Хозяйка драконьего замка

1. Свадьба

От слабости кружилась голова. Перед глазами плавали тёмные пятна, не слушалось тело.
Та… странная девушка предупреждала меня, что так будет, но лучше не становилось.
Я бы упала, но кто-то держал меня стальной рукой за предплечье, заставляя
балансировать на грани обморока и яви. Плечо горело от боли, словно мне наживую кость
ломали.
Одной рукой я, наконец, нащупала опору. Кажется, лестничные перила. Зрение
прояснялось, темноты в глазах стало меньше, можно было разглядеть мраморные ступени,
золочёные носы туфелек из-под тяжёлого бархатного платья, расшитого мерцающей
нитью, и чёрные глянцевые сапоги рядом. Преодолевая дурноту, добралась взглядом от
сапог до лица своего спутника, который безжалостно давил мне руку, словно тряпичной
кукле.
Ледяное. Волосы как снег, золотые глаза, губы в нить сжаты.
— Отпусти, — сказала еле слышно.
Онемевшее плечо прострелило новой болью, не удивлюсь, если оно сломано. Мужчина
любезно улыбнулся, и резкие черты осветило крепкой такой, мужской притягательностью,
от которой у неопытных глупышек сердце не то поёт, не то трепещет. Редкой
миловидности мужик, что и говорить. Руки только как клещи.
Последнее он подтвердил, отпустив предплечье и тут же схватив меня за холку, как кота,
и наклонив параллельно полу. Хоть дергайся, хоть вопи, не вырвешься от такого.
— Кланяйся, бесполезная кукла, — прошипел он, не нарушая улыбки. — Учили же тебя
хоть чему-то.
Ага. Учили. Папа учил таких умников бить по печени, а заканчивать контрольным ударом
в голову, но я не могла подвести эту девочку, отдавшую мне тело. Уговор есть уговор. Кто
знает, чем закончится для меня попытка вырваться или нагрубить супругу.
Нужно терпеть. Терпеть, чтобы найти способ выжить, вырваться из смертельного брака.
Покрепче схватившись за резные каменные перила, я расслабилась, помогая мускульной
памяти воспроизвести па реверанса. Красиво, однако, только тяжело. Особенно стоять на
дрожащих полусогнутых, склонясь под тяжёлой рукой супруга.
Нас обвенчали несколько минут назад и под бесстрастными древними ликами богов
совершили узаконенное преступление, забрав у молодой жены магию, чтобы прибавить её
к силам супруга.
Таков старинный уговор между императором, взявшим ответственность за
высокорожденную сироту, и пятью генералами-драконами, защищающими Вальтарту от
набегов ифритов и агрессии страны Ний. Эйвери, а точнее, теперь уже я — жертва. Плата.
Тридцать сребренников, которые молодой император вручил своему пятому генералу в
обмен на верность.
— Шевелись, мямля, от тебя только и требуется, что дойти до панки и принять свадебные
дары.
Панкой, как услужливо подкинула память Эйвери, назывались плоские деревянные
диваны, сиденья которых образовывали сундук, в котором обычно хранили вещи и ткани.
Муж обжёг меня кинжально-острым взглядом, сохраняя на губах улыбку, и галантно
подхватил под руку, позволяя осторожно взойти на первую ступеньку длинной боковой
лестницы…
Наверное, со стороны мы выглядели идеальной парой. Молодой, лучащийся силой дракон
с небесным ликом ведёт юную жену, краснеющую от жара, тесноты и пылкости чувств.
Хотя краснела я вообще-то от гнева. А небесным ликом моего благоверного можно камни
дробить, ничего ему не сделается.
Ручища сжалась у меня на талии так, что корсет затрещал. Видит бог, у меня внутренние
органы перераспределились от давления. Вот же скотина! На глаза невольно набежали
слёзы. Пришлось прикусить губу, чтобы не уронить достоинство княжеского рода. Один
маленький проступок, и… Пусть отстранённо, но я помню, как князь учил Эйвери
послушанию охотничьей плёткой и накалённым на огне шилом. Это здесь, в трехслойном
платье, закутанная в алую вуаль, я выгляжу идеально, а если меня раздеть, на теле
гематом будет больше, чем белой кожи.
Подрагивающими пальцами вцепилась в руку супруга, пытаясь ослабить хватку, и обвела
взглядом толпу у подножия лестницы. В пёстрой разодетой толпе, собравшейся
полукружьем, яблоку было негде упасть. А если бы и упало, то угодило бы в чьё-нибудь
декольте, расшитое каменьями.
На свадебный ритуал пятого генерала Его Величества съехалась вся лашская знать.
Вейры, как снова подсказала мне память несчастной девочки.
Женщины в шелках, бархате, облаках тончайших вуалей, дорогих камнях, рассыпанных
затейливыми узорами. Потенциальные драконицы, несущие в себе солидную часть
драконьей крови, способные разбудить первородную ипостась. Таких ценят, берут
первыми жёнами в кланы древней крови, ибо однажды их дети станут золотыми сынами и
дочерьми Вальтарты.
Мужчины, высокорожденные дракониры, могли предложить им титул, богатство и, что
было едва ли не важнее прочего, поддержку родов. Драконы жили Гнёздами, чтя память
предков, пополняя сокровищницы, объединяя их с сокровищами и магическими дарами
других родов крепкими браками. Разводов в Вальтарте не было.
Эйвери понимала, что это значит, и я тоже.
Тем более, что мой взгляд уже отыскал мрачное лицо драдеры Лелиане Вильс, которую
мой супруг называл по сокращённому детскому имени Лети. Если бы не я, женой Дареша
Бельха стала бы дочь негоцианта с лицом итальянской Мадонны. Даже вопреки традиции
драконов соединять благородную кровь с благородной кровью.
Впрочем, ещё не вечер. Разводы в Вальтарте запрещены, зато вдовцам никто не запрещает
взять новую жену, особенно если нет наследника.
К этому моменту я уже сумела прийти в чувства и плавно двинулась по лестнице вниз.
Среди гостей Дареш был вынужден ослабить хватку на поясе.
— Долгие драконьи годы, — шепнула мне одна из высокородных вейр, мягко
дотронувшись до моей руки.
— Долгие годы! Солнечные крылатые годы!
Ещё одна сорвала с моего корсажа маленький цветок и весело запрятала его в своей
причёске. Я с трудом удержала благожелательное выражение лица. В голове у меня
переворачивались страницы старинной свадебной книги рода Бельх, которую Дареш
заставил выучить Эйвери наизусть. В плохие дни он её экзаменовал, а когда она
ошибалась, отвешивал пощёчину. Одна ошибка — одна пощёчина.
Эйвери ошиблась трижды.
Так что я не винила бедную Виве за желание сбежать из этого жестокого мира. Можно
сказать, мы обе сбежали от жестокости. Каждая от своей.
Хотя смешно говорить, что крутая бизнес-леди, от которой трясётся в ужасе
корпоративная ось сверху донизу, может реветь ночами в подушку. От боли, от горечи, от
нелюбви. Это Эйвери совсем ребёнок двадцати четырёх лет отроду, ей простительна
слабость, но мне-то…
— Помни, что тебе должно сказать, когда закончат давать дары, — зашипел супруг.
Моего благоверного так перекосило, что я поспешно кивнула, хотя совершенно не
помнила, о чём говорить после даров. Память Эйвери тоже молчала.
Эйвери… любила его. И ненавидела. А потом снова любила. Прощала каждый тычок,
каждый удар, каждое «убирайся», своими руками расшила свадебные покрывала и отдала
их ненаглядной Лети, потому что той понравился узор. А потом отдала яшмовую
шкатулку — подарок бабки, старинную подвеску рода Леяш и браслет из семи
заговорённых бусин. Браслет она отдавать не хотела, но Дареш в тот вечер был особенно
жесток и буквально принудил отдать его своей возлюбленной.
А больше с Эйвери взять было нечего.
— Золотых дней! — завопил мне кто-то в ухо. — Рассветов жемчужных да бархатных
ночей.
Несмотря на колдовскую древнюю кровь, золотые дети драконьего рода праздновали по-
простому, напиваясь до синих мух. Полагаю, Дареш собирался напиться как следует,
чтобы не помнить ни церемонии клятвы, ни брачной ночи.
Пока мы шли сквозь разгорячённые ряды гостей к панке, память услужливо
переворачивала страницы свадебной книги. Принесение клятвы, а после непременно ночь
вместе, чтобы скрепить девственной кровью принесённую клятву. Клятва отдаст мой род
в руки супруга в случае моей ранней кончины, которая, я не сомневаюсь, уже
распланирована.
Старинная зала замка Бельх буквально пылала огнями, расплескивая блики по весёлым
лицам, хрусталю, тонким стёклам, которые были пиком магического искусства
Вальтарты. Раньше в домах клали грубое мозаичное стекло, а сейчас холёные ручки вейр
нежно скользили по прозрачной глади, за которой лежал ночной сад, раскрашенный
разноцветными пятнами светильников. Если такое стекло не атаковать магически, оно не
бьётся и не крошится.
С каменного пола сняли ковры, и по залу разносился перестук каблуков и шорох платьев,
но нас провели к небольшому возвышению, застеленному грубой циновкой. Ещё одна из
традиций Бельхов.
Муж неожиданно любезно усадил меня на такую же грубо сколоченную панку, и в памяти
всплыло воспоминание о довольно уютных диванах, которые вейры предпочитали ставить
в спальнях. Видимо, и панка тоже была частью традиции.
Шум понемногу стих, и в нашу сторону потянулись празднующие. В глазах рябило от
обилия красок и блеска камней на одеждах.
— Не вздумай подвести меня, поняла? — Дареш наклонился ко мне, и я неожиданно
близко увидела ледяной, какой-то волчий блеск его глаз.
С усилием кивнула, хотя вся моя суть взбунтовалась против даже номинального
подчинения. Как в прошлое вернулась, когда начинала ассистенткой при секретариате
моей будущей финансовой империи. Ох и оторвались на мне тогда мои многочисленные
начальники. Даже подача кофе превращалась в спектакль, где он то слишком горячий, то
холодный, то печенье не так лежит. Но меня буквально взяли на должность с улицы, и я
очень хотела остаться.
Я ещё помнила, как быть послушной.
— Руки крестом, идиотка, — тут же зашипел супруг, и я сложила руки на коленях раньше,
чем поняла, что делаю.
А… точно. Третья пощёчина была как раз за руки крестом.
— Сим благословляю данную богами пару на правление Бельх, — храмовник в золочёных
одеяниях стал ступенькой ниже нас и подал нам чарки.
— Дитя Леяш отдаёт себя роду Бельх, — слова выскользнули из губ раньше, чем я поняла
их значение.
Взяла из выложенного на грубо сколоченный стол блюда кусочек яблока и протянула к
губам супруга. Ледяная сволочь воспользовался моментом и больно прикусил мне палец.
К чему такая мелочность? Знает же, что я скоро умру, мог бы быть добр на прощание.
«Умру?» — тут же пронеслась мысль.
Верно, умру. Мы потому и поменялись телами с Эйвери, что у каждой из нас оставался
шанс выжить вдали от наших мучителей. У меня, правда, совсем небольшой. Эйвери
предупредила, но я всё равно сказала «да». Я просто не могла отказать, глядя в
перепуганное, по-детски округлое лицо.
— Дитя Бельх отдаёт себя лону Леяш, — Дареш сладко улыбнулся и протянул мне…
личинку.
Символом Леяш была белая яблоня, а символом Бельх – земляной червь. Сила, за которую
огненный император отдал часть императорской ветки. На свадьбах, похоронах и
крещении обычно на блюдо выкладывали тёмную ягодную пастилу, нарезанную
соломкой, символизирующую червя. Но Дареш решил покуражиться. Я подумала о
бледной полупрозрачной от стресса и недоедания Эйвери и сладко улыбнулась в ответ.
— В нелёгкие дни, — сказал он негромко, но в зале наступила могильная тишь, — мы
желаем связать себя узами, что крепче человеческих чувств.
Если память Эйвери меня не подводила, мерзкая личинка была хоть и неприятна, но
безопасна. Я бестрепетно взяла обжаренную в масле мерзость и положила в рот, ласково
глядя в потрясённое лицо супруга. Конечно, Эйвери бы наверняка разрыдалась.
Сиюминутная месть оказалась сладка, но недостаточна, поэтому я наклонилась к блюду и
выбрала личинку потолще, с нежностью протянув её Дарешу.
О… Видели бы эту картину мои недобрые корпоративные боги, вытаскивающие меня из
самых безвыходных ситуаций… Умерли бы со смеху. Дареш совершенно заледенел,
только губы брезгливо дёрнулись, но, к его чести, символ рода он прожевал и не
поморщился. Только глаза полыхнули ненавистью.
Мне же пришлось проще. Я подцепила кусочек яблока и заела мерзкий привкус.
Храмовник с растерянной физиономией протянул нам чарки, и я взяла предназначенный
мне тяжёлый кубок, от которого пахло вином, железом и пеплом. Отпила, и горло
обожгло терпким алкоголем, почти не имеющим вкуса. Дареш, не отводя от меня
ненавидящего взгляда, отпил следом.
Я собиралась отставить кубок после первого же глотка, но подумала о брачной ночи,
которой не было возможности избежать, и выпила до дна.
Зал выдохнул слаженным единым вдохом. С трудом подняв отяжелевшую от вина голову,
я вдруг поняла, что всё это время за нами следили сотни глаз, анализируя каждый жест,
каждое слово, каждый шаг.
Снова грянула музыка, вейры потянулись к центру залы, и я встала следом:
— Не откажете ли мне в первом танце? — спросила прямо.
На нас оглянулись несколько вейров, и Дареш медленно поднялся, чем-то напоминая
сдвинувшуюся гору. А я думала, он разозлился на меня за личинку, но нет. Разозлился он
сейчас.
Судя по коротком жадному взгляду в толпу, пригласить он собирался свою ненаглядную
Лети. Та пялилась на нас глазами загнанного оленя у самой стены. Таков уж её удел –
полировать красивой спиной стены на чужой свадьбе, потому что никто другой её не
пригласит. Лилиана Вильс всего лишь драдера, единственная допущенная на торжество в
качестве гостя, а не прислуги.
Уделом высокорожденных вейров была политика, экономика и военное дело, никто из них
не стал бы пачкать руки о низменное торговое ремесло. Для ведения дел они нанимали
драдеров, которые охотно оказывали специализированные услуги. Среди последних было
полно ювелиров, юристов, артефакторов и торговцев всех мастей. И им перепала капля
драконьей крови, хотя дар драдера обычно был невелик.
Но уж, конечно, никто не пустит драдера в общество высокорожденных. Лети терпят ради
Дареша. Ради Дареша ей подносят напитки и тарелку дорогих сластей, позволяют
любоваться на танцы, но ни один из них не перемолвится с ней ни словом. Даже если мне
не удастся обмануть судьбу, то и после смерти я останусь единственной женой Дареша,
которую одобрили боги.
Дареш хотел обозначить серьезное положение Лелианы первым танцем с ней. Тогда бы
никто не смел над ней насмехаться, поостерёгся бы ссориться с пятым генералом. Но я не
без удовольствия поломала им игру.
Дареш протащил меня через весь зал и с наслаждением сомкнул лапищи на моей спине.
Потом, правда, опомнился, крепко взял мою руку и вполне пристойно повёл в свадебном
танце Узра, который дался мне с лёгкостью дыхания. Эйвери заучила его назубок в
надежде, что Дареш полюбит её, ну а я в своё время использовала танцы как один из
способов снять стресс.
— Ты перешла все границы, маленькая дрянь, — ласково шепнул муж на одном из па. —
Смотри, как бы не пришлось тебе пожалеть.
Я с наслаждением выгнулась у него в руках:
— Два раза не умирают, дорогой.
В ледяном золоте глаз плеснуло опасным безумием, и я невольно насторожилась. Из
скудных остатков памяти, доставшихся мне от Эйвери, я наскоро складывала печальную
клиническую картину её отношений с жестоким женихом. А теперь и мужем.
Жестокость, унижения, лишения. Три кита, на которых базировалась самоуверенность
Дареша. Особенные мучения Эйвери доставляло видеть, насколько нежен тот с Лелианой,
которую задаривает жемчугом и мехами, которой выискивает редкие артефакты, для
которой загоняет зверя на императорской охоте.
Лично я, в отличие от Эйвери, придерживалась прямо противоположной точки зрения.
Сорок лет на свете живу. Жестокий всегда жесток, вот чему научил меня опыт.
Лишившись девочки для битья в виде Эйвери, он очень быстро станет жесток и с Лети.
Мой взгляд невольно скользнул по танцующим парам, пока не отыскал бумажно-тонкую
фигурку моей соперницы, одиноко подпирающей стену. О… Если бы взгляды имели силу
и вес, меня бы уже пронзили тысяч клинков. Глупая Лети действительно меня ненавидела.
— Ты стала очень смелая… — задумчиво сказал муж, сдавив мне ручищей талию. — Это
нехорошо.
Он резко остановился прямо посреди танца, окинув взглядом залу, и резко произнёс:
— Мы желаем принять дары. Но перед этим моя жена готова сказать своё слово.
Уже без всяких экивоков он буквально проволок меня обратно к панке, откуда, к счастью,
убрали блюдо с личинками, силой усадив рядом. В груди у меня шевельнулось тяжёлое
беспокойство.
Интуиция, не раз спасавшая мне жизнь, буквально выла об опасности, но… Я совершенно
не понимала, какие слова я должна сказать?
Покопалась в памяти Эйвери, и та путанно предоставила мне на выбор картинки
полутёмного храма, белой вспышки, которую Дареш вынул из её груди и взял себе с
улыбкой победителя. Сырых стен монастыря, в которых прошли детство и юность
Эйвери. Комнатушки с грубо сколоченной, даже не отшлифованной толком мебелью,
полной пыли и затхлой сырости, которую ей предоставил Дареш. Скудные и редкие
приёмы пищи, не блиставшей ни разнообразием, ни пользой. Подозреваю, Эйвери
кормили с одного стола со слугами.
К нам снова подтянулся плотный круг гостей. От тесноты, запахов вина, благовоний,
цветочных духов с новой силой нахлынула дурнота, и я жадно вцепилась в новый кубок,
заботливо придвинутый кем-то из челяди.
Дареш с такой силой сжал мне руку, что я едва не выругалась по старой памяти.
— Моя вейра желает молвить великое слово, — удержать маску любящего супруга
Дарешу не удалось, и последнее слово он почти прошипел.
Впервые за вечер я дрогнула. Глаза у мужа налились мутной охрой, в глубине которой
метнулись вертикальные зрачки, на запястье проступила жёсткая чешуя. Впервые я видела
звериную суть мужчины так близко. Его… предвкушение.
— Вальтарта измучена войной, и моя супруга жаждет внести свой вклад во имя нашей
победы.
Наступила тишина, сравнимая с гробовой, только сердце в груди слабо трепыхнулось от
подступающего ужаса. Муж обвёл триумфальным взглядом толпу гостей под едва
слышное аханье и продолжил:
— Через трое суток она войдёт в лабиринт Арахны, дабы умилостивить своей жертвой
разгневанных богов.

2. Жертвоприношение

С памяти словно сдёрнули плотную ткань.

Лабиринт Арахны: тёмные скалистые туннели, пробитые в горе Бальза, душные факелы, освещающие неровность стен, страшная тишина, от которой стынет в груди.

В горе, облюбованной восьмирукой богиней Арахной, не работала драконья магия, поэтому туда посулами и силой запускали простолюдинов-веев, чтобы те ставили факелы вдоль ходов. Так далеко, насколько хватит храбрости.

Сильнейшие дракониры Вальтарты входили в лабиринт, уверенные в своём магическом превосходстве, и всех их Арахна высосала до дна, а после выкинула на обратной стороне горы. У берега реки Тихош часто находили мумифицированные тела, закутанные в шёлковую нить.

Говорили, богиня не любит мусорить в своём доме.

На этой горе произошла одна из самых кровавых битв между армией ифритов и драконами. Три дня лилась кровь, пока не покрыла всю гору красной плёнкой, да вот беда, просочилась та в детские коконы божественных паучат и отравила весь выводок. Говорили, гневается Арахна, дышит злобой, съедает драконов, посмевших войти в её лабиринт…

А как не войти, если в нём сокрыта древняя рукопись, руны в которой меняются ежедневно, рассказывая будущее. Вот и идут на смерть мастерицы-пряхи со всех концов страны, дабы умилостивить Арахну своим мастерством, смягчить боль материнского сердца.

Дареш водил Эйвери к лабиринту.

Вывез её из имения под предлогом поездки в город, а сам завёз через дальний лес к скале и запретил сопровождающим идти за ними.

— Здесь ты умрёшь, — жарко шептал он ей в ухо. — Здесь Арахна раздерёт тебя на куски, чтобы накормить твоим телом новых детей.

Хуже всего было то, что Дареш завёлся. Толкнул в острые камни, разорвал корсет и едва не взял силой. И если бы не волна чистой злобы, пошедшей из лабиринта, Эйвери уже не была бы девственна и, может, смогла бы дать отпор своему отвратительному супругу.

Я затряслась от тёмного ужаса, прошившего тело от макушки до золочёных свадебных туфель, и тут же с силой схватила себя рукой за запястье.

«Дыши, — сказала себе жёстко. — Просто дыши. Это не твой страх».

Это страх перепуганного насмерть ребёнка, который коротал свои дни в постах и молитвах, смиренно принимая издевательства схимниц и тяжёлые дни, чередовавшие собой занятия для благородной драконицы и работу преступниц на каменоломнях.

— Истинное благородство Леяш, — восхитился кто-то шёпотом, и толпа взорвалась восторгом и радостью.

Но взгляд то тут, то там выхватывал циничные понимающие лица. Кому-то было всё равно, а кто-то откровенно радовался моему несчастью. Только одно лицо запомнилось мне глубокой, какой-то истовой печалью. Женщина была в чёрном, словно явилась не на свадьбу, а на похороны. Но эта вейра не была знакома Эйвери, и мой взгляд прошёл мимо, словно знал, предчувствовал, что ищет совсем другого человека.

И мой взгляд его нашёл.

Молодой дракон стоял в конце опустевшей залы у самых окон. Толпа стеклась к нашему помосту, и он один стоял, расставив ноги, удерживая одной рукой дорогую накидку, поблёскивающую магической нитью, и глядя исподлобья прямо мне в лицо. Изо всех сил я напрягла зрение, и то словно улучшилось на миг, позволяя выхватить тёмный блеск глаз, точёные резкие черты лица, полные той редкой сказочной красоты, что встречается разве что на страницах книг.

Он не презирал меня и не радовался с остальными. От всей его фигуры веяло угрозой и мрачной задумчивостью. Даже в груди на миг ёкнуло.

Но ровно в эту секунду кто-то дёрнул меня за рукав.

— Вы воистину велики! — прошептала какая-то вейра и попыталась приложиться к моей руке.

— Воистину… великая жертва! — вторила ей другая.

Очень скоро около меня собрался кружок богобоязненных дев, фанатично блюдущих древние заповеди и устои.

Я медленно поднялась, всем биополем ощущая, как супруг напрягся барсом, готовым к прыжку, и несколько секунд внимала так называемым поздравлениям. И ведь не поймёшь, искренни ли такие слова или это грубая, на грани хамства, насмешка.

— Благодарю, — сказала тихо, и толпа умолкла.

Этот тон я вырабатывала годами, выцеживая, вытапливая из себя по грамму. Голосок услужливой секретарши. Зато теперь я не сомневалась, меня слышат и слушают.

— В тяжёлые дни моя жертва невелика, — по какой-то причине я отыскала взглядом лицо того странного, идеального в своей мрачной старинной красоте мужчину. — Если слабая женщина может купить победу мужчине, это ли не высшая честь для драконицы?

Я опустила взгляд в толпу, а когда вернула его к концу залы, там оказалось пусто. Молодой дракон словно испарился.

В зале сделалось тихо и как-то нехорошо. Драконы пытались осмыслить мои слова и определить, восславлять меня дальше, или я их сейчас оскорбила.

Вообще-то второе, но выражение лица у меня было самое что ни на есть благожелательное и жертвенное, поэтому через несколько секунд молчания толпа взорвалась очередными восхвалениями. Зато муж меня понял прекрасно. Я его зубовный скрежет через грохот слышала.

— Его дар первый! — выкрикнул кто-то, и толпа утихомирилась. — Канцлер! Разойдись, канцлер идёт!

Дрогнуло, расступилось человеческое море, и вскоре передо мной оказалась низкая согбенная фигурка. Тёмный бархатный плащ бесформенно волокся за ним по полу, словно был канцлеру велик, а капюшон скрывал лицо. Я видела только ястребиный нос и крупную, узловатую кисть руки в тесной перчатке.

— Молодая семья среди высокорожденных всегда в радость, — голос у канцлера был скрипучий и ломкий, как у большинства стариков. — Потому и подарок мой дорогой.

На стол легла маленькая, из блестящего тёмного дерева шкатулка. Канцлер добродушно похлопал по руке моего мужа и подтолкнул шкатулку к нему, и я поняла, что взаимопонимания мы не найдём. Давненько меня так открыто не игнорировали.

Муж приоткрыл шкатулку и чуть отодвинул её в сторону. В свою, разумеется.

Следом потянулась вереница дарителей.

3. Брачная ночь

Муж якобы с нежностью обвил мою талию руками, не отказав себе в удовольствии сдавить её как следует.

— Простите мою супругу, она пока неопытна и своевольна, — в любезном тоне проскакивали рычащие нотки.

Я ласково затрепетала ресницами, хотя воздуха мне катастрофически не хватало.

«Не перечь этой скотине, — напомнила себе. — Пока не время. В приоритете выживание, а с мужем я разберусь потом. По папиной методике».

Ум, привыкший составлять планы на все случаи жизни, уже освоился на драконьей свадьбе и предлагал начать с малого. Для начала вырваться из лап ненаглядного супруга, пока тот не довёл нас до гипоксии, а после приступить к масштабной попойке с драконами.

Память Эйвери подсказывала, что драконы уважают разного рода возлияния и пляски до упаду.

С трудом изогнувшись в стальных руках благоверного, я ухватила кубок и с улыбкой обратилась к вейру Гроде, который всё ещё смотрел на меня с ненавистью:

— Не откажетесь выпить со мной в знак дружбы?

Лицо у вейра откровенно вытянулось. Кажется, я сказала что-то не то. Обеспокоенно углубилась в память Эйвери, но та послушно прокручивала уже знакомую картинку монастырских стен, сырой кельи, скудной, сероватого цвета каши и жестокости мужа. Кажется, бедная девочка и мира толком не видела. Разве что самый краешек. Сначала монастырь, а потом сразу замуж.

Никаких традиций, связанных с горячительным, припомнить мне не удалось. Предложить хорошего алкоголя гостю было частью вежливости и этикета.

Лапы на талии сжались крепче. Но в этот момент ко мне шагнул вейр Гроде, и муж был вынужден отступить.

— Принимаю и не отказываю в дружбе супруге пятого генерала.

Облегчение было таким сильным, что я не удержалась и рассмеялась, легонько стукнув кубком о кубок:

— Вейре Эйвери Леяш. Женой я стану только в эту ночь, а пока я всё ещё просто Эйвери.

Вейр Гроде совершенно побелел, пальцы с силой стиснули кубок, но он на удивление хорошо держался:

— Вейре Эйвери Леяш, — повторил он и опрокинул кубок в себя одним глотком, затем отошёл, чуть пошатываясь.

Может ему пить нельзя? Вон реакция какая бурная. Нехорошо, конечно, получилось, но вслед за ним я не пошла. У меня были планы на остаток бала.

Толпа на миг послушно замерла, а после взорвалась очередными поздравлениями, аплодисментами и знакомыми хлопками. С такими обычно пробки из бутылок вылетают. Процесс пошёл…

— Я бы хотела немного выпить с гостями, — сказала осторожно, всё ещё чувствуя спиной присутствие супруга.

— Ах ты тварь, скользкая изворотливая тварь, — шумный выдох коснулся уязвимой точки между плечом и горлом. Обычно именно туда впивается зубами хищник. — Не думай, что сумеешь выкрутиться.

Знакомый телу страх вонзится когтями в сердце, и я с трудом отстранилась и обернулась, только сделав несколько шагов вперёд. Муж не злился, только смотрел мне в лицо с сытым прищуром. Наверное, так кот играет с едой. То сцапает, то на волю выпустит.

Это был не мой страх, но приятнее от осознания этого мне не стало. Я заставила себя обойти всех гостей по кругу, почти принуждая немножко выпить со мной. Мой кубок так и оставался наполовину полным, тогда как драконы без стеснения опрокидывали в себя фужер за фужером.

Очень скоро толпа разбилась на группки и парочки, вино лилось рекой, а закомплексованные придворным этикетом драконы неслись в танце, хохоча во всё горло. Передвижения мужа я контролировала краем глаза и успокоилась только, когда он зажал свою Лети за занавеской. Вот что алкоголь с людьми делает. Недаром папочка завещал не пить.

Часы пробили полночь.

Я мягко выбралась из толпы к лестнице, поднялась и полюбовалась на дело своих коварных рук. Драконы были в зюзю. Жаль подольше постоять тут нельзя, меня ждала вейра Лессеш, да и времени было в обрез. Неслышно я ступила на отгороженную часть второго этажа, как мне преградила путь опасных размеров девица:

— Ваши покои выше… вейра.

С трудом удержала себя на месте. Эйвери откровенно боялась жестокой и недоброй веи Милле, заведовавшей уборкой комнат. Зная, как к той относится жених, шпыняла её за каждый промах, хотя промах Эйвери совершила всего один. Дала право голоса прислуге.

Но я не нежная бессловесная Виве, со мной так ни один конкурент не смел разговаривать, не то что рядовой сотрудник.

— Вон, — сказала тихо и холодно.

Милле побледнела и зашарила взглядом по сторонам, словно надеялась найти там подсказку.

— Что ты там о себе возомнила, кошка монастырская? — пробормотала она.

Я равнодушно повернулась к двум стражам, стоящим поодаль:

— Несчастная вея сошла с ума, следует отвести её на конюшню и высечь на совесть, — а когда те заколебались, веско добавила: — С этой минуты и до самой смерти я вейра Бельх. Или мне позвать мужа вместе с его друзьями, если моего слова недостаточно?

Угроза была существенной. Как ни странно, за пределами этого дома ни одна живая душа не знала, каково приходится Эйвери. Дареш очень ценил внешнюю благопристойность. Так что угроза позвать свидетелей подействовала на них освежающе.

Верещащую Милле подхватили под руки и поволокли к чёрному входу, но сердце у меня не дрогнуло. Эйвери доставалось куда больше и от прислуги, и от мужа, и от его любовницы.

По-хозяйски я прошла на жилую половину второго этажа, стараясь угадать в анфиладе комнат гостиную. Эйвери на второй этаж не пускали, даже на свой чердак она ходила чёрной лестницей, так что придётся проявить сноровку и смекалку. Или… не придётся.

Одна створка из двойных дверей тихо приоткрылась, и оттуда выглянула испуганная вейра Лессеш. Увидела меня и осторожно махнула рукой, тут же снова скрывшись в гостиной.

Мне такое поведение претило, но Лессеш права, стоит соблюдать осторожность.

Я всё ещё нелюбимая жена, и второй этаж для меня под запретом. Поспешно зашла следом за крёстной и аккуратно прикрыла дверь.

— Благодарю, что согласились помочь мне, — к собственному удивлению, нежный голосок дался мне без труда.

4. Договор

Несколько секунд я лежала, не двигаясь и подспудно ожидая, что Дареш с минуты на минуту придёт в себя. А потом раздался храп, я истерично хихикнула. Надо же, подействовало.

Медленно поднялась и огляделась.

Просторная светлая спальня с акцентом на кровати в виде багряного балдахина и бархатного покрывала в тон. Судя по размеру с небольшой плацдарм, супруг свою кровать очень любил и при желании мог уместить туда не только Лети, но и весь штат прислуги.

Дареш упал поперёк кровати, так что я сдёрнула зафиксированный наверху балдахин, чтобы прикрыть странную позу новобрачного. Носом вниз по стойке смирно, да ещё и в сапогах. Но ноги всё равно торчали, так что пришлось протащить его вперёд с другой стороны кровати и придвинуть банкетку с нагруженным на неё платьем, с которого тут же посыпался оборванный жемчуг.

Платье погибло безвозвратно, поэтому из гардеробной мужа я со вздохом утащила шёлковый халат, который теперь волочился за мной по полу.

«Опоила, наврала, халат скомуниздила, — причитал внутренний голос. — Ещё и на жемчуг зарится!»

Нужно было уходить, но… По совокупности преступлений мне и так светила вышка по драконьим понятиям, значит терять было больше нечего. Раз уж взялась нарушать, то нарушать надо как следует.

Хищным взглядом обвела комнату, не представляющую для меня серьёзного интереса, и заприметила маленькую дверку за шкафом. Осмотрела её и пробно повернула ручку. Дверь была открыта. На миг застыла, раздумывая, но тишину нарушал только храп мужа, так что я осторожно открыла дверь и вошла. И едва подавила ликующий возглас. Кабинет!

Взглядом опытного дельца пробежалась по полкам и картинам на стене, но начать решила с рабочего стола. Впрочем, уже через несколько минут сникла. Документы были разложены по папкам и озаглавлены, и… не представляли для меня интереса. Большая часть папок относилась к делам поместья, закрытая в железный ящик документация и вовсе относилась к военным делам, на столе кипой лежали карты, расцвеченные маршрутами походов. Даже если я найду там что-то полезное, на это требуется время. Время, которого у меня нет.

Закрыла глаза.

Я неверно думаю. Я думаю как Эйвери, а я должна думать как… я. Настоящая я.

Когда мы переехали в Питерскую высотку, где моя кампания арендовала последний этаж под офис, я первым делом заказала сейф. Который под аплодисменты и завистливые вздохи замаскировала под авангардную живопись и вмонтировала в стену. А самые важные документы по старинке прилепила скотчем под второй ящик стола. Древнее искусство прятать на виду меня не раз выручало. Так уж устроен мир: люди, которые вскрывают сейфы, никогда не заглядывают под второй ящик стола.

Я уселась в кресло Дареша, оценив удобство стола из тёмного дерева. Он правша и намного меня мощнее. Всё самое дорогое люди вроде него держат под рукой, а стало быть…

Пробежалась пальцами под столешницей и почти сразу нащупала маленькую щербинку. Другой бы не заметил, но я старый спец по всяким крошкам и щербинкам. Покрутила её, надавила, и из стола буквально выпрыгнул скрытый в столешнице ящичек, где лежала всего одна папка под названием «Леяш».

У меня сердце пропустило удар. Трусящимися руками схватила бумаги и вчиталась в текст. Это действительно был договор между Его императорским Высочеством Ранашем и графом Бельх, согласно которому последний обязуется защищать и уважать вейру Леяш, последнюю из рода, с момента венчания и до самой её смерти.

— Поместье Леяш отходит супругу после кончины Эйвери Леяш, наступающей не позднее последнего числа цветущего месяца Фарх, — прочла с недоумением.

Проморгалась и прочла ещё раз.

Да нет, глаза меня не обманули. Моя смерть была внесена в договор как один из пунктов, который не могла нарушить ни одна из сторон. Но в договоре было ещё семь листов, так что я углубилась в текст.

— Тело Леяш, отданное Арахне во славу мира Вальтарты, надлежит отыскать в течение сезона и утилизировать, а огнь души изъять и передать роду Варх-Винзо в безраздельное пользование, как то: часть заклинания, научной формулы, ингредиента для тёмных снадобий или в иной форме на усмотрение владельца.

Утилизировать. Вот прямо так и написано, я трижды прочитала. Видит бог, я не самый вспыльчивый человек на земле, но к концу этой бумажки меня трясло от ярости. Глаза заволокла красная пелена.

Эта девочка… Эта глупышка верила, что у неё есть шанс на… Нет, не на счастья. Она была не настолько наивна. На покой, на тихую редкую радость от хорошо сделанной работы и, если позволит драконица-мать, материнства. Что она, египетская сила, как Золушка, наработает себе немного солнечных дней внутри своей промозглой жизни.

Я встала из-за стола, чувствуя, как меня потряхивает от гнева, но заставила себя разгладить договор и аккуратно убрать его в стол обратно. Зацепило меня. Кто бы мог подумать, что бесправная нищая Эйвери и женщина, способная нажатием трёх клавиш купить остров в Тихом океане, не могут получить такие простые и доступные каждому на этой земле вещи, как любовь или верность.

Несколько секунд я потратила на дыхательное упражнение, которое мне завещал отец. Говорил, помогает от стресса и паники. А когда меня немного отпустило, методично уничтожила следы своего присутствия в кабинете и вернулась в спальню. Я совсем было собралась направить стопы в сторону своего чердака, когда меня привлекли стоны супруга.

Скотина, купившая Эйвери как кусок мяса, стонала, и не похоже, что от боли. Ему, в отличие от меня, было хорошо. Не выдержав несправедливости, я задрала балдахин и от души пнула супруга в мягкое место. К моему удивлению, Дареш с трудом, но повернул голову, уставившись на меня горящим взглядом.

— Убью, тварь, — прохрипел он.

Его потряхивало от ненависти и желания, что не вызывало во мне ни малейших сожалений. Поставив каблук ему на пятую точку поустойчивее, я была вынуждена констатировать, чтобы была слишком милосердна. Мало накапала. А что если действие снадобья закончится раньше, чем наступит утро?

5. Встреча с императором

Я рта открыть не успела, как горничная выдернула меня из комнаты с такой силой, что запястье обожгло острой болью. Попыталась вырвать руку, но, к собственному удивлению, мне это не удалось.

Зажмурилась, с силой напрягла мышцы и… ничего. Горничная волокла меня, как бульдозер грунт, дёргая на поворотах. Под закрытыми веками промелькнули страницы книг со старинными сказаниями про драконью каплю.

Дракон-отец и мать-драконица создали Вальтарту, населив её огненной расой златоглазых крылатых детей. Вспыльчивых, расчётливых, жадных, но добродушных, надёжных и мудрых. Каждому они вложили в грудь каплю от собственной крови.

Капля первородных была размером с сердце и дала драконирам вторую ипостась, а также силу покорить небо. Они вошли в касту неприкосновенных высокорожденных, ведающих древними знаниями, магией, политикой и экономикой страны. Стерегущими драгоценную кровь, вложенную в их жилы божественным драконом.

Капля размером с полевой цветок досталась драдерам. Отец-дракон наградил их деловой хваткой, смекалкой, педантичностью и стремлением к разумному служению. Из драдеров получались отличные юристы и торгаши, ювелиры и врачи, позволяя их магии скреплять договоры и клятвы, вкладывать магию в приказы.

И, наконец, капля размером с горошину перепала и простолюдинам-веям. Им не досталось ничего кроме долгожительства, крепости тела, силы духа и практичности рабочего класса. Но даже столь малый дар хранил и оберегал своих детей.

Мезальянсы были неизбежны. Женились драдеры на вея, дракониры на драдерах, а вей брали любовницами, усыновляя сильных детей. Мальчиков брали чаще, а от девочек чаще отрекались, вспоминая о них, лишь когда требовалась кровная разменная монета в договорном браке.

Причудливо мешалась драконья кровь. Случалось, у веи от драконира рождалось редкой силы дитя, а клан высокорожденных терял божественную каплю от поколения к поколению, пока не вырождался.

Клан Леяш был необычайно одарён, вот и всё, что помнила из своего детства Эйвери. Она сама была чрезвычайно одарена. Мать-драконица не пожалела на свою дочь магии. Капля грела в холодные дни, давала силы на тяжёлую работу, острое зрение, звериный нюх и красоту.

Эту каплю вынул из её груди Дареш в ритуальном обряде, и Эйвери словно поблекла, ослабела, погасла. Даже в простолюдинке-вее есть капля силы, а в Виве не осталось ничего, кроме высохших магических сил. У неё — у меня! — не было сил вырвать руку из хватки старшей горничной.

Не впервые за эту ночь меня коснулся страх. Ужас перед будущим, где я лишь сухая веточка на сильном цветущем дереве, полном магии и силы. Меня ветром обломит, а я лезу против драконов. Неосторожная, неопытная.

Горничная притащила меня на третий этаж и, напоследок сжав запястье, втолкнула меня в богатые покои.

— Слушай, чего тебе скажут, деревенщина, да делай, как надо, да кланяйся, — прошипела на прощание. — Не позорь имя Бельх.

Дверь распахнулась, и глазам открылась чудная картина. Клятый эстет, декорировавший комнату, был одержим розовым и пушистым, и я обречённо шагнула в царство «Ми-ми-ми». Других определений ум мне не выдавал.

Лети, подсказала память. Обделил отец-дракон бедняжку вкусом, а бог Лебеш, отвечающий за цветосочетания, приятные драконьему глазу, забылся сном на период творческой активности в замке Бельх.

Однако вейра, поджидавшая меня внутри, была полной противоположностью покоям. Строгая, подтянутая и вызывающая ассоциации с леди Мери. Само Совершенство, в общем. На миг меня охватило чувство давно забытой отверженности, неполноценности, а после я насильно расправила плечи, расслабила напряжённые руки и плавно шагнула вперёд. Тело идеально воспроизвело неглубокий поклон и лёгкую улыбку. Так было правильно.

Я — то, что я есть, а не моё платье. Мне нечего стыдиться.

Лёгкая ирония во взгляде вейры сменилась чем-то отдалённо похожим на растерянность и вроде бы недоумение. Ей наверняка презентовали меня как боязливую овечку, и она не ожидала получить негласный отпор. Но спустя секунду карие глаза вейры снова приобрели покой и непроницаемость.

— Счастлива приветствовать новую вейру дома Бельх, мне надлежит приготовить вас к ночной трапезе с императором.

После прочтённого договора я уже не воспринимала идею встречи с императором положительно. Только вряд ли я могу отказаться.

Вейра за плечи подвела меня к зеркалу в э… драконий рост. Буквально во всю стену. Вертанула, как куклу, внимательно рассматривая.

— Синее будет бледнить, розовое сливаться, тёмное… Тёмное ещё хуже.

Вейра бормотала себе под нос, поворачивая меня вокруг своей оси. Зеркало стояло под удачным углом к профессиональному освещению, и теперь я отчётливо видела, насколько плохи мои дела. Откровенно анорексичная внешность, выпирающие ключицы, углы локтей и скул, проступающие синевой венки, потускневший взгляд. Разве что волосы были на удивление хороши. Тяжёлое золотое полотно обнимало угловатые плечи и само по себе служило главным украшением.

— Можно попробовать дымчатый наряд, — с сомнением предложила вейра. — Цвет модный, можно попробовать.

Оставив меня у зеркала, она отошла обратно к дивану и без особого напряжения выкатила чудовищных размеров не то сундук, не то шкаф на колёсиках. Распахнула, и в глазах зарябило от радуги нарядов.

Вытащила серое, хорошо пошитое платье и приложила ко мне, любуясь полученным сочетанием. Хотя, чем там любоваться, ума не приложу. Серое на сером. Но судя по насмешливому взгляду, она просто получала удовольствие, делая из меня чучело.

Я же мыслила более практично. У меня появился легальный способ заполучить более-менее приличное платье. Не отберёт же его император обратно.

— Благодарю за доброту, — я сгрузила в руки шокированной моей смелостью вейре платье. — Я попробую сама присмотреть что-то из вещей.

Отстранила притихшую швейку в сторону и прошла вдоль мини стойки с нарядами. Что-нибудь розовенькое было бы в самый раз, освежить бледность щёк, оттенить волосы, но… вряд ли судьба повернётся ко мне бальным боком. Мне в этом платье потом лезть к Арахне.

6. Первый генерал

Одеревеневшее тело с трудом распрямилось от реверанса. Бедные вейры. Постой так минут десять, будут ноги колесом на веки вечные. А я минут пятнадцать в поклоне стояла, спину не чувствую, так она затекла.

Огляделась. Коридор изменился до неузнаваемости. Распадаясь на три части, он уходил в темноту, а одинокий магический шар лениво покачивался у меня перед носом, освещая разве что самого себя.

Меня легко тронули за плечо. Обернувшись, увидела своего рыцаря.

— Я провожу вас, вейра.

С облегчением выдохнула и слабо улыбнулась. Ну хоть не заблужусь.

— Благодарю, — я уже сделала шаг вперёд, но рыцарь остался стоять на месте, поэтому пришлось притормозить.

Обернулась, уже и рот открыла, чтобы спросить, почему мы стоим, да так и застыла. Ей-богу, далеко императору до сего рыцаря. А может, и не только рыцаря. Слишком велико их сходство.

Я, когда нервничаю, всегда совершаю глупости, а нервов у меня сегодня попортилось на век вперёд.

— Вы родственник Его Величества? — спросила медленно, жадно обнимая взглядом застывшую фигуру.

Хищное, волевое лицо, задумчивый взгляд, мощный разворот плеч. Дракон. Кулаком, наверное, эту башню насквозь пробить может. «Как за каменной стеной» — это про него.

— Младший брат, — не думала, что он ответит, но ошиблась.

А ведь и верно. Есть что-то очень родственное в их лицах, хотя император старше и, буду объективна, далеко не так хорош собой.

— Неужели не похож? — на лице рыцаря не дрогнул ни единый мускул, но в его голосе отчётливо послышалась ирония.

— Похожи, просто… — я уже жалела, что не удержалась и спросила, но таково правило: сказала «а», говори и «б». — Просто необычно, что один брат стал телохранителем у другого.

Рыцарь явно удивился.

— Я не телохранитель Его Величества, — сказал он лениво. — Я первый генерал Вальтарты из клана Винзо.

Доспрашивалась.

Сжала подрагивающие пальцы и, с трудом удерживая лёгкую улыбку на лице, присела в очередном реверансе:

— Рада приветствовать…

— Прекрати, — вейр Винзо неуловимо нахмурился, и я послушно замолчала.

И зачем только спрашивала. В конце концов, не моего ума дело, кто этот вейр. Даже если я выживу, мы больше не встретимся.

Несколько секунд я маялась под нечитаемым взглядом первого генерала, а после он вдруг снял со своего мизинца крупное кольцо и протянул мне:

— Возьми, — голос его звучал почти враждебно. — Подарок от меня на свадьбу будет.

Глаза у него оставались пустыми и холодными. Он почти силой поднял мою безвольную руку и надел кольцо на большой палец. Кольцо оказалось велико. У генерала были крупные, сильные кисти рук, но даже в перчатках угадывалась идеальная форма пальцев. Всегда западала на красивые мужские руки…

Меня нехорошо потряхивало, но вейр Винзо даже внимания не обратил, крепко сжал кольцо и то, словно расплавленное, перетекло в новую форму, сев на палец.

— Иди, вейра, — он легко развернул меня носом к выходу и легонько подтолкнул.

Его взгляд жёг мне спину, но я прошла до двери и ни разу не оглянулась.

Обратную дорогу я прошла на чистом автопилоте, словно меня ангел-хранитель за руку вёл. Даже из лабиринта выбралась без приключений.

Интуитивно я чувствовала, что моё везение на сегодня кончено, поэтому решила не тревожить местную Фортуну по пустякам и не рисковать, сразу направилась к храму, спрятанному в густой зелени. Кругом росли дубы и старые сосны, и шедший забором волчеягодник, обнимавший забором белую башню с цветными стёклами.

Ворот здесь не было, а тяжёлая дверь на удивление легко отворилась.

— Венчание окончено, вейра. Иди к мужу, ибо место твоё отныне по его правую руку.

Путь мне преградил дородный детина в белом халате. То есть рясе. Никаких ассоциаций с богами он не вызывал, не говоря уже о том, что пахло от него копчёным мясом и вином.

— Согласно распоряжению императора, мне должно провести эти три дня в молитвах, — сообщила с каменным лицом.

Все усилия уходили на то, чтобы не морщиться от вони слуги божьего. Ладно, жрут, как поросята, но мыться-то им это не мешает. В доставшейся мне в наследство памяти очнулись далёкие и приятные мысли о чудесном лавандовом мыле и духах, пахнущих кисловатой розой, о масле, смягчающем воду, и редких волшебных кремах, на глазах убирающих с тела изъяны, порезы и синяки. Эйвери их видела только один раз — в спальне у Лети. Ей-то пришлось обходиться корнем чистотела, перетолчённого с хозяйственной мыльной стружкой. В общем, неудивительно, что боги отвернулись от жестокого мира Вальтарты при таких-то храмовниках. Спорю, у Арахны, которой залили дом кровью, тоже были большие вопросы к верующим.

Одарив храмовника ледяным взглядом, я шагнула вперёд, оттесняя тщедушной фигуркой того вглубь храма.

— Что там, брат мой?

Второй храмовник, вышедший мне навстречу, смотрелся гораздо выгоднее, но взгляд имел жёсткий и волевой.

— Император ей велел молиться и жить при храме. Где ж мы деву-то при храме поселим?

— Император велел… Тогда следуй за мной, вейра.

За храмовником я тащилась на последнем издыхании. Первая сытная еда за последние двое суток привела меня в состояние сродни опьянению. Сразу заныли косточки и мышцы, разболелась голова, ноги сделались ватными.

Меня привели в комнатушку размером с каменный мешок. Даже при всём своём невеликом росте я задевала потолок, а спать здесь можно было, только свернувшись клубочком.

— Здесь спать не буду, — отрезала я жёстко. — Даже не думайте.

— Другой свободной кельи нет, вейра Бельх, но вы можете попросить пристанища в родовом замке супруга.

В голосе храмовника не было ни насмешки, ни цинизма, но… Ведь он не мог не знать моё положение при дворе супруга. Впервые за сутки мне изменила осторожность:

— Зачем же у мужа? — сказала легко. — Я сразу у императора попрошу. Наверное, дозволяя мне молиться за воинов Вальтарты, он имел ввиду проживание в тесной келье без окон. Тут очень удобно стоять на коленях. Когда устану, никто и не заметит, что я немного прислонилась к стенам.

7. Тайна

В дверь заглянуло знакомое неприязненное лицо брата Вальриольха, которого я про себя бессовестно сокращала до Валя.

— Вы уже здесь, — едко проговорил он. — Что за материнский артефакт, показывайте.

Разумеется, никакого артефакта при мне не было, поэтому я с досадой вернулась к подушке и встала на колени перед статуей:

— Я его не нашла, — сказала, не оборачиваясь и выверяя каждое слово. — Это очень странно, брат Вальриольх, я чувствую себя оскорблённой.

Первое правило конфликта — заставьте оппонента защищаться, и ему будет не до нападения. Валь об этом правиле явно не знал. Вид у него сделался виноватым и агрессивным одновременно, из чего следовало, что гадёныш не только хотел экспроприировать мой несуществующий артефакт, но и обыскивал мою келью.

— Прошу, не беспокойте меня во время молитвы, — а то я не успею сбегать на чердак и обратно. — Мне сложно сосредоточиться, когда постоянно заходят.

— Если желаете провести день без пищи и воды, дело ваше, — язвительно сказал брат. — Только молиться лучше перед отцом-драконом, а не у окна.

В любой другой день у меня бы уши костром пылали, но близость смерти меняет приоритеты. Я обернулась и холодно пожала плечами:

— Мне показалось, что кто-то стучит в окно, вот я и подошла.

— Это невозможно, — отрезал Валь. — Храм окружён божественной защитой, и его территорию не могут нарушить посторонние. Защита просто сожжёт нарушителя.

Ну что тут скажешь? Первый генерал и впрямь пылал, хотя и по другой причине. Надо поосторожнее с этой защитой, а то дырявая она какая-то.

Когда брат Вальриольх, наконец, ушел, я для честности ещё немного помаялась на коленях, но когда меня не побеспокоили ни через час, ни через полтора, бесшумно поднялась и скользнула к окну. Открыла створку и… столкнулась с непредвиденными трудностями. Стоило перебраться через высокий проём, как меня накрыло слабостью и дрожью, и несколько минут я сидела спиной в стену, давая телу отдых.

После с трудом поднялась и осторожно двинулась к центральному дому. Распорядок дня и карту, показанную братом Велеем, я запомнила прекрасно, поэтому шла хоть и таясь, но уверенно. До обеда высокорожденные драконы тренировались на плацу. И пропускать тренировки никто не смел. Не сейчас, когда первым на плац выходит император.

В дом вошла через чёрный ход, но соблюдая осторожность. Пока меня заметят, пока побегут к Дарешу, пока он придумает причину для ухода, я уже вернусь и вовсю буду бить поклоны в храме.

Одежда оказалась на месте. Заботливая швейка разложила её на кровати, а ботинки поставила на скамью.

Собрав вещи, я на несколько секунд остановилась на пороге чердачной комнатушки. Сыро, тесно, темно. Серое от частой стирки бельё, на простыне запеклась кровь после последнего урока мужа. Эйвери тогда вернулась под утро и у неё не осталось сил забинтовать рассечённые плетью руки. Старые занавески на стенах.

Островок обманчивого покоя в центре враждебной территории. Откуда-то я знала, что больше не вернусь сюда. И я смотрела. Запоминала. Я не из тех, кто прощает своих обидчиков.

Из комнаты я вышла намного осторожнее, чем зашла. Улепётывать от преследователей с кипой вещей в руках и с таким слабеньким телом было плохой затеей.

Осторожным шагом выскользнула в коридор и тут же замерла, прислушиваясь к шуму на втором этаже. Никого. Дом словно вымер.

Можно подумать, уйдя на плац, Дареш потащил с собой всю прислугу и домочадцев. Вещи были объёмными, выворачивались из рук, и я прижала их покрепче, сминая подбородком кусок высвободившейся ткани.

Было тихо, и я рискнула спуститься.

Неслышно скользнула к лестнице, когда скорее почуяла, чем услышала знакомый голос.

— Не успел. Эта… с-с-супруга… — шипящий голос Дареша застал меня врасплох.

Я уже успела спуститься на один лестничный пролёт и теперь буквально распласталась по стене. Муженьку вздумалось изливать душеньку незнакомцу под лестницей. Чудо, что он меня ещё не почуял.

Память Эйвери тут же подкинула путанные объяснения. Дареш не любил лишних телодвижений и в случае сложных переговоров или секретных операций просто ставил принудительную печать на второй этаж, которая пропускала только членов рода. К сожалению, вчера этим членом стала и я. Потому-то мне и удалось беспрепятственно войти в дом. Дареш меня или не посчитал, или забыл, или решил, что я из храма носа не покажу.

— Вейр Харраш обеспокоен тем, что ритуал не был завершён, — незнакомый голос полз страшным шёпотом по коже.

— Вы же видели позор драконьего рода, с которым меня принудили обвенчаться, — рявкнул Дареш, уже не сдерживаясь. — Я выставил дурёху из спальни. Прикасаться к ней мерзко!

Оу. Ну это ты врёшь, голубчик. Полфлакона зелья на тебя неприкосновенного извела.

— Вейр Харраш…

— Вейр Харраш всего лишь брат императора, пусть знает своё место! Его Величество слишком добр к гадёнышу, если позволяет вмешиваться в свои дела.

Брат императора — это ведь первый генерал? Вряд ли у него много братьев.

Сердце у меня зачастило, как безумное, а после словно споткнулось и упало. Свалилось куда-то в живот. Голову как ватой обложило, скрадывая звуки и голоса.

Я с силой сжала руки, короткие ногти до боли впились в ладонь.

«Заткнись, Величка. — подумала со злобой. — Свои детские обидки будешь ночами выплакивать, а сейчас заткнись и слушай. Не смешивай работу с эмоциями».

Собственное имя, даже сказанное про себя, привело меня в чувство. Жизнь приучила входить в рабочий настрой с полувдоха. Неважно, дождь, снег, солнце, горе или радость, а мы приходим на работу, садимся в кресло на вершине мира, улыбаемся и пашем, даже если в груди от боли огнём горит.

Усилием воли отбросила упоминание брата Его Величества и сосредоточилась на разговоре. А там было что послушать.

— Она всё равно умрёт в лабиринте Арахны, — отрубил Дареш. — Не важно, как эта су… супруга прольёт кровь, но в итоге её смерть завершит ритуал по передаче силы.

8. Лабиринт Арахны

Следующие два дня со мной в молельном зале сидели две низовые храмовницы. Стерегли. Брат Вальриольх, хоть и не имел прямых доказательств, догадывался о моей причастности к происшествию в зелёном коридоре, и теперь не сводил с меня глаз.

Женщин, как я успела понять, на храмовую службу брали редко, платили им сущие копейки и ставили на должность не выше поломойки. Так что к вечеру последнего дня я успела найти с ними общий язык. Поздновато, конечно, но мне было отчаянно нужно увидеть ту девочку, что подкинула мне немало интересной информации о Леяш. А вдруг я бы ещё что-то узнала?

Сегодня был последний день отпеваний, после чего покойника вознесут к небу в огненной колеснице, а девочка с родителями уедет.

Моя жизнь катилась к закату быстрее, чем сбитая повозка с обрыва. Счёт шёл на часы. Мне была нужна любая помощь, и, учитывая, что меня не выпускали из молельного зала третьи сутки, эта девочка – мой последний шанс. Шанс на… что-нибудь.

— Сестра Ане, я отлучусь по нужде, — обратилась к молоденькой девушке.

Поладить с ней было проще пареной репы — у меня в подчинении таких девочек под две сотни было.

Мы обе, не сговариваясь, бросили взгляд на вторую храмовницу. Той было хорошо за тридцать, и, судя по глубоким шрамам на лице и шее, жизнь её не баловала. Она с нами не общалась, но и не сдавала гаденышу Вальриольху.

— Бегите, вейра Бельх, только быстро, ради матери-драконицы, не то выгонят меня, — зашептала Ане.

Я украдкой вытащила в окно длинный белый цветок гибискуса, который разросся прямо у стен храма, проскользнула в дверь и тут же застыла.

В узком коридорчике набилось человек двадцать народу, деловито обсуждавших Огнь первородного. Огнём первородного, как я успела выяснить, называли костёр, в котором сжигали покойных драконов, чтобы капля драконьей крови вернулась в чашу, что держит в руках драконица-мать.

На меня даже внимания не обратили.

Я осторожно прибилась к толпе, выглядывая среди озабоченных сердитых лиц свою девочку, но её нигде не было. Драконы таскали какие-то благовония, хмуро переговаривались, а около узкой лежанки в центре молельного зала некрасивая краснолицая женщина активно торговалась с незнакомым мне храмовником.

— Простите, — кое-как изобразив смущение, я подёргала ближайшего драконира за куртку. — Вы не видели девочку лет двенадцати?

К этому моменту я уже успела подметить, что с рослыми яркими драконицами драконы не слишком церемонились, вели себя как с равными, хотя равными их не считали. А вот низенькие изящные худышки, вроде Эйвери, мгновенно вводили их в роль рыцаря-защитника. Те буквально делали собачью стойку, почуяв вблизи от себя фертильную худосочную особь, даже такую замученную, как я.

Мой расчёт оказался верен. Крупный неповоротливый драконир заалел, затоптался на месте, неловко кивнув в сторону крикливой вейры:

— Так там девочка.

Поблагодарив его неглубоким реверансом, я протолкнулась поближе к женщине, уже и рот открыла, чтобы спросить, когда опустила ненароком взгляд на возвышение с покойником. Меня словно в грудь ударило с размаху.

На белом полотне лежала моя девочка.

Как во сне я подошла ближе, пытаясь разглядеть различия со своей собеседницей, но это совершенно точно была та самая девчушка.

— Как давно… она умерла? — голос звучал холодно и безжизненно.

Как всегда, когда я сталкивалась с действительно серьёзными неприятностями.

— Пятый день как доченька моя умерла, вейра Бельх, — краснолицая женщина неловко поклонилась и тут же повернулась к храмовнику, продолжив азартно торговаться.

Амулеты, оказывается, можно не брать, всё равно девка уже мёртвая, а бумажных цветов, исписанных пожеланиями, вообще не надо, живых можно набрать, вейр Бельх дозволил.

Не знаю, как долго я стояла над мёртвой малышкой, особенно остро чувствуя её худобу и несчастливое прошлое, а после положила ей на грудь длинный стебель гибискуса и пошла прочь.

Вернувшись, безмолвно встала на истёртую подушку и впервые за всю свою жизнь взмолилась богу — матери-драконице, чтобы та смилостивилась и послала малышке новую хорошую жизнь.

Почему-то тот факт, что со мной болтала покойница, меня совершенно не тронул. Вальтарта… Страна драконов. Летают, швыряются огнём, зажигают светильники щелчком пальцев, стены вон магические ставят. Вот и покойники ходят и разговаривают. Чокнутые они тут все.

До ночи я простояла на подушке, хотя тело буквально закостенело от неудобной позы. Ане пыталась меня отвлечь, брат Велех заглядывал, но я молчала, уставившись в одну точку, болезненно переживая близость смерти. Даже Тальхе — вторая храмовница — начала коситься на меня с беспокойством.

Утром я безропотно пережила ранний подъём и беспардонное нарушение личных границ. Две мои стражницы-храмовницы подняли меня ни свет, ни заря, затолкали в ванную, натёрли смесью каких-то трав, убрали волосы в свободную косу и попытались надеть белую нательную рубаху. Совсем тонюсенькую, видимо, чтобы Арахне было удобнее меня хомячить.

— Не сопротивляйтесь, вейра, — запричитала Ане. — А то братья набегут, позору же будет!

Тальхе хмыкнула:

— Можно подумать, если она наденет эту рубаху, позору не будет. Она ж прозрачная, всё равно, что голой к пещере ехать. Зверюги своего не упустят, насмотрятся.

Я молча вырвалась, подскочила к сундуку, где хранила свои честно заработанные платьице и ботинки. Так же молча всё это надела, а пару минут спустя ко мне бросились мои храмовницы — помогать со шнуровкой и расправлять хвост у платья. Сделанное на манер амазонки, оно явно было добавлено швейкой в мой гардероб для забавы. Мол, что эта колхозница понимает в моде. Я же понимала только одно — под короткой передней оборкой начинались обтягивающие мужские штаны из хорошей плотной ткани, наподобие твида. Тепло, свободно, удобно улепётывать от Арахны. Да и село платье на меня на удивление ладно.

— Выходите, копуши! — в дверь заглянул брат Вальриольх и… завис, уставившись на мои ноги. — К-к-карета подана…