Липкое темное марево постепенно развеивалось. Сквозь серую дымку проступали очертания предметов.
Не слабо я головой об асфальт приложилась. Из глаз едва искры не посыпались. Хорошо, успела сгруппироваться и немного смягчить удар. Впрочем тело все равно болело так, словно побывало между молотом и наковальней.
За спиной раздалось хриплое покашливание.
— Ваше претемнейшество, — не знакомый старческий голос прозвучал совсем рядом, — мне бы землицы с могилы той ведьмы, что почила на прошлой неделе.
Тряхнула головой, прогоняя слуховые галлюцинации. Открыть глаза посмела лишь тогда, когда все стихло.
— Ваше… кхм претемнейшество, — невысокий старик с черной словно смоль бородой, достающей ему до пояса, постукивал подушечками пальцев друг об друга, нетерпеливо покусывая губы, — очень надо, — взмолился он.
Приехали! Однако мой мозг решил не ограничиваться слуховыми галлюцинациями. Он мне и картинок из малобюджетного хоррора не поленился подкинуть.
А как иначе понимать то, что предстало моему взору? И я сейчас не о чернобородом старце в расписном балахоне…
Вместо тротуара под ногами прогнивший деревянный пол, жалобно поскрипывающий при малейшем движении. Вместо серого, затянутого тучами неба, потолок, покрытый сажей и копотью. Вокруг увитые паутиной темные стены, вдоль которых тянутся стеллажи с сомнительными банками и склянками.
Оттеснив старика в сторону, прильнула к небольшому оконцу. Стоя на цыпочках, я едва дотягивалась подбородком до дугообразного подоконника, за который были подвешены пучки трав с резкими запахами. И кому только в голову взбрело полынь сушить?
Приплыли! За окном ночь. Темно хоть глаз выколи! Это сколько же я без сознания провалялась?
Медленно пришло осознание того, что на работу сегодня я так и не пришла. А ведь должна была прийти, если бы не приложилась затылком о тротуар! Спешила, чтобы сдать этот чертов проект! Не иначе, как Тимофей Валерьянович меня уволил из-за прогула. Страшно представить, сколько пропущенных я обнаружу…
К моему сожаления я не обнаружила не только пропущенных звонков, но и самого мобильника. Украли! А ведь мне за этот чертов айфон кредит еще два года платить!
— Ваше претемнейшество, — все тот же старческий голос будто преследовал меня, — может хотя бы щепотку? — взмолился несчастный.
— А? — обернулась я, растерянно озираясь по сторонам. Нужно срочно добраться до дома. Вот только как, если я и сумочку невесть куда дела… А ведь там кредитка, деньги, документы… Не пешком же мне в самом деле через весь город идти.
— Щепотку, — пальцы старика сплелись в узел, словно были без костей.
Я тряхнула головой, прогоняя галлюцинации. К врачу бы не мешало наведаться…
— А вы мне денег случайно не одолжите? — рискнула обратится к чернобородому старцу в причудливом ярко-красном балахоне, подпоясанном золотистой тесьмой. Сектант. Точно!
— Ваше претемнейшество, — расплылся в улыбке пожилой мужчина, — вы бы сразу так и сказали.
Старик стянул с головы остроконечную шляпу с витиеватыми золотистыми рисунками, украшающими красный бархат. В отличие от бороды, редкие волосы на макушке были белые, словно свежевыпавший снег.
— Таки краситель, — махнул рукой старик, заметив мой заинтересованный взгляд. — Нравится? — спросил, накручивая длинную бороду на запястье.
Я кивнула. Не знаю, каких модных веяний сейчас придерживаются современные брадобреи в своих фешенебельных барбершопах, но выглядит это чудно и нелепо.
Старец запустил дряхлую руку в шляпу, предварительно перевернув ее так, чтобы макушка смотрела вниз. Внутри что-то зазвенело.
Эх, сейчас будем рубли пересчитывать…
— Сначала товар, — старик внезапно замер и вонзил в меня хитрый, алчный взгляд.
— Какой товар? — опешила я.
— Землицы… Щепоть, — тихо прошелестел он.
М-да… Старик то тоже не дурно приложился об асфальт. Выходит у нас коллективное помешательство? Точнее парное.
— При всем моем уважении, ваше претемнейшество, сделка иначе не делается, — пожал плечами дед.
— Землицы, говоришь? — вздохнула я. Не иначе как подыгрывать этому полоумному придется. — Бери склянку, покажу где набрать, — ответила я.
Хлипкая деревянная дверь поддалась без труда. Разрезав гробовую тишину протяжным скрипом, она медленно отворилась.
— Умереть — не встать, — перекрестилась я, хоть крещеной отродясь не была. — И впрямь гробовая. — На последнем слове голос предательски дрогнул и я, захлопнув проклятую дверь, обхватила себя руками.
Тело сотрясалось от мелкой дрожи. Невольно прикусила губу, пытаясь собраться с мыслями.
Так, Марьяна, не паникуй. Что ты вообще помнишь? Шла на работу, споткнулась, кажется сломала каблук, а после тупая боль в затылке… Я решила, что упала и ударилась об асфальт. А что если, меня огрели чем-то тяжелым? Так и знала, что срезать дорогу через двор не стоило! Ударили, забрали сумку, а тело вывезли за город. Если быть точнее — на кладбище! Вот только я вовсе не тело! Я живая!
В подтверждение своих мыслей, что есть мочи, ущипнула себя за руку.
— Ух, как больно, — простонала, потирая покрасневшую кожу. — Точно живая.
Старик все это время молча наблюдал за мной, в нетерпении переступая с ноги на ногу.
— Кхм… — тихо кашлянул он. — Ваше претемнейшество, луна скоро взойдет. Землицы бы, да побыстрее, — напомнил он о себе и звякнул монетами в шляпе, привлекая мое внимание.
Вот же старая заноза! Я закатила глаза и, махнув рукой, снова открыла дверь. Теперь я была готова к тому виду, что открылся перед моим взором, стоило только переступить порог хлипкого домика и выйти на крыльцо.
Прогнившие балясины обвивал плющ. Он же вился по обе стороны от двери, окрашивая стены домика в изумрудно-зеленый. В свете одинокого фонаря, раскачивающегося на ветру, листья отливали золотом. Красота, если не смотреть на надгробия, тянущиеся нескончаемой вереницей вдоль дорожки, вымощенной камнем.
Я поежилась. Бывать ночью на кладбище мне еще не доводилось. Нужно выбираться да поскорее. Доберусь до дома и сразу позвоню в полицию. Пускай разбираются!
Второпях спустилась по ступеням. Даже ни разу не споткнулась. Странно, учитывая тот факт, что немногим ранее один каблук я сломала… Ну конечно! Каблук!
Резко затормозила, отчего старик, семенящий следом, уткнулся в мою спину. Без зазрения совести оттеснила его рукой, увеличивая между нами дистанцию. Кто знает, что у этого полоумного сектанта, оказавшегося ночью со мной за компанию на кладбище, на уме? Явно ничего хорошего!
Приподняла правую ногу, дабы удостовериться в своей правоте. Так и есть! Точнее нету… туфель. Моих любимых замшевых туфель! Вместо них ступни утопали в растоптанных сапогах на низком устойчивом каблуке. Размер мой, а вот стиль — отнюдь!
— Переодели, ироды! — выругалась вслух, рассматривая бледные колени, которые совсем не скромно выглядывали через глубокий разрез на черной юбке в пол. Еще с утра я вышла из дома в бежевых брюках, а теперь… — Я этого так не оставлю! — пригрозила ночной тишине пальцем, ноготь на котором был аккуратно покрашен дегтярно-черным лаком.
Переодели — пол беды, но маникюр то когда успели сделать? А загар чем смыли? Я ведь только месяц назад вернулась из Турции! Что за чертовщина?
В голове поселились недобрые мысли. Я медленно, на пятках, повернулась к старику в красном балахоне. От нетерпения он едва не подпрыгивал на месте. Не иначе, как куда-то спешил. И землица — явно просто предлог.
— А ну отвечай, старый, зачем меня на кладбище приволок? — прорычала я, чувствуя, как гнев, плескавшийся внутри, готов вырваться наружу и смести к чертям этот проклятый старый погост, словно цунами. — Это какой-то ритуал? Жертвоприношение? — Я схватила его за грудки и встряхнула. Монеты в шляпе вновь зазвенели. — Вы сатанисты, да? — Голос сорвался на визг.
Где-то в глубине кладбище послышалось воронье карканье, а затем шелест крыльев. Стая ворон взмыла в черное небо.
— Тьфу, всю живность распугали, — вздохнул старик. — А сатанисты, — его заинтересованный взгляд блеснул в темноте, скользнув по моему лицу, — это кто?
Разжала пальцы, выпуская из своей хватки чудаковатого деда. Нет, не похож он на сатаниста. И на маньяка не похож.
— Неважно, — отмахнулась я и уверенным шагом направилась в сторону ближайшего надгробия. — Лопата есть? — поинтересовалась я, отпирая ржавую калитку.
— Таки спрашиваете, — заулыбался дед, вынув из шляпы миниатюрный серебряный совочек, размером с ладонь. — Всегда с собой.
— Вот и славно! — прохрипела я, всем своим весом навалившись на калитку, которая никак не хотела поддаваться. Видимо ее полвека уже никто не открывал. Ничего, исправим! Сейчас главное выбраться из этого проклятого места.
— Кхм, ваше претемнейшество, а вы уверены, что эта ведьма почила на прошлой неделе? — поинтересовался он, крепко сжимая морщинистыми пальцами совочек и не решаясь подойти ближе.
Калитка жалобно застонала, нарушая зловещую тишину погоста.
— Ну наконец-то, — выдохнула, я переводя дух.
Выпрямила спину и, окинув взором надгробие, ужаснулась. Серый неотесанный камень, поросший мхом, возвышался над моей головой на добрых полметра. Чуть ниже уровня глаз были выгравированы какие-то замысловатые символы. Захоронение определенно было не свежим. Но испугало меня не это. Толстая металлическая цепь с увесистым амбарным замком трижды опоясывала надгробие. Кажется именно с такой находки начинаются все фильмы ужасов, в которых уже к середине добрая половина героев отправляется в мир иной не самой завидной смертью.
Так быстро я еще никогда в жизни не бегала. Дыхание сбилось, под ребрами поселилась жгучая боль, но я не обращалаа на это внимания. У меня была цель — выбраться с проклятого погоста как можно скорее.
Я бежала и старалась не смотреть по сторонам на возвышающиеся над сырой землей и оградами кресты, с которых на меня с немым укором взирали незнакомцы.
В голову закралась тревожная мысль о том, что я не удосужилась спросить у старика, который сейчас час. А что, если рейсовый автобус уже не ходит? У меня ведь даже телефона с собой нет, чтобы такси вызвать! Как далеко я нахожусь от города?
Насколько мне было известно, кладбищ поблизости было два и оба они находились далеко за чертой городского массива. К слову сказать, за всю свою сознательную взрослую жизнь ни на одном из них мне не пришлось побывать, ибо переехала из поселка в город я всего пять лет назад, когда поступила в университет.
Вскоре впереди замаячили ворота кладбища. Жуткие высокие с толстыми металлическими прутьями, которые заканчивались острыми пиками, горделиво подпирающими черное беззвездное небо. Но самое страшное было не это. Ворота оказались заперты.
Я трезво оценивала свои физические возможности, оттого мысль перелезть через двухметровый забор отогнала сразу. Мне нужен способ выбраться отсюда, а не остаться тут навеки. Свернуть шею в мои планы точно не входило. По крайней мере, сегодня.
За спиной послышался шорох сухой травы. Я обернулась, силясь рассмотреть в темноте хоть что-то.
— Если это снова… — Я попыталась припомнить, не представился ли в разговоре старик-сектант, но все было тщетно. — … Вы, — громко произнесла я, — то я за себя не ручаюсь.
Дед не ответил. Да и что-то мне подсказывало, что он еще не доковылял до ворот, если вообще собирался идти в их сторону. Кто его знает, что на уме у сумасшедших?
Справа от дорожки, между камнями которой пробивалась изумрудная трава, краем глаза я уловила какое-то движение. Присмотрелась к покосившемуся деревянному кресту, который накренился возле…
— Умереть — не встать, — выдохнула я, глядя на глубокую яму у основания памятника, который робко выглядывал из-за того самого креста.
И все бы ничего, но на черном камне были выгравированы эпитафии. Текст с такого расстояния рассмотреть не представлялось возможным, а подходить ближе я боялась. Отчасти из-за пустой могилы, отчасти из-за высокого бурьяна, в котором определенно кто-то копошился.
— Сюда уже едет полиция, — прикрикнула я на темноту. — Будет с минуты на минуту. И… и у меня есть лопата!
В траве на секунду вспыхнули янтарные глаза и погасли.
Лопата? Марьяна, ну какая лопата? Почему хотя бы не заряженный пистолет? Если уж врать, так красиво и масштабно! С размахом, так сказать.
— А еще пистолет, — ту же добавила, спохватившись.
Уж не знаю, чего испугался больше незнакомец: лопаты, пистолета или моих криков, но он вышел из укрытия. Точнее выскочил и, черно-белой кляксой размером с небольшого зверька, прошмыгнул у меня между ног. Я взвизгнула, когда моей обнаженной кожи чуть ниже колена, коснулось что-то твердое и холодное. В голове тут же пронеслось: «не живое».
Я обернулась в ту сторону, куда улизнуло животное, прижав одно колено к груди, но его и след простыл.
— И где же ваша лопата? — нарушил тишину бархатный мужской голос.