Хозяйка Красного кладбища

Пролог

...Он спал уже не один десяток лет. Засыпал на отходном земляном столе, просыпался от толчков силы, видел сияющие алым – по-прежнему, как в самом начале ритуала, знаки, – снова засыпал, снова просыпался. Снова, снова, снова... Цеплялся за осколки памяти – имя, лица родных, работа, сила – и вспоминал себя. Удерживался от падения в бездну. Уговаривал себя потерпеть ещё чуть-чуть – вот завтра, вот послезавтра, он наверняка умрёт. Отчалит в долгожданное Небытие.

Верить – удивительным образом получалось. Умереть – тоже удивительным образом пока нет. Когда же сила-то в нём наконец кончится?.. Он же нарочно последние лет двадцать жил на материке, подальше от питающих силой островов, и очень – очень! – много работал...

Когда из-за резкой вспышки силы, случившейся сотни лет назад, Северный материк раскололся на четыре крупных части, вокруг них возникло то, что после люди назвали Чудесными островами. Вокруг каждой новой земли – несколько цепочек островов, полных силы. Мощной. Чудесной. На материках люди остались без неё – почти, а вот на островах купались в силе. Пили её, как воду. И пропитывались так, что после смерти не могли умереть. Сила не отпускала. Привязывала душу к мёртвому телу. Держала. Мучила.

Умирать тем, кто много работал с силой, получалось лишь на Сонных островах – и то не сразу. Десятки – или уже сотни? – лет прошли, а знаки всё вытягивали из него остаточную силу, вытягивали, вытягивали... И по-прежнему были яркими, тёплыми. Как всегда, когда усердно работали. Как всегда, когда им предстояло выпить очень много силы.

Он сел и огляделся. Тёмный склеп, мерцающий красными знаками круглый отходной стол, багряные факелы и нити корней на стенах. А его зовут... А как его зовут? Это обязательно надо вспомнить. Нельзя забывать. Нельзя превращаться в безумное чудовище без памяти. Нельзя...

Вещен.

Да, так он звался живым. В деда пошёл – как в деда и назвали: Вещен Сух. И всю жизнь он прожил и проработал на Ремесленных островах – в единственном месте, где создавали амулеты, которые работали на материках. Все чудеса островов принадлежали лишь им – увези на материк живую книгу с Грифельных островов или убивающую землю с Сонных, или камни силы с Горных, и на материке обнаружишь, что привёз просто книгу. Просто землю. Или просто камень. Без чудес. А они, ремесленники, научились вшивать в амулеты капли силы. И люди, их принявшие, становились чудесниками. Которые творили чудеса небольшие, зато везде. Да, островные были сильнее, но могли творить лишь у себя дома, лишь питаясь от родной земли.

Нельзя это забывать, строго напомнил он себе, укладываясь на отходной стол. Историю. Себя. Родных – дедов, родителей, жену, дочь. И если ему опять не повезёт, то он, Вещен, хотя бы не проснётся чудовищем.

Хотя бы.

Глава 1

Тиха кладбищенская ночь, но посох может пригодиться...

Я набросила на плечи длинную тёмную куртку, собрала волосы в куцый хвостик и взялась за родовой посох – древний-древний, созданный из праха предков-смотрителей и ужасающе уродливый: длинный, толстый, красно-серый, пористый, напоминающий свечной огарок. И столь же, правда, ужасающе сильный. Я до сих пор изучала все скрытые в нём чудеса и очень надеялась, что мне они не пригодятся. И вообще обо всех я никогда не узнаю.

На крыльце я нарочно громко и предупреждающе хлопнула дверью – и сразу же услышала ответные суматошные хлопки. Конечно, как же с соседями по склепам языки-то не почесать на сон грядущий... Плохо им, моим отходящим подопечным, при мне спится. Дед-то посильнее был – на годы даже самых беспокойных и шебутных укладывал. Мне пока ни опыта не достаёт, ни силы: в лучшем случае на месяц спокойные засыпают. А беспокойных нет-нет да приходится посохом гонять. Дед, отходя в Небытие, наказал держать всех в кулаке – даже тех, кто в три-четыре раза меня старше. Ибо.

Старший смотритель на кладбище может быть только один. И он по должности старше всех, даже если ему, то есть ей (мне), слегка за тридцать.

На дереве вопросительно засвиристел Алояр, или, как мы его называли, Ярь – мой неизменный помощник, мелкая красно-рыжая птичка со смешным хохолком и хвостом из длинных вьющихся перьев.

– Давай, разгоняй последних, – кивнула я, закидывая на плечо посох. И с иронией добавила: – Не то, скажи, я приду.

Ярь предсказуемо захихикал. Я – не дед, меня здесь не боялись. Но, хвала праху, делали вид, что уважали – должность. А может, всё-таки и меня немного.

Птица вспорхнула с ветки, засияла и увеличилась до размеров крупного хищника. Хлопнула мощными крыльями, предупредительно свистнула и рванула на облёт. А вот Яря и уважали, и побаивались. Дед говорил, это осколки душ наших предков – первых смотрителей – остались в столь безобидном обличье. Помогать да приглядывать.

Я украдкой подтянула штаны, поправила тяжёлый посох и зорко осмотрела свои владения. От крыльца убегала старая каменная тропа, вдоль которой шумели на солёном морском ветру неряшливые багряные кусты. Шагов через двадцать тропа разветвлялась и ныряла под сень старых деревьев – к многочисленным склепам, похожим на половинки ракушек-жемчужниц. Видимая часть склепа – увитый плющом навес со скамейкой и дверью. Невидимая – подземные комнатки с отходными столами, связанные сетью древних коридоров.

– Что там, Ярь? – негромко спросила я, услышав далёкий свист помощника. – Все на месте? А наши беспокойники? Тоже? Все трое? Тогда иду обновлять сонные знаки. А ты покружи вдоль границ. Сам знаешь, ближе к ночи к нам любят сползаться беспризорные покойники.

Ярь пронзительно свистнул. Я спустилась по ступенькам и неспешно побрела к святилищу Небытия.

Пятое кладбище, иначе называемое Красным, зрелой осенью и на закате выглядело совсем уж неприлично красным. К красновато-серой земле и пористым багровым камням, которыми мостили тропы, добавлялись багряно-красно-рыже-жёлтые осенние листья, поздние пунцовые и тёмно-рыжие цветы, поблёкшая коричневая трава и вездесущий издевательски красный плющ. Вечером это великолепие дополняли низкое небо в багрово-рыжих облаках (или, как сейчас, полосах), красноватая туманная дымка и пятна закатного солнца.

Словно в крови всё, думалось мне порой. Хотя со времён Разлома, в котором винили людскую жадность и желание забрать из земли побольше силы, крови на этом кладбище не было уже лет пятнадцать. То есть с тех пор, как я выросла и перестала по нему носиться, разбивая нос о склепы и обдирая коленки с локтями о дорожки.

Мы, кстати, потомственные смотрители, тоже вписывались в обстановку родного острова: исстари, из поколения в поколение, дети в моей семье рождались с красными волосами – от багряного до тёмно-рыжего. Я пошла в прабабку – красно-рыжая, с красными искрами в ореховых глазах и веснушчатая.

А прабабка доросла силой не только до смотрителя – до целой хозяйки кладбища. Как объяснял дед, сначала ты младший – и едва поднимаешь родовой посох, потом средний – и уже можешь его с полдня потаскать, потом старший – и посох становится почти лёгким. А хозяин его веса вообще не ощущает. Я успела дорасти до среднего и получить соответствующий силе посох, когда дед внезапно решил отчалить в Небытие, передав мне как единственной наследнице родовой.

Врал дед про полдня. Нагло. Меня едва хватало на пару часов непрерывной работы. А к вечеру посох, эта жуткая тварь, после простейшей уборки становился совершенно неподъёмным. К сожалению. Осенью дел через край. А старым я пользоваться уже не могла – к смотрителю можно привязать лишь один посох. И родовой без присмотра и подпитки оставлять нельзя. Но ему моей силы не хватало, и когда она кончалась, мы с посохом «расходились» отдыхать друг от друга: он – в угол коридора, я – работать с землёй, чтобы снова наполниться.

Хорошо, до святилища рукой подать – смотрители всегда жили в центре острова и кладбища.

Под ногами шуршали палые листья. Тропа виляла вдоль деревьев – у покрытых багровым мхом корней уже заклубилась вечерняя дымка. Вдали журчали фонтаны и глухо шелестело море. В ветвях шебуршали, попискивая, мелкие пичуги. Между деревьями мелькали ракушки-склепы, и сразу над двумя я заметила искристый дымок. Отошли в Небытие подопечные. Надобно прах собрать, склепы почистить и опустить на глубину, дела закрыть, в Управу и родным написать...

Глава 2

Привычку просыпаться с рассветом дед воспитывал во мне с пелёнок и, несмотря на мою любовь к прогулкам по ночному кладбищу, таки воспитал. Я проснулась в семь утра, сразу же скатилась с постели и побрела в ванную просыпаться дальше. Ибо поговорить с пробудившимися надо. И даже вчера надо было, но внезапно случился Сажен.

Ищейцу повезло, что ночь прошла спокойно, и ещё больше повезёт, если мои подопечные не уснут крепко на необновлённых знаках. Потому что без силы посоха (или кровного родственника покойника) в склепы не войти, и я бы после возвращения с островка не вошла.

Всё, решено. Пусть подыхает на своих островах или в лекарской после «возвратного пути». Пальцем не шевельну, пока свои дела не переделаю. Хотя мне важно иметь связи с ищейцами, этот определённый ищеец уже слегка напрягает. Да, сначала – кладбище, потом – проблемы Сажена.

Который раз за два года я себе это говорю? Не знаю. Но всё равно скажу. Вдруг в следующий раз поможет. У нас же на островах чудо на чуде сидит и чудотворчеством погоняет. Я просто обязана верить в чудеса.

Ярь давно расшевелил в очагах первого этажа огоньки силы, и в обычно сырой и ледяной ванной было не так противно. Я умылась, вернулась в спальню, переоделась и поползла на кухню, выстраивая план на день. Обновить знаки в святилище – на всякий случай. Поговорить с проснувшимися. Собрать праховых и проверить, нет ли новых. Собрать, если есть. Написать родственникам и доложить в островную Управу – скончались совершенно, мир их праху и да примет их Небытие. Ну а потом – уборка кладбища. Без Сажена для начала и с ним до вечера.

И рискни опоздать, зараза... Всё равно загружу работой. У меня под надзором огромный остров, шесть больших участков-обителей со склепами и собственно склепы и обычные могилы – больше пяти тысяч первых (только с ракушкой, видимых) и несколько сотен вторых. Обычных мертвецов – материковых людей, без силы – на островные скалы тоже порой выносит, и Красное их тут же помечает. А мы после хороним обычным образом – иногда бесхозными (и безымянными, если далеко в Небытие ушли и не откликаются), иногда по крови родственники отыскиваются.

Кстати, в обители мёртвых уже давно никто не прибирался. А я совсем-совсем мёртвых боюсь, особенно обезображенных временем или природой. Особенно старых утопленников. Такая вот злая шутка природы.

Я подогрела и без аппетита съела кашу, выпила чай и посмотрела на ходики. Пяти-шести часов нам с посохом обычно хватало, чтобы отдохнуть друг от друга, то есть пора за работу. Ярь принёс забытую вчера в коридоре фляжку на длинном ремешке – дескать, перекус с чаем возьми, опять же весь день провозишься! Я пошарила по шкафам и нашла мешочки с сушёными морскими гадами. Соседи с Чёрного кладбища всей семьёй обожали морскую охоту, и Мстишка таскала мне этих гадов – от сушёных и порезанных соломкой до живых и занимающих полкухни – в несметном количестве.

Да, надо Мстишке написать, пусть ещё тащит. Запасы кончаются. Вообще всего. А силд Дивнар, с тех пор как дед ушёл, взял меня под крыло второй дочерью и снабжал всем необходимым. Смотрителям полагалось продуктовое довольствие, но его же нужно забирать с городских складов. Если идти пешком, это полдня туда, полдня обратно. На кого оставлять кладбище? А силы на столь длинные «мосты» мне никогда не хватало. Поэтому соседи вместе со своим довольствием забирали и моё. Ну и гадов попутно приносили.

На кухонных подоконниках среди куч справочников – от готовки (почти не используемых) до наговоров для земли (зачитанных до дыр) – нашлись листы для заметок и грифель. Я быстро настрочила короткую записку и отправила Мстишке наговором «из ладони в ладонь». Хотя подруга, конечно, ещё спит. Семья силда Дивнара большая, и у каждого своё расписание дежурств. Мстишка всегда работала ночью и просыпалась лишь после полудня.

Ничего, найдёт записку. Как обычно.

Я распихала по карманам куртки мешочки с сушёными гадами, обулась, оделась, перекинула через плечо флягу и взялась за посох. Порядок. Работаем.

– Ярь, проверь, кто из вчерашних точно не спит или чутко дремлет, – попросила я, выходя на крыльцо. – Беспокойников не трогай – этим вечно неймётся. С упокойников начни. Я всё-таки для начала обновлю знаки в святилище. Пока силы много.

Помощник согласно свистнул и исчез в яркой вспышке.

Я потуже затянула пояс куртки и накинула на голову капюшон. Утро оказалось на редкость паршивым – с низкими тучами, ледяной моросью и густым туманом всех оттенков красного: от багрового у земли до грязно-серого, сливающегося с небом, у макушек деревьев. «Мостом» бы пойти... и когда-нибудь я пойду. И не пожалею силы на такую мелочь.

Это я тоже обещала себе изо дня в день. Надо же верить во что-то хорошее. Оно иногда случается – чуть реже, чем наши чудеса, но всё же.

Ноги, исходившие Красное вдоль и поперёк, помнили все тропы и дорожки, от главных до тайных. И до любого уголка кладбища я могла дойти самой короткой тропой и с закрытыми глазами, и в туман, и в шторм. И до святилища в тумане добралась быстро и без хлопот.

Чтобы увидеть поразительное – знаки за ночь опустели на целую четверть. Это кто же у меня до сна такой «голодный»? Мои беспокойники не могли за одну ночь столько выпить! Их всего трое!

Или всё-таки могли – предчувствуя скучный сезон зимних штормов, когда лишний раз из склепа носа не высунуть?

Или проснулся кто-то из тех, кого ещё дед молодым хоронил? Я нашла в его бумагах данные об опасных старых спящих – имя-прозвище, номер склепа, дата упокоения, должность и прочее. И не только дедовские – все мои предки составляли отдельные списки тех, кто чрезмерно перебрал силы и мог спать десятилетиями. Веками. И либо умереть в любой момент, либо пробудиться. И либо с памятью пробудиться – человеком, либо без памяти – чудовищем. Как (не) повезёт. Всем нам.

Глава 3

– Погоди, Мстишь, подальше отойду, – прошептала я. – Тут много беспокойных ушей.

Кошка Чернояра – помощница соседей, вроде моего Яря. С тем лишь отличием (кроме облика), что она смело ходила по другим островам. А Ярь боялся – одну меня оставлять, без присмотра. Даже на час.

«Неправда!» – возмущённо засвистел Ярь.

– Правда, – усмехнулась я, быстро направляясь к дому.

Помощник засвиристел-засопел и добавил:

«Неспокойники спят. «Старичков» пока нигде не наблюдаю».

– Спасибо, друг.

Кошка бесшумно следовала за мной. Мы вышли на широкую главную тропу, и Черна запрыгнула на ближайшую скамейку под раскидистым деревом. Я села рядом, открыла флягу и улыбнулась:

– Мстишь, я тебе всегда рада и всегда жду, ты же знаешь. Даже если без предупреждения появляешься. Всё равно я всегда здесь.

– Но? – многозначительно продолжила подруга.

– Дел – завались, – честно сказала я. – Осень же, прах её, сыпучая. И Сажен сегодня на отработку прийти должен.

– Опять сняла его с очередного дерева? – Мстишка рассмеялась. – Не надоело?

– Надоело, – я достала мешочек с сушёными гадами. – Но знакомый ищеец нужен. К нам же и убитые приходят, и преступники. Из Управы ищейца не дождёшься, а свой сразу прибежит, тем более если должен.

Кошка посмотрела на меня с задумчивым прищуром. Да, на Сажена у Мстишки был зуб. Особенно потому, что он так и не признался, зачем полез в смотрительский тайник.

– Ладно, втроём быстрее справимся, – наконец согласилась она. – И даже не подерёмся. Я умею быть доброй, Саж умеет быть милым, а ты умеешь очень по-дедовски грозить посохом. Заодно и накормлю. Обоих. Ты же опять одной «сушёнкой» питаешься?

– Я вчера суп сварила! – возмутилась я.

– Ну да, ну да, – фыркнула Мстишка. – Знаю я твою стряпню. Прожевать иногда можно, но выглядит так мерзко, что всякий аппетит теряешь. Продукты заодно принесу – папа вчера в город сходил и всё для нас взял. Что у тебя сейчас на очереди?

– Праховые, – уныло перечислила я. – Документы. Уборка. И прочие проверки знаков.

– Выхожу, – решила Мстишка. – С обедом. Сначала поешь, а потом пойдёшь по своим праховым. Мне что поручишь?

Я стеснялась нагружать подругу своей работой, но лишь до тех пор, пока однажды, пользуясь моим отсутствием, она не нашла работу сама – и не взялась отмывать и отчищать от пунцовой плесени второй этаж, перепутав дедовы записи. Нет уж, есть дела поважнее.

– Сажена я отправлю к мертвецам, – я глотнула чаю. – Вам же проще подальше друг от друга? На тебе тогда обитель неспокойников и листва.

– Надеюсь, это недоразумение однажды по-настоящему тебе пригодится, – кошка спрыгнула со скамейки. – Хоть раз. Кстати, ему же можно твой суп скормить. Жди. И не перебивай аппетит.

Черна исчезла в кустах.

Я допила чай, взяла посох, встала и послушно побрела к дому.

Мстишка с раннего детства строила всех подряд. И трое её старших братьев, и даже иногда родители, и тем более я – все ходили по струнке. И все мы её обожали – за командирским нравом скрывалась добрая, искренняя и любящая душа. Которая всегда скажет правду и поддержит в сложное время. Примчится на помощь, даже если накануне с ней разругались вдрызг. За своего порвёт любого. И после ночи дежурства, поспав в лучшем случае часов пять, схватит посох и прибежит на чужое кладбище убирать листву.

Накануне дедова ухода мы с Мстишкой ужасно поругались – она опять пыталась мною командовать, я привычно сопротивлялась, слово за слово... Но когда дед ушёл, она первой узнала об этом от Яря, собрала вещи, заявила отцу, что уходит жить на Красное, и перебралась ко мне на две седмицы. С тех пор я перестала сопротивляться. Она такая – и всё на том. Важно другое – что она никогда не бросит меня в беде (и не только).

Дома я поставила посох в угол, разулась, разделась и поспешила на кухню – подвести водяную жилу к фонтанам, расшевелить огоньки силы, согреть отсыревший дом и вскипятить чай. Конечно, подруга слегка не вовремя – я собиралась обедать, закончив с праховыми...

Хлопнула входная дверь – знакомо и по-командирски. По-хозяйски. Огоньки, предчувствуя Мстишку, сами завозились, разгоняя по кухне тепло, а по очагу – жар. Чайник тут же взволнованно забурлил. Я сняла его с крючка, поставила на стол и полезла в подвесной шкаф за посудой. Заметила во втором очаге забытый котелок с супом и поспешно сунула его в «холодный» сундук.

Мстишка появилась на кухне и по-хозяйски огляделась. На полголовы выше меня, смуглая, с чёрными глазами, вздёрнутым носом, косой чёлкой и двумя тёмными толстыми косами до попы, в длинном тёмно-красном платье с высоким воротом и чёрной шнуровкой. Половина свободного мужского населения Нижгорода ходила в Мстишкиных поклонниках, а вторая половина втайне об этом мечтала и ждала своей очереди. А подруга выбирала – медленно и тщательно. Но пока безрезультатно.

– По-моему, – Мстишка поставила сумку на стул и внимательно изучила потолок, – это твоя самая успешная практика работы с землёй, наговорами и половой тряпкой. Кого ждёшь?

– Понятия не имею, – я достала из шкафчика чашки. – Это Красное кого-то ждёт. Ну и я на всякий случай.

Глава 4

Перекладывать свои проблемы на чужие плечи я не любила и попыталась увильнуть:

– А что по монетам?

– Мой мастер-чудесник скажет больше, – Сажен подбросил и поймал монетки. – Завтра. Схожу к нему с утра и озадачу. Так в чём дело?

Ну, попытаться стоило...

Я отвела жилу и коротко поведала известное: со вчерашнего дня разная и тревожная вода в нижних или в верхних фонтанах во всех обителях, кроме моего дома, такой же случай на Чёрном кладбище два года назад...

– Я бы у вас покопался, если вы не против, – заметил Сажен. – И у тебя, и на Чёрном.

Фонтаны замолчали во всей обители, а лишняя вода ушла в землю.

– Если есть время и желание, – я пожала плечами. – Но пока это похоже на дурацкую шутку и вроде безвредно.

– Именно что пока, – возразил ищеец. – А знаешь, почему на Чёрном всё ограничилось странной водой и одним днём? И на что это похоже ещё?

Ярь сел на чашу фонтана:

«На что?»

– Почему? – спросили мы одновременно, но услышал Сажен, конечно, только меня.

– Потому что на Чёрном толпа смотрителей и есть опытный, сильный старший, – прямо сказал он. – Потому что силд Дивнар не будет разбираться, шутка или нет, прикопает – и дело с концом. А здесь вас двое. Всего лишь. Простор. Например, для опытов. Над мертвецами их ставили во все времена. Не удивлюсь, если силд Дивнар на самом деле что-то нашёл или понял, но своим не сказал. Потому-то всё и ограничилось одним днём и одной пакостью. А здесь...

– Повторять необязательно, – я поморщилась. – Напишу силду Дивнару про тебя. Не побоишься? Встретиться?

– Мужик он, конечно, жуткий, но ради тебя – нет, – ослепительно улыбнулся Сажен. – Не побоюсь.

«А зря», – весело свистнул Ярь.

Посмотрим.

– А у меня, сам знаешь, копайся где хочешь, кроме склепов и тайников дома. Только уборку закончи, – предупредила я, роясь свободной рукой в кармане куртки. Где-то там точно есть носовой платок... – Ужинать будешь?

– Ещё не заслужил, – ищеец, спохватившись, удобнее перехватил метлу. – Вот уберу обитель... – и после паузы: – А ты проводишь Мстинару... – и честно закончил: – Нет у меня сегодня настроения быть милым и покладистым.

Он что, мои мысли читает? Но вроде никто не умеет – кроме Яря.

– А как ты узнал, что Мстишка здесь? – удивилась я.

– Пение, – пояснил Сажен. – И ветер. Слух у меня всё-таки ищейский. Кстати, твоя подруга уже здесь, слышу её шаги вдоль могил.

«Точно», – подтвердил Ярь.

– Монеты! – требовательно напомнила я, показывая свои. – Что по ним? Не верю, что ты совсем ничего не знаешь.

– Доразломные, – коротко ответил ищеец. – Материковые. Впитавшие огромное количество силы Разлома. И точно из одних рук – и испортил, и сбросил их в воду один и тот же человек. Остальное – завтра. Я плохо снимаю остаточные наговоры с предметов. Пока отдай мне обе – покажу всё найденное мастеру. Завтра верну – может, и вы что-то вспомните.

«Ну, я – вряд ли, я послеразломный, – досадливо сообщил Ярь. – Архивы?»

Я кивнула. Интересно, кто-то из моих предков сталкивался с подобным? Недовольных и пакостных личностей всегда в избытке.

– Всё, я ушёл, – Сажен спрятал монеты в карман рубахи. – Мстише – привет и наилучшие. Передай, не хочу в такое время дома сидеть. Обожаю твоё кладбище ночью.

Вроде и не меня похвалил, но мне стало так приятно, будто меня.

Он успел удрать очень вовремя. Когда я отошла от фонтана, а Мстишка появилась на тропе, ищейца уже и след простыл. Как и Яря – помощник на сей раз решил присмотреть за Саженом на совесть.

– Сбежал? – насмешливо хмыкнула Мстишка.

– Зато что нашёл!..

– Погоди, домой вернёмся, – перебила подруга, открывая «мост».

За ужином, уплетая густой пряный суп из морских гадов, я рассказала Мстишке о находках в фонтанах. И заодно о желании Сажена покопаться на Чёрном кладбище.

– Ты так ему веришь? Почему? – с подозрением уточнила Мстишка. – А вдруг он сам всё это провернул? И монеты притащил, и остальное? Чтобы потом ещё больше помощи с тебя стребовать?

«Он же ищеец», – строго напомнил Ярь.

– Он же ищеец, Мстиш, – повторила я. – Дед рассказывал, у них какие-то жуткие клятвы перед законами. Ни воровать, ни убивать, ни подставлять, ни врать даже, кажется. Иначе амулет, который даёт силу чудесника, ищейца в прах сотрёт. Тебя просто раздражает, что Сажен пролез в семейный тайник и не признался, зачем. А ещё он не влюбился в тебя с первого взгляда, как все парни Нижгорода. И со второго – тоже. И с третьего. И после того, как ты огрела его букетом. Твоё последнее же обычно всегда срабатывало. Обиженное самолюбие, инстинкты охотника и всё такое.

Мстишка презрительно фыркнула и так ожесточённо заработала ложкой, доедая суп, что я поняла: угадала. Она любила повторять, что мужчины лишними не бывают и в хозяйстве все сгодятся. Сейчас и я признавала, что да. Годятся. И не только для уборки кладбища.

Глава 5

Утром я первым делом навестила святилище и расслабилась – знаки изменились, но незначительно. Никто лишнюю силу из них не вытянул, что радует. «Старичок» в нынешнем беспорядке мне точно не нужен.

Ярь облетал кладбище, и пока он не озадачил меня очередными (в лучшем случае) праховыми, я решительно занялась уборкой двух последних обителей. Заодно окончательно проснусь и обдумаю вчерашнее. И хоть одно «надо» со своих плеч сброшу – на три-четыре дня, но и то хлеб.

Сегодня в кои-то веки распогодилось – ни дождя с утра, ни мороси, ни густого тумана, ни даже туч. Солнечные лучи путались в густых ветвях и вызолачивали сухую листву, прогоняли туман и теневыми узорами расписывали тропы. И так почти по-летнему припекали, что уже через час уборки я сняла куртку, оставшись в рубахе и длинной, до середины бедра, багряной жилетке.

Я переходила с участка на участок, вычищая обитель животных, убирая листву, а думы думались, выстраивая в ряд события. Исчезнувшая с месяц назад упокойница. Встревоженное Красное. Порченая вода. Проснувшиеся. Опустевшие за ночь знаки. Доразломные монетки в сливах фонтанов. И снова – исчезнувшая упокойница.

Жаль, мой мозг, перегруженный бытовыми «надо» и вечно невыспавшийся, не сразу вспомнил, что фонтаны есть во всех склепах, на всех подземных кольцах... И не сообразил, что вода может потревожить вообще всех спящих, включая самых старых. Да, вчера я осушила все фонтаны на острове. Но поздно. И что делать со склепами на мелких островках?.. Или хватит того, что Сажен своими поисковыми наговорами отовсюду вытянет монетки с порчей?

Хоть бы хватило – и хоть бы вытянул...

И как защититься от них потом? Любая же обиженная сволочь может бросить монетку или иной предмет с порчей в слив своего домашнего фонтана, придать ей нужное направление наговором... И всё. Вода доставит порчу на место.

Или – не всё? Многие ли владеют столь сложными наговорами? Это же не «из ладони в ладонь». Мы, потомственные чудесники, тот же «из ладони в ладонь» не один год учим и практикуем, чтобы записка прилетала точно по назначению. А вот такое – по длинным и разветвлённым водяным жилам из фонтана в фонтан? И в какой фонтан – в подземный. В склепе.

Многие ли знают, что в склепах есть фонтаны? Да, мы, смотрители, знаем. Покойники знают. И очень немногие простые люди. По правилу «Не тревожить спящее почём зря» мы гостей в склепы не пускаем. Если покойник не спит и готов пообщаться (и в очередной раз попрощаться), он поднимается наверх. А если нет – то нет, гости уходят без общения. Знали лишь те, кто спускался в склеп на опознание, прощание (если покойник буйствовал при захоронении) или за завещанными (изредка) сокровищами.

То есть силда Жалёна. Всё-таки это она портила воду. И нужный фонтан под рукой, и силы в ней хватало: двадцать лет спячки – это признак очень сильного при жизни чудесника.

«Я вчера прочитал её дело – ремесленница наша силда. Творила амулеты, в том числе и для ищейцев», – просвистел Ярь.

Он закончил облёт и теперь шуршал по соседству, теми же простыми наговорами сгоняя листву в большие кучи. Которые я потом разом уберу под землю. А более сложные наговоры, да, требовали силы посоха.

– То есть силы в ней море, – мрачно кивнула я, утапливая в подвижной земле очередную гору листвы.

«Если не океан, – подхватил Ярь. – Значит, мы о побеге узнали бы быстро. Без сброса силы покойники сходят с ума, и чем больше в них силы – тем быстрее захватывает безумие. Нет, Рдяна, если она и ушла, то либо прахом, либо в подземелья. Но я вчера просвистел несколько подземных колец – нет там неспящих. Скорее всего, прахом».

– И как ремесленница она могла создать амулеты с порчей из своих монет, – я встала и пошла на следующий участок. – И монеты есть, и силы завались. Зачем только?.. И она же упокойница, а они тихие. Спят да спят.

«И не привлекают внимания, – досадливо свистнул Ярь. – А тихая заводь – раздолье для гнуси».

– Значит, силда Жалёна, – повторила я, снова опускаясь на землю.

«Вероятно, не только. Не забывай – на Чёрном кладбище тоже были проблемы с водой, – напомнил помощник. – Силда Жалёна сделала – да. Но не она наш шутник. Если Сажен найдёт монеты у соседей, то силда – всего лишь орудие в чьих-то руках. Очень удобное орудие – следы мёртвых остывают и стираются быстро. Повезло, что Саж так вовремя заглянул на отработку и не постеснялся покопаться в наших странностях».

Прах, вот же голова моя дырявая... И у нас, и на Чёрном кладбище были не просто проблемы с водой – они одинаковые до мелочей.

– А ты знаешь, как можно использовать покойника? – мой голос предательски дрогнул. – И кто может его использовать – кроме нас? Они же под клятвой послушания смотрителю и кладбищу – все до единого. Как они могут нам вредить, Ярь? Как?

«В безумии могут, – тихо и почему-то виновато ответил помощник. – Безумие или рвёт, или сильно ослабляет любые путы. Любые клятвы. Случалось, безумцы почти сбегали с кладбища».

– Почти? – очередная часть листвы ушла под землю, и я встала. – И что с ними случалось? Дед вроде что-то про это говорил...

«Защита стирала в прах, – пояснил Ярь, с шуршанием поднимая новое облако листвы. – Многовековым опытом твоих предков подтверждено: ни с одного кладбища ни одному покойнику сбежать невозможно. Подземелья – замкнутые кольца, и выход из них всего один – подвал дома. Каждый участок стены, пола и потолка в защите. Попробуют взломать – защита сотрёт в прах. Ни в одном покойнике никогда не будет столько мощи, как в потомственном хозяине кладбища. Защиту твои предки ставили на совесть. А в прямом столкновении даже ты будешь сильнее любого «старичка». Даже сейчас. За счёт их клятвы послушания и силы родной земли».