Ирэн Истомина – так ее зовут. Единственная дочь известного олигарха Владимира Павловича Истомина. Ее ненавидела прислуга, она искренне презирала всех, кто был ниже ее по статусу, материальному положению, образованию и т.д. Ни с одной горничной ей не удалось ужиться.
Ее отец, будучи состоятельным человеком, дал девочке все, что мог: высшее образование, школа верховой езды, бальные танцы, уроки вождения. Все, что считал нужным для будущей светской львицы.
Ее мать, непутевая моделька, устав от бесконечной череды маникюрных и массажных салонов, тусовок с подружками на Патриках и в ночных клубах, и от постоянного отсутствия законного мужа, спуталась с тренером по йоге и свалила с ним, не оставив даже записки бывшему мужу и любимой дочери, которой на тот момент, не исполнилось и тринадцати лет.
Сбросив любимую дочку на мамок и нянек, отец по-прежнему занимался бизнесом и отстраивал очередной новый элитный микрорайон, где-то на севере столицы.
Заметив, что дочь постепенно выходит из-под контроля, он положился на судьбу, и на вечную няньку в их огромном загородном доме. Няньку звали Маргарита Семеновна, когда-то он сам рос под ее присмотром. И относился к ней, ну, практически – как к матери. Как человек старой закалки, Маргарита Семеновна считала, что любой, даже самый состоятельный, член общества не должен гнушаться физического труда.
Нянька, обратившись как-то к Владимиру Павловичу намекнула, что его любимица, растет неуравновешенной, избалованной и хамоватой. Отец недоумевал. Как так?! Он же не жалеет ничего для единственного дорогого чада. Как такое могло получиться?! На что услышал резонный ответ, что у ребенка, вообще-то должна быть мать, и она должна заниматься его воспитанием.
Но раз уж вышло так, как вышло, то не против ли он, если она, Маргарита Семеновна, займется воспитанием Ирэн уже серьезно. Ну, например, как нормальная бабушка. Недоуменно уставившись на Маргариту Семеновну, чисто машинально Владимир Павлович кивнул, и разрешил заняться ей воспитанием дочери, дав клятвенное обещание, что вмешиваться ни во что не будет.
Девочка росла красивой. Очень красивой. Ростом и цветом волос в модельку-мать. Яркими синими глазами в отца. Ноги, как говорится, от ушей. Красиво очерченные губы, яркие глаза и точеный нос. Талия, грудь и т.д. Но вот характер, прямо скажем, дерьмовый…
Ненавижу эту старую тварь, ненавижу, – мысли неслись в моей голове, – когда, наконец, я смогу убрать из дома эту гадину?
– Ира! Иришка, вставай!
Надо же какой добренький голосок! Как будто не она измывалась надо мной все эти годы. Я старательно делала вид, что сплю.
– Уже восемь часов! Тебе пора вставать, – Маргарита была в домашнем, подчеркнуто аккуратном платье, с накрахмаленным кружевным воротником. Утренний свет отражался в стеклах очков в массивной роговой оправе. Бесит…
Я отвернулась к стенке и зажмурила глаза. Сгинь… Пропади, нафиг!
– Ирина, вставай, – голос сделался строже.
– Да встаю, встаю… – я нехотя поднялась с кровати. Стоит – смотрит. Че вылупилась, дура старая?
– Ирина, когда приведешь себя в порядок, спустись вниз, в столовую. Я представлю тебе новую горничную.
Ага! Новая жертва. Помню последняя продержалась всего две недели. Пришла такая, скромница, блин… Страшная – аж фу… Моль – а не девушка. Мышь серогорбая. С ней я быстро управилась. Пару подножек. Вода в харю – за «плохо» протертую пыль. И она сдулась. Посмотрим, кто сейчас будет, даже настроение поднялось.
Надо будет сегодня пополнить блог новой сторис. Со вчерашнего дня ничего не выкладывала, непорядок.
Я встала у зеркала, скинула ночнушку. Уж с чем-чем, а с внешностью мне повезло. Спасибо мамашке. Хоть это она мне дала…
Высокая. Метр восемьдесят. А на коблах и того выше. Фигурка супер. Ножки, талия, грудь. Я невольно залюбовалась собой. Это что? Прыщ? Нет, просто тень, показалось. Кожа аж светится. Я откинула со лба прядь пышных светло-пшеничных волос. Пора в душ.
– Ирина, ну что же ты? Мы тебя заждались, – Маргарита мягко улыбалась. Пришло же в голову моему папаше сбагрить меня на эту ведьму!
– Это Елена! – представила она меня тощей рыжеватой девице, в черном платье горничной и накрахмаленном переднике.
– Здрассьте, Елена! – сыграла я паиньку, и присела в шутовском реверансе. Держись рыжая. Я тебе устрою.
– Не паясничай, – Маргарита устремила на меня строгий взгляд. Че те надо, вообще!?
Чинно позавтракав, я обдумала очередной план мести Маргарите. К слову сказать, ей регулярно от меня доставалось. Еще в детстве я проявляла свой характер, за что частенько папенька проводил со мной воспитательные беседы. Никто и никогда не будет мной помыкать. Тем более – какая-то нанятая нянька. И почему отец всегда на ее стороне?! С какого перепугу, вообще? За это я ненавидела отца.
Помню первый раз, когда она меня, дочку самого Истомина, заставляла чистить картошку. Пришлось резануть себе палец, чтобы со слезами на глазах, потом пожаловаться доброму папеньке. Палец, конечно, жалко… Но! Хорошо она тогда от папашки получила! Так ей и надо! Только, увы – Маргарита оказалась крепким орешком. Ну, хоть с картошкой от меня отвязалась. Не хватало еще мне в этой грязи ковыряться!
Горничная! Что она тут брякает блюдцами. Отвлекла меня от мысли. Черт, это что? Пролитый кофе?
– П-простите! – девица занервничала и поискала глазами Маргариту. К сожалению, та была близко, и разговаривала о чем-то с кухаркой.
– К-корова! Вытерла стол, быстро! – прошипела я, стараясь чтобы наш с горничной разговор, не услышала нянька.
Блин, как бесит! Не будь ее здесь, я бы уже влепила рыжей пощечину. Приперлась в приличный дом, хоть бы в порядок себя привела. Дура криворукая! Я закинула ноги на ближайший стул, наблюдая как новенькая, трясущимися руками вытирает со стола.
Ах ты ж! Сегодня зачет в универе. Надо собираться.
– Поживее! Убирай, и придешь ко мне, мне нужно помочь собраться в универ, – надеюсь Маргарита не будет ее сопровождать, и мне удастся оторваться.
Я поднялась в свою комнату. В гардеробной нашлось несколько костюмов, подходящих для универа. Так, есть трикотажный костюм от Fabiana Filippi, ничего. Неплохо смотрится винтажненький от Valentino, или, все же, взять Dior… Горничная точно не поможет с выбором. Позлить Маргариту? Да, пожалуй. Чем не повод?
Я выбрала костюм от Dior. Платье-жакет с глубоким вырезом на груди и короткая мини-юбочка светло-стального цвета. Смотрелось вызывающе. В дверь робко постучалась новая горничная. Слава богу, без Марго. Кажется Светлана… или нет? А впрочем, какая разница? Все равно больше недели не вытянет…
Горничная стояла на пороге в комнату, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– Ты что себе позволяешь? – девушка затравленно посмотрела на меня, – Куда прешь без стука – деревня?
– Я-я стучала, – ага, губешки задрожали. Это хорошо! Пусть знает кто в доме хозяйка.
– Ладно, – смягчилась я, – Помоги мне застегнуть сапожки.
Жакет так плотно облегал фигуру, что мне действительно было крайне неудобно застегивать алые замшевые полусапожки. Девица, растерянно озиралась, рассматривая мою комнату. О, быдло в музей пришло! Начинается…
Ч-черт… Какого… Какого хрена? Голова раскалывалась по-прежнему. Сознание услужливо подкинуло картинку последних событий. Отец! Где он? Что с нами? Где я? Мне показалось, что я ослепла, так темно было вокруг. Подергала руками, вроде не связана… ноги – не понятно. Потихоньку глаза привыкли к темноте, и я разглядела странные очертания непонятно чего... Какое-то окно, маленькое. Вроде с решетками или кажется?
К сожалению, вместе со зрением вернулось и обоняние...
Боже, какая вонища! Я что? В деревенском сортире? Хотя и туалетный запах показался бы Шанелью, по сравнением с той невыносимой вонью, что чувствовала сейчас я. Воняло сыростью, гнилой плотью, дерьмом, рвотой и еще чем-то омерзительно сладким, тошнотворным и мерзким.
– Кх-х, кхх, к-хаа! – раздался хриплый кашель, и я вздрогнула от неожиданности. Я не одна? Кто тут?
– Папа? – хрипло крикнула я и не узнала своего голоса. Это чужой голос! – Папа! – крикнула я еще раз.
– Заткнись! – кто-то почти невидимый рядом зашевелился. – Че орешь-то? Спать дай!
Сказать, что я испугалась, ничего не сказать. Где я? Меня продали в сексуальное рабство, держат в плену? Что с отцом? Что с моим чертовым голосом в конце концов? Почему он такой хриплый? Простыла! – мелькнула догадка. Пришлось притаиться. Желудок сводило от ноющего чувства голода. Сколько я тут?
Потихоньку глаза совсем привыкли к темноте, и я стала разглядывать окружающее меня пространство. Довольно большое помещение. И люди, много людей, не меньше сотни. Все спят на полу. Кто-то храпит. Где-то раздается звук капели. Труба какая-то течет? Одно маленькое окно на все помещение. Несмотря на холод, не хватает воздуха.
Что это за люди? Кто они? Папа! Я заплакала…
Вообще-то я никогда не была нытиком. Не плакала, даже, когда мамашка сбежала. Но тут…
Я чувствовала, что произошло, что-то непоправимое, страшное. Стараясь реветь беззвучно, все-таки я умудрилась кого-то разбудить. Проснувшийся недовольно пробурчал что-то резкое и злое, и я затихла. Уже начинало светать, как меня, наконец, вырубило.
Утро началось с толчков, пинков и ругани.
– Вставай! Вставай, убогая! Шевелись, – какой-то бородатый чувак легко пнул меня в бок.
– Охренел! Копыта убери! – я не сразу поняла, где нахожусь.
Следующий, довольно чувствительный пинок в область почки, заставил меня подскочить. Наконец я смогла понять, ну как понять… сообразить, что происходит. Людей, которые находились в этом помещении, ставили в очередь и выпускали из него. Выглядело это жутко.
Все в каких-то старых драных-рваных балахонах. Немытые, некоторые со следами мерзких болячек на лицах и руках, побоями, многие босиком. Женщины, мужчины, старики, даже подростки, почти дети. Но самое – страшное с кандалами на ногах. Я глянула вниз, на свои ноги. Слава богу, в башмаках, правда в каких-то странных. Деревянных? Походили на голландские кломпы*. И кандалы…
Какой жуткий сон! Я попыталась проснуться. Зажмурила глаза, как в детстве, когда притворялась, что сплю. Сильный толчок в спину и увесистая затрещина прилетели как раз тогда, когда я уже почти себя убедила, что это сон.
– Давай! Пошевеливайся, тварь! – бородатый орал прямо мне в лицо.
Подавив в себе, желание впиться ему ногтями в харю, я покорно поплелась на выход. По пути, я пыталась найти хоть одно логическое объяснение происходящему. Если я в заложниках, то со мной должны обращаться бережно, чтобы стрясти с папашки выкуп побольше, и не попортить при этом мою шкурку. Не похоже…
Если я в секс-рабстве, то тем более. Как бы товар должен быть свеж лицом и другими привлекательными частями тела. Может я под наркотой? Это многое бы объяснило. Хотя откуда мне знать? Я в жизни этой хренью не маялась – здоровье дороже.
Между тем нас выводили длинными мрачными переходами из каменного мешка куда-то на улицу. От яркого света слепило глаза. Мы стояли за стеной серой каменной башни. Вдоль шел ров, наполненный настоящим дерьмом. Запах бил прямо в нос, забивая все остальные.
Появилось несколько человек в теплой одежде, но такой же грязной, как и у толпы. Какие-то накидки с капюшонами и поверх голого тела плотные фартуки, штаны и, опять же, деревянные башмаки. Они ловко расставили несколько грязных бочек вдоль канавы с дерьмом и начали выдавать приведенным ведра, большие черпаки и другие предметы для вычерпывания дерьма. Кому? Рабам?
Вдоль стен башни патрулировала, я так понимаю, охрана. Высокие мужики, одетые в длинные широкие рубахи с вышитыми на них непонятными деталями: то ли гербом, то ли родовым знаком. Рубахи доставали практически до колен, под ними проглядывались кольчуги или кирасы, не знаю, как правильно назвать, но явно металлические. На головах шлемы. Было еще какое-то непонятное оружие на поясе.
Я все еще не могла прийти в себя. Голова начинала болеть с той же силой, от запаха дерьма выворачивало наизнанку мои собственные внутренности. Слава богу, хоть чувство голода прошло…
Меня передернуло. Каким-то животным чутьем, я понимала, что вести себя нужно тихо-тихо. Вообще-то все происходящее было таким бредовым, что я невольно вспомнила фильм “Холоп”. Вдруг это просто розыгрыш? Маргошино перевоспитание? Если это так – то я ее точно убью… А пока – надо осмотреться.
Кто-то очень высокий сунул мне в руки гигантский деревянный черпак, размером с четырех литровое ведро, и пихнул меня к канаве с дерьмом. Большинство уже стояло по колено в ней, и вычерпывала утлыми посудинами жижу, которую остальная часть народа сливала в бочки.
– Че застыла! Работай, давай! – гаркнул надо мной голос, я взглянула на оравшего. Это был высокий, очень высокий человек, с суровым, будто высеченным из камня, лицом. На щеке у него багровел огромный уродливый шрам. ОН – сытый, сильный, тепло одет…
В голове мелькали мысли: реалити-шоу, похищение, жестокий розыгрыш…
Я обратила внимание, что практически все, кто находился рядом, оказались выше меня ростом, за исключением, может быть, подростков. Странно… Очень странно.
Изо всех сил пытаясь подавить в себе брезгливость я встала рядом с канавой и попыталась зачерпнуть содержимое. Острая вонь проникла во все клетки моего тела и меня вывернуло наизнанку прямо в эту же зловонную яму…
– Выродок Утбурда! – от увесистого пинка я отлетела в сторону и упала на мерзлую землю.
Рывком меня снова подняли на ноги и подтолкнули к злосчастному рву. Отключив обоняние и разум, я машинально начала черпать жижу. Мне было страшно, но очень хотелось жить…
Мало того, что сам черпак был довольно тяжелым, с дерьмом он и вовсе казался неподъемным. Мы работали долго, очень долго, а жижи в канаве не убавлялось. Руки сводило от нагрузки и ноющие мышцы давали мне знать, что я еще жива и это не галлюцинация. Я потеряла счет времени, когда кто-то из охраны крикнул нашим надсмотрщикам.
Уже темнело, когда нас нестройной вереницей повели обратно в нашу темницу. Черт! Что это такое вообще?! Мысли возвращались понемногу после изнурительного тяжелого и грязного труда. Может я все-таки в коме? И это какой-то затянувшийся кошмар?
Когда мы, наконец, после череды длинных сумрачных коридоров, достигли места своего отдыха, из заключенных снова выстроилась очередь. Сначала я не понимала, куда она ведет, но присмотревшись увидела, что из отверстия в стене, по какому-то керамическому желобу стекает вода, небольшой мутной струей. Втиснувшись между стоящими людьми, которые были так измотаны, что сил возражать у них не было, я заняла очередь. Господи, вода! Хоть как-то смыть с себя ошметки этого грязного, мучительного дня. Вероятно выемка в полу, через которую утекала вода была туалетом, судя по следам жизнедеятельности. Хм, мило…
Подставляя лицо и, по возможности, голову под струю, пытаясь хоть как-то отбить этот треклятый запах, я судорожно анализировала происходящее. Ноги до колена были вымазаны нечистотами, и я тщетно пыталась их отмыть в этой тонкой холодной струе. Вот так… частями, кое-как я отмывалась, беспрерывно думая о том, что же все-таки со мной произошло. Самой правдоподобной казалась версия, что я просто-напросто сошла с ума. Вопрос что теперь со всем этим делать?
Нужно это сумасшедший бред, кошмар, который меня преследует, постараться обернуть себе на пользу. Ведь тут есть люди, одетые теплее и лучше, явно более сытые. И я должна занять такое же место!
Я обязана думать, так скажем, в нужном направлении. Хм! По мере возможности конечно. И ни на минуту, ни на секунду не забывать, кто я есть на самом деле. Я – Ирэн Истомина!
Поддавшись, неожиданно нахлынувшему настроению, я выпрямила спину и гордо смотрела, высоко задрав подбородок, на всех стоящих рядом, пока струя ледяной воды заботливо смывала с волос дерьмо. Не всё, конечно, но… Подождите! Я еще покажу на что способна!
– Эй ты! – толчок в спину, быстро вернул меня в реалии, – Не одна! Другим тоже помыться охота! Расстоялась тут!
Тетка в драном балахоне. Страшная! Вылитая ведьма. Отекшее лицо, мешки под глазами, как будто бухает каждый день. Кожа нечистая, в каких-то мелких прыщиках. Ну немудрено, на такой-то работе. Меж тем тетка не успокаивалась:
– Мойся-не мойся, а уродство не отмоешь, – и заржала, неприятно повизгивая.
Я офигела, честно говоря… Это она мне? Она себя-то видела вообще? Самое странное, что в толпе рядом засмеялись почти все, в поддержку, как я понимаю, этой омерзительной бабе.
Они что – все сумасшедшие?! Я отпихнула тетку, и гордо вышла из-под импровизированного душа.
– На себя посмотри! Жаба! – тут со смеху покатились и те, кто до этого оставался в стороне.
Дикий ржач прервал один из охранявших:
– Заткнулись все! – и жестко пнул под колени одного из особо потешавшихся надо мной мужичков. Тот рухнул на бок, и толпа стихла, неохотно замолкла, жалея, что потеряла повод посмеяться.
Вытереться было нечем, с волос текло на мои лохмотья и становилось совсем зябко. Стоило ли вообще мочить голову? Так и окончательно простыть недолго. Не хватало еще помереть тут от простуды… Я утерла лицо рукавом и молча смотрела, как осторожно обмываются другие: мочат только руки и лицо.
В помещении появилось еще несколько охранников. Я сообразила, что сейчас нас будут кормить. Суета, возникшая сразу после того, как два дюжих мужика приволокли какой-то замурзанный котел, и бренчание глиняных плошек напомнили мне о моем пустом желудке. Он застонал, как раненый зверь. Мне казалось, что его слышат даже на улице. Так! У всех плошки. Мне нужна плошка. Рыская глазами где бы найти подходящую посудину, я наткнулась взглядом только на кривые черепки в углу.
Потихоньку я начала осваиваться в пугающем и непонятном для меня окружении. Я уже знала и различала многих, кто находился со мной в этом заточении. Здесь была своя четкая иерархия, невзирая на то, что место где нас держали, судя по всему, было самым днищем.
Баба, которая высмеяла меня, была, как оказалось, любимицей повара. И я так понимаю, оказывала ему услуги не только чисткой овощей. Ее звали Тунн. Не знаю, было ли это настоящим ее именем… Ее побаивались и уважали. Она по умолчанию считалась главной на дне.
Рядом с ней всегда околачивались несколько мужичков покрепче, которые, я так понимаю, служили личной охраной и помощниками. Часто я замечала, как на наиболее тяжелой работе они выполняли и свою, и ее норму, тогда как сама Тунн ловко скрывалась в сторону кухни. Скорее всего – под защиту повара. И у нее были возможности подкармливать своих людей.
Я же жила в самом низу местной иерархии. Из ста с лишним людей, нас таких оказалось совсем немного: человек десять-пятнадцать, не больше. Мы спали в самых холодных и грязных углах, нас последними пускали к воде и еде. Не знаю почему, но ко мне относились особенно жестоко.
Бесчисленные пинки, затрещины, побои, не только от охраны, но и от “своих” стали для меня почти привычными…
По началу я пыталась сопротивляться. Но пару раз, когда меня избили до полусмерти, я взглянула на вещи с другой стороны и, поняв, что не выиграю, решила затаиться и наблюдать, собирая информацию.
Поиск слабых точек у обидчиков и возможность выхода из этого проклятого места стали тем смыслом, который придавал мне сил. И месть! Обязательно – месть! Уж что-что, а это я всегда умела! Оставалось только как-то подняться по этим ступеням от самого дна к власти и войти в ближайший круг Тунн.
Больше всего меня мучил один вопрос. Как я выгляжу? Может, это желание и было странным… Казалось бы сейчас, когда речь идет о выживании, не время думать о своей внешности. Но постоянные тычки, издевки, намеки на то, что я урод, сводили меня с ума.
Несколько раз я попыталась заигрывать, в привычной для себя манере с охранниками, но наталкивалась либо на неприличный ржач, либо на плохо скрываемую брезгливость. Я должна была себя увидеть! Неужели жизнь в этих застенках действительно так меня изуродовала?!
Я пыталась рассмотреть себя по частям. Но из-за адски плохого освещения и постоянной грязи я не понимала… Видно было только, что тело истощено. Царапины, болячки, синяки стали моими постоянными спутниками. Я пыталась на ощупь, понять какое у меня лицо. Это ничего не дало. Нос, глаза, уши, рот были на месте. Волосы же были настолько грязными, что цвет их и вовсе было не разглядеть.
Мне нужны были свои люди. Это я четко понимала. Раз уж оказалась на самом дне, то без пешек в этой игре не обойтись. Дружить с кем-то из этих убогих? Нафиг надо!
Единственный, кто хоть как-то со мной общался поначалу, оказался мелкий мальчик-подросток. Тощий, нескладный, уродец какой-то. Он был инвалидом, одна нога заметно короче другой. Его брали только на самую тяжелую и грязную работу. Как, впрочем, и меня…
Я все время пыталась разработать план побега. В этот раз нас, меня и еще десяток бедолаг, отослали разгружать телеги к воротам замка. Ах, да… я забыла сказать, что мы все это время находились в замке или его внутреннем дворе.
Нас привели к караульной башне. Я слышала, как опускается подъемный мост: с лязганьем и грохотом. Шла какая-то возня. Караульные что-то громко выясняли с приехавшими. Наконец во внутренний двор въехало порядка двенадцати-пятнадцати навьюченных лошадей и сопровождающие их верхом воины. Всадники поразили меня: они сильно отличались от тех, кого я видела раньше.
На них были начищенные до блеска шлемы с забралами и кольчуги, поверх одежды – теплые плащи, отделанные шкурами каких-то диких зверей. Выглядело это как на картинке из книги про рыцаря Айвенго. Я невольно открыла рот, и остолбенело смотрела на въезжающих в замок. Наверное, это продолжалось достаточно долго, но тычок в спину, заставил меня очнуться.
– Пошевеливайся, отродье! – гаркнул охранник.
С–с-сука! Тюки были тяжелыми! В них что-то постоянно бряцало и перекатывалось. Волоком мы стаскивали добычу в дальний угол внутреннего двора, где работники покрепче, уносили их куда-то вглубь помещений. Рядом со мной был хромоногий уродец, мы вместе пытались вытянуть один из этих гигантских узлов. Я чувствовала, что выбиваюсь из сил.
Я не успела отреагировать: топот копыт прозвучал прямо в сантиметре от меня. Мне повезло…
Пацану – нет. Он лежал на земле, из носа текла кровь. Я оглянулась и отыскала глазами всадника. Высокий! Жаль я не могла увидеть его лица. Только глаза. Черные, они смотрели сквозь нас, как будто мы – ничто, как будто нас не существует. Это было еще страшнее, чем когда нас пинали и били. Хорошо же! От жгучей ненависти мне казалось, что я запомнила эти глаза навсегда.
Хромоножка застонал. Слава богу! Жив! Я рассчитывала на этого недомерка. Хреново будет, если он сдохнет прямо сейчас. Я наклонилась над ним, чтобы понять, насколько все плохо. Ушиб в грудь копытом, нехилый такой. Дай бог, чтобы ребра были целы. Ощупала его. Вроде без перелома. Сильный ушиб, но это проходящее.
По крупицам я собирала информацию. К сожалению, пока я никак не могла ее использовать. Те короткие разговоры с Ури дали мне только понимание того, что я, судя по всему, либо в какой-то альтернативной реальности или вовсе на другой планете. У меня были причины так думать и это пугало меня еще больше.
Честно говоря, сперва я надеялась, что мне снится какой-то исторический момент из истории средневековой Скандинавии. Но нет! Это было только похоже на то, что я, когда-то, бегло прочитала в учебнике, в крошечной главе про средневековую Скандинавию и Харальда Синезубого. Не в точности, но сходство явно имелось. Блин, что мне тогда стоило почитать поподробнее?! Ну, не интересовалась я Скандинавией…
Почему я сделала вывод, что на другой планете? Элементарно! Солнце. Их было два! Два! Прикиньте! И я даже не сразу это заметила!
В один из дней нас выгнали убирать внутренний двор. Это была не самая тяжелая работа. Так что в этот день, считаю, мне повезло. Сгребая руками кучу сена, чтобы отнести его потом за стену, где находился тот самый дерьмовый ров, я, после темного сырого помещения, где мы жили, пыталась впитать как можно больше солнечного тепла. Оно проникало сквозь тонкую ткань балахона и приятно грело мое истощенное и вечно озябшее тело.
Улучив момент, когда охрана отвлеклась на перекус, я выпрямилась и подставила солнечному свету свое лицо. Постояв зажмурившись несколько минут, открыла глаза, чтобы посмотреть на небо, и забыть на время про эти жуткие, мрачные, каменные стены, окружавшие меня. Сначала я подумала, что от голода и тяжелой работы, у меня просто двоится в глазах. Основательно потерев их – посмотрела снова. Нет! Мне не показалось…
Два светила гораздо меньшего размера, чем наше, классическое родное солнце. Одно источало мягкий зеленоватый-желтый свет, другое – имело отчетливый розовый оттенок. Создавалось ощущение, что смотришь три D кино, только без стерео очков. Сказать, что я опешила… Ничего не сказать.
В каком-то коматозе я доделала работу. В башке вертелась совершенно дикая мысль. Мое внутреннее “я” изо всех сил отторгало эту идею. Блин, ну никогда я не увлекалась этими дурацкими романами про попаданок. Всех, кто их читал, я искренне считала недоразвитыми и ограниченными. Среди моих подписчиц попадались такие… Чего мне стоило не посылать их на хрен, с их услужливыми ссылками на очередную новинку из этой литературной клоаки!
Но, блин! Другой версии у меня не находилось. Идею про длительный кошмар и галлюцинации я как раз недавно отвергла из-за, пипец, какой реалистичности происходящего. И вот, на тебе! Взамен сознание подкинуло это.
Я раньше пару раз пыталась как-то прочесть рекомендованную подписчицами слюнявую лабуду, но там, сплошь и рядом, толстые, старые тетки-неудачницы попадали в тело какой-то неземной красоты, и быстренько покоряли мир, для того, чтобы осесть в каком-нибудь загородном замке, растить детей, и снова толстеть и стареть.
Что-то тут не сходилось… Я ж была не старой и не толстой! И уж неудачницей меня точно не назовешь… Эта мысль немного меня успокоила, и я решила, что нужно найти происходящему другое объяснение.
Ури пригодился мне больше, чем я ожидала. Поскольку физически он был ущербным, его периодически посылали на кухню, в помощь жирной Тунн и, пока толстуха развлекалась с поваром, он часто умудрялся стащить для меня кусок какого-нибудь сухаря, или специально толсто срезанные очистки от картошки. Так я немного разжилась припасами, чтобы подкормить оставшуюся часть отщепенцев, вроде меня.
Все, что не съедала, я прятала в капюшоне, а самую ценную часть – в волосах. Представляю, что было у меня на голове! Воронье гнездо, наверное, выглядело и то эстетичнее. Потихоньку я своими припасами стала подкармливать, тех, кому жратвы доставалось меньше всех.
Среди людей-отщепенцев был какой-то хилый мужичонка, вонючий, как сто енотов. Я, мило улыбалась ему, подкидывая крошечный сухарик. Тетка, вообще странно, что она в изгоях, с виду довольно крепкая, лет сорока, только потерянная какая-то… Пара подростков. Их я, вообще, быстро склонила на свою сторону, и они как бездомные щенки, следовали за мной, практически повсюду. Скорее всего Ури, пусть и неосознанно, тоже прикладывал руку и язык к моему плану. Хотя, естественно, я не посвящала его ни во что.
В первое время это было тяжело. Не физически, чисто психологически. Даже эти хилые уродцы поначалу шарахались от меня, как от чумы. Но потихоньку, полегоньку, у меня образовалась команда своих людей. Если бы можно было обойтись одной, я бы даже не взглянула на эту свору неудачников. Но мне они были нужны.
Кроме подкормки, я использовала разговоры по душам. Конечно, мне и так было офигеть, как тяжело, но ради цели, чего только не сделаешь… Вспомнив все свои скромные познания в области психологии, я смогла разговорить и добиться расположения каждого, кто был среди этой группы.
Я даже запомнила их имена! Хилый мужичок – Гун, он попал сюда, после очередной охоты великого конунга. Его подранил один из херсиров и привез, как трофей, в замок. Гун тяжело переживал рабство и не мог смирится. Это было очень полезно для меня!
Тетка – Ирма, когда-то была личной служанкой церковника замка. Как все святые отцы, он, в своей истовой вере, уверовал и в то, что служанка должна ему не только душу, но и тело. Ирма была не согласна. Тогда Плат, обвинил ее в ереси, и великий конунг, не вникая в проблему, отдал ее на потеху своим херсирам и то, что осталось от женщины, бросил сюда.
Я выжидала момент. Счастливый случай, если в подобных обстоятельствах, это могло называться так…
Очередная кормежка подкинула такой. В этот вечер изначально все было как обычно. Так мне казалось сперва. Мы, отщепенцы, терпеливо ждали своей очереди. Я, естественно, стояла почти в самом конце этой “пищевой” цепочки.
Когда наглые помощники Тунн получили свои порцайки, а за ними те, кто послабее, но все же сильнее нас, настала наша очередь. Очередь шла, заветная порция пищи, наконец, плюхнулась в мою плошку. Я уже сглатывала слюну в предвкушении, как сильный пинок по рукам выбил глиняную миску и еда растекалась по грязному полу, вперемешку с осколками.
Я почувствовала, как гнев застит глаза. Надо мной, тряся своей жирной рожей, ухмылялась Тунн. Честно, я даже не особо поняла, что произошло. Наверное ненависть придала мне сил, и в следующий момент, наглая харя Тунн уже вытирала мою кашу с пола. Несколько осколков впились в щеку, и та начинала кровить. Ногой я давила ей на шею, до тех пор, пока та не захрипела.
Я действовала, скорее, не из рассчета, а от понимания, что останусь сегодня голодной! Что эта жирная тварь не отобрала у меня еду, а испортила пищу ради прихоти, ради насмешки!
Свита Тунн была наготове и быстро подскочила поближе. Но тут! О, боже! Честно, я такого не ожидала! Мои люди, выстроились полукругом, защищая меня. Это было… неожиданно… И мне стало немного стыдно, что я относилась к ним, как к расходному материалу. Но лишь немного! Однако, чуть не прослезившись, я подняла с пола, осколок миски.
– Назад! Все назад! Клянусь… Я перережу ей глотку, если только кто-то из вас попробует сунуться ко мне, ублюдки!
Я увидела растерянность на их уродских рожах. Они неуверенно отступали. Победа! Маленькая, но все же! Тунн, пытаясь выбраться из под моей ноги, хрипела. Убрав ногу, я ощутимо пнула ее в бок:
– Вставай, тварь! – рявкнула я, все еще чувствуя свою силу.
Толстуха неуклюже поднялась, кряхтя и отплевываясь, утирая кровь с морды и очищая порезы от глиняных осколков. В глазах ее читались ненависть и… страх. Надо пользоваться моментом. И пока она приходила в себя, я продолжила:
– Запомни, Тунн! Ни ты, ни твои люди больше никогда не тронут меня или моих… – запнулась, подбирая слово, – Друзей! – я выпрямила спину и, нагло выдернув миску со жратвой у одного из опешивших охранников Тунн, пока тот не пришел в себя, удалилась в дальний край помещения. Все мои, так называемые, друзья кучкой пошли за мной!
Самое забавное, что все это время рядом находилась охрана. Никто не вмешался, выжидая, чем кончится дело. Но с тех пор, я заметила, что ко мне в этом странном обществе, стали относиться с некоторым уважением. И охранники тоже…
Конечно, это был не конец. Пару раз меня пытались придушить ночью. Слава богу, Ури всегда был рядом, и был настороже. Но одного “бойца” – мы все же потеряли… Мы обнаружили Хану утром… Кто-то из свиты Тунн, размозжил ей голову камнем.
Суки! Напали на самого слабого. В моем списке мести прибавилось еще несколько имен. Мы стали по очереди караулить, сменяя друг друга ночами. Все, кроме старой Морты. После смерти подруги, она как-то совсем сникла. Глядя на нее, я чувствовала… Чувствовала что-то непонятное… Жалость? Странное ощущение. Очень неприятное. Запихнув свою жалость подальше, я продолжала строить план.
Иногда, примерно раз в две недели, кого-нибудь из нас забирали в мастерские. Их в замке было довольно много. Кузница, столярные и кожевенные, швейная и прядильня, камнерезная и гончарная.
Гончарные! Я ухватилась за эту мысль. Конечно, нас туда отправляли на уборку и перетаскивание тяжестей, но… Если с умом использовать шанс, то можно зацепиться, и остаться в мастерской, уже как мастер. Тоже не работа мечты, но все же не рабская…
Интересно, можно попроситься конкретно в какую-то из мастерских? Попытка – не пытка, решила я. Но следующий эпизод, надолго выбил меня из колеи, и я еще не скоро вернулась к этой идее…
Намечался какой-то праздник, что-то вроде дня летнего солнцестояния. Народ в замке засуетился. Охотники везли добычу: всевозможную птицу, туши лосей, оленей, и еще много чего по-мелочи. Ворота замка практически не закрывались. Хотя улизнуть все равно было невозможно, постоянно патрулировавшая охрана не оставляла надежды на побег.
В один из дней прискакали всадники, в компании с тем, кто чуть нас с Ури не затоптал. Бедные лошади тяжело дышали от многочасового бега, изо рта шла пена. В этот раз тюков было в два раза больше, чем обычно. Вероятно совершен удачный набег на чужие земли. Воины, понятное дело, гребли все подряд, но самое ценное везли в замок конунга. Вместе с тюками пригнали и еще с десяток рабов.
Нас послали таскать трофеи. Снова. Волоча уже пятый, я остановилась отдышаться. Рядом шли двое мужиков, кто-то из мастеровых. Они волочили большую пластину, похожую на металлическую, в тяжеленной деревянной раме. Плита была упакована плохо, и тряпка, все время норовила упасть. В какой-то момент, она все-же сползла, и обнаружила под собой металлическую пластину, очень хорошо отполированную. Я читала когда-то, что такие, в древние времена, использовали как зеркала.
То, что произошло потом, ввергло меня в депрессию на несколько недель. Клянусь, лучше бы я никогда не смотрела в это зеркало…
– Ирэна! Ирэна! – кто-то тряс меня за плечо. Забывшись, как обычно, в последнее время, мучительным, липким сном, приносящем мне только кошмары, я не могла сообразить спросонья что происходит.
– Пойдем! – Ури вел меня куда-то. Я не понимала куда…
Минуя спящих вповалку людей, стараясь не издавать ни единого звука, мы подошли к охранникам. Ночь потихоньку стремилась на убыль. Безмятежные охранники могуче храпели, наплевав на свои обязанности у приоткрытой двери темницы.
В конце концов, куда мы могли деться? Никуда… Пройдя по двору до северной стены, вздрагивая от каждого звука, мы подошли вплотную к каменной кладке. Ури указал мне куда-то. Я не сообразила куда, пока не обнаружила в плотно подогнанных камнях, довольно большую щель. Конечно, не такую, сквозь которую можно было протиснуться. Просто щель, сантиметров семи в ширину.
– Надо подождать! – Ури приложил палец ко рту, призывая меня сохранять тишину.
Скоро начало светать и, наконец, в щели, я увидела, как друг за другом встают местные светила. Сначала зеленоватый луч пронзил небо, быстро набирая цвет, превращаясь на глазах из светло-зеленого в насыщенный салатовый, а потом практически в бирюзовый, вытянув за собой первое солнце. Следом, добавляя в палитру холодный розовый, вспыхнул ультрамарин, затем пурпурный, образуя в атмосфере замысловатую пляску цвета и света – взошло второе солнце. Смешавшись друг с другом, солнечные лучи окрасили небо в ровный ярко-голубой цвет.
Краем глаза я попыталась взглядом выхватить окружающий пейзаж. Солнца светили над холмистой долиной, покрытой густым, темным лесом. Вдалеке поблескивала лента реки или ручья. С этой стороны, казалось, что гора на которой стоит замок, не очень крутая. Я мысленно поставила галочку: возможно это будущий шанс.
– Уходим, – одними губами сказал Ури, я послушно двинулась за ним.
Очутившись вновь в нашей общей темнице, я заплакала. Молчаливый Ури, погладил меня по плечу. Я обняла его, он не отшатнулся, не одернул меня. Впервые я почувствовала благодарность. И разозлилась… Разозлилась на себя! Какого черта я разнюнилась? Ирэн Истомина никогда не была слабачкой! И всегда добивалась желаемой цели.
Где-то в мозгу щелкнуло. Ты должна пройти этот квест, во чтобы то ни стало! Ури отклонился и погладил меня по щеке. Расцарапанную щеку саднило.
Что ж! Тем интереснее! Я вновь воспряла духом. Я вспомнила, что при должном уходе за собой, тренировках, заботе о волосах и коже, можно добиться потрясающих результатов! В конце концов я не инвалид и не горбатая. Рост… что ж, жаль… Но каблуки еще никто не отменял!
Наверное, если бы кто-то услышал мои мысли, то точно счел бы меня сумасшедшей. Какие тренировки, уход и каблуки…??? Тут бы помыться по-человечески… И тем не менее, это придало мне сил и вселило надежду в мое сердце. Я буду не я, если не добьюсь желаемой цели! Но это была далекая цель, пора было приступать к решению конкретных задач.
Между тем, продолжались приготовления к празднику летнего солнцестояния. Праздник назывался То Аури, что в переводе с местного языка означало “Два солнца” В замок постоянно свозилось бесчисленное количество добычи. Еда, трофеи, шкуры… Я с удивлением обнаружила, что мне это даже интересно.
За два дня до праздника, внутренний двор замка стали устилать шкурами животных. В центре водрузили огромный деревянный столб на подпорках. В середине столба прикрепили два больших колеса, напоминающих колеса от телеги. Все это походило на знакомую до боли масленицу, или Ивана Купалу.
В день праздника для нас объявили выходной. Хотя как выходной… Все равно, мы таскали тяжеленные деревянные столы во двор, помогали носить еду и напитки. Напитки, к слову, были в тяжелых бочках, так что натаскались мы до трясущихся к концу дня рук и ног.
На основные гуляния нас, естественно, не пустили. Из своей темницы мы слышали звуки каких-то инструментов, типа рожков и бубнов. Чувствовался запах костра, вина и еды. Охранники гуляли вместе со знатью, поэтому у нас выдалась редкая минута относительной свободы.
Мы тихонько разговаривали, стараясь одновременно прислушиваться к звукам снаружи.
– Я знаю лекарство, – Морта тихонечко тронула меня за руку.
– Что за лекарство? От чего? – я удивилась неожиданному вниманию старухи. Последнее время она, казалось, совсем ушла в себя, ни с кем не разговаривала, просто молча выполняла порученную ей работу.
– От болячек, – она бесцеремонно ткнула мне в лицо пальцем, – это лечится. Ты знала?
– Нет, – зарождающаяся надежда согрела меня. Я была благодарна старухе.
– Есть трава, ее несложно достать. Если хочешь, я попробую, – я кивнула, стараясь не подать виду, что забота женщины тронула меня. Я не хотела выглядеть мягкотелой. Единственное, что мне было непонятно, как она собиралась достать эту траву.
Потихоньку вся моя команда собралась вокруг меня, каждый что-то рассказывал из того, что было в их прошлой, свободной жизни. Мне невольно подумалось, что эти люди – почти такие же попаданцы, как и я. Их резко выдернули из привычной спокойной жизни и поместили сюда, против их желания и воли.
Морта, как я и догадывалась, была угнана с земель ярла Нармунда, еще ребенком. Ярл Гермунд, отец нынешнего конунга, тогда еще просто разбойничал на чужой земле, довольствуясь грабежами и сожжением деревень.
Праздник был в самом разгаре. Мы слышали пьяные голоса охранников и крики людей. Орали какие-то песни. Где-то уже разгоралась драка. Судя по всему, скоро мероприятие пойдет на убыль, и нам разрешат подобрать со столов все, что осталось от господского праздника.
Ввалившись в нашу темницу, еле держащийся на ногах, бородач, махнул рукой, призывая к пиршеству. Нестройной вереницей мы потянулись к выходу. Тунн последнее время затаилась и это мне очень не нравилось. Я чувствовала, что она может что-то затевать. Что-то пакостное…
Зрелище во дворе оказалось не для слабонервных. Такого свинарника не было даже в нашей убогой темнице. Столы липкие от пролитого вина, вперемешку с объедками, блевотиной и еще каким-то дерьмом. Н-да… Сложно же будет тут чем-то поживиться… Меня окликнул Ури, он нашел блюдо с сохранившимся на нем полуобрезанным окороком, овощами и хлебом.
Я быстро собрала своих людей, и мы славно перекусили остатками пищи. Кто-то даже предложил мне вина, но я хотела сохранять рассудок ясным. Мне не нужны были лишние проблемы. Гун, правда, не удержался и приложился к довольно увесистому кувшину, смачно и громко глотая. Ладно… У этих людей так мало радости. Пусть пользуются редкими минутами спокойствия.
Убирали мы почти до утра. Я ловила себя на том, что взглядом ищу толстуху. Пока она была на глазах, мне было спокойнее. Внешне она ничем себя не проявляла, ее охрана все так же следовала за ней повсюду, выполняя самую тяжелую работу за нее. Казалось, она даже не смотрит в мою сторону.
Любопытно, что последнее время к нам стали примыкать и другие бедолаги. То ли им не хватало общения и поддержки, то ли они видели во мне лидера, более сильного, чем Тунн, но наши ряды пополнились еще четырьмя людьми. Трое мужчин и одна довольно молодая женщина, лет тридцати. Имен их я не запоминала, мне ни к чему была лишняя информация. И я не хотела вникать в их проблемы, и выслушивать истории о том, как они сюда попали, и какие они несчастные.
Но с ними мне стало как-то более спокойно, все таки армия из подростков и старух не самая надежная защита. Поэтому кормить мне их, все же приходилось. Пришлось даже постараться, чтобы удерживать их возле себя. Пару раз я, набравшись наглости, напросилась на кухню, где, пользуясь рассеянностью повара, нахально воровала еду для своей маленькой команды.
Я вспомнила свою идею – выпросить работу в гончарной мастерской, и ждала только удобного момента.
Следить за Тунн я устала, честно говоря. Постоянно вздрагивать, не задумала ли она чего. Поэтому в один из дней, собравшись с духом и имея весьма сомнительный план, я просто направилась к ней – поговорить напрямую.
Я видела, как с каждым моим шагом, растет напряжение на ее лице. Ее холуи тут же обступили массивную фигуру своей мадам в истовом желании защитить босса.
– Я поговорить, – сказала я, стараясь сохранять спокойствие. Все же мне было страшно. Любой из ее охраны мог забить меня до смерти, не особо для этого напрягаясь.
– Я слушаю, – промолвила Тунн. Ишь ты! Прям королева! Надо же сколько важности в голосе. Я невольно восхитилась этой бабищей! Все же надо суметь подчинить себе людей в таких сложных условиях.
– Я хочу наедине, – я показала открытые ладони, в знак того, что безоружна. Это было местное приветствие. Если человек шел с добром, то показывал пустые ладони.
Тунн кивнула своей охране и та разбрелась по углам темницы, изредка поглядывая в нашу сторону.
– Послушай, Тунн! – начала я, – Я не хочу с тобой воевать. И, не буду скрывать, мне кое-что нужно от тебя.
Тунн довольно сплюнула на пол, в ожидании, что я буду у нее что-то выпрашивать. Во взгляде вспыхнул интерес.
– Смотря что… – весомо произнесла она.
– Хелидонна, – я сделала паузу. Тунн наклонилась поближе, она казалась несколько разочарованной в такой простой просьбе, – но это не все. Мне нужно раз в неделю быть на кухне, чтобы иметь возможность кормить своих людей.
– Вопрос в том, что ты можешь мне предложить? – Тунн пыталась смотреть на меня сверху вниз. У меня был золотой кулон, но я хотела его использовать в последнюю очередь.
– Массаж.
Брови толстухи поползли вверх, а лицо стало растерянным – она меня не поняла.
– Что?
– Если ты позволишь мне к себе прикоснуться, я сделаю так, что твоя шея перестанет болеть, – я давно заметила, что Тунн, после работы, мается от боли в шее и пояснице, и поэтому это был мой козырь.
– Ты хочешь меня придушить? – Тунн была озадачена.
– Если бы я хотела тебя придушить, я сделала бы это тихо, пока никто не видит. Ты так не думаешь?
– Пожалуй… Ладно, давай, – видимо боль ее настолько достала, что она была готова согласиться на все что угодно, даже жрать пиявок, лишь бы избавиться от нее.
Я, конечно не массажист и не остеопат, но элементарный расслабляющий массаж знала. Мне раньше пару раз в неделю вызывали толковую массажистку на дом, и она научила меня нескольким простым движениям и показала важные точки на теле, которые могли снять сильный спазм мышц.
Прошло не меньше часа. Мне не было видно, что испытывает сейчас Тунн. Но чувствовала, что толстуха явно расслабилась, и даже как-то обмякла, под движениями моих рук. Да и ее охрана, уже не так пристально следила за моими действиями, явно понимая, что я ничем ей не угрожаю.
Заканчивала я легкими поглаживаниями, успокаивающими и снимающими остаточное напряжение. Массаж длился около часа, все это время охрана Тунн не сводила с меня настороженных и удивленных глаз.
– Все, – Я обошла Тунн и посмотрела на нее.
Это зрелище надо было видеть! Она кайфовала. Взгляд затуманился и стал томным. В этот момент, мне даже показалось, что в ней еще осталось что-то человеческое. А может и не показалось…
– Ты лекарь? – хрипловато спросила толстуха, – Что ты сделала? Как такое возможно? – Она до хруста вытянула шею, повернула головой вправо и влево.
Спазм отпустил, давнишний, мучительный.
– Боль вернется, – сказала я. Толстуха не поверила, но я настаивала, – Серьезно. Массаж снимает боль временно, стоит только погнуть спину на работе – боль вернется. Но я могу делать тебе массаж раз в неделю, если хочешь. Но ты помнишь мои условия.
Я замолчала, давая понять, что жду решения. Работа мысли отразилась на ее толстом лице. Боиться прогадать, догадалась я. Ну что же? Ждемс…
– Два раза, – наконец объявила она. Я сделала вид, что не понимаю, – Два раза в неделю – делаешь мма… – она запнулась, выговаривая непривычное слово, – м-мас-саж! – выдохнула она, – Раз в неделю – я беру тебя на кухню.
Я кивнула в знак согласия, и добавила:
– И ты никогда не трогаешь моих людей, а я твоих! – толстуха засмеялась, удивляясь моей наглости, и кивнула.
– Добро! Хелидонну завтра принесу.
Так было заключено длительное перемирие, между моими и людьми Тунн. Честно говоря, это была просто удача. Я знала, что если Тунн решит меня убить, то ей мало что помешает… Но, то ли у нее в этот день было хорошее настроение, то ли местные солнца встали в какую-то удачную для меня позицию – это сработало.
Через несколько месяцев маленькое перемирие переросло в крепкий союз. Нет, мы все равно, были сами по себе. Я и Тунн. Но некая молчаливая договоренность работала. Мы практически друг с другом не пересекались. Только на сеансах массажа. Скажу откровенно, он работал просто волшебно. Два раза в неделю, как мы и условились, я мяла ее толстую шею, избавляя от напряжения и боли. И конечно, мы разговаривали по душам, как это обычно водится.
У Тунн, как и всех в этой темнице, была непростая судьба. Совсем юной девушкой ее изнасиловали, несколько раз угоняли в рабство – от одного ярла к другому. Без надежды на свободу и спасение. А ведь она когда-то любила, у нее даже был жених… Конечно, смерть Ханы я ей так и не простила. Но я испытывала сочувствие и даже, иногда, симпатию к этой суровой тетке. К слову сказать, она исполнила свое обещание, и доставала регулярно хелидонну.
Заварить мне ее было негде, поэтому я просто ела ее всухомятку, а чтобы нанести на лицо, разжевывала соцветия и мелкую кашицу из слюны и травы и накладывала, как маску на ночь. Я не могла посмотреть в зеркало, но окружающие утверждали, что пятна практически исчезли. Я и сама это чувствовала. Кожа стала как будто бы чуточку мягче и глаже.
Я выбирала моменты и тренировалась, чтобы поддерживать физическую форму и обрести хотя бы небольшие объемы. Это получалось не регулярно и не часто, но при первой же возможности я это делала. Питаться мы тоже стали чуточку лучше благодаря тому, что меня пускали на кухню раз в неделю. Часто Тунн нарочно отвлекала повара, чтобы дать мне возможность побольше утащить для меня и моих людей. Я была ей за это очень благодарна.
Наш маленький коллектив становился крепче день ото дня. Мы уже не проходили мимо, если кому-то из наших была необходима помощь. И мы точно знали, что мы есть друг у друга. Все вместе, все тяжести и горести пополам. Это было странно… В первую очередь для меня. Друзья? У Ирэн Истоминой, которая раньше даже не считала ровней себе дочурку какого-то дипломата?
Не могу сказать, что я была от этого в восторге. Терпеть не могу зависеть от кого-либо. И сейчас я была явно не в своей тарелке. Потому что нуждалась… Нуждалась в помощи, добром слове, поддержке. Чертов, дурацкий, альтернативный мир, или как там его… Ненавижу быть слабой!
Часто по ночам, когда все уже спокойно спали, я мечтала, как вернусь домой и все станет как прежде, как тогда… Я даже была готова терпеть Маргариту, и ее вечные нравоучения, лишь проснуться от этого кошмара. Хрен с ним! Очнусь, и пойду на курсы макраме или еще какой-нибудь фигни, любые, на которые укажет Марго.
И все же… Принимая во внимание то, что я здесь навсегда, судя по всему… В первый раз в этом мире я чувствовала себя более или менее уверенной. Окружающие не шарахались от меня, как от прокаженной. И впервые я чувствовала, что не одна. Очень странные ощущения…
Все-таки, я сумела напроситься в гончарную мастерскую. Смешно! То, что я так ненавидела там, дома, теперь мне представлялось чуть ли не единственным способом спасения.
В гончарной мастерской было сумрачно и жарко. Огромный очаг источал жар, которого хватило бы отопить концертный зал. Пот сразу выступил из всех пор моего изможденного работой тела. Я увидела три гончарных круга.
О! Тот, что стоял у меня в мастерской, дома, было чудом техники по сравнению с этим убожеством. Мой гончарный круг, который раньше я искренне желала спалить когда-нибудь за домом, был снабжен электронной педалью и идеально сбалансирован. Папенька не пожалел денег на хорошее оборудование.
Здесь же обнаружились первобытные чудовища. Тяжеленный кривой каменный маховик, грубо сколоченная деревянная шайба на толстой оси. Господи, как же раскручивать такую махину?!
За станками работало три человека. Двое, вполне себе молодых людей тридцати-сорока лет и один – очень-очень древний старик. Меж тем главный в гончарной мастерской ловко ставил на обжиг несколько кривоватых мисок и два больших горшка.
Я, стараясь не привлекать к себе внимания, тихонько собирала осколки керамики с пыльного пола. Собрав крупные осколки понесла их к выходу, чтобы потом выкинуть их за стену, куда мы обычно сваливали мусор. Присмотрев себе осколок покрупнее, я, как всегда, спрятала его в свой капюшон, который теперь служил мне своеобразным карманом.
Мне требовалось подмести и помыть мастерскую, перенести огромную партию посуды в специальное помещение для сушки и вытащить гигантский чан, с уже неразмокающей глиной, вычистить его и набрать свежий материал, который потом необходимо залить водой.
Периодически выдавалась минутка, чтобы посмотреть, как работают гончары. Их работа была топорной, грубой и примитивной. Я же, несмотря на дикое сопротивление Маргарите, умудрилась научиться сносно делать несколько видов кувшинов, глечиков, тарелок, блюд разной формы, горшков и мисок. Правда, я не была уверена, что на этих допотопных кругах, мне удастся сделать хоть что-нибудь приличное.
Я исправно делала свою работу и, несмотря на то, что таскать чан оказалось непомерно тяжело, не жаловалась. Пару раз мне посчастливилось не застать на месте мастеров – они уходили на обед, и я попробовала начать делать что-то свое.
Тяжелый каменный маховик тяжко поддался моим усилиям. Положив небольшой глиняный комок, я с трудом, но все же, отцентровала его. Плюс каменного маховика был в том, что когда его хорошо раскрутишь, он долго не теряет скорости. Но в этом же был и минус… Благо, я заранее услышала шаги и мне с большим трудом удалось остановить его.
Главный цепким взглядом оглядел помещение: маховик уже почти остановил вращение, но все еще еле заметно двигался. Взгляд главного переместился на меня и я невольно съежилась – он мог ударить и даже избить. Слава богу! В этот раз пронесло. Надо быть осторожнее.
В мастерской со мной не разговаривали, было ощущение, что иногда меня просто не видят. И это было на руку. Я смотрела, подмечала и запоминала. Из гончарной вели два хода. В один приходила я, другой вел куда-то внутрь башни в которой находились мастерские, кухни, помещения для слуг и охраны.
Судя по всему, работники гончарной приходили в мастерскую изнутри башни. Эх, если бы мне удалось начать здесь работать, я бы смогла лучше узнать внутреннее устройство здания и понять, где находится выход для слуг во внешний двор.
Конечно, в основном я все так же пахала с остальными рабами. Мы чистили отхожие ямы, таскали добычу, помогали на кухне. В мастерскую мне удавалось вырваться пару раз в месяц. Но, как говорится, вода камень точит… Я потихоньку, в отсутствии главного, училась управляться с кругом.
Где-то через полгода я увидела, что из мастерской исчез старик. Помер, наверное бедолага. Это, конечно, ужасно, но это был мой шанс. Несколько раз главный приводил каких-то бестолковых подмастерий, которые не могли вылепить даже элементарной миски. Главный злился и часто срывался на бедных, ни в чем не повинных гончаров. Рабочих рук не хватало, и им пришлось работать в полторы смены.
Заметив, мой неподдельный интерес, хозяин гончарной, кивком разрешил мне сесть за гончарный круг. Не веря своей удаче, я села, взяла податливый кусок глины и потихоньку, раскручивая адский маховик, начала центровку. Честно, я не знала, существует ли мышечная память с моей прошлой жизни, и уповала исключительно на везение. Цепь от кандалов постоянно мешала, но ничего…
То ли действительно мне везло, то ли нужно было поблагодарить дотошную Маргариту… Это вообще, я говорю? Но дело пошло. Потихоньку под моими руками образовался конус, я еще раз проверила, нет ли неровностей и шероховатостей. Все же мне не нравилась эта работа… Глина забивалась под ногти, ощущение, что ты месишь руками грязь. Но с той жизнью, что у меня была сейчас перебирать особо не приходилось. Это было лучше, чем таскать тяжести или черпать дерьмо.
Создавалось даже ощущение элитарности такой работы. Придавив конус, я начала делать углубление внутри будущего изделия, не забыв при этом оставить слой глины для толстенького дна. Подготовительные этапы были пройдены, и мне осталось только придать форму сосуду.
Как ни странно, эта работа меня успокаивала. Я решила сделать что-то вроде восточного кувшина, с широким плоским дном, невысоким горлышком и витиеватой ручкой. Заметив взгляд главного, я, вдруг, занервничала и первый кувшин запорола. Мягкая глина прогнулась, оставив на гончарном круге невообразимую кракозябру.
К сожалению, попасть во внутренние помещения башни оказалось не так-то просто. Во-первых, хитрый главный постоянно бдил, не разрешая нам даже отлучаться в туалет лишний раз. Во-вторых, за мной, как за рабыней, был особенный присмотр. В-третьих, работы было столько, что мы лишний раз не поднимали головы.
Я искренне недоумевала, куда нужно столько посуды? Конечно, глиняные миски-плошки бились, но чтоб каждый день, и в таком количестве? Непонятно… Может на продажу? Но я ни разу не видела, чтобы из замка, что-то вывозили во внешний мир. Скорее, наоборот – волокли сюда все, что только можно.
Решив не забивать голову этой ерундой, я молча выполняла порученную работу. Ко мне, все так же, никак не обращались. По коротким разговорам двух других гончаров между собой, я узнала, что главного зовут Бьёрн.
Главный был сволочью! Просто подонком! Невзирая на то, что изделия у меня получались лучше, чем остальных, меня он просто-напросто невзлюбил. А может, именно поэтому? Потому, что лучше? За малейший промах мне прилетали затрещины такой силы, что потом с трудом удавалось потом прийти в себя.
От постоянных тычков и затрещин у меня часто болела голова. Он добился своего! Я внесла его в свой список мести! Часто, скрючившись над треклятым гончарным кругом, воображала, как тонкой струной, которой он отделял миски и кувшины от гончарной шайбы, я душу эту сволочь. Представляя, как вздуваются вены на его вечно потном, красном лбу, я практически получала физическое удовольствие. Я его ненавидела.
Надежда на то, чтобы хоть как-то узнать, что скрывается внутри башни, постепенно таяла. Единственной возможностью оказались выходные. Конечно, для меня, как для раба, выходных не существовало, но для остальных – один выходной обязательно полагался. Кстати, так я узнала, что неделя здесь длится десять дней. В этот день я оставалась в гончарной мастерской одна. Если, конечно, не считать охранника, который вел за мной наблюдение.
Насколько я могла сообразить, в выходные дни проводилось что-то вроде мессы в часовне, у главной башни, и народ, хочешь-не хочешь, должен был на ней присутствовать. Что это была за религия я не интересовалась. Мне было, в общем-то, пофиг. Главным было то, что охранник тоже отлучался на мессу и приставлял ко мне временно, девочку-подростка, лет тринадцати, какой-то явно другой национальности.
Откуда пригнали это бедное дитя, я не знала, но было видно, что по-местному она не разговаривает, и выглядит несколько иначе. Девчонка походила на африканку. Смуглая кожа, широкие скулы, черные курчавые волосы. От наших… Хм! Наших африканцев, ее отличали лишь глаза. Широко посаженные, раскосые, ярко-голубого цвета. Это было так красиво, что я невольно ловила себя на мысли, что постоянно разглядываю ее, как какую-то диковинку. А впрочем – так оно и было.
Я пыталась наладить с ней хоть какой-то контакт. Но девочка была напугана, и не знала языка. И что в этом случае делать? Язык жестов… Так себе затея, но все же…
Улучив минутку, между работой и коротким отдыхом, я на пальцах рассказывала ей обо всем, что видела здесь, в замке: устройство нашей темницы, внутренний двор, стену, опускающиеся ворота... Она просто тупо кивала. В какой-то момент, я подумала, что все это напрасно. Может она вообще глухонемая?
Однако терпенье и труд – все перетрут. Потихоньку она начала со мной общаться. Мы долго, при помощи жестов, помогая себе рисунками на сырой глине, рассказывали друг другу, как устроен замок. Умница! Девчонка была не глупа. Она нарисовала мне, где находится часовня. Где располагаются помещения для слуг. В какой башне живет конунг. И вскоре, примерная схема замка у меня уже была.
Улучив удачный момент, я нацарапала на глиняной миске на самом донышке, план Граймхольма. Нужно будет ее после обжига незаметно стырить. Как я поняла, что единственный возможный для меня выход из этого плена – боковой. Для чего он был сделан, я не понимала, но это был единственный вход в сам замок, который практически не охранялся.
Времени на сбор сведений ушло много – несколько месяцев. Если бы я только могла знать, что этот дорого давшийся, грубо нацарапанный на дне миски план мне не понадобится!
Через некоторое время подобного общения, мне, наконец удалось узнать ее имя.
– Йара, – девчонка тыкала себя пальчиком, – Йара, я!
Я приложила палец к губам, призывая девочку говорить тише, мало ли, кто мог проходить мимо. Положив руку на грудь ответила:
– Ирэна!
Девчонка засмеялась, от непривычного имени, и повторила:
– Ир Эна.
Ладно, хрен с ним, пусть будет Ир Эна. В любом случае, моих настоящих имени-фамилии здесь никто и никогда не узнает.
В этот день намечалась какая-то суета. Несколько раз в нашу темницу заходили, незнакомые мне люди. Через некоторое время, ни слова не говоря, охранник, ткнув пальцем в меня и еще на пятерых человек, в том числе и Тунн, вывел нас во двор. Честно скажу, кандалы меня достали! Чего бы я только не отдала, чтобы избавиться от этой громыхающей тяжести на ногах. Но, что я могла сделать?!
К нашей группе приставили троих охранников, через некоторое время к ним присоединился человек средних лет. Он обладал типичной для этих мест внешностью: светлые волосы, серые глаза и густая рыжеватая щетина. Странной и непривычной оказалась его одежда: длинная накидка, то ли шаль, то ли пончо цвета хаки, с глубоким капюшоном. Подпоясан костюм грубо плетеной веревкой. Странное одеяние. Мужчина напоминал помесь церковника и солдата времен СССР.
Как оказалось, это был лекарь и он действительно носил какой-то церковный чин. Нас вели за ворота замка! Боже! Сердце заколотилось как бешеное…
Я, наконец-то, выхожу во внешний мир! Хоть немножко, но я смогу его увидеть. Все еще не веря тому, что сейчас должно было произойти, я машинально двигалась в сторону распахнутых ворот.
Буйство красок после серых, глухих стен ошеломило меня. Но я уже знала, что просто стоять и пялиться нельзя. Нас ведут на какую-то работу. Поэтому рассматривала все краем глаза, не забывая переставлять ноги.
Густой высокий лес на крутом склоне. Цвета от изумрудно-зеленого до темно-синего. Молодая листва нежно-лазурного цвета. Это было так красиво, что мне хотелось впитать эту картинку взглядом, запомнить каждую травинку или ветку, каждый оттенок. Я боялась, что эта прогулка случилась и первый, и последний раз в моей жизни…
Нашей задачей оказался сбор трав. Лекарь протянул каждому из нас образец растения и разделил на группы по два человека. К каждой группе был приставлен охранник. Нам с Тунн досталась мелкая серо-голубая травка с сиреневыми соцветиями. Определив зону, мы начали поиск. Это было не очень-то легко.
Нас снабдили огромными корзинами. Нужная трава росла под крупными валунами вперемешку с какой-то вьющейся колючей дрянью. Наша задача: отделить стебли растения, не повредив их при этом. Уже через пятнадцать минут, все руки у меня были исцарапаны мелкими колючками до крови. Вдобавок порезы еще и начинали чесаться.
Толстой Тунн было и того тяжелее. С такой массой ей приходилось буквально ложиться на брюхо, выковыривая дурацкую траву из колючек. Какая-то назойливая мошкара норовила забраться под балахоны и неприятно покусывала самые чувствительные места тела.
Охранник, будь он неладен! Не спускал с нас глаз, не позволяя нам ни на секунду остановиться, чтобы передохнуть. Почва была мягкой, и я постоянно спотыкалась, путаясь в невысокой, но приставучей траве цепью от кандалов.
Отупев от сбора, я не заметила небольшую ямку и провалившись в нее, упала навзничь, больно оцарапав себе лицо. Прямо перед моим носом находился треклятый камень с нужным растением. Взмолившись всем богам, которых знала, я тяжело поднялась, чувствуя, как ноет каждая мышца и случайно увидела на камне улитку.
Красивая… Она была похожа на обычную, виноградную. Но ракушка! Потрясающе переливалась на свету всеми цветами радуги, напоминая бензиновые разводы на воде. Неторопливо, еле-еле заметным движением она перемещалась по камню, оставляя за собой влажный слизистый след.
Клянусь, я завидовала ей сейчас. Она, со своим крошечным мозгом и слабостью, была совершенно свободна. Она могла ползти, куда угодно! И до нее никому не было дела. Я хотела забрать ее с собой, туда в замок, но в этом случае она стала бы такой же пленницей, как и я… Я не могла…
– Сбежим?
От неожиданности я вздрогнула. Надо мной стояла Тунн. Охранник, судя по всему, отлучился, чтобы справить нужду. Я оглянулась. Две других группы были довольно далеко.
– Туда! – Тунн показала в сторону ручья. – Перейдем ручей, там в холме – нора. Можно отсидеться до темноты. А потом двинуть на Юг.
– Откуда ты знаешь про нору? – Мысли закрутились в моей голове, как бешенные.
“Подстава или… Или свобода?! Господи! Неужели? Так близко…”
– Мы с поваром как-то ходили туда собирать ягоды для соуса, давно уже… – Тунн нетерпеливо дернула меня за рукав балахона.
Я обернулась назад. Грайхольм выглядел величественно и мрачно. Высокие десятиметровые стены, маленькие бойницы. Я ненавидела эту тюрьму…
– Ну?
Я выдохнула. С острым сожалением, почти со слезами…
– Я не могу, Тунн! – внезапная мысль болью пронзила висок.
“А как же Ури, Ирма, Гун… все остальные? Черт! Черт! Черт! Я не могу… Еще полгода назад я бы даже не обернулась. Мне было бы наплевать на всех… Но сейчас… Сейчас я просто не могу…”
– Почему? – Тунн явно недоумевала.
– Я не уйду без своих людей, – чувствуя, что сейчас разревусь, я отвернулась от нее.
– Д-дура! – махнула рукой толстуха и пригибаясь, с неожиданной сноровкой, быстро двинулась к ручью. В траве валялись разбитые кандалы Тунн.
Тунн не смогла убежать…
Через несколько часов ее, окровавленную и избитую, волокли по песчаной отсыпке двора, привязанную за ноги к лошади. То что от нее осталось, было трудно назвать человеком. Нас согнали во дворе и показательно казнили беглянку. У нас на глазах…
Страшно было, с какой деловитостью и сноровкой собирали виселицу, заранее зная каждую деталь конструкции. Молча, собрано, без эмоций…
“Господи! Почему я не остановила ее?”, – видимо, во мне жила наивная мысль, что побег удастся. А если получится у нее, то потом получится и у нас…
Я не плакала… Во мне просто что-то в очередной раз умерло… В который? Сотый? Тысячный? Я устала считать. Как мне хотелось взглянуть в глаза треклятого конунга, чтобы понять, как? Как такое возможно?! Обесцененная до нуля человеческая жизнь…
Во двор, с помпой, прошел главный церковник. Я не разбиралась в их церковной иерархии. Кто он? Епископ, аббат? Плевать. Я хотела его увидеть. Это тот урод, что обидел мою Ирму, и он поплатиться за это. Клянусь! Я сама его убью. А потом конунга Гермунда, мать его! За всех! За Хану, Тунн, Ирму, и за всех несчастных, что еще оставались жить здесь, в этом больном сообществе…
Гере Плат оказался именно таким, как я себе его и представляла. Длинный, худой, но с явно выпирающим животиком. Плешивый, с маленькими мутными глазками. Он постоянно облизывал губы. Гере Плат подошел к несчастной Тунн. Слава богу, она уже была почти без сознания, негромко пробормотал какую-то молитву, а затем странным жестом крестил ее и палач выбил опору…
Подавленные, мы поплелись в темницу. Я не видела, как снимали тело. И не думаю, что ее хоронили. Скорее всего, тело сбросили за стену, как и остальных мертвых невольников. Люди Тунн выглядели потерянными и жалкими. Еда в этот вечер никому не лезла в рот.
Приперся гере Плат. Какого черта? Что он тут забыл? Я видела, как Ирма, вжалась в стену и накинула капюшон поглубже, чтобы проклятый хер не узнал ее. Я утешительно сжала ее руку.
– Все хорошо, Ирма! Я рядом.
Ирма благодарно кивнула, машинально цепляясь за мою хламиду.
Меж тем раздувающийся от собственной важности церковник начал нам что-то пояснять. Что-то типа: “Непогрешимый, милостью своей, дал вам жизнь, и обязанность ваша радоваться всему, что он вам дает. Греховны мысли ваши, греховно тело ваше. Да снизойдет истинный свет на ваши эссенции (души).”
Как он назвал их бога? Вроде бы – Непогрешимый? Да-да! Только что-то Непогрешимый как-то неравномерно благодать свою раздает…
Церковник, однако, нудел и не затыкался. Говоря о том, что раз жизнь в этот раз вам выпала такая тяжелая, то значит в прошлой жизни мы чем-то прогневали Господа. И нечего пенять, а нужно спокойно сносить все тяготы, и с радостью принимать все, что выпало на нашу долю.
Выбесил он меня. Аж глаз задергался! Что-то не сильно святой отец, или как его там… на праведника похож! Была мысль ему подножку поставить, когда он прошел мимо меня, но я сдержалась.
Остановившись напротив, он внимательно изучал мое лицо. Бедная Ирма за моей спиной старалась не шевелиться. Я с вызовом смотрела в его маленькие мутные глазки. Он бесцеремонно оглядел меня, как будто раздевая. Потом, наклонившись ближе, отодвинул край капюшона взял меня за подбородок и большим пальцем провел по щеке. Я хотела отдернуться, но удержалась, хоть и с трудом. Внутреннее чутье подсказывало, что этот человек не просто опасен, а очень опасен…
Я чувствовала, как в нем пробуждаются желания, и боялась смотреть в глаза мерзкому старику. Понимала, что он выискивает очередную жертву. В этот раз я даже пожалела, что уже не была так уродлива, как в самом начале. Меньше всего мне хотелось его внимания…
– Придешь на исповедь, я чувствую в тебе темного! – приказал он. Охранники кивнули и посмотрели на меня, как мне показалось, с сочувствием. Внутри меня все похолодело, – В девятину… – уточнил он уходя.
Гере Плат развернулся и, сметая полой рясы мусор и пыль, вышел прочь. В сердце поселилось липкое, неприятное предчувствие. Сколько у меня времени до этой девятины? Надо переставать пользоваться хелидонной, может тогда он от меня отвянет? Просто побрезгует? До девятины оставалось три дня, вряд ли за это время, что-то изменится...
Я умолила охранников не отправлять меня в гончарную, я просилась на вычерпывание дерьма, я не мылась три дня, я перестала пользоваться хелидонной, чтобы предстать перед священником в наиболее ужасающем виде.
На третий день меня повели в часовню. Как бы обстоятельства не были ужасны, все же у меня появилась дополнительная возможность рассмотреть внутренние ходы и помещения башни, в которой мы находились, и изучить расположение зданий в крепости, чтобы внести необходимые поправки в мою карту.
Мы шагали каким-то окольным путем, не через гончарную мастерскую. Через череду длинных коридоров и проходов вышли на улицу и двинулись вдоль башенной стены. Сбоку открывались довольно просторные помещения, набитые работающими людьми. Судя по всему, это были слуги и мастеровые. Мы миновали швейную, кузнечный цех, какие-то прядильни и зашли с другой стороны. Там, внутри, оказался тоннель через башню, который вел прямо к часовне.
Услужливая помощница подала мне чистый балахон и гребешок. Кое-как расчесав волосы, грубой пятизубцовой расческой, я запихала в свернутую гулю свой трофей-медальон.
– Гере Плат зовет вас отобедать, – опустила глазки. Интересно… Он с ней спит? Наверняка. Извращенец явно испытывает нездоровую симпатию к малолеткам. Что же делать?!
Я не была девственницей. Точнее, в том мире не была. А здесь? В любом случае, даже если я, до этого рабства, работала в каком-нибудь доме терпимости, мне не улыбалось видеть его пыхтящую мерзкую рожу надо мной. По спине поползли мурашки и меня передернуло от отвращения…
Минуя очередные лабиринты часовни, мы вышли со служанкой в просторное помещение. Красивое. Высокое окно выходило на живописную панораму – темно-синий хвойный лес и высокая горная гряда вдалеке. В центре залы накрыт стол. Хочет подкормить бедняжку, чтобы потом использовать ее по-полной?
Еда! Обалдеть! Не то жуткое месиво, что нам, рабам, притаскивали в грязных котлах. Если бы я увидела этот стол в прошлой жизни, я бы поржала от души, если честно… Но сейчас… Это было просто пиршество! От запаха закружилась голова. Жареная дичь, запеченный окорок, рыба, вареная картошка, овощи, фрукты… И вино… А как же! Дуреху надо подпоить, чтобы была более податливой…
Мы стояли у стола, дожидаясь церковника. Он не спешил, прекрасно понимая, что чем дольше я жду, тем сильнее хочу есть, распаленная ароматами пищи, тем быстрее наемся и опьянею. Ну нет! Хрен тебе. Но выхода я все равно не видела. Первой мыслью было дать ему по одному месту коленкой и бежать, но это может оказаться чреватым. Я слишком хорошо помнила историю Ирмы…
Хитрость? Какая? Как можно обхитрить того, кто по сравнению со мной обладал неограниченной властью? Мысли носились в абсолютно пустой голове. Я искала глазами на столе, все, что могло бы помочь…
– Перец, – служаночка, неслышно очутившаяся около меня, указала на маленькую плошку с темно-коричневым порошком, – Он ненавидит сандалльский перец, у него реакция…, – девушка замялась не зная как объяснить, – В общем он чихает, долго… О-очень долго, а потом у него голова болит пару дней.
– Зачем же ты принесла? Он же тебя накажет? – служаночка вздохнула и кивнула.
– Ты не первая… – а то, я об этом не догадывалась… Ясен-красен, не первая!
– Тебе-то какое дело? – я честно, не понимала. Ревность? Стокгольмский синдром?
– Он болен, – я все еще не могла понять.
– Чем? Говори толком.
Девчонка замялась, и тут до меня дошло. Ах ты ж, сволочь! Мало тебе… Ты еще малолеток, какой-то дрянью заражаешь.
– Ты тоже?
– Надеюсь нет…
Служаночка молча кивнула, я загребла горсть перца и суетливо искала место куда бы его ссыпать, так, чтобы он был под рукой. Девушка, протянула мне малюсенький мешочек из ткани.
– На, спрячь туда, где у тебя подвеска спрятана, – я оторопела, девушка подмигнула и отошла от меня, я торопливо сунула мешочек в волосы.
Послышались шаги. Наконец-то! Герой вечеринки появился спустя полчаса.
– Я Ирэна! А как тебя зовут? – одними губами произнесла я.
– Эрра! – так же ответила служаночка, и тихо ушла, захватив с собой оставшийся перец.
Гере Плат, важно подошел к столу, и обведя его рукой, молча предложил садиться.
– Помолимся Непогрешимому, за дары его! – приложив два пальца ко лбу в виде галочки он начал читать молитву. Что он там бормотал, я не слушала, мне было неинтересно. Гораздо больше меня занимал вопрос, когда он собирается приступать к активным действиям.
Я сделала вид, что тоже молюсь и повторила его жест. Отбормотав, он приступил к еде, и жестом предложил мне присоединятся к нему. Честно, я не собиралась голодать. Без стеснения я положила себе гору, каких-то мелких жареных на огне птичек, типа перепелок; смачный кусок окорока; рыбы; овощей; вареной картохи. В общем все, что поместилось на моем довольно вместительном блюде.
Гере Плат, периодически поглядывая на меня, облизывался и улыбался, явно считая, что все идет по его плану. Ну что ж! Тем лучше. Пусть до поры считает так! Он основательно прикладывался к вину, и так же щедро наливал мне в огромный жестяной кубок. Пришлось пригубить. Кисляк! Куда бы его сливать незаметно? Ага! Вот и чаша с фруктами пригодилась. Пользуясь моментами, я сливала туда винище, пока мелкие яблочки не стали уже заметно покачиваться на бордовых волнах.
Судя по всему, трапеза закончилась. Гере Плат встал и хлопнул два раза в ладоши. Служаночка засуетилась, убирая со стола.
– Время исповеди, дитя мое, – важно произнес гере Плат, немного покачиваясь от выпитого, – пройдем!
Я думала место для исповеди будет в главном зале… Но нет. Старый извращенец повел меня в молельню для знатных. Да… там было более… Хм… Интимно, что ли. Несколько небольших витражных окошек. И что-то вроде алтаря. Со всех сторон алтарь был окружен свечами и изображениями неведомого мне бога. Свечи источали пряный, сладкий аромат и немного коптили.
– Много ль ты грешила? – старый хрен заходил мне за спину, я почувствовала как холодок пробегает по позвоночнику.
Мести гере Плата ждать не пришлось… Обрушилось другое, гораздо более страшное несчастье!
Мор.
Чума.
Эпидемия…
Что это была за болезнь, хрен знает. Но из-за постоянной антисанитарии, мы, стоящие на самой низшей ступени иерархии, первыми оказались под ударом.
Когда первые из нас заболели, мы не сразу придали этому значение. Периодически кто-то из рабов болел и умирал… Но тут моих собратьев по несчастью просто начало косить. Первые признаки: температура, рвота, возбужденное состояние. Я невольно вспомнила страшные рассказы о чуме.
Нужны были антибиотики. Где их тут можно достать? Как это вообще лечится? Единственное что мы, еще не заболевшие, могли сделать, это пить больше воды. Я настояла на том, чтобы мы, из обрывков наших балахонов сделали санитарные маски на лицо. На меня смотрели, как на умалишенную. Ну и пусть! Пофиг. Моя команда уважала меня, и слушала. Это главное! Поэтому мы вооружились самопальными масками.
Я заставляла стирать эти маски, каждый день. Да, это было тяжело, после рабочего дня, но мы проделывали это. Так было надо. Судорожно вспоминая все скудные познания в области медицины, я знала, что есть и природные антибиотики. Да, это не супер-лекарство, но это могло помочь. Мне нужно было встретиться с Курманном – управляющим замка. Но как?
Уже треть из нас была больна. Десять человек – самых слабых, умерли через неделю, после начала эпидемии. Потихоньку болезнь пробиралась дальше. За нами начала заражаться охрана. Из стариков оставалась только Морта. Слава богу, она беспрекословно меня слушала и недуг пока обходил ее.
Охранники – не дураки. Те кто работал рядом с нами, и охранял нас, быстро смекнули, и так же как и мы, обзавелись тканевыми масками. Но это была, все же, не панацея. Я обратилась к одному из них. Тому самому бородачу, которому я когда-то хотела вцепиться в харю.
– Послушай, как тебя? – я откашлялась. Честно, я боялась. Боялась, что он просто даст мне пинком под зад.
– Стейн, – я кивнула.
– Послушай, Стейн. Мне нужно встретиться с сенешалем и главным лекарем.
– Боюсь, это невозможно, – он покачал головой.
– Тогда мы все умрем. И ты. И они, – я готова была умолять.
– Им все равно. Рабов еще пригонят. Зачем лечить вас? – он ненадолго замолчал, – И нас…
– Ты можешь попробовать? – бородатый с сомнением покачал головой.
– И еще…
– Что?
– Нам нужны лук, чеснок и острый перец.
– Зачем? – он не понимал, а я не знала как объяснить.
– Болезнь боится запаха лука и чеснока, – соврала я, – а перец забирает жар.
Похоже он удовлетворился ответом. Я не знаю, как ему это удалось, но с тех пор нам стали приносить лук, чеснок и перец, практически в неограниченном количестве. Конечно, это не антибиотики, но по крайней мере снизить риск заражения они могли. Мы ели их сырыми и обильно посыпали перцем пищу.
Между тем, болезнь проникала вглубь замка. Я знала, что нужно все помещения отмывать кипятком. Одежду умерших сжигать. Давать больным вволю питья. Обеззараживать раны. Ходить в масках. Это могло существенно сократить потери. Но твердолобый управленец Курманн не желал принять Стейна.
Каждый день, Стейн подходил ко мне и разводил руками… Мол, опять ничего. Господи! Какие-же они все-таки дремучие! Нужно было что-то делать. Я видела, как из остальных башен все чаще и чаще выносили трупы.
Необходимо было срочно изолировать больных. Кипятить тряпки. Лечить тех, у кого оставалась надежда на спасение… Но, что я могла сделать? Меня не пустили бы даже на порог к идиоту сенешалю.
С нашими охранниками нас объединила борьба с заразой. Я уговорила Стейна, чтобы во дворе, возле нашей темницы, постоянно поддерживали костер. На костре всегда должна была быть чистая кипяченая вода. Всех больных мы оттащили в отдельный угол помещения, и как могли, отгородили их от здоровых. Самых слабых мы берегли.
Трупы из основной башни уже не выносили за стену. Просто сваливали кучей прямо во дворе. Любая другая жизнь в замке замерла. Была только борьба с заразой. Только у нас, на самом дне, процесс немного приостановился. Благодаря тому, что я заставляла кипятить одежду, носить повязки, обрабатывать язвы и мыться горячей водой, всех, включая наших охранников. Смерти почти прекратились. Иногда умирал кто-то из слабых стариков, но остальные пока держались
Два десятка больных были на мне, Ури, Ирме и Гуне. Днем и ночью мы не отходили от них. Умница Стейн умудрился, рискуя головой, стащить откуда-то бочонок меда. Не жалея, я обрабатывала им язвы. Многие шли на поправку.
Неожиданно болезнь свалила самого главного из нашей охраны. Сурового мужика, с багровым рубцом на щеке. Пришлось положить его к нашим больным. Никто не возражал. Видя, как он мечется в горячечном бреду, и вспоминая, как он пнул меня, в первый день моего нахождения здесь, я даже улыбнулась. Каким далеким это все казалось сейчас…
– Как его зовут? – я повернулась к Стейну.
– Клепп, это значит скала.
– Понятно, – горько усмехнулась я.
Я понимала, что даже если мы вылечим всех здесь, на нашей маленькой территории, болезнь, все равно до нас доберется второй волной, и выкосит всех без остатка, если не лечить все остальное население крепости…
Не знаю, можно ли это назвать везением… В данных обстоятельствах, наверное, да. Когда большая часть наших больных пошла на поправку, болезнь свалила, самого сенешаля Курманна. Оставшись без власти, обезумевшие слуги забились по углам, боясь высунуться из своих убежищ. Начало процветать мародерство. Погромы на кухнях и в складских помещениях стали нормой. Наступило полное безвластие.
Оживший, после недельной отключки Клепп, открыл глаза. Он с удивлением обнаружил что я обрабатываю его заживающие язвы. Конечно, он отощал. Но по сравнению с остальными выглядел неплохо. Видимо сильный организм быстро победил недуг.
– Т-ты кто? – я подумала, что он бредит. Хм… температуры нет, странно…
– Рабыня, – просто ответила я.
– Имя, – видно было, что он еще слаб.
– Зачем вам знать имя рабыни?
– Имя, – он сжал мою руку. Я пожала плечами.
– Ирэна. Это не имеет значения.
– Имеет, – Клепп отвернулся к стене. Я подумала, что он спит и ушла к другим больным.
Через несколько дней, старший охранник совсем окреп, и встал на ноги. Какой же он все-таки могучий, и впрямь – скала!
Не знаю, о чем они совещались со Стейном и остальными, но после разговора, делегация из трех человек подошла ко мне.
– Ты можешь пойти с нами? – надо же! Впервые меня не схватили за шкирку и не поволокли куда-то, не спрашивая моего мнения, и тем более желания. Я наклонила голову, давая понять, что слушаю их внимательно. Клепп продолжил:
– Мы идем к сенешалю. Он болен, в крепости хаос. Ты сможешь это остановить?
Я развела руками. Все зашло слишком далеко. Но мозг уже подкинул план действий. Я распорядилась, чтобы самые крепкие из всей охраны, вооружившись масками, и намотав на руки ветошь, развели огонь в главном дворе. Нужно было сжигать трупы. Болезнь могла дремать в них еще долго. Вторую часть охраны, я послала, навести порядок в крепости. Выловить мародеров и согнать их в одном помещении. Я была уверена, что тюрьма, где-нибудь в подземелье замка, точно была.
Остальные, должны были выявлять больных, и укладывать их в другое свободное помещение. Мы же, во главе с Клеппом, направились в донжон, где находилась резиденция Курманна и покои светлоокой Нурмы. Кстати, она жива еще? Что-то я ничего о ней не слышала.
Вид у Курманна был так себе, прямо скажем. Это оказался довольно пожилой человек, рядом с ним постоянно находился, тот самый лекарь, с которым мы ходили собирать травы. Я не помнила его имени…
– Гере Матс, – представился лекарь, пожимая мне руку и рассматривая странные маски и импровизированные перчатки. Мне пришлось на пальцах объяснять ему, почему нужно так, а не иначе. От него я узнала, что болячка называлась Ёрмундская зараза. Ее принесли в Средние земли и на Север – южане с какими-то мелкими паразитами, типа мышей.
Бегло осмотрев Курманна, я попросила изолировать его и подходить к больному, только в масках и перчатках. Смазывать раны медом и отпаивать кипяченой водой. Смышленый лекарь кивал, удивляясь моему, неординарному подходу. У Матса, оказалось несколько травок, которые могли облегчить болезнь и ускорить выздоровление. Освободившуюся охрану, Клепп послал на сбор нужной травы.
Вскоре болезнь начала отступать. Организовав, импровизированный госпиталь, я и мои помощники, неусыпно следили за больными. Здоровых, Стейн и его люди, гоняли мыться каждый день, горячей водой. Из здоровой прислуги был организован клининг. Все помещения, были обработаны кипятком и щелочью.
Я почти не спала. Днем и ночью, проверяя состояние больных, я еле держалась на ногах. Пару раз, мне “посчастливилось” мельком увидеть гере Плата. Он что-то громко вещал, о справедливости Непогрешимого и с помощью молитвы избавляться от болезни. Тревожило другое, Эрры поблизости не было. Среди больных, я ее тоже не наблюдала… Неужели он добрался до нее…
Борьба с проклятой болезнью длилась около трех месяцев. “Благодаря” неповоротливому мозгу сенешаля, мы потеряли около трети жителей крепости. Но все же – победили.
Потихоньку жизнь входило в свое русло. От щедрот, добренький Курманн, предложил мне перебраться в донжон, чтобы стать помощницей лекаря Матса. Ну уж нет! Пойти на сытное место и оставить своих? Фиг вам! Мы или вместе, или никак. Подивившись моей непроходимой глупости, Курманн пожал плечами.
Но плюсы все же были. Во-первых, я попросила организовать а-ля баню для рабов и охраны. Во-вторых нас стали лучше снабжать едой. Два раза в день стабильная, простая кормежка. В-третьих, я попросила набросать на пол темницы старых досок и сухой травы. Все же спать на полу было холодновато…
За несколько недель мы узнали, что возвращается Великий конунг. Взмыленный гонец, загнав несколько лошадей в пути, ввалился в ворота и протянул дрожащему от страха сенешалю, весточку от хозяина. Ну что ж! Посмотрим на тебя Великий и Ужасный!
К приезду хозяина суета усилилась. Немного, кстати, стало холодать по вечерам. Интересно, сколько у них длится лето? По моим ощущениям не меньше десяти месяцев. А зима? Вдруг она такая же долгая… Жесть!
Размышляя о временах года в этом странном месте, я думала о побеге. Все осложнялось тем, что я не могла теперь оставить друзей здесь, на произвол судьбы… Поэтому изначальные планы пришлось переосмыслить. Если холодает, то как мы убежим? Насколько суровая здесь зима? Где мы будем жить? Тащить людей в неизвестность??? А по-другому никак…
Как бы узнать? Мысли не давали покоя. Постоянно прокручивая это в голове, я не находила себе места. Эта крепость душила меня. Мне нужна была свобода. Да, конечно, много изменилось с тех пор, как я очнулась здесь. Охрана относилась ко мне с почтением, мне не поручали слишком тяжелой работы. В основном, я работала в гончарной, все так же. Кстати, главный там сменился. Прежний помер от чумы. Ну помер и помер… И правильно, в общем-то, сделал…
Друзей я ценила, а вот к врагам относилась без жалости.
На его место встал один из молодых мастеров и, в отличии от предыдущего, он оказался довольно разговорчивым и справедливым. Не хватало рабочих рук, и я попросила, чтобы в мастерскую взяли Ирму. Моя боевая подруга оказалась способной. Все же я считаю, что женщины лучше справляются с подобной работой. Усидчивости и аккуратности им не занимать. Ха! Услышала бы меня сейчас Марго. Крайне удивилась бы!
Что-то я часто стала вспоминать ее… Не к добру это! Я отмахнулась от мысли, как от назойливой мухи. Что это? Неужели скучаю? Бред какой-то…
Но мы отвлеклись! В общем, в крепости суетили как умели, все, кого я могла краем глаза увидеть. Обоз за обозом привозились трофеи. Мчались гонцы с сообщениями о возвращении хозяина. Лепились миски, кувшины, блюда, вазы. Ткались простыни, одеяла, одежды. Ковались кубки, чаши, латы… Гере Плат приводил в порядок часовню, уповая на милость Непогрешимого. Жаль, конечно, что его не унесла эпидемия…
Великий конунг должен был въезжать в крепость с помпой. Дворовые лабухи старательно выводили трели на свирелях и бубнах. Дорога в донжон была устлана шкурами каких-то животных, сенешаль нервно теребил жидкую бороденку, в ожидании хозяина. Нас выгнали на главный двор, чтобы показать могущество и величие конунга, в тот момент, когда он въедет в ворота замка.
Мы даже репетировали…
Всем рабам, слугам, и прочим, было велено, как только ярл Гермунд, переступит порог крепости, воздеть руки к небу и с криками: “Да хранит Непогрешимый нашего Великого конунга”, – опуститься на колени. И так кричать три раза… М-да, “Воистину, тщеславие мой любимый грех…”*
Вышла светлоокая флинна Нурма. Впервые я увидела ее. Она была красива. Без дураков. Даже в прошлой жизни, я бы отметила ее необыкновенную красоту. Чем-то она напоминала эльфа. Белоснежные волосы струились мягкой волной, практически до талии. Глаза, необыкновенно красивого темно-голубого цвета, густые черные ресницы и соболиные брови. Аккуратный прямой нос и чувственные пухлые губы.
Одежда вообще, по сравнению с тем, что носили остальные, выглядела и вовсе фантастической. На ней было платье с высокой талией и широкими рукавами. Юбка, не доходя до бедер, расклешалась и шикарным шлейфом струилась по расстеленным шкурам. Квадратный вырез не выглядел грубым, напротив, подчеркивал красивую высокую грудь идеальной формы.
Но больше всего завораживал мой взгляд цвет платья. Оно играло непередаваемыми оттенками от насыщенного до нежнейшего голубого и выгодно подчеркивало цвет глаз. Все до последней ниточки в этом убранстве было расшито мелкими бисеринками, бусинками и вкраплениями драгоценных камней. При этом платье, как ни странно, не выглядело тяжелым.
Я вздохнула… Мне бы хоть капельку ее красоты, и я бы уже правила каким-нибудь южным кланом… Ну, уж точно бы не сидела в женах этого конунга. Или она наложница? А впрочем, какая разница? Флинна Нурма встала в центре двора рядом с сенешалем, в ожидании. В руках, по традиции, она держала шкуру белого барса, что означало невинность, соблюдаемую в отсутствии мужа или хозяина? Я запуталась…
К сожалению, с расчетами времени, здесь было туговато. Сначала лабухи начали лажать, притомившись от долгого ожидания, потом охрана начала отлучаться куда-то, под предлогом “мне надо отлить”. Несчастный сенешаль, устав переминаться с ноги на ногу, просто поднял одну, чтобы дать ей, видимо, передохнуть. У флинны явно затекали руки, и она норовила перехватить объемистую шкуру как нибудь поудобнее.
Время шло… Конунг все не появлялся…
* "Воистину, тщеславие -- мой любимый грех" -- цитата из художественного фильма США, Германия. "Адвокат дьявола" Тэйлора Хекфорда 1997г
Наконец, где-то через три часа, после назначенного времени, раздался истошный крик, откуда-то со сторожевой башни: “Едет! Великий едет!” Тотчас расслабившийся было Курманн собрался и принял благообразный вид. Неизвестно откуда взявшаяся служанка поправила прядь волос у истомившейся Нурмы. Музыканты, все же фальшивили… “Люди искусства! Чтобы мы без них делали!”* Охранники, на ходу чего-то дожевывая, подперли наши ряды.
Что я ожидала увидеть? Фиг знает… Мне казалось, что это будет какой-то могучий человек, с лицом Валуева, ну или Олега Монгола. Ну, не знаю… Так мне нарисовало мое воображение. Но конунг был прекрасен. Клянусь! Таких красивых мужиков я видела только на обложках любовных романов. Я точно знала, что таких не существует. Все они были нарисованы ИИ, и от этого казались недосягаемо прекрасными и немного искусственными…
Великий Ивар Гермунд был высоким и стройным. При этом никак нельзя было назвать его худым, широкие мужские плечи без лишней мускулатуры, но с красивым рельефом. Как советские гимнасты.
А лицо! Мне даже сложно его описать. Оно было безупречным. Скулы, подбородок, надбровные дуги идеальных пропорций, небольшая щетина лишь украшала его. И глубокие иссиня-черные глаза. С пшеничными волосами это выглядело просто завораживающе! Наверное, в этот момент, у меня закапала слюна. Я поняла, что просто пялюсь на него, как дура. Слава богу, кажется, этого никто не заметил…
Великий конунг въехал, и мы, вскинув ладони к небу, в едином порыве трижды воскликнули: “Да хранит Непогрешимый, лик светлый нашего Великого конунга!”, “Да хранит Непогрешимый, лик светлый нашего Великого конунга!”, “Да хранит Непогрешимый, лик светлый нашего Великого конунга!” и преклонили колени.
Он проехал величаво, побрякивая блестящими доспехами, на плечах переливалась разными оттенками серебра шкура неведомого зверя. Даже музыканты как-то выровнялись и начали играть что-то более-менее сносное, отчего не шла кровь из ушей. За конунгом, вереницей, выступали его могучие воины-херсиры, каждый со своим хирдом. За воинами шли лошади, груженые богатой поклажей, ну и в самом конце плелись новоиспеченные рабы.
Великий конунг спешился и подошел сначала к управляющему замка. Тот, показав ладони, церемонно поклонился. Затем направился к жене. Взяв из рук светлоокой Нурмы шкуру барса, он накинул ее жене на плечи. После, в сопровождении своих самых лучших воинов, они направились в донжон.
После того, как все аристократы и их приближенные отправились праздновать и отдыхать, нам предстояла самая тяжелая работа. На улицу спешно выносились столы, выкатывались бочки с вином, подавались угощения для прибывшего войска. В общем, воины трапезничать желали…
Несчастных новых рабов, затравленных и измотанных, погнали в нашу скромную обитель. Слава Непогрешимому, их тоже покормили. Черт! Не дай бог, привязаться к кому-нибудь из вновь прибывших… Я со своими-то не знаю, что делать. Вот ведь! Воистину, мы в ответе за тех, кого приручили…
Между тем, во дворе начиналось разгулье. Уставшие воины, быстро накидавшись местным кисляком, дрались, щупали визжавших, как поросята служанок, и творили всяческие безобразия. Чтобы лишний раз не попадаться никому на глаза, мы спешно удалились к себе.
Разгулье продолжалось до утра…
Потом до вечера…
Потом опять до утра…
Потом опять до вечера…
И так две недели подряд!
Честно говоря, мы упарились катать бочки с вином, и бесконечно вычищать тот бардак, что они оставляли за собой. Нажравшись, они просто валились вповалку прямо на шкуры, оставленные во дворе, и дрыхли, отрыгивая и издавая другие… ммм… физиологические звуки. Двор был усыпан костями, разбитыми в щепки бочками и керамическими осколками. Только теперь я поняла, зачем мы делали столько посуды…
К середине второй недели, после приезда хозяина, ко мне подошел Клепп.
– Великий конунг Срединных Земель, ярл Гермунд желает тебя видеть, – я сжалась. Какого? На кой я сдалась конунгу? Что ему вообще от меня надо? Но вслух я этого, конечно не сказала.
Дорога к конунгу тянулась вечность. Мне казалось, что мы час идем до главной башни, хотя идти там было, от силы десять минут. Не знаю отчего, но я волновалась. Сердце бухало, как каменный молот, рискуя пробить грудную клетку.
В просторной зале возвышались столы, богато уставленные едой и питьем. Пьяные херсиры тискали полунагих наложниц, впиваясь им в губы, как будто хотели сожрать. Музыканты откровенно дрыхли, побросав свои инструменты куда ни попадя.
В центре, в широком кресле, с высокой резной спинкой, восседал Великий конунг. На лице – тень усталости. Не удивительно. Столько дней пировать – никакого здоровья не хватит. По левую руку его, скромно потупив прекрасные глаза, находилась светлоокая флинна. По правую руку, заискивающе глядя на хозяина, сидел сенешаль Курманн. Он что-то нашептывал ему на ухо. Из-за гула людских голосов я, при всем моем желании, не могла расслышать ни слова.
Конунг, жестом остановил словоохотливого сенешаля, и услал его куда-то вдаль. Затем величественно поднял руку в приветственном жесте. Внезапно в зале воцарилась тишина.
– Я слышал, что ты остановила Ёрмундскую заразу. Это так? – Гермунд смотрел на меня сверху, и я, со своим маленьким ростом, почувствовала себя еще более ничтожной.
Секунды ожидания длились вечность. Я внимательно наблюдала за ярлом Гермундом, пытаясь прочесть эмоции на его лице. В каждой секундой прекрасное лицо Великого конунга становилось все мрачнее и мрачнее.
Великий конунг нахмурился. Судя по всему, это явно не входило в его планы на меня. Светлоокая флинна, сжала руку мужа.
– Нет! – слова прозвучали как гром, среди ясного неба.
– Нет? – внезапно небо потемнело и на планету опустилась тьма.
– Нет! – Великий конунг помрачнел и глаза его стали черными, совсем… Мне показалось, что даже свет перестал отражаться от радужки его глаз.
Светлоокая Нурма поднялась с места, окинув меня взглядом, полным презрения, посмотрела как на вошь, и произнесла:
– Неужели ты думаешь, рабыня, что мой муж, Великий конунг Срединных земель будет отпускать каждого, кого добыл в боях, рискуя собственной жизнью?! Ты должна быть счастлива, находясь здесь, под покровительством Великого Ивара Гермунда! – ноздри ее точеного носа раздувались от негодования. В гневе она была еще прекраснее.
Взмахнув неосторожно рукавом, она опрокинула кубок с вином. Бордовая жидкость пролилась, норовя попасть на шикарное платье флинны.
Ах, вот оно как? Счастлива!? А я-то дура, не ценю свою рабскую работу и скотские условия. К Нурме, подскочила служанка, чтобы убрать со стола и спасти платье, но флинна, речи которой помешала прислуга, увесистой пощечиной прогнала девушку. Ох, я бы сейчас с удовольствием вытерла эту винную лужу ее самодовольной рожей. А остатки бы подтерла подолом ее роскошного платья. Эка, она за мужа-то, распинается!
– Моя жена, говорила своими устами – мои слова. Мне нечего добавить, – с этими словами Ивар тяжело поднялся с кресла. Все же, он был изрядно пьян и, похоже, устал от пира. Неловко поправил шкуру на своем плече и, чуть пошатываясь, удалился из залы, больше не интересуясь мной.
Жена конунга с резким звуком подвинула резное кресло, и вышла ко мне. Величественно спускаясь с возвышения, на котором располагались стол и кресла супругов, она споткнулась о подол платья, и потеряв равновесие, чуть не упала. Выглядело это очень комично. Внезапно спесь на ее хорошеньком личике, сменилась растерянностью и испугом. Не скрою, это доставило мне нескрываемое удовольствие. Про себя я даже немножечко позлорадствовала. Видимо, это отразилось на моем лице…
– Ты – никто! – высокомерно сказала флинна, подойдя ко мне. Я смотрела на нее снизу вверх. Какой у нее рост? Метр восемьдесят? Метр девяносто? Кобыла!
– Запомни! Твои дела здесь ничего не стоят! Все что ты делаешь – принадлежит мне и моему мужу. Поняла, рабыня?
О, я очень хорошо это поняла… И я запомнила. Меж тем, светлоокая Нурма продолжала:
– Ты больше никогда не покажешься на глаза конунгу, иначе, клянусь, я отправлю тебя на такую работу, что ты не увидишь белого света! Или убью!
О-о, это что? Ненависть или… Ревность?! Вот уж никогда бы не подумала… Однако, с чего бы это? Как я могу равняться с самой флинной. Хотя сейчас она не кажется мне такой уж красивой. Высокомерие ей явно не идет.
– Прочь! – Нурма махнула рукавом, на котором все-таки отчетливо читались винные пятна. Хотя… не только винные, вон и жирные следы от какой-то дряни, и крошки в районе декольте. А если присмотреться, то видны и тонкие морщинки в уголках глаз и губ. Пока еще еле-еле заметные вблизи, но…
Подошел Клепп, чтобы лично проводить меня до темницы. Я с облегчением покинула залу. Мне было неуютно… и тоскливо. Самое страшное, что я совершенно не знала выхода из этого треклятого места.
От безысходности и отчаяния, слезы хлынули из глаз. Клепп, неожиданно сочувственно смотрел на меня. Я вдруг, подумала, что он такой же пленник, как и все остальные. Ну, может быть, ему чутка полегче. А в остальном…
Я проревела всю ночь, и весь следующий день. Ури и Ирма, не отходили от меня ни на шаг, пытаясь хоть как-нибудь утешить. Даже охрана особо не трогала меня, видя мое состояние. В гончарной я отработала чисто на автомате, тупо уставясь в очередную миску, и пыталась найти выход. Но, голова была пуста, как горшочек без меда. “Вот горшок пустой – он предмет простой…”*
Поскольку теперь замок был наполнен воинами ярла, то охрана, естественно, увеличилась. В сторожевых башнях, и до этого не пустующих, прибавилось сменных дозорных. Даже вокруг крепости был пущен патрульный отряд. Так что незаметно улизнуть, такой, скажем немалой, группой, не представлялось возможности.
С каждым днем становилось все холоднее и холоднее. Скоро в нашей темнице стало так холодно, что у находящихся там людей, зуб на зуб не попадал. Слава Непогрешимому, что теперь у нас были хотя бы самопальные нары. В моих ушах, до сих пор звенели слова Нурмы: “Ты – никто! Все что ты делаешь принадлежит мне и моему мужу!” Никто… Никто и звать никак. Я все отчетливей понимала это. Мое недавнее эго было раздавлено.
Дни тянулись мучительно долго. Сменяясь один, за одним. Все слилось в сплошной серый, унылый и безрадостный день…
Нападение произошло ночью. Свист стрел, разрезающих воздух, а главное – громкие команды и крики снаружи, разбудили нас. Ничего не понимая, мы, собравшись в дальнем углу своей темницы, ожидали смерти. Пахло гарью, паленой плотью и кровью. Охранники бились у стен замка, через бойницы стараясь отстреливаться от врагов.
Снаружи пыталось проникнуть внутрь крепости войско какого-то южного ярла…
Неприятели обложили стены, окружавшие крепость, сухой травой и хворостом и поджигали валы. Сторожевая башня горела. Алые языки пламени лизали стены. Несколько мощных бревен-таранов долбили в разных местах крепостные стены. Приставные лестницы появлялись то тут, то там. Защитники не успевали отталкивать их, чтобы не допустить врага на территорию.
Потихоньку, боясь себя обнаружить, я выбралась из темницы, чтобы лучше понять – насколько тяжело положение дел. Судя по всему, обстоятельства складывались не в нашу пользу. Двор был завален телами раненых и мертвых воинов. Часовня полыхала, как свечка, сквозь узкие окошки ее вырывался с ревом огонь. Ворота трещали под натиском неприятеля.
Битва была серьезной. Поначалу мне казалось, что крепость вот-вот сдастся на милость неприятеля. Но Великий конунг, отряхивая со своих верных херсиров похмелье, командовал обороной. Я опять словила себя на мысли, что невольно любуюсь им. Четкий, идеально пропорциональный профиль, черные, как мгла ночного неба, глаза, развевающиеся на ветру пшеничные локоны. С него можно было бы писать картины…
Несколько недель мы держали оборону. Все, даже рабы, были вовлечены в битву. Мы таскали кипящую смолу на стену, обматывали стрелы соломой, чтобы воины поджигали их, и разящей стрелой добивали врагов. Мы не ели, не спали, не отдыхали вообще…
Я не знаю, сколько народа полегло в этой битве. Но мы понимали, что если враг проникнет внутрь, то нас ждет незавидная участь. Всем хотелось жить, и все принимали максимальное участие. Я перевязывала раны, и таскала этих огромных мужиков в специально организованный лазарет. Со мной всегда был рядом гере Матс. Нас снабжали чистыми бинтами, медом, отварами и горячей водой.
Воины, едва оправившись от ранений, снова рвались в бой. Сколько умерло у меня на руках… Я не могла сосчитать. По всем моим подсчетам более трети войска погибли в этой войне.
Заканчивалась провизия, лекарства, бинты… Нам казалось, что крепость обречена…
Все свернулось как-то неожиданно. После четырехнедельного накала страстей, тишина ворвавшаяся в стены крепости – оглушала. За каменными стенами еще слышались разрозненные выкрики оставшихся в живых воинов, но враг, похоже, был побежден. Крепость устояла. Жалкие остатки поверженного войска ярла Гольма, собирая раненых, и все, что осталось от вооружения, отправились восвояси.
Предстояла долгая работа над восстановлением крепости. Пострадала сторожевая башня, несколько стен были пробиты. Дотла сгорела часовня. Надеюсь с гере Платом… Вокруг царили хаос и разорение. Лазарет был переполнен. Стоны раздавались отовсюду. Все лица смешались в одно. Я от усталости уже не различала их. Только перевязывала, останавливала кровь, поила и кормила тех, кто шел на поправку.
Конечно, я была не одна. С десяток служанок всегда были на подхвате. И мои верные спутники – Ирма и Ури, тоже были рядом. Я прошла по рядам между коек, чтобы проверить раненых. Может кому-то нужна вода? Или перевязка. Господи! Тут есть совсем молодые воины, почти мальчишки. Немногим старше Ури…
Кто-то дернул меня за рукав балахона. Я обернулась. На больничной кушетке, хрипел Клепп.
– И-ирэн-а! – он с трудом мог говорить. Глубокая рубленая рана рассекала грудь. Бинты пропитались кровью.
– Ирма! Срочно! – Ирма тут же оказалась рядом, – Тащи чистые тряпки, мед и кипяченую воду. Я дрожащими руками снимала окровавленные бинты. Хоть бы ребра были целы… Подошедший гере Матс сокрушенно покачал головой. Похоже дела обстоят неважно.
Что делать? Что?! Глина! Глина могла помочь.
– Гере Матс, у вас есть какая-нибудь дурманящая трава? Притупляющая боль? – гере Матс кивнул.
– Можно сделать отвар из коры белой шелюги, он снижает температуру тела и немного облегчает боль.
– Делайте, – распорядилась я, – И побольше, на всех тяжело раненых.
Через несколько дней, убедившись, что рана Клеппа не загноится, и подсохла, я сделала ему импровизированный корсет, чтобы ребра ровно срастались. В разведенной глине, добавив яичный белок, я мочила бинты и накладывала тугие повязки на ранение. Такие же манипуляции я проделала еще с нескольким тяжело раненными. Получалось что-то вроде гипсовых повязок и корсетов. С отваром из коры шелюги дела пошли лучше.
Через две недели в лазарете осталось несколько самых тяжелых больных, с серьезными переломами и ожогами. Клепп редко приходил в себя в течении этих дней: больше спал, напоенный травами. На четвертой, он, наконец, открыл глаза.
Я сидела рядом, рассматривая его суровое лицо. Если бы не этот жуткий шрам, его, наверное можно было назвать красивым. Явно южанин. Брюнет, с глазами чайного цвета, мужественные черты лица, грубоватые, но это и придает ему ту мужскую красоту, что так ценят девушки.
– Ирэна, – он погладил мою руку, и попытался приподняться. Острая боль не дала возможности, побледнев, он рухнул на подушку. Не могу сказать, что он нравился мне… Скорее я испытывала к нему… симпатию?
Я не теряла времени даром. Пользуясь общей суматохой, и несколько вольной нынче жизнью, я изучала пробоины в стенах, окружающих замок, после нападения войска ярла Гольма. Большие, конечно же, сразу привлекали внимание. Их начали заделывать в первую очередь. Так что воспользоваться ими не представлялось возможным.
Я вспомнила ту сквозную щель в стене, что показывал мне Ури, когда мы ходили любоваться на закат. Избегая нежелательных встреч, несколько раз я приходила к ней. Щель оставалась такой же, но несколько камней вокруг нее, явно шатались. Это были не самые крупные камни. Даже я, при желании могла вытолкнуть такой.
Ночью, когда все спали, точнее – уже под самое утро, я пробиралась туда и дополнително расшатывала один из камней. Вот и сейчас, я срывая ногти, толкала треклятый камень, который никак не хотел поддаваться. Ну, давай Мурочка! Есть! С треском, осыпая каменное крошево замазки, камень наконец поддался…
Не сказала бы, что у меня широкое лицо. Ха! Но и оно еле втиснулось в отверстие. Ну хоть осмотреться можно. Так, что мы имеем? Так, склон, конечно, крутой, но все же – не отвесная скала. Если осторожно, то по нему можно спуститься к подножию горы. Там что-то поблескивало, скорее всего ручей. Это отлично, можно будет набрать воды и освежиться.
Теперь у меня был свой нормальный схрон, куда можно было прятать все, что мне удавалось стащить. Я и тырила все, что плохо лежало. Из-за суеты, возникшей в связи с восстановлением крепости и большими потерями, народ расслабился. И даже за рабами присмотр оказался чисто номинальный. О, что я только не брала, иногда даже не понимая, пригодится мне это в дороге или нет! Куски тряпок, сухофрукты, орешки, странные инструменты, огниво…
В этот раз мне особенно повезло с трофеем. Жирный повар куда-то отошел, чтобы принести приправ или приложиться в очередной раз к бутылке. А может и то, и другое. Не знаю точно. Но мне на глаза попался сломанный нож, которым он явно не пользовался. Нож без ручки, чисто лезвие. Он валялся ненужный среди другого потраченного кухонного барахла.
Блин, лезвие! Ну и куда его теперь засунуть? Я судорожно пыталась найти место. В волосы прятать – не вариант…
– Давай!
– Господи, Ирма! Ты меня напугала, – и вправду, сердце ёкнуло и упало куда-то в кломпы, – Что ты тут делаешь?
– Стейн послал меня на кухню, принести ему, и дежурной охране, молока. Давай нож, я спрячу!
Мысленно я поблагодарила Непогрешимого за удачу. Ирма, ловко утопив лезвие в глечике с молоком, вышла из кухни.
Позже она показала мне место, куда перепрятала нож. Между досками импровизированных нар, которые мы соорудили сами, были небольшие щели, там до времени и лежал трофей. Слава богу, что она не спросила, зачем мне это надо. Я и так расскажу, но всему свое время.
За месяц я собрала довольно много. Гребла все подряд: какие-то травки, миски, тряпки, бинты, соль, веревки, мешки, фляжки. Все, что могло пригодиться. Каждый раз, проклиная свои слабые руки, я дрожащими руками, выковыривала этот камень. И каждый раз закладывала его обратно, чтобы никто не догадался, что там мой схрон.
Со временем я, честно говоря, слегка обнаглела. Иногда, даже не дожидаясь толком, когда вырубятся охранники, шла к своему тайнику. Дура! Радуясь какой-то очередной стыренной штуковине, я привычно совала находку в схрон, как и в это раз. Ну и что мне стоило убедиться, что камень встал плотно? Я повернулась уходить… Чертов камень! С грохотом, подобным грому Зевса, упал на землю.
Черт! Черт! Черт! Какого хрена, Ирэн?! Не знаю, может страх действует магическим образом, но я даже не поняла, как оказалась за углом нашей темницы. Я выжидала не подойдет ли кто. И вот тут я оторопела…
К пробоине действительно подошли. Это был Клепп, внимательно осмотрелся и… осторожно поставил камень на место. Интересненько! И странненько… Но мне, все равно, пришлось затаиться на несколько дней из-за своей безалаберности.
Я не метеоролог, конечно. Но собственные наблюдения вела и мысленно ставила галочки. Радовала погода. Конечно, ночи стали прохладнее, чем летом, но заморозков не наблюдалось. По моим предположениям, межсезонье здесь было тоже довольно долгим. Это хорошо! Есть шанс уйти до заморозков!
Пора было посвящать в планы своих людей. Как говориться: “Момент настал – прими Гастал”*. Дождавшись, когда охрана заснет, я собрала команду. “Здесь были все – Никита, Стас, Гена, Турбо и Дюша Метелкин”**. Ну, то бишь, все мои. Не знаю, догадывались ли они, что я что-то такое затеваю, но удивления это у них почему-то не вызвало.
Проговорив чуть-ли не до утра, споря о том, когда можно бы было выдвинуться, мы пришли к общему решению. Как всегда, с идеей выручил благоразумненький Ури. Он знал, что через пару недель Великий конунг будет с размахом праздновать день осеннего равноденствия и урожая. Как всегда, невоздержанная в питье и еде, охрана – напьется. Это был идеальный момент для побега! Он и Гун взялись повыковыривать остальные камни, чтобы в пробоину, элементарно, можно было пролезть.
Блин! Надо отыскать Йару и Эрру. Как-то неспокойно за них. И что со мной стало? С каких пор, в принципе, меня волнует кто-то, кроме меня самой? Эта чертова мягкотелость выводила из себя и мешала думать.
Так, Йара… Ирма сказала, что попробует ее отыскать, через слуг и подмастерьев. Они попроще, и часто не в меру болтливы. К пыткам можно будет не прибегать. Шучу…
У кого бы узнать про Эрру? Неохотно, но я призналась себе, что единственным источником информации для меня был Клепп. Конечно, не хотелось ему напоминать, что я, вроде как, пару раз спасла его от смерти, но выхода, судя по всему, нет. Есть, конечно, еще кулон… чтобы подкупить кое-кого из ближайшего круга гере Плата… но уж больно с ним не хотелось расставаться. Оставим его на крайний случай.
Тут, как бы был, еще один момент… Клепп видел наш схрон. И мои расспросы про Эрру вполне могли спровоцировать его нежелательный интерес. Помучавшись пару дней, я все же решила подойти к охраннику.
– Кх-х, – Клепп стоял неподвижно. Ни один мускул не дернулся на его лице, когда я подошла. Какие равнодушные глаза…
Фиг поймешь, что у него на уме вообще. Я еще раз откашлялась. Клепп склонил голову. Я расценила это, как разрешение говорить.
– Простите...,у меня просьба, – опять каменное лицо… – Мне нужно кое-что узнать. Точнее про кое-кого…
Блин, он скажет хоть что-нибудь? Эта его индифферентная рожа стала меня бесить, если честно. Наконец, он хоть что-то выдавил из себя! Надо же! Снизошел-таки!
– Про кого?
Я заговорила торопливо, стараясь в одном предложении впихнуть всю информацию.
– Девушка – Эрра. Она служит у гере Плата. Я давно ее не вижу и волнуюсь за нее. Она помогла мне как-то, и я хочу ее отблагодарить, – выпалила я и перевела дыхание. Начальник охраны кивнул. Это что? Согласие? Или как? Ладно, будем думать, что согласие…
Время летело, как бешеная голодная муха в направлении кучи мусора. Все волокли в схрон всё, что могли счесть полезным. Надо было решить, что делать и куда идти, когда мы выберемся из крепости. Вот уж чего я точно не знала! Да и никто не знал, если честно. Я помнила Тунн и ее печальный исход… За ручьем где-то есть нора, и она, видимо, не успела до нее добежать, и скрыться. Но за этим ли ручьем? Большая ли нора, чтобы мы все там поместились?
Хорошие вести! При помощи своих агентов, среди слуг, Ирма отыскала Йару. Экзотическая девочка прислуживала в донжоне, при главной кухне. Эта умничка, уже сносно говорила на местном языке. Так что Ирма, без труда ей объяснила когда и что нужно делать. Если Йара захочет – она придет к назначенному часу к нашей лазейке.
Какой сегодня день? Я считала каждую секунду до побега. И мысленно прокручивала в голове самые неожиданные варианты. В этот раз, я волокла что-то тяжелое на кухню, и не заметила, как со всего маху врезалась в Клеппа. Черт! Он даже не пошевелился. Твердолобый болван. Если бы он не был полезен, я бы даже не обратилась к нему!
– Я узнал, – радость надежды вспыхнула.
– Эрра?! Где она? – охранник равнодушно пожал плечами.
– Она пропала. Куда не известно. Слухи и только. Скорее всего умерла, – буднично так… Без эмоций.
И все… Так просто – умерла… Как будто про мышь. Я чувствовала, как сухой комок подступает к горлу… И перестала видеть от набежавших слез. Ну скажи хоть что-то, бессердечный чурбан! Клепп молчал, и я растерянная и раздавленная этой вестью, потащила мешок дальше.
Треклятый день осеннего равноденствия, и вечно эти жрущие и пьющие предержащие власть и их обслуга!!! Сколько травы мы натаскали во двор… Я не считала. Тупое занятие. Но блин, по традиции нужно было застелить весь внутренний двор, травой в четыре!!! Четыре! Слоя! Чтобы ихнему величеству мягко и тепло было танцевать, босыми ногами…
Если вы думаете, что это все, то, как бы не так! А кто таскал, столы, гигантские корзины с фруктами и овощами? Кто волок бесконечное число жареной дичи, окороков?! В жизни не догадаетесь. И, наконец, наши любимые гигантские бочки с вином.
Я уже видела большие бочки, но эти были просто монструозные. Высотой – выше меня. В нее можно было посадить, не сильно стесняя, четырех охранников, типа здоровяка Стейна или Клеппа.
О, кто это там! Мой “любимый” гере Плат! Какой живучий, скотина. Ни зараза его не тронула, ни при пожаре он не сгорел. “Эту песню не задушишь не убьешь”***, как говорится. Ничего, когда-нибудь я до тебя доберусь! Дай время…
Фух! Еще один такой нежданчик, и меня точно хватит Кондратий… Кстати, кто этот Кондратий? Никогда не задумывалась… Кто бы мог подумать, что Стейн и Клепп в деле? Вот уж точно не я. Видимо, конспирация и анализ данных, не мое. Клепп быстро вычислил мои поползновения к северной стене. Не спрашивайте меня почему… Я не знаю, но он решил, что тоже хочет бежать.
Лично я бы, на его месте просто воспользовалась проломом, и свалила бы куда-нибудь в противоположную от нас сторону. Нафиг надо, тащить с собой кучу детей, калек и баб… Дурак, что ли? Возможно… Но это не точно. Стейна он тоже принял в дело. И они… Что вообще мне не понятно, тайком тоже пополняли наши запасы. Хотя… Им же в бегах нужно что-то есть, и чем-то укрываться. Ладно, в этом есть хоть какая-то логика.
Кто его знает, почему он мне этого не сказал, и никак не подал виду. Возможно боялся спугнуть и нарушить планы. На празднике, им конечно же, нужно было делать вид, что веселятся и пьют вместе со всеми. Вот уж не думаю, что они великие актеры, но всем было пофиг, и у них это получилось. Как только веселье улеглось, они рванули вслед за нами.
У лазейки, естественно застали Морту! Старушка, пыталась замаскировать дыру, чтобы не сразу нашли место из которого был совершен побег. Когда Клепп сказал, что возьмет ее собой, она, конечно, пыталась возразить. Но тот, не обращая внимания на доводы Морты, выпихнул ее в пролом, взвалил на плечо, и поволок, невзирая, на все ее сопротивление.
А вот об этом я могла бы и сама сообразить! Перед тем, как уйти, Стейн и Клепп, заложили дыру, и пустились по нашему следу. И еще, перед побегом, Стейн сообразил подкинуть в один из разломов стены, который выходил на юг, несколько улик, указывающих на то, что мы двинулись в другом направлении, чтобы запутать следы, и дать нам немного времени, уйти подальше. В общем, выслушав их рассказ, я сделала вид что поверила им. Пока… поверила.
Вообще, в моих планах мы должны были, как раз-таки, идти в сторону юга. В конце концов, там сытнее, теплее и проще. Но Клепп привел неопровержимые доводы, и я вынуждена была согласиться. Он рассказал, что на севере довольно суровый климат, и много диких, заброшенных земель, где можно будет укрыться от преследования. Этот нелогичный, с точки зрения конунга, поступок, давал нам фору. Так что, как бы я внутренне не сопротивлялась этому решению, но мы двинулись на север.
Лес становился все гуще и гуще. Небо, было практически не видно из-за густых, серо-синих крон. Все-таки, хорошо что, Клепп и Стейн присоединились к нам. С такой охраной мне было намного спокойнее, чем с кучкой подростков и женщин. Хотя… Я не знала можно ли им доверять… Все же они долгое время были нашими мучителями, а не союзниками, и слишком уж неоднозначные воспоминания о нашем, хм… так скажем, знакомстве.
Пока мы двигались вглубь леса, я рассуждала. В густом лесу, из замка нас точно не увидят, так что вряд ли поймут направление в котором мы движемся. Только, если не пустят по следу собак... Часов пять-шесть для того чтобы уйти подальше у нас точно есть. Все спят беспробудным пьяным сном. Я запнулась о цепь кандалов, и чуть не распласталась на земле.
– Постой, – Клепп, остановился, – Вы что? До сих пор в цепях?
Ну он, конечно, тупой! Мы уже с полчаса шли, и гремели кандалами, а он только заметил!!!
– А куда они денутся? – резонно спросила я.
Клепп посмотрел на меня, как на дуру, достал небольшой нож и легким движением, с небольшим щелчком, вытащил обе шпильки из металлических браслетов. Минут через десять мы все были свободны от проклятых оков. Я думала, что взлечу, настолько легкими мене показались мои ноги. И даже запрыгала от радости. Клепп только покачал головой.
Клепп вел, Стейн замыкал нашу группу. Так, что мы со всех сторон были защищены. Или арестованы? Или в плену? Я размышляла, о том, что побудило начальника охраны и его друга, покинуть замок, и примкнуть к нам… Честно, я не находила ответа. В голове были только бредовые идеи, типа того, что они на севере нас сожрут, поэтому волокут с собой, как добычу… Ну или, чтобы подороже продать нас какому-нибудь феодалу…
Ладно, пока они нам нужны. Пусть будут. Но если что, клянусь! Я сама лично перережу им глотки! Я оставалась начеку.
К полудню мы вышли к горе. У подножия, серебрилось небольшое озерцо. Вокруг него росли березки со светло-голубой листвой, крепкие раскидистые сосны, и невероятной красоты кустарники, похожие на шиповник, усыпанные довольно крупными истошно-розовыми цветами. Картинка была настолько приторной, что напоминала буклеты Свидетелей Иегова.
Мы расстелили имеющиеся у нас тряпки, и организовали привал. Разводить костер и готовить не стали. Еще не хватало, чтобы дым не выдал нас. Тишина настораживала. Я постоянно прислушивалась, не ведется ли за нами погоня… Но, от ветра, лишь тихонько шелестели листья, да чирикала какая-то неугомонная птичка. Так… нужно немного передохнуть. Все-таки бессонная ночь позади, и кто знает, сколько нам еще идти, чтобы отдалиться на достаточно большое расстояние.
Так, под мерное шелестение и тихое посвистывание птиц я не заметила, как веки сами собой стали слипаться… Осенние лучи бабьего лета, пригревали и я задремала. Чувствуя, что отключаюсь, я начала ловить обрывки сна. Темница, ров, лазарет, гончарный круг… Флешбэки воспоминаний, о рабском труде… Папа, Марго, дом… Я проваливалась все глубже в сон… Вот я вижу себя на любимой лошади Салли, в конном клубе. Какой-то дворовый пес надрывистым лаем, пугает мою лошадку. Она дергается, и я падаю с нее… Падение…