…потеряться чертовски легко
На пути, что тебе незнаком.
Ясон Аолохид
Восходящая луна 249 года Безвременья
Бип. Бип. Бип.
– Как она?
– Пациентка пришла в норму, Даниил Весемирович. Она переведена в состояние управляемой комы.
Холодно, одиноко, страшно.
В памяти возник образ погребенного в сугробах жуткого замка, заволакиваемого метелью в непроглядной ночной тьме. Видение того, как она медленно бредет прочь, утопая по колено в обжигающе холодном снегу.
Издалека доносятся грохот карронад и ликующие крики опьяненных победой врагов.
То был день, когда она впервые осталась одна.
Бип. Бип. Бип.
– Управляемая кома? Она что, уже просто спит?
– Именно. Ее алхимический сомнум с позавчерашнего дня стал полностью управляемым. Она вас слышит.
Изгнание, боль, слезы.
Грозные глаза разъяренной тэймиды буравят ее, уже униженную перед всеми придворными. Сестры-по-платью надменно смеются над ней, придумывая, как изжить ее со свету.
Эльфийская царица отправляет ее в царство удушающих пустынь, обещая признание, но в конце добавляет: «Не возвращайся без победы».
Бип. Бип. Бип.
– Она опять плачет.
– В ее состоянии это хороший знак, Даниил Весемирович.
Надежда, трепет, спасение.
Знакомый голос говорит: «Открой дверь, ты дождалась». Она, превозмогая боль и бессилие, запертая во тьме, ползет по бетонному полу, чтобы увидеть Его.
Того, ради которого стоило терпеть так много лет. Того, кто сорвал с ее губ первый поцелуй. Кто показал ей жизнь. Ради которого она пойдет на что угодно.
Бип. Бип. Бип.
– Гаэла, ты слышишь меня? Они сейчас будут возвращать тебя. Потерпи еще немного.
Венчающаяся пара на берегу бескрайнего моря, залитого нежным светом. Все гости вокруг счастливы, где-то играет виолончель, поет церковный хор, а со стороны воды дует приятный прохладный бриз. Спокойствие и умиротворение. И слезы удушающей, сокрушительной скорби, самой страшной из всех, что приходилось пережить ранее. Чужая любовь – это раны, которые никогда не перестанут кровоточить.
– Подпишите здесь, здесь и вот здесь.
– А это еще что?
– Вы ездили к ней каждую луну на протяжении последних пяти лет, Даниил Весемирович. Мы подали запрос в Управление Кисари по Воцилоне, чтобы сделать вас ее попечителем. Родственников же у нее нет.
– Хорошо. Но я не «член семьи», как тут указано. Я просто друг.
– Сейчас вы – самый близкий для нее человек.
Бип. Бип. Бип.
Видения вдруг резко потемнели, а голосов стало не разобрать. Впереди забрезжил свет, медленно приближавшийся к ней.
Почувствовались жесткая больничная койка и нарастающая боль в конечностях, словно в них залили свинец. Медленно начала ныть спина.
– Гаэла, ты слышишь меня? – спросил мужчина.
Она хотела ответить, но не смогла даже ничего промычать.
Свет на том конце тоннеля обрел очертания потолка тускло освещенной палаты.
Рядом сидел кто-то и держал ее за руку. Кто-то знакомый, приятный. Друг.
Девушка медленно повернула голову и осмотрела его: стривег с добрым лицом, неряшливой щетиной и кибердекой с голубым огоньком. За ним стояла медсестра.
– …к-кто ты?
Мужчина улыбнулся и слегка сжал ее ладонь:
– Не волнуйся, Гаэла. Все хорошо. Я Даня Тихонов.
– …Гаэла?
– Да. Тебя зовут Гаэла.
Тихонов встал и поправил на себе помявшуюся из-за неудобной позы рубашку, затем повернулся к медсестре:
– Сколько времени займет ее реабилитация?
– Благодаря алхимическому воздействию – около десяти минут. Но память сама не вернется так быстро без триггеров; вам придется помочь своей подруге.
Он снова повернулся к эльфийке:
– Мы уже позаботились об этом, – сказал он и вытащил из сумки цифровой планшет и бутылочку воды.
Почувствовалось, что она снова может двигать пальцами рук, но для того, чтобы приподняться, все еще не было сил.
– Значит так, Гаэла, – обратился к ней Тихонов, – я оставлю в палате твой планшет – он не под паролем. Посмотри запись в нем, ты ее сама себе сделала, не торопись. Я знаю, что ты чувствуешь себя отвратительно. Я чувствовал себя точно так же в день, когда мы с тобой впервые встретились.
– Ты… оставишь меня здесь?
– Я пойду покурю и прогрею машину. Одежда на стуле. Когда закончишь – темно-красный Экселенс у входа в больницу.
Искусство стратегии заключается не в том, чтобы предугадать ход противника. Оно в том, чтобы все, включая своих, двигались по нужной тебе траектории, уверенные, что действуют по собственной воле.
Из дневников ментата-оракула Соро но Абита.
В каждом движении Греты читалась уверенность несмотря на то, что телепортация в Эстус смогла вымотать и ее, и Элис.
Швертишмидт вела гравимобиль ловко и осторожно, огибая стихийные транспортные потоки, не спускаясь слишком сильно к полыхающим трущобам, но и не поднимаясь над нижним городом Фел Нортшира, что могло бы привлечь излишнее внимание.
В мегаполисе царила анархия, вызванная междоусобной войной дьявольских кланов. Все социальные службы города Сигмалеуса оказались парализованы, отовсюду раздавались взрывы и стрельба, а откуда-то извне доносились гулкие и тяжелые раскаты плазменных бомб – зависший над миром-островом линкор Белафасов уничтожал космопорт Фел Нортшира.
– Будь проклят этот валхалльский телепортатор, – проворчала некромантка, уворачиваясь от грузового шаттла, выскочившего сбоку.
Экран бортового компьютера показывал, что они стоят на месте. Элис нажала пальцем на кибердеку, сосредоточившись на проверке связи.
– Спутник не отвечает. Либо его сбили, либо корабль Белафасов загораживает нас.
Грета вытянула руку, сосредоточившись на расчете заклинания:
– Дай щепку, Осборн.
Волшебница потянулась за рюкзаком, лежавшим на заднем сиденье, как вдруг он съехал вбок и подпрыгнул, а машину тряхнуло.
Поймав вещи и обернувшись, Элис заметила, как Швертишмидт, едва сдерживая ярость, начала пересчитывать чару, одновременно выводя гравимобиль из-под града обломков, сыпавшихся сверху.
Элис вручила спутнице модуль памяти и обхватила рюкзак обеими руками. Грета сбавила скорость, сконцентрировавшись на щепке, а затем резко сделала полупетлю с выравниванием горизонта – тем самым развернула транспорт к лаборатории.
Фел Нортшир был двухъярусным городом, старую нижнюю часть которого когда-то давно вытесали из цельной базальтовой скалы мира-острова Эстуса с помощью магии. Улицы в нем располагались на дне паутины искусственных расселин, уходивших на полкилометра вглубь, и даже постройки здесь были вырезаны из скал. Между ними завывал сухой и горячий ветер, приносивший извне вулканическую пыль.
Многокилометровый линкор накрыл своей тенью несколько кварталов, озаряя их лишь вспышками взрывов. Далеко не все космические корабли такого класса могли спускаться в атмосферу из-за их огромной массы и отсутствия телепортационных систем, ограничиваясь точечными обстрелами с орбиты и звеньями бомбардировщиков.
– Мы близко, – выдохнула Грета, направив транспорт в спокойный транспортный поток. Хеймляндка протянула устройство обратно, – проверь Дальновидением, вдруг эти отбросы устроили засаду. Я поищу подземный вход.
Элис прочитала заклинание, взялась за модуль и закрыла глаза.
Перед ней начал проноситься калейдоскоп образов, и только через несколько напряженных секунд концентрации из него получилось выследить лабораторию.
Центральный НИИ Фармы Сигмалеус оказался пуст. В видениях, открытых чарой, было темно и пусто. Всюду грязь и обломки.
– … нет электричества. Ни живых, ни мертвых.
– Прекрасно. Меньше хлопот.
В одном из коридоров промелькнули тела. Одно, другое, третье.
– Ан-нет, мертвые здесь есть. Демоны.
– Ученые?
Элис опустила взор на тела.
– Только если ученые носят штурмовые винтовки и рефлексные костюмы.
– Поняла.
Грета увела машину в тоннель, проделанный в скале перпендикулярно проспекту. На стенах Элис заметила надпись: «Farmazevtika Zigmaleus».
– Вот оно. Это тоннель нашей лаборатории.
– Я знаю. Тут еще два километра лететь.
Фузорные двигатели гравимобиля, почти неслышимые на улице, начали отдаваться гудящим эхом от стен тоннеля.
Элис развеяла чару и позволила себе немного расслабиться. События последних суток слишком сильно врезались в память и начали всплывать в ней сами по себе.
***
– Все взаимосвязано, Мериадок, – с легкой досадой проговорил Сермон, рассматривая тело, помещенное в амниотическую капсулу. – Стоит дернуть за один рычажок, как он приведет в действие сотни других. Как в часах.
Демон, обычно гордый и несгибаемый, сейчас выглядел разбитым, печальным и задумчивым. В капсулу напротив него была помещена его жена Мелисандра с огромной колотой раной в центре груди, оставленной извлекателем душ. Вечномолодая эльфийка с длинными седыми волосами, спутавшимися в холодной соленой воде, подсвеченная ультрафиолетовыми лампами, тускло освещала все помещение старого лазарета Бернардова Двора.
– Я проверила труп, – отчиталась Швертишмидт, вошедшая с бумагами в комнату медпункта. – Ни частиц форлорна, ни признаков заклинания Упокоения я не нашла.