Мне хотелось убивать. Всех. Отца, больно сжимавшего мою руку. Седого сморчка-ритуалиста, бубнившего свадебный канон с безразличием и неотвратимостью засасывающего в свою мерзкую глубь болота. Гостей, равнодушных ко всему, кроме свадебного пира и свежей темы для сплетен. Даже слуг, неслышными тенями застывших неподалеку от входа в сад. Но особенно — милорда Рендара Колма.
Я до последнего надеялась на чудо. Хоть на какое-нибудь. Император вмешается и запретит этот брак, милорд Колм закусит удила и откажется от меня, отец одумается… Ритуалиста удар хватит, да хоть молния в алтарный дуб ударит! Среди ясного неба, да.
Но ритуалист, даром что сморчок, вел обряд вполне бодро.
— Клянешься ли ты, Рендар Колм, беря в жены девицу Иллин, дочь Кауна Саусплата, выполнить все обязательства брачного договора?
Налетел порыв ветра, солнечный луч пробился сквозь густую листву алтарного дуба и упал на лицо жениха. Добрая примета, знак сильной магии. Гости заметили, зашептались.
— Клянусь. — Ухмылка моего будущего супруга не обещала ничего хорошего. Обычно веселый, жизнерадостный и добродушный, сейчас Рендар Колм пугал: полные губы сжаты, темные глаза смотрят жестко, будто за мгновение до смертельного выстрела. Вряд ли хоть кто-то из гостей до сих пор верит, что милорд женится по любви и доброй воле!
— Признаешь ли ты, Каун Саусплат, отдавая свою дочь Иллин в жены Рендару Колму, что отныне и до самой смерти оная Иллин будет принадлежать своему супругу, что твой род теряет права на нее, ее детей и потомков?
— Признаю, — объявил мой дорогой любящий папенька, чтоб его тьма побрала. Я слишком хорошо его знала, чтобы не заметить торжества в бесстрастном вроде бы голосе и светлых, невыразительных «рыбьих» глазах. Он добился своего, а что платить пришлось родной дочерью, так что поделать?
Наверное, смотрит на меня, а видит картины своего будущего величия. И сердце не ёкает, и кошки на душе не скребут. Цель оправдывает средства, а великая цель допускает любые средства.
— Девица Иллин, дочь Кауна Саусплата, клянешься ли ты стать послушной женой Рендару Колму, выполнять все обязательства брачного договора, признать власть супруга над твоим телом и твоей судьбой?
Гр-р-р, ненавижу! Демоны бы его драли, дорогого новоиспеченного супруга. Он не хотел этого брака, я ему даром не нужна, и все же согласился. Решил, что ссора с главой рода Саусплат встанет дороже? Или и ему обломилось что-то ценное? Как бы я хотела сейчас сказать «нет»! Будь оно все проклято!
— Клянусь, — а что еще остается? Отец учел мою бунтарскую натуру и поклялся на Родовом Камне: или я буду паинькой и выйду за Рендара, или он продаст меня Серой Гильдии, и дело с концом, а в род Колм можно отдать и одну из младших, когда подрастут.
А ведь умней было бы и вправду отдать Колмам кого-то из сестренок. Договор о намерениях заключали прадеды, в нем нет имен, вполне можно было подождать даже поколение или два, не то что десяток или дюжину лет. Всем известно, что у Рендара есть женщина, безродная, но любимая, и сын от нее, наследник, которого он честь по чести ввел в род. А еще есть сын погибшего младшего брата милорда Рендара, которого он воспитывает как собственного сына.
Что мешало устроить знакомство мальчиков с моими сестрами, посмотреть, не понравится ли кто друг другу? Ведь всем ясно, что милорд Рендар не променяет мать своего наследника на сколь угодно знатную, но навязанную жену. Но нет, Каун Саусплат самый умный, самый хитрый и вообще самый-самый-самый! Он не захотел ждать, пока достигнут брачного возраста его младшие дочери и наследники милорда Колма, хотя Рендар предлагал такой выход. Предлагал! Но наш любящий папенька… не дочерей любящий, а собственное высокое положение… решил, видите ли, срочно и немедленно заполучить обещанный в этом проклятом договоре выкуп за девицу рода Саусплат. К чему такая срочность, что там за выкуп? Я пыталась разузнать, но увы. Но уж наверное, не пустячок какой-нибудь, раз отец так давил и на меня, и на милорда Рендара!
— Рендар Колм, возьми же девицу Иллин, прими ее от отца под свою руку, да будет всецело твоей отныне.
Я поморщилась, когда жесткая хватка отца сменилась такой же жесткой милорда Колма. Любой был бы взбешен на его месте, это понятно: навязанная невеста, неминуемые сплетни, недовольная любовница… Вот только злость он будет срывать на мне. Как же, тестя новоявленного не тронешь, тоже глава Великого рода, да и союз между родами скреплен еще прадедами. Зато жена – в полной власти.
Наши сцепленные руки опустились на Родовой Камень рода Колм – гранитную черную глыбу мне по пояс, неровную, словно только что привезенную из каменоломни. Я ничего не почувствовала. Камень и камень. Хорошо хоть, Рендар не стал поить его нашей кровью, как было принято в старые времена. Постояли с минуту, над головой шумела листва, за спиной тихо переговаривались гости. Мне вдруг почудился мамин плач, хотя я точно знала — здесь, на глазах у людей, мама даже нахмуриться не посмеет. Плакать будет дома, ночью, втайне ото всех.
— Скрепите же брак свой, Рендар и Иллин, и будете мужем и женой, благословленными на супружескую жизнь, покуда не примет одного из вас иной мир. Да будет так.
— И так будет, — в один голос сказали мой отец и уже почти состоявшийся супруг. Мне слова не давали. Да будьте вы оба прокляты!
Пробившийся сквозь густую листву луч полыхнул солнечным золотом в глаза, заставил зажмуриться и заморгать. Неужто и мне перепала добрая примета?
— Милорд Рендар, миледи Иллин, поздравляю, — отец явно хотел до конца соблюсти приличия, как будто не понимал, что и Рендар, и я с удовольствием содрали бы с его губ фальшивую приторную улыбку.
— Вы странный человек, милорд Саусплат, — очень спокойно ответил мой свежеиспеченный супруг. — Право же, я до последнего мгновения верил, что вы пожалеете собственную дочь. Что ж, я принимаю поздравления. Что касается моей жены, отныне ей запрещается поддерживать любые связи и отношения с вами и с кем бы то ни было из своего бывшего рода. Ни единого слова, ни записки, ни подарка, прямо или через посредника. Ни-че-го. Ты поняла? — спросил он меня, стиснув руку еще сильней, так сильно, что я пискнула от боли. — Не слышу.
— Поняла, милорд, — сквозь злые слезы выдавила я.
— Хорошо. Пойдем, свадебный хлеб ждет. Скорее разделаться с этим отвратительным фарсом, — пробормотал вроде бы себе под нос, но я прекрасно услышала.
Пройти нужно было всего ничего, из сада в главный двор старинного замка рода Колм. Там, перед главным входом в главный дом рода, должна встречать молодоженов старейшая женщина рода со свадебным хлебом. Интересно, кто нас встретит? Мать милорда Рендара давно умерла, не говоря уж о бабке. Может, жива кормилица? Не лучший вариант, но допустимый. Уж точно лучше, чем никак не относящаяся к роду помощница ритуалиста, это для совсем уж крайних случаев.
Впрочем, мне без разницы. Как бы я ни относилась к Рендару, он верно сказал: «отвратительный фарс». Сейчас мне нужно одно – отыграть назначенную мне роль невесты, а потом, наедине, поговорить с Рендаром. Попытаться как-то договориться к обоюдному удовлетворению.
Свадебный хлеб держала на покрытом вышитым полотенцем подносе статная черноволосая красавица. Та самая – мать наследника моего мужа. Счастливая любовница. Или не очень счастливая, по крайней мере, в эту минуту. Очень уж нехорошим взглядом она меня ожгла. Говорят иногда: «мог бы взгляд испепелять, тут же осыпалась бы пеплом». Так вот, нет. Эта женщина точно не захотела бы для соперницы такой быстрой смерти. В ее взгляде горело желание не испепелить на месте, а впрыснуть яд посильнее, да такой, чтобы жертва не сразу умерла, а как следует помучилась.
А еще – на ней было платье, очень похожее на свадебное. Разве что без обережной вышивки невесты и без фаты. И выглядело это вызовом, а то и прямым оскорблением.
Я сказала, что мне без разницы? Не верьте.
Я посмотрела на мужа. Он улыбался, глядя на свою любовницу с откровенным удовольствием. Интересно, отец заметил мое унижение? Или ему уже все равно?
Свадебный хлеб… Девчонкой Иллин Саусплат мечтала преломить его с тем, кого выберет сердце. Непременно вместе, чтобы любовь оставалась крепкой с обеих сторон. И загадать, кто родится первым, мальчик — если больше окажется половинка мужа, — или девочка.
Напрасные мечты! Хорошо, что я — уже не та Иллин.
Милорд Рендар Колм взял наш свадебный хлеб обеими руками, сразу давая понять, кто в нашей семье будет приказывать, а чей удел – молча подчиняться. Перевел взгляд с любовницы на меня, снова на любовницу и опять на меня. Отломил небольшой кусочек и отдал мне с положенными словами:
— Таков общий хлеб новой семьи.
И, едва я успела взять, черноволосая красотка протянула руку и отломила кусок. Нагло, у всех на виду! От нашего свадебного хлеба! Да как она смеет!!!
А Рендар только улыбнулся. И отправил оставшийся в его руке кусок в рот, как ни в чем не бывало. Глядя при этом в глаза своей любовнице, да так глядя, как будто и в самом деле на ней, а не на мне сейчас женится!
Мои пальцы разжались, хлеб упал на камни замкового двора, но вряд ли хоть кто-нибудь это заметил. Наверняка все любуются тем представлением, что устроил Рендар со своей гадюкой! Я сделала крохотный шажок, прикрывая упавший кусочек юбкой, и злобно раздавила его каблуком. Ненавижу! Обоих ненавижу!
Я встретила внимательный взгляд Рендара и опустила ресницы. Играем скромницу, Иллин! Тихую, послушную, испуганную, то есть ровно такую, какой тебя желают видеть. Я ведь прекрасно понимаю, для кого всё это представление.
Зашумели гости, выкрикивая первую здравицу. Не за счастье молодых, нет! «Совет да любовь» в этом мире не котируется. «Многих потомков роду Колм», — вот что они кричали.
Я поймала быструю и злую усмешку мужа. Он стремительно шагнул ко мне, подхватил за талию, развернул лицом к гостям.
— А теперь мы отправляемся в дом, хозяйкой которого станет миледи Иллин, дабы скрепить там наш брак должным образом. Господа, празднуйте! — Рендар поклонился гостям и вполголоса назвал портальный адрес: — Медвежья Падь.
Если бы я с самого начала не предполагала, на что будет похож наш брак, сейчас пришла бы в ужас.
Портал перенес нас на крыльцо – каменное, мокрое от дождя, с кляксами серого и бурого мха между потрескавшихся камней. Дождь косо хлестал из низких туч, я промокла вмиг, платье ледяным компрессом липло к телу, обвивало ноги, а Рендар вовсе не торопился ввести меня в дом. Ему что! Я дрожу в тонком платье, а у него на парадный костюм наложен погодный щит, как знал. Хотя почему «как», наверняка знал!
Я попыталась спрятаться от косых струй дождя за его широкой спиной – почему нет, мой супруг шире меня раза в два и выше на голову, вполне годится как укрытие. Но не вышло: ветер здесь менялся, казалось, каждую секунду, налетал со всех сторон сразу. Горы… Знать бы вообще, где находится эта Медвежья Падь! Слухи сходились в одном: где-то в глуши у самой границы, только порталом и доберешься. У какой именно границы, оставалось только гадать…
Рендар хмыкнул каким-то своим мыслям, огляделся, задрал голову – я тоже посмотрела вверх и увидела, что прежде крыльцо закрывал козырек, но теперь от него осталась лишь проржавевшая металлическая рама.
Что ж, хотя бы дверь не выглядит трухлявой. Невесело будет, если она рассыплется от первого же удара.
Словно подслушав мои мысли, Рендар достал ключ, отпер дверь и распахнул ее передо мной ударом ноги.
— Добро пожаловать домой, миледи.
Это «миледи» прозвучало как ругательство, как будто он назвал меня грязной шлюхой. Мне хотелось закричать в ответ, спросить, за что он так со мной, почему срывает злость не на том, кто устроил нежеланный для него брак, а на жертве, от которой ничего не зависело, которую тоже вынудили, как и его! Но я боялась, что после первого же слова или накинусь на него с кулаками, или позорно разрыдаюсь. Да и не помогут слова, сейчас я отчетливо это понимала. Ситуация вообще опасная: Рендар на взводе и, кажется, с каждой минутой все злее, а под рукой только я. Он так или иначе спустит пар, моя задача – пережить это. А вот потом… потом – посмотрим.
В прихожей было темно и пыльно. Затхлый, застоявшийся воздух дома, в котором давным-давно никто не жил, вполз в легкие отравой. Я чихнула. И снова, и еще. Ледяной холод пробрал до костей. Рендар потащил меня куда-то во тьму, ругаясь сквозь зубы; не знаю, каким чудом я не споткнулась ни разу, но с каждым шагом мне становилось все хуже и хуже. Злость перегорела, оставив безнадежность, хотелось только одного – пусть скорей закончится этот отвратительный день.
Колени уткнулись во что-то мягкое, зашуршала ткань, взметнув облако пыли. С оглушительным, как удар молнии, треском Рендар разорвал на мне платье – удивительно, но на какое-то мгновение я почувствовала облегчение, почти счастье, избавившись от облепившей тело ледяной мокрой ткани.
В следующее мгновение он швырнул меня спиной в мягкое и – снова счастье! — сухое и сказал с глумливой усмешкой:
— Вот и наша супружеская постель, женушка. Ну же, раздвигай ноги. Скрепим наш брак должным образом.
Уж не знаю, почему, но момент показался мне подходящим для объяснений. В конце концов, Рендар Колм — глава благородного рода, и, хотя о нем говорят немало всякого, никто и никогда не обвинял его в бессмысленной жестокости. Наоборот, его считают дамским угодником, прекрасным собеседником и душой любой компании.
— Послуша…
Договорить он мне не дал. Попросту зажал рот, грубо и жестко, а в голосе усмешка сменилась бешенством:
— Я не желаю тебя слушать. Папашу твоего наслушался, хватит с меня. Ты, дорогая, — это «дорогая» он как будто выплюнул, — заговоришь, только если я задам тебе вопрос. Иначе будешь наказана и, клянусь, тебе это очень не понравится. Не искушай, женушка, я и без того с трудом сдерживаюсь. Сейчас завершим ритуал, затем я объясню, как будем жить дальше. — Он с силой раздвинул мои ноги и прошипел: — Первый и последний раз я спускаю тебе непослушание. Мои приказы ты должна выполнять молча и быстро. Мгновенно. Поняла? Ну? Отвечай.
— Д-да, — выдохнула я.
То, что случилось дальше… забыть бы, да не получится. Больно, стыдно и мерзко. Рендар действовал грубо, не заботясь о том, чтобы мне было хорошо или хотя бы не слишком плохо. В какой-то момент даже показалось, что он, наоборот, намеренно причиняет боль, стараясь сделать закрепление нашего брака незабываемым – но вовсе не в том смысле, какого обычно желают молодоженам.
Когда он наконец прекратил это издевательство, я задыхалась от судорожных рыданий. Между ног было мокро, я всерьез боялась, что там не только его семя (которое он излил не в меня), но и моя кровь, больше крови, чем бывает у девственницы в ее первый раз с мужчиной. Я готова была на все, лишь бы мой супруг не вздумал повторить этот ужас. А какая-то часть меня, оставшаяся трезвой и логичной, подсказывала: именно этого он и добивался.
— Прекращайте лить слезы, миледи, вы сможете порыдать вволю, когда я отбуду. Я обещал разъяснения.
Спасибо, хоть не потребовал, чтобы я успокоилась немедленно! Я старалась изо всех сил, и Рендар, наверное, заметил это и оказал мне снисхождение – дал немного времени. Козлина. Да если бы на моем месте была настоящая Иллин, невинный домашний цветочек, даже не знаю, что с ней стало бы после такой первой брачной ночи! Я хотя бы понимала, что происходит и чего ждать!
Кровать скрипнула, прогибаясь и распрямляясь, прозвучали шаги, – как он находит дорогу в кромешной тьме?! — и из-за отдернутой шторы в комнату хлынул слишком яркий, беспощадный свет.
От старого родового дома плеснула волна силы, возвещая всем, способным ощутить и понять, о закреплении брака. В магию рода Колм влилась свежая струя, принесенная молодой женой.
— Милорд Саусплат, миледи, мои поздравления, — по старшинству, первым к родителям невесты подошел Грайседор Каор, Голос императора. — Крайне выгодный брак для вашего рода. Я полагаю, на завтрашнем заседании милорд вновь поднимет вопрос о снижении налога на Источники?
— Нет, — Каун Саусплат позволил себе чуть заметную усмешку. — Я услышал и запомнил мнение нашего императора: этот налог необходим государству в текущем виде. Но у меня возникли кое-какие мысли… впрочем, не будем об этом сейчас.
— И то верно, — Голос императора окинул милорда оценивающим взглядом. — Такой праздник. Не время и не место для важных, но скучных для непосвященных разговоров о налогах. Осмелюсь заметить, ваша старшая дочь прекрасна. Похожа на свою мать, — он поклонился, — миледи, мое восхищение. Что ж, надо отведать знаменитого двойного бренди Колмов. До встречи на завтрашнем заседании, милорд.
Следом бесконечной вереницей потянулись остальные гости. Глава рода Саусплат отвечал на поздравления, выслушивал льстивые слова о красоте его жены и дочери, о выгодном союзе с сильным родом, прозвучало и несколько вопросов о брачных планах на младших дочерей. С наслаждением купался в оценивающих, завистливых, любопытных взглядах, всей сутью потомственного царедворца ощущая, как растет пошатнувшееся было влияние. Впрочем, лишь завтрашний день покажет, насколько верно это чувство, не тешит ли он себя пустой надеждой. Как встретят его предложения в Палате Магов, рекомендуют ли для обсуждения в Общем Сенате, кто из противников захочет переметнуться в союзники — и что запросит за поддержку или хотя бы отсутствие противодействия.
«Завтра, — осадил навязчивые мысли. — Каор прав: не время и не место».
Раскланялся с очередным гостем, отметив, что «сливки общества», высокородные и влиятельные, уже переместились к накрытым столам, а принять поздравления осталось лишь от нескольких худородных выскочек, допущенных на церемонию новоиспеченным зятем. «Рендар умен, — мелькнула мысль с оттенком досады, — выскочки все больше становятся силой, а он их привечает. Пожалуй, стоит присмотреться поближе к этому вчерашнему отребью».
Сам Каун Саусплат худородных презирал, хотя его собственная супруга отнюдь не блистала высоким происхождением. Но Кайтлин он взял не ради длинной родословной. Купеческая дочка была красива и сильна магически, что гарантировало высокий потенциал у детей. Да и держать жену в послушании проще, когда той некому жаловаться на мужа-тирана.
— Милорд, миледи, — последний из гостей говорил что-то, подходящее к случаю, ничего не значащие общие слова, а в дерзком взгляде читалось странное. Не зависть, не желание приблизиться к сильному и влиятельному магу. Презрение? Брезгливость? Так смотрят на отвратительное насекомое, попавшее в тарелку с супом. Да кто он такой, этот потертый ублюдок, что позволяет себе подобные взгляды на главу Высокого рода?!
— Прошу простить, не расслышал вашего имени, — прервал вежливую речь лорд Саусплат.
— Дрей Верли, вассал рода Колм.
Не добавил «к вашим услугам»; впрочем, какие услуги от чужих вассалов? Каун впечатал в память очень светлые, по-наемничьи коротко остриженные волосы, белесые брови — одна, перечеркнутая косым коротким шрамом, выше другой, перебитый нос, тонкие губы. Кивнул:
— Я запомню.
Подал руку супруге: наконец и они могли присоединиться к пирующим. Кайтлин покачала головой:
— Я исполнила, что должно, оставалась рядом с вами, пока шла церемония. Теперь, прошу вас, позвольте мне отправиться домой. — Бросила быстрый взгляд на нахально греющего уши Верли, добавила: — Девочки переживают. Расскажу им, как все прошло.
— Хорошо, отправляйся. — Пообещал взглядом: «Дома поговорим».
Кайтлин почтительно склонила голову и активировала портал. «Что ж, а я последую примеру Каора и оценю знаменитый двойной бренди Колмов», — и Каун Саусплат, оглядев столы, направился туда, где собрались коллеги по Палате Магов. Не упускать же возможность обсудить завтрашнюю повестку дня в непринужденной обстановке, под выпивку и угощение.
Дрей Верли проводил его внимательным взглядом. Впрочем, никто этого не заметил.
Окно выходило на закат, и лучи клонившегося к горизонту солнца били прямо в него, без преград. Залили нашу супружескую спальню золотистым светом, беспощадно удалили в глаза. Вскрикнув, я закрыла лицо руками. Только теперь поняла, что одну милость Рендар мне все же оказал, пощадив скромность своей невинной жены и закрепив брак в полной темноте. Хотя, может, лишь потому, что не желал смотреть на навязанную ему женщину во время необходимой для завершения ритуала близости?
Он рассмеялся, заставив меня вспыхнуть и прикусить губу.
— Видела бы ты себя. Лежишь передо мной голая, бесстыдно раскрытая, и прячешь только лицо. Рядом с тобой покрывало. Можешь прикрыться, если желаешь.
Сейчас в его голосе отчетливо слышалось сытое удовлетворение. Как бы он ни любил свою женщину, но от меня удовольствие получил сполна. Зажмурившись, я зашарила руками, натянула покрывало до самых глаз и лишь тогда решилась осмотреться.
Рендар стоял у окна вполоборота. Свет очерчивал его грубоватый профиль, который дамы в обществе называли львиным, но ни глаз, ни губ, ни выражения лица было не разглядеть. В руках он держал свиток – наш брачный договор, наверное.
— Готова слушать?
— Да, — я готова была на что угодно, лишь бы он ушел, не тронув меня больше, а он, если я верно поняла, уйдет, как только разъяснит мне свое понимание ситуации. Не то чтобы стоило чего-то ждать от его разъяснений… Честней будет сказать «объявит свою волю».
— Ты читала договор?
— Нет, — кто бы мне дал? Мое мнение отца не интересовало, я была всего лишь товаром, который по этому самому договору перешел из рук в руки.
— Прочтешь после, если захочешь, я оставил для тебя копию. Занимательное чтение, как по мне. Но лучше я сам тебе растолкую все то, что прямо касается тебя. Во избежание непонимания, — с усмешкой он развернул свой свиток, быстро нашел нужные строки – так быстро, что я поняла: он этот договор изучил досконально. — «Род Саусплат отдает девицу Иллин, невинную, сильную магически, способную к деторождению и готовую исполнить супружеский долг». Невинность подтверждаю, сила и способность к деторождению меня не волнуют, если только ты не вздумаешь осчастливить меня бастардом. Мой род унаследует сын от любимой женщины. Супружеский долг – считай, что исполнила его раз и навсегда. Брак должен быть подтвержден, и мы его подтвердили, но больше на близость со мной можешь не рассчитывать. Как и вообще на мое общество.
Слава-те-Господи, счастье-то какое! Я чуть не перекрестилась по старой памяти. Век бы тебя не видеть, чертов муженек!
Уверена, он заметил мое облегчение, хоть и не показал этого. Но в его голосе, когда читал следующий пункт, явственно слышалось торжество.
— «Рендар Колм обязуется, что оная Иллин станет хозяйкой в своем новом доме, будет вольна нанимать и увольнять прислугу, как пристало хозяйке, и будет получать всю необходимую заботу и должное содержание. Рендар Колм обязуется, что не запрет свою жену в доме и не запретит ей гулять, бывать в обществе и развлекаться, не роняя при том честь рода Колм». Забавная формулировка. Полагаю, имелось в виду, что ты, как хозяйка, турнешь вон из моего дома мою возлюбленную и примешь меры, чтобы она не могла вернуться, а я тем временем стану исполнять твои капризы. Но, знаешь ли, женушка, я предупреждал твоего отца, что так не будет, и зря он мне не поверил. Вот твой новый дом, отныне ты его хозяйка. Владей. Нанимай и увольняй прислугу, бывай в обществе, гуляй и развлекайся, даю тебе полное на то право. Что касается заботы, все необходимое будет доставляться сюда порталом. Все действительно необходимое, — подчеркнул он, — и никаких излишеств. Привыкайте к скромной деревенской жизни, миледи. Впрочем, если вы сочтете необходимым для себя что-либо, о чем я, по своей мужской ограниченности, не догадаюсь, напишите мне об этом. Почтовый портал в моем кабинете; ах да, теперь это ваш кабинет, миледи, как и весь дом. Мало ли, вдруг тебе действительно что-то потребуется. Только помни, если это будет какая-нибудь ерунда, я могу и разгневаться.
Как благородно с его стороны! Рыдаю от благодарности. А ведь он может так обо мне «позаботиться», что и убивать не придется, сама помру. Вот только вам, дорогой мой супруг, смерть законной жены невыгодна: мое существование избавляет вас от прочих претенденток, и вы можете спокойно жить с той, кого избрало ваше сердце.
Не потому ли он и согласился в итоге? Или есть и еще причины, более приземленные? Надо почитать договор — может, там найдутся ответы? Ему, в конце концов, и без жены неплохо жилось, так зачем было соглашаться на нежеланный брак?
— Здесь еще довольно много интересного, но тебя оно не касается, — словно подслушав мои мысли, Рендар смял свиток и сунул во внутренний карман, небрежно, словно использованный платок. — Твоя копия в кабинете, захочешь – прочтешь. Ах да, это я уже говорил. Ну да ничего, для законной жены и повторить не жаль. Теперь мои правила. Как я уже сказал, этот дом – твой, в нем ты полновластная хозяйка. В другие дома рода Колм тебе доступа нет и не будет. Стационарный портал работает только на вход, выход я перекрыл. Захочешь бывать в обществе и развлекаться – сколько угодно, запретить не имею права, но — своим ходом, дорогая. Транспорт в договоре не оговорен. Далее. Ты моя жена и обязана исполнять мои приказы и прихоти, а за ослушание можешь быть наказана. Пока я ничего от тебя не требую, но помни, что в любой момент могу передумать. В твоих интересах даже не напоминать о себе.
Да-да, «пиши письма, но помни, что я и разгневаться могу», спасибо, я и с первого раза уяснила.
— На этом всё. Вопросы?
Я беспомощно пожала плечами, и Рендар ухмыльнулся:
— Одно письмо с глупостями я тебе разрешаю, так и быть. Наверняка захочешь что-то спросить, когда осмотришь дом и соберешься с мыслями. Что ж, бывай здорова, женушка. Ах, простите! Разрешите оставить вас, миледи, — он шутовски поклонился и сказал единственное слово, которое было предназначено не мне: — Домой.
Встать сразу я не смогла бы — да и не хотелось. Длинный и удручающе тяжелый день шел к закату, и мне с головой хватило злости, боли и слез. Я и так унижена и растоптана, а осмотр дома, в котором отныне «полновластная хозяйка», вряд ли принесет что-то хорошее, скорее уж новую головную боль. Очень уж очевидным злорадством было наполнено Рендарово «владей».
Заснуть бы сейчас. Сон лечит. Но у меня все болело, испытанный ужас грозил вот-вот вылиться в истерику, а еще до безумия хотелось пить. Поесть бы тоже не мешало, у меня после раннего завтрака ни крошки во рту не было, но при мысли о еде начинало тошнить. «Это нервное, — шептала я себе, — стресс. Встань и найди еду, тряпка!»
От этой мысли я все-таки разрыдалась, и это оказалось благом – слезы измотали меня окончательно, и я, обессилев, провалилась в полусон-полузабытье.
Ночь не принесла отдыха. Я просыпалась, пыталась улечься поудобней и вновь уплывала в зыбкую дрему, полную неясных тревожащих звуков и образов. И с каждым пробуждением снова и снова приходила мысль о том, что дом просто обязан оказаться с подвохом. Будто мало того, что он затерян в невесть какой глуши, явно нежилой и, судя по доходившим до меня слухам, служит Кормам как раз для того, чтобы убирать с глаз долой неугодных или крупно провинившихся членов рода. Впрочем, имен те слухи не называли, может, все и вранье. Но ужас пробирал все сильнее, так что под утро не то что спать, а даже закрыть глаза было жутко. А ведь я совсем не трусиха и всегда считала себя сильной!
Я решилась подняться, едва непроглядная тьма ночи сменилась тусклым предрассветным сумраком. Слишком мало света, чтобы начать осматривать дом, но можно, по крайней мере, подойти к окну, не натыкаясь на невидимую в темноте мебель. Первые самостоятельные шаги хозяйки дома – встать с постели, на которой ее, прямо сказать, грубо поимели, завернуться в одеяло и добрести до тусклого прямоугольника, за которым – неведомо что.
Дождь все еще шел, но уже не ливень, а мелкий, почти беззвучный. Капли шуршали о рассохшуюся деревянную раму, оседали моросью на стекле, в сумерках за окном едва угадывались темные заросли – в жаркие дни они, должно быть, дают чудесную тень. Мне захотелось вдохнуть свежего воздуха, впустить его в эту затхлую, пыльную, насквозь пропитанную моим вчерашним страхом и болью комнату. Я нащупала защелки и толкнула раму.
Окно распахнулось легко. И так же легко я вдохнула свежий, насыщенный влагой воздух. Подставила лицо мелкому дождику. Беспокоившая меня дурнота отступила, лишь голова слегка кружилась, но это наверняка от слез и голода.
Умиротворяюще шептались под дождем листья, стук капель по крыше сливался в едва слышный монотонный шорох. Что бы ни ждало меня в моем новом доме, сейчас он дарил минуты покоя.
И этот покой помог по-новому, без паники и злости вспомнить случайно подслушанный обрывок разговора, хоть как-то подготовивший меня к предстоявшему браку. Я шла к отцу спросить позволения навестить подругу – Одрейна собиралась на все лето в поместье к тетке и устраивала прощальную вечеринку. Уже подняла руку постучать, но услышала чужой голос и замерла. Тогда я еще не знала, что обладателя того голоса зовут Рендар Колм, но мне захотелось его послушать: богатые, выразительные интонации завораживали. Я даже подумала, как было бы хорошо, если бы мой будущий супруг говорил так же красиво. Я уже знала, что отец ведет переговоры о моем замужестве, но в подробности меня, конечно же, не посвящали. А я и не настаивала: не хотела раздражать отца. Наивно верила, что для своей дочери милорд Саусплат не выберет плохого.
Через несколько мгновений до меня дошел смысл слов незнакомца.
— Еще раз повторяю, милорд Саусплат, мне не нужна жена. У меня есть возлюбленная, я введу в род всех наших с ней детей. Я не отказываюсь породниться с вами, но у вас ведь есть еще дочери, младшие? Одну из них мог бы взять мой племянник, ему уже через пять лет можно жениться, пора подыскивать достойную пару.
— Я не могу и не желаю ждать пять лет, — резко ответил отец. — Этот договор нужен мне сейчас. Немедленно.
Тогда-то я и услышала впервые, как звучит голос Рендара Колма, когда тот в ярости. Он не кричал, нет, — это наш папенька любитель поорать всласть, — но ледяные, протяжные, полные ядовитой издевки слова заставляли кровь застывать в жилах.
— Значит, вы настаиваете. Что ж, милорд Саусплат, предварительный договор не позволяет мне отказаться, но подумайте о другом: вы отдаете свою дочь в полную мою власть. Я буду волен сделать с ней все, что только пожелаю. Абсолютно все. Вы не боитесь, милорд?
— Вы благородный человек и не посмеете обидеть девушку.
— Девушку – нет, а собственную жену? Апеллируете к моему благородству, значит? К тому же запереть ее в одном из дальних домов и забыть – это разве «обидеть»? Наоборот, это для ее же блага. Она не будет мелькать у меня перед глазами и раздражать, я не стану поднимать на нее руку… как некоторые.
В этот миг я прикусила костяшки пальцев, потому что ясно поняла: гость намекает папеньке на его собственный брак. На мою мать, которую тот бил за каждый жадный взгляд на нее любого постороннего мужчины и даже не думал стыдиться этого.
— Беспокойтесь о собственном благородстве, милорд Саусплат, а мое оставьте мне.
Я отскочила от дверей и быстро ушла: вдруг незнакомец решит хлопнуть дверью и застигнет меня подслушивающей? Сердце колотилось как бешеное, в мыслях царил сумбур, сквозь который все настойчивее пробивалась единственная фраза, которую вряд ли кто-то бы понял в этом мире: «Вот тебе и разрыв шаблона, дорогуша!»
Три года.
Иллин было пятнадцать, когда она подхватила какой-то местный вариант гриппа. Болела очень тяжело, в какой-то момент уже казалось – не выживет. Но произошло чудо.
Нет, она не выжила. Но вместо нее в теле Иллин Саусплат, старшей дочери главы древнего рода, Высокого Лорда и члена Сената, появилась Лиля Комарова, тридцать лет, в разводе после двух лет неудачного брака, специалист отдела труда и зарплаты не слишком крупного, но преуспевающего завода. Странный финал, но я не в претензии: вторая жизнь в другом мире лучше, чем ничего.
Сумерки сменялись прозрачным рассветом, жажда и голод брали свое. Как бы ни хотелось так и стоять здесь у окна, в единственном, как мне чудилось, островке покоя и безопасности, я понимала, что это глупо. Нужно жить.
Трудней всего оказалось отвернуться от умиротворяющего дождя и шелеста листвы и посмотреть на комнату, в которой я пережила самые омерзительные минуты своей жизни. Обеих жизней! Широкая кровать с разворошенной, смятой постелью, слева от нее — темный от времени объемистый шкаф, справа – легкомысленное зеркало-трельяж и низкий пуфик перед ним. Я невольно засмеялась – чужим, истерическим смехом, грозящим вот-вот перейти в рыдания. Мирная, уютная супружеская спальня, предназначенная для счастливой жизни двоих. Просыпаться в обнимку. Сидеть перед зеркалом, расчесываясь и прихорашиваясь, и чтобы супруг поддразнивал, ловил пряди волос, мешая уложить прическу, и смущал жену комплиментами.
Не будет у меня такого.
Мимо зеркала я прошла, старательно глядя в другую сторону. Может, потому и заметила в деревянной обшивке стены контур дверцы сейфа или потайного шкафчика?
Открылся он, как и положено, от прикосновения руки – значит, Рендар был полностью искренен в своем «владей», и дом и в самом деле признал меня хозяйкой. Внутри оказалось пусто – что ж, вряд ли я могла всерьез надеяться на какие-то бонусы, ускользнувшие от бдительного ока супруга. Наверняка ведь он осмотрел дом, прежде чем передать его мне.
Чтобы заглянуть в шкаф, пришлось обойти кровать. Я чуть не запнулась о лежавшее скомканной тряпкой на полу свадебное платье. До сих пор мокрое, и пол под ним сырой. Нужно одеться… но, даже если бы Рендар не разорвал это платье, я не надела бы его снова. Ни за что.
В шкафу хватало постельного белья, нашлось даже запасное теплое одеяло — видимо, это входило в понимание Рендаром «действительно необходимого», что он обязан обеспечить своей жене. Я тут же решила сменить постель на чистую, не оскверненную «супружеским долгом». С замиранием сердца откинула покрывало и облегченно перевела дух – вопреки моим страхам, кровяные пятна оказались совсем небольшими. И все же эту простыню я выброшу… хотя… нет! Зло усмехнувшись, тщательно ее свернула и засунула в шкаф. Семя Рендара, смешанное с насильно пролитой кровью девственницы. Пускай лежит – глядишь, когда-нибудь да пригодится. В мире, где магия – не выдумки, таким не разбрасываются.
Отделение для одежды оказалось полностью пустым. Что ж, о своих нарядах любая женщина заботится сама, упрекать мужа формально не за что. Отец должен был передать мои вещи из дома, осталось найти их.
Напротив шкафа обнаружилась неприметная дверь, за которой – вот оно, счастье! — располагались вполне приличные уборная и ванная. В какой бы глуши ни стоял этот дом, вода здесь текла из крана – и холодная, и теплая, таскать ведра из колодца мне не грозило, как и ходить по нужде в будку во дворе. С другой стороны, странно было бы, если бы дом, принадлежащий далеко не слабому роду магов, не имел элементарных удобств.
Пока набиралась в глубокую чугунную ванну вода, я обыскала шкафчики и полочки и узнала еще немного о том, что мой супруг считает необходимым, а что – излишеством. Полотенца тут были – хорошие, мягкие, большие полотенца; нашлось и несколько мочалок разного размера и степени жесткости, и зубной порошок. А вот вместо шампуня и хорошего мыла обнаружился лишь мешочек смешанной с содой мыльной стружки — для стирки, да брусок грубого черного мыла, каким пользуется прислуга после грязной работы.
— Похоже, мой дорогой супруг считает совокупление с ним грязным делом, — съехидничала я, намыливая самую мягкую губку этим ужасом. — Не могу с ним не согласиться.
Я отмывалась так тщательно, будто не из супружеской постели выбралась, а в навозе искупалась. Мыло стягивало кожу, нещадно щипало. Зато, смыв с себя всю грязь этой ночи, я как будто заново родилась. Третий раз? Пусть будет так, почему бы и нет.
Теперь бы поесть. Напилась из-под крана — вода оказалась чистой и вкусной; но живот аж подводило от голода. Завернувшись все в то же одеяло, я почти пробежала через спальню и выскочила в коридор.
Узкий, темный и пустой, он прорезал дом насквозь, заканчиваясь с обеих сторон высокими окнами. Хотя нет… по крайней мере, ближнее ко мне окно оказалось вовсе не окном, а застекленной дверью.
— Но где же здесь кухня? — пробормотала я. В коридор выходило пять или шесть дверей, кроме той, что осталась за моей спиной. Пожав плечами, я решила действовать планомерно и идти по кругу, начиная от спальни.
Милый женский будуарчик в сливочно-кремовых тонах, с претензией на кабинет: высокое трюмо над столиком для косметики, секретер и жесткий стул перед ним, уютное плюшевое кресло у окна и торшер рядом. Засохшие цветы в вазочках, и пыль, пыль…
Гостиная — зелень и серебро. Круглый малахитовый столик, три кресла вокруг – темно-зеленый атлас, малахитовые ножки и подлокотники. Я провела пальцами по столешнице – под слоем пыли крылись изумительно подобранные узоры. Даже странно, что Рендар не забрал такую красоту в столичный дом. Хотя, может, там другой красоты хватает? Колм – богатый род. Я чихнула от пыли и распахнула оба окна. А может, что-то Рендар и увез: для такой большой комнаты здесь удивительно пусто. Кроме столика с креслами — лишь засохшее деревце в кадке с потрескавшейся, твердой, словно камень, землей. Зачем оставлять растения в пустом доме? У стены выстроены в ряд четыре моих сундука – кстати, почему четыре? Я укладывала пять. Кого благодарить за пропажу, папеньку или супруга? Ладно, потом посмотрю, чего не хватает. Пока что я даже одеваться не стала, пошла дальше.
Последняя дверь по этой стороне коридора вела в прихожую. Деревянная вешалка, кованые подставки для зонтов и для обуви. Ключ торчит в замочной скважине. Выглядывать на улицу я не стала.
Первая комната по другой стороне заставила меня зло усмехнуться. Кабинет хозяина. Массивный письменный стол с писчим прибором, книжный шкаф. Ни одной книги – видно, если здесь что-то и было, Рендар решил не оставлять сокровища знаний глупой девице. А может, библиотеку вывезли раньше, раз уж дом давно забросили. Зато на столе лежит свиток – очевидно, моя копия договора, а рядом свернутый пополам лист бумаги. Неужто Рендар письмо оставил?
Мать готовила из Иллин хорошую хозяйку, а в здешнем понимании хозяйка должна уметь не только прислугу строить. Я преотлично разбиралась в том, сколько и каких нужно продуктов на дом Саусплат, где их покупают, как хранят и как готовят, какие нужны средства для поддержания чистоты, ухода за мебелью, как стирают, выбивают пыль и выводят клопов, где заказывают новые шторы и чинят прохудившиеся кастрюли — и еще сотни мелочей, вплоть до того, чтобы самой сделать для себя крем, лосьон или примочку от прыщика. Хотя по части косметики и всяких прочих полезных составов и снадобий меня больше учила не мама, а старшая из ее пяти сестер, моя любимая тетушка Эйни. К сожалению, лорд Саусплат ее терпеть не мог, как и всю мамину родню, поэтому видеться нам удавалось редко.
Собственно, сама Иллин вообще не интересовалась маминой родней. Девица хоть и была робким домашним цветочком, о своем высоком происхождении не забывала, даже сидя на горшке. Но сведущая в снадобьях тетушка Эйни очень помогла выхаживать Иллин после болезни, и никого особенно не удивило, что я с ней сблизилась и продолжала общаться. Как и целом перемены в характере девочки. Я все-таки не могла, да и не хотела, полностью копировать прежнюю хозяйку тела. Если кто удивлялся, говорила: «Наверное, близость смерти так просто не проходит», — и этого хватало, чтобы от меня отстали. В крайнем случае, я слышала в ответ что-нибудь вроде: «Встряхнись, дорогая, ты жива и жизнь прекрасна!» — улыбалась и переводила разговор на другое.
Догрызая второе яблоко, я медленно осознавала, что вся подготовка высокородной хозяйки дома окажется для меня бесполезной. Никаких заказов, закупок, починок, только то, что сочтет нужным прислать дорогой супруг, чтоб его тьма побрала. Или — получится сделать собственными руками, но, опять же, при весьма ограниченных ресурсах. Что-то, может быть, повезет купить в пришедшей в упадок деревне. В целом же – пришло время вспоминать навыки прошлой жизни. «От зарплаты до зарплаты» восьмидесятого левела, «супчик из чего попало»… Кстати, обязательно надо посмотреть, что растет во дворе… но позже. После того, как разберусь с домом и с моими сундуками.
«Магические предметы тебе не понадобятся»… Сволочь вы, мой дорогой супруг! В «магическом» сундуке, кроме обычного для богатой девушки зачарованного зеркальца, кроме традиционных для приданого знатной девицы волшебных пяльцев, ножниц, ниток и наперстка, шпилек, удерживающих любую прическу, легко расчесывающего гребня, я собрала вещи, куда более нужные в моем нынешнем положении. Подаренные к свадьбе драгоценности. «Ведьмовская» игла, которой можно тайно взять кровь – на случай, если Рендар не ушел бы сразу, а заснул после подтверждения брака со мной рядом. Булавка с крепкими усыпляющими чарами, и еще одна – с чарами рассеянности. Серьги, отводящие глаза – идешь себе, и никто тебя не запомнит. Зеркальце для связи с тетушкой Эйни. Полтора десятка флакончиков с разными полезными снадобьями. Аж пять дорогущих многоразовых порталов – в родительский дом, к тетушке Эйни, в приемную семейного доктора, на вечерний рынок и на столичный вокзал дилижансов. Почти все это богатство я собирала тайком от отца, заказывала через третьи руки правдами и неправдами, просадила все выпрошенные «на сласти и булавки» деньги – и все зря?!
Свои тайные приобретения я прикрыла красиво вышитой ночной рубашкой и бельем из серии «для молодоженов», а сверху накидала баночек с кремами, футлярчиков с помадой и пакетиков с отдушками — мужчины ведь терпеть не могут копаться в дамских штучках! А значит, заодно лишилась и этого. Не смертельно, то есть далеко не так ужасно, как потеря порталов, но все равно жаль.
Вообще-то я запирала сундуки на кровь, но совсем забыла, что Рендар, став мне мужем и главой рода, получит возможность и право открыть — так же, как мог и отец до передачи меня в род Колм. Но отец не стал бы проверять мои вещи. А Рендар, выходит, распотрошил их без зазрения совести. И изъял все с таким трудом собранные средства для побега, так что я действительно заперта здесь, все равно что в тюрьме! Хотя формально не нарушила бы его запретов, оказавшись вдруг в любом месте мира, кроме родительского дома: он ведь разрешил мне гулять и развлекаться, запретил только контакты с прежней семьей. Даже не с семьей, а с родом отца! Так что связаться с той же тетушкой Эйни имею право.
— Сволочь, — прошипела я, — мразь, чтоб тебя тьма прибрала!
Но в оставшихся четырех сундуках тоже было кое-что помимо платьев. И если Рендар забрал все, что ему не понравилось или показалось подозрительным… даже не знаю, что я тогда делать буду?!
Поэтому, утолив острый голод парой сочных яблок, я отправилась не кухню с кладовой осматривать, а разбирать сундуки.
Все четыре были неподъемными – в каждом я могла бы с комфортом выспаться! — поэтому разборка грозила затянуться надолго. С одними платьями сколько придется побегать от сундука до шкафа! По-хорошему, этим должны заниматься сейчас как минимум две расторопных служанки. Но мой супруг, очевидно, решил, что нанятая в столице прислуга будет для его жены непозволительной роскошью.
Сундук с домашней одеждой я открыла лишь для того, чтобы сменить, наконец, одеяло на мягкие штаны с майкой и достать тапочки – не люблю ходить босиком. Наряды на выход здесь и вовсе не понадобятся, нет смысла доставать. Не по деревне же пыль подолом мести. Теплые вещи тоже подождут. А вот несколько пар уличной обуви, зонтик и дождевик сразу отнесла в прихожую.
Гостиная быстро потеряла строгий вид, заполнившись хаотично раскиданными вещами. Потом уберу, разложу по местам, сейчас важно проверить, что из моих сокровищ утеряно, а что осталось со мной. Я радостно вскрикнула, дорывшись до запаса кремов и тщательно собранной аптечки. Это сразу в спальню. Мой «набор начинающей ведьмы», как шутила тетушка Эйни, тоже добрался сюда нетронутым – все мисочки, венчики, лопаточки, ножи, котелок с плотной крышкой, пузырьки с душистыми маслами и с несколькими менее безобидными ингредиентами, две толстых тетради с рецептами и даже тщательно запакованные пакеты с содой и щелоком. Если позволят запасы в кладовой, хорошее мыло и шампунь я смогу себе сварить. Даже интересно, почему Рендар отобрал безобидные вещицы для рукоделия, нарядное белье и помаду, но оставил это? Разве что он все-таки не рылся в сундуках, а попросту проверил их на магический фон и забрал тот, от которого вовсю несло магией? Или обнаружил там порталы и так своеобразно наказал меня за них? Или вполне справедливо решил, что вместе с порталами я сложила что-то настолько же важное, но чего он, потомственный портальщик, может и не обнаружить?
День получился длинным, но спать я ложилась чистой, сытой и почти успокоенной. Посуды в кухне хватало, печка пекла-варила-жарила исправно, кладовая не сказать чтобы ломилась от припасов, но и не пустовала – хотя, вот честное слово, добрая половина моих подружек из обоих миров умерла бы с голоду, прежде чем сумела что-нибудь здесь приготовить. Хочешь хлеба – возись с тестом сама, да по старинке, без всяких волшебных месилок и хлебопечек: вымешивай, обминай, засовывай каравай в печь на лопате, угадывай время, чтоб пропекся… Мяса? Под чарами консервации лежал десяток плохо ощипанных синеватых кур – хотела бы я знать, долго ли Рендар смеялся, представляя, как лордова дочка Иллин будет собственноручно их разделывать? Каши? Вон тебе целый мешок отменной пшеницы, а зерно на крупу подроби сама, крупорушка здесь же в углу, и спасибо, что не вручную ее крутить, а магией.
Спасибо здешней маме за науку, я все это умела! Правда, заморачиваться с большой готовкой именно сегодня не было сил, и срочное, но долгое я отложила на завтра. Пока же сварила суп на скорую руку, напекла быстрых пресных лепешек и оставила на ночь упревать в печи зерновую кашу – к утру как раз дойдет. Завтра испеку хорошего хлеба, надроблю мелкой пшеничной крупы, лапши наделаю… Жаль, ни молока, ни яиц нет, да и вообще разнообразием продуктов Рендар не озаботился. Решил, наверное, снабжать жену по принципу «с голоду не помрет, и ладно». Ни рыбы, ни сыра или масла, ни мяса, кроме этих несчастных тощих кур, наверняка померших от старости. Мука, зерно, самые простые овощи: лук, картошка, капуста, морковь. Горшочек хлебной закваски, небольшая плошка топленого свиного жира – если это все, что есть у меня на месяц, о мыле придется забыть, на готовку и то не хватит. Ни вина, ни чая, фрукты – только те, что нашла с утра в столовой.
Жмот вы, мой дорогой супруг милорд Рендар Колм. Самый что ни на есть мелочный жмот!
Ничего, справлюсь. Завтра посмотрю, что растет во дворе, был же здесь прежде хоть какой-нибудь садик и огород? Что-то да выжило без присмотра. Потом еще в деревню схожу, познакомлюсь с соседями. Не может такого быть, чтобы у деревенских вовсе никаких продуктов на продажу не нашлось. А то, что Рендар пытался меня напугать — его «люди способны сделать с одинокой женщиной много интересного», — так пусть за дурочку меня не держит. Вассалы рода, пусть даже с ослабленной связью, не сделают жене главы рода ничего дурного. Наоборот, будут стремиться помочь во всем — магические договора не обманешь. А я, хоть Рендар и законопатил меня в ссылку, его магически законная супруга. Да еще и хозяйка того самого дома, Источник которого подтверждает и удерживает вассальную связь. Дом меня слушается, магия работает, значит, пусть здесь и не жили давно, Источник не иссяк. Захирел наверняка, но это ничего, теперь здесь я. Разберусь.
А Колмы расточительны – забросить дом с Источником, поддерживавшим вассальную деревню! Узнать бы, это от силы или от слабости? Зажрались – или, наоборот, род стал слишком беден на магов, чтобы отправлять кого-то сюда, практически в ссылку, только ради присмотра за далеким от столицы и обжитых мест Источником?
Надо спросить в деревне, как давно дом стоит пустым. Может быть, получится соотнести с тем, что я успела разузнать о Колмах. Пусть там и мало достоверного, в основном слухи да сплетни. Но, судя по тем слухам, последним, кто жил и творил волшбу в Медвежьей Пади, был дед Рендара, младший брат тогдашнего главы рода. И рванул он отсюда в столицу, словно наскипидаренный, как только глава слишком одряхлел для, собственно, главенства. Вроде бы потом какое-то время здесь обитала одна из любовниц Рендарова отца, а может, не любовница, а, наоборот, надоевшая жена, в этом сплетни расходились. Но, в любом случае, это было совсем недолго — женщина оказалась в тягости, и ее вернули в главный дом рода.
Весь день я старалась не думать о том, как буду жить дальше. Пряталась за чередой срочных дел, а их наверняка в несколько дней не переделаешь. Даже брачный договор читать не стала — вдруг в нем найдется что-нибудь такое, от чего надежда окончательно меня покинет? Но к ночи страх догнал меня — ведь на грани яви и сна мысли плохо поддаются контролю. Если сбежать не получится, чем занять бесконечные дни, месяцы и годы? Что ожидает впереди – одиночество, которое уж точно лучше визитов законного мужа? «Не дождетесь! Что-нибудь я придумаю. Обязательно!»
Я твердила это, засыпая, обещала себе, что сумею выбраться, найти путь в закрытый для меня большой, вольный мир. Но на самой грани сна почудилось, как что-то скребется в душу, зовет и просит: «Не уходи, не бросай».
А ночью снился пустой, заброшенный и забытый дом, и я плакала в подушку от жуткого чужого одиночества.
Милорд Рендар, глава и единственный ныне взрослый мужчина рода Колм, первый день своей семейной жизни провел замечательно. Куда лучше, чем можно было бы ожидать, учитывая навязанный против воли брак.
Вовремя он вспомнил про Медвежью Падь! Имение так давно стояло заброшенным, что Источник почти погас, а деревня рядом практически вымерла. Но оставшихся крох магии все еще хватало на поддержание дома в состоянии, пригодном для жизни. А если его жена ожидала другого – что ж, не всегда наши ожидания оправдываются. Такова жизнь.
Как удобно все же иметь вот такое всеми забытое имение, куда можно засунуть ненужную жену и забыть о ней! Предварительно, конечно, позаботившись, чтобы она не возникла у тебя на пороге в самый что ни на есть неподходящий момент. Или, того хуже, не пробилась к Императрице с жалобами на супруга. Ее Величество ведь и пожалеть может несчастную милую девушку.
Одна только мысль об этом вызывала раздражение, переходящее почти в ярость. Возможно, из-за того, что Ее Величество упрекало Рендара за жизнь с неподходящей женщиной как раз незадолго до явления милорда Саусплата с дедовским брачным контрактом наперевес, и для него эти два события слились в одно. Императрице не выскажешь в лицо все, что думаешь о ее вмешательстве в личную жизнь подданных, с коллегой по Сенату тоже не очень-то поскандалишь, тем более что Саусплат и Колм состоят в одной фракции. Но сорвать раздражение на нежеланной жене Рендар себе позволил почти без угрызений совести. Ведь не просто так! Чем лучше она поймет свое место в его жизни, тем меньше доставит проблем в дальнейшем. А это и к ее же пользе.
К своей возлюбленной Риарданне он вернулся если и не в прекрасном расположении духа, то хотя бы не кипящим от злости. Обнял крепко, заглянул в глаза, сказал:
— Всё. Я с тобой.
— Наконец-то, любимый, — отозвалась она и подставила губы для поцелуя. Сладкая, какая же сладкая! Желанная.
Мать его законного наследника.
Закон несправедлив. Будь Риорданна хотя бы купеческой дочерью! Хотя бы дочерью гильдейского ремесленника! Тогда магический потенциал искупил бы неравенство. Что далеко ходить, его новоиспеченная теща из купеческой семьи, и никто не попрекает миледи Саусплат низким происхождением. Разве что муж за закрытыми дверями, но то уж их семейное дело. Но его Данна — безродная бродяжка, которую он подобрал однажды лютой зимой в инспекционной поездке по гарнизонам. Никто. Поиграйся он с ней и выброси на обратно мороз — все бы поняли. Но Рендар оставил ее себе, и столичное общество до сих пор не может ему этого простить. А Их Величества наотрез отказались дать разрешение на «неподобающий» брак.
Но запретить ввести в род кровного ребенка не может никто.
Но все же, чего таить, при всем своем упрямстве Рендар опасался, что в один далеко не прекрасный день его счастье с Данной, даже такое неполноценное, окажется разрушенным. Долго ли подстроить смерть неугодной женщине, если объявится подходящая невеста? Поэтому, как ни разозлило его чересчур настойчивое предложение Саусплата, как ни возмущался он напоказ, в глубине души был даже рад, что так сложилось. Иллин, миледи Иллин Колм, станет их с Риорданной щитом.
Этой ночью Рендар любил свою возлюбленную Данну страстно и пылко, словно в первый раз. Оторваться не мог от все еще по-девичьи стройного тела, ласкал, не переставая, белые холмики грудей, увенчанные вишенками сосков, брал ее снова и снова, нежную, податливую, гортанно вскрикивающую от удовольствия. Словно хотел стереть из памяти застывший взгляд жены, в котором, когда хоть немного оживал, сначала читался ужас, а после — чудилась ненависть. Выкинуть из головы ее слезы, дрожащий голос, жалкую попытку прикрыться после подтверждения брака. Зачем вообще вспоминать о навязанной девице? Пусть себе сидит в Медвежьей Пади. Все, что от нее нужно, он уже получил.
— Любимый мой, — шептала Риорданна, принимая его в себя, — мой, мой, мо-ой…
«Моя», — отзывалось эхом в душе.
Утром Данна принесла в их спальню виноград, красные сочные яблоки и бутылку вина. Спросила лукаво:
— Отпразднуем?
Сладость яблок и терпкая кислинка вина смешались со вкусом поцелуев. Долго, неторопливо. Некуда спешить. После напряженных разговоров с будущим тестем, суеты предсвадебных забот и толчеи празднества— наконец-то тишина и покой наедине с любимой женщиной. Сегодня, правда, заседание Сената, но до начала этой говорильни еще несколько часов.
— Отпразднуем, — согласился Рендар и мягко повалил свою женщину на едва успевшую остыть после ночных забав постель.
Почти так же, как повалил вчера жену, только та, закаменевшая то ли от холода, то ли от страха, не была так податлива. Мелькнуло на самом дне души смутное недовольство собой. Иллин… Нежная, нетронутая, невинная, она выглядела настолько добычей, что в любом мужчине разбудила бы хищника. Немудрено, что Рендар дал себе волю. И, чего уж, брать ее долго и всласть, позабыв о том, что для скрепления брака можно было обойтись и меньшим, оказалось очень даже приятно. А теперь чувствует себя дурак дураком: изменил любовнице с собственной женой. Смешно!
Хорошо, что Риорданна ни словом, ни взглядом не намекнула ему сегодня о жене. Умная женщина.
«Тебе повезло родиться дочерью благородного рода», — внушал папенька. Он вдалбливал в дочерей три основных правила: «Подчиняйся главе рода, веди себя достойно и будь благодарна». Безродным и нищим, конечно, куда хуже, с этим я не спорила. Но папенька, которого Иллин почти боготворила, за три года моей здесь жизни не заслужил ни капли моего уважения, не говоря уж о любви. Хотя о чем я! — наша любовь ему и даром не нужна, ни мамина, ни моя и сестричек. Уважение, послушание – это да, этого он требовал. Но, по большому счету, все мы нужны ему не сами по себе, а лишь как средство усиления рода. Увеличение влияния, приумножение богатства и силы – единственное, что его по-настоящему волновало.
А я… Дома, в прошлой жизни, будучи самостоятельной женщиной с хорошим заработком и карьерными перспективами, я считала феминизм дурью. Какой-то формой бешенства зажравшихся от свободы и «толерантности» западных баб. Здесь же… Ну что сказать, здесь я поняла истоки идеи.
Потому что здесь женщин держат взаперти, жестко ограничивая обязанностью следить за домом и рожать детей. Девушку, развивающую свой магический дар, считают бесстыдной выскочкой. Есть потенциал? — прекрасно, значит, твои сыновья станут сильными магами. А сама иди на «три д»: дом, дети, добродетель. И сиди в обнимку с этой самой добродетелью, пока мужчины – сначала отец, а потом муж — определяют свою судьбу.
Мне просто выть хотелось от осознания такой чудовищной несправедливости. Да что толку от вытья? Однажды я даже решилась сбежать, но отец поймал и выпорол. После чего на месяц посадил под замок и на целый год лишил карманных денег — тех, что здесь называют «на шпильки». Да еще и маму наказал за то, что недоглядела. Тогда я и решила учиться тайком, копить деньги, нарабатывать полезные связи и ждать, тем более что бежать в никуда — идиотская, вообще-то, идея. Мамины родичи, конечно же, вернули бы меня в отчий дом, даже любимая тетушка не смогла бы спрятать.
Дождалась, нечего сказать.
Хотя, конечно, я могла надеяться, что супруг даст больше воли, чем отец. Ну, что ж… видно, не зря говорят, что надежды – удел дураков. Мама, вон, тоже когда-то надеялась…
Брак отца был чудовищным мезальянсом: глава одного из девяти высших родов взял за себя даже не благородную из низшей знати, а купеческую дочку. Выбрал маму, словно кобылу для случки, за тот самый потенциал: мало зваться великим родом, если величие осталось лишь на словах, а сила с каждым поколением убывает. Папенька рассчитывал на сильного наследника, а получил трех дочек с высоким потенциалом – тоже неплохо, но только в качестве товара на брачном рынке. Нашему поколению снова светит мезальянс: отцу придется искать сильного, но безродного зятя, чтобы тот согласился войти консортом в род Саусплат и принять на себя его интересы. Даже не знаю, жалеть или нет, что женой консорта папенька решил сделать не меня.
Я сладко потянулась в постели. Мрачные сны, мрачные мысли… хватит! Утро второго дня, я наконец более-менее спокойна, самое время всерьез задуматься о будущем. А для начала разобраться с настоящим.
— Вставай, Лилька! С добрым утром! Умываться, завтракать и за дела!
Эх, жаль, кофе нет.
В этом мире, кстати, главный атрибут каждого утра моей прошлой жизни вполне себе известен, вот только считается таким же неприличным и «не подобающим», как «срамные танцы» в варьете. Напиток пиратов и наемников. Эх, ограбить бы какого-нибудь пирата на мешочек кофейных зерен… Мечты, мечты…
Ну да ладно. Пора посмотреть, много ли папенька получил за старшую дочку, умницу и красавицу с высоким потенциалом. И что с нежеланной жены поимел Рендар, кроме первой брачной ночи. Я уселась в кресло в кабинете хозяина и развернула свою копию брачного договора.
О-о, там и впрямь нашлось кое-что интересное!
Самое главное — я могла не опасаться за свою жизнь. Мой бывший род получил за меня в партнерское владение один из Источников Колмов, а мой супруг лично – доступ к магической библиотеке рода Саусплат. То и другое подтверждается кровной связью между родами, так что, допусти Рендар мою смерть до того, как родится наш общий ребенок — не видать ему больше нашей библиотеки, а его роду – дополнительной прокачки своего Источника. А раз ребенка не будет, я остаюсь единственным «пропуском».
Ну и дурак же он тогда получается! Пусть не желает видеть немилую жену – бывает. Пусть запер в невесть какой глуши — в этом мире такое вполне укладывается в рамки допустимого, вот такой поганый мир. Но зачем же в черном теле держать, впроголодь, без прислуги?! А ну как вправду помру с недогляду? Нет, я умирать не собиралась, но откуда Рендару о том знать?
Кстати, пункт с Источником – взаимовыгодный. Отец теперь может черпать дополнительные силы, к которым прежде у него не было доступа, но лишний сильный маг, подключенный к Источнику, делает и Источник сильнее – не сразу, конечно, а со временем. Это напоминает течение реки, которое может быть сильным или слабым, а может и вовсе застояться и превратиться в болото — а маги, творя колдовство, действуют как насос, ускоряют течение принудительно и тем самым прочищают и расширяют канал. Чем больше качается магии, тем легче она начинает качаться. Именно поэтому сильный род – многочисленный род. Три-четыре поколения семьи, вассалы и охрана, одаренные слуги…
Вот только и здесь установленная связь пропадет, не закрепившись нашим с Рендаром общим ребенком! То есть рано или поздно род Саусплат потеряет это приобретение. Зато Рендар успеет получить свои бонусы, пока я буду год за годом сидеть взаперти. И надо быть идиотом, чтобы, зная это, все же отдать дочь тому, кому не нужны дети от нее.
— Идиотом или милордом Саусплат, — процедила я. Папенька не из тех, кто станет беспокоиться об отдаленном будущем, когда в настоящем блага уплывают из рук. После трех поколений транжир и мотов род утратил вассалов и мастеров. Источник на грани затухания, Саусплат вот-вот потеряют право на титул великого рода. Будь у меня братья… или разреши отец мне заниматься тем, о чем я мечтала! Но сейчас из нашего Источника черпают лишь сам папенька и несколько слуг и охранников, уровень доступа которых слаб, ведь они не члены семьи и не вассалы, просто наемники.
Кошелек я нашла в кабинете, в ящике стола. С запиской: «Пользуйся с умом, дорогая жена! Эти деньги я оставляю тебе на год, хотя, если не будешь транжирой, здесь хватит не меньше чем на пять лет».
Это что, «помни мою доброту», что ли?
Я вывернула кошелек на стол. По столешнице с глухим звоном растеклась тусклая лужица потертых медяшек с редкими вкраплениями серебра. По столичным меркам — сущие гроши. У нищего на рынке за день больше наберется в его черепке для подаяния! Но я знала о разнице цен в столице, в оживленной провинции и в глухих деревеньках. Осталось сверить теоретические знания с реальностью одной конкретной деревни, и этим я решила заняться сразу после завтрака. Насиделась уже одна! Да и надо узнать точно, на какую помощь от деревенских могу рассчитывать.
Я надела простое скромное платье, взяла несколько медяков и мелких серебрушек, прицепила к поясу зачарованную сумку, каким-то чудом — наверное, благодаря соседству с чисто женскими гигиеническими штучками, — избежавшую внимания Рендара при осмотре моих сундуков. И отправилась знакомиться с соседями.
Отчего-то первый шаг – из полутемной прихожей на крыльцо – был самым страшным. Как будто, стоит мне выйти, рядом тут же возникнет Рендар! Пока запирала дверь, меня трясло — так жутко было стоять спиной к портальному кругу. Но, едва сошла с крыльца на заросшую травой тропинку, страх волшебным образом отпустил. Я глубоко вздохнула, успокаиваясь, и наконец-то осмотрелась.
Здесь было красиво. Пологие, покрытые лесом горы. Желтоватые и серые с рыжиной пятна скал. Ослепительно синее после вчерашних туч небо. И воздух!
Проживая в современном городе с кучей автомобилей и несколькими крупными заводами, я наивно думала, что в древности воздух был чище. Пока не попала в аналог той самой древности. Знаете, уж лучше наши заводы, над которыми бдят сторожевыми псами куча всяческих инспекций и надзоров, чем здешние коптящие трубы, лошадиный навоз и сточные канавы! В столице аж целой Империи дыма, чада и смрада столько, что жить там почти невозможно, а богатые городские усадьбы окружены завесой фильтрующих дым чар.
Здесь же – хотелось дышать полной грудью. В воздухе чувствовалась снежная прохлада гор, хвойная свежесть леса, влага вчерашнего дождя. Неудивительно — местность казалась совершенно дикой. И абсолютно неопределимой с точки зрения географического положения. Для меня, во всяком случае.
Да-а, а я-то надеялась с первого взгляда понять, куда Рендар меня забросил. Но таких гор в Империи – весь юго-запад и почти вся южная граница. С другой стороны, зачем гадать, когда есть у кого спросить? Деревня рядом, там ведь знают, где они живут. Хотя, по-хорошему, «дорогой супруг» мог бы и сам меня просветить: местоположение родовых домов хранится в тайне от посторонних, но я-то уже не посторонняя! Это, в конце концов, теперь мой дом! Имею право знать.
«Плевать он хотел на твои права, — напомнила я себе. — Вот обязанности — другое дело».
Оптимизма в этой мысли категорически не хватало, но сил мне она придала. Полезно напомнить себе, что рассчитывать не на кого. Сразу начинаешь шевелить лапками.
Усадьба компактно расположилась на скалистом взгорке, вершину которого словно ножом срезали – так, что получилась ровная площадка, на которой и разместился дом и двор. Деревня прилепилась почти у самого подножия взгорка, шагах в ста; сверху отлично были видны два ряда домов, дворы и огороды, человеческие фигурки – их я насчитала всего пять, а домов – полтора десятка. Как там писал Рендар? «Деревня пришла в упадок»? Я бы сказала проще – эта деревня уже умерла. Если присмотреться… заросшие бурьяном дворы, развалившиеся заборы, кое-где даже проваленные крыши! Домов, выглядевших жилыми, я насчитала всего четыре. Или три – насчет одного уверенности не было.
Похоже, не только в роду моего здешнего папеньки последние поколения лишь проматывали достояние предков. Если жители деревни считаются, как написал мне муженек, не только арендаторами, но и вассалами рода, а вассал здесь – понятие магическое, значит, раньше Источник Медвежьей Пади мог поддерживать небольшую деревню привязанных к роду вассалов. А это не так уж мало! Для сравнения, Источника рода Саусплат сейчас едва хватает для пятерых магов, из которых только один – мой здешний папаша, — может считаться великим. Ключевое слово – «считаться». Но, если судить по семейным хроникам, четыре поколения назад того же Источника хватало на два десятка членов рода и пятерых наемных магов-охранников.
Жилая усадьба и процветающая деревня на полтора десятка домов – точно не меньше. Но усадьба давным-давно пустует, а от деревни осталась только тень. Да. Налицо явное пренебрежение тем, что нужно сохранять, беречь и приумножать.
Вряд ли нынешние жители деревни очень любят моего супруга.
Хмыкнув, я вернулась в дом и сунула в сумку к деньгам свой брачный договор и письмо Рендара. Задача меняется – первым делом я должна не лука с морковкой купить и не прислугу нанять, а найти союзников.
Тропинка сбегала по крутому склону, то петляя, то срываясь в высокие каменные ступени. В непогоду здесь, наверное, опасно – слишком легко оступиться. Даже сейчас – дождь закончился, но грязно и скользко. Да и вообще, я привыкла к ровным и прямым столичным улицам, скакать горной козочкой абсолютно не умею! А придется научиться, деваться некуда. Вот только ходить по таким склонам удобней в штанах, а у меня только одни, домашние, вытребованные с боем. Как же, «благородной девице не пристало»!
А ведь теперь все папенькины «не пристало» могут отправляться туда же, куда и сам папенька! А мужу нет дела ни до меня, ни до того, в чем я хожу. Вот только портного здесь наверняка тоже нет. Как и денег на портного, кстати. Ладно, отложу в памяти, вдруг подвернется случай. Или сама попытаюсь соединить навыки Иллин в рукоделии и чисто теоретическую память о фасонах из прошлой жизни. Подумаешь, переведу на шитейные эксперименты пару-тройку парадных платьев. Здесь они мне явно не пригодятся.