Тишина. Нет, не тишина – оглушающее безмолвие, вакуум, в котором тонул последний осознанный звук. Треск. Пронзительный, сухой, как ломающаяся кость мироздания. Я помню его так отчётливо, будто он до сих пор вибрирует в моих собственных костях. Помню пыль, густую, как туман, забившую лёгкие, и тяжёлую, давящую темноту, которая навалилась внезапно, оборвав мысль на полуслове.
Я, Алиса Ветрова, реставратор старинных фресок, книжный червь и безнадёжный романтик, кажется, нашла свой бесславный конец под обломками церкви Святого Иеронима, памятника архитектуры семнадцатого века, который так отчаянно пыталась спасти от сноса очередным нуворишем-застройщиком. Последнее, что я видела – это осыпающаяся штукатурка с ликом скорбящего ангела прямо над моей головой и трещина, змеёй ползущая по сводчатому потолку. Иронично. Всю жизнь я копалась в прошлом, и оно же меня и поглотило.
А потом… потом была эта тьма. Непроглядная, но не пугающая. Скорее, убаюкивающая. Словно я плыла в тёплой, невесомой воде, без мыслей, без чувств, без самой себя. Сколько это длилось? Мгновение? Вечность?
Первым вернулось ощущение. Чужое. Тело ломило, но не так, как должно было ломить раздавленное тело. Боль была тупой, ноющей, сосредоточенной в затылке и висках, а ещё – странная слабость, будто из меня выкачали все жизненные соки. И запах. Густой, пряный, сладковато-цветочный, с нотками сандала и чего-то ещё, незнакомого, но почему-то тревожащего. Определённо не запах пыли, извести и тлена.
Я попыталась открыть глаза. Веки показались свинцовыми, склеенными. С неимоверным усилием мне удалось разлепить их на узкую щёлочку. Комната тонула в полумраке. Сквозь тяжёлые, бархатные шторы винного цвета, плотно задёрнутые, пробивалась лишь одна тонкая, настойчивая полоска солнечного света, пылинки в которой танцевали свой ленивый, золотистый танец.
Где я? Это точно не больница. Там пахнет хлоркой и безысходностью. И уж точно не руины церкви.
Попытка пошевелить рукой увенчалась успехом, хотя конечность двигалась вяло, неохотно. Я поднесла её к лицу, насколько позволяла слабость. Тонкие, изящные пальцы с длинными, миндалевидными ногтями, покрытыми перламутровым лаком. Бледная, почти прозрачная кожа, на которой синеватыми ручейками проступали вены. На безымянном пальце – массивное кольцо из желтого металла с крупным, тёмно-зелёным камнем, искрящимся даже в полумраке.
Это была не моя рука.
Мои руки были руками труженицы: с короткими, практично остриженными ногтями, часто испачканными краской или реставрационной мастикой, с парой застарелых шрамов от неосторожного обращения с инструментами. Кожа – обычная, чуть смуглая от природы, но никак не эта аристократическая бледность.
Паника холодным комком подкатила к горлу. Что происходит? Кома? Галлюцинации перед смертью?
Я заставила себя сесть. Голова тут же отозвалась тупой болью и лёгким головокружением. Огляделась. Я сидела на огромной кровати с высоким резным изголовьем из тёмного, почти чёрного дерева. Балдахин из той же винной бархатной ткани, что и шторы, был откинут, открывая вид на роскошные шёлковые простыни цвета топлёного молока, смятые и сбившиеся. Рядом, на прикроватном столике изящной работы, инкрустированном перламутром, стоял серебряный кувшин и кубок, а также небольшая шкатулка, украшенная драгоценными камнями.
Комната была огромной и обставлена с такой помпезной роскошью, какую я видела лишь в музейных залах или на страницах дорогих каталогов антиквариата. Стены были затянуты шёлковыми обоями с витиеватым золотистым узором, изображающим диковинных птиц и цветы. У одной стены стоял массивный туалетный столик с большим овальным зеркалом в тяжёлой позолоченной раме, заставленный бесчисленными флакончиками, баночками и коробочками из хрусталя, серебра и слоновой кости. В другом углу – камин из тёмного мрамора, сейчас холодный и пустой, над ним висел гобелен, изображающий сцену охоты на какое-то мифическое существо, похожее на грифона. Мягкие ковры с густым ворсом и сложным восточным орнаментом покрывали почти весь пол. Воздух был тёплым и немного душным от тех самых благовоний.
Ни единого признака моего мира. Ни телевизора, ни телефона, ни даже обычной электрической лампочки. Только свечи в массивных бронзовых канделябрах.
Дрожащими ногами я ступила на мягкий ковёр. На мне была ночная сорочка из тончайшего, почти невесомого шёлка кремового цвета, невероятно длинная, до самых пят, с широкими рукавами и отделкой из нежнейшего кружева. Она струилась по телу, как вода. Слишком роскошно для больничной пижамы. Слишком… интимно.
Я подошла к зеркалу. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. И увидела её.
Из зеркала на меня смотрела совершенно незнакомая девушка. Незнакомка, которая была мной. Или я – ей.
Ей было лет девятнадцать, может, двадцать. Невероятно красивая, той хрупкой, эльфийской красотой, от которой захватывает дух. Длинные, до пояса, волосы цвета расплавленного золота с лёгкой волной рассыпались по плечам. Кожа – молочно-белая, без единого изъяна, словно фарфоровая. Огромные, широко расставленные глаза сейчас были полны страха и непонимания, их цвет было трудно определить в полумраке – то ли серые, то ли светло-голубые, с длинными, тёмными, пушистыми ресницами. Тонкий, прямой нос, высокие скулы, изящная линия подбородка. Губы – полные, чувственные, сейчас плотно сжатые и бледные. Фигура, скрытая под шёлком сорочки, угадывалась тонкой, гибкой, с высокой грудью и узкой талией.
Я – Алиса Ветрова, тридцатидвухлетняя шатенка с карими глазами, средней комплекции, с вечно уставшим лицом и первыми морщинками у глаз от недосыпа и привычки щуриться, разглядывая мелкие детали фресок, – смотрела на это юное, прекрасное, но абсолютно чужое создание.
«Это не я, – прошептала я, и голос, сорвавшийся с губ, был не моим. Высокий, мелодичный, с лёгкой хрипотцой. – Этого не может быть».
Я дотронулась до своего (её?) лица. Кожа была гладкой и прохладной. Повела рукой по волосам – они были мягкими, как шёлк, и пахли теми же цветами и сандалом, что и комната.
Тильда ушла, оставив меня наедине с оглушительным эхом её слов: «супруги», «связующее звено», «долг». Я снова опустилась на край кровати, чувствуя, как остатки сил покидают меня. Три мужа. Это было не просто шокирующе, это переворачивало все мои представления о мире и о себе. Алиса Ветрова, убеждённая сторонница моногамии (хотя и не имевшая особого успеха даже в ней), теперь должна была играть роль жены для троих. Мой внутренний феминист бился в истерике, а прагматичная часть сознания холодно шептала: «Адаптируйся или умри».
Я глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Паника – плохой советчик. Сейчас мне нужна была ясность ума и способность наблюдать, анализировать. Я – реставратор, привыкла по крупицам восстанавливать прошлое, видеть скрытое за слоями краски и времени. Теперь мне предстояло реставрировать чужую жизнь, или, точнее, строить свою на её руинах, используя лишь обрывки информации.
Тильда упомянула, что я люблю исследовать руины, как и моя… то есть, Лияры… покойная матушка. Это было единственной тонкой ниточкой, связывающей меня, Алису, с этой новой реальностью. Моя страсть к истории, к древности, нашла отражение и здесь. Но эта же страсть, похоже, и привела Лияру к её «нервному потрясению». Что она могла найти в тех Белых Скалах?
Мысли о предстоящей встрече с «мужьями» вызывали смесь страха и… странного, почти болезненного любопытства. Воин, поэт, интриган. Какие они на самом деле, за рамками кратких описаний Тильды? И как мне вести себя с ними?
Я вспомнила просьбу пользователя – быть гибкой. Это был дельный совет. В мире, где я – чужая, слабая и дезориентированная, прямолинейность и отстаивание своих «земных» принципов могли стоить мне слишком дорого. Мне придётся носить маски. Разные маски для разных людей. Для сурового воина лорда Райвена – возможно, маску уважительной и немного испуганной после болезни жены, не перечащей, но и не заискивающей. Для обаятельного лорда Кейдена – может быть, образ хрупкой и нуждающейся в заботе женщины, чуть более открытой, но всё ещё слабой. А для лорда Дариана, хитрого и опасного… здесь нужна была особая осторожность. Возможно, маска полной растерянности и потери памяти сыграет мне на руку, заставив его на время ослабить бдительность, счесть меня неопасной. Да, «амнезия» – мой главный козырь на данный момент.
Время до полудня тянулось мучительно медленно. Я съела немного безвкусного печенья, запив его всё тем же травяным отваром, который принесла Тильда. Он действительно немного успокаивал, но и вызывал лёгкую сонливость, что сейчас было совершенно некстати.
Ближе к назначенному часу в дверь постучали, и вошли две молодые служанки, те же, что приносили воду утром. Одна, та, что с испуганными глазами-пуговками, несла на руках ворох одежды, вторая – шкатулку с гребнями и шпильками. Их звали Лина и Мира, как я выяснила, задав несколько осторожных вопросов, стараясь, чтобы мой тон был мягким, но не слишком фамильярным. Лина, веснушчатая и робкая, кажется, немного расслабилась, когда я улыбнулась ей. Мира же оставалась молчаливой и сосредоточенной, её движения были точными и почти механическими.
Платье, которое они принесли, было тем самым светло-зелёным из переливчатого шёлка, которое упоминала Мара-Тильда. Оно было невероятно красивым: сложный крой, облегающий лиф, расшитый серебряной нитью и мелкими жемчужинами, длинные, струящиеся рукава и широкая юбка, которая должна была мягко колыхаться при ходьбе. Под него полагалось несколько нижних юбок и корсет.
Процесс одевания превратился в пытку. Я привыкла к джинсам и свободным свитерам, а тут меня затягивали в корсет так, что дышать стало трудно. «Красота требует жертв, госпожа», – тихо пробормотала Мира, затягивая шнуровку с безжалостной эффективностью. Я лишь криво усмехнулась про себя. Чьей красоты? И каких жертв?
Пока Мира занималась корсетом, Лина осторожно расчёсывала мои (Лияры) длинные золотистые волосы. Они были густыми и немного спутанными после болезни. Прикосновения гребня были приятными, успокаивающими.
– Госпожа, какую причёску вы желаете сегодня? – робко спросила Лина, её пальцы перебирали шёлковую прядь. – Может быть, «Лунную косу»? Или «Водопад сирены»? Лорд Кейден говорил, что вам очень идут распущенные локоны, украшенные живыми цветами…
Упоминание лорда Кейдена и его предпочтений снова резануло слух. Эта Лияра, похоже, действительно жила, чтобы угождать своим мужьям. А я… я не была уверена, что смогу так.
– Что-нибудь простое, Лина, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал мягко. – Может, просто убрать волосы от лица, чтобы не мешали. И… никаких цветов сегодня. Я ещё слишком слаба для них.
Лина удивлённо моргнула, но кивнула. Мира же, закончив с корсетом, бросила на меня быстрый, изучающий взгляд. Кажется, моя просьба о «простоте» немного выбивалась из привычного образа госпожи Лияры.
В итоге мне сделали несложную причёску: волосы были частично собраны на затылке красивой заколкой из серебра с зелёными камнями (очевидно, под цвет платья и кольца), а остальные локоны свободно ниспадали на плечи. Макияж был лёгким, почти незаметным: чуть подкрашены ресницы, немного румян на бледные щёки, капля ароматного масла на губы. Даже в таком «простом» виде я выглядела как сошедшая со страниц сказки принцесса. И чувствовала себя совершенно не в своей тарелке.
Когда приготовления были закончены, я посмотрела на своё отражение. Из зеркала на меня смотрела бледная, хрупкая красавица с огромными, тревожными глазами. Маска была надета. Осталось только сыграть свою роль.
Тильда появилась на пороге, как раз вовремя. Её строгое лицо чуть смягчилось при виде меня. – Вы прекрасно выглядите, госпожа. Хоть и бледны. Лорды ожидают вас в Малой Голубой гостиной. Вы готовы?
Я глубоко вздохнула, собирая всю свою волю в кулак. «Готова ли я? Чёрта с два я готова к такому! Но выбора нет». – Да, Тильда. Я готова. Проводите меня.
Путь до Малой Голубой гостиной показался мне вечностью. Мы шли по длинным, гулким коридорам, стены которых были украшены гобеленами, картинами в тяжёлых рамах (сюжеты в основном батальные или мифологические, с обилием полуобнажённых тел и довольно откровенных сцен, отчего я невольно смутилась) и оружием – скрещёнными мечами, щитами, старинными арбалетами. Высокие сводчатые потолки были расписаны сложными узорами. Под ногами – каменные плиты, местами прикрытые коврами. Окна были узкими, стрельчатыми, с цветными витражами, отбрасывающими на пол причудливые блики. Всё дышало стариной, богатством и… какой-то скрытой угрозой. Этот дом, или дворец, был красив, но холоден. Он давил своей монументальностью.
Тишина, повисшая в Малой Голубой гостиной после змеиных слов Дариана о «больших планах», была настолько плотной, что, казалось, её можно резать ножом. И этим ножом, судя по всему, собирались препарировать меня. Я сидела, ощущая себя редким и не до конца изученным экспонатом, который три весьма заинтересованных коллекционера рассматривают со всех сторон, решая, подлинник перед ними или искусная подделка.
«Ну да, большие планы, – мелькнула у меня саркастическая мысль, пока я старательно изображала на лице хрупкую растерянность. – Наверняка что-то грандиозное. Например, родить наследника для каждого из вас по очереди? Или вы будете бросать жребий? Ах, простите, моя бедная, затуманенная память, возможно, я упускаю какие-то пикантные детали вашего многомужественного быта».
Кейден, мой персональный рыцарь в сияющих (сегодня – серых бархатных) доспехах, тут же попытался разрядить обстановку. Он одарил меня ещё одной своей лучезарной улыбкой, от которой у любой нормальной девушки, вероятно, подкосились бы ноги. У меня же лишь слегка дёрнулся уголок губ – пришлось срочно делать скорбное лицо.
– Ну-ну, Дариан, не пугай нашу Лияру раньше времени, – он по-дружески хлопнул того по плечу, хотя Дариан от этого жеста едва заметно поморщился, как будто на его драгоценный изумрудный халат села муха. – Все планы подождут. Главное сейчас – твоё здоровье, милая. Тебе нужно больше отдыхать, пить эти ужасно горькие, но, говорят, полезные отвары лекаря Дариуса и кушать что-нибудь вкусненькое. Я прикажу принести тебе твои любимые медовые пирожные. Ты ведь всё ещё их любишь? Или твоя память сыграла злую шутку и с твоими гастрономическими пристрастиями?
Он подмигнул мне, и в его васильковых глазах плясали весёлые искорки. Такой простой, такой… предсказуемый. С ним, пожалуй, можно было бы позволить себе немного женской слабости, не боясь, что её тут же используют против тебя.
– О, лорд Кейден, вы так… добры, – я постаралась вложить в голос максимум благодарной нежности, чуть потупив взор, как и подобает скромной и больной жене. «Медовые пирожные? Ну, почему бы и нет. Хоть какая-то компенсация за этот цирк с конями. А любила ли их Лияра? Понятия не имею. Но отказываться от сладкого после трёх дней голодовки – это уже за гранью человеческих возможностей, даже если ты попаданка с амнезией». – Я… я не помню, любила ли я их, но… попробовать была бы не против. Если это не слишком вас затруднит.
– Затруднит? Ради тебя, моя прелесть, я готов хоть звезду с неба достать! – патетически воскликнул Кейден, театрально прижимая руку к сердцу. – А уж пирожные… это такая малость!
Лорд Райвен, до этого молчаливо буравивший меня своим стальным взглядом, издал звук, похожий на сдавленный кашель или короткое фырканье. Кажется, пафос Кейдена его не слишком впечатлил. – Звёзды подождут, Кейден. А вот ответы на некоторые вопросы ждать не могут, – его голос был ровным и холодным, как лезвие меча. Он снова обратился ко мне: – Лияра, мы понимаем, что ты слаба. Но попытайся сосредоточиться. Белые Скалы. Ты отправилась туда одна, без сопровождения, если не считать твою служанку, которую нашли мёртвой у подножия… – он сделал паузу, внимательно следя за моей реакцией.
«Одна? Без сопровождения? И служанка мертва? Так, это уже интереснее. Лияра была не просто любительницей руин, а ещё и отчаянной авантюристкой. Или её кто-то очень умело подставил». Моё сердце пропустило удар. Смерть служанки – это уже не просто «нервное потрясение». Это пахнет криминалом.
Я медленно подняла на него глаза, стараясь, чтобы в них отразился ужас и непонимание. Маска «хрупкой лани» сейчас была как нельзя кстати. – Мёртвой? Служанка? Какая… какая служанка? О, Единый, – я прижала руки к груди, изображая подступающую дурноту. Голос действительно дрогнул. – Я… я ничего этого не помню, лорд Райвен. Клянусь вам. Это… это слишком ужасно. Если бы я помнила…
Внутренне я ликовала. Его прямолинейность дала мне бесценную информацию. И теперь моя «амнезия» выглядела ещё более убедительно. Кто в здравом уме захочет помнить такое?
– Действительно, Райвен, ты выбрал не лучшее время для таких новостей, – вмешался Дариан, его голос был обманчиво мягок, но в янтарных глазах мелькнул хищный блеск. Он чуть наклонился вперёд, его взгляд буквально пригвоздил меня к креслу. – Наша Лияра так впечатлительна. Хотя, должен заметить, дорогая, для женщины, пережившей такой шок и лихорадку, ты держишься на удивление… стойко. Некоторые на твоём месте бились бы в истерике или вовсе не смогли бы связать двух слов. А ты… ты даже интересуешься пирожными. Это хороший знак. Аппетит – признак выздоровления.
Его слова были как шёлковая удавка. Он не верил мне. Ни на йоту. И его сарказм был таким же острым, как и мой собственный, только он не скрывал его за маской невинности.
«Ах ты, змей подколодный! – подумала я, но на лице изобразила лишь лёгкую обиду и растерянность. – Думаешь, поймал меня? Да я тебе такую овечку сейчас изображу, сам поверишь! А пирожные – это святое, даже для почти покойниц».
– Лорд Дариан, – я посмотрела на него своими (Лияры) огромными, невинными глазами, в которых, кажется, вот-вот должны были блеснуть слёзы (я очень старалась). – Я… я не знаю, как мне держаться. Я просто… пытаюсь. Пытаюсь понять, что происходит. И если простое желание съесть что-то сладкое кажется вам подозрительным… тогда я не знаю, что и думать. Может, мне лучше вернуться в свою комнату? Я, кажется, утомила вас всех своим… состоянием.
Я сделала вид, что собираюсь подняться, изображая предельную слабость. Кейден тут же встрепенулся. – Нет-нет, Лияра, что ты! Сиди, пожалуйста! Дариан просто… у него такой своеобразный юмор. Правда, Дариан? – он бросил укоризненный взгляд на своего «собрата по браку».
Дариан лишь криво усмехнулся, откидываясь на спинку кресла. – Разумеется. Мой юмор часто бывает непонятен тем, кто лишён… определённой глубины восприятия. Или памяти. – Он сделал многозначительную паузу. – Но я рад, что ты пытаешься, Лияра. Пытаться – это уже хорошо. Значит, не всё потеряно. Для нашего… союза.
Обратный путь до моих (Лияры) покоев показался гораздо короче. Возможно, потому, что я была слишком занята перевариванием «тройного удара» в лице моих новоиспечённых супругов. Тильда шла рядом, храня почтительное молчание, но я чувствовала её пытливый взгляд на себе. Наверняка ей не терпелось узнать подробности «аудиенции». Ну что ж, придётся удовлетворить её любопытство, но дозированно. Мне всё ещё нужна была её помощь, и, возможно, даже её… ну, если не дружба, то хотя бы лояльность.
Когда мы наконец оказались в относительной безопасности моих роскошных апартаментов, и дверь за Тильдой закрылась, отсекая любопытные уши дворцовой челяди, я позволила себе немного расслабиться. Плечи опустились, и я с наслаждением выдохнула. Играть роль хрупкой, растерянной фиалки было утомительно, особенно когда внутри тебя кипел котёл из сарказма, недоумения и праведного гнева на весь этот абсурдный мир.
– Ну, госпожа? – Тильда не выдержала первой, её голос был полон сдерживаемого любопытства. – Как всё прошло? Лорды не были… слишком настойчивы?
Она помогла мне снять замысловатое платье, и я с облегчением вздохнула, когда тугой лиф наконец перестал сдавливать рёбра. «Слишком настойчивы? – мысленно хмыкнула я. – Да уж, особенно один, с глазами цвета мёда и повадками анаконды. Только и ждёт, как бы обвиться вокруг твоей шеи и ласково так придушить своими «большими планами».
– Всё прошло… относительно спокойно, Тильда, – ответила я, садясь на край кровати. Ночная сорочка из тончайшего шёлка снова окутала тело приятной прохладой. – Они были… обеспокоены. И очень интересуются моим здоровьем. Особенно лорд Райвен. Он, кажется, подозревает, что я симулирую амнезию, чтобы избежать неприятных вопросов о Белых Скалах.
Тильда нахмурилась, её полные руки легли на мои плечи, и она с неожиданной силой развернула меня к себе. – Госпожа Лияра, вы должны быть очень осторожны с лордом Райвеном. Он человек прямой и не терпит лжи. Если он заподозрит вас в обмане… это может плохо кончиться. Для всех нас. – В её голосе прозвучали неподдельная тревога и что-то ещё… страх?
«Для всех нас? Интересно, что она имеет в виду? Неужели моя «амнезия» может как-то навредить и ей?» – Но я не лгу, Тильда, – я посмотрела ей в глаза самым честным (насколько это было возможно) взглядом. – Я действительно ничего не помню. И это… это пугает меня больше всего. Словно я смотрю в зеркало и вижу чужое отражение.
Это была почти правда. И, кажется, Тильда мне поверила. Или, по крайней мере, сделала вид, что поверила. Её лицо немного смягчилось. – Бедная моя девочка. Такой удар… Я принесу вам ещё успокаивающего отвара. И, может, вы немного поспите? Вам нужно восстанавливать силы. Лекарь Дариус придёт вечером.
«Да-да, отвар, сон… Может, ещё сказку на ночь? – саркастически подумала я. – Например, о трёх богатырях и спящей красавице, которая проснулась и обнаружила, что богатыри не собираются её спасать, а очень даже наоборот – планируют использовать в своих корыстных целях». – Спасибо, Тильда, – мягко сказала я. – Вы так заботливы. Но перед сном… не могли бы вы рассказать мне немного… о доме? Об этих стенах? Я чувствую себя здесь такой… потерянной. Словно попала в лабиринт без карты.
Я обвела рукой комнату. Роскошь давила. Каждый предмет, казалось, хранил свои тайны. Гобелен над камином, изображающий охоту на грифона, вдруг показался мне зловещим. Грифон был повержен, его золотые перья окрашены кровью, а охотники… их лица были скрыты в тени, но в их позах чувствовалась жестокая радость победы.
Тильда проследила за моим взглядом. – Этот дом… Дворец Единения, как его называют, – начала она, её голос стал тише, почти благоговейным, – был построен триста лет назад, на месте древнего святилища, в честь заключения Великого Мирного Договора между тремя враждующими королевствами, которые теперь составляют Семиречье. Ваши предки, госпожа, из рода аш-Шейдар, сыграли ключевую роль в этом примирении. И этот брак… ваш брак с лордами Райвеном, Кейденом и Дарианом… он должен был стать символом нового единства, новой эры процветания.
Она говорила, а я слушала, пытаясь уловить скрытый смысл. Древнее святилище… Великий Мирный Договор… Символ единства… Всё это звучало очень пафосно. И очень хрупко. Как и жизнь той, чьё тело я занимала.
– А… гобелены? Картины? Они… они такие… – я запнулась, подбирая слово. – Выразительные.
Тильда усмехнулась, и в её глазах мелькнул огонёк, который я не ожидала увидеть у строгой кормилицы. – О да, госпожа. Некоторые из них весьма… откровенны. Это дань старым временам, когда нравы были… свободнее. Особенно в том, что касалось искусства. Говорят, некоторые из этих гобеленов даже… предсказывают будущее. Или показывают прошлое. Если уметь их читать. Ваша матушка, леди Изольда, очень интересовалась ими. Она говорила, что в каждой нити, в каждом узоре скрыта история.
«Говорящие гобелены? Ну, конечно! Чего ещё ожидать в мире, где у тебя три мужа и амнезия по расписанию? – Я едва сдержала смешок. – Может, мне стоит поболтать с этим грифоном? Вдруг он расскажет, кто так удачно «помог» Лияре отправиться в лучший мир, освободив для меня вакантное место?»
– Моя матушка… леди Изольда… – повторила я, стараясь запомнить имя. – Она тоже любила древности? Как и я… то есть, как Лияра?
– Да, госпожа, – кивнула Тильда. – Леди Изольда была известной учёной, исследовала древние тексты, руины… Она верила, что в прошлом скрыты ключи к будущему. Многие считали её чудачкой, но она была очень умной и сильной женщиной. Вы на неё очень похожи… не только внешне. Та же тяга к знаниям, та же… смелость. Иногда даже безрассудная.
Её последние слова прозвучали с лёгким укором. Похоже, «безрассудная смелость» Лияры не раз доставляла хлопот её верной кормилице.
– Тильда, – я посмотрела на неё серьёзно. – Скажите честно… Вы верите, что я действительно ничего не помню? Или вы тоже думаете, что я… притворяюсь?
После ухода Тильды я не стала дожидаться её возвращения с очередным «успокаивающим» отваром, от которого клонило в сон сильнее, чем от лекции по истории средневековой керамики. Мне нужна была ясная голова, а не ватное состояние «овоща на грядке», пусть и в роскошной обстановке. Вместо этого я решила провести рекогносцировку на местности, то есть, в собственных (Лияры) апартаментах.
Покои «госпожи Лияры» состояли не из одной спальни, а из целой анфилады комнат: помимо уже знакомой мне опочивальни, здесь была небольшая гостиная, явно предназначенная для уединённых чаепитий или приёма близких подруг (если таковые у Лияры имелись, в чём я сильно сомневалась), гардеробная размером с мою бывшую однушку, забитая невероятным количеством платьев, туфель и аксессуаров (кажется, Лияра была заядлой модницей, или это был обязательный атрибут её статуса «связующего звена»), и даже небольшая комната, которую можно было бы назвать кабинетом или библиотекой.
Именно последняя привлекла моё пристальное внимание. В отличие от остальных помещений, сияющих позолотой и шёлком, эта комната была обставлена скромнее, но с большим вкусом. Вдоль стен тянулись высокие стеллажи из тёмного дерева, заполненные книгами в кожаных и тканевых переплётах. Большой письменный стол, заваленный свитками, картами и какими-то исписанными листами, стоял у окна, выходившего в тихий внутренний дворик с фонтаном. Здесь пахло старой бумагой, чернилами и пылью – почти родной запах для меня, Алисы Ветровой.
«Ага, вот оно, логово книжного червя, – с удовлетворением подумала я, проводя пальцем по корешку объёмного тома с тиснёным названием «Хроники Падших Королевств». – Похоже, у нас с Лиярой было как минимум одно общее увлечение. Или это тоже часть её маски «умной и образованной леди» для определённых случаев?»
Я взяла с полки первую попавшуюся книгу. Она оказалась тяжёлой, с пожелтевшими страницами, исписанными витиеватым, незнакомым мне шрифтом. Картинок не было. Совсем. «М-да, – разочарованно вздохнула я. – Похоже, комиксы в этом мире ещё не изобрели. Придётся напрягать остатки своей «потерянной» памяти и пытаться расшифровать эти каракули. Хотя, с другой стороны, если Лияра действительно была такой умницей, как говорила Тильда, то и я должна смочь. Теоретически».
На столе, среди разбросанных бумаг, я заметила небольшой, изящно украшенный дневник в сафьяновом переплёте с серебряным замочком. Сердце ёкнуло. Вот он, ключ! Если Лияра вела дневник, там могли быть ответы на многие мои вопросы. Но замочек… Он был маленьким, но, судя по всему, надёжным. И ключа, разумеется, нигде не было видно.
«Ну, разумеется! – саркастически хмыкнула я. – Личная жизнь на замке. Буквально. Видимо, Лияра не слишком доверяла своему окружению. И правильно делала, судя по тому, как быстро она «отправилась в лучший мир». Ладно, вскрытие замков – это, конечно, не реставрация фресок, но в некоторых моих «земных» детективах героини и не с таким справлялись. Шпилька для волос? Тонкая пилочка для ногтей? Где-то здесь должен быть арсенал любой уважающей себя леди».
Мои поиски «отмычек» были прерваны стуком в дверь. Я быстро захлопнула дневник и постаралась придать лицу выражение невинного любопытства, с которым рассматривают старинные фолианты. – Войдите! – крикнула я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
На пороге стояла Тильда, а за ней – мужчина средних лет, худощавый, с аккуратной седой бородкой и проницательными тёмными глазами за стёклами очков в тонкой металлической оправе. Одет он был в скромный, но добротный дорожный костюм, а в руках держал небольшой саквояж. Это, без сомнения, был лекарь Дариус, о котором все так много говорили.
– Госпожа, лекарь Дариус прибыл, – доложила Тильда. – Как вы себя чувствуете?
– Благодарю, Тильда, немного лучше, – ответила я, изображая слабую улыбку. – Рада вас видеть, лекарь Дариус. Я много о вас слышала. Говорят, вы творите чудеса.
Лекарь Дариус вежливо поклонился, его взгляд был внимательным и каким-то… оценивающим. Он не производил впечатления деревенского знахаря. Скорее, учёного мужа, привыкшего доверять фактам, а не слухам. – Чудеса творит лишь Единый, госпожа Лияра, – его голос был спокойным, размеренным, с лёгким акцентом, который я не могла определить. – Я лишь скромный его помощник, пытающийся облегчить страдания и вернуть здоровье тем, кто в нём нуждается. Позвольте осмотреть вас?
Я послушно села в кресло у окна, пока Тильда суетилась, принося воду и полотенца. Лекарь Дариус был немногословен, но его руки – тонкими, длинными пальцами он проверял мой пульс, осматривал зрачки, задавал короткие, но точные вопросы о моём самочувствии – двигались уверенно и профессионально. Я отвечала честно, насколько это было возможно, не раскрывая своей главной тайны. Головная боль, слабость, провалы в памяти… Классический набор симптомов для «сильного нервного потрясения и лихорадки».
– Хм, – произнёс он наконец, отступая на шаг и задумчиво поглаживая свою бородку. – Пульс почти в норме, жар спал окончательно. Кожа бледная, но это естественно после такой болезни. А вот с памятью… это сложнее. Потеря памяти после сильного потрясения или травмы головы – явление известное. Иногда она возвращается постепенно, иногда – внезапно, а иногда… некоторые фрагменты стираются навсегда.
Он посмотрел на меня поверх очков, и в его тёмных глазах я увидела не только профессиональный интерес, но и… сочувствие? Или это была очередная маска? – Скажите, госпожа Лияра, вы помните что-нибудь… необычное? Странные сны? Видения? Ощущение, будто вы… не в своём теле?
Его последний вопрос заставил меня внутренне похолодеть. Он что, догадывается? Или это стандартный вопрос для таких случаев в этом мире? «Так, Алиса, не паникуй! – приказала я себе. – Маска «бедной, растерянной овечки» всё ещё на тебе. Играй свою роль до конца».
– Не в своём теле? – я постаралась изобразить удивление и лёгкий испуг. – Нет, лекарь, что вы… Просто… всё кажется таким… чужим. Словно я смотрю на знакомые вещи, но не узнаю их. И люди… лица знакомые, но я не помню, кто они, как ко мне относятся… Это очень… тяжело. – Я даже смогла выдавить из себя пару слезинок для пущей убедительности. Кажется, актёрские курсы, на которые я ходила в юности ради развлечения, наконец-то пригодились.