Хозяйка моего сердца

Глава 1

Дисклеймер

Роман является художественным вымыслом и предназначен для взрослой аудитории 18+. В нём могут присутствовать сцены насилия, смерти, элементы психологического давления, употребления алкоголя, курения, нецензурная брань, откровенные сцены интимного характера, а также описания жестоких и мрачных событий. Все персонажи, события и миры вымышлены, любое совпадение с реальными людьми или происшествиями случайно.

---

Лимия

— Сколько осталось времени, Ульваз?

Вопрос остался без ответа.

Советник, покачивая лысой головой, скользнул по залу в другую от меня сторону. Его длинная мантия мягко зашуршала по темному камню, свет из окна жадно набросился на золотые нити, вплетенные в наряд старика.

Я отвернулась. Стало горько во рту, жутко захотелось пить, но времени не было посылать полумерца за Азаркой. Позже сама схожу на кухню. Все позже.

Взгляд будто прикипел к алому горизонту, расколотому тонкими белесыми линиями облаков. Веки слипались, глаза царапало невидимым песком, а нос щекотал надоедливый запах черной смородины.

Уже вторые сутки преследует.

Я устала. Вымоталась от подготовки к ритуалу. Но отдыхать нельзя — Дакрия на грани разрухи, Рохор и Элионс почти стерты в пыль. Мэмфрис на очереди, он с трудом, но еще держится.

Ялмез умирает…

Теперь мало кто воюет. Эльфы, орки, драконы и люди…

Просто. Пытаются. Выжить.

Когда я вернулась из зеркальной пустыни, куда меня запечатали мерзкие жрецы ордена, остатки орков и эльфов ютились по городам драконов и людей, что само по себе — безумие.

Разрешение браков с другими расами вызвало радость и ликование у большинства ялмезцев, перемешало население, сплотило его, но и привело к спорам за старую идею, разбоям и уничтожению однорасовых семей. Появились противоположные ортодоксальные кланы, особенно среди людей. За чистую кровь они стирали с лица Ялмеза целые города.

Кому сдалась любовь, когда вражда проникла в сознание ялмезцев вместе с сотнями поколений? С одной стороны, многостихийники и межрасовые влюбленные могли больше не прятаться от Исполнителей, что раньше прислуживали жрецам павшего Ордена четырех стихий, а с другой — перемены всегда чреваты и заканчиваются неуправляемым хаосом. Голодом. Разрухой. Бесконечными битвами за земли и вспышками проклятий нацистов-фанатиков.

Но внезапно сплотила всех общая беда, остановив вот уж на несколько лет кровопролитие. Из разрыва Черты в реальный мир хлынули полчища нечисти, мутантов и монстров. Пришлось собирать всех, кто может держать в руках оружие и отстаивать уцелевшие земли. Надолго ли ялмезцы смотрят в одну сторону? Кто сказал, что эльфы, драконы, орки и люди не вернутся к старому, стоит только надвигающейся проблеме иссякнуть?

Видимо, скорая гибель зеркального пространства, что хранит волшебный сиал[1] Ялмеза и червоточиной украсила ночное светило, прокатилась от земли до неба, всколыхнув темные силы. Вот нечисть и полезла изо всех щелей.

Если сиал падет, реальный мир затопит тьмой, а в Междумирье затянет все живое во Вселенной.

За годы, пока я была в стылом заточении, мир смешался, спутался и изменился. Люди нарожали летающих малышей с крыльями драконов, у ящеров появлялись клыкастые и зеленокожие младенцы — в будущем, которого у них, скорее всего, нет, невероятно-сильные воины. Ребенка полуэльфа легко можно спутать с человеческим детенышем: у первых ушки чуть острее, чем у вторых. А драконоэльфы оказались на высшей ступеньке магического развития: к сан’ю[2] огня им добавилась стихия воздуха — драконья искра, что в сто крат усилило их способности. Хотя природа и посмеялась — эти дети безобразные в полетах, с недоразвитыми крыльями, не способные подняться выше метра над землей, но они были талантливы в других вещах, и, уверена, еще себя покажут. Если их в юном возрасте не перережут фанатики, конечно.

К чему в будущем приведет кровосмешение, никто не знает, а меня, откровенно говоря, это и не волнует, ведь никто из старых чистокровных магов и молодых многостихийников не способен защитить Ялмез от надвигающейся катастрофы. Теперь нельзя взять руны Жатвы и, пролив кровь четырех магов на ритуальном камне, вернуть время вспять — остановить Пророчество.

Жатва отжила свое и уже не наполнит расколотую луну, что олицетворяет собой вход в сиал — зеркальное пространство Междумирья, не залатает зияющую брешь.

Миры на грани исчезновения.

И это — неизбежность.

Сколько магов ни убей, ни выпей их сил, легко это не остановить, взмахом волшебной палочки или ритуалом Единения зазеркальный эфир не сохранить. Ялмез, даже если чудом выстоит после скорого разрыва светила, настигнет геноцид, полная разруха и коллапс. Магия исчезнет, с трудом выживут пустые ялмезцы, потому что они не в силах будут противостоять монстрам, заполонившим Ялмез. Восторжествует роскошная, сверкающая зеркалами, гибель. И все это случится не через века и тысячелетия, а здесь и сейчас.

Расы, конечно, тайно смешивались и до Единения — падения бредовых запретов, которые придумали Жрецы, ведь у любви нет преград, нет ограничений. Я — тому доказательство! Дочь дракона и человека.

К сожалению, родители заплатили высокую цену за мое рождение: отец навсегда был изгнан из Дакрии и не смог стать наследником драконьего трона, а мою мать вынужденно сослал из дворца в Мертвую Пустошь родной отец — король Мэмфриса, а ее брату, Эмилиану, как встал на трон, ради нашей семьи пришлось много лет врать всему миру.

Это все законы виноваты! Непоколебимые, жестокие, которые не мог нарушить даже правитель.

Случись Единение на три десятка лет раньше, жила бы я во дворце и горя не знала, но нет же…

Случилось так, как случилось.

Дядя Эмилиан очень любил нас с сестрой и братом, учил и помогал, но это было тяжело из-за преследований, нам приходилось постоянно скрываться и притворяться кем-то другим. Он с женой поддерживал нас до конца, я часто приезжала к ним в гости, когда Дара была в положении[3]. За десять лет свободы, пусть и мнимой, я так и не свиделась с королевской семьей. Они думают, что Лимия Метерлинк давно погибла и не станут искать, а я не хочу быть найденной. Если посчитать, с нашей последней встречи тридцать лет прошло, мы уже чужие друг другу. Дядя и его жена состарились, а их первенец давно вырос.

Глава 2

Лимия

Оружейник Тарис плотно закрыл за стариком высокую буковую дверь и, проведя рукой по рукояти резного меча с широким лезвием, вытянулся по струнке в затененном углу. На его большом оливковом лице не проснулась ни одна эмоция: настоящий воин никогда не выдает своих чувств. У него нет слабостей, без суеты и колебаний отрубит голову противнику и не поморщится. Молчаливый спутник многие годы моего заточения в Пустоши, верный друг, что понимает по одному взгляду мои желания и прихоти. Он никогда не задает глупых вопросов и не отвечает невпопад, потому что не говорит вообще. Немой? Я никогда не уточняла.

Тарис — лучший воин-маг, которого я только встречала в своей жизни, этого достаточно. Крупный, выше рослого мужчины на две головы, грузный, зеленокожий, большеногий орк. Скулы, словно кто-то вырезал из камня, глаза узкие, черные, как икра латунца. Массивные клыки приминали верхнюю пухлую губу и почти доставали до большого носа. Он выглядел угрожающе, хотя я всегда считала его очень симпатичным и очень добрым. Пусть любить я и не умею — у меня нет сердца, но глаза прекрасно видят. Тарис — настоящий мужчина, даже жаль, что застрял со мной в Пустоши, мог бы семью создать, детей наплодить, пожить счастливо, пока есть на то время.

Эмоции и чувства — то, что мне недоступно, я могу лишь думать рационально, рассчитывая каждый шаг. Если откровенно, даже рада, что не чувствую ничего — тогда боли нет. Вернуть бы только магию.

Поначалу, когда Тарис попал в наш замок, я немного боялась его и старалась не смотреть в пронзительные черные глаза, а сейчас доверяю, как себе.

Хотя в последнее время я и себе не доверяю.

Зажатая внутри печати зеркальная магия рвется наружу с каждым днем все сильней, угрожая разорвать меня на микрочастицы, а высвободить ее я не могу без сан’ю, что всегда находится в сердце мага, которого у меня нет.

Без сердца удержать контроль над зеркальной мощью невозможно, поэтому я продолжу искать выход, сколько бы ни пришлось убить чистокровных драконов. Да простит меня великая Стихия воздуха!

Когда-то давно я была чуткой и наивной девочкой. И, глядя на родителей, верила в истинную любовь и безграничное семейное счастье, но в восемнадцать жизнь круто поменялась. Это сделало меня жесткой и закрытой.

— Уйди, Тарис, я хочу побыть одна.

Орк молча удалился. Холодный сквозняк цапнул волосы, отчего они перекатились с плеч на ключицы.

Живых мужчин в замке больше нет. Полумерцы — порождение некромантии, это и не существа вовсе, а так — оболочки. Удобное войско, которым не жалко жертвовать, если нужно отбиться от нечисти или браконьеров. И тех и других, ясное дело, развелось очень много вокруг Пустоши.

Бесшумно пройдя по черно-серебристым квадратам пола, чтобы даже ткань платья не шуршала, я замерла у ростового зеркала.

— Думаешь, поступаю неправильно? — спросила одними губами у мутного отражения.

Черная фигура, качнувшись и съехав в сторону, расплылась, как призрак или фантом. За ней потянулись алые языки пламени, что плавно перетекли в черную дымку, а серебряные волосы, переливающиеся фиолетом, разбежались по плечам тонкими живыми лентами. Глаза мерцали, но облик слишком размыт, чтобы сказать наверняка, какой у них цвет.

Моя магия спрятана в зеркальном мире, поэтому я не могу видеть себя настоящей в отражении. Только искаженный облик, что сделал меня изгоем среди своих в тот страшный день. Судьбоносный день.

Когда-нибудь я найду и накажу своих обидчиков. Всех, до единого. Докажу, что достойна жить среди обычных ялмезцев. Ведь я не монстр и не чудовище! Я не виновата, что мама подарила мне особенность, которую невозможно понять простым смертным, не моя вина, что не нашлось учителя, кто смог бы научить меня управлять такой необузданной силой.

Неоновый рисунок руны, вживленной под кожу, призрак моего дара, отпечатался на лице в день, когда в наш дом пришли жрецы ордена. Точнее, их привели.

Я уже не помню, что точно происходило, все размылось с годами, но знаю, что успела уничтожить с десяток Исполнителей, а предателей, что работали на отца и впустили врагов на наши земли, швырнула в зеркало Междумирья, где они остались навечно.

Вся моя семья погибла тогда. Из-за меня. Из-за моей беспомощности.

Такая сила в руках — способная сжечь мир, но бесполезна против предательства.

Это все Ахеян. Он один моей кары избежал, потому что оказался молодым жрецом, и Исполнители его защитили.

Они обезвредили меня, переломав пальцы, чтобы не могла прочитать заклинание. Мать и отца убили спящими еще в покоях, а над сестрой ублюдки долго издевались на моих глазах, в их числе и Ахеян был, и он знал в тот миг, что следующая наша встреча будет для него последней. Я убью его, не раздумывая.

Теперь я разделенный урод, ведь часть души — навсегда безликий призрак темных лабиринтов Междумирья. В моих радужках можно утонуть и не прийти в себя. Я способна заточить любого внутри отражающего стекла и оставить там засыхать от жажды или умирать от ужаса одиночества.

Вру. Ничего я сейчас не могу.

Жрецы запечатали сан’ю, выдрав мое сердце из груди и спрятав его, из-за этого я стала пустой и больше не могу летать. Не знаю, почему они не убили меня. Выбросили в Междумирье и оставили там.

Лучше бы убили сразу, потому что я никогда не успокоюсь, и месть найдет каждого, кто притронулся к моему роду и окропил пальцы кровью Метерлинков.

Мне нужно найти временное сердце, чтобы дождаться совершеннолетия Вэйли. Сейчас придется рискнуть, исхитриться, потянуть время, но я готова на самый коварный план только бы получить шанс.

Я вернусь, чтобы отомстить! Чтобы восстановить свое доброе имя, встать на трон Дакрии — межрасовой теперь страны, как истинная наследница Маара Метерлинка и дочь принцессы Мэмфриса. Вернусь, чтобы владеть тем, что и так мне принадлежит. Тем более, кузен оставил трон, сбежав во время переворота. Ходили слухи, что во время неразберихи вернулся старый враг Метерлинков, Вильян, и Эденгар в этот раз проиграл — детей и жену спасал.

Глава 3

Данил

Свадьба Игоря Грозы и его звездочки Веры закончилась неожиданно.

Меня качало, как лодку в штормовом океане, еще во время танцев на газетах. Никогда не понимал эти игрища, но было весело, хотя я и разбил несколько бокалов и перевернул греческий салат на юбку родственницы Грозы. Имя девицы, к сожалению, в памяти не отпечаталось. Позже какая-то дурно-пахнущая красотка терлась о мои бедра, пытаясь изобразить в танце эротический запал, зря старалась виснуть у меня на плечах, когда я отошел попить водички. Я слишком перебрал, и девица не возбуждала от слова «совсем», даже перепихнуться по-быстрому желания не возникло.

bkhuZDBl

Меня прихлопнуло, когда она в нагло полезла целоваться в туалете, куда я смотался ополоснуть разгоряченное лицо. Чуть не вырвал от гадливого ощущения чужого языка во рту. Горло сдавило, словно уж скрутился на шее, и я, поперхнувшись воздухом, грохнулся на кафель.

Вот так и прихлопнуло на месте. Раз, и свет потух. Напомнило кому, и черный бесконечный коридор, в котором я бродил несколько месяцев после ранения.

Пришел в себя в холодном мраке от легкого скрипа над ухом. Долго пытался разлепить пересохшие губы и выдавить стон из обожженной алкоголем глотки. Пить хотелось безумно, в горле словно кошки завелись, сидят, блеют и наслаждаются.

Скинув колючую тряпку с себя, я сполз с непривычно-низкой кровати и по памяти пошел вдоль комнаты. Темнотища хоть глаза выколи, но даже в полной тьме чувствовал, что погулял я знатно — шмотки где-то явно забыл, на мне ни одной нитки, даже труханы исчезли, и теперь прохладный воздух гулял по бедрам и заднице.

Примерно три шага и чуть правее — где-то здесь должна быть дверь. Но я не вписался в косяк и сильно приложился лбом о колючую стену. Искры в глазах не разогнали темноту, а только усугубили тошноту и терзание невидимыми когтями глотки. Пришлось щупать дальше и надеяться, что не врежусь во что-то более острое и найду все-таки воду.

Вот это у меня сушняк, ох, песец стриженый, зачем я столько пил?

Какие-то обои в комнате странные, будто не бумага, а натуральный камень. И влажные, холодные. Склизкие.

Или я не дома? Куда меня занесло после свадьбы? Нихрена не помню…

Сжал пальцами виски, из груди вырвался противный рваный хрип. В углу кто-то порывисто застонал в ответ.

— Давид, ты? — я пошел на звук, расставив руки в стороны и щупая пространство, чтобы не сбить очередную преграду лбом и не выколоть глаз на удачу. — Рустамович, тоже перепил? Баба не дает — решил горе в вине утопить?

Кто-то выдал шараду на чужом языке: цокающем и звонком. Еще один мужской голос появился чуть правее, за ним два или три — слева.

От резкого поворота головы мне стало хуже, потому я просто закрыл уши ладонями. В голове настоящий звон колоколов с перепоя. Пора завязывать! А то мальчишник, потом свадьба, потом второй день свадьбы… Фух, так и коньки отбросить недолго, а мне еще Егорова ловить. Я же с того света вернусь ради такого дела.

Мужики что-то орали, а я их не понимал. Что за фигня? Иностранцы? Игорь вроде таких не приглашал. Может, родственники Генри? Но бред же, я бы понял, английский знаю плохо, но отличить от словесной абракадабры могу.

Они, мужики в темноте, неожиданно подняли сумасшедший гам, а я едва не согнулся от звона в ушах. Вот же придурки!

— А-а-а… — заревел кто-то рядом и вцепился в мое плечо, как голодный японский краб.

— Да отвали! — я сбросил клешню и оттолкнулся. Ненавижу, когда ко мне лезут без разрешения.

За спиной что-то грохнуло, я резко обернулся, и почти завалился на нетвердых ногах. В глаза ударил яркий свет, ослеп на несколько секунд, а потом что-то твердое прилетело в затылок.

Пока я соображал, что происходит, меня связали, набросили мешок на голову, заломили руки за спину, скрепив крепкой лентой или ремнем, нагнули, как заключенного, и, беспардонно пнув под зад, заставили идти.

Не успел возмутиться, да и сил после галлона выпитого коньяка просто не было. Тело словно пропустили через терку: вся кожа полыхала, и я даже радовался, что спал без одежды. Холодный воздух оглаживал ноги, живот, бедра и лег большой влажной лапой на грудь. Словно я в подземелье. И звуки характерные: булькающие, колючие, многозвучные, перекатывающиеся под ногами, будто галька.

За спиной клокотали испуганные голоса, но я не мог разобрать и слова. Говорить не получалось: жажда забивала горло, будто глотнул горсть песка.

Когда все затихло, а меня заставили остановиться резким рывком назад, кто-то больно ударил в спину и потащил за шею, отчего пришлось встать на колени.

Мгновенно понял, что я не дома, и меня откровенно взяли в плен. Крики и паника нарастали. Я бы и сам покричал, если бы не ком в горле. И подрался, если бы не жуткая слабость. Ересь, конечно, но в нашем беспредельном мире все может быть. Тем более, война с Егоровым не закончилась. Живучий гад отделался тюрьмой, но и то — доказательств для его пожизненного не хватало. Все улики просачивались сквозь пальцы, кроме показаний Веры, больше ничего и не было, а валить все на беременную, испуганную Грозу не хотелось. Да и против такого урода, как Егоров, нужно что-то посерьезней, чем воспоминания девчонки пятилетней давности. Кто-то быстро подчищал все следы за этим ублюдком.

И теперь, с мешком на голове, я подумал, что, возможно, пришло время встретиться с врагом лицом к лицу, но на его территории. Егоров не поскупится на деньги, чтобы мне отомстить.

Мешок слетел в сторону, но смотреть вперед я не мог — глаза выдавливало из орбит от внутреннего огня и резкого света.

Кто-то рядом заорал, как истеричка. Я покосился вниз и с трудом разобрал под ногами каменные квадраты. Они закрутились бело-синей спиралью и увели рисунок на полу в центр большого зала. Привыкнув к свету, поднял осторожно голову и оцепенел от увиденного.

Перед высоченным и широченным витражом от пола до пятиметрового потолка вполоборота стояла обнаженная женщина. Вечернее солнце очерчивало ее тонкую фигуру ярко-оранжевым ореолом. Темные соски торчали, будто черешни, а тонкие линии зеленовато-лимонного цвета разрисовывали стройное и гибкое тело чем-то на подобие диодной ленты. Люминесцентные ветки поднимались по плечам, обвивали красивую шею и распускались цветами на белой коже щек и лба. Волосы светло серебристые сине-фиолетового отлива разлетались по сторонам и шевелились, как живой организм. Они вились вокруг угловатых локтей, заплетали кисти и утонченные пальцы девушки и, слегка прикрывая темный треугольник внизу живота, свисали на упругие бедра.