всю комичность ситуации. Она ведь и сама уже давно поняла, что Соэн не случайный человек в ее жизни. К тому же, начали проклевываться весьма нежные чувства к нему.

Тихие, спокойные отношения с умным, скромным парнем, жизнь в ее ненаглядном Эксетере, под боком у родни, дабы заботиться о них – стояли в ее жизненном графике на первом месте.. Она примерялась к жизни в больших городах. Возможность переехать была, но не было желания. Соэн замечательно вписывался в эту картину.

Сегодняшний же день пока оставлял желать лучшего, из сна Анну смог выдернуть только второй будильник. С трудом оторвав себя от кровати, она направилась в ванную и засунула себя в душ. Теплая вода, словно одеяло окутало тело и спать захотелось еще больше. В ход пошло проверенное средство. Главное долго не думать! Анна крутанула до предела кран с холодной водой. Тело пронзило тысячи холодных иголок. Сердце бешено заколотилось, и сонливость с бормотанием отступила.

«Как же печально, что единственный кто может заставить трепетать неистово мое сердце это ничто иное, как мой душ!» - подумала Анна и тяжело вздохнула.

Настроение было никакое, если не считать легкой взбудораженности по поводу поездки. Смена обстановки благотворно влияет на любого человека. Не без стыда Анна поняла, что рада хотя бы на пару дней уехать из Эксетера. Это весьма походило на бегство. Стыдно, но необходимо. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы признать закон непостоянной человеческой натуры - периодически стоит отдыхать от любви, даже если это любовь к своей малой родине.

Высушив волосы и подкрасив глаза Анна натянула потертые джинсы, футболку и накинула легкий вязанный жакет, на руке красовался подарок родителей на двадцатипятилетие – швейцарские часы с металлическим браслетом. Чемодан был собран заранее, перебирать в голове еще раз – все ли она взяла – было лишним. С улицы послышался автомобильный гудок. Соэн приехал. Анна спустилась по лестнице, прошла через свой кабинет в зал ресторана и открыла входную дверь. Ее любимый «Бруно» погруженный в темноту спал. Соэн был свеж как огурчик, ни дать не взять машина, а не человек.

- Привет, - он легко прикоснулся губами к ее щеке. – На заднем сиденье можно прилечь.

- Непременно! – Анна вручила ему ключи.

Соэн принес чемодан и уложил его в багажник, запер все двери и сев за руль, завел мотор. Анна пренебрегла заднем сиденьем и немного откинув спинку, удобно уселась на переднем. Она любила смотреть на дорогу. Ночью казалось, что едешь в неизвестность. Можно было всласть намолчаться и позволить самым разным мыслям, даже самым печальным хозяйничать в голове. Тихое урчание мотора убаюкивало. Но задремать не удалось, Соэн начал спрашивать все ли Анна взяла; старательно перечислял вещи, которые, по его мнению, она могла забыть.

«Неужели я произвожу столь сильное впечатление безнадежной дуры? Ты думаешь, что полностью контролируешь свою жизнь, а люди вокруг сомневаются в твоей способности собрать чемодан… Что ж, Анна, лелей и дальше чужое самолюбие! Потрясешься от раздражения, как всегда, и успокоишься…». Анна послушно задушила в себе желание, сказать это вслух и окинув взглядом вошедшего во вкус Соэна подумала:

- «Вот он! Твой принц шведского производства! Модель не ломается, не тонет и не живет».

Всего час полета и Анна с Соэном имели возможность любоваться Вале де Сена – аэропортом Руана. На выходе из терминала их встречал некий Акри Ласур, который, как выяснилось позже, являлся помощником исполнительного директора «Лесо де Прош». Он весьма бегло говорил по-английски, но при этом с таким уморительным акцентом, что Анна не могла воспринимать его слова всерьез. Однако надо было отдать ему должное, месье Ласур поднял Анне настроение, за одно это, она была ему благодарна. Соэн же был благодарен за быстрое прохождение всех формальностей. И только!

Мсье Ласур проводил их до служебной машины, галантно открыл дверцу и словно фарфоровую вазу усадил Анну. Вокруг Ленгрема суеты разводилось в разы меньше. Анна едва сдерживала улыбку. Акри, захлопнув за ней дверцу, судорожно промокнул взмокший лоб белоснежным платком и бегло промямлили под нос, полностью уверенный, что его не слышат:

- Quels pieds! Et cela a boutonne Angleterre!* (Какие ноги! И это в застегнутой на все пуговицы Англии!)

По дороге в отель Ласур, в легкой рекламной манере стал описывать достоинства и выгоды сотрудничества с «Лесо де Прош коммерс». Его послушать, так Анна и Соэн жили впустую до сегодняшнего дня, а дела, которые у них до этого были, не дела вовсе, а так, возня в детской песочнице. Теперь вот появился смысл жизни! Но как же красиво и восхищенно он это преподнес! Попутно он успевал, обратить внимание многоуважаемых гостей на некоторые достопримечательности, которые они имели счастье лицезреть по дороге. Анна с удовольствием ввязалась в это представление и вовсю разыгрывала восторг. Ей нужно было усыпить бдительность Ласура, ведь именно ему предстояло дать беглую оценку умственных способностям новых клиентов, своему боссу.

Грабли, на которые наступают все, кто привык недооценивать людей, были аккуратно разложены. Ей оставалось только ждать, когда раздастся первый звонкий треск. И в этом была настоящая Анна, которая ценила хорошую интригу, знала цену продуманной авантюре и уважала людей, которым был чужд снобизм, которые спокойно могут посмеяться над собой.

6

- Просыпайся, - тихий голос и легкое прикосновение выдернули девушку из сна. Не сразу удалось понять, где, она находится и, кто, ее будит. Глаза слипались, вставать не хотелось.

Соэн сидел рядом на краешке кровати, немного наклонившись и осторожно гладил ее лодыжку.

- Я и так тянул сколько мог. Теперь на сборы тебе не больше полутора часов. И кстати твой подарок уже принесли.

«А вот это что-то новенькое!» - подумала Анна.

- Подарок? – после сна у нее был слегка хрипловатый голос, его руку хотелось скинуть.

- От Генри. Он звонил, когда ты спала, - Ленгрем пристально на нее смотрел и Анна поняла, что таким образом он перешел в режим соблазнения. Получалось, пока, не очень, но она решила предоставить ему свободу действий и посмотреть чем это все закончится. Нужно было отдать ему должное, спросонья вид у нее был тот еще – всклокоченные волосы, тушь наверняка размазалась, лицо помялось. А он видите ли соблазнял!

- И? – Анна села.

- В благодарность за твою помощь он взял на себя смелость и купил кое-что для сегодняшнего вечера. Признаюсь даже я впечатлен!

«Ну, все! Презренные рабы падают ниц! Великий Ленгрем снизошел до одобрения…Правда вот только «чего»?

- Ты будешь бесподобна!

- Соэн, ты меня интригуешь! – промурлыкала Анна, но вышло немного наигранно.

Ленгрем перенял ее настроение и медленно приблизившись к ней, поцеловал в губы.

«Ощущения, ощущения! – метались ошалевшие мысли Анны в отделе мозга, который отвечал за аналитику. - Что я чувствую? Приятно?…Ну, присутствует. Голова кружится? От голода – да! А от Соэна – нет…» - Анна пыталась притянуть за уши те ощущения, которые должны были быть подмешаны в поцелуй. Но, увы, они как шестой палец на ноге – или есть, или нет. Да и мысли явно не в том отделе метались!

Анна мягко отстранила Соэна, который был уже не прочь послать куда подальше встречу и провести вечер не вылезая из постели.

«Перебьется пока…!»

- Нужно собираться и….Где сюрприз от папы? – Анна встрепенулась.

Она не xотела разводить полемику с Соэном. Не отдавая себе в том отчета, Анна была немногословной в отношении определенной категории людей. Эту черту в ней подметил только один человек – Серж. У ее «любимого» шеф-повара было достаточно времени чтобы понаблюдать за своей «хозяйкой». И как результат этих наблюдений он сделал прелюбопытнейший вывод.

Если Анне какой-либо человек был интересен – она искала всевозможные способы, продлить общение с ним и одним удовольствием было присутствовать при ее беседе с понравившейся персоной. Но если новое знакомство увенчивалось выводом о скупости ума и искренности у человека, с которым ее временно свела судьба, тогда она делала милое лицо и совершенно не поощряла диалогов длиннее пары предложений или фраз, в основном общих. При этом она разговаривала с собеседником как с ребенком, стараясь не обидеть, но и не выказывать одобрения, ссылалась на множество дел и буквально сбегала.

Никогда в жизни Анна не призналась бы себе в этом, расскажи ей Серж о своих наблюдениях. Как обычно рассмеялась бы и отшутилась, закидав его неоспоримыми аргументами в свою защиту.

Ленгрема же всегда привлекала лаконичность его избранницы и он ценил ее мягкий нрав.

- В гостиной. Ты сразу увидишь, - Соэн мужественно принял отворот-поворот. - Пойду собираться.

Подарком отца оказалось невероятное платье. Даже прикасаться к нему было страшно – из темно- синего шелка, лиф переходил на одно плечо, сложный крой выделял каждый изгиб тела, от бедер разбегались изящные волны складок, на талии – черный плетеный пояс с пряжкой, в тон едва заметной отделке на плече. Анна предвкушала тот момент, когда облачиться в него. Подкуп прошел крайне удачно.

Результат превзошел все ожидания. В приступе «нарциссизма» девушка невольно залюбовалась своим отражением в огромном зеркале, висевшем в спальне. Ни дерзости, ни китча, ни надменности, ни гордости… Только спокойная уверенность в себе и мягкая улыбка наготове.

Ресторан "Полекка" располагался на улице Гросс Хорло, или улице Больших часов, названной в честь башни со старинными часами, которые были практически эмблемой и визитной карточкой города. Еще в студенческие годы, Анне удалось посетить этот прекрасный город. В последствии чего, дальше, помпезный Париж уступал Руану в ее личном рейтинге.

Она часами могла бродить с друзьями по улицам, любоваться высокими шпилями приходской церкви Сен-Маклу, аббатства Сен-Уэн, суетой площади Старого рынка Пляс де Вьен-Марш. Руан славился своей готической архитектурой, чего стоил один только кафедральный собор Нотр-Дамм построенный в седьмом веке нашей эры. Тогда Анна просидела почти час не двигаясь и созерцая чудесные витражи. Взгляд был прикован к красоте, которую она приравняла к чуду.

По дороге в «Полекку» Соэн позволил себе несколько высокопарных комплиментов, в рамках своей программы «Антибалования Анны», вид у него был более чем довольный. Еще бы! Кому не понравится такой аксессуар?!

Пока сама Анна слушала его в полуха и с удовольствием смотрела на улицы, по которым они проезжали, тонким ручейком в ее душу лилась ностальгия…

Администратор встретил их в фойе и мягко картавя, поприветствовал, попутно прощупывая колким одобряющим взглядом очаровательную молодую женщину. Это была далеко не модельная, холодная, опустошающая красота, а необычная интригующая внешность, дополненная манерой держать себя и уверенностью, в гармоничном союзе со скромностью.

Анна осознавала, что многие на нее сморят, ресторан был почти полон. Легкая дрожь от большого количества внимания быстро лечилась старым проверенным способом – никому не надо было смотреть в глаза. Не видишь глаз – не видишь человека! Это ей всегда помогало. Но дойдя до столика ей все же пришлось поднять взгляд и наконец таки увидеть того человека, который и заварил всю эту кашу.

Маркус Эмиль Дэнвуд, следуя этикету поднялся из-за стола, чтобы поприветствовать гостей. Рядом подскочил толстячок Ласур и замер. Толстый и тонкий ни дать, ни взять! Дэнвуд было одного роста с Ленгремом, невероятно гибкий и предельно стройный. Худобу можно было бы назвать болезненной, если бы не широкие плечи и красивая прямая шея. Казалось, с его фигурой была абсолютно не совместима, вальяжность. Тем не менее, она присутствовала. На вскидку ему можно было дать тридцать два – тридцать три года, однако необычное лицо, указывало на более солидный возраст.

7

Мисс Версдейл сидела на столе в своем кабинете и болтала ногами. Настроение было… и слава Богу! По радио приглушенно играла шутливо-печальная песня. Как любовь пьяницы… Погода стояла пасмурная, резкие порывы ветра трепали деревья, срывая пожелтевшие листья, наверняка пойдет дождь!

Осень.

Многие не любят это время года, скучают по лету, жарким, душным дням, наполненным пылью и зноем. Осенняя хандра пропитывает таки «летолюбов» и они ходят как в воду опущенные. Подобных людей Анна не понимала и принимала эту тоску за модную блажь, которой следуют недалекие люди, зацикленные на шаблонах, не способные найти прелести перемен как таковых и природных в частности.

С момента поездки в Руан прошло чуть больше месяца. Ответа из «Лесо де Прош» еще не было. Дед недоумевал, отец подыгрывал ему ровно настолько, на сколько это было уместно, но было заметно, что эта идея ему не нравилась с самого начала. Джон вообще не высказывал своего мнения. Мама просто забыла ему его родить!

Когда Анна пересказала ход переговоров в «Полекке» в первый раз Генри уже был уверен, что Дэнвуд откажется от мысли о поставках. Дочерью он был доволен, но проглотить от женщины подобные нравоучения сам бы не смог. Так что он изо всех сил надеялся на обидчивость француза. Правда не понятно на что рассчитывал Бен, когда благословил Анну на этот крестовый поход.

Пощекотать нервы потенциальных партнеров шутки ради – это одно, но разрыть то, что явно глубоко было закопано, уже невольно наводило на мысль, что старик начинает выживать из ума. Даже намеки, на подобные компроматы могли привести к чудовищным последствиям. Как же это было свойственно для Бена Версдейла, бесстрашно дать пинка спящему льву, а потом залезть на дерево и быть уверенным, что это его спасение, забыв учесть очевидное – львы прекрасно залают по деревьям.

Лишь бы Анне это не вышло боком и вообще всей семье. Чем больше Генри думал и обмусоливал сложившуюся ситуацию, тем больше убеждался, что его отец играет с огнем и на этот раз явно обожжется сам. Она, казалось, и сама была недовольна результатом. Поскорей бы им пришел вежливый отказ, тогда все вернулось бы на круги своя. И можно было бы продолжать жить спокойно, а не дергаться, словно свинья на веревке.

Анна не разделяла опасений отца. На самом деле ей было наплевать. Все что требовалось от нее было сделано. Источником ее забот был «Бруно».

Например, новое меню себя оправдывало, традиционная английская кухня пользовалась успехом. Ну, по крайней мере, они не ушли в минус и вопрос с Ли Пау можно было отложить еще на какое-то время. Нервы получили хоть какую-то передышку, а сердце словно обволакивал кленовый сироп, разнося благодатную «сладость» и легкую эйфорию по всему телу. Не хватало только одного....

«Хочу дождя! И хорошего пинка! Взяла за моду загонять себя в раздумья. Дорогуша, можешь хоть лопнуть от этого, бесспорно, благородного занятия, состав твоей головы никого не волнует! Дождя бы! Сильного…», - самовыгрызания очередной волной накрыли Анну.

Шум капель по крыше и по стеклам окон всегда был лучшим снотворным для Анны. В последнее время она плохо спала. Причин для беспокойства хватало, но не больше чем раньше. Казалось, что в расписание своей жизни она забыла внести какой-то пункт, без которого не обойтись. Чего же не хватало?

Девушка спрыгнула со стола и подошла к окну. Мимо ресторана ехали машины, шли люди по своим делам, со своими мыслями, заботами, радостями и заморочками, каждый сам по себе, даже парочки. И никого не волновало, что происходит за стенами любого из домов. Никого не волновало, что хозяйка ресторанчика по уши увязала в беспокойстве, неоправданном и может быть надуманном. Хотя нет! Породистая интуиция Анны редко давала маху...

Ну, вот! Здравствуй, меланхолия! Анна улыбнулась. Думы о человечестве, индивидуальности каждого и роли сплоченности в семье или с друзьями, указывали именно на такое настроение, которое Анна называла «глухой душевный бзык». В такие моменты она с чувством странного наслаждения понимала, что не знает чего хочет.

В кабинет заглянула Кейт.

- Отставить мечты! Там кофе хотят…, - и юркнула обратно.

В такую погоду кофе пользовался большим спросом. «Бруно» был нарасхват. Анна вышла в зал, улыбнулась посетителям и зашла за барную стойку. Среди посетителей она заметила несколько новых лиц.

За столиком в дальнем углу, кажется, расположилась чета Олосовски. Многие за глаза звали их Ословски.

Дагерт возился с глинтвейном для двух дамочек, которые сидели на высоких стульях, за барной стойкой и полностью погрузившись в свои сплетни, то беззаботно хихикали, то, округлив глаза от очередного «ты мне не поверишь», проводили в свое удовольствие пятничный вечер.

Подошла Лили.

- Олосовски опять пришли! – прошипела она.

- Извини, вчера забыла купить патроны. Но ты не переживай, сегодня довольно ветренно. Много мух не наловишь! Давай покончим с ними в другой раз. Сегодня придется обслужить! – с серьезным выражением лица сказала Анна, вдавливая небольшую турку с кофе в раскаленный песок.

- В ход пойдут волосы! –Дагерт давился от смеха, как всегда в его руках было небольшое полотенце и вечно натираемый стакан.

- Ну, явно не пана Женека, - сказала Анна, имитируя протяжный польский акцент. Женек Олосовски был обладателем сверкающей мелкой лысой головы.

Эту парочку, откровенно говоря, никто не любил. На склоне лет, скандальные и нахальные, они, казалось, ходили с пакетом сушеных мух, которых регулярно сами же себе подбрасывали в тарелки, чтобы не платить по счету.

Серж их горячо ненавидел. Однажды, когда в очередной раз они отказались платить «из-за мухи», Серж с каменным лицом подошел «по требованию клиента» и выслушав гневную визгливую тираду о санитарной инспекции и судебном иске, невозмутимо сказал:

- Муха?! Помилуйте, откуда же им взяться, если популяцию эксетерских вы уже практически уничтожили?

Долли и Женек Олосовски тогда побагровели от возмущения и разоравшись еще больше покинули с оскорбленным видом ресторан под булькающие звуки сдерживаемого смеха посетителей, оставив на столе измятые купюры. Публика была в восторге и после того как дверь за ними захлопнулась, раздались тихие аплодисменты, а Серж с тем же царственным видом, что и появился – ушел обратно на кухню.