Хозяйка рыцарского замка

Пролог

– Догоняй, брат!

Обычно степенный Ферка пришпорил коня, едва они съехали с Дунайского тракта на проселочную дорогу, и пустил галопом. Шандор лишь покачал головой и поспешил следом. В другой раз подумал бы, прежде чем согласиться, но степь манила просторами, свобода пьянила, заставляя забыть об осторожности.

Гнедой быстро догнал вороного. Несколько минут они бежали ноздря в ноздрю, но вскоре конь Шандора вырвался вперед. Из-под его копыт едва успели вылететь перепелки. Птицы тяжело, шумно поднялись и вскоре снова сели, затаились в высокой траве.

Конь, повинуясь воле хозяина, не дрогнул, не сошел с пути. Ферка едва удержал своего.

В прошлом друзья часто устраивали подобные игры, соревнуясь в силе и ловкости. О том беззаботном времени Шандор старался не вспоминать. Он все потерял и винить в этом мог лишь себя и пылкое влюбленное сердце.

Кони мчались все быстрее. Деревья по левую руку слились в пестрый зеленый ковер, яркий, да не разобрать узор. Ветер свистел, подгоняя молодых мужчин.

Так они увлеклись, что слишком поздно заметили девушку. Та будто по волшебству появилась. Еще мгновение назад не было ее, а тут словно из-под земли стройной осинкой выросла.

Ферка свернул в сторону, направил гнедого в заросли полыни и чертополоха, молясь, чтобы верный скакун не переломал ноги. Сделал большой круг, прежде чем повернул обратно.

Шандор и этого не успел. Понимая, что его вороной если не раздавит, то покалечит девицу, свесился с седла и подхватил ее. Положил поперек коня.

– Пусти! – закричала та. – Глаза выцарапаю, а тебе не дамся, турок.

– Плохо ты знаешь турок, если принимаешь меня за одного из них, – ответил Шандор.

– Мне что влахи, что турки – все вы одинаковы.

– Стыда в тебе нет? Отец с матерью не воспитали? Зачем так говоришь?

– Нет у меня ни отца, ни матери. Совести у тебя бы одолжила, да тебе самому не досталось.

Не девка, а крапива жгучая, мелькнула мысль. В незавидном положении оказалась, но ни в одном слове не уступила. То ли отчаянно-смелая, то ли хлебнула горя и теперь уже ничего не боится. Жаль, ежели так.

Конь под двумя седоками пошел тяжелее. Шандор и вовсе придержал его, как только стало возможным. Сжал ногами бока, чтобы самому не упасть, завязал узлом уздечку. Освободив руки, развернул девушку, посадил перед собой и тут же получил пощечину.

– Еще угостить или довольно с тебя будет? – спросила она с вызовом.

Незнакомка вздернула подбородок. Шандор обхватил ее руками, не позволяя вырваться. Она быстро затихла в его объятиях. Только карие глаза горели огнем. Сердце гулко стучало, выдавая ее волнение. Грудь под вышитой блузкой часто поднималась и опускалась.

– Довольно, – ответил Шандор с усмешкой, – встретила, приветила гостя с дороги.

– Я тебя в гости не звала, в доме своем не ждала, к обеду не накрывала. Пусти, а то хуже будет.

– Куда уж хуже? Как к врагу отнеслась, будто не домой приехал, а на чужую землю покусился.

Думал пристыдить девицу, да та и бровью не повела. Оттолкнула его руки и спрыгнула с коня. Кубарем прокатилась с пригорка. Резво вскочила на ноги и побежала к лесу. Только белая рубашка мелькнула да темные косы за спиной.

Шандор было хотел поехать за ней, да вовремя остановился. Напугает только. Вроде спас и благодарности не просил, а в глазах незнакомки чуть не врагом оказался. Та мало того, что ударила, так еще и оскорбить норовила. Шандор слышал, как она запела, едва достигла кромки леса. Видно поняла, что конь там ноги переломает, а потому осмелела.

Как в четверг да поутру

Шла Илинка по воду:

На заре она вставала,

Черны очи умывала,

Да с бадеечкой в руке

Подошла к Дунай-реке[1].

– Дикая совсем, – пробурчал Шандор.

Он помнил эту песню о девице, похищенной турками. Та предпочла утопиться, чтобы не потерять честь, не попасть в рабство. Обидно было слышать такие слова. В том, что они предназначались ему, не приходилось сомневаться.

Черт бы с ней! Мало ли крестьянок на его земле живет. Скорее всего, они и не встретятся больше.

– Брат, что встал, как вкопанный? – спросил, поравнявшись с ним, Ферка. – Или передумал возвращаться домой? Или лесная королевна разум затуманила?

– Нет, – ответил Шандор. – Хватит по миру мотаться и от прошлого прятаться. Если и был на мне какой грех, я давно его смыл кровью.

Друзья продолжили путь. Вспоминали детство и юность, забавы и шалости, которые когда-то могли себе позволить. Когда-то они были сами себе хозяева. Позже из господ превратились в беглецов, а после в простых воинов.

Шандор старался не думать о незнакомке, что так некстати оказалась у него на пути. Он жадно вглядывался в окружающее его пространство, отмечая заброшенные поля, сорные травы, что росли там, где должен колоситься хлеб, непуганную дичь. То ли домой вернулся, то ли в степь, где не ступала нога человека. Еще и лес подступал, норовя взять свое.

От невеселых дум его отвлек чей-то окрик. Шандор придержал коня, развернул, чтобы лицом к лицу встретиться с всадником, что спешил за ними. Дождался, пока тот догонит их, незаметно положил руку на эфес меча. с одним человеком справиться не сложно, но вдруг впереди ждет засада? Может быть, и девица та не случайно оказалась у них на пути.

– Шандор Олару? – спросил парень, поравнявшись с ним, протянул свиток. – Господарь[2] видеть тебя желает.

Шандор узнал печать рода Дракулешти. Даже не развернув послание, понял, что выбора у него нет. Придется ехать в Тырговиште.

– Едем!

– Я с тобой, брат, – произнес Ферка. – Несколько дней ничего не изменят.

Шандор благодарно кивнул ему. Десять лет ждал прощения и права вернуться, подождут еще немного. Но на душе все равно было неспокойно. Не к добру потребовал Раду V, чтобы он явился ко двору, едва вернувшись с войны. Правителю не сиделось на месте? Неужели снова придется собираться в поход, так и не побывав дома? Шандор, как всякий воин, мечтал о мире больше, чем те, кто не знал войны. Бился с врагами, защищал родную землю, но не заслужил мира. До него ему как до Аравийского моря пешком. Да и дома его будто не ждали. Видно, та девица ведьмой была и нарочно перешла ему дорогу.

Глава 1

Десять лет назад

– Нет и еще раз нет! – указательный палец девушки уперся в грудь парня. – Отец убьет меня, если узнает!

– Я не скажу, что мы встречаемся, – ответил парень. Перехватил руку любимой, поцеловал ладонь. – Скажу, что впервые увидел тебя лишь сегодня и сразу влюбился. Попрошу твоей руки. Разве он сможет мне отказать? Нет, дважды, конечно, может, как того требует обычай, но в третий раз обязательно согласится.

Та лишь покачала головой.

– Шандор, ты знаешь не хуже меня: вражда между нашими семьями не позволит этому свершиться. Я не знаю, что стало причиной этого, но…

Умилинта опустила глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. Шандор бережно обнял ее, поцеловал в макушку, гладил по спине, пытаясь успокоить. Боролся с искушением прижать к себе и долго целовать такие желанные губы.

Сколько раз он, забыв о гордости, собирался отправиться к Петру. Готов был принести любые клятвы и пройти любые испытания, лишь бы угодить будущему тестю, но Умилинта умоляла подождать. Верно говорят, что имя определяет судьбу человека. Так и его возлюбленная оправдывала свое, отличаясь смирением и покорностью, Не сопротивлялась, плыла по течению и пыталась привить те же качества Шандору.

Последний не отличался терпением. Раз увидев Умилинту в храме в Тимошиаре, он уже не смог ее забыть. Во время службы пытался вслушиваться в слова священника, говорившего о спасении души, но взор его то и дело обращался к девушке, что стояла на коленях перед Распятием, сложив ладони у груди. Полупрозрачное расшитое золотыми нитями покрывало марамэ, наброшенное на ее голову, позволяло рассмотреть темно-каштановые косы, уложенные венцом, нежный профиль и светлую кожу. Губы, шептавшие вслед за остальными прихожанами слова молитвы, привлекали больше внимания, чем проповедь отца Иоанна.

Рядом с ней стояла девочка лет восьми-десяти. Смуглая, темноволосая, она чем-то неуловимо напоминала прекрасную незнакомку, которой любовался Шандор. То и дело крутила головой по сторонам и, конечно, поймала его взгляд. Улыбнулась и что-то шепнула своей спутнице. Та лишь на миг обернулась и тут же опустила карие глаза долу. Щеки ее окрасились нежным румянцем, сделав девушку еще прекраснее.

Мимолетного внимания оказалось достаточно, чтобы сердце молодого человека забилось быстрее. Он больше ни слова не слышал, забыл о причастии. В его мыслях теперь царила лишь она.

Каково же было его удивление, когда Ферка, товарищ и названный брат, признал в ней дочь бойера[1] Петру Радвана, злейшего врага их семьи и всего рода Олару. Шандору бы прислушаться к голосу разума, отступить, но ни многолетняя вражда, которая стоила жизни его отцу, ни предупреждения друга не остановили влюбленного.

В следующее воскресенье он нарочно поехал в храм, в котором ранее бывал лишь по великим праздникам, уступая настояниям матери. Любовался Умилинтой издалека, надеялся, что она заметит его, но так и не дождался ни единого знака внимания. Мучился, не имея сил уйти и не решаясь приблизиться.

Неделю спустя пробрался в поместье Петру Радвана, когда того не оказалось дома, и подкараулил ее в саду. Упал на колено, признался в своих чувствах.

Умилинта сначала испугалась и едва не убежала, но нашла в себе силы выслушать гостя и… проводила его.

Шандор проявил упорство. Пользуясь любой возможностью, он седлал коня и приезжал к дому возлюбленной. Даже дворовые псы успели привыкнуть к нему и перестали лаять, почувствовав его приближение. Младшая сестра Умилинты Тсера стала надежной союзницей влюбленного: передавала записки, предупреждала о появлении слуг и других доверенных людей Петру, всячески потворствовала им. Сколько прекрасных мгновений они провели рядом благодаря ей!

Только сердце гордой девушки оставалось глухо к пылким признаниям. Она позволяла любоваться собой, но никогда не заводила разговор первой, не смотрела в сторону Шандора. Робела от каждого взгляда, краснела от случайного прикосновения.

Лишь спустя полгода Умилинта перестала прятать лицо при появлении гостя. Своим примером она учила его терпению, не зная, какой пыткой для Шандора была невозможность даже коснуться любимой, какой огонь сжигал его изнутри. Даже Ферка перестал смеяться над ним, видя, что это чувство сильнее простого увлечения.

Спустя еще месяц парень сорвал с губ любимой первый и такой желанный поцелуй, мимолетное касание, которого ему уже было мало. Тогда же заговорил о свадьбе. Понимал, что только назвав девушку женой перед Богом и людьми, сможет сделать ее своей.

Умилинта снова проявила твердость и просила положиться на волю Господа.

– Если твой отец откажет, я украду тебя! – воскликнул Шандор, устав убеждать любимую. – Моя семья не уступает твоей по знатности и древности рода. У меня достаточно земли и денег, чтобы обеспечить тебя и наших детей. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Матушка примет тебя как родную дочь.

– Нет, – ответила любимая. Отстранилась, села на скамью, сложила руки на коленях. – Отец никогда не простит мне этого. Я не смогу быть счастлива, не получив его благословение. Прошу, давай еще немного подождем.

Шандору казалось, что девять месяцев ожидания достаточный срок. Если Умилинта боялась принять решение, то он возьмет ответственность на себя. Только ей ни о чем не сказал, простился, перелез через высокий забор, цепляясь за ветви деревьев. Вернулся домой с твердым намерением жениться. Если не выйдет, он готов был украсть Умилинту и отправиться так далеко, где не слышали не только о бойере Радване, но даже о самом господаре Валахии.

________

[1] Бойер (рум.) – потомственный аристократ.

Глава 2

Рано потеряв отца, став главой семьи, Шандор не нуждался ни в чьем одобрении, но жениться без благословения матери тоже не собирался. Выслушав все предостережения и мольбы несчастной женщины, понимая и разделяя ее боль, он остался верен себе. И без того горячее сердце горело огнем любви, заглушая голос разума.

Утром, едва взошло солнце, Шандор надел лучшую белую рубашку, темный кафтан из тонкого сукна, прицепил к кожаному ремню брюк ножны с отцовском мечом, не тем, с которым Стево воевал с османами, выкованным после, а новым, и отправился в поместье Петру Радвана.

Солнце уже палило нещадно. Установившаяся жара грозила погубить хлеб на корню и обречь людей на голод. Селяне ничего не могли с этим сделать, а Небеса оставались глухи к их молитвам. Все, что рождалось здесь в последние несколько десятилетий, доставалось огромным трудом. Потому каждая горсть зерна, каждая плошка каши ценилась на вес золота.

– Одумайся! – снова попытался вразумить друга Ферка. – Только дурак сам лезет в медвежью берлогу. Он на нас собак спустит, когда узнает, кто к нему пожаловал. Неужели ты надеешься, что Радван отдаст за тебя дочь?

– Не начинай! – прервал его Шандор. Он не мог позволить себе сомневаться. – Я верю, что все получится, а нет, так мир большой. Где-нибудь и нам с Умилинтой найдется место.

Их не пустили ни в первый раз, ни во второй. Стражники даже ворота не открыли, заставив молодых людей изнемогать без воды и пищи в ожидании решения хозяина.

Даже получив два отказа, Шандор не потерял веры. Посчитал их испытанием своих чувств. Несколько дней спустя снова решил попытать счастья.

В третий раз удача улыбнулась сватам. Их проводили во внутренний двор, где на возвышении располагалось кресло бойера, и снова заставили ждать. Несколько часов спустя появился сам Петру в сопровождении нескольких доверенных людей. Высокий крупный мужчина и правда напоминал медведя – сильного и опасного. Черные глаза сверкнули из-под густых бровей. Руки легли на подлокотники кресла. Выпавший хлыст поспешил поднять один из слуг. Он замер в поклоне, не поднимая глаз, ожидая, пока хозяин обратит на него внимание.

– Итак! – пробасил Петру. Дернул хлыст и принялся постукивать им по голенищу сапога. Слуга поспешно скрылся. – Какого черта я должен тратить время на щенка вроде тебя? Есть хоть одна причина, по которой ты заслужил мое внимание?

Шандор сглотнул. Теперь рассказы матери о господаре Радване уже не казались ему выдумкой испуганной рано овдовевшей женщины. Парень выпрямился, положил руку на рукоять меча, пытаясь обрести уверенность. Пальцы дрожали, и он молился всем святым о том, чтобы Радван не заметил эту недостойную мужчины слабость.

– Господин Петру, – гость намеренно обратился к хозяину как к равному, опустив титул, – я пришел просить тебя о милости…

– Нищим не подаю! – ухмыльнулся мужчина. Несколько человек поддержали его громким смехом. – Тот, кто работает, никогда не будет голодать, а бездельникам и жить не стоит.

Шандор сжал челюсти, борясь с желанием ответить оскорблением на оскорбление. В иной ситуации даже вызвал бы Радвана на дуэль. Только если он победит, Умилинта не простит ему смерти отца, даже в сторону его не взглянет. Значит, придется терпеть.

– Господин Петру, – вновь начал он, – в твоей власти одарить меня другой милостью. Я пришел просить руки твоей дочери.

Смех прекратился. Двор замер. Управляющий наклонился к хозяину и что-то шепнул ему на ухо, но последний и без подсказок, казалось, уже все решил.

– Грязная свинья! Как ты посмел смотреть в сторону Умилинты? Кем ты себя возомнил? Пошел вон, и чтобы я близко тебя не видел. Иначе высеку у позорного столба!

– Нет! – заупрямился Шандор, сбросив руку Ферки с плеча. – Ты меня слышал, а я так и не получил ответ. Я никуда не уйду!

– Что? Ты смеешь перечить мне? Что ж! Я дал тебе возможность уйти с честью. Теперь пеняй на себя! Эй, Ион, приведи Умилинту.

Шандор вновь вздрогнул. Рубашка неприятно липла к спине, хотя солнце еще не достигло зенита.

Теперь он боялся не за себя. Как бы его неосторожные речи не навредили любимой. Еще и Ферка зудел над ухом "уйдем, уйдем". Будто он мог оставить Умилинту сейчас.

Девушка не заставила себя ждать, будто была неподалеку. Опустив глаза, закрыв лицо покрывалом, она приблизилась к отцу. Низко поклонилась.

– Ты знаешь этого человека? – спросил Петру.

– Нет, – пролепетала Умилинта.

– Тогда потрудись объяснить, какого черта он сватается к тебе? Ну! – прикрикнул он, раздраженный молчанием дочери. – С кем ты спуталась, пока меня не было дома?

– Я не знаю его, отец.

Голос Умилинты дрожал, плечи девушки поникли. В сторону Шандора она не смотрела, но тот и не думал обижаться на невнимание или ложь. Все готов был простить ей, понести любое наказание, лишь бы защитить ее от гнева отца.

– Поклянись памятью матери, что говоришь правду, – рыкнул тот.

– Отец!.. – Умилинта упала на колени, поймала руку Радвана, прижалась к ней губами. – Пощади, отец! Ради всего святого!

Петру оттолкнул ее, зло сплюнул под ноги. Дочь едва не упала, но он даже не взглянул в ее сторону.

Шандор бросился к любимой, но люди Радвана успели быстрее: скрутили руки, бросили на колени перед хозяином. Один из них ударил его по лицу, заставляя склонить голову. Двое других выгнали за ворота верного Ферку.

– Этого высечь! Дочь… пусть сидит в комнате. Никого к ней не пускать, не кормить. Молись, негодная, чтобы грязные слухи не дошли до твоего жениха, иначе горько пожалеешь.

Глава 3

Шандор очнулся глубокой ночью. Кто-то настойчиво звал его, вырвав из милосердных объятий беспамятства. Спина горела. Ноги почти не держали его, но и сесть он не мог. Руки, привязанные к крюку, затекли, но никто не подумал ослабить веревку.

– Тихо, а то кто-нибудь донесет отцу. Тогда мы оба пропали.

– Тсера?

– Да, не шуми. Пей!

Девочка поднялась на носочки, поднесла ему плошку с водой. Разбитые в кровь губы с трудом разомкнулись. Первые капли воды Шандор проглотил с трудом, хотя не пил, казалось, целую вечность. Осушил чашу с водой и попросил еще.

– У меня больше нет с собой, – Тсера развела руками, – но тебе и не нужно, а то плохо будет. Потерпи немного.

Она скрылась в темноте, унося с собой надежду. Время тянулось будто кисель, но Тсера все не возвращалась. Шандору начинало казаться, что она и вовсе привиделась ему.

Девочка появилась так же неожиданно как и в первый раз. Прикатила огромный пень, поставила и взобралась на него. Из кармана простой клетчатой юбки извлекла кухонный нож и принялась резать им веревку. Получалось плохо. Ей приходилось вставать на носочки, чтобы дотянуться до крюка, за который та цеплялась. Тсера пыхтела, раздраженно вздыхала, но не сдавалась.

Сердце гулко билось в груди, словно пыталось пробить грудную клетку. Шандору казалось, что стук его слышен даже в столице. Он то и дело оглядывался по сторонам, боясь, что кто-то из людей Петру заметит и помешает им, но Небеса смилостивились над ним.

Он с трудом устоял на ногах, когда веревка лопнула. Ухватился руками за столб, сполз на землю. Хорошо, что Умилинта не видела, как жалок он был сейчас.

– Что с ней?

Тсера поджала губы, отвернулась. Даже в темноте было заметно, что она недовольна.

– Что случилось? – повторил Шандор, а в голове табуном неслись мысли о наказании, которому Радван подверг дочь. – Не молчи ты!

Он схватил девочку за плечи, тряхнул, пытаясь достучаться до нее.

– Ничего. Плакала, пока не уснула. Отец ее и пальцем не тронул. Она у него в любимицах ходит.

– Странное у него представление о любви.

– О себе лучше подумай. Беги, пока никто не заметил, – приказала девочка. Ее тон, шепот, не терпящий возражений, никак не вязался с образом ребенка. – Скорее!

Шандор кивнул и поспешил последовать ее совету. Пересек двор. Привалился к стене, немного отдышался и побрел дальше. На ощупь нашел клен, по ветвям которого взбирался ранее. Ухватился за ветку, подтянулся. Морщась от боли, заставлял себя переставлять руки и ноги, взбирался все выше, пока не достиг стены. Сел на край и, не глядя, прыгнул вниз.

Приземлился неудачно, но хотя бы не потерял сознание. Тихо выругался. Поднялся. Острая боль пронзила левую ногу, заставив прикусить губу, чтобы сдержать крик. Осторожно наступая на нее, Шандор побрел в сторону дома.

Расстояние между имениями было невелико, но парень часто оступался, несколько раз упал. Под утро и вовсе очнулся, почувствовав, что старая борзая отца лизнула его в щеку.

– Сора, девочка, – Шандор потрепал ее за ушами. – Сколько же я здесь провалялся?

Собака, конечно, не ответила. Развернулась и пошла прочь. Следом за ней, припадая на ногу, отправился Шандор.

Он плохо помнил, как добрался домой, как оказался за крепостными воротами. Обратный путь – не дорога, не образы, а вспышки боли, которая то почти затихала, то терзала его с новой силой.

Шандор очнулся в своей комнате. Повернул голову, несколько раз моргнул, надеясь, что увиденное им не морок. Его мать сидела на постели и молилась, беззвучно шевеля губами. Пряди седых волос выбились из-под покрывала. Когда-то прекрасное лицо давно покрылось морщинами. Теперь добавятся новые.

Адела, как всякая мать, будто почувствовала, что ее ребенок уже не спит. Перекрестилась, повернулась к сыну.

– Вернулся, мой мальчик, – прошептала она. Гладила его по волосам, успокаивала как в детстве, когда он болел. – Живой.

– Прости, мама!

Шандор поймал ее руку, поцеловал тыльную сторону ладони. Мало Адела страдала, потеряв мужа, теперь еще и он теперь невольно причинил ей боль.

– Весь в отца пошел, – улыбнулась она сквозь слезы. – И характер его, и упрямство. Ничего от меня не взял. Скажи, любишь ее?

– Люблю, мама, больше жизни люблю. Дай время, поправлюсь и снова…

Адела отвернулась, прикрыла рот рукой. Сколько помнил себя Шандор, она всегда была сильной, никогда не плакала. Как иначе, если в тридцать лет она осталась вдовой с ребенком на руках и целым имением, которым тоже должен был кто-то управлять. Потому и состарилась раньше времени, и поседела до срока. Но в глазах Шандора она все равно оставалась самой прекрасной женщиной. Он даже не стал чинить препятствий, если бы мать снова решила выйти замуж, но та навеки похоронила свое сердце. Никого не хотела видеть рядом, кроме мужа.

– Не плачь, – превозмогая боль, Шандор поднялся, сел на постели, обнял мать. – Ты увидишь и сразу полюбишь мою Умилинту. Она станет тебе дочерью, о которой ты мечтала. Подарит тебе внуков. Не проси меня отказаться от нее. Я не смогу без нее жить!

– Молод ты и горяч, мальчик мой, – ответила Адела. Уложила сына обратно. Укрыла одеялом. – Разве я говорю, что она не хороша? Конечно, хороша, если ты полюбил ее. Вижу, что ты готов на любые жертвы ради нее, а она? Сможет отказаться от семьи, от рода, чтобы быть рядом с тобой?

Как просто говорила его мать о том, в чем Шандор себе боялся признаться. Не верил, что Умилинта предаст их любовь, откажется от него. Гнал сомнения прочь. Дал себе зарок: три дня, чтобы поправиться, и снова пойдет в дом Петру Радвана. Ужом проползет, соколом пролетит, но увидит любимую. На хитрость пойдет, чтобы выкрасть ее, но один домой не вернется.

Глава 4

Случай подвернулся далеко не сразу.

Мать взяла с Шандора обещание, что он не выйдет из дома, пока не поправится. Она больше не пыталась отговаривать его. Отпаивала травами, меняла повязки на спине, четко следуя указаниям домашнего лекаря, но об Умилинте ни разу не заговорила. Конечно, она не знала нежную хрупкую девушку и не могла ее полюбить, утешал себя Шандор. Стоит матери увидеть ее, она поймет, что лучше невестки не найти во всей Валахии, Молдавии и Сербии.

Ферка долго не появлялся, мучимый чувством вины. Не мог простить себе то, что оставил друга. Лишь на третий день пришел. Долго каялся и просил прощения.

– Я не должен был бросать тебя там, а лучше бы нам и вовсе не ездить к Радвану, – произнес он. – Все беды от них. Не добром победил Петру в том поединке твоего отца. Видно, поддержкой самого черта заручился.

Ферка торопливо перекрестился.

– Не вини себя, – ответил Шандор. – Ты сделал все, что мог. Свою голову на чужие плечи не приставишь. Знай я наперед, как все обернется, и тогда не отказался бы.

– Ты сумасшедший! – воскликнул друг. – Не дай Бог мне влюбиться и превратиться в такого болвана, как ты!

– А хоть бы и так, – ничуть не обиделся Шандор. – Оно того стоит. Словами не объяснить, как я счастлив, стоит мне только подумать об Умилинте. Ни одна девушка не сравнится с ней, а мне другой и не нужно.

Ферка фыркнул словно конь, Шандор продолжил:

– Жить без нее не могу. Все, что хочешь для тебя сделаю, но помоги мне увидеться с ней.

– Нет, и не проси меня! Мало тебе пережитого позора? Умереть захотел, порадовать Радвана? Так он еще и фечореск[1] на твоей могиле спляшет.

– Этот медведь? – отмахнулся Шандор, но самому стало не до шуток. Если лучший друг отказался поддержать его, значит, придется действовать в одиночку.

Проводив Ферку, он долго ворочался и уснул только под утро. Все думал о том, как вызволить любимую. Пленом считал ее жизнь в доме жестокого отца. Рвался спасти ее, но понимал, что так ничего не выйдет. Нужно было действовать с умом, а все его мысли были рядом с ней.

Как она? Вспоминает ли о нем? Знает ли, что он жив?

Робкая и застенчивая, она ни разу не сказала, что любит его. Не ответила ни на одно признание, но столько нежности было в ее глазах, что Шандор не требовал клятв. Верил и без слов.

***

Спина уже не так болела, но Шандор все равно спал на животе. Каждое неосторожное движение причиняло муки. Кожа зудела. Мать успокаивала его тем, что так должно быть.

– Заживает, – говорила она. – Потерпи еще немного. Скоро все пройдет.

Пройдет, да не забудется, думал Шандор, но вслух ничего не сказал. Сам виноват, а матери и без того хлопот хватает.

Адела заботилась о нем, оберегала, защищала. Казалось, будь на то ее воля, не выпустила сына из дома. Он и сам не хотел идти туда, где его унизили, избили, как дворнягу, едва не убили, но выхода не было. Нужно было спасать Умилинту во что бы то ни стало.

Шандор заручился поддержкой нескольких верных людей, которые служили еще его отцу. Не рассчитывал на помощь Ферки, хотя с другом было бы спокойнее. Взял денег на случай, если придется кого-нибудь подкупить, пару кинжалов из оружейной. Наточил меч, проверил, легко ли он входит в ножны.

Времена были мирными, турки не досаждали. Странным казалось хранить оружие возле постели, потому Шандор спрятал его в сундуке, в котором хранилась зимняя одежда. Никто не должен был узнать, что он задумал. Отговрить его близкие все равно не смогут, а тревожить их лишний раз не хотелось.

Спина зудела, ожидание выматывало. Кусок не лез в горло. Шандор не находил себе места. Дору по его приказу присматривал за имением Радвана. Осталось только дождаться, когда хозяин покинет свой дом и отправился куда-нибудь по делам.

Шандор боялся не столько Радвана, сколько себя. Сердце горело не только любовью, но и жаждой мести. Он даже молился о том, чтобы не встретить Петру, не скрестить с ним мечи. И наградой, и испытанием считал свою любовь к Умилинте, дочери врага.

Ему бы терпение Ферки, который никогда не терял выдержки, но где там! Слишком разными они были не только по происхождению, но и по нраву, хотя и привыкли считать друг друга братьями. В детстве на крови поклялись, что дружить будут до смерти. Шандор боялся потерять такого друга, но и отступать не собирался.

***

Дору каждый день приносил одну и туже же весть: хозяин дома. Значит, путь закрыт. Идти и просить снова Шандор не собирался. Он твердо решил выкрасть Умилинту и бежать с ней в Тимошиар. Там же они обвенчаются. Отец Иоанн не откажется соединить два любящих сердца. После никто не сможет их разлучить.

Только бы Умилинта не испугалась. Только бы не просила его снова ждать.

Так рассуждал Шандор, когда поздно вечером возвращался с ужина в свою комнату.

Дору ждал его, подпирая дверь. Шутил со служанкой, не пуская ее в комнату. Девушка смущалась, пряталась за ворохом чистого белья и поглядывала из-за него на парня.

– Ой! – пискнул она, первой заметив Шандора. Боком протиснулась в комнату.

Едва за ней закрылась дверь, с лица Дору слетела улыбка. Он весь подобрался и сказал:

– Плохие новости: хозяин дома.

– Это старые новости!

Шандор ударил кулаком по стене. Не сильно, но сбил кожу на костяшках пальцев.

– Вы не дослушали, – продолжил Дору. – Я видел большой обоз и десяток всадников. В имении гости. Бойер лично вышел их встречать. Непростые гости приехали, если им столько почета.

– Что еще ты узнал?

– Больше ничего. Примчался сразу, ждал вас с ужина. Еще говорят…

Дальше Шандор уже не слушал. Ворвался в комнату, напугал служанку. Открыл сундук, вытащил меч, вложил в ножны, застегнул перевязь. Сбежал вниз по лестнице. Через задний ход на кухне выскочил во двор. Схватил первую попавшуюся лошадь, оседлал, ударил пятками в бока.

– Куда вы, хозяин? – крикнул Дору, но Шандор даже не обернулся.

Глава 5

Дорога казалась бесконечной, ночь на редкость темной, а комары слишком надоедливыми. В другое время Шандор поехал бы по дороге как всякий порядочный человек. Сейчас несся через небольшой лесок, что вырос на месте старого пожарища. Деревья здесь раскинулись широко, вольготно, не мешали друг другу. И все же лошадь пошла медленнее. Осторожно ступала, сама выбирала путь.

Наконец, показалось имение семейства Радван – большой двухэтажный деревянный дом с черепичной крышей. Высокий забор в два человеческих роста надежно защищал его от посторонних глаз, а добро хозяина от воров. На месте деревьев, окружавших его, теперь белели лишь пеньки. Двое охранников, усевшись на землю, увлеченно играли в карты. Ругались, пили украдкой, не замечая ничего вокруг.

Ворота во двор, где еще недавно пороли Шандора, были распахнуты словно в насмешку: заходи, гостем будешь.

Его самого, конечно, здесь никто не ждал. Шандор спрыгнул с лошади, привязал ее неподалеку, пригнулся. Оглядывался, опасаясь, что кто-то из слуг заметит его и поднимет шум. Деньги остались дома, подкупить не получится. Калечить ни в чем неповинного человека тоже не дело. Действовать следовало осторожно, но быстро. И так слишком много времени потерял.

Он едва не ползком подобрался к дому, нырнул в распахнутые ворота. Прижался к стене, затаился в тени сарая. Собаки едва ли удостоили его вниманием, а лошади заржали. Шум, крики, смех, доносившийся из дома, почти заглушили их.

Слуги спешили по своим делам, снова туда-сюда. Несли колбасы и окорока из погреба, свежие ягоды из деревни. Один парень катил бочку с вином. Должно быть, не первую.

Радван праздновал с размахом. Обычно скупой хозяин сегодня ничего не жалел. Дом был освещен как церковь в Рождественскую ночь. Свечи горели на первом этаже и в нескольких окнах второго. Где-то там, наверху была и комната Умилинты.

– Черт бы тебя побрал! – выругался Шандор и тут же перекрестился.

Не дело поминать рогатого на ночь глядя. Еще чего доброго явится и устроит какую-нибудь пакость, а он и так рисковал если не душой, то жизнью.

Шандор ни разу не был в доме, не представлял, как туда пробраться теперь. Не имея четкого плана, решил положиться на удачу. Пользуясь суматохой, незамеченным пробрался в сарай.

Внутри нашлась старая, местами порванная жилетка. Шандор облачился в нее, низко надвинул шляпу, вымазал лицо сажей. Взвалил на плечо мешок с какими-то овощами, нарочно согнулся, будто еле нес его, и пошел к хозяйскому дому. Слуги, занятые своими делами, едва ли замечали его.

Шандор подошел к заднему входу, вошел и оказался на кухне. Свалил с плеч мешок и тут же услышал гневный окрик:

– Где тебя черти носят? Сколько можно ждать? Скоро вторую перемену блюд подавать, а он не торопится. Эй, чего молчишь? Язык потерял, как в господский дом попал?

Шандор склонился еще ниже, молча потащил мешок, бросил в углу. Хотел было выйти через другую дверь, но та же женщина вновь окликнула его:

– Чего расселся? Хозяин лентяев не любит. Знаешь, как он о них говорит?

– Знаю, – ответил Шандор хриплым голосом, – что им и жить не зачем. Дай хоть минутку дух перевести.

– То-то же!

Женщина махнула половником и вернулась к делам. Мальчишки-поварята чистили и резали овощи, подносили посуду по первому требованию, выполняли другие несложные поручения. Девушки выносили готовые блюда и тут же возвращались за новыми.

Шандор медленно продвигался к выходу и, наконец, юркнул в дверь. Теперь бы обойти гостиную, в которой пировали гости, и найти Умилинту. О том, как выбраться отсюда, можно было подумать и после.

– … дочь мою, красавицу! Ничего за нее не пожалею!

Услышал Шандор и вместо того, чтобы подняться на второй этаж, подошел к приоткрытой двери. Среди множества гостей он не заметил ту, ради которой пришел сюда, и с облегчением выдохнул.

– Богна, приведи Умилинту.

Шандор видел пару раз старую няньку своей любимой, потому сразу узнал ее. Вжался в стену, дождался, пока женщина выйдет, и последовал за ней. Лучшего проводника сложно было найти.

Видно, удача, наконец, улыбнулась ему, потому что на пути им не попалась ни одна живая душа. Старуха, кряхтя и охая, поднялась по лестнице и без стука вошла в одну из комнат. Даже дверь за собой не прикрыла.

– Собирайся, госпожа, – прошамкала она. – Хозяин видеть тебя желает.

Шандор встал за спиной старухи, приложил палец к губам и тут же спрятался. И все же Умилинта не сдержалась, вскрикнула и зажала рот ладонью.

– Ну, что ты, милая? Такова женская доля, – по-своему поняла ее Богда. – Не нам выбирать, с кем связать свою судьбу, да и отцу твоему виднее. Пойдем.

– Ты иди, няня. Я догоню. Покрывало накину и догоню.

– Верно говоришь. Пусть жених тоже видит, что ты девушка порядочная. Пусть знает, какую хозяйку в дом берет.

Старуха развернулась и пошла обратно, все так же глядя себе под ноги.

Шандор еле дождался, пока она скроется, бросился в комнату и закрыл за собой дверь.

– Живой! – только и сказала Умилинта. Прижала к груди покрывало. – Тсера сказала, а я не верила. Думала, она нарочно успокаивает меня.

Карие глаза заблестели от слез. Несмотря на это, любимая была дивно как хороша. Белая рубашка, богато украшенная вышивкой, скромная синяя фота[1] лишний раз подчеркивали фигуру девушки – аккуратную грудь, тонкую талию.

Шандор осторожно коснулся волос Умилинты, уложенных в сложную прическу. Мгновение спустя торопливо целовал лоб, скулы, щеки, ощущая на губах соленую влагу.

– Бежим со мной! – прошептал он. Знал, что не время, что нужно остановиться, но не мог отпустить любимую. – Пока не сказано последнее слова, пока еще не поздно!

Умилинта прижалась к его груди. Шандор замер, а после обнял ее так крепко, как только мог. Она любит его, любит, ликовало его сердце. Как можно было сомневаться в ее чувствах? Ради этого мгновения стоило жить. Ради того, чтобы быть рядом с любимой, все испытания можно вынести, все сложности преодолеть.

Глава 6

Слова оглушили Шандора подобно удару грома. Счастье, хрупкое как бабочка, что только расправила крылья, рассыпалось в пыль. Нет, видно он ослышался. Видно, слишком напугал Петру свою дочь, раз она так заговорила.

– Мы уедем так далеко, как только захочешь. Нас никто никогда не найдет.

– Нет, – повторила Умилинта. Выскользнула из объятий. Отвернулась. – Ты не знаешь моего отца. Он поклялся, что убьет тебя, если ты снова появиться здесь. Поверь, он сдержит свое слово, а я… Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится.

– Что он мне сделает? – попытался шутить Шандор. – На мне как на собаке все заживет.

– Нет. Уходи, всеми святыми тебя заклинаю. Если любишь меня, уходи.

– Никуда без тебя не пойду, слышишь? Хочешь, еще раз пойду к твоему отцу? Хочешь, на колени перед ним стану?

Шандор говорил, не задумываясь о том, способен ли он выполнить эти обещания. Мог ли он и правда молить о милости убийцу своего отца, человека, которого ненавидел всем сердцем? Разве это не предательство? Разве достоин он после этого называться сыном Стево Олару? Нет, но и без Умилинты не представлял себе жизни.

– Ничего не хочу, – ответила любимая, не поднимая глаз. – Нам не быть вместе. Такова воля Господа…

– Не Господь, а твой отец принял это решение. А ты? Сможешь жить с тем человеком, которого он выбрал себе в мужья? Сможешь?..

Шандор не договорил. Стоило ему лишь на мгновение представить Умилинту в объятиях другого мужчины, как руки сами сжались в кулаки. Не отдаст. Никому не позволит даже коснуться ее. Убьет соперника, умрет, если нужно, но не позволит.

– Бежим! – снова повторил он. – Я все для тебя сделаю. Ты никогда не пожалеешь о том, что пошла со мной.

– Нет, – прошептала Умилинта, будто ножом в грудь ударила. – Уходи.

Шандор упал перед ней на колени, обнял ее ноги, уткнулся лицом в живот. Чувствовал, как она дрожит, умолял уйти с ним, но Умилинта была непреклонна.

– Прости, – произнесла она. – Я обет дала: если ты выживешь, все приму. Ни в чем перечить отцу не стану. Господь сохранил тебя…

Мягко освободилась из его объятий. Выбежала из комнаты, словно боялась остаться. Даже не оглянулась.

Шандор смотрел ей вслед и не понимал, как можно любить и отказываться от любви. Как самому теперь жить с разбитым сердцем?

Знал, что должен уйти, что теперь ему нечего здесь делать, но не мог смириться. Наконец, поднялся, распахнул окно и выбрался наружу.

Деревянные перекладины послужили прекрасной опорой рукам и ногам. По ним легко можно было подняться, если знать расположение комнат без риска попасть не к дочери, а к самому хозяину поместья.

Шандор мягко по-кошачьи приземлился на траву и приник к окну.

Умилинта, его Умилинта стояла рядом с каким-то мужчиной. Опустив голову, украдкой вытирала слезы. Жених не был старым или уродливым, не позволил себе ни одной грубости или пошлого словечка, которое могло бы вогнать девушку в краску. Держался просто и уверенно, будто хозяин. Его и встречали здесь как будущего хозяина, а не гнали как собаку.

Когда незнакомец протянул руку, когда в другой его руке блеснуло обручальное кольцо, Шандор не сдержался. Схватил с земли камень и запустил им в окно второго этажа. Звон бьющегося стекла подсказал ему, что цель достигнута.

Гости зашумели, вскочили с мест. Заговорили одновременно. Несколько человек поспешно вышли, желая выяснить, что случилось. Среди них были и Петру Радван.

Жених, пользуясь моментом или делая успокоить, обнял невесту за плечи. Умилинта дернулась, сбросила его руку и только теперь заметила Шандора. Побледнела и начала медленно оседать. Незнакомец успел ее поймать. Вокруг засуетились люди, больше мешая, чем помогая.

Шандор готов был выломать оконную раму, чтобы оказаться рядом с любимой. Он уже отвел руку назад, чтобы ударить посильнее, когда кто-то его перехватил.

– Тише! – прошипел Ферка над ухом. – Пойдем скорее, пока они во дворе топчутся.

– Нет! – заупрямился Шандор. – Я пришел за Умилинтой и без нее не уйду.

– Что-то я не заметил ее рядом, – возразил друг. – Видно, не слишком она тебя любит. Идем! Что я матери твоей скажу? Хочешь, чтобы она и тебя оплакала? Совсем жить надоело?

– Мне все равно не жить без нее.

Шандор оглянулся, но не увидел Умилинту. Меж тем голос Петру слышался все ближе. Его люди обходили дом в поисках того, кто посмел нарушить их покой.

Ферка устал убеждать названного брата. Тряхнул его за плечи, пытаясь привести в чувство, а после и вовсе ударил. Не сильно, но обидно.

Шандор уступил. Пригнувшись, они прошли под окнами, открыли первую попавшуюся дверь и затаились в сарае. Не сговариваясь, зарылись в душистое сено. Даже дышали через раз.

– Наведем шума, тогда и поживиться можно будет.

Чей-то неприятный голос резанул слух. Видно, не одни они пробрались в поместье. Кто-то еще решил воспользоваться ситуацией: суматохой, присутствием незнакомых людей. Неужели воры? Мысль мелькнула и пропала, вытесненная запахом горящей травы.

– Бежим! – крикнул Шандор, не задумываясь о том, услышит ли их кто-то.

Ферку не нужно было звать дважды. Отплевываясь, он выбрался из укрытия, бросился к двери.

– Заперто?

– Сгорим! – подтвердил его опасения друг.

– Ну, уж нет!

Шандор первым ударил плечом, потом ногой. Дверь выдержала. Она оказалась крепче, чем еще незажившая спина, что отозвалась ноющей болью.

Ферка оттеснил его в сторону и тоже ударил раз, другой, третий. Друзья навалились вместе и выбили-таки дверь.

Нет, в сарае не было безопасно, но здесь, на улице они словно оказались в аду. Кони дико ржали, рвались с привязи. Собаки заходились лаем. Люди кричали. Но самым страшным был господский дом, объятый пламенем. Где-то там, внутри осталась Умилинта.

– Туши! – крикнул управляющий. Построил людей в цепочку. – Быстрее.

Шандор опустил ведро в колодец, раскрутил ручку и потянул обратно. Снял с крючка и кинулся к дому. То была капля в море, не способная остановить бушевавший пожар, но Шандор не терял надежды. Подхватил полное ведро, протянутое одним из мальчиков-поварят, и снова вылил, только уже на себя. Вбежал в дом и теперь точно оказался в аду.

Глава 7

Шандор упал не на спину, иначе мог бы покалечить девочку, а на бок. Он был бы рад потерять сознание, но, видно, не заслужил даже этой малости. Левая рука повисла безвольной плетью. Ноги едва держали его.

– Живая? – спросил он и снова закашлялся. Тсера лишь кивнула. – Идем.

Кое-как поднялся, покачнулся, едва устоял. Вынужденно принял помощь хрупкой девочки, что тут же подставила ему плечо.

– У ясеня конь, беги к нему. Поняла?

– Нет!

– Беги, кому сказал?

– Я не уйду, – заупрямилась девочка.

– Закон помнишь? – прибег Шандор к последнему средству, хотя даже говорить такое было стыдно. – Я спас тебя. Твоя жизнь теперь принадлежит мне. Иди и не оглядывайся.

Сказать по чести, в Валахии да и в соседних княжествах подобный закон никогда не существовал. Шандор придумал его только что. Надеялся, что Тсера в силу возраста, на слишком разбиралась в таких вещах. Ему бы вспомнить, что она спасла его раньше. Неизвестно, кто кому задолжал больше, но сейчас главным казалось спасти упрямую девчонку. Потому был готов даже солгать.

Та неожиданно послушалась. Опустила плечи, пошла прочь, то и дело оглядываясь назад. Шандор поспешил обратно.

Снова Ферка перехватил его, снова приказал бежать, а тот сопротивлялся, как недавно Тсера. Никакие слова о том, что теперь уже никого не спасти, никакие угрозы не действовали на него. Лишь громкий голос Радвана заставил задуматься.

– Убийца! – закричал Петру. – Не получил мою дочь добром, так решил силой взять, отомстить. Держи его!

Люди, с которыми друзья еще недавно вместе тушили пожар, повинуясь приказу хозяина, двинулись на них. Женщины причитали, но хотя бы держались в стороне. Помогали тем немногим раненным, кого удалось спасти. Мужчины, напротив, обозлились. У кого-то в руках остался топор, другие похватали вилы, крюки для сена. Подстрекаемые Радваном, попыталась взять чужаков в кольцо.

Теперь Шандор испытал настоящий страх. Забыв о боли, он побежал, как трусливый заяц. Он был жалок и противен самому себе в эту минуту и все же отступил. Не пытался ничего объяснить, оправдаться, не принял бой. Разгневанная толпа вряд ли услышала бы его.

Благо лошади были недалеко. Тсера успела отвязать их, когда заметила Ферку и его друга. Первый резво вскочил в седло, второй немного замешкался. Левая рука почти не слушалась. Хорошо, что ноги были целы, хоть и дрожали.

– Держи их!

– Хватай!

– Воры!

– Убийцы! – слышались голоса по ту сторону поместья.

Обозленные разгневанные люди мечтали о мести. Казалось, им все равно, с кем сражаться, только бы не возвращаться обратно, не видеть заплаканных лиц женщин, не считать раненых и погибших. На их лицах читалась бесконечная усталость и страх, и все же они были слишком опасны.

Шандору бы сотню раз подумать, но времени на размышления совсем не осталось. Едва ли понимая, что делает, он наклонился и протянул руку Тсере. Когда девочка бесстрашно вложила свою ладонь в его, поднял ее и усадил перед собой.

– Но! – крикнул он и сорвался с места.

Луна уже взошла, но ее света было недостаточно, чтобы ехать, не опасаясь попасть в яму или упасть с лошади. Страх подстегивал сильнее, заставляя понукать животных. Наконец, друзья сумели оторваться от погони. Оба понимали, что это не конец, но сейчас были рады даже такой передышке.

Тсера молчала всю дорогу. Робко жалась к Шандору, не жаловалась. Она напоминала маленького испуганного зверька, который боится лишний раз шевельнуться и напомнить о себе. Шандору показалось, что она задремала, но он все равно произнес негромко:

– Ты видел ее?

– Нет, но не тешь себя напрасными надеждами. Я видел Радвана, когда ему показали тело. Он был похож на безумца, сам закрыл глаза девушки. Это могла быть только Умилинта, в смерти которой он обвинит нас.

Тсера дернулась, едва не упав с лошади. Шандор удержал ее в последний момент. Едва утихшая боль напомнила о себе с новой силой.

– Меня, – ответил негромко Шандор. – Ты оказался в имении случайно. Я приехал за Умилинтой и не уберег ее. Но я не видел ее мертвой, значит…

– Ты ничем не смог бы помочь. Смирись.

– Это не она!

Ферка не ответил. Его молчание звучало приговором, будто он уже не видел смысла переубеждать друга.

У ворот спешился и помог спуститься Тсере. Девочка по-прежнему молчала, дрожала то ли от холода, то ли от страха. Конечно, она слышала их разговор, но ни о чем не спросила. Веселая, непоседливая, сейчас она напоминала безжизненную статую.

Шандор и сам держался в седле из последних сил. Ехал за счастьем, вернулся с бедой.

Адела первой вышла им навстречу. Приказала конюхам увести лошадей, сторожу запереть ворота. Лишь мельком взглянула на Тсеру. Ничем не выдала своего волнения, будто каждый день ее сын, еле живой, перемазанный грязью, привозил домой гостей.

Лишь когда за ними закрылись двери отцовского кабинета, Адела из строгой хозяйки превратилась в любящую мать. Послала служанку за теплой водой, другую за мазями, третьей велела согреть вина с перцем и гвоздикой. Набросила на плечи девочки свою шаль, отвела сына в сторону, спросила:

– Кто это?

– Дочь Петру Радвана, – ответил Шандор. – Не спрашивай меня ни о чем, мама. Сам не знаю, зачем это сделал, но там ей никак нельзя было оставаться.

– С ума сошел? Если отец явится за ней? Не хватало мне только этого мерзавца в своем доме! Ты должен вернуть ее, – заявила Адела. – Нет, не сам. Сегодня пусть отдохнет, завтра пошлю Дору.

– У нее нет больше дома, – произнес Шандор. Сполз по стене на пол. – А у меня, кажется, и смысла жить не осталось.

– Мальчик мой, – мать, не заботясь платье, села рядом, положила голову сына на колени. – Что ты такое говоришь? Как можно?

Рядом с ней было так спокойно, словно Шандор вернулся в детство. Казалось, сейчас откроется дверь и войдет отец. Пожурит обоих, а после будет станет учить сына биться на мечах или расскажет о заграничном походе и о побеге из плена. Сколько лет прошло, но боль не утихла.

Глава 8

Настоящее время

На южном склоне Альп на правом берегу реки Яломица вольготно раскинулся Тырговиште. Каменный город утопал в зелени. Радовал глаз. Дарил долгожданную прохладу в жаркий летний день, укрывал от пронизывающих зимних ветров.

За десять лет службы Шандор многое повидал, но в столице оказался впервые. Забыв об осторожности, которая на войне превратилась в привычку, жадно всматривался в добротные каменные дома, окруженные деревьями. Под их сенью сидели старики, вспоминали прошлое, наблюдали за внуками. Дети играли, шумели, смеялись. Встречные девушки провожали Ферку с товарищем долгими взглядами. Самые смелые улыбались.

Мир и покой царил в столице. Ради этого они с Феркой воевали десять лет, проливали кровь, теряли товарищей, отбивая нападения турок. Страх, боль, лишения, пережитые ими, уже не казались бессмысленными. Это была та жертва, которую они, мужчины, приносили по имя мира, как женщины, что в муках дарили новую жизнь.

– О чем задумался, брат?

– О разном. Хотел бы знать, какой "милостью" нас решил одарить господарь.

Дорогой друзья едва ли обменялись десятком слов. Посланник Раду V все еще ехал неподалеку. Одному Богу было известно, что из сказанного ими достигнет чужих ушей, как будет истолковано. Потому оба больше думали, чем говорили вслух.

Господарский двор, обнесенный крепостной стеной, заметили издали благодаря башне Киндия, построенной Владом Цепешем. Она господствовала над городом, возвышаясь даже над Большой княжеской церковью, в которой нашли последнее пристанище предки правителя Валахии.

Стражники открыли ворота лишь после того, как проверили сопроводительные документы. Посчитав свой долг исполненным, посланник, который так и не назвал свое имя, оставил Ферку и его товарища.

Друзья рассматривали укрепления, бойницы, считали солдат, прислугу, птиц, ожидая, когда господарь примет их. В животах урчало, тела требовали отдыха. Два дня пути не прошли даром даже для бывалых воинов.

Наконец, к ним вышел юноша. Пригласил пойти с ним, но прежде попросил оставить оружие при входе.

– Меч для воина все равно что рука. Мы не для того давали клятву верности, чтобы нарушить ее.

– Как вам будет угодно, – пролепетал парень, стушевавшись под взглядом Шандора.

Ферка лишь покачал головой и убрал руку с рукояти меча.

Друзья длинным коридором прошли в тронный зал. Придворных в этот час здесь было немного. Они негромко переговаривались между собой, ожидая очередного просителя. Сытые, довольные, скучающие аристократы жаждали развлечений.

– Бойер Шандор Олару и Ферка Ионеску, – объявил граматик[1].

Друзья слаженно поклонились, приложив одну руку к груди, другой придержав оружие.

Придворные наблюдали за ними молча, приглядывались, прислушивались. Ждали, что скажет господарь, словно не имели собственного мнения. На него же смотрел Шандор, гадая, что принесет им эта встреча.

Раду V пригладил короткую черную бороду, прищурился.

– Так вот ты каков, герой войны, – произнес он. – Воевода Костель особо выделял тебя… и твоего товарища.

Шандор снова поклонился, ожидая продолжения. Не мог же господарь послать за ним лишь для того, чтобы увидеть. Таких, как он, много, далеко не каждому выпадает честь говорить с самим господарем.

– За заслуги жалую тебе этот меч.

По знаку Раду подошел оруженосец. На вытянутых руках он держал новые ножны, украшенные золотом и драгоценными камнями.

Шандор взял их, еще раз поклонился. Еще один меч был ему не нужен, разве что повесить над камином и показывать гостям. Вынул из ножен, проявив уважение к дарителя, будто хотел рассмотреть его лучше. Вздрогнул.

– Это же…

– Меч твоего отца, – улыбнулся Раду. – Его доставили вместе с трофейным оружием.

– Но как вы узнали?..

– Я сам когда-то подарил его Стево. Если бы не плен, он никогда не расстался с этим клинком. Пусть теперь он служит тебе, как ты служишь Валахии. А этот подарок тебе, храбрый Ферка.

Товарища наградили кинжалом. Ферка тут же прицепил его к перевязи. На его лице расцвела улыбка. Вот кто точно будет в красках рассказывать о том, что сам правитель Валахии отметил его заслуги.

– Готов ли ты еще послужить на благо Валахии? – спросил господарь, зная, что теперь Шандор не посмеет отказать. – Поскольку твой замок стоит почти на границе, будешь и дальше следить за порядком? Первым станешь на защиту родной земли?

– Буду защищать до последней капли крови! – ответил Шандор, словно снова приносил клятву верности. Он был приятно удивлен таким приемом и не скрывал этого.

– Рад слышать. Значит, и вторую награду заслужил. Дана, дочь главы вашего жудеца[2], станет твоей женой. Не благодари, лучше пригласи на свадьбу.

Вот и обратная сторона медали, подумал Шандор. Жениться он вовсе не собирался, тем более на неизвестной ему девушке. Но и отказать господарю было теперь сложнее, чем вначале разговора.

Хитер Раду V. Улыбается, знает, что от таких подарков не отказываются. Никто не захочет навлечь на себя гнев правителя. Только и себя не переделаешь.

– Ваше величество, благодарю за честь, но, – произнес Шандор и получил тычок в бок от товарища, – я не могу жениться на этой девушке.

– Обед безбрачия дал? – спросил Раду. В голосе лед и сталь, ничего не осталось от прежнего благодушия. – Про долг забыл? Ты последний из рода Олару. Хочешь, чтобы он прервался на тебе?

Черные глаза его сверкали из-под густых бровей. Сейчас он как никогда был похож на своего предка Влада Цепеша, которого не просто так прозвали сажателем на кол.

– Вы меня слышали, – ответил Шандор, не отвел взгляд. – Я буду служить как и прежде, но только не так.

Отступил назад, получил еще один тычок от Ферки.

Придворные шептались, жужжали, словно потревоженный улей. Герой войны на их глазах рисковал превратиться в изгнанника. Снова фамилия Олару будет у всех на слуху.