Мы так и не заснули в эту ночь. Было ли дело в моем юном теле, с его неукротимым буйством гормонов, или в том, что Кирилл оказался чутким и нежным любовником, а может — незачем врать самой себе — в том, что я влюбилась в него будто в первый раз в жизни, но мы никак не могли насытиться друг другом.
Мы лежали, обнявшись, и лунный свет — я так и не задернула шторы в спальне — пробиваясь через ветки деревьев, рисовал на обнаженных телах серебристые узоры. Мне хотелось завернуться в Кира целиком, и он, будто чувствуя это, прижимал меня к себе еще крепче, не выпуская ни на мгновение. Такой большой и сильный. Я вдыхала запах его разгоряченной кожи, тихонько касалась ее губами, прижималась щекой к его груди, слушая, как сильно и ровно стучит его сердце, пока мои руки скользят по его коже, пока его объятья согревают меня.
Мы шептали друг другу какие-то нежные, бессвязные глупости, и слова, которые днем были бы смешными и неуместными, сейчас обретали особый смысл — а может, мне так казалось, пока он гладил мои волосы и плечи. Потом слова заканчивались, и мы снова целовались. Сначала лениво и нежно, пробуя на вкус губы друг друга, будто успели это забыть, потом поцелуи становились все горячее, все требовательнее, пока я не начинала задыхаться от желания. Его руки опять исследовали мое тело — но не с благоговейной осторожностью первого раза, а с уверенностью человека, который знает, что нужен и желанен, но знает и как доставить удовольствие. Каждый раз, когда казалось, что предел достигнут, что больше уже невозможно, он находил новую точку на моем теле, от прикосновения к которой по коже пробегала волна огня, и я выгибалась в его руках, бессвязно умоляя о большем, чтобы потом снова затихнуть в его объятьях.
— Светает, — шепнул он, приподнимаясь на локте. — Я совсем тебя измучил.
— Вовсе нет. — Я потерлась носом о его грудь. — Кажется, я впервые за долгое, долгое время отдохнула по-настоящему.
Он тихонько рассмеялся.
— Ты мне льстишь. — Он приподнял мой подбородок, заглядывая в лицо. Большой палец погладил скулу. — Я должен был быть… сдержаннее. Благоразумнее. Но когда ты рядом, невозможно быть ни сдержанным, ни благоразумным.
— На себя посмотри. — Я на миг прикрыла глаза, отдаваясь ощущениям. Его пальцы, поглаживающие щеку. Моя нога, закинутая на его бедро. Благоразумие? Им и не пахнет. — Это ты заставил меня совершенно потерять голову.
Он с улыбкой покачал головой.
— Я думал, ты никогда меня не позовешь. А когда все же позвала — летел как на крыльях. И теперь… Ты сводишь меня с ума.
— Позвала? — не поняла я. — Когда это я успела? Кажется, последние две недели я видела тебя только во сне.
Он рассмеялся, и в этом смехе прозвучало чистое, незамутненное счастье. Он перекатился на спину, увлекая меня за собой, так что я оказалась у него на груди. Его рука легла мне на спину, поглаживая, по коже снова побежали мурашки.
— Ты позвала, — повторил он, глядя в потолок, на котором уже играли первые розоватые отблески рассвета. — И это было самое ясное и самое смелое приглашение, которое я когда-либо получал.
А получал ты немало, готова поспорить. Настроение резко испортилось, хотя какое мне дело до его бывших? Лучше подумать о том, что я сделала не так. Что он мог принять за приглашение? Ясное и откровенное приглашение?
Я сдалась с радостью и не собиралась жалеть о случившемся. Но мне нужно было понять…
— Кир, я не…
— Перестань, жеманиться тебе не идет. Именно в твоей прямоте и смелости особенное очарование. То, что отличает тебя от остальных и во что я влюбился без памяти.
Я смотрела на него, совершенно растерянная. Кирилл прижал мою голову к своей груди, гладя по волосам.
— Я думал… после того, как закончится это расследование, мне придется месяцами осаждать крепость. — И в его шепоте было столько едва сдерживаемых эмоций, что я на миг потеряла смысл его слов, слушая только этот горячечный шепот. — А ты… просто… позвала. Ты невероятная.
Я высвободилась из его рук, чтобы заглянуть ему в глаза. Внутри что-то тревожно сжалось.
— Кир, послушай. Я правда не понимаю, о чем ты. Я скучала. По-настоящему. Я думала о тебе. — Внезапная догадка заставила меня похолодеть. — Ты телепат?
Это ж невозможно, когда другой слышит каждую мысль — даже ту, от которой через миг самой станет стыдно. Да и вообще…
— Кто, прости?
— Умеешь читать мысли? Поэтому ты принял их за призыв?
— Я не умею читать мысли, и раз уж ты настаиваешь… — Он перевернулся на бок, уронив меня на кровать, потянулся к кителю, брошенному на пол. — Тебе не следовало впутывать в это Вареньку, пусть даже ради сохранения тайны. Но я не сержусь. Этот подарок куда ценнее, чем все, что я мог привезти тебе.
Я в совершеннейшем ступоре смотрела на амулет из медвежьего когтя в его руке.
Варенька! С ее дурацкими любовями в голове!
— В Мангазее считают, что если девушке удастся тайно царапнуть мужчину когтем с передней лапы медведя, он страстно полюбит ее. А в Скалистом краю… Это мощный оберег воина и охотника, и за это я тоже тебе очень благодарен. Однако в языческие времена такой подарок от женщины мужчине означал приглашение. — Кирилл провел пальцам по линиям на олове. — Да и узор нельзя интерпретировать двусмысленно. Треугольники — символ мужской силы, ромб с точкой внутри — женское, причем именно женское, не девичье… — Он осекся. — Глаша?