Хозяйка драконьей оранжереи

Глава 1. Мне нужен адвокат

Я не вернусь домой. Не теперь. Ни после того, как застала своего мужа с другой в нашей постели. Ни после его обещаний сдать меня в монастырь.

Мне нужен развод, и вот я на пороге дома лучшего адвоката столицы —графа Роберта Хартинга, хозяина всего графства Мердокс и владельца Сиреневых Пустошей.

Лестница, стук в дверь, миловидная горничная в накрахмаленном переднике на пороге.

— Приветствую вас, мисс, — она улыбается. — Чем обязаны?

— Миссис, — поправляю я. — Миссис Рид, и мне нужен адвокат.

— Мистер Хартинг сейчас занят, — с извиняющейся улыбкой произносит она и отходит в сторону, пропуская меня в дом.

Дальняя дверь в холле с громким стуком открывается настежь. Из комнаты вылетает девушка в роскошном платье.

— Мистер Хартинг уже свободен, — кивает мне горничная.

Тем временем девушка утирает слезы и кричит.

— Я вам этого никогда не прощу! Вот увидите. Вы еще пожалеете. Я получу все свои письма обратно!

Девушка разворачивается на каблуках и мчится к выходу — то есть в нашу сторону, — на всех парах.

Горничная расторопно отходит, а я не успеваю среагировать.

— Пропустите! — она грубо толкает меня в плечо и выскакивает наружу. По пути цепляет мой чемодан. Он падает на мокрые ступеньки, съезжает вниз, бьется боковиной и раскрывается. На каменистую дорожку вываливается нижнее белье. Ни платья, ни накидки, ни даже зимний плащ. Самое близкое к сердцу и телу валяется в грязи.

Меня трясет от возмущения.

— Да за такое. За такое надо… наказывать! — кричу вслед грубиянке.

Та никак не реагирует. Садится в кэб и укатывает прочь.

— Ох, миссис Рид, я вам помогу, — горничная спускается вместе со мной по ступеням.

— Не стоит, — я склоняюсь над бельем, желая, как можно быстрее спрятать его от посторонних глаз.

— Тогда я узнаю…

— У вас ничего не испортилось? — доносится сверху приятный мужской голос.

Я резко оборачиваюсь, сминая в пальцах полупрозрачную сорочку. На верхней ступеньке стоит мужчина, и у меня перехватывает дыхание.

Дорогой костюм из плотной ткани сидит, как вторая кожа. Сюртук обтягивает широкие плечи и мощную грудь. Обувь начищена до блеска. Черные волосы собраны в низкий хвост. Лицо точно высечено из камня. Глаза — бездушные, напоминают замерзшее озеро из моего детства.

Я знаю, что мистер Хартинг — ледяной дракон. Но я и представить не могла каков он. А он словно сам бог, спустившийся на землю помогать нам, смертным, с нашими делами.

На землю меня возвращает его хищный взгляд. Мистер Хартинг с явным интересом рассматривает мою сорочку.

— Нет, ничего не испортилось, — спохватываюсь я и начинаю в быстром темпе запихивать вещи в чемодан.

— Вы по объявлению о найме?

— Нет.

В памяти всплывает объявление на воротах о поиске садовника для оранжереи. Будь я свободной, может и взялась бы за такую работу. Цветоводство было моей специализацией до того, как мачеха выдернула меня из академии, чтобы выдать замуж. Свадьба решила ее проблемы, но создала их мне.

— Я пришла к вам по делу, мистер Хартинг.

— По делу? — он изгибает бровь. — Ко мне на сегодня больше никто не записан.

Приятный голос, который я слышала мгновение назад, теперь кажется мне скользким и опасным, как шепот змеи.

Карен, смелее! Твоя судьба напрямую зависит от этого разговора.

— Значит вы сможете меня принять? Я собираюсь судиться.

Лицо горничной побелело. Она отшатнулась, будто я грязно выругалась, а не попросила о помощи. Ее взгляд неподдельного ужаса метнутся к Хартингу.

— Адель, разве у тебя нет дел? — его ледяной голос прорезает воздух.

Горничная вздрагивает.

— Есть, мистер Хартинг, — виновата опустив голову, она чуть ли не вбегает в дом и растворяется в темноте.

Мы остаемся одни.

— Судиться? — фыркает дракон.

Хартинг пристально рассматривает меня. Его взгляд задерживается на линии декольте, на запястьях. Меня оценивают, но не как клиента, а скорее, как лот на аукционе.

Мне становится страшно.

Заплаканная девушка, требующая свои письма назад. Напуганная до полусмерти горничная. Холодный, рассчетливый взгляд, в котором читалась готовность раздеть и продать.

Пазл сложился. Я обратилась за помощью, чтобы избавиться от тирана, а попала к новому тирану. Кажется, еще более циничному и безжалостному.

— Милые дамы всегда хотят судиться, пока не узнают цену, — с усмешкой произносит он.

Жаль, что у меня нет выбора. Остальные адвокаты уже отказались работать со мной, как только услышали имя мужа.

— У меня есть деньги.

— Это хорошо, потому что мои услуги стоят очень дорого, — он жестом показывает вглубь дома. — Прошу, проходите.

1.2

Хартинг ведет себя, как радушный хозяин. Галантно берет мои чемодан и плащ, чтобы передать лакею и провожает в кабинет. Пока идем его ладонь едва касается моей спины.

Прикосновение вызывает неприятные мурашки. Мне холодно и тревожно находиться рядом с Хартингом, но выбора по-прежнему нет.

— Присаживайтесь, — он жестом указывает на кресло возле стола.

— Благодарю, — я устраиваюсь поудобнее. Пока вожусь с юбкой, придумываю как начать разговор.

Все не так, как я представляла. Адвокат виделся мне благородным защитником, а не расчетливым циником.

Хартинг садится в свое кресло. Нас разделяет широкий стол. Мы вроде равны, но его хищный взгляд, его поведение все меняет. Создается ощущение, будто бы я сижу у его ног и прошу помощи.

— Итак. Почему вы решили судиться?

— Я развожусь с мужем.

Повисает паузу. Хартинг вскидывает брови, а на его губах расцветает циничная усмешка.

— Увы, миссис, я не могу вам помочь.

Сердце сжимается от ужаса. Он даже имя мужа не спросил, а уже отказывается.

— Почему?

— Потому что я больше не занимаюсь семейными делами. Особенно разводами.

— Н-но…

— Я так решил, — он указывает на дверь. — Мне конечно стоило бы догадаться по какому поводу вы пришли ко мне, но… Извольте покинуть мой дом.

— Нет, — я качаю головой.

Он последний, мне больше не к кому идти. Бежать? Нет смысла. Дирк найдет меня, где угодно. Найдет и сдаст в монастырь. Мне нужен развод, мне нужна свобода.

— Прошу, уйдите.

— Нет, мистер Хартинг, вы не можете мне отказать.

— Я могу, и я откажу, — он поднимается с места.

— Но в объявлении нигде не сказано, что вы больше не занимаетесь семейными делами!

— Видите ли, я только что его ввел, — он медленно поднимается, опираясь ладонями о стол и нависая надо мной, как гора. — Мое время, моя работа, мои правила.

Та девушка… Видимо, она тоже хотела развестись.

— Но… Мистер Хартинг, вы не понимаете. Я не могу вернуться к мужу. Не могу.

— Почему это?

— Он — тиран. Настоящий деспот. Он контролирует каждый мой шаг.

— Плохо контролирует, раз вы пришли сюда.

— Он изменяет мне.

— И что? — он прыскает. — Огромное количество жен прощают своим мужьям и не такое. И вы простите.

— Что? — у меня сжимаются кулаки.

Он серьезно? Боги, что за напасть такая!

— Я не берусь за такие дела. Я знаю, как это будет. Сначала вы будете плакать, умолять вам помочь. Будете обещать мне и себе, что никогда не вернетесь к мужу. Будете клясться, что вы не такая. Может еще захотите отомстить. А потом, после одного-двух заседаний, побежите в его объятия. Я не собираюсь в этом участвовать.

Его тирада пришпиливает меня к месту и полностью обезоруживает. Что сказать? Как ответить?

— Если я решила развестись, то пойду до конца, — с гордостью заявляю я.

— Ага, это я тоже слышал, — он указывает на дверь. — Уходите.

— Я никуда не уйду.

— Я не возьмусь за это дело, — категорично заявляет он.

— Но, вы же адвокат. Это ваше призвание, помогать другим.

— Вот именно. Возиться с разводами — попросту тратить время. У меня полно клиентов, которым действительно нужна помощь.

— Мне нужна помощь, мне она действительно нужна.

У меня внутри все обрывается. Он был последней надеждой. Без адвоката меня не пустят в суд, или назначат государственного.

— Уходите. Уходите сами или я вам помогу.

Хартинг бросается ко мне.

— Подождите, но выслушайте меня.

— Нет, и слушать не стану, — в его голосе скользят нотки металла.

— Вы даже не знаете, кто мой муж и почему я хочу уйти от него.

— Меня это не интересует, — он сжимает мое предплечье и тянет за собой к двери. — Я прошу по-хорошему, уходите.

— Но.

— Уходите или я вызову жандармов. Они отвезут вас и ваш скарб к мужу.

Я дохожу до точки кипения. Вырываю руку, толкаю его. Точнее, пытаюсь толкнуть, потому что ничего не выходит. Хартинг на голову выше меня, и сильнее в несколько раз. Он, как стена, даже не шелохнулся.

— Я уйду. Сама. Спасибо.

Быстрым шагом дохожу до лакея, который уже стоит наготове с моими вещами. Хватаю накидку, чемодан и открываю входную дверь.

Боги, все повторяется. Неужели мне некому помочь?

Я захлопываю за собой дверь и замираю. Слышен нарастающий вой сирен жандармской кареты. Она не просто едет мимо — она замедляет ход.

1.3

Карета останавливается у ворот. Подошвы тяжелых военных ботинок бьют по мостовой. Раскрывается зонтик. Эти звуки ввергают меня в ужас. Жандармы. Они идут за мной.

Сердце больно ударяется в груди. Меня чуть ли не охватывает паника. Если попадусь, обратной дороги не будет. Дирк упечет меня в монастырь.

Я кладу чемодан на мокрую траву, сажусь сверху и нашептываю заклинание для ускорения роста растений. Кусты становятся пышными, а их ветви переплетаются между собой. В высоту прибавляется несколько дюймов. Надеюсь, этого достаточно, чтобы скрыть меня от посторонних глаз.

Ворота открываются. На дорожку ступает мой муж. На нем парадно-выходной костюм от лучшего столичного портного. В руках зонт. По обе стороны от него идут жандармы в черных плащах. Они напоминают палачей.

Троица не успевает преодолеть и половины пути до особняка, как на крыльцо выходит Хартинг. В отличие от мужа он не спасается от дождя. Крупные капли падают на его суровое лицо, на тканевый жилет, на рубашку.

— Чем вам обязан, господа? — его голос подобен грому.

Так Хартинг не вызывал жандармов?

— Мне сообщили, что у вас моя жена, — Дирк как всегда разговаривает с претензией. Он словно бы ждет, что все вокруг будут кланяться ему в ноги.

Я замираю и молю всех известных мне богов, чтобы Хартинг не выдал меня.

— У меня нет ничьих жен, — возражает он.

— Мне сказали, она пришла к вам с чемоданом около часа назад. Ее зовут Карен Рид.

— И? — все с тем же ледяным спокойствием продолжает Хартинг.

— И? — Дирк взбешен. — Где она?

— Откуда мне знать, где ваша жена. У меня ее нет.

Муж закатывает глаза.

— Обыщите тут все, — командует он жандармам, но те не двигаются с места.

— Эй, мистер-потерявший-жену, вы находитесь на моей земле, — Хартинг медленно спускается по ступенькам вниз. — Как минимум, для обыска вам нужен ордер, подписанный судьей. Как я вам уже сказал, у меня нет ничьей жены. Так что будьте добры покинуть мою территории.

— Я уверен, что она у вас, — шипит муж. — Будьте мужчиной, проявите солидарность. Женщина не должна бегать от своего мужа.

Хартинг останавливается в одном шаге от Дирка и скрещивает руки на груди. Дракон выше и смотрится гораздо внушительнее моего мужа.

— Доказательства есть? Нет. Ордер есть? Нет. Пошел вон! — вкрадчиво произносит Хартинг.

— Вы пожалеете об этом. Укрывать чужих жен…

— Не надо мне угрожать, а то скоро вы наговорите себе на статью. И информатору своему передайте, что ложь тоже наказуема. За клевету можно получить иск. Моя репутация стоит дорого, так что платить придется много.

Дирк дергается, хочет сказать что-то еще, но не решается. Когда речь заходит об ответственности или деньгах, он всегда пасует.

Муж делает шаг назад, собирается уйти, но напоследок осматривает прилегающую территорию. Его взгляд, тяжелый и пронизывающий, скользит по кустам. Он замирает именно на том месте, где я сижу.

Я задерживаю дыхание, чтобы не закричать от ужаса и не выдать себя. Мне кажется, что Дирк вот-вот сделает шаг в мою сторону.

— У вас плохо со слухом? — наступает Хартинг. — Убирайтесь.

Жандармы трусят первыми. Оба с извинениями разворачиваются и уходят. Дирк с секунду колеблется. Я жмусь, каждые мышца в моем теле сокращается. Меня трясет. К горлу подкатывает тошнота.

Наконец муж уходит. Я выдыхаю, сворачиваясь в клубок. Голова зажимается между коленей. В ушах шум. Желудок скручивается в тугой узел. Меня бы вырвало, но нечем. Я с утра ничего не ела.

В последний момент замечаю рядом одинокие шаги.

— Все настолько плохо? — раздается над головой уже знакомый мужской голос.

1.4

Я резко подскакиваю и чуть ли не падаю обратно на чемодан. Голова кружится, а к горлу подступает тошнота. Рефлекторно хватаюсь рукой, чтобы не упасть.

Хартинг протягивает мне ладонь.

— Спасибо, — я хватаюсь за него. — И спасибо, что не выдали.

Мы встречаемся взглядами. Какие удивительные у него глаза. Глубокий синий цвет радужки напоминает мне воды Ледяного моря, где я провела детство. Родители жили на севере. Отец переехал в столицу после того, как не стало мамы.

Хартинг щурится, продолжая удерживать протянутую над пышным кустом руку. Ему должно быть неудобно так стоять, да еще и под дождем. Он весь вымок.

Я же испытываю неловкость от прикосновения. Мне приятно держать его за руку. Она теплая и крепкая.

— Ты что-то у него украла? — вдруг спрашивает он, и у меня возникает почти что непреодолимое желание выдернуть руку. Если бы не головокружение и дрожь в теле, я бы так и поступила.

— Я? Да я бы никогда, — вспыхиваю и вновь начинаю терять равновесие.

— За женой с жандармами не ходят, — отрезает он.

— Я ничего не крала!

Я убираю руку и наклоняюсь за чемоданом. Тот с противным чавканьем отрывается от земли. Боги, надеюсь, жижа не затекла внутрь и не испортила вещи.

— То, что ты ничего не крала, еще не повод не обвинить тебя в воровстве, — задумчиво произносит он.

Сердце пропускает удар. Его фраза по-настоящему пугает. Что может быть хуже монастыря? Тюрьма или виселица? Мне надо бежать. Далеко-далеко.

— Я пережду здесь до сумерек и уйду. Можно?

— Нельзя.

— Это почему же?

— По улицам разъезжают патрули. Если муж прибег к жандармерии, то тебя арестуют, как только ты выйдешь отсюда.

Вот так перспектива.

— Я не думаю, что…

— Ты готова спорить со мной? Дождись вечера и проверь мою догадку. Поверь, тебе очень не понравится насколько я прав.

Так и хочется стукнуть его. Жаль, куст мешает. Жаль, он сильный, а я слабая. Мир вообще ужасно несправедлив к тем, кто слабее.

К сожалению, слова Хартинга не лишены логики.

Что ж, после всего случившегося между нами довериться будет непросто. Но какой у меня выбор?

— Ладно, — с тяжким вздохом соглашаюсь.

Идти в дом, из которого меня выгнали полчаса назад, трудно. Чувствую я законченной идиоткой. Как будто я собака, которую хозяин выгнал на улицу за провинность, а спустя время позвал обратно.

С другой стороны, проверять догадку Хартинга я не хочу. Приходится пересилить себя и войти в особняк.

Нас встречает все та же горничная. Кажется, ее имя — Адель. Она испуганно смотрит на меня.

— Прими вещи у госпожи и проводи в гостиную. Дайте ей горячего.

— У меня платье запачкано, я испорчу вам мебель, — пытаюсь возразить я.

— Я пришлю вашему мужу счет за порчу, — отмахивается Хартинг. Шутит ли он или серьезен непонятно.

Я провожаю его фигуру взглядом до кабинета. Смотрю на широкую спину и в последний момент подмечаю — одежда уже сухая. Дракон и его магия.

— Миссис Рид, пойдемте, — зовет горничная.

В гостиной натоплено, что не может не радовать. Меня все еще трясет. Не только от холода, но и от того, насколько я была близка к поимке.

Адель приносит на подносе порцию горячего куриного супа с гренками, кусочек слоенного пирога с творогом и зеленью, чай, тосты со сливочным маслом и джемом.

От аромата текут слюнки, но приступить к еде так сразу я не могу. Надо бы дождаться хозяина. Но уже через пять минут я хватаю ложку.

Бульон приятно растекается во рту, согревая горло. Кусочки картошки и моркови не твердые и не разваренные. Они идеально мягкие. Я млею от первых проб блюда, а затем накидываясь как дикарка.

Как говорят в народе, аппетит приходит во время еды?

Хартинг не появляется, и я перехожу к пирогу, чаю и тостам. Я съедаю все, что мне подано с огромным удовольствием. И немного с грустью провожаю поднос с грязной посудой. Давно меня не кормили так вкусно.

Хартинг появляется примерно через минуту после ухода Адель. Он встает у камина, уперев локоть на полку. Оранжевый свет смягчает выражение его лица. Дракон не кажется мне таким уже враждебным или циничным. И только глаза насыщенного синего цвета по-прежнему видятся бездушными.

— Спасибо за ужин.

— Вы знаете статус разведенной женщины?

Я опускаю взгляд в пол. Неприятный вопрос.

— Да, разведенной женщине положена единовременная выплата от бывшего мужа стоимостью в одну десятую от приданного. Она не может повторно выходить замуж. В собственности может находится только одна квартира или один дом, площадь земельного участка не больше четырех акров. Она может работать по найму, но есть ограничения по видам деятельности.

Это не все, есть и другие запреты. Есть и морально-общественные. Разведенную даму не желают видеть в высшем обществе. Никаких приглашений, посещения салонов и чаепитий. И это, не говоря об осуждении.

1.5

Хартинг выдерживает паузу.

— Вижу, ты хорошо осведомлена, — наконец выдает он.

— Конечно, мистер Хартинг. Я знаю на что иду, — я поднимаюсь с места. — Мне пора.

— Куда? — он говорит с нажимом. Вопрос не задается, а скорее звучит как предостережение от необдуманных действий. Так обычно кричат кошкам, которые лезут куда не следовало.

— На улице достаточно стемнело. Под покровом ночи я смогу добраться до…

До куда? До гостиницы? Если меня ищут жандармы, то во всех приличных гостиницах уже есть мое описание.

До таверны? До ночлежки для бродяг? Там и до борделя недалеко.

— Тебе некуда идти, — подытоживает Хартинг мои мысли.

— Но и здесь я оставаться не могу. Вы мне никто, я вам тоже. Я — чужая жена. И я беглянка. Вы меня покрываете и скорее всего нарушаете какой-нибудь закон. Вам не нужны проблемы из-за меня.

— Какая забота, — хмыкает он.

Повисает молчание. Я смотрю на Хартинга и думаю: это все? Все, что он скажет мне?

На самом деле никакой заботы нет. Оставаться в чужом доме так же боязно, как и идти на улицу. Я не знаю, чего ожидать от Хартинга. Я не доверяю ему и не испытываю никакой симпатии. И вообще его догадка насчет жандармерии может не подтвердиться.

— В общем, мне пора.

Я дергаюсь в сторону двери, но Хартинг делает шаг ко мне.

— Оставайся.

— Зачем?

— Вырастишь мне зеленую лужайку завтра.

От неожиданности у меня отвисает челюсть.

— Что?

Хартинг нависает надо мной. Его синие глаза пронизывают насквозь. Я будто бы вышла на мороз. Но и в тоже время от него исходит приятное тепло.

— Листья, Карен, — вдруг произносит он. Мое имя в его исполнении звучит странно. — Ты сделала кусты в саду пышнее, нарастила новые. Я заметил разницу между старыми и новыми листьями.

Наблюдательный какой.

— Вам наколдовать лужайку?

— Нарастить. Если бы я хотел обманку, то пригласил бы иллюзиониста.

Я все еще не решаюсь сказать «да». Боги, как же трудно довериться посторонним, когда попадаешь в ужасное положение. Еще труднее к тому, кто уже хоть раз отказывал в помощи.

— Я вам ночлег, вы мне лужайку, идет?

— Хорошо, — киваю. — Такой обмен меня устроит.

Хартинг вызывает Адель, отдает распоряжение и оставляет нас одних. Горничная провожает меня в комнату для гостей.

Спальня выполнена в сине-зеленых тонах и напрочь лишена индивидуальности. Ни вазочек, ни предметов декора, ни цветов на подоконнике, ни книг на полках. Чисто, но пусто и безжизненно.

— Колин принесет ваш чемодан и растопит камин, — услужливо говорит Адель. — Я могу заняться вещами, если хотите.

Ее взгляд падает на запачканный низ юбки. Грязь уже высохла, наверняка глубоко въевшись в ткань. Наверно, платье придется выкинуть. Хотя нет… Я больше не могу себе позволять выкидывать платья. Я его перешью.

— Я буду очень рада, если почистите платье. Насколько это возможно, конечно.

— Тогда оставьте его в коридоре у двери. Я заберу, — улыбается Адель. — Располагайтесь, миссис Рид.

Не успевает уйти горничная, как заходит лакей в темно-синей ливрее с чемоданом в руке. Колин. Он не особо разговорчив, зато быстро работает. Через пять минут в камине полыхает огонь.

Наконец, меня оставляют одну. Я не сразу решаюсь переодеться. Меня не покидает ощущение слежки и страх, что Хартинг или кто-то другой вот-вот ворвется в комнату.

Поэтому первым делом я запираюсь на ключ. Вдобавок, использую заклинание защиты на дверь. И на окна тоже. Только потом раздеваюсь.

Испачканное платье я кладу за дверь, как и просила Адель. Приходится повторить процедуру запирания, и уже после освежиться в ванной комнате и лечь в кровать. Вещи я не разбираю. У меня нет никакого желания оставаться здесь на еще одну ночь.

Завтра справлюсь с лужайкой и подумаю, куда еще могу отправиться.

Однако же утром меня ждет сюрприз.

Окна спальни как раз выходят на задний двор, и мне предстает ужасное зрелище.

— Да тут работы не на один день…

______________

Дорогие мои, пока Карен разбирается с лужайкой, предлагаю заглянуть в новинку нашего моба Алисы Князевой Развод с драконом. Ты же стареешь!

Читать здесь: https://litnet.com/shrt/w_C3

— Я устал от этой жалкой пародии на брак, — заявил истинный, которому я отдала всё: свою силу, свою молодость, свою душу. — От женщины, которая не может дать мне наследника. Ты слишком старая, чтобы рожать.
Но оказалось, это лишь начало моего кошмара и череды предательств.
На следующее утро моего отца находят мёртвым, и единственный, кто верит, что это не случайность — Трагер, холодный и циничный дракон с репутацией безжалостного дознавателя. Тот, кого двор боится даже больше, чем императора, и последний, кому я готова доверять.
Но, кажется, теперь он присматривается ко мне.

Глава 2. Сделка

Вид лужайки на заднем дворе удручает. Настоящее сорняковое море. Отсюда, с высоты второго этажа, ни дорожек, ни клумб, ни самой земли не видно. Гигантский осот с меня ростом, колосистый пырей и амброзия.

Чтобы газонную траву вырастить, сначала придется все очистить.

Возиться в саду я люблю, так что долгая и кропотливая работа не пугает. Беспокоит срок ее выполнения.

Чтобы все хорошенько очистить понадобиться три-четыре дня. И это если не будет дождя, и у Хартинга припасен хороший садовый инвентарь.

Оба условия кажутся мне сомнительными. По прогнозу у нас стояло дождливое лето, а Хартинг вряд ли держал инструмент, судя по тому, как запущен задний двор.

Хотя как-то же приводили в порядок газон и садик перед домом?

До завтрака мне приходится сделать то, что я долго откладывала — залезть в многострадальный чемодан и осмотреть одежду.

Боюсь представить, какое там месиво.

Однако все не так уж и плохо. Нижнее белье удачно завернулось в юбку и больше ничего не испачкало.

Для завтрака я выбираю повседневное платье серого цвета с длинными рукавами свободного кроя. Никакого декольте, никаких элементов декора. Я выгляжу в нем бедно, но зато ничто не будет мешать при работе в саду. А именно туда я собираюсь отправиться сразу после завтрака.

В столовую меня провожает Адель.

— Ваше дорожное платье еще у прачки, миссис Рид, — с извиняющейся улыбкой произносит она.

— Хорошо.

Я киваю, но о грязном белье ничего не говорю. Для начала я не знаю останусь ли еще на одну ночь в доме Хартинга. Понять, что на уме у этого дракона трудно. Вдруг он выгонит меня, как только сообщу, что лужайку за один день не вырастить.

Предугадать, что выкинет Хартинг в следующую минуту, невозможно.

— Доброе утро, — здороваюсь, входя в столовую.

Пахнет кофе и свежей выпечкой.

Хартинг уже сидит во главе стола с газетой в руках. Он читает так внимательно, что не обращает на меня никакого внимания.

Конечно же, утренняя газета — это важно. Дирк не мог существовать без свежей порции городских новостей. Муж никогда не замечал меня за завтраком.

— Доброе утро, миссис Рид, — Хартинг отвлекается от газеты и окидывает меня оценивающим взглядом. — В этом платье вы похожи на сельскую учительницу.

— Это хорошо или плохо? — я прохожу к своему месту. Определить его не трудно. Мне накрыли по правую сторону от хозяина.

— Это не подлежит оценке, — он возвращается к газете. — Или вы имеете что-то против учительниц?

— Нет, но может вы имеете что-то против сельских людей.

— У меня всегда есть что-то против людей, я же адвокат.

Мне не находится, что ответить, и разговор прекращается. Тарелка Хартинга почти пуста. На краю покоится кусочек недоеденного тоста с джемом. Рядом белоснежная чашечка кофе на блюдце.

Лакей поднимает баранчик с моей тарелки. Пышный омлет с зеленью и жаренная ветчина аппетитно пахнут. Порция кажется большой, но уже через пять минут я понимаю, что съем все.

Хартинг молчит, чем напрягает меня. Даже не знаю, что лучше: когда молчит или когда разговаривает.

— Забавно, — он складывает газету и кладет ее передо мной на стол.

На странице красуется моя черно-белая фотография из семейного архива. Надо сказать, не самая лучшая. Помню, в тот день фотограф бросался комплимента насчет моей выпуклой родинки над верхней губой. Сказать ему, что это здоровенный прыщ, я не решалась. На фото я похожа как ведьму. И почему-то именно оно попало в газету.

Но гораздо хуже выглядел заголовок.

«КРАЖА ФАМИЛЬНЫХ ДРАГОЦЕННОСТЕЙ. МУЖ ИЩЕТ БЕГЛУЮ ЖЕНУ».

У меня пересыхает в горле. Я сжимаю вилку так сильно, что она впивается в кожу.

— Я был прав насчет жандармов.

Спорить с этим бесполезно и неприятно. Впрочем, принимать его правоту тоже неприятно.

— Ты что-то украла?

— Конечно нет! — вспыхиваю я, отрываясь от газеты.

— Лучше не врать, — от его взгляда становится холодно.

— Вы все равно не беретесь за мое дело!

Хартинг хмыкает.

— А чем, позволь узнать, ты собиралась заплатить мне за работу? У тебя есть свои деньги?

Подловил. Формально своих денег у меня нет, как у любой жены в нашем королевстве. Есть деньги отца, мужа, на крайний случай старшего брата.

— Из компенсации, которую получу после развода.

— То есть ты собиралась оплатить мои услугу после победы в суде? — усмехается он.

— Да.

Правда, как она есть.

— Миссис Рид, — он качает головой. — Да вы требовательнее криминальных умов Торхолла.

— А что, так нельзя? Компенсация — это как раз-таки мои деньги. И я могу свободно ими распоряжаться.

2.2

Надо было потерпеть и швырнуть в него вилку сейчас. Может взять нож? Нет, я и так уже повела себя, как дикарка.

Ха, возьмется он за дело! Я и рада, и не рада! Хартинг — слишком дорогой адвокат. И вредный!

— У меня нечем платить эти… ваши… — морщусь и указываю на газету. Неудачное фото раздражает. — Как вы сказали? Десять тысяч золотых корон? Вы мне не по карману.

— Оплатишь натурой.

Я все-таки хватаюсь за нож. Как он смеет предлагать мне такое?

Но Хартинг останавливает меня, поднимаю указательный палец к потолку. На его губах расцветает усмешка.

— На лужайке под сорняком еще оранжерея есть. Займись ею.

Мои глаза округляются. Я не верю своим ушам.

— Что? Там? Под сорняком? Еще есть целая оранжерея?

— Да, — как ни в чем не бывало отвечает он.

— Это же… Это… — у меня не хватает приличных слов, чтобы выразить свое негодование. — Это ужас. Как вы могли так запустить ваш сад?

— Это не я, это мой садовник, — невозмутимо заявляет он. — Так что, будь добра. Отработай садовником и приведи в порядок оранжерею, а я займусь твоим делом.

Я ослабляю хватку и кладу руку с ножиком на стол. Сколько может длиться судебный процесс? Месяц? Три? Чуть-чуть можно потерпеть ради свободы.

— Согласно принятой системе ставок для денежных вознаграждений работать садовником тебе придется пять лет, — деловым тоном добавляет он и поднимается с места.

Я вскакиваю вслед за ним.

— Пять лет? Да вы с ума сошли! — я вновь сжимаю нож.

Хартинг косится на мою руку и осуждающе качает головой.

— Я высококвалифицированный специалист с дипломом лучшего учебного заведения Лемидора и многолетним опытом. У меня сотни выигранных дел. А что у тебя? Есть диплом? Или опыт работы садовником? На каком основании ставка должна быть выше, чем у начинающего работника?

— На том основании, что я три года занималась садом в доме мужа, — шиплю в ответ.

— Увы, этот сад я не видел и вряд ли получу от него хорошую характеристику вашей работы, — он кивает в сторону зажатого в руке ножа. — И положите нож. Нового адвоката найти будет еще труднее.

— Но с вами работать отвратительно. Вы предлагаете кабальные условия.

— Милая моя, это не кабала. За работой пять лет пролетят быстро, — он кладет мою вилку на стол.

Несмотря на то, что я продолжаю держать нож, Хартинг разворачивается ко мне спиной и бодро шагает к выходу. На пороге он останавливается.

— Жду вас в три часа в своем кабинете. Обговорим дело.

Дверь закрывается.

Еще какое-то время я смотрю на дверной проем и размышляю, что остановило меня. Почему я не учинила скандал? Даже не возмутилась толком?

А потом понимаю, что дела мои плохи, а его слова не лишены логики.

Я в розыске и выйти на улицу не могу. Особняк Хартинга самый что ни на есть подходящий вариант укрыться на время от посторонних глаз. Заодно не надо к адвокату ездить.

Денег нет. Но мне не придется влезать в долги. К тому же, Хартинг мог предложить куда более унизительный и постыдный вариант отработать.

Пять лет садоводства? Это не так уж и страшно. Тем более, что я люблю цветы. Да и какие у меня перспективы после развода? Вернуться в академию я смогу и через пять лет, а новое замужество мне, увы, не светит.

Да и вообще.

Хартинг уверен, что сможет выдержать меня в течение пяти лет?

______

Дорогие мои, новинка от нашего моба от Адрианы Дари Обманутая истинная дракона.Хозяйка магазинчика Сияй

"Она сияет, а ты чахнешь", — услышала я от мужа, когда поймала его на "горяченьком". А эта сияющая нахалка еще и решила от меня избавиться, видите ли "развод — это долго".
Больно? Страшно? Обидно? Да! Так что ноет в груди.Но я буду не я, если позволю вытереть об себя ноги. Голь на выдумки хитра! Особенно, когда рядом есть могучий мрачный тип, распугивающий всех одним только взглядом. Только почему самым сложным оказывается признать, что у меня от этого взгляда тоже замирает сердце и вовсе не от страха?

Читать здесь: https://litnet.com/shrt/I9J5

Читать здесь: https://litnet.com/shrt/I9J5

2.3

Несмотря на, казалось бы, безвыходное положение, я чувствую себя хорошо. Уход Хартинга поднимает мне настроение. Находится с ним в одной комнате тяжко, но без него — вполне себе приятно.

Пять лет, десять… Переживу. Да и неважно. Сначала нужно развестись, и на сегодняшний день это моя главная цель. Об остальном подумаю позже.

В сад меня провожает Адель.

— Наш сад выглядит немного… — она долго подбирает слово.

Я не перебиваю. Любопытно узнать, как именно горничная назовет сорняковое море.

— Запущен.

Неплохо! Если бы мне пришлось соблюдать приличия, я бы тоже сказала «запущен», а еще «заброшен». А так-то на языке крутятся одни бранные слова.

— Я уже видела.

Адель удивленно смотрит на меня.

— Через окна спальни, — поясняю я. — И там все плохо.

— О, так вы знаете. Но почему мы тогда идем туда? Если вы хотите отдохнуть, то лучше посидеть на крыльце. Или в беседке перед домом.

Надо же, Хартинг еще никому не рассказал о нашем уговоре с оранжереей.

— Я буду там работать.

— Вы новый садовник?

— Да.

— Я так рада, миссис Рид, — Адель тепло улыбается, ее чувства кажутся мне неподдельными. Она хочет меня обнять, но в последний момент останавливается. Скорее всего, разница в положении. Для нее я — замужняя женщина в трудной ситуации и, соответственно, клиентка хозяина.

— Зови меня Карен, — раз уж ближайшее время я проведу в этом доме, то хотелось бы наладить хорошие отношения с его обитателями.

Быть может с Адель мы подружимся?

— Хорошо, мис… Карен, — исправляется Адель.

Задний двор еще хуже, чем мне представлялось. Грязь под лопухами сорняков, густая паутина, улитки, насекомые и конечно же паучки.

— Показать, где хранится садовый инвентарь? — услужливо спрашивает Адель. Ее голос отвлекает меня от созерцания объема работы.

— Давай.

Надеюсь, вид тяпок, лопат и ножниц порадует меня. Но и тут ждало полное разочарование.

Садовый инвентарь будто бы древних времен. Старый, треснутый, местами сгнивший черенок, одна-единственная тяпка и ржавые вилы. Все. Ни перчаток, ни лопаток, ни граблей, ни секатора. Ни-че-го.

— Удручающе.

Адель кивает.

— А магия? — осторожно спрашивает она. — Можно магией работать?

— Можно, но инструмент все равно нужен.

Нет, с таким инвентарем я с садом и за пять лет не управлюсь. Надо бы составить список нужд для работы.

_________

Дорогие мои, еще одна история от нашего моба от Натальи Варваровой Развод с Сиятельным. Прощай, дракон!

https://litnet.com/shrt/0tdN

Мы блестящая пара. Император и императрица. Он влюблен в меня так же, как сорок лет назад… Я верила в это, пока муж не представил подданным невесту и не потребовал отречься от трона….Что, еще и стать его наложницей?
Он умоляет подождать. Это временно. Любимый без меня погибнет… Но мой приемный брат готов растерзать императора и уверяет, что я в ловушке. А вскоре - буду брошена в клетку.
Я не имею права подвести свой клан. Я разрываю союз. Прости, мой дракон.

https://litnet.com/shrt/2VFR

2.4

К трем часам, — ко времени, которое назначил Хартинг для разговора — список готов, а сад, насколько это возможно, осмотрен. Остается выбрать тактику для диалога. Можно потребовать, поставив перед фактом. Можно попросить, прикинувшись совсем беспомощной. А можно повести себя по-деловому. В конце концов, это его сад, его оранжерея, его задний двор.

Третий вариант нравится мне больше всего. Хотя… с чего я вообще задумываюсь так глубоко? Прежде я всегда действовала по ситуации. А теперь? Размышляю, тактику выбираю. Что со мной не так?

Ответ лежит на поверхности, просто не хочется в него верить.

К мужу я привыкла, а к Хартингу нет. Я не знаю, чего от него ожидать. Поэтому он вызывает страх. Ни силой, ни магией я не могла противостоять мужу-посредственному магу. А дракону?

Остается только уповать на его порядочность и придерживаться мысли, что Хартинг — мой адвокат. Защитник, как-никак.

Однако когда я подхожу к кабинету, коленки все равно начинают дрожать. Список нужд я сворачиваю в несколько раз и прячу в карман. Интуиция подсказывает, что лучше сохранить его до конца разговора.

— Добрый день, — произношу, отворяя дверь в кабинет после разрешения войти.

Хартинг поднимает на меня взгляд

— Добрый, миссис Рид.

Боги, что за глупость. Мы же здоровались за завтраком — именно это читается на его лице.

— Я пришла.

Разговор совсем не клеится.

— Присаживайся, — он указывает на стул перед столом.

В отличие от прошлого раза, кабинет завален бумагами. Папки стоят даже на полу. Хартинг, видимо, что-то искал. Странно, что у него нет секретаря или помощника.

— Итак, начнем. Для развода нужны причины. Чем больше их у нас будет, тем лучше, — дракон подается вперед и кладет руки на стол, пальцы переплетаются. — Я советую тебе не врать и говорить все, как есть.

— Да я и не собиралась.

— Додумывать тоже нельзя. Я должен знать правду, как она есть, — строго заявляет он, как будто я уже наврала ему с три короба.

— Я понимаю.

— Будь честна.

— Хорошо, — с небольшим раздражением соглашаюсь я.

Что может быть проще, чем говорить правду, когда ты и врать не умеешь. Но на деле все оказывается не так-то просто.

— Тогда переходим непосредственно к делу, — Хартинг берет пустую папку, чистые листы бумаги и чернильную ручку. — Брачный контракт у вас есть?

— Конечно.

Хартинг качает головой.

— В наличии? Ты взяла его с собой из дома?

— Нет, у меня нет экземпляра брачного договора. Один хранится у мужа, второй у мачехи.

Тяжкий вздох и запись на листе. Со своего места я не вижу, что он пишет.

— Истребуем у твоей мачехи. Далее. Мистер Рид тебя бил?

— Нет.

Его брови дергаются вверх.

— Никогда? Не применял силу?

— Нет, ничего такого, — я опускаю взгляд. — Иногда за руку хватал. Ну, как это обычно делают, когда хотят принудить куда-то пойти. Дирк он… сжимал больно предплечье. Как вы, когда выпроваживали меня из кабинета.

Хартинг понимающе качает головой.

— Ясно, — снова пометки. — Оскорбления? Унижения были?

— Постоянно. Иногда использовал бранные слова или давал обидные клички.

— Какие?

В груди вспыхивает обида.

— Звал свинкой. Из-за того, что возилась в саду и пачкала руки землей.

Хартинг реагирует спокойно, что говорит о двух вещах. Либо он — настоящий профессионал и умеет управлять эмоциями. Либо он равнодушен к чужим проблемам. В принципе, одно связано с другим.

— Он принуждал вас к близости?

Новый и очень неудобный вопрос, но его никак не обойти.

— Нет, последний год Дирк стал ко мне холоден, — мне становится неловко. — Между нами ничего не было.

Хартинг никак это не комментирует. Он опять что-то пишет, а я сижу, как каменная. Все тело напряжено, а сердце громко стучит в ушах. Мне стыдно изливать подробности семейной жизни малознакомому мужчине.

— Ничего не было последний год?

— Да.

— А что было до этого? Те два года после свадьбы?

— Ну как… — язык деревенеет. — После замужества было, наверно, как у всех, — пожимаю плечами. — Дирк относился с уважением. Сейчас вспоминаю, что уже на втором году нашей жизни он стал реже приходить ко мне. Потерял интерес… или как это правильно называется.

— Не продолжай, — голос Хартинг звучит мягко, даже успокаивающе, что удивительно, так как я ожидаю усмешек или низкопробных шуток.

Но на его лицо я по-прежнему не смотрю. Перед глазами набитая документами папка, и я сосредоточенно смотрю на края листов, чтобы не потерять мысль и сдержать бушующие внутри эмоции.

2.5

Передо мной возникает стакан воды. Прежде чем взять его, я поднимаю взгляд на Хартинга.

— Брачный договор подписывала мачеха? — он возвращается к основной теме разговора.

Странно, но я испытываю легкое разочарование. Хотя, чего я ждала? Поддержки? Сочувствия? У нас деловой разговор, а не завтрак с подружками в кофейне. Я здесь не для того, чтобы плакаться, а он — утешать.

— Да. Мне его показали один раз. Я толком не читала его.

Помню тот ужасный день, как сейчас. Солнце, птички, красивая осень, я в мечтах о ярком будущем иду на встречу к мачехе. Она объявляет о скором замужестве, и о деньгах, которые получит от Дирка на содержания себя любимой и своих дочерей. Мои кузины, двойняшки, весело потом отплясывали на свадьбе.

В тот день мачеха и принесла договор. Дочитать не позволила. Аргументом послужило то, что она по праву вдовы распоряжается моей жизнью. Я была в таком шоке, что не стала спорить. Да и зачем? От закона не убежишь. Она имела право принять такое решение без моего согласия.

— Ясно, запросим копию.

Я принимаю стакан воды.

— В нем могут быть какие-то условия, которые помогут развестись?

Хартинг медленно прошел к своему месту.

— Пока не вижу текста, не могу ничего обещать, — отрезает он. — На данный момент я могу сказать так. Надо посмотреть какие права и обязанности возлагались на тебя и твоего мужа по договору. Исполнены ли они. Раз ты не видела текста, то даже не знаешь условий. Боюсь, что это может использовать Дирк в своих обвинениях.

— Вы имеете в виду кражу? Ту, о которой писали в газетах?

— Да, — Хартинг присаживается в кресло и откидывается на спинку. — Незнание не освобождает от ответственности, Карен. Три года прошло со дня свадьбы. По идее ты должна знать свои права и обязанности. Никто не поверит, что за столько лет ты ни разу не прочла брачный договор.

Но я и не могла его прочесть. Мачеха показала один раз. Дирк его спрятал и не желал показывать. Принудить его я не могла.

— То есть меня посадят за кражу, так?

— Надо смотреть условия брачного договора. Смею предположить, там написано, что все твои личные вещи принадлежат мужу, тогда твой чемодан и есть краденное имущество. С другой стороны, Дирк сам мог что-нибудь украсть и попытаться свалить вину на тебя.

Я залпом выпиваю стакан. Будто там не вода, а горячительное.

— Ты не виновата, пока твоя вина не доказана. Это первое. Второе. Рано делать вывод без договора и обвинения. Раз Дирк искал тебя вместе с жандармерией, значит от него поступило заявление. Я узнаю, что там.

— А дальше?

— Дальше будем смотреть и готовиться к подаче иска о разводе. Кто-нибудь из прислуги может пойти свидетелем и рассказать в суде, что Дирк приводил в дом женщин и изменял с ними?

Я пожимаю плечами.

— Кто-нибудь с кем у него был скандал? Кто-то может уже уволился? — настаивает он.

— Надо подумать.

— Подумайте.

Хартинг делает еще какие-то записи, а я глупо пялюсь на него. В голове, как в пустой бочке, бьется одна мысль. Меня могут посадить в тюрьму или повестить за кражу.

— На этом пока все, Карен. Можешь идти.

Но я не двигаюсь с места. Хартинг поднимает на меня взгляд.

— Что-то вспомнила?

— Нет, просто… — я потираю ладони, будто на морозе. Мне и правда холодно. — Я не хочу в тюрьму. Я не знала. Я даже подумать не могла, что в договоре может быть что-то такое… Я хотела его прочитать, но мне его не дали. Я могу все вещи отдать Дирку, если надо. Пусть все забирает!

Хартинг усмехается, качает головой, а потом замирает на мгновение. Он о чем-то задумывается на долю секунды. Встает и подходит ко мне.

— Послушай, — его широкая теплая ладонь ложится на мое плечо. Прикосновение неожиданно приносит спокойствие. — Твое дело не безнадежно. У меня случались куда более безвыходные ситуации. Я что-нибудь обязательно придумаю. Ладно?

Какое-то время я смотрю на него снизу-вверх. Ярко-синие глаза больше не кажутся холодными. Они спокойны и безмятежны, как летнее небо. Странно. Наверно, я воображаю. Хочу верить, что он действительно хочет мне помочь, а не проявляет профессиональную этику.

Что ж! Пусть так. Пусть иллюзия, зато приятная.

— Ладно, — я касаюсь его ладони на своем плече, убираю его руку и встаю.

Между нами меньше шага. Слишком близко. Я непозволительно долго смотрю в его лицо. Красивое лицо, надо сказать. Тонкая прядь черных волос спадает на лоб. У меня возникает желание ее убрать, но я не поддаюсь ему.

Хартинг тоже смотрит на меня. Не без интереса.

— Тебе пора вернуться к саду, а мне к работе, — Хартинг первый нарушает молчание и отстраняется.

— Да, насчет работы, — я лезу в карман. — У вас нет инвентаря. Никакого. Я не смогу работать голыми руками.

Хартинг окидывает меня хмурым взглядом.

— Как это «нет инвентаря»?

2.6

Каталоги садового инвентаря привозят на следующий день. Выбор впечатляет. Всех размеров и сплавов, с напылением и без, с высеченными на поверхности магическими печатями или с пазом для присоединения универсального набора.

— Хартинг не любит экономить? Или же проверяют насколько люблю экономить я? — невольно задаюсь вопросом, вчитываясь в описания.

Я не транжира, но и дешевить не люблю. Папа всегда говорил: скупой платит дважды, и я никогда не забывала об этой поговорке.

Инструмент должен быть прочным, из качественного материала, приятным и легким в обращении. Жаль, конечно, что я не могу все пощупать и потрогать. Однако же всегда можно вернуть товар, если он не подходит. Уж кто-кто, а его адвокатское величество Хартинг, точно знаком с правилами торговли и сможет вернуть деньги за плохой товар.

Составлением списка нужных лотов я посвящаю целый день. Сначала отсеваю весь садовый инвентарь с высеченными рунами. Для работы магические печати я всегда составляю сама, чтобы они полностью соответствовали моим пожеланиям. Поэтому я покупаю наборы с пазами для круглых металлических пластинок.

Сами пластинки тоже беру и большой запас особого пергамента, на котором рисуются печати. Бумагу делают из древесины белой ели. Она отлично впитывает чернила и надолго сохраняет письмена.

Список я отдаю Адель, втихую радуясь, что Хартинга нет дома. Ужинаю я в полном одиночестве, невольно проводя параллель с прежней жизнью. Дирк тоже вечно где-то пропадал.

Однако Хартинг не Дирк, не мой муж. Он волен делать, что угодно.

А я… Я тоже могу посветить время себе. Вернувшись в спальню, я вновь запираюсь. Не знаю, чего я так опасаюсь, но с закрытой на магическую печать дверью спокойнее.

Развешиваю все вещи в шкаф, а запачканные сорочки скидываю в корзинку для грязного белья. Потом кружу по комнате, переставляю декор и перекладывая подушки по своему вкусу. Раз я здесь надолго, то хотелось бы большего уюта.

По возможности обязательно поставлю большую вазу с цветами. И в горшках тоже принесу цветы. Особенно фиалки.

Дома у меня остались…

Фиалки…

Меня бросает в дрожь от того, что мои цветы остались на подоконнике.

Фиалки, каланхоэ, фуксия. Кто теперь за ними следит?

Сердце сжимается от ужаса. Я ловлю короткий приступ паники и быстрым шагом пересекаю комнату. Останавливаюсь только возле двери.

Уже поздно. Завтра скажу Хартингу, чтобы добавил мои цветы в исковое. Пусть станут частью моей компенсации!

Но на следующий день я не вижусь с Хартингом. Его нет дома весь день. Зато привозят мой заказ. Время летит за распаковкой и проверкой инвентаря. Я довольна и сразу же приступаю к работе.

А вот поговорить с Хартингом мне удается только через два дня. Он вызывает меня к себе перед обедом. Я так спешу узнать зачем, что забываю снять рабочие перчатки и оставить секатор.

Хартинг встречает меня чуть ли не на пороге. Он только что откуда-то приехал.

— Присаживайся, — велит он и с раздражением кидает на стол брачный договор. — В тюрьму ты не сядешь.

Хартинг скрещивает руки на груди и проходится вдоль стены. Вид у него такой, словно он готов сжечь все вокруг себя.

— Это хорошая новость? Или плохая? — я устраиваюсь на стуле и смотрю лежащий передо мной документ. Наконец-таки я прочту его.

— Это тебе решать, — он с тяжким вздохом садится в кресло. — Согласно контракту за кражу имущества и побег тебя отправят в лечебницу для душевнобольных при монастыре святой Хельги.

2.7

Какое-то время я в оцепенении смотрю на брачный договор перед собой. В ушах звенит голос Хартинга. В тюрьму не посадят, но отправят в лечебницу для душевнобольных… Блестящий расклад!

Прикасаться к договору не хочется. Пожелтевший исписанный чернилами пергамент кажется мне грязным, словно одежда бездомного пьяницы. Но я, конечно же, пересиливаю себя

— И что будем делать? — спрашиваю я своего адвоката, беря в руки брачный договор.

— Готовить исковое. Нам нужен человек, готовый выступить в суде и подтвердить, что муж изменял тебе. Это первое.

Я отрываюсь от договора.

— А это обязательно должен быт кто-то из прислуги?

Хартинг морщится, что-то прикидывая в уме.

— Хозяин или работницы борделя, трактира и подобных заведений не соглашаются давать показания в суде. Они идут на это только в крайнем случае. Например, кого-то зарезали у них в комнате и это не удалось скрыть. Тут уже не отвертеться.

— Берегут репутацию злачного места? — усмехаюсь я.

— Разумеется. К ним перестанут ходить, если они будут докладывать в суде о похождениях их клиентов.

— Ясно, — я поджимаю губы. — Но может у него была постоянная любовница?

Хартинг окидывает меня внимательным взглядом.

— Доказательства, адреса, имена есть? Хоть что-нибудь.

— Нет.

— В суде нельзя быть голословными. Каждое слово надо подтверждать фактами, — вкрадчиво произносит он.

— Я понимаю, — тяжко вздыхаю я. — А что второе? Кроме поисков свидетеля.

— В брачном договоре нет твоей подписи. Формально ты не была ознакомлена с условиями.

— Но вы говорили, что никто не поверит в это.

— Не поверят. Но это не значит, что мы не укажем это в иске. Вдобавок, условия брачного договора крайне невыгодны для тебя. У тебя нет никаких прав, — Хартинг кивает в сторону договора. — Здесь сошлемся на запрет рабства.

Я хлопаю ртом.

— Рабства?

Хартинг откидывается в кресле и профессорским тоном повторяет уже сказанное.

— Карен, у тебя по договору нет никаких прав. Тебя отдали, как вещь. Как раба. У нас уже как двести лет запрещено рабство.

— Но как же положение женщин? Нам же ничего нельзя решать самим, нас содержат, выдают замуж.

— Женщины ограничены в правах, согласен. Но они не рабыни. У них есть права, гарантии. А ты, — он тычет в воздухе в договор, — рабыня по договору. Фактически.

Меня вдруг осеняет мысль.

— А раз договор нарушает закон, суд не может признать его противозаконным и отменить? Я слышала, что сделки иногда признают незаключенными. Это же тоже из общих правил?

Однажды Дирк кричал по этому поводу на своего стряпчего.

Хартинг загадочно улыбается. Ему явно доставляет удовольствие давать пояснения.

— Существует разница между недействительной, незаключенной и противозаконной сделкой. В твоем конкретном случае в договоре твоим правам посвящена дежурная фраза, а обязанностей, как у безвольного человека. В остальном договор составлен правильно. Его невозможно отметить.

— Но возможно нас развести? — с надеждой спрашиваю я.

Безусловно любопытно узнать все юридические тонкости, но куда сильнее меня волнует вопрос развода.

— Я не могу ничего спрогнозировать.

— Почему?

— В практике нет подобного случая. Мы будем первыми, кто назовет положение женщин по брачному договору рабскими.

Я хмыкаю.

— Интересно, что получится по итогу.

— Развод неизбежен, Карен. Твой муж тоже хочет развести. Проблема в том, что он хочет упечь тебя в лечебницу, а ты хочешь получить свободу.

— И добавить нечего.

Моя улыбка медленно становится натянутой, а потом и вовсе исчезает. Как и настроение.

— Не переживай, — Хартинг подается вперед, ко мне. — Хочешь скажу простым языком свое отношение к этому делу?

Его вопрос вызывает смешок.

— Хочу.

— Дирк подонок. Он что-то украл, может не один раз, и решил повесить это на тебя. Объявит воровкой и сумасшедшей, а сам уйдет в закат с чистыми руками. Возможно, ради этого он изначально женился на тебе.

У меня в горле встает ком. Звучит логично. Все-таки зачем еще Дирку женится на бесприданнице, как не выставить ее виноватой в преступлении?

— Это немного обидно.

Я опускаю взгляд и вижу этот проклятый договор в своих руках. Если бы не замужество, я уже училась бы на четвертом курсе в академии. Впереди меня ждало бы полное перспектив будущее. Возможно, брак по любви. У меня были бы подруги, приятели и незабываемые студенческие годы

Все было бы иначе.

— Конечно обидно. Все, что нам сейчас нужно, это выиграть время. Потянуть процесс. Узнать, что конкретно ты якобы украла и провести собственное расследование. По итогу, мы докажем, что это Дирк занимался воровством, а брак заключил для прикрытия собственной задницы. Вас разведут, и тебе будет положена приличная компенсация, ведь ты во всем этом — невинная жертва, которую ввели в заблуждение.

Глава 3. Арест

На следующий день Хартинг знакомит меня с исковым заявление. Я перечитываю его три раза, чтобы удостовериться правильно ли изложена моя позиция.

— А могут ли не принять иск? — спрашиваю я, беря ручку.

— Не в нашем случае, — бурчит Хартинг, разбирая письма. Его стол по-прежнему завален папками.

— А в каких могут?

Он фыркает.

— Зачем это тебе знать?

— Интересно, — я пожимаю плечами и поднимаю голову. — Мне правда интересно знать.

— У судов есть так называемая подсудность, — уже знакомым профессорским тоном объясняет Хартинг. — Так вот если принесешь иск не в тот суд, то тебе откажут.

— А как это не в тот суд?

Стопка с папками съезжает с края стола и с грохотом падает на пол. Мы оба поднимаемся с места, чтобы убраться.

— Даже бумаги не выдержали твоей любознательности, — усмехается Хартинг, склоняясь к папкам.

— Нет, скорее они в ужасе от вашего бурчания под нос, — парирую я.

Мы хватаемся за одну и ту же папку с разных концов и замираем. Наши взгляды встречаются. Повисает пауза.

Не смотри так на него, Карен. Прекрати пялиться!

Но увезти взгляд довольно-таки трудно. Передо мной не простой мужчина, а дракон в человеческом обличье. От него веет магией, волшебством и терпким ароматом черного кофе.

Глаза Хартинга завораживают. Иссиня-голубая радужка напоминает летнее небо. И не только его. Она напоминает о тех беззаботных днях, когда еще были живы родители.

— Просто у меня маловато времени для разговоров, — деликатно поясняет он. — Твое заявление нужно отвезти в суд. И ты — не единственный мой клиент. Есть и другие дела.

Я отпускаю папку, и Хартинг кладет ее на край стола.

— Понимаю. Тогда не буду больше мешаться.

— Ты не мешаешься.

Хартинг первым поднимается на ноги и протягивает мне руку для помощи. Я не отказываюсь. Касаюсь ладонью его предплечья, и на секунду замираю. Через прикосновение я ощущаю тепло и силу. Это одновременно и пугает, и смущает меня.

Надо побыстрее уходить отсюда.

— В исковом все растения перечислены? — как ни в чем не бывало спрашивает он.

— Да, я проверила список.

Стыдно-то как, Карен. Веди себя достойно! Он спокоен, а ты уже вся красная.

— Отлично, — Хартинг обходит стол, и мы вновь встречаемся взглядами. Он изучает меня. Мое лицо. Мне неловко чувствовать его взгляд.

— Тогда я возвращаюсь к своей работе, — заявляю и быстрым шагом иду к двери.

— Карен, — Хартинг останавливает меня. Нехотя оборачиваюсь к нему. — Не запирайся. В моем доме не принято пробираться в чужие комнаты.

— Но откуда вы тогда знаете?

— От Адель. Она проверяет утром камины. Ты, наверно, была занята и не открыла.

Я вновь испытываю неловкость. Боги, веду себя как дурочка.

— Хорошо, не буду, — киваю и выхожу из кабинета.

Меня ждет сорняковое море. На его уборку уйдет два-три дня, если не будет дождя и сильного ветра. Для работы мне нужен секатор, мотыга и корнеудалитель.

Чтобы сэкономить время я зачаровываю секатор. Вывожу на бумаге сложную магическую печать, помещаю в железную пластинку и креплю к инструменту.

Идеально.

Теперь секатор будет парить в воздухе и срезать верхушки сорняков, оставляя нужную мне длину. Я же буду работать корнеудалителем — большими щипцами, которые с четырех сторон обхватывают корень и выдергивают растение. Земля рыхлая после недавнего дождя, так что я справлюсь без особых усилий.

К мотыге я тоже креплю пластинку с печатью усиления. Она пригодится для самых крепких сорняков.

Визуально я отделяю небольшой участок перед домом и начинаю с него. Работа идет медленно, но верно. Возможно, все шло бы быстрее, не засядь в мои мысли Хартинг. То и дело я возвращаюсь к нему с его магическими глазами.

Интересно, а как он выглядит в звериной ипостаси? Я никогда не видела драконов, так что мое любопытство вдвое сильнее обычного.

Настает время обеда. К этому часу Хартинг уезжает, и я прошу Адель поесть вместе со мной. Не хочу опять сидеть в одиночестве.

Несмотря на то, что мы примерно одного возраста, разговор не клеится. Адель из самой обычной деревенской семьи. Она приехала в город в поисках мужа. И, пока поиски не увенчаются успехом, будет работать у Хартинга горничной.

Адель с улыбкой рассказывает о своем желании выйти замуж, обустроить быт и родить детей. Я смотрю на нее с легкой завистью. У нее все впереди. Свадьба, муж, дом. А я…

Я наверно навсегда останусь одна. Разведенным женщинам нельзя второй раз выходить замуж.

После обеда я возвращаюсь к работе в саду. Теперь мои мысли заняты будущим. Что меня ждет?

Где-то через час я понимаю, что надо выпросить у Хартинга фонограф. Уж очень не хватает музыки, а то в голову лезет всякая ерунда. И настроение портится.