Храни тебя лес

Глава 1

Роза

Огуречная плеть, усеянная мелкими желтыми цветочками, медленно подбирается ко мне. Наблюдая за ней краем глаза, я продолжаю рыхлить землю. Что это: угроза или шутка наивного растения? Вызов на битву или игра?

- Роза, слева!

Крик Ани вспарывает тишину, нарушаемую лишь нашим усталым дыханием. В грядку со свистом врезается лопата, и стебель безвольно обмякает, разрубленный надвое. Его цветы продолжают смотреть на меня. Я читаю в лепестках немой вопрос. «За что?»

- Один готов! А я уже начал опасаться, что день пройдет впустую!

Олег вытаскивает лопату из земли и покровительственно улыбается мне. Пепельные волосы, тщательно уложенные гелем, растрепались. Белоснежная рубашка резко контрастирует с загорелой кожей. Он похож на фотомодель, сошедшую с обложки журнала. Никак не на палача, которому его ежедневная работа кажется развлечением.

- Олег, директор тебя накажет, - нудит Аделина. – С этой плети мы могли собрать не меньше двух огурцов.

- Плевать, - отмахивается Олег, продолжая смотреть на меня из-под упавшей на глаза челки. – Зато я спас одно хорошенькое личико.

- Ничего бы ей не сделалось! На что нам защитные комбинезоны?

Аделина с силой ударяет граблями по грядке. Комья земли благодаря ее стараниям превращаются в пыль. Кажется, она была бы вовсе не против, если бы вышеупомянутое личико обзавелось украшением в виде пары-тройки шрамов.

Возможно, я и сама этого хотела…

Аня берет отрубленную плеть двумя пальцами и на вытянутой руке несет ее к компостной куче. Растения, мимо которых она проходит, ведут себя смирно. Судьба павшего собрата произвела на них впечатление.

- Слышали новость? – интересуется Олег, возвращаясь на свой пост – скамейку в центре теплицы. - Войска почти закончили чистку восточных кварталов. Думаю, в ближайший год там начнется большая стройка. Поверить не могу, что у нас появится новый кинотеатр. Говорят, в тех местах сохранился один зал в приличном состоянии.

Я пониже склоняюсь над грядкой, устремив свой взгляд в никуда и продолжая выдергивать сорняки. Спина болит. Лицо даже под шлемом покрыто слоем грязи – пыли, смешавшейся с потом. Жду не дождусь, когда летняя практика, наконец, закончится, и можно будет отдохнуть. Никаких убийств. Никакой жары. Первые пять дней я проведу в постели с какой-нибудь книжкой в руках. Надо бы заранее наведаться в библиотеку и проверить, нет ли у них чего-нибудь нового.

Перед моим мысленным взором возникает лицо Олега, расплывшееся в заговорщической ухмылке, и мне с трудом удается подавить стон. О нет! Танцы. Вечеринки. Прогулки по сияющему сотнями фонарей бульвару. Держу пари, этот парень не оставит меня наедине с ветхими, пожелтевшими страницами.

Голоса одноклассников проносятся мимо моего сознания, как скучный концерт на радио. Аделина звучит скрипкой – манящие трели и переливы. Таким ее голос делается лишь в присутствии моего парня. В остальное время – третирует ли она своего младшего брата, заискивает перед учителем, чтобы выцарапать оценку повыше, или обсуждает тряпки со своими подружками – Аделина говорит невыразительно, выпаливая по несколько слов в секунду и больше напоминая неисправный мотор, чем музыкальный инструмент.

Аня – колокольчик. Звякнет изредка что-то утвердительное, подыгрывая другим исполнителям, и вновь замолчит. Скромная толстушка с обкусанными ногтями и веснушками на носу. Ей никогда не играть соло, но она к этому и не стремится, предпочитая участвовать в чужой беседе, а не вести свою. Порой мне немного жаль ее.

Олег – басы. Размеренный, неторопливый голос, нарочно растягивающий слова. Каждая его фраза – камень, придавливающий меня к земле.

В редких спорах с ним я давно потеряла собственный голос. Мне нечасто доводится открывать рот, а когда это случается, я звучу настолько фальшиво, что стараюсь как можно быстрее свернуть разговор. Пожалуй, я даже не музыкальный инструмент, а просто предмет интерьера, на который приятно взглянуть – не более.

Интересно, будь у меня выбор, кем бы я стала?

Болтающее поблизости трио убаюкивает меня. Сорняк. Еще один. Стрелки на часах медленно приближаются к двенадцати, и мое сердце замирает от предвкушения. Ни минуты лишней здесь не останусь! Может быть, даже смогу ускользнуть от остальных и идти домой в одиночестве…

В привычную мелодию врывается новый звук, и я вздрагиваю. Кто-то прервал святая святых – высокопарную речь Олега. Надеюсь, что это работник теплицы, потому что иначе нас всех ждут неприятности. По крайней мере, моя послеобеденная свобода окажется под угрозой.

- Великое дело – сражаться с безоружным противником! Закутавшись с ног до головы в броню, взяв в руки бензопилу…. При таком раскладе не нужно быть храбрецом, чтобы вступить в бой!

Новый голос звучит насмешливо и громко, разбивая беседу Олега и Аделины вдребезги. Я поднимаю голову. В нескольких шагах от нас стоит парень в ярко-красном комбинезоне и, опираясь на мотыгу, смотрит на Олега. Из-под защитной маски на лице видны лишь прищуренные темные глаза. В отдалении столпилась группа мальчишек и девчонок в таких же клоунских нарядах – побросали работу и наблюдают за происходящим.

Все ясно. Приютские. Приютские и их страж Ян.

В моей голове совершенно не к месту всплывает привычная мысль: интересно, их специально одели в такие яркие цвета, чтобы выделить среди остальных? Хотели, чтобы мы боялись даже подойти к ним? Какая глупость! Они же не преступники и не заразные, а просто…

- Отщепенцы, - ухмыляется Олег. – Вздумали открыть рот! Вы только посмотрите!

Аделина угодливо фыркает. Я поднимаюсь на ноги и отряхиваю перчатки, стараясь держаться как можно незаметнее. Снова игры в господ и рабов – из школы они перекочевали в теплицы. Но почему именно теперь, за считанные минуты до конца рабочего дня?!

Ян бросает на меня быстрый, ничего не выражающий взгляд, и снова поворачивается к Олегу. Тот продолжает усмехаться, беззаботно покачивая ногой.

- Что же, говори. Кого, по-твоему, можно считать смельчаками? Парней, за которыми до самого совершеннолетия бегает нянечка? Отличный пример, ничего не скажешь! Интересно, вы уже научились сами вытирать себе носы, или вам до сих пор требуется помощь? Боюсь, это умение может понадобиться тебе очень и очень скоро.

Глава 2

Лифты в Маяке не работают: потертые таблички с надписью «Ремонт» навеки перекрыли к ним доступ. Нам приходится воспользоваться лестницей – доисторическим бетонным монстром в несколько сотен ступенек.

Представив, сколько времени займет подъем, некоторые девчонки тоскливо вздыхают. Друзья Олега тоже, но совсем по другой причине.

- Что, пива никто не взял? А сухариков?

- Разве в этой дыре что-то такое купишь? Тут же, наверное, мышей с голодухи жрут…

- Главная киношка года – и без вкусняшек? Вы издеваетесь?

- Мясо, парни! Сейчас будет мясо!

Вся достойная братия с оглушительным топотом спешит наверх. Аделина следует за ними, бормоча под нос ругательства и старательно перешагивая через особенно грязные ступеньки. Судя по облику пола, покрытого пятнами жира и всевозможным мусором, начиная от окурков и заканчивая сломанными игрушками, никто не убирался здесь по меньшей мере лет десять. Я впервые по-настоящему осознаю ценность обуви, чья тоненькая подошва ограждает теперь мои ступни от всего этого безобразия.

С уходом «противника» голоса приютских становятся громче, увереннее. Кажется, они, как и я, испытывают облегчение от того факта, что источник раздражающего шума скрылся из виду.

- Думаете, все будет хорошо? – шепчет девчонка с короткими рыжеватыми волосами и челкой, постоянно спадающей ей на глаза – кажется, та самая, что плакала, прощаясь с Яном. – Они… выживут?

- Насчет того выпендрежного придурка не знаю, а Ян – сто процентов, - уверенно заявляет парень в рубашке, которая покрыта заплатами настолько, что приобрела сходство с лоскутным одеялом. – Господи, да вы же сами видели его в теплицах! Кажется, растения боятся Яна куда больше, чем он их!

- Сравнил теплицы с Запретной территорией! - И вообще, по-моему, до соревнования может и не дойти. Видели, как эти двое смотрели друг на друга? Да они перегры….

Девчонка пихает Одеяло в бок и многозначительно кивает в мою сторону. Я ощущаю на своей коже обжигающие взгляды приютских, исполненные неприязни, презрения, а то и чем похуже. Что ж, их нельзя винить – мы всегда играли за разные команды, если можно так выразиться.

Пытаясь отвлечься, я скольжу взглядом по надписям, оставленным на стенах многими поколениями обитателей Маяка. «Добро пожаловать в ад», «Эля + Рома = любовь», «Мажоры, сбросьтесь с крыши!»…

Хм…. Вполне возможно, что последние слова обращены ко мне.

С каждым преодоленным этажом наша группа постепенно увеличивается, растет, превращается в бушующий поток, стиснутый каменными стенами. Малыши, играющие на лестнице, подростки, даже одноглазый старик, вышедший на площадку покурить, присоединяются к нам, не спрашивая о цели визита. У местных жителей бывает не так уж и много возможностей развлечься, так что здесь рады любому зрелищу. Возле люка, ведущего на крышу, возникает небольшая заминка. Винтовая лестница не может вместить много народа, но каждый хочет быть первым. Резкий окрик Одеяла решает дело. Руки неохотно отлипают от перекладин, люди выстраиваются в отдаленное подобие очереди. Первым наверх отправляется Толстячок и помогает подниматься детям, за ними следуют девчонки.

Я нерешительно топчусь где-то в конце очереди, но Одеяло выискивает меня взглядом и кивает.

- Роза, ты идешь?

В голосе – ни тени издевки. Может быть, я ошибалась, и люди вовсе не считают меня исчадием ада?

Солнечный свет действует на меня, как глоток свежего воздуха. После темноты и грязи, царящих в подъезде, он кажется чем-то удивительным, почти волшебным. Только здесь, на крыше Маяка, можно понять, что такое простор. Куда ни глянь – свобода, небо ослепительно-синего цвета, принадлежащее всем и одновременно никому.

К югу от Маяка раскинулись живые кварталы – пятна серых и красных крыш, тусклые стены домов, запутанный лабиринт улиц. Хорошо знакомая чопорная жизнь, заключенная в клетку из стен и ограничений, наскучившая мне до зубовного скрежета. С северной стороны – царство природы, развалины зданий, облаченные в зелень. Любители пощекотать себе нервы частенько приходят на крышу Маяка, чтобы поглазеть на деревья с безопасного расстояния, обсудить недавние несчастные случаи и придумать новые страшилки, которые вскоре разойдутся по городу, как самая что ни на есть «взаправдашняя правда».

Я очень редко бывала здесь - только после многочисленных просьб Лили, считающей люк на крыше чем-то вроде двери в сказочный мир. Может быть, так оно и есть. Вот только сказки бывают разные, и некоторые из них больше похожи на кошмары, мешающие спать по ночам.

Толпа зрителей выстраивается вдоль ограждения, нетерпеливо уставившись на Запретную территорию. Подружка Яна, продолжающая бороться с непослушной челкой, застывает возле Аделины, чьи длинные волосы развеваются на ветру на манер флага. Толстячок замирает около старика, меланхолично посасывающего давно погасшую сигарету. Друзья Олега, приютские, жители Маяка – здесь все перемешались, забыв на время о распрях и желая лишь не упустить ни одного мгновения из того, что должно произойти.

Я встаю за спиной малыша, вцепившегося в прутья заградительной решетки с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и, сделав глубокий вдох, смотрю вниз.

Когда-то эта часть города была весьма респектабельным районом – с широкими проспектами, яркими витринами магазинов и тенистыми бульварами для прогулок. Иногда в своих снах я гуляю в подобном месте, наслаждаясь атмосферой праздника и глазея по сторонам. Место, где дети провожают своих родителей на работу, не беспокоясь о том, что те могут не вернуться. Где после еды во рту не остается пластикового привкуса, а получить к ужину помидор или яблоко – так же просто, как хлопнуть в ладоши. Где люди проводят выходные в парках, среди зелени и фонтанов, не заботясь о защитных комбинезонах и не боясь получить удара в спину.

Думаю, как раз эти самые парки и послужили причиной того, что «сияющий район» пал. Он не продержался и суток с момента восстания деревьев - блестящая мишура и атмосфера вечного праздника не смогли защитить горожан от силы природы.

Глава 3

Возвращения Олега мы ждем около пятнадцати минут, которые проходят в траурном молчании. Лица его дружков, наблюдающих, как приютские резвятся возле дыры в заборе, выражают острейший приступ зубной боли. Когда Одеяло затягивает популярную в армии песню «Наша славная победа», кое у кого лопается терпение, и ряды моей компании начинают редеть. Мирон жмет нам с Аделиной руки и, отводя взгляд в сторону, бормочет нечто невнятное. Кажется, что мать просила его вернуться в этот день пораньше. Из уст парня, который обычно хвастается тем, что гуляет, где заблагорассудится, после комендантского часа, это звучит, как анекдот.

- Козел,- бурчит Аделина, убедившись, что Мирон отошел достаточно далеко и не может ее услышат. Потом взгляд ее тусклых, льдинисто-голубоватых глаз обращается ко мне, и я внутренне сжимаюсь, ожидая неприятных вопросов. Аделина – мастер по этой части. Наверняка начнет интересоваться, чему это я так радовалась на крыше.

Ее губы уже приоткрываются, обнажая два ряда ровных белоснежных зубов, желающих перегрызть мне горло, когда раздаются крики приютских:

- Проигравший идет! Встречайте раненого!

Олег выныривает из дыры и шествует к нам, с достоинством подняв голову. По лицу моего парня, абсолютно лишенному чувств и эмоций, трудно сказать, что творится у него в голове, однако крепко стиснутые кулаки выдают ярость. Видя, как он приближается к нам, я с трудом удерживаюсь, чтобы не пуститься наутек. Не хотелось бы оказаться той самой крайней, на ком Олег первой отыграется за свое поражение.

Приютские с удвоенной силой запевают «Победу», надрывая глотки так, что их должно быть слышно на другом конце города. Олег подходит к нашей компании и отрывисто интересуется:

- Все здесь? Тогда уходим.

Даже у Аделины не хватает духу наябедничать Олегу на тех, кто сбежал без его командирского разрешения.

Удаляясь, я слышу за спиной новые торжествующие вопли и что-то там про найденную кепку. Выходит, Ян тоже сумел благополучно вернуться. Оглянуться я не рискую, но, судя по звукам, стража приютских бросается обнимать вся его команда плюс малышня с Маяка и старик. Остается надеяться, что Яна не раздавят.

На скулах Олега играют желваки. Необходимо срочно отвлечь его внимание от творящихся позади «безобразий», иначе не миновать нам новых неприятностей. Точнее, их не миновать в любом случае, но чем позже они наступят – тем лучше.

- Сильно болит? – робко интересуюсь я, прикасаясь к его плечу и тут же отдергивая руку – не хватало еще получить в ответ хороший боксерский удар.

Олег непонимающе опускает взгляд, будто только что вспоминает о ране, и раздраженно кривится.

- Ерунда – заживет.

Я не знаю, что еще сказать, и просто хватаюсь за его рукав. Аделина оказывается более словоохотливой: прилепившись к Олегу с другой стороны, она щебечет что-то о медицинской помощи, пластырях и своем желании стать в будущем медсестрой. Меня это вполне устраивает – ровно до тех пор, пока наш «ангел милосердия» не вспоминает обо мне и не начинает подбираться к опасной теме.

- По-моему, этих бедняжек из приюта можно только пожалеть, - приторно вздыхает она, повиснув на руке моего парня. – Сам факт того, что они родились – уже жуткая неудача. Посуди сам, что их ждет в жизни? Бесконечное копание в земле? Ни образования, ни развлечений – все равно, что родиться животным. Этим придуркам просто необходимо хоть немного везения, чтобы не повеситься с тоски. Может, даже лучше, что они выиграли? Кажется, Роза со мной согласна. Она была просто счастлива, когда объявили победителя.

Мое сердце пропускает один удар, но лицо остается безмятежным. За то время, пока Аделина болтала, я успела придумать объяснение своему поведению.

- Я была счастлива вовсе не за них, а за Олега. Ведь он мог… мог…

Мне нет нужды продолжать – трагичные нотки в голосе и дрожащие, как у драматической актрисы, губы делают это за меня. По-моему, даже Олег поверил, что его драгоценная жизнь имеет для меня какое-то значение.

В очередной раз поморщившись, он кладет больную руку мне на плечо и вздыхает.

- Я в порядке, Роза. Жалкого кустарника маловато, чтобы меня убить.

Его ладонь мокрая и наверняка оставляет на моем платье некрасивые пятна. Я молчу. Странновато будет для счастливой невесты, если та начнет жаловаться, что ее чудом спасшийся жених истекает потом.

Гадство! Но как же противно!

Парни один за другим покидают нас, исчезают в улочках и дворах, влекомые более интересными развлечениями, чем проводы раненого домой. Аделина уходит одной из последних, бросив на меня очередной исполненный ненависти, взгляд. На Красную площадь мы с Олегом выходим вдвоем и застываем перед памятником Павшим, уставившись на него так, будто впервые увидели. Счастливая семья – отец, мать и малыш в комбинезончике, ухвативший их за руки. К этому монументу люди приходят почтить своих родственников, погибших на войне. На фоне развалин Кремля, служащих ему фоном, статуи выглядят довольно символично. Из старого мира в новый, прямиком к нынешнему зданию правительства – Государственному управлению Москвы (или ГУМу, как называют его в народе).

- Хотел бы я…. – чуть слышно бормочет Олег.

- Что?

- Чтобы его родители забрали своего сыночка на тот свет вместе с собой. Невелика была бы потеря.

Наши взгляды встречаются, и я понимаю, о ком идет речь. Ян. В фигуре этого нелепого смеющегося малыша, потерявшего своих родителей, Олег видит именно его.

Какое-то время мы стоим, глядя на статуи. Олег продолжает обнимать меня за плечи, но я уже не обращаю на это внимания. Платье в любом случае предстоит отправить в стирку, так что жалеть мне особенно не о чем. Не впервой, переживу.

- Какие у тебя планы на вечер? – бормочу я первое, что приходит в голову, и слишком поздно понимаю, что загоняю сама себя в ловушку (хотела ведь отдохнуть от его общества). – Отправимся в кино или….

Конечно, смотреть по сотому разу фильмы двадцатитилетней давности – то еще удовольствие, но иного нам не дано. Новые картины выходят нечасто, по одной-две в год, а других идей, кроме кино, у меня нет. Не звать же раненого на танцы.

Глава 4

О том, что я особенная, мне рассказали опекуны. Точнее, тетя сказала об этом дяде, а я подслушала. Просто оказалась в неправильном месте в ненужное время – играла в полуразрушенном дворе приюта, когда они шли туда, чтобы написать отказ от «двух маленьких животных в безвкусных платьях».

- Я всегда говорила ей, что в этом нет смысла, но она меня не слушала. Заводить детей в наше время, когда и взрослым-то не хватает продуктов, просто абсурд. Не собираюсь отвечать за чужие ошибки. Даже знать о них ничего не хочу.

Я подняла голову от кучи песка. Мимо детской площадки, высоко подняв голову, шествовала женщина с холодным взглядом и надменно поджатыми губами. Впрочем, это я додумала уже позднее. Все мы падки на красоту, особенно дети. В тот момент я заметила лишь ее платье – покрытое кружевами воздушное чудо.
Заметила и восхищенно ахнула.

Парочка (следом за женщиной тащился невзрачный мужчина, на которого я вовсе не обратила внимания) замерла и обратила взгляды в мою сторону.

- Гляди-ка! Это разве не одна из них?

- Вроде бы… да.

- Вроде бы? – хохотнул муж. – Значит, ты сама не уверена?

- Откуда мне знать? Думаешь, я когда-то их разглядывала?

Женщина подошла ко мне, нагнулась и вытерла мое лицо носовым платком.

- Как тебя зовут, девочка?

- Роза, - робко произнесла я, шмыгнув носом.

- Это точно она, - пробормотал мужчина. – Вряд ли в городе найдутся другие чудаки, способные дать ребенку такое имя.

Женщина не обращала внимания на его слова. Она обошла вокруг меня, придирчиво оглядев со всех сторон, потом схватила за волосы и дернула, собирая мое нечесанное гнездо в хвост.

Я пискнула, отшатываясь от нее, и женщина разжала пальцы. Мужчина закатил глаза:

- Господи, Нина! Что на тебя нашло? Пойдем отсюда!

Женщина продолжала смотреть на меня, как удав на кролика.
- Взгляни на эту мордашку. Какой потенциал!

- О чем ты? – мужчина опустился на корточки и озадаченно уставился на мое лицо.

- Если она сейчас выглядит вот так, то во что превратится через несколько лет? – с жаром прошептала ему женщина. – Ты знаешь, сколько у чиновников сыновей ее возраста? Да и кому важен возраст? Если на нее обратит внимание богатый дуралей из военных, то, пусть ему даже будет за пятьдесят…. Это наш шанс!

На мужчину ее слова не произвели особого впечатления. Он равнодушно поднялся на ноги и пожал плечами.

- Поступай, как знаешь. Если ты думаешь, что это будет правильно…

- Я думаю, Семен, что мы набрели на настоящий клад. Помяни мое слово, все затраты на ее воспитание вернутся нам с лихвой!

Как позднее говорила тетя, приняв меня в свой дом она «взвалила на себя непосильную ношу». Под ношей, очевидно, подразумевалась моя младшая сестренка. Я наотрез отказалась покидать приют без нее, закатила истерику, вынудившую воспитателей пригласить ко мне врача, и даже обозвала тетю ведьмой. Не берусь судить, что именно изменило ее решение - мой безостановочный рев или нежелание привлекать к себе излишнее внимание - но Лиля отправилась в новый дом вместе со мной.

Красота младенца здесь точно была не при чем – его правый глаз довольно сильно косил. Вряд ли тетя тешила себя надеждой, что этот изъян привлечет к себе какого-нибудь полковника.

Долгие девять лет мы провели вместе, и вот теперь, похоже, все кончено. Сестренку заберут у меня и передадут в детский дом. Выдадут форменную одежду, красный комбинезон и присвоят номер. Бывшие друзья отрекутся от нее, не желая иметь с «отщепенкой» ничего общего. У нее начнется совершенно иная жизнь.

Правда, для этого Лилю сначала нужно найти.
Куда она могла отправиться? Что заставило ее оставить дом и… меня?

Ночь, которую я провела практически без сна, не смогла дать мне ответа на этот вопрос. День оказался немногим лучше.

Словно сомнамбула, я выдергиваю один сорняк за другим, не отрывая взгляда от земли. Аделина и Аня о чем-то втихомолку спорят. Приютские затягивают песню и смеются. Олег плотоядно облизывается на меня.

Наплевать. Все это неважно. Я могу думать только о Лиле, и неизвестность убивает меня.

Конец рабочего дня, кажется, никогда не наступит, но, в конце концов, сигнал, разрешающий нам покинуть теплицы, все же звучит. Я тороплюсь к выходу в числе первых, но у самых дверей возникает заминка. Появившийся неизвестно откуда Олег хватает меня за руку.

- Решила сбежать от меня?

В этот день я меньше, чем когда бы то ни было, настроена подыгрывать ему. К тому же сделка между мной и тетей все равно почти разорвана, так что…

- Пусти! Мне нужно домой. Вдруг Лиля…

Он перебивает меня раздраженным смехом.

- Опять сестра? Ты серьезно? Хватит думать о ней все время, удели чуточку внимания и мне.

Если учитывать, что я и так постоянно таскаюсь за ним по пятам, как привязанная, то замечание звучит довольно абсурдно.

Дружки Олега – сборище богатеньких мерзавцев – наблюдают за нами с некоторого расстояния. Когда Олег начинает смачно целовать меня в губы, из толпы доносится улюлюканье и одобрительный свист. У меня создается впечатление, что он устроил все это нарочно, на потеху своим прихвостням.

Олег отстраняется и проводит пальцем по моей шее.

- До вечера.

Вся ватага с гоготом проходит мимо меня. Я чувствую, как по мне скользят взгляды: ехидные, презрительные, раздевающие. Второй раз за два дня. Кажется, если так пойдет и дальше, скоро у меня сложится вполне определенная репутация.
Я смотрю парням вслед и представляю, как плиты под их ногами превращаются в пыль, проламываемые корнями неизвестных растений, и подонки проваливаются под землю, в самую преисподнюю. Она кричат, пытаются ухватиться за воздух, а я стою и холодно наблюдаю за происходящим. Совсем как тогда…

Глава 5

Прежде чем вставить ключ в замочную скважину, я прислушиваюсь. У соседей тихо плещется вода. За дверью напротив ругаются пожилые супруги – майор в отставке и его толстая жена. Из нашей квартиры не доносится ни звука.

Я открываю дверь и сразу же бросаю взгляд в тот угол, где обычно стояли потрескавшиеся сандалики Лили. Пусто. Со вчерашнего дня ничего не изменилось.

Моя сестра не вернулась. Опасности, встретившиеся ей на улице, оказались пострашнее высокомерных снобов.

Я закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной, с трудом переводя дыхание. Осталась еще вероятность, что полиции удалось что-нибудь выяснить. Или же… Пусть окажется, что тетя уже отвела ее в приют. Да, я согласна даже на это! Я согласна на что угодно, только не на то, чтобы моя дикая идея о походе в запретную территорию оказалась правдой!

Следующие полчаса я бесцельно слоняюсь по комнатам, не находя себе места. Наша чистенькая квартирка больше напоминает музей, чем чье-то жилище. Пожелтевшие от времени кружевные занавески. Стулья с гнутыми ножками. Лепнина над окном. Лиля всегда была здесь лишней.
Кажется, я схожу с ума, потому что в какое-то мгновение мне в голову приходит мысль, что это тетя сделала что-то с моей сестрой, лишь бы избавиться от нее. Заперла в теплицах, чтобы ее растерзали заросли малины. Отправила под каким-то предлогом в заброшенные руины. Задушила и спрятала тело в подвал…

В замке поворачивается ключ, и я спешу в прихожую.

- Лиля?

Тетя снимает свои лаковые туфли (контрабанда из Польши, стоившая примерно столько же, сколько обувь всех обитателей приюта вместе взятых) и хмуро смотрит на меня.

- Нет. Это всего лишь я. Кого-то не учили здороваться?

- Вы были в полиции? Что они говорят?

Взгляд тети утыкается в мою грудь, и рот превращается в букву «О».

- ТВОЕ ПЛАТЬЕ ИСПАЧКАНО! Роза, что это за безобразие?!

Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы завопить на нее. Определенно, тетя ничего мне не расскажет, если обозвать ее старой бессердечной дурой.

Сделав глубокий вдох, я отвечаю как можно спокойнее.

- Извините, я сейчас же отправлю его в прачечную. Только скажите, пожалуйста, удалось ли вам что-то узнать о моей сестре?

Мой покорный вид оказывает на нее действие – тетя снисходит до того, чтобы произнести о Лиле несколько слов.

- Нет. Ничего. Но они обещали продолжить поиски, - лицо тети недовольно кривится. – Хватит об этом. Лучше займись своим платьем и позже присоединяйся ко мне – нужно готовить ужин.

- Ужин? – тупо переспрашиваю я.

- Да. Я пригласила генерала Грибовского и его сына к нам. И воспользуйся этим, - она протягивает мне маленькую золотистую коробочку.

- Что это?

- Губная помада. Я слышала, Олег обожает красный цвет.

Она поправляет свои туфли, чтобы те стояли параллельно друг другу, и скрывается в гостиной, а я иду нашу с Лилей спальню.

- Гадство!

Футлярчик с помадой врезается в стену и рассыпается на части. Я, сжав кулаки, смотрю на обломки.

Праздник! Торжество в нашем доме! Давайте отметим исчезновение маленькой непутевой девчонки – она же нам так мешалась! Нарядимся во все самое лучшее и устроим танцы!
Это просто какая-то насмешка над нами двумя! Безумие!

Роза идет в прачечную и полчаса томится там в ожидании работницы, чтобы отстирать свое проклятое платье.

Роза на кухне – режет, режет и режет помидоры, бесчисленное множество.

Тетя помогает Розе переодеться в алое платье, с вырезом настолько глубоким, что любая порядочная девчонка предпочла бы прикрыться руками или накинуть сверху платок.

Мне все равно. Меня здесь нет. Все эти часы я продолжаю прокручивать в голове план по спасению сестры, и посторонним мыслям в ней нет места.

- Вот и хорошо, - тетя мажет по моим губам помадой, от чего они начинают выглядеть так, словно их выпачкали в крови, и улыбается. – Теперь остается только ждать. Постарайся не измять платье – у нас нет времени на новую глажку.

Она удаляется, что-то напевая себе под нос, а я падаю на кровать и утыкаюсь лицом в подушку. Это не спасает – довольное лицо тети продолжает стоять перед моими глазами, а в ушах звучит болтовня телевизора, доносящаяся до меня из гостиной.

«В результате столкновения между войсками и силами растений дорога на Рязань оказалась временно заблокирована. Переброс дополнительных сил из Пскова займет приблизительно…»
«…за последний месяц в Москве ощущались перебои с доставкой некоторых групп товаров, таких как гречневая крупа, сахар и продукции обувного производства. Остро стоит вопрос и с некоторыми категориями лекарств, таких как…

Щелчок пульта, и умные речи сменяются англоязычными песнями. Наш телевизор показывает три канала: два новостных и один – американский развлекательный. Тетя выбирает лучшее из худшего и, ужасно фальшивя, начинает подпевать. На кухне звякают рюмки: похоже, дядя решил испробовать сливовую наливку, не дожидаясь официального начала празднества.

Я скрежещу зубами и накрываю голову подушкой. Пусть растреплется прическа – неважно. Если я не скроюсь от этих звуков, то добавлю к ним свой – полный звериного отчаяния и досады вой.

Мой нос утыкается в какую-то бумажку, и я замираю, как гончая, взявшая след. Острый, ядреный запах, который невозможно смыть водой. Чеснок! Теплица номер пять – самая безопасная из всех. Именно там проводят каникулы учащиеся начальной школы.

Я резко сажусь и, уронив подушку на пол, хватаю листок. Записка выполнена детским корявым почерком на оберточной бумаге. Бурый отпечаток маленького пальца, венчающий послание на манер автографа. Я невольно улыбаюсь, разглядывая его. Лиля, прежде чем взяться за дело, наверняка похозяйничала в тетиной кладовке-сокровищнице и отведала варенья.
Потом я приступаю к чтению, и улыбка сползает с моего лица.

Глава 6

Когда я добираюсь в другой конец города, на улицы опускается ночь. Темнота и непогода играют мне на руку – помехи в виде случайных прохожих больше нет. Мой потрепанный вид наверняка вызвал бы у людей множество вопросов. Дело не только в испорченном платье, которое теперь напоминает обычную мокрую тряпку. Кажется, с моим лицом тоже что-то не так. Во всяком случае, от картежников, нашедших приют на лестнице Маяка, я получаю не очередную хохмочку, а исполненный беспокойства вопрос:

- Эй, малыш…. Все в порядке?

Я рассеянно киваю, не обратив внимания на новое прозвище, которым меня наградили.
В порядке…. Лучше и быть не может….
В голову одна за другой лезут жуткие истории – одни из тех, что люди передают друг другу полушепотом, как будто сказанное тихим голосом становится ложью. О солдатах, погибших во время зачистки территорий. О работниках теплиц, получивших ранения из-за оплошности стражей. А еще… о том случае, произошедшем одиннадцать лет назад, который остался в людской памяти под названием «Бойня в закусочной» - по заголовку истерической газетной статьи, красочно описавшей все подробности кровопролития. Одна маленькая елочка. Двенадцать убитых. Здание кафе с заколоченными окнами, превратившееся в молчаливый склеп, к которому в годовщину траурной даты родственники погибших приносят свечи.

Я помню все эти рассказы – они хранятся в моей памяти на манер хлама, который хочешь, но не можешь выбросить из дома, потому что он не пролазит ни в дверь, ни в окна. Я слишком слаба, чтобы разломать его на части. И слишком напугана, чтобы вписать в эти рассказы нового персонажа – свою собственную сестру.

Дома для городской элиты, расположенные в центре города, вновь сменяются кособокими хибарами, и я понимаю, что близка к цели. Поворот, еще один, и вот, прямо передо мной, не более, чем в ста метрах – освещенный мутноватым фонарем пропускной пункт. Я останавливаюсь, затаившись в тени нежилого ветхого дома, в самом центре огромной лужи.

И что дальше?

Ворота, ведущие за пределы города (двери в ад, как многие их называют), накрепко закрыты. Охранник, спрятавшийся от дождя в крошечной будке, то ли спит, то ли клюет носом над книгой – издалека не разглядишь. Ключ от ворот наверняка спрятан в его кармане.
Я не могу вернуться, но и идти дальше нет никакой возможности. Как же мне поступить? И что сделала Лиля, когда была на моем месте?

Еще раз покосившись на будку, я отлипаю от дома и, воровато озираясь, подхожу к стене. Пара метров кирпичной кладки, возвышающаяся надо мной – хлипкая преграда между людьми и деревьями, довольно пустяковая защита, если растения всерьез захотят уничтожить нас. Несерьезная для флоры, но надежная, когда хочешь удержать в черте города непослушных ребятишек или дурочек вроде меня.

Я провожу ладонью по кирпичам, а потом в сердцах ударяю о стену кулаком. Как обидно, что нельзя превратиться в кого-то другого! Будь я деревом - исполинским тополем с многометровыми корнями или даже обманчиво-грациозной яблоней – эта стена не продержалась бы передо мной и минуты. Я бы разрушила ее, разобрала по кирпичику, разметала в….

- Что случилось?

Этот голос едва пробивается сквозь шум дождя, и в первое мгновение кажется мне чем-то вроде миража. Я в недоумении озираюсь по сторонам, пытаясь высмотреть во мраке знакомую фигуру.

- Не там ищешь, Роза. Посмотри наверх.

Я поднимаю голову, и моя челюсть отвисает.

- Ян?!

- Привет! – страж приютских, устроившийся на заборе с таким беззаботным видом, словно это всего лишь скамейка в парке, машет мне рукой. – Что ты здесь делаешь?

Я тупо смотрю на него. Ян вымок так же, как и я – рубашка липнет к телу, по лицу стекают струйки воды. Но не это главное. Важнее, что в своем белом (гм, ну пусть уже немного грязноватом) одеянии он выделяется на фоне темного неба, как мишень. А ведь где-то там, за его спиной, затаилось целое полчище убийц, только и ждущее удобного момента, чтобы отправить кого-нибудь на тот свет!

- СЛАЗЬ НЕМЕДЛЕННО!

Ян чуть подается назад. На один безумный миг мне кажется, что он вот-вот упадет, рухнет прямо в смертоносные объятия веток и лиан, но потом Ян выпрямляется и кивает в сторону будки.

- Ты волнуешься из-за охранника? Брось, он уже десятый сон видит!

Мое сердце колотится, как бешеное.

- Я волнуюсь за тебя! Спускайся!

Кажется, до него, наконец, доходит. Страж заметно сникает и оглядывается назад.

Я в нетерпении притопываю ногой. Господи, да что он там увидел?

Спустя несколько секунд Ян, подняв тучу брызг, приземляется рядом со мной. Я тут же напускаюсь на него.

- Совсем с ума сошел? Ян, ты хоть понимаешь, что это не шутки? Одно дело – запретная территория, а другое…. Ты ведь даже защитный комбинезон не надел, умереть хочешь?

Я выдыхаюсь и замолкаю. Ян смотрит с вежливым безразличием, терпеливо дожидаясь, когда поток моего красноречия иссякнет. Вряд ли хоть одно слово из произнесенных мной достигло его разума.

- Зачем ты пришла?

Этот вопрос, такой простой и короткий, возвращает меня к реальности. Я в отчаянии смотрю на стену из кирпичей. Как глупо! Испугавшись за чужого, почти незнакомого мне парня, я забыла о собственной сестре. Забыла о том, что собиралась совершить примерно то же самое, за что только что отчитывала Яна.

Страж приютских следит за моим взглядом и складывает руки на груди.

- А что насчет тебя? Может быть, это ты решила умереть?

Я отшатываюсь от него.

- О чем ты? Я просто….

- Вышла погулять? Захотела подышать свежим воздухом перед сном? Роза, да ни один дурак не поверит в эти глупые отговорки!

Я отступаю еще на шаг. Этот новый Ян совсем не похож на смешливого парня, угощавшего меня днем мороженым. Подарившего Лиле редкого жука. Предлагавшего мне свою помощь. ЭТОГО человека я не знаю, и на короткое мгновение он пугает меня (пожалуй, даже больше Олега).

Глава 7

Неизвестно, чего я ожидала после заявления Яна. Наверное, что мы тут же пустимся в бега. Бросимся обратно к забору и примемся штурмовать стены в отчаянной попытке покинуть город. Украдем в теплицах лестницу. В лучших традициях дешевых боевиков свяжем охранника и отберем у него ключи. В общем, моя голова была полна бредовых идей, как и положено безмозглой кукле. Счастье, что мой спутник оказался более разумным, и вместо выхода из города мы еще больше углубились в территории приюта.

- Куда мы идем? – спрашиваю я, когда из-за скопления однотипных приютских общежитий показывается здание администрации (безликий куб с множеством окон, слепо уставившихся на свои владения). – Ян!

Он не отвечает: то ли не слышит, то ли не желает тратить время не разговоры со мной. Остановившись возле одного из сараев (назвать эти строения домами язык не поворачивается), Ян достает что-то из кармана и начинает копаться в замке. Судя по тому, как затягивается действо, у него в руках явно не ключ.

- Да что там внутри такого важного? – нетерпеливо бормочу я, озираясь по сторонам.

Замок, наконец, поддается, и Ян заводит меня внутрь.
- Тебе нужно переодеться.

Мгновения темноты, и вот на стене щелкает выключатель. Яркий электрический свет после долгого блуждания во мраке кажется чем-то фантастическим. В этот раз мы не в спальне: поблизости не наблюдается ни одной кровати, только горы и горы коробок. «Склад», - понимаю я. Это место очень напоминает подсобку городского Универмага (именно так – с большой буквы), куда тетя проникала всеми правдами и неправдами в поисках раритетных вещиц. Пару раз я бывала там вместе с ней – ради экскурсии, как она это называла. Суровая продавщица с едва заметными усиками над верхней губой следила за мной в оба, опасаясь, видимо, что я явилась не только «посмотреть». Ян же, в отличие от зануд-торговцев, сам приглашает меня к коробкам.

- Смотри: защитные комбинезоны. Выберешь нужный размер?

Я заглядываю в ящик. Приютская униформа для работы в теплицах сложена в аккуратную стопку и напоминает шкуры убитых животных. С чего бы такие ассоциации? Наверное, все дело в красном цвете, напоминающем кровь….

Перед моими глазами снова вырастают стены, покрытые бордовыми брызгами, и я поспешно трясу головой, отгоняя видение.

Не здесь.

Не сейчас.

Мое кровавое прошлое – просто страшный сон, который давно следовало забыть.

Я дрожащими пальцами перебираю бирки и вытаскиваю подходящий костюм. Потом оборачиваюсь к Яну.

- А у тебя… какой размер?

Тот, чуть не с головой нырнув в тюк одеждой, бормочет что-то неразборчивое. Приходится переспросить.

- Сорок восьмой.

Пока я роюсь в коробке, парень подходит ко мне и с некоторой неловкостью протягивает какие-то тряпки.

- Это тебе.

Я с недоумением верчу их в руках. Белоснежная мужская рубашка, брюки – это не что иное, как новехонькая школьная форма. Такую приютские носят в начале учебного года, когда выданная им одежда еще не успела покрыться заплатами и всевозможными пятнами непонятного происхождения.

- Я подумал, что нужно найти для тебя что-нибудь сухое. А платье под комбинезон обычно не надевают, так что….

- Да, конечно…. Спасибо, - я отчего-то смущаюсь и отвожу взгляд. - Ты тоже переоденься. Комбинезон нужного размера я уже нашла.

Ян без особого воодушевления кивает, принимая у меня красный сверток.

- Ладно. Подумать только, а я надеялся отдохнуть от этой железки до утра. Чувствую себя броненосцем…

- Кем?

Ян усмехается.

- Надень эту штуку на себя – сама поймешь.

Не сговариваясь, мы расходимся по разным углам. Шествуя сквозь лабиринты коробок, я с любопытством вчитываюсь в надписи на этикетках. «Мужская обувь», «Простыни», «Посуда»… Возле ящика с надписью «Женское белье» я воровато озираюсь и запускаю туда руку. Теперь, чтобы почувствовать себя человеком, мне не хватало лишь резинки для волос. Что толку в сухой одежде, если по спине змеятся мокрые локоны? Однако, девочкам из приюта украшения, видимо, не положены. Или же запрятаны настолько далеко, что обнаружить их нет никакой возможности.

Втиснувшись в тесный закуток между тюком с зимней одеждой («Пальто, мальчики 12-13 лет») и коробкой синтетических макарон, я стягиваю с себя платье и нерешительно сминаю в мокрый комок. Куда же его спрятать? Взять с собой – не вариант, оставить на виду – тоже не годится. Поразмыслив несколько секунд, я засовываю его в узел с пальто. Маловероятно, что кто-нибудь заглянет туда раньше декабря. А если мое праздничное одеяние и найдут…. Что ж, невелика потеря. Пусть думают, что во всем виноваты грузчики. Перепутать бархат с шерстью так легко, ха-ха!

Облачившись в мальчишескую школьную форму, я придирчиво оглядываю себя. Дело даже не в том, что рубашка висит на мне мешком, а брюки приходится заворачивать в несколько раз. Кажется, в новом образе я стала походить на одного из друзей Яна. Осталось только обрезать волосы, и все – перед вами типичный сорвиголова из трущоб. Даже не знаю, радует меня это или расстраивает.

Я делаю шаг вперед и чуть не падаю, запутавшись в собственных штанах. Да уж, до сорвиголовы этому недотепе еще далеко. Хорошо бы сравниться в ловкости хотя бы со Славиком….

- Роза, - голос Яна звучит приглушенно, с трудом преодолевая завалы между нами. – Я хотел спросить…. Ты и правда собиралась идти на Запретную территорию?

Я отрываю взгляд от своих нескончаемых штанин и смотрю на коробки, за которыми, где-то на другом конце склада, скрывается Ян.
- Да.

- В одном платье?

- Нет, без него! – чуть слышно бормочу я, и громче добавляю. – Беру пример с тебя. Что, нельзя?

Долгое молчание. Так и вижу, как он осуждающе качает головой.

- Ты или сумасшедшая, или….