Валера не мог вспомнить момента, когда его жизнь перестала быть прежней. Всё произошло так быстро… Одна мгновенная ошибка на дороге, встречный автомобиль, жесткий лоб в лоб. Его машину разорвало на части, и когда наконец приехала скорая, он уже не чувствовал ног. Врачи потом долго и тщательно собирали по частям его ногу, как сложный пазл, где каждая кость, каждое сухожилие было на счету. Операции длились недели, а боль и бессилие стали постоянными спутниками. Восстановление давалось с огромным трудом, и, казалось, что вместе с телом сломалась и часть души.
Сейчас, сидя на старом диване в своей маленькой комнате, Валера наблюдал за пальцами рук, которые казались чужими и слабыми. В памяти всплывали те минуты, когда всё рухнуло, и страх остаться навсегда прикованным к инвалидной коляске гнетущей тяжестью лежал на душе. Он часто думал, что жизнь закончилась именно в тот день на трассе, когда судьба обрезала его крылья.
Но даже после всего произошедшего музыка была для него чем-то священным. Музыка была его связью с миром, с тем временем, когда он был целым и свободным. И вот именно в этот вечер, пролистывая ленту в Инстаграме, его взгляд упал на яркую рекламу Family Rock Fest. На экране мелькали кадры, толпы людей, сцена, свет и мощь живого концерта.
В центре афиши значилось громкое имя — группа «Кино». Эта новость заставила его задержать взгляд на несколько секунд. Группа, которую он слушал с юности, спустя десятилетия вновь собралась на сцене. Но теперь без Виктора Цоя, их легендарного солиста, погибшего много лет назад в автокатастрофе. Чтобы сохранить память, музыканты использовали оцифрованный голос Цоя, воспроизводя его тексты и мелодии в живом исполнении. Это была попытка воскресить прошлое, не дать ему исчезнуть навсегда.
Для Валеры эти новости были как нож в сердце. Он понимал, что это не то же самое, что живой голос друга, который вдохновлял миллионы. Но в то же время что-то в этом анонсе пробуждало его давно забытые чувства. Как будто мир напоминал, что прошлое не умирает, что оно живёт в музыке, в людях, в дороге.
Цена билета на фестиваль была внушительной, но в его копилке лежала нужная сумма. Эти деньги он собирал долго и упорно, мечтая о новой гитаре, об инструменте, который может быть возвратит ему надежду и силу. Теперь же перед ним стоял выбор: оставить сбережения на гитару или пуститься в путешествие, где всё было ещё неизвестно. В конце концов, можно починить старую гитару! Она неказистая, но не безнадежная. И с ней столько связано… Там нужно заменить всего пару струн и приклеить порожек на четвертом ладу. Это не трудно. Просто руки не доходили. А может быть мечта о новой гитаре мешала вернуться к старому доброму инструменту.
Валера внутренне боролся с собой. Мысли о том, что фестивали — это не для него, что он уже чужой в этом мире, гнули его волю. Ему казалось, что он теперь навсегда будет всего лишь пассажиром на обочине жизни, который уже не сможет догнать свои мечты. Но музыка, звучавшая в рекламе, казалась ему последним маяком, последним приглашением к пути, который ещё мог что-то значить.
Еще одной причиной, которая останавливала Валеру, было расстояние. Family Rock Fest проходил далеко на юго-востоке — на берегу Капчагайского водохранилища, недалеко от Алматы. Место красивое, почти культовое: песчанный берег, сцена у воды, в небе парапланы, тысячи людей вокруг, палатки, флаги, музыка до утра. Всё как он когда-то представлял себе настоящий фестиваль. Только до всего этого было почти две тысячи километров по прямой. А по дорогам — и того больше.
Из Уральска до Капчагая можно было ехать на поезде, можно было с пересадками на автобусах, можно было даже пытаться лететь, но каждый вариант казался неподъёмным. С его ногой долгое сидение превращалось в мучение. Однажды он поехал всего лишь до Атырау… И после этого двое суток не мог нормально встать. Мысль о том, чтобы тащиться на другой край страны, среди толпы, где не будет ни нормального душа, ни кровати, ни возможности просто остаться одному, каждый раз обрубала фантазии на корню.
И все-таки, он не закрывал страницу сайта фестиваля. Подписался на Инстаграм. В голове навязчиво застряла строчка из песни Цоя… Но странный стук зовет в дорогу…
Он не подозревал тогда, что именно этот вечер станет началом его нового пути — дороги, на которой старое и новое, свет и тьма сплетутся в одну историю.
Утро Валеры начиналось одинаково. Поскрипывая пружинами, он медленно садился на край старого дивана, стоявшего у окна, и тянулся за костылём. Хруст в колене, ноющей каждый день, как по расписанию, был уже почти родным. Он опирался на ногу осторожно, словно на чужую, временно выданную в пользование. Несколько простых упражнений, до смешного неуклюжих. Больше для совести, чем для результата. Потянуться. Постоять у стены. Вдох — выдох. День начинался.
Квартира была тесной, в ней пахло пылью и старым деревом. Первый этаж пятиэтажки на улице Маншук Маметовой, неподалёку от вокзала. Когда-то, в прошлой жизни, он жил ближе к центру, на четвёртом этаже, в доме с балконом и хорошим светом. Но после аварии та квартира стала непригодной, так как подниматься без лифта было пыткой. Продал, переехал.
Квартира на первом этаже, но даже это не избавляло от борьбы. Перед входом был стандартный хрущёвский пролёт: семь ступенек. Он знал их наизусть, считал вслух, будто проверяя себя: раз, два, три… Семь — и вот ты дома. Иногда кто-то из соседей помогал, но чаще сам, по чуть-чуть, приставляя костыль, подтягивая ногу.
Он пытался облегчить себе задачу, прикрепив к перилам пластиковую трубу, чтобы рука не соскальзывала. Всё равно было трудно. Но терпимо. Лучше уж эти семь, чем почти семьдесят на четвёртый этаж, как его прежнем доме.
Рядом с рынком Московский у Валеры был киоск. Небольшой, со щербатым навесом и заклеенными изнутри окнами. Когда-то он принимал по десять–двенадцать клиентов в день. Утюги, микроволновки, старые колонки. Всё, что еще можно было оживить. Сейчас, в лучшем случае, один-два человека в неделю. Иногда никто. Технику стали делать иначе: одноразовую, дешёвую. Проще выкинуть, чем чинить. Его работа постепенно теряла смысл, а вместе с ней терял смысл и сам он.
Фары выхватывали из темноты полоски асфальта, бледные знаки, обочину, сплошную линию. Всё остальное растворялось во мраке, вязком, как варёная смола. Трасса казалась бесконечной. Валера сидел, слегка сгорбившись, но удивлялся. Как же удобно! Безо всяких корректоров и подушек, которые приходилось подкладывать раньше. Как будто спинка подстроилась сама. Даже нога, обычно тревожащая в дороге, молчала. Ни покалывания, ни затекания, ни боли. Просто тишина. И плавное, почти убаюкивающее движение.
Он хмыкнул, глядя в тьму за стеклом. Снова подумал, что идея ехать ночью была так себе. Глупо, даже опасно. Раньше он бы так не стал. Но с фестивалем медлить не хотелось. Да и с попутчицей было… нормально. Спокойно. В отличие от большинства случайных людей, Валерия не давила на уши, не требовала разговоров, не подыгрывала наигранной бодрости. Она ехала уверенно, молча, но не молча-напряжённо, а просто не болтая понапрасну.
Иногда перекидывались фразами. Иногда он задавал вопросы, чтобы не уснуть. Валерия отвечала сдержанно, иногда с неожиданной шуткой. Пару раз они даже посмеялись. Потом разговор замедлился и вовсе угас. Музыка играла тихо, без слов. Похоже, какой-то инструментал, вроде скандинавского фолка. Он незаметно перешёл на шёпот. Потом стал сном.
Валера моргнул. Не сразу понял, спит он или нет. Свет из окна плыл пятнами, как в фильме с повреждённой плёнкой. Отдельные кадры вспыхивали и исчезали: знакомый поворот, мост, дорожный указатель, фигура на обочине. Потом не было ничего. Только внутреннее тепло. Такая тёплая, липкая усталость, которая не мучает, а ласкает, тянет вглубь. Он откинул голову назад. Не сопротивлялся.
И всплыли воспоминания. Не яркие, а скорее чувства. Сначала просто ощущение дороги. Те же полосы асфальта, жёлтые отблески в зеркале. Его собственная машина, своя. Почти родная. Он ехал в ней раньше. Не важно, один, с друзьями или с той самой девушкой. На юг. На север. Куда угодно. Лишь бы ехать. И в этом было что-то большее, чем движение. Свобода? Уверенность в завтрашнем дне? Он не знал. Знал только, что тогда не болело. Не было страха.
И вот оно вернулось. Тревожно знакомое. Как будто он снова там, до аварии, до всего. Но не пугает. Даже наоборот. Ощущение, что с него сдувает какой-то старый слой. Он остаётся внутри, а всё внешнее как пыль, боль, страх — отлетают назад, остаются за машиной. Может, это и есть азарт? Новый, странный, но похоже родной и уже привычный. Он почти улыбнулся, склонив голову набок.
Свет снова мелькал. Только уже не по обочинам, а будто изнутри. Пятна. Тени. Голоса. Кто-то звал его. Женский голос. Потом другой, уже мужской голос. Смех. Голоса из прошлого? Пустые слова. Или воспоминания? Он не мог сказать. Где-то в этой звуковой мозаике вдруг всплыла мать. Не образ — голос. Чёткий, будто рядом. Звала по имени. Валера… Валера, проснись.
Он дёрнулся.
Машина резко замедлилась. Салон дёрнуло вперёд, и он едва не ударился головой о панель. Благо, ремень был пристегнут. Вдохнул резко, шумно. Пальцы вцепились в ручку двери. Всё вокруг застыло. Потом медленно пошло вперёд. Машина всё ещё ехала, но медленно, почти крадучись. Свет фар выхватывал из темноты что-то на дороге.
Валерия сидела за рулём, не говоря ни слова. Смотрела вперёд, вглядываясь. Щёлкнул указатель поворота. Машина сбавила скорость ещё сильнее. Он тоже уставился в темноту и пытался разглядеть, что их так насторожило. Но пока не видел ничего. Только тень, скользнувшую по трассе.
— Ах ты ж засыпун! — выпаливает Валерия, глушит двигатель, отстегивает ремень и с силой хлопает дверью.
Валера моргает, ещё не до конца понимая, что произошло. В висках стучит. Он выпрямляется в кресле, ощупывает ремень безопасности — всё в порядке. Машина стоит. Дорога пуста. Ночь всё так же висит плотным тёмным куполом над трассой.
Он смотрит удивленно. Валерия идёт вдоль обочины. Плечи напряжены, шаг быстрый, даже злой. Свет фар выхватывает её на фоне асфальта, словно вырезает из тьмы.
Она что-то говорит себе под нос, резкими жестами отбрасывая волосы с лица. Потом останавливается, опускается на корточки, достаёт что-то из кармана. Кажется, бумажный пакет. Валера щурится, но не разглядеть. Девушка аккуратно рассыпает содержимое на землю, почти незаметно кивнув.
Он приоткрывает окно, но слов не слышно. Только интонация, шёпот. Ритмичный, почти мелодичный. Она говорит с дорогой? Или с кем-то невидимым?
Валера ощущает, как мурашки бегут по рукам.
Потом Валерия медленно выпрямляется, делает шаг назад, снова шепчет. Затем резко оборачивается и идёт к машине. Лицо всё ещё напряжено. Щёки красные.
Он инстинктивно опускает глаза и поправляет ремень.
Что она делает. Серьезно. Что она, мать его, делает.
Он продолжал смотреть, не двигаясь, как будто любое движение могло всё испортить. Или спровоцировать. Или спасти.
Сначала он хотел открыть дверь и выйти, чтобы просто спросить, что происходит. Но что-то в движениях Валерии его остановило. Какая-то сосредоточенность, почти одержимость. Он не слышал слов, но видел по губам, как она что-то бормочет. И это было не «блин, колесо пробило» и не «где тут эта заправка». Это было совсем другое.
Может, она психически больная. Может, это вспышка, припадок, истерика. Или… он просто ничего не понимает. Но и выйти к ней не может.
У него нет шансов. Она здорова, сильна, в полном порядке. Он с этой своей ногой. Костыли на заднем сиденье. Может достать, чтобы отбиваться? А если опасности нет, то он будет выглядеть слишком глупо… Рука дрожит. И он не знает, что сказать. Что спросить.
Может, развернуться и уйти? Но куда. Пустая трасса, ночь. Машина с чужими номерами. Сумасшедшая девчонка, которая сначала везла его с улыбкой, а теперь стоит у обочины, шепчет, и сыплет что-то в траву.
Что если это наркотики. Или ритуал. Или… что если она вообще не та, за кого себя выдает.
Черт. Он понятия не имел, как реагировать. В груди сжалось. Он не чувствовал боли, но чувствовал слабость. Беспомощность. Как тогда, на обочине, когда он лежал в перевернутой машине и слышал, как кто-то орет по телефону, вызывая скорую.
Машина летела по ночной трассе, будто сама хотела поскорее покинуть место, где случилось что-то непонятное, странное и важное. Валера молчал. Дорога не требовала слов, а только взгляда вперёд и редких движений рулём. Воздух за окнами дрожал от скорости, в фарах мелькали столбы, как отсчёт времени.
Он всё ещё переваривал произошедшее этой ночью. То, как легко она говорила о вещах, которые не укладывались в голове. «Ты живучий», — звучало как шутка, но почему-то после её слов не хотелось смеяться. Что-то в ней было слишком настоящее, слишком уверенное, слишком тихое для лжи.
Он потянулся к магнитоле, просто чтобы не думать. Щёлкнул по кнопке, и из колонок вдруг хрипловато понеслось:
«Видели ночь, гуляли всю ночь до утра…»
Цой. Валера криво усмехнулся. Слишком в тему. Слишком прямо. Он скосил взгляд на Валерию, та улыбалась, не поворачивая головы, будто знала, что именно сейчас заиграет.
Он тронул пальцами руль.
— Прям как про нас, да?
Она кивнула.
— Только у нас ночь ещё не закончилась.
Машина неслась дальше. Впереди была дорога.
Дорога лежала в темноте, будто втянутая в себя. Асфальт блестел под колёсами тусклым зеркалом, отражая редкие огни и звёзды. В салоне играла музыка, что-то спокойное, с мягким ритмом. Валерия держала руль одной рукой, глядя вдаль поверх фар. За окном текла степь, чернильная, беззвучная, распластанная до горизонта.
Валера молчал. Он чувствовал себя частью этой тьмы, лёгким, почти невесомым. Было ощущение, будто мир стал тише, чем обычно. Он смотрел, как свет скользит по белым полосам, как отражаются дорожные знаки. И в этой медленной, гипнотической ночи всё вдруг нарушил короткий хрип рации.
— Привет, ты на приёме? — раздался глухой, серьёзный голос.
— Слушаю.
— Ты где сейчас, Валерия? — голос стал напряжённым. — Скажи мне километровую отметку или ближайший указатель.
— Примерно на 223-м, — ответила она. — А что?
— Там фуры навстречу тебе идут. Мой знакомый их только что видел километрах в сорока от тебя, ближе к Уральску. Сказал, одна обычный реф, а за ней пристроилась чёрная. Без номеров. Без фар. Похоже, она держится за ней всё это время.
Молчание. Валерия резко убавила музыку.
— Ты уверен? — её голос изменился. Стал сухим, точным.
— Он по трассе идёт быстро, догнал их. Сказал — чёрная тень прилипла вплотную. Не освещена. Только в зеркале видно силуэт. Сказал — «мне не понравилось». Черная фура.
Валера наклонился вперёд:
— Что значит «чёрная фура»?
Валерия медленно выдохнула.
— Это не транспорт, Валер. Это… призрак дороги. По-настоящему старый. Он появляется ночью. Говорят, если обычная фура слишком долго идёт одна по трассе, особенно в темноте, особенно если усталый водитель не глушит рацию, чёрная может пристроиться сзади. Без фар, без номеров. А потом… потом пропадает не только она. Исчезает и та фура, за которой она шла. Вместе с грузом. Вместе с водителем. Словно дорога их проглотила.
Рация хрипнула снова:
— Там, кстати, кто-то из наших. Перевозка частная. У них GPS. Я спросил — движутся ровно, но что-то они молчат. Ответа нет. Я бы проверил.
Валерия кивнула почти незаметно.
— Проверим. Спасибо.
Валерия вывернула руль с такой силой, что Валеру впечатало в дверь. Шины завизжали, Субару легла на бок, но не потеряла сцепления. Машина развернулась почти на месте, словно зверь, почуявший опасность.
— Держись! — бросила она, и педаль ушла в пол.
Удар в спину. Секунда и стрелка тахометра взлетела. Валера даже не успел охнуть. Субару рванула вперёд как бешеная. За окнами всё слилось в серые полосы.
— Ты с ума сошла?! — выкрикнул он, пытаясь удержаться.
— Держись, я сказала!
Скорость 140… 180… 200… Машина шла, будто приклеенная к асфальту. Легко, как по льду. Валера вцепился в сиденье. Не в подлокотник, а в само сиденье, пальцы вонзились в ткань. По венам шёл ток. Страх и восторг смешались в адреналиновом коктейле.
Впереди поток. Машины, фуры, кто-то перестраивается. Валерия даже не притормозила. Она просто нашла траекторию и полетела. Сквозь, в просвет между двумя машинами, не касаясь ни сантиметра лишнего. Словно знала наперёд, как двинутся остальные.
— Это вообще легально?! — закричал Валера, но ответа не ждал.
Скорость — 230. Он чувствовал, как дрожит воздух. Как гул становится плотным, почти звенящим. Он понял, что орёт не от страха даже, от перегрузки.
— Кто это был? Друг?
— Руслан. Друг. И помощник. Как многие дальнобойщики. Они всегда на связи. Сплочённые. Предупреждают, если что. Иногда прикрывают. Друзья Хранителей.
— Ты… серьёзно?
— Очень.
Скорость — 250. Валера перестал различать лица в проезжающих машинах. Мир превратился в тоннель. Он не знал, куда они едут, но знал, что назад дороги нет.
Через несколько минут они настигли ту самую пару фур — белую и чёрную. Машины шли почти вплотную друг к другу, словно сцепленные невидимой цепью. У чёрной, как и говорил Руслан, не было номеров. Ни переднего, ни заднего. Да и фар не было, только чёрный прямоугольник без огней, без знаков, как будто кто-то вырезал её из асфальта и пустоты.
— Вот они, — сказала Валерия, сбавляя скорость. — Пора.
Она наклонилась вперёд, поправила зеркала, щёлкнула пальцем по кнопке дальнего света. Белая фура чуть заметно отреагировала, будто мигнула аварийками. Чёрная никак не изменилась. Абсолютно глухо. Даже силуэт водителя не просматривался. Стёкла выглядели как мёртвое зеркало. Ни блика, ни силуэта, ни малейшего движения.
— Слушай внимательно, — обратилась она к Валере. — Сейчас будет твой первый экзамен.
— Какой ещё экзамен? — нахмурился он.
— Обычный. Житейский. Протяни руку в бардачок.
Он подчинился. Дверца открылась с негромким щелчком, и в салон будто плеснуло холодом — внутри лежал предмет, не слишком большой, но тяжёлый, как гиря. Валера с трудом вытащил его на свет.
Солнце ещё только-только касалось горизонта, когда они въехали в Актобе. Улицы были почти пусты, редкие прохожие, сонные маршрутки, светофоры, перелистывающие цвета в никуда. Город просыпался медленно и нехотя, как после тяжёлой ночи. Валера смотрел на дома, вывески, асфальт, как будто всё это он видел впервые, под другим углом, в новом цвете. За последние сутки его жизнь перевернулась, и даже обычный дорожный знак теперь казался частью чего-то большего.
Они свернули с главной трассы к окраине, туда, где начинались складские районы и ремонтные боксы. Здесь, между шиномонтажом и автосервисом, располагалась неприметная двухэтажная гостиница с вывеской «Eldos camping». Никакой роскоши, простой фасад в бежевой штукатурке, простые пластиковые окна, асфальтированная парковка, на которой уже стояли три фуры. Валера машинально отметил: стоянка просторная, удобная для тяжёлой техники.
— Здесь отдохнем, — спокойно сказала Валерия, выключая зажигание.
Валера удивился. Он ожидал, что они просто перекемарят пару часов в машине, как настоящие воины бездорожья. Или хотя бы в какой-нибудь палатке, где-то на трассе. Но нормальная гостиница? Номера? Горячий душ?.. Он вылез из машины, потянулся, посмотрел на фасад. Всё выглядело очень обычно. И именно это настораживало.
Внутри оказалось чисто, сухо и светло. За стойкой дремала администраторша с потёртым журналом. Валерия подошла к ней, коротко кивнула. Та оживилась, поднялась и достала два ключа с деревянными брелками.
— Два одноместных, один на первом этаже, — сказала она, почти не глядя и указывая на Валеру с костылями.
— Спасибо, — Валерия повернулась к Валере. — Пошли. Потом поедим.
Валера взял ключ и пошел в свой номер. Всё было максимально просто: линолеум, бежевые стены, таблички на дверях. Обычный отельчик для дальнобойщиков и тех, кто в пути. Но в этом простом месте чувствовалась странная, почти физическая, тишина и безопасность. Как будто здесь ничто не могло достать ни извне, ни изнутри.
Перед тем, как зайти в свой номер, он спросил у уже собирающейся подниматься на второй этаж Валери:
-А сколько с меня? — неловко спросил он. — Я просто… не особо рассчитывал на гостиницы. Не то чтобы я совсем без денег, но…
Валерия усмехнулась.
— Расслабься. Этот отель принадлежит Ордену. Агентам здесь бесплатно. А раз ты со мной, то и тебе бесплатно.
— Прямо Ордену? — переспросил он, недоверчиво.
— У нас есть кое-какая инфраструктура, — кивнула она. — Несколько таких гостиниц, пара десятков СТО по стране, сеть АЗС с доступом для агентов. Всё неофициально, конечно, но работает. Доходы от постоя обычных гостей — одна из статей финансирования. Дальнобойщикам, кстати, скидка.
— Обалдеть…
Она уже поднялась по лестнице на полмарша, но остановилась и добавила:
— Добро пожаловать в систему.
Валера остался стоять у своей двери, крутя в руках ключ. Он и представить не мог, что у Ордена есть своя мини-экономика. Сеть объектов вдоль трасс, словно укрытия для бойцов невидимой войны. Тут всё было не просто. За каждым «просто» стояло что-то скрытое, глубокое.
Он вошёл в номер. Маленький, чистый, с кроватью, тумбочкой, столом и душем. Не гостиница, а убежище. Безопасное место. И впервые за долгое время он почувствовал, как тело сдалось. Всё: хватит тревог, хватит думать. Он закрыл дверь, сел на кровать и выдохнул. Ему даже не нужно было думать, как устроена охрана, потому что он чувствовал кожей: здесь не достанет никто.
В номере было тихо. Даже непривычно. Валера скинул кроссовки, плюхнулся на простую кровать с выцветшим покрывалом, вдохнул запах дешёвого стирального порошка и… расслабился. Он не ожидал, что сможет. После всех этих скоростей, фур-призраков и заклинаний в потоке и вдруг такая простая, почти мирная комната.
Он прошёлся взглядом по скромной обстановке: шкаф, тумбочка, крючки на стене, небольшое окно с занавеской в цветочек. Всё чисто, всё просто. И почему-то уютно. Спал он как убитый. Без снов. Впервые с момента их встречи.
Разбудил его лёгкий стук в дверь.
— Валера, собирайся, — прозвучал спокойный голос Валерии. — Через пятнадцать минут — завтрак.
— Уже? — пробормотал он, чувствуя, как слиплись глаза. Но сон прошёл сразу. Организм был благодарен за отдых. Он быстро умылся, переоделся и вышел.
Они не пошли в столовую при отеле.
— Там, конечно, для агентов бесплатно, — объяснила Валерия, — но вкус как у картона с солью. Лучше поедем в нормальное место.
Через десять минут Субару остановилась у небольшого кафе «Тобе» в паре кварталов в сторону центра. Неказистое здание, но вокруг пахло специями, мясом и свежей лепёшкой. Валерия пояснила:
— Я здесь бывала. Тут кормят так, что даже бывалые гурманы пальцы облизывают.
Им принесли чебуреки с бараниной, лагман, щедрую порцию манты с тыквой и мясом, свежий чай в пиале, и на сладкое чак-чак и урюк с мёдом. Валера растерянно посмотрел на богатство на столе.
— Эм… мы что, кормим целую роту?
— Не переживай. Всё за счёт Ордена, — усмехнулась Валерия. — Пока ты не агент, а только прикомандирован, можно сказать. Но раз ты в дороге со мной, то тебе положено питание, ночлег и защита.
— Орден щедрый, — пробормотал он, откусывая чебурек и чувствуя, как мясо сочится соком, обжигая губы.
— Не щедрый. Просто справедливый. Агент в дороге — это ресурс на колёсах. Мы не должны отвлекаться на бытовое выживание. Мы должны работать.
Пока они ели, Валерия выложила план на день.
— Отдохнём до трёх. В четырнадцать пятьдесят тебе быть на ногах.
— Что будет?
— Увидишь, — произнесла она, немного загадочно. — А потом — сразу в путь. Мы же едем на фестиваль! А он уже через неделю.
— Всё?
— Увидишь.
Валера промолчал. Слишком многое он уже увидел за одни сутки. Но почему-то верил, что дальше будет ещё страннее. И важнее.
Они закончили завтрак, взяли кофе с собой и поехали обратно в Eldos Camping. В дороге не было ни магии, ни чудес. Только августовское солнце, пыль на обочинах и фуры, сверкающие зеркалами.
Машина двигалась легко, почти бесшумно. Валерия в который раз убедительно доказала, что умеет держать и темп, и руль, и ситуацию. Солнце уже клонилось к горизонту, степь погружалась в долгий, тёплый августовский вечер.
За городом начиналась другая жизнь. Дорога вела через ровные, выжженные солнцем пространства, где ветер гонял полосы сухой пыли. Кое-где вдоль трассы тянулись редкие скрученные, упорные деревца, словно единственные выжившие в этой выцветшей равнине. Поля вдалеке были обведены линиями ирригационных каналов, но большинство из них уже без воды. Пахло пылью, нагретым асфальтом и чем-то ещё: степной тишиной, полной звуков, которые не уловишь в городе.
Валерия включила не громко музыку. Ровный электронный мотив, почти медитативный. Валера сразу не узнал, но не спросил. Она выбрала не случайный трек. Этот ритм совпадал с дыханием трассы.
Он устроился в кресле, привычно пристёгнутый, и посмотрел в окно. Мир стал шире. Пейзаж за стеклом был тем самым. Казахская степь, знакомая с детства. И в то же время она изменилась. Или изменился он сам.
Он не знал, как назвать то, что чувствовал. Не эйфория, ведь он слишком устал. Не страх, так как страх остался где-то до черной фуры. Просто странное, плотное ощущение, будто он переступил порог. Вошёл в дом, двери которого раньше не замечал. Мир не стал другим. Но теперь он видел, в каких комнатах горит свет.
Машина шла ровно, трасса пустела всё больше. Иногда навстречу проносились фуры, как тени чужих жизней. Всё чаще на горизонте оставалась только одна линия: чёрная, ровная, упрямая. Дорога.
Валера перевёл взгляд на Валерию. Она молчала, сосредоточенная, но спокойная. Её профиль в мягком свете приборной панели казался каким-то нереально уверенным. В ней не было пафоса, но было что-то неоспоримое. Как в скале. Или как в компасе, который никогда не сбивается.
Он понял, что теперь они команда. Не просто попутчики. Не просто «водитель и пассажир».
Он стал частью чего-то большего. И пока не знал, куда это его приведёт.
Но это его уже не пугало.
— А сколько вообще вас? — спросил Валера, устроившись поудобнее. — Ну, Хранителей дорог?
— Нас? — Валерия чуть усмехнулась, не отрывая взгляда от дороги. — Меньше, чем хотелось бы. Больше, чем можно подумать. И точно больше, чем способны отследить демоны.
— А можно конкретнее?
— Нет, — ответила она с той самой сухой, но тёплой иронией, которая становилась уже привычной. — Конкретность в нашем деле — это привилегия тех, кто выше меня по званию. А тебе пока хватит и ощущения причастности.
Валера вздохнул. Ночная трасса гипнотизировала. Свет фар выхватывал белую линию разметки, как нить, ведущую их сквозь темноту. Машина летела по асфальту легко, почти беззвучно, и казалось, что весь мир сократился до этих нескольких метров освещённого пространства и двух голосов в салоне.
— А у вас есть устав? — не унимался он. — Ну, как у разведчиков. Или как в орденах. Клятвы, приказы, субординация…
— Есть кодекс, — кивнула Валерия. — Краткий. По нему живём. Но больше ориентируемся на суть, чем на буквы. Тебе я его скину. Сейчас.
Она одной рукой сняла с держателя телефон, что-то набрала, и через пару секунд у Валеры на экране загорелось сообщение: «Кодекс Хранителя. Версия для полевых агентов.pdf».
— Почитай, чтобы не уснуть. Там коротко, по делу.
— Ты… ты всегда такая? — пробормотал Валера, щёлкая файл.
— Такая — это какая?
— Ну… собранная, уверенная. Всё знаешь. Всех этих демонов, заклинания, дороги. А я, понимаешь ли, ещё вчера не мог по лестнице подняться…
— А теперь можешь, — сказала она спокойно. — Потому что начал путь. А уверенность — это не врождённое. Это навык. Ошибки, поражения, победы. И очень много кофе.
Валера усмехнулся.
— Слушай, а если серьёзно… Я теперь что, в подчинении у тебя?
— Ха. Формально, нет. Но по сути… да! Потому что я теперь твой наставник. Придётся терпеть тебя.
— Потрясающе.
— Терпи, юный падаван, — добавила она с невозмутимым выражением лица, — пока не станешь джедаем. Или погибнешь в одном из квестов. У нас тут всё по классике.
Он хмыкнул, снова уткнулся в экран. Прочитал первую строку кодекса:
«Хранитель дорог служит Пути, а не себе. Дорога не терпит лжи. Помни об этом всегда».
— Звучит как мантра, — пробормотал он.
— Она и есть мантра. Некоторые её вслух повторяют перед выходом в рейд. Я не из таких. Но внутри всё равно держу.
Машина мчалась через ночь. Небо темнело, но на востоке уже угадывалось лёгкое посветление, слишком раннее, ещё не утро, но уже не просто ночь. Валера читал файл, задавал ещё десятки вопросов. Кто такие «дорожные демоны», что за «пограничные зоны», откуда берутся «маршруты с отголосками» и почему в каждой смене, даже на пустынной трассе, может притаиться зло.
Валерия отвечала сдержанно, не разжёвывая, но и не отмахиваясь. Каждый её ответ был как короткий, точный шаг, но ведущий глубже.
Ночь тянулась, но скучной она уже не была.
— Так, «Кодекс Хранителя. Версия для полевых агентов»… — пробормотал Валера, листая pdf в телефоне. — Ну ладно, поехали. Первое: Путь священен — не искажай его.
Он бросил взгляд на Валерию.
— Это что, чтобы не срезать по обочине?
— В том числе, — ответила она, не отвлекаясь от дороги. — Но в широком смысле, значит не искажать сам ход событий. Не лгать, не манипулировать, не разрушать чужую дорогу. Иногда лучше промолчать, чем сбить кого-то с пути.
— Глубоко… — Валера снова уставился в экран. — Так, дальше: Помоги идущему, защити ведомого. Ну это понятно. Типа быть добрым.
— Типа не быть равнодушным. — Валерия слегка кивнула. — Особенно к тем, кто слаб. Если ребёнок стоит на обочине ночью, то не проезжаешь мимо. Если человек с травмой машет рукой, то тормозишь. Даже если спешишь. Даже если не хочется. И не потому что ты «добрый». А потому что ты Хранитель.