Мне бы вспомнить, что случилось не с тобой и не со мною
Я мечусь, как палый лист, и нет моей душе покоя
Ты платишь за песню полной луной, как иные платят звонкой монетой
Я отдал бы всё, чтобы быть с тобой, но может тебя… и на свете нету…
(с) Королевна. Мельница
Вепрь точно знал, кого убьёт первым.
Это будет несложно. Неповоротливый, с тяжеленной секирой, противник даже замахнуться толком не успеет. А вот со вторым, похоже, придётся повозиться: слишком уж ловко щуплый тарханец вертит саблями. Так просто к нему не подобраться – заденет. Да и клинки наверняка ядом сдобрены: вон, как маслянисто блестят. Но это детали. Мелочи. Пустяки. И не с такими справлялись.
Вепрь отложил точильный камень и поймал отполированным лезвием луч полуденного солнца. То, что надо.
– Заставь их визжать, – Торговец мясом кивнул на зрителей и, подмигнув, хлопнул его по плечу.
Вепрь ответил кивком. Он всё понимал.
На Кровавую потеху шли за зрелищем. И чем затейней выходил бой, тем охотнее обыватели расставались с монетами. Серебро текло рекой: всякий хотел сделать ставку. Удвоить. Утроить. Выиграть.
На Вепря тоже ставили. Много. Иногда даже золотом. И если сейчас всё сложится, как задумано, Торговец мясом уйдёт с арены богатым человеком. Ну, а если не сложится…
Вепрь крутанул меч, примеряясь.
Полгода назад Торговец мясом выкупил его у капитана лерийского судна за горсть медяков и с тех пор сделал на нём целое состояние. Торговец мясом кормил, одевал и содержал раба так, как не каждый нойон пестует собственных наследников: тщательно проверял, насколько свежую телятину ему подают, из кожи какой выделки шьют доспех, на какую перину укладывают спать. Да что там! Он лично осматривал невольниц, которых приводили к Вепрю после боя. Правда, на то имелись особые резоны…
– Не подведи. – Торговец мясом снова хлопнул его, а когда Вепрь двинулся к выходу на ристалище, дважды черканул кресалом о кремень. На удачу.
Толпа ожила. Зеваки жаждали крови. Они вскидывали вверх кулаки и рвали глотки:
-Убей! Убей! Убей!
Щуплый тарханец приветствовал зрителей, затейливо крутанув клинки. Здоровяк поцеловал секиру. Вепрь смачно харкнул под ноги, ловчее перехватив меч.
Толпа взревела.
Тарханец атаковал первым. Подлетел, заплясал. Парировать стремительные выпады оказалось непросто, но Вепрь справлялся: уворачивался, отбивался, намеренно разрывая дистанцию. Сталь звенела. Удары сыпались один за другим. Саблекрут метил в корпус: рубить сверху он не мог – рост не позволял. Зато гад на редкость ловко нырял под клинок и достать его никак не получалось. Здоровяк тем временем подбирался сзади, осторожно ступая полукругом. От широкого лезвия секиры отражались солнечные блики.
Ближе, ближе, ближе, ближе…
Мощный замах, и Вепрь резко дёрнул в сторону. Как раз в тот момент, когда тарханец рванулся вперёд, ощетинившись саблями…
Сталь рассекла плоть. Тёмная кровь закапала на раскалённый песок, и Здоровяк рухнул, как подкошенный. Сперва на колени, потом мордой в землю. Секира шмякнулась рядом.
Зрители повскакивали с мест, вопя от восторга: вот это зрелище! Союзник убил союзника!
Вепрь встретился взглядом с уцелевшим противником. Тарханец сощурился, крутанул саблю на запястье и ринулся в атаку со скоростью молнии.
Он почти его достал. Почти. Вепрь отскочил в последний момент, развернулся и обрушил град ударов сверху, вынуждая саблекрута уйти в оборону. Тарханец пятился. Отбивался. Пару раз порывался контратаковать, но Вепрь пресёк эти попытки несколькими яростными выпадами. Он пёр на тарханца, грамотно используя рост, вес и мощь, и теснил бедолагу к краю ристалища. Лишённый возможности маневрировать, саблекрут вскинул клинки и, скрестив лезвия, захватил летящий меч в ловушку. Знатный приём. Мало кто владел им так же искусно. Рывок, и Вепрь остался без оружия: меч отлетел в сторону и упал на песок. Тарханец зловеще улыбнулся… и тут же получил кинжал в бочину. Вепрь всадил нож по самую рукоять, для верности повернув в ране. Саблекрут захрипел, захлёбываясь красными пузырями. Ноги его подогнулись. Вепрь без лишней спешки обошёл истекающего кровью тарханца, подхватил меч и одним ударом снёс противнику башку. Обезглавленное тело мешком повалилось на песок.
Толпа возликовала. Зрители кричали и пронзительно свистели, сунув в рот мизинцы, кидали на песок бляхи, медяки и гнутые тарханские полумонеты.
– Молодец! – Торговец мясом выскочил на ристалище. – Смотри, как они тебя любят! – Он вдруг нахмурился. – Это ещё что?
На мягкой белой ладони Торговца остался красный след.
– Он что, тебя задел?!
Вепрь не ответил. Он не заметил ранения. Даже боли не почувствовал. Подумаешь, царапина. И даже если в кровь попал яд – всё равно.
А вот Торговцу мясом явно было не всё равно.
– К лекарю! Срочно! – возопил он и, ухватив Вепря за локоть, поволок с арены в тёмные и прохладные нижние покои.
Служителя кагана ждали носилки – задрапированный плотной светлой тканью паланкин, украшенный золотыми змеями, символом древней Тамук-Тарханской династии. К носилкам прилагались рабы – дюжие смуглолицые молодцы в ошейниках и набедренных повязках. Их физиономии заметно вытянулись, когда они увидали хозяина в сопровождении Вепря: мало кому охота таскать на горбу чужие туши, да ещё в такую жару! Однако внутрь Служитель не полез. Махнул рукой, и к ним подвели рыжего мерина.
– В седле усидишь? – Служитель щёлкнул пальцами, подзывая рабов. – Ну ка, помогите ему.
Первый невольник ухватил мерина за узду, а второй – темнокожий и лысый, как колено – вознамерился подставить ладони под ступню нового хозяйского приобретения.
Вепрь глянул так, что оба шарахнулись, и, сунув ногу в стремя, ловко вскочил в седло. Взял поводья.
– Смотрю, ты не промах, – улыбнулся Служитель. Улыбка у него была нехорошая. Опасная. Губы кривились, а глаза оставались холодными. Вепрь немало повидал таких на своём веку. Только вот… Не помнил, где, как и при каких обстоятельствах. – И чур без фокусов!
К величайшей радости невольников, он тоже предпочёл паланкину коня. Вороного тамук-тарханского жеребца. Стройного, голенастого с лоснящейся шерстью и великолепными зубами. Вепрю пришло в голову, что зверюга стоит дороже всех четырёх рабов вкупе с носилками.
Служитель тронул воронка, и вся процессия неспешно двинулась вперёд. Вепрь подметил, как от стены из жёлтого песчаника отделилась тёмная тень и последовала за караваном.
Чёрный человек. Он всюду таскается за ним, точно привязанный. Ходит и бормочет что-то. Смотрит украдкой. Иной раз снилось, будто призрак болтает без умолку. Однажды Вепрь хотел поймать его, но не смог: человек обернулся дымкой и исчез.
– Всегда любил смотреть, как ты бьёшься, Северянин, – сказал Служитель, когда они выехали на продуваемую всеми ветрами пустынную равнину. Разговор он завёл на языке Хладных земель, при этом изъяснялся свободно и почти без акцента. – Ты рубака? А может, рыцарь? Впрочем, неважно. Сегодня я поставил, что ты уложишь обоих до того, как солнце встанет в зенит. И выиграл. Это приятно. Люблю выигрывать! В прошлый раз не свезло, я продул: против тебя билось трое копейщиков, а под конец выпустили песчаного кота. Копейщиков ты уделал в два счёта, а вот с котярой долго морочился – тебя с ристалища полумёртвого уносили. По твоей милости я потерял четверть квартеля золотом!
Вепрь хмуро зыркнул на него.
– Потому я здесь, – продолжил Служитель. – Кое-кто хочет насладиться тобой до того, как тебя выпотрошат.
Насладиться?
Вепрь нахмурился. И нахмурился всерьёз. Там, в нижних покоях, этот тип чётко дал понять, кому служит. Его господин – каган. Сиятельный Таймур Тархан, властитель Золотых песков, покоритель барханов, гроза Дэвов и укротитель суховеев. Парнишка двенадцати зим.
Что за…
Служитель, видать, подметил его гримасу.
– Ты подумал о кагане, верно? – он расхохотался и покачал головой. – Я служу кагану, но не его слуга. Моя госпожа – Сиятельная каганэ, мать нашего правителя.
Мать? Твою же мать…
– Каганэ случайно увидала тебя на Кровавой потехе, и с тех пор не пропускала ни одного боя с твоим участием. А когда песчаный кот едва тебя не искалечил, снарядила меня к Баре Шааду с более чем щедрым предложением. И вот, ты здесь.
Он помолчал, внимательно наблюдая за реакцией, но, так ничего и не дождавшись, пояснил:
– Сиятельная госпожа собирает особую коллекцию. И ты – та диковинка, которой ей недостаёт.
Вепрь даже бровью не повёл.
Новость особо не впечатлила. Отбрось шелуху, и останется главное: слабой на передок богатейке приспичило полюбиться. Вот и весь сказ.
Ну, так значит так. Особой разницы нет. Под него и так подкладывали всех, кого можно и нельзя: толстых, тощих, старых, молодых, красавиц, уродин, богатеек, невольниц... Но, справедливости ради, мать кагана он ещё не пёр.
Они миновали дорожный указатель и двинулись в сторону Шатров, что раскинулись промеж двух оазисов, где неспешное течение реки Тамук сливалось с мощными водами могучего Тархана. Давным-давно Шатры были просто кочевьем, но спустя пару столетий, когда тарханцы окончательно осели, стоянка превратилась в столицу нового государства: Великого Тамук-Тарханского каганата.
Мерин медленно тащился за воронком Служителя. Следом двигалась охрана. Позади, глотая пыль вперемешку с песком, плелись рабы. Они волокли носилки, в которых лежал меч. Тарханцы верили в силу обычая сильнее, чем в богов, и Служитель прикупил клинок вместе с Вепрем. Хитровыдуманный Бара Шаад запросил за оружие два полновесных квартеля. Служитель дал полтора.
Зря. Никчёмная железяка годилась лишь для потешных боёв. Но…
Даже ей Вепрь мог перебить весь караван: рабов, Служителя, охрану… А после вскочить на воронка и умчаться в закат.
Но ничего такого не хотелось. Не хотелось ничего вообще. Тяжёлая голова гудела, а перед глазами стелился кровавый туман.
Песок стал бордовым, небо залило чернотой, а ветер принёс с собой запах тлена и скорби.
«Сад» полностью оправдывал название. На мёртвой, изрытой трещинами земле, высились здоровенные, иссушенные добела кости. Всюду, куда ни кинь взгляд, валялись мослы один больше другого. Некоторые остовы всерьёз пугали размерами: Вепрь даже представить не мог, каким зверюгам могли принадлежать такие огромные рёбра и черепа. Пещерным носорогам? Мамонтам? Бегемотам? Или…
Один скелет заинтересовал особенно сильно: исполинский и, похоже, крылатый ящер с длиннющим шипастым хвостом.
Вепрь нахмурился. В исковерканной памяти вспышкой мелькнуло воспоминание…и тут же погасло.
– Дракон, – ухмыльнулся Служитель, придержав воронка. – Ты это подумал, верно?
Нет.
Он протянул флягу. Вепрь не стал отказываться: принял и сделала пару жадных глотков.
– Увы, это не дракон, – продолжил Служитель, скользя взглядом по белым костям. – Всего лишь подобие. Зовётся виверной. Настоящий дракон гораздо крупнее этой твари. И куда умнее. Драконы – соль этой земли, Северянин. Неиссякаемые источники магической энергии. Жаль, их почти не осталось.
Вепрь вернул Служителю флягу. Рассуждения волновали мало. Как, впрочем, и всё остальное. Однако, кое-кому, похоже, приспичило почесать языком.
– Говорят, когда сгинут драконы, магия исчезнет, – продолжил Служитель. – А ещё говорят, единственный уцелевший дракон спрятан далеко на севере в непроходимых чащобах. Красный змей – так его нарекли ваши предки. Слыхал о таком?
Вепрь даже головой не мотнул. Не смог. Острая боль пронзила башку от виска до виска, и он стиснул зубы, чтобы не застонать в голос. Зажмурился.
Красный змей… Красный змей… Красный змей разбудит спящих…
Слова раздирали память. Впивались иглами. Перед глазами маячили размытые образы, но сложить их воедино не выходило: всё рассыпалось. Плыло. Плавилось.
Вепрь схватился за горящую голову, не в силах терпеть, и чуть не вывалился из седла.
– Эй, чего это с тобой? Смотри, товарный вид не потеряй! – Служитель подъехал ближе и, убедившись, что Вепрь не намерен помирать, скомандовал подручным: – Шустрее, пока чёртова жара не доконала нас всех.
Они двинулись и ехали целую вечность, но жуткий костяной сад и не думал кончаться. Он раскинулся от края до края, куда хватало глаз, и казалось, будто пустые глазницы диковинных черепов внимательно наблюдают за пришельцами, посмевшими нарушить чужой покой. И тишина стояла такая, что можно было расслышать, как измотанные невольники скрежещут зубами.
Солнце скрылось за барханами, дышать стало легче, а ветер сделался промозглым и колючим. Он безжалостно кусал потрескавшуюся от жары кожу, отчего рожа горела огнём, а губы кровили. Холодало стремительно: бесплодная земля остывала так же быстро, как нагревалась.
Когда на небосклоне засияли первые звёзды, над головами, шелестя крыльями, пронеслась гигантская тень. А потом летающая тварина крикнула. Пронзительный клёкот отразился от безмолвных барханов и растворился в чернеющих небесах. Рабы побросали держатели паланкина и пали ниц, закрывая головы руками. Стражи схватились за кривые тамуктарханские сабли. Кони заплясали, топоча копытами иссохшую равнину.
И только Служитель кагана остался непоколебим, точно скала.
– Без паники! – скомандовал он. – Рух не нападёт. Люди для них, ровно для нас – черви: бесполезная добыча. Птица атакует, только если почует угрозу. Ведите себя тихо и держитесь подветренной стороны. За мной!
Вепрь поглядел на Служителя. Похоже, тип знает, о чём толкует.
– Похоже на то, – отозвался возникший из ниоткуда надоедливый призрак. – Ты тоже это знал. Но забыл. Ты много чего забыл. И теперь надо вспомнить.
Надо вспомнить. Надо… Надо… Надо…
– Давай остановим время…
Она лежит на мягкой траве и улыбается. Из одежды на ней только синий цветок в волосах. Это он подарил его ей. На коже блестят капельки пота. В лучистых глазах столько тепла, что можно согреть целый город самой студёной зимой.
Он улыбается в ответ, накрывает ладонью упругую грудь, а губами впивается в губы. Так сладко…
Вепрь зажмурился и мотнул головой, прогоняя чёртово наваждение. Вот же…
– Эй, Северянин, – Служитель подъехал ближе. – Чего косоротишься? На солнце перегрелся?
В ответ Вепрь хмуро зыркнул и дал мерину шенкеля, посылая вперёд.
– Ничего, сейчас охланёшь, – не отстал Служитель. – И ничего не бойся. О здешних тварях я знаю всё. Моя книга – «Краткий Бестиарий земель познанных и непознанных» – жемчужина библиотеки Великого кагана. Переведена на шесть языков!
Болтун.
– А ты обучен чтению?
Вепрь стиснул зубы. Вот же репей цеплючий. И чего ему надо?
– Известно, чего, – шепнул призрак, возникая по правую руку. – Разговорить тебя. Он подозревает, что ты дуришь всех своей немотой, вот и старается. Постельным частенько урезают языки: бабу приласкать они ещё могут, а вот разболтать государственную тайну уже нет.
Вепрь насилу успел выдернуть Служителя из-под смертоносного выдоха: знаток бестий явно впал в ступор.
– Не верю глазам… – пробормотал он. – Это салажан, древний песчаный червь. Они же все вымерли!
– Все да не все, – многозначительно изрёк Призрак.
«Похоже на то», – угрюмо подумал Вепрь.
– Где твой меч? – возопил Служитель, когда червяк-исполин исторг ядовитую струю.
Где-где… в гнезде!
Вепрь метнул взгляд на костяную гору. Червяка, видать, она тоже заинтересовала.
Рухи с клёкотом кружили вокруг гиганта. Догадаться, что именно он, а вовсе не заплутавшие караванщики, главная опасность для приплода, труда не составило.
Служитель попятился. Под сапогом хрустнула кость. Червь мгновенно повернул к нему безглазую морду, зашипел и выпростал длинные языки-щупальца. Огромная пасть его сделалась ещё шире: тварь готовилась брызнуть ядом.
Тратить время на раздумья Вепрь не стал. Выхватил из рук оторопевшего Служителя ятаган и выступил вперёд.
– Ума решился? – Служитель ухватил его за локоть. – Если нападешь, он сожрёт всех нас!
«Нет, – мрачно подумал Вепрь. – Только меня». Он сбросил руку и двинулся навстречу чудищу.
Смрадное дыхание сбивало с ног ураганом; камни, песок, мослы и кости – всё летело прямо в рожу. Вепрь закрылся предплечьем и пёр вперёд, а когда салажан пускал в ход ядовитые струи, нырял за валуны или укрывался под исполинскими черепами. Благо, их здесь хватало в избытке.
Вепрь грамотно менял траекторию, подбираясь сбоку: заходить сзади не рискнул – а ну как тварина шибанёт хвостом?
– А-р-р-р-г-г-г-г-х-х-х! – Червь снова дыхнул, и от лютой вони чуть не вывернуло наизнанку.
Ну и погань!
– Вернись, безумец! – раздался за спиной голос Призрака. – Ты погибнешь!
Пусть.
– Ты должен жить, идиотина упрямая! Иначе…
Что за «иначе» Вепрь не расслышал: голос утонул в рёве, а земля содрогнулась и пошла трещинами. От новой струи яда Вепрь еле увернулся. Прыгнул, откатился и метнулся к ближайшему валуну. Но не успел: длинный язык с присосками обвился вокруг лодыжки, и Вепрь хряпнулся мордой в землю, как подкошенный. Салажан поволок его к пасти с такой скоростью, с какой песеголовцы, развлекаясь, таскают за конями связанных пленников.
Собирать разодранной рожей каждую кочку – то ещё удовольствие. Вепрь перевернулся на спину и на полном ходу уцепился за обломок ребра ближайшего скелета. Затык червя явно расстроил – он утроил старания и вырвал бы Вепрю ногу… если б не нарядный ятаган: сталь прошлась по осклизлому отростку, и обрубленный язык, заметавшись, разразился мерзким писком.
Так-то!
Вепрь рывком сократил дистанцию и со всей дури обрушил град ударов на бочину червя-переростка, но…
Всё бесполезно: ятаган не оставил на толстой, покрытой редкими щетинками шкуре даже царапины.
Вот же…
– Осторожно! – возопил кто-то, и Вепрь разглядел Призрака, который кричал, сложив ладони трубой.
Кричал невидимый не зря: салажан извернулся и с невероятной для его размеров прытью кинулся на жертву. Вепрь шарахнулся в сторону, оступился и чуть не провалился в самую глубокую трещину.
Он непременно разбился бы, но его подхватили сильные когтистые лапы.
Рух взмыла в воздух вместе с ношей и, пронзительно клекотнув, кружанула над червём.
Салажан вздыбился, вынырнув из земной тверди почти на всю длину тела, раззявил пасть, а Вепрь высвободился из птичьей хватки… и спрыгнул прямиком в зубастый зёв.
– Эй, Владивой! Негоже отроку княжьего рода цаплей стоять! – кричит чернявый малый, но не двигается с места.
Стоят они и впрямь по-идиотски. Каждый на своём колышке да на одной ноге – вторая попросту не вмещается и потому поджата, а руки растопырены, точно крылья.
– Не хочешь цаплей стоять, поставлю раком. Да так ремнём отхожу, вмиг позабудешь, какого роду!
Угроза звучит основательно: наставник шуток не признаёт. А рука у него тяжёлая – успели убедиться.
Но чернявый не ведёт и бровью. Приосанивается, рокочет аистом и украдкой подмигивает, усмехаясь.
– Э-э-э, божедурье неотёсанное, – беззлобно ворчит наставник, подмечая их переглядки. – Вам говорили – не лезть. Зачем сунулись? Пара болванов! Дай вам волю, вы бы сутки её зазря охаживали, пока в конец клинки не иступили. Это ж сталешкурая гидра, такую тварюгу запросто так не зарубишь! Здесь подход особый нужон.
– Какой? – тут же вопрошает чернявый.
– Особый, – многозначительно изрекает наставник, воздев к небесам указательный палец. – Коли до первой звезды, не пикнув, продержитесь, научу. А ну-ка подбородки выше, руки в стороны, салаги! См-и-ирно!
На всё про всё имелось три удара сердца, но Вепрь успел. Он вспорол тварюгу изнутри. Очутившись в глотке, ощетинился клинком и всадил ятаган в мягкую поверхность нёба, вложив всю силу, которая имелась. Он точно знал, куда бить. Откуда – не помнил.
Сиятельная каганэ оказалась высокой статной женщиной. Полностью седая, с высоко собранными волосами, она не казалась старой. Да, в летах. Далеко не юница. Но и не сморщенная старуха, доживающая последние дни. Ухоженная, нарядная, вся в золоте, шелках и драгоценных побрякушках.
– Ух, хороша мамаша! – Призрак, слившись с тенями в углу, беззастенчиво разглядывал высокородную пэри. – Люблю таких. Иной раз прям в охотку, когда постарше. Что скажешь, Мелкий? В конце концов, тебе её переть, не мне.
Вепрь стоял за занавесью и терпеливо ждал, когда Служитель закончит распинаться и пригласит его пред светлые очи.
Настрой был паршивым. Сразу по прибытии его отправили в бани, где четыре хрупкие на вид смуглянки взялись за него так, что мама не горюй. В какой-то момент Вепрь даже пожалел, что не стал обедом салажана. Его мыли, брили, тёрли, скребли, подстригали ногти (даже на ногах!), чесали волосы щётками, а потом ещё намазали какой-то дрянью, и вонял он теперь сандалом и мускусом, точно напомаженный евнух. Погань!
Но хуже всего, что от усталости клонило в сон. Сознание неумолимо гасло, и всё чаще и отчётливей слышались голоса, зовущие в пропасть безумия.
Вепрь знал, чем подобное может закончиться, а потому крепился из последних сил: не хватало ещё в припадке зарубить половину каганского двора. Пусть хоть сперва ужином накормят…
Наконец, Служитель дал знак. Полуобнажённые невольники опустились на колени и раздвинули тяжёлые гардины, приглашая войти.
Вепрь не стал тянуть вола за яйца. Приосанился и сделал шаг вперёд.
Каганэ смотрела на него. Взгляд тяжёлый, оценивающий, холодный. Почти такой же холодный, как блеск сапфиров в длинных – до плеч – серьгах.
А Вепрь смотрел на неё и понимал, почему она так им заинтересовалась.
Седые волосы, безусловно, когда-то были русыми, а подведённые сурьмой глаза сияли голубизной июньского неба.
Северянка…
– Стало быть, ты нем, – изрекла каганэ на Хладоземском наречии. Судя по говору, происходила она с Западных окраин: только там так манерно растягивали гласные. – Жаль. Хотелось перемолвиться с земляком хоть словечком, покуда не велю урезать язык.
– Она такая милашка, – хмыкнул Призрак за спиной. – И, похоже, ты ей нравишься.
Да уж…
– Для людинов я – Сиятельная Каганэ, – продолжила «милашка». – Для челяди – Госпожа. Для кагана – Матушка. Но зовут меня Айра. Это имя дали мне, когда продали в гарем. Тебя, помнится, нарекли Вепрем?
Вепрь утвердительно посмотрел на новую хозяйку.
– Что ж, побудешь Вепрем до поры. Потом придумаю иное прозвище. А теперь разденься, – потребовала она будничным тоном. – Посмотрю, не прогадала ли я. Шестьдесят квартелей золотом серьёзная сумма даже для матери Великого кагана.
Призрак фыркнул.
– А Служитель-то имеет нехилую мзду! Пять квартелей в карман положил, барыга!
Вепрь оставил замечание без комментариев. Стянул через голову рубаху, развязал тесёмки на холщевых штанах. Всё было новое. Свежее. Смуглянки в банях выдали.
Когда он остался в чём мать родила, Сиятельная Каганэ поднялась с высокого, обитого пурпурным бархатом стула и спустилась к нему. Обошла кругом. Провела ладонью по плечу, спине. Коснулась ягодиц.
– Шрамов многовато, – сказала, цокнув языком. – Никакого товарного вида! Впрочем… глупо ожидать иного от бойцового раба. Енкур сказал, ты сразил салажана. Это правда?
Вепрь кивнул.
– Стало быть, сгодишься не только для потехи. Я найду достойное применение твоим… талантам. – Она выразительно скользнула взглядом по его хозяйству, хмыкнула и вернулась на трон. – Эй, Енкур.
Служитель, стоявший поодаль, ринулся вперёд и в мгновение ока упал на колени у ног Каганэ.
– Похоже, мамаша здесь не последний человек, – задумчиво протянул Призрак.
«Похоже на то…» – Вепрь бросил на незваного спутника косой взгляд. Как ни крути, он говорил дело: перед пустышкой никто так стелиться не будет.
– Препроводи нашего нового друга в чертоги сладострастия, – промурлыкала Каганэ. – А по дороге разъясни, что от него требуется. И пусть выспится. Завтра хочу проверить его в деле.
– Слушаюсь и повинуюсь, госпожа! – Служитель поймал обутую в мягкую парчовую тапочку ступню и прижался губами. – Всё будет сделано в лучшем виде.
– Не сомневаюсь, – улыбнулась Каганэ. Или как там её? Айра. – До скорой встречи, Вепрь.
Чертоги располагались в дальнем конце гарема. Пришлось миновать бани, крыло наложниц (полсотни красавиц достались юному кагану в наследство от отца), шатёр стареющих женщин, в которых свой век доживали вдовы правителей, комнаты евнухов, палаты Каганэ – они представляли собой целый лабиринт отделанных мрамором и нефритом помещений, но в святая святых допускались только избранные, – малый сад, сад с бассейном, и бесчисленное количество разнообразных террас и галерей. Тут и там расхаживали, распушив нарядные хвосты, павлины. В фонтанах мельтешили крохотные золотые рыбёшки. И повсюду цвели розы. От их запаха голова шла кругом, в носу противно свербило и хотелось чихать.
Куропатки выглядели превосходно. Щедро политые мёдом, они лежали на пышных лепёшках. К птицам прилагались крупные тарханские финики, орехи, горы перетёртой моркови, сдобренной пряными специями, а на десерт – чудные продолговатые плоды в зеленовато-жёлтой кожуре.
Вепрь так залюбовался зрелищем, что даже не сообразил сразу, что куропаток всего шесть, и помимо него на них претендуют ещё пятеро крепких молодых мужчин.
Диковинки из коллекции…
Двое чёрных, как смоль, здоровяка с плечами в сажень. Один бритый, другой – нет. У небритого в носу красовалось кольцо. Неугомонный Призрак тут же окрестил его «бычарой».
Двое других не уступали смоляным ни мускулатурой, ни диковинностью. Рослый загорелый молодец разглядывал Вепря с нескрываемым, хоть и явно гнилым интересом. А Вепрь не стесняясь рассматривал его: по торсу, шее, плечам и рукам красавца шла замысловатая вязь узоров, какую обычно носят солёные братья. Загоняют ядовитую краску под кожу с помощью иглы и гордятся без меры: каждая закорючка значит нечто особое. Чем больше узоров – тем успешней пират.
Загорелый сидел в кресле развалившись и мерзко лыбился. А за его спиной высился длинноволосый блондин небывалой смазливости. Гибкий, статный, с яркими изумрудно-зелёными глазами, пухлыми губами и кожей белой, как алебастр.
Пятым оказался паренёк зим шестнадцати. Совсем ещё дитё. Рыжий, точно хурма. Тонкий. Долговязый. И явно перепуганный вусмерть…
Мальчишка пялился на Вепря во все глаза и, кажется, дрожал. С чего бы?
– Это Вепрь, – представил Енкур, нарушая долгое мгновение напряжённой тишины. – Сиятельная Каганэ выкупила его с Кровавой потехи. А это…
Служитель обвёл взглядом честную компанию, но договорить ему не дали.
– Не утруждайся, господин, – изрёк расписной красавец. Говорил он коряво и с сильным акцентом. Напевный тарханский явно давался ему с трудом, но понять было можно. – Я назову всех. Не зря же мне сохранили язык.
– Уж будь любезен, Губитель дев, – кивнул Енкур. – Мне надо спешить. Каганэ заждалась моего доклада. А вы отдыхайте: завтра за вами пришлют.
Он скрылся за резными дверьми и был таков. А Вепрь остался наедине с любимцами Сиятельной Айры. До куропаток, ясное дело, он не добрался…
– Ты, бойцовый хер, – окликнул Губитель дев, едва Енкур покинул чертоги. – Чьих будешь?
Вепрь выразительно промолчал.
– Ах, так, значит? – Губитель вскинул бровь. – Тогда слушай сюда, поросёнок. Я здесь – хозяин всему. И всем. И для каждого тут моё слово – закон. Ясно тебе? А теперь встань на колени и поклонись, дерьма кусок.
Он заржал, и смех подхватили остальные, за исключением мелкого рыжика. Несчастный пацан плотнее вжался в угол и, кажется, даже дышать перестал.
Вепрь скрестил руки на груди и посмотрел на расписного, как на таракана. А для пущей ясности смачно харкнул аккурат ему под ноги. Вообще, начинать знакомство с мордобоя особо не хотелось. Может, ещё обойдётся?
Хотя, вряд ли.
– Языком слижешь, – спокойно вымолвил Губитель дев. – Приступай. Иначе…
На «иначе» рыжий пацаненок выскочил из своего угла, кинулся к расписному засранцу, повис у него на локте и замычал что-то маловразумительное. С великим трудом Вепрь различил «Не надо» и «Пожалуйста». Парню явно урезали язык. Причём, совсем недавно.
Губитель дев отмахнулся от пацана, как от назойливой мухи.
– У нас особый способ учить нахалов, – сообщил он, и его дружки осклабились. – Так всегда было и всегда будет. Другого не дано. Хватайте его, парни. Спускайте штаны. Сейчас покажем поросю, где его место!
– Е-ет! Ет! – запричитал рыжик, проглатывая буквы. – Е адо! Ажауста! Е адо!
Бедолага кинулся к дверям. Хотел, наверное, позвать на помощь. И правильно…
Вепрь управился быстро. Рывок бритого бугая принял на локоть и, превратив нос в месиво, припечатал рожей о колено. Его дружок, бычара, норовил ухватить сзади, но парня подвело кольцо в носу. Вепрь вырвал его к херам, разодрав противнику ноздри, а потом довершил дело смачным пинком. Белобрысый красавчик как-то сразу ретировался, прыгнув за диван, а Губитель схватил со стола нож.
– Сука! – рычал расписной засранец. – Кишки выпущу!
Ой, ли…
От первого выпада Вепрь уклонился, а второй перехватил. Заломил руку до хруста, а когда столовый прибор, годный исключительно для разделки жареных куропаток, с лязгом упал на землю, ухватил Губителя и с разлёту вмазал харей в стену. Дважды.
Когда запыхавшийся рыжик вернулся с подмогой, Вепрь с аппетитом приканчивал вторую куропатку.
Служитель Енкур, сурово сдвинув брови, переводил тяжёлый взгляд с одной разбитой рожи на другую.
– И что здесь произошло? – спросил ледяным тоном. Стражи за его спиной стояли истуканами и держали руки на оголовьях мечей.
– Я упал, – сообщил Губитель дев, украдкой зыркнув на Вепря.
– А они? – Енкур кивнул на темнокожих здоровяков.
– Мне нравятся твои шрамы, – Айра рассматривала его с нескрываемым интересом. – Особенно этот, на груди. Жаль, ты не можешь рассказать, откуда он.
Вепрь хлебнул студёного щербету.
Нагота ничуть не смущала. Лёгкий бриз приятно холодил кожу, а мягкий диван оказался на редкость удобным.
Вепрь сидел, откинувшись на упругую, обитую пурпурным бархатом спинку, и разведя ноги на ширину Тархана.
Пусть любуется, коли охота: она щедро заплатила за это. Ему всё равно, а ей приятно. Наверное.
– Хочу проверить, каков ты в деле, – мурлыкнула Айра, скользнув взглядом по причинному месту.
Вепрь мысленно матюгнулся. Бабы! Все мысли об одном! И эта – мать Правителя, а всё туда же. Срамота!
Ладно, что уж. От него не убудет.
Айра хлопнула в ладоши, и в комнату впорхнули три юные невольницы. Полностью обнажённые и гладко выбритые во всех местах, они выстроились перед Вепрем и сдёрнули с лиц газовые вуали.
Первая – миниатюрная и смуглая, с маленькими упругими грудками – сразу же продемонстрировала невероятную гибкость, заведя ногу чуть ли не за ухо, продолжая при этом зазывно улыбаться.
– Это Ииса, – представила Айра. – Она знает такие позы, о которых на Севере никто слыхом не слыхивал.
Вторая девушка ослепительной красотой не отличалась, но подхватила со столика банан и наглядно продемонстрировала всю глубину любви к этому фрукту.
Вепрь сглотнул. А возникший за плечом Призрак присвистнул:
– Обалдеть!
– У Кхи-кхи особый подход к утехам, – пояснила Айра и тут же кивнула на третью. – А Лавенди – девственница. Третьего дня я выкупила её из борделя на аукционе.
Названная невольница очаровательно зарделась, опустила глаза и стыдливо прикрыла руками большие белые груди с нежно-розовыми сосками.
– Эх, мелкий, – вздохнул Призрак. – Везёт же некоторым!
Вепрь смерил его хмурым взглядом. Экий кобель.
– Ну, что? С кого начнёшь? – Синие глаза Айры похотливо блестели. – На первый раз дозволю выбрать самому.
Привыкнуть к роскоши гарема оказалось довольно просто. Кормили вкусно, регулярно. Сластями всякими баловали. Особенно полюбились финики и халва. Айра вызывала к себе часто, но не ежедневно. В свободные вечера была возможность попариться в банях, а с разрешения Енкура даже посетить библиотеку. Она тоже тут имелась. И более чем достойная. Попадалось даже что-то на языке Хладных земель: видать, Сиятельная Каганэ тосковала по родному наречию. Вепрь отыскал на полках монументальную «Песнь Последних», «Краткий Бестиарий земель познанных и непознанных» (за авторством Енкура), «Сказания о Златых песках» и много чего ещё.
Остальные обитатели чертога – Губитель дев и его подпевалы – со дня памятного знакомства обходили Вепря стороной, а юный рыжик, после того, как Вепрь пару раз вступился за него перед гаремной шайкой, стал кем-то вроде мальчика на побегушках. Удобно!
Жизнь теперь состояла исключительно из еды, ленивого отдыха и плотских утех. Правда, кое-что смущало. И весьма основательно.
Во-первых, безумие подкрадывалось всё чаще, особенно по ночам: Вепрь не раз и не два просыпался в поту от собственных воплей. А один раз обнаружил себя гуляющим по крышам. Да ещё и с кинжалом в руке. Чей это был кинжал и откуда взялся, Вепрь не имел ни малейшего представления. Но искренне надеялся, что хозяин клинка жив-здоров, а не прикопан наспех под какой-нибудь смоковницей.
Ну, а во-вторых… Вепрь начал набирать вес. Причём так быстро, что уже не влезал в свои старые бойцовые доспехи: брюхо росло не по дням, а по часам.
В силу данного обстоятельства пришлось завести особый обычай. В час рассвета, пока весь гарем мирно спал (мало кто из здешних поднимался раньше полудня. Разве что слуги да конюхи, но они не в счёт), Вепрь выбирался в малый сад и упражнялся с деревянным мечом. Оружие он изготовил сам: для этого потребовался дрын, острый нож, пара прямых рук и смекалка. Ну, и, разумеется, свободный вечер.
Вепрь вспоминал и отрабатывал выпады и финты, отжимался на кулаках и подтягивался на кованых вензелях, украшавших беседку. Так проводил он каждое утро. Мало-помалу дело пошло, и одряблевшие было мышцы начали приходить в нужный тонус.
Это утро Вепрь начал с тяжестей: натаскал челядинке с дюжину вёдер. Она упорно сопротивлялась и пыталась объяснить, что столько не нужно, но он был нем и непреклонен, а она говорила на тарханском. В любом случае, девица, вроде, осталась благодарна, а одно ведро он утащил с собой – облиться холодным после тренировки.
Вепрь крутил деревянный меч с лихим азартом. Так увлечённо, что даже не хотел отвлекаться на зрителя. А зритель имелся, хоть его никто и не приглашал. Сидел в кустах сирени и наблюдал. Долго. Внимательно. И выбрался из укрытия, только когда Вепрь закончил.
Зрителем оказался мальчик. Пацанёнок зим двенадцати с типичной для тарханца внешностью: гибкий, смуглый, черноволосый. А вот глаза – ярко-синие. Они казались странно неуместными на бронзовой мордашке.
– Я видел тебя вчера, – сообщил шкет. – Это ведь ты убил салажана?
– Смотри. – Таймур Тархан указал хлыстом на залитую солнцем равнину. – Видишь курганы?
Вепрь натянул поводья и, приставив ладонь козырьком, всмотрелся в даль. На горизонте маячило шесть холмов.
– Это мои братья, – пояснил юный каган. – Старший, Берке, погиб в бою, сражаясь бок о бок с отцом. Двое других – Нур и Угедей – убили друг друга во время усобицы. Чагатая забрала песчаная лихорадка, Жанибека отравила наложница, а Ерасыла задушили во время мятежа.
Призрак многозначительно переглянулся с Вепрем.
– Я – седьмой сын, – продолжил Таймур, и взгляд его наполнился печалью. – Последний из рода. Мои братья ждут меня в чертогах Солнца, но матушка говорит, я не должен к ним торопиться.
– Матушка плохого не посоветует, – хмыкнул Призрак.
– Я должен вырасти сильным и могучим, укрепить каганат и наплодить наследников.
Вепрь внимательно посмотрел на помрачневшего ученика. Да, уж. Серьёзная задачка для парнишки двенадцати зим. Похоже, от него зависит судьба всей династии.
– Похоже на то, – поддакнул Призрак.
Енкур, возглавлявший целую армию свиты, поравнялся с ними.
– Повелителю угодно сделать привал? – вопросил Служитель, а Вепрь снова залюбовался его жеребцом. Эх, хорош зверюга!
– Нет, добрый друг, – говорил Таймур учтиво и с достоинством, как и полагается великому кагану. – До Хаджибру меньше парасанга. Сейчас привалы ни к чему. А уж в оазисе дадим роздых и коням, и людям. [1]
– Повелитель мудр не по годам. – Енкур поклонился и, дав воронку шенкеля, умчался в хвост каравана.
Таймур проследил за взглядом Вепря и усмехнулся.
– Если матушка узнает, сколько он отдал за скакуна, при дворе станет на советника меньше. Ходит слух, конь стоит дороже самого Енкура!
Вепрь нахмурился.
– Он – тоже раб, – поспешил объяснить юный каган. – Такой же, как и ты.
Ну… положим, не такой же, но…
Неужто раб может подняться до таких вершин? Советник при дворе, правая рука Каганэ, наставник правителя… Ну и ну! С ума сойти.
От размышлений отвлёк Таймур.
– Эй, Вепрь! Спорим, я первым ворвусь в Хаджибру? Матушка говорит, я прирождённый наездник. Проверим? Тебе меня нипочём не догнать!
Вепрь посмотрел сардонически. Хочет поиграть в догонялки? В такое пекло? Серьёзно?
– Если догонишь – проси, что пожелаешь! – издав боевой клич, каган сорвал коня в галоп и умчался вперёд, взметая песок.
Вепрь проводил ученика взглядом и потянулся за флягой на ремне. Единственное, что желалось – спокойно подремать в тени. А это можно получить и без скачек по пустыне. Так что…
– Оставишь повелителя без присмотра, и тебе отрежут яйца, – спокойно изрёк Енкур. Он успел вернуться и теперь ехал рядом неспешным шагом.
Вепрь покосился на Служителя, кисло скосоротился и, глухо рыкнув, вдарил лошади под бока.
Они мчались по раскалённому песку среди барханов. Под палящим тарханским солнцем, которое светило так ярко, что небо сделалось белым, как кость. Енкур, ловчие, евнухи, стражи… все остались далеко позади. А впереди ждал дрожащий от зноя воздух и бешеная скачка, от которой сердце заходилось в груди.
– ….! – Крик. Отчаянный, срывающийся, он тонет в шуме схватки, и слов не разобрать.
Точнее не слов даже, а имени. Тот, кто кричит, зовёт его по имени, но…
Лязг стали оглушает, а рычание шерстяных тварей заполняет собой всё пространство.
Песеголовцы наступают. Дробят булавами черепа, вспарывают животы клевцами. Умело орудуют пращами, и камни свистят в почерневшем от гари воздухе.
Чернявый продолжает рвать глотку. Подлетает, на скаку взрезав пару шерстяных. Из бедра торчит стрела с серым опереньем. Нога залита кровью. Глаза мутные. Рожа в саже.
– Уходим! – хрипло орёт, резко осаживая жеребца, отчего тот привстаёт на дыбы. – В седло, быстро!
Слова не достигают цели. Меч словно врос в руку. Рубить, кромсать и снова рубить. Наотмашь. Вот так. Снова, и снова, и снова.
Чёртовым псам не пройти. Ни за что не пройти!
– Мелкий, разъети тебя конём! – Чернявый спешивается, хватает его за грудки и встряхивает. А потом, видимо для верности, влепляет пощёчину. – Приди в себя!
– П-пусти… – рычит, пошатываясь. Ноги почти не держат. – Надо прикрыть Дубыню-Крепыша!
– Крепыш мёртв. – Слова звучат приговором. – И Злат тоже. И Угрюм, и Бруш-Колчан, и Мал-Грозные-Очи. И все их люди. Все мертвы, Мелкий! Все! Нету больше Первой пятёрки!
Верить не хочется. Морда мокрая и солёная. То ли от пота, то ли от крови, а, может, от дождя – не разобрать. Воздуха не хватает. Слова кончились.
– Все мертвы, слышишь ты? И мы тоже будем, если не очнёшься! – продолжает орать Чернявый. – Песеголовцы подожгли степь! Ковыль горит. Уходим! Быстро!
Она тебя любит… Она тебя любит… Она…
Кто «она»?
Имя. Ты должен вспомнить имя. Вспомни имя!
Вепрь проснулся от чувства падения. Так часто бывает во сне: летишь с бешеной скоростью вниз, вот-вот разобьёшься и вдруг – бац! – реальность.
Он шумно выдохнул и снова смежил веки. Голова гудела.
– Хей, ну и напугал ты нас! – услышал мальчишеский голос над ухом.
Таймур запалил масляную лампу, и тьму разбавил мягкий жёлтый свет. В неверных отсветах Вепрь различил расшитые золотыми нитями драпировки и горы подушек с узорами в виде танцующих змей.
«Где мы?» – хотел спросить он, да с губ сорвался только стон. Глухой и хриплый.
Но оказалось, юному кагану достаточно и этого: пацан понял всё без слов.
– Лежи спокойно, мы в Хаджибру. – Таймур пристроил куда-то лампу и уселся рядом. С тревогой заглянул в лицо. – Ты не умрёшь?
Вепрь мотнул головой, хотя обнадёживать парня не хотелось: когда-нибудь все умрут. Раньше или позже…
– Енкур сказал, у тебя удар.
«Что ж, ему виднее, – равнодушно подумал Вепрь. – Удар так удар».
– Ещё он сказал, что ты был прав… ну… насчёт коня, – юный каган вздохнул. – Жеребца пришлось…избавить от страданий. Как ты и собирался.
Вепрь кивнул. Таймур кивнул в ответ и дважды хлопнул в ладоши. В шатёр тут же впорхнули две молоденькие невольницы, а следом вошёл евнух с подносом.
– Позаботьтесь о нём, – коротко бросил каган. – Да как следует!
Челядины кланялись в ответ.
– Поправляйся, Вепрь! – Таймур дружески потрепал его по плечу и улыбнулся. – Ты нужен мне здоровым и полным сил! А теперь отдыхай. Увидимся завтра на охоте.
Каган поднялся и двинулся к выходу. Невольницы замерли в глубоком поклоне, а евнух, отставив поднос, упал на колени и отогнул полог перед Сиятельным правителем.
Вепрь сморщился, когда рабыни принялись растирать его мазью. Она приятно холодила кожу, но воняла так, что вышибало слезу. На лоб ему положили влажную тряпицу, по бокам уместили валики из вымоченных в ледяной воде простыней. Напоили из кувшинчика. Красота!
Когда девушки закончили, настал черёд евнуха. Вместе с подносом он приблизился к лежаку и… чуть не выронил ношу.
– Ты?! – выпалил на чистом северском.
«Я», – подумал Вепрь, равнодушно мазнув взглядом по говорившему. Высокий, плечистый, когда-то – вне всякого сомнения – удалой и крепкий, но сейчас заметно расплывшийся. Он не казался знакомым. Совсем.
– Ты… – прошипел евнух и аж весь затрясся. – Сучий стервец! Да по твоей милости я…
Он не договорил – не успел: полог распахнулся, и в шатре возник Енкур. Стоумовый Служитель Сиятельной каганэ, наставник и советник юного кагана.
– Ну, как ты? – Евнуха он не замечал. Челядин для такой птицы – пыль из-под лавки, не более. – Оклемался?
Вепрь ответил кивком.
– Жара коварна, – продолжил Енкур. – Северяне плохо переносят здешний климат. В особо тяжких случаях доходит до видений и голосов в голове. А ты хоть и крепкий малый, старайся не рисковать: если к немоте и дырявой памяти добавится помешательство, придётся обойтись с тобой так же, как с тем жеребцом.
Служитель не угрожал. Он говорил дело. И Вепрь это понимал.
Ясен пень, Енкур отследил весь его путь по невольничьим рынкам и прекрасно знал всю подноготную новой игрушки Сиятельной Каганэ. Знал, но молчал. Так что…
Вепрь выразительно посмотрел на Служителя. Тот улыбнулся краешком губ.
– Рад, что ты внял моим словам, Вепрь. Приятно, когда тебя слушают и слышат. А ты… – рявкнул он евнуху. – Чего встал истуканом? Делай дело да проваливай!
– Слушаюсь, господин. – Странный евнух водрузил поднос на пуф рядом с лежаком и подал высокий стакан, до краёв наполненный янтарной жидкостью.
– Надеюсь, это не ослиная моча, – хмыкнул затаившийся в полутьме Призрак, и Вепрь с подозрением покосился на питьё.
– Целебный чай, – пропел евнух, заметив строгий взгляд Енкура. – Вернёт силы и подарит здоровый сон.
– Тебя разбудят до рассвета, – сообщил Служитель, когда Вепрь принялся за чай. – День предстоит нелёгкий, так что выспись.
Он ушёл, а Вепрь прикончил чай и крякнул.
Евнух смотрел на него во все глаза.
– Так ты… Ничего не помнишь… – проговорил он и улыбнулся злой нехорошей улыбкой. – Вот так приятность нежданная! Экие судьба завороты крутит, а?
Вепрь покосился на Призрака. Тот помрачнел.
– Не смотри волком, – евнух продолжал лыбиться. – Мы с тобой подружимся. Вот увидишь.
– Что-то сомневаюсь я в этом… – проговорил Призрак, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Оникс! – в шатёр ворвалась юная рабыня. – Где ты пропал? Господа к себе требуют. Пора готовить омовения!
Кречет, звякнув колокольцем, взметнулся в голубую высь.
Вепрь проводил птицу долгим взглядом. Вот же… Боевой сокол. Охотник. Опасный хищник… крепко приученный к хозяйской руке. Покорный. Послушный. Убивающий ради чьей-то прихоти. Погань…
На душе сделалось муторно. Голова загудела, и барханы поплыли перед глазами под нарастающий звон в ушах.
Она тебя любит. Любит. Она…
– Ты видел? – Таймур сиял лицом, как начищенная бляхя. – Видел?
Усилием воли Вепрь вынырнул из сгущающегося мрака.
– Смотри, там дичь! – Каган пришпорил коня. – Вперёд! Спускайте собак! Хе-гей!
Кречет заклекотал и стрелой рванул вниз. По раскалённому песку от пернатого хищника улепётывал пустынный заяц – талай. Ушастый занырнул в колючие заросли, и сокол с криками принялся кружить над укрытием: достать зайца не представлялось возможным. Но тут подоспели собаки. Лаем они вспугнули затаившегося ушастика и погнали, удерживая на ходу, чтобы не спрятался. Талай петлял, да куда ему, бедолаге, – кречет молнией кинулся сверху, и острые когти впились в шерстистое тельце.
– Да-а! – Таймур пребывал в полном восторге. Он спрыгнул на песок и заторопился к добыче. Следом заспешили ловчие и охрана.
Енкур, восседавший на одногорбом верблюде, тяжело вздохнул и знаком подозвал старшего сокольника.
– Сколько у нас осталось зайцев, – спросил полушёпотом.
– Четыре, господин, – ответствовал тот. – И пять куропаток.
Енкур обречённо закатил глаза.
– До заката не управимся, – сказал он. – Придётся разбить лагерь. Эй, Вепрь. Оставайся при кагане неотлучно, а я подыщу место для стоянки.
Енкур наподдал пятками, и верблюд, неспешно переставляя длинные голенастые ноги с широченными пальцами вместо копыт, двинул к пологим барханам, над которыми висело жестокое тамук-тарханское солнце.
– Хе-гей! – Таймур оказался на редкость азартным охотником. Все, в том числе Вепрь, уже изнывали от жары и плавились, точно свечи. – Не отставай!
Потный, липкий и совершенно осоловевший, Вепрь пустил коня рысью. Хотелось сдохнуть.
Из шипастых кустов выскочило два одинаковых серых зверька. Зайцы рванули в разные стороны.
«Твою же медь, – угрюмо подумал Вепрь. – В глазах двоится».
Вот же, погань.
Однако он ошибся: ушастых действительно было два. И, судя по переглядываниям ловчих, эта парочка в планы не входила.
Неучтённые зайцы. Настоящая дичь.
Соколы взмыли в воздух, гончие засуетились, дёргая привязи. Зной наполнился клёкотом, лаем, криками.
– Давай за вторым! – бросил Таймур и, привстав на стременах, умчался следом за собаками.
Вепрь вздохнул и без особого энтузиазма пустил коня рысью. Куда там драпанул ушастый стервец? Кажется, налево.
Он проскакал приличное расстояние, но не нашёл ни зайца, ни кречета. Поднялся на бархан. Спустился. Поднялся на следующий. Взял к востоку.
– Тебя куда несёт? – Призрак появился неожиданно, и Вепрь вздрогнул. – Охотничья рать в другой стороне. Прогуляться надумал или, может, дёру дать?
Вепрь пропустил шпильку мимо ушей и выразительно посмотрел на песок. Призрак проследил за его взглядом и присвистнул.
– Ух, ты. Верблюжачьи следы. Похоже, Енкур далеко забрался в поисках места для стоянки.
Похоже на то…
Вепрь цокнул языком, и конь зашагал вдоль цепочки следов. Внизу, у подножья бархана, показались заросшие колючками сопки, а в овраге промеж них маячила знакомая фигура.
– Иди ж ты! – Призрак округлил глаза. – Да это же…
Енкур был не один. Он вёл беседу с незнакомцами в тёмных робах и скрывающих лица шемагах. Пустынники. Лихой люд междуречья. Опасные типы! Но ни разглядеть, ни расслышать их Вепрь не мог – слишком далеко. [1]
– Подберёшься ближе? – предположил Призрак.
«Нет», – мысленно ответил Вепрь.
– Вернёшься и доложишь кагану?
«Нет».
– А что же тогда?
«Ничего. – Вепрь развернул коня. – Это не моё дело».
Призрак явно обиделся: до самого возвращения не проронил ни слова, а потом и вовсе исчез. Вепрю было плевать. Он добрался до охотников, натужно разделил восторги Таймура по поводу доброй добычи и уселся под тентом с флягой воды.
Ближе к закату вернулся Енкур. Юный каган, похоже, даже не заметил отсутствия советника.
– Там, у холма отличное место, – сообщил Служитель. – Рядом сардоба, полная воды, поросль мятлика и колючек вдосталь. [2]
– Молодчина, Енкур, – отозвался каган. – Туда и отправимся. Только сперва поймаю ещё куропатку. А лучше – двух!
– Как будет угодно повелителю.
Повелителю было угодно охотиться до морковкина заговенья. Благо, темнело в пустыне рано, резко и основательно, иначе бы он до утра не угомонился. Лагерь разбили только с первыми звёздами, и Таймур собрал всех у костра, отпраздновать удачную охоту.
– Проснись…
Багряное небо. Алый песок. Красные звёзды пляшут вокруг кровавой луны.
– Проснись…
Изрубленные тела. Сладковатый запах мертвечины. Вороны выклёвывают глаза. Шакалы лакомятся сочными потрохами. Весь лагерь завален трупами. Ловчие, псари, конюхи, стражи…
Он убил их. Убил их всех.
В трещинах такыра пузырится маслянистая чёрная жижа. Она выплёскивается на поверхность и принимает форму длинных осклизлых ручищ с узловатыми пальцами. Полужидкие длани тянутся к нему, стискивают предплечья, кандалами сцепляют голени, хватают за горло, парализуют, лишают возможности двигаться и дышать.
– Убийца… – раздаётся из-под земли. – Убийца! Твоё место среди нас. Твоя душа прогнила. Ты наш теперь. Ты наш!
– Проснись…
«Не хочу. Не могу»
– Ты должен. Иначе нельзя. Каганэ уже хватилась сына. Если тебя найдут, запытают до смерти!
Ласковый женский голос звучит сразу со всех сторон. Льётся с неба, шелестит в траве. Он знает этот голос. Хорошо знает. Как и его обладательницу. Увидеть бы её, хоть на мгновение. Обнять. Уткнуться носом в тёмные локоны…
Но этому не бывать. Никогда больше не бывать. Всё ушло. Растаяло дымкой. Не осталось ни надежды, ни веры, ни памяти.
«Пускай запытают, – отвечает мысленно, а чёрные щупальца обвивают коконом, стонут, пищат, норовят утащить под землю. – Всё опостылело»
– Знаю. Но надо бороться. Быть сильным. Проснись!
«Когда просыпаюсь, забываю тебя. Забываю, кем был когда-то»
– Потерпи. Ты вспомнишь. Обязательно вспомнишь. Просто надо вернуть… – голос отдаляется.
Что? Что вернуть?
– Имя! – кричит она откуда-то издалека. – Ты должен вернуть имя, и тогда…
Вепрь очнулся так резко, что дыхание перехватило. Сел. Проморгался. Поглядел на клинок в руке, перевёл взгляд на залитый кровью лагерь и выматерился. Долго. Грязно. И… совсем не беззвучно.
– Ого! У кого-то голосок прорезался? – Призрак присел рядом на корточках.
– Твою мать… – Вепрь зажмурился и мотнул головой. Увы, ничего не изменилось. – Это… моя работа? – Он кивнул на изрубленные тела.
– Не помнишь? – с тоской вопросил Призрак.
– Мне снился голос, – признался Вепрь. – Он велел проснуться.
– И ты проснулся, – кивнул Призрак. – А теперь вспоминай.
– Кто ты?
Призрак отвёл глаза и, кажется, погрустнел.
– Это ты тоже вспомнишь, но позже. Сейчас важно другое. Сосредоточься!
И Вепрь сосредоточился. Смежил веки, надавил пальцами на виски и напряг извилины так, что чуть вены на лбу не полопались.
– Енкур… – пробормотал, не открывая глаз. – Он… опоил меня. И решил выставить козлом отпущения. Его люди перебили свиту и…
– И…? – Призрак смотрел выжидательно.
– Таймур! – Вепрь вскинулся и попытался встать. Не вышло. – Каган у них.
– Что думаешь делать?
– Выслежу и отобью. – Вепрь всё-таки поднялся. Ноги норовили подогнуться: шатало, как на корабле в шторм. – Но сперва поссу.
Призрак хохотнул.
– Смотрю, Енкурова отрава пошла на пользу: к тебе вернулось твоё особое обаяние. Это радует.
Вепрь покосился на него, но ничего не сказал. Этот тип – лишь помутнение в башке, не более, но…
Без него было бы совсем тошно.
Перед тем, как двинуться в путь, Вепрь тщательно обследовал лагерь. Позаимствовал у мёртвого стража портупею с ножнами и подогнал ремни под себя, сорвав к чёртовой матери шнуры добрых намерений. Тщательно протёр ятаган от крови, на всякий случай прихватил второй, а заодно разжился кинжалом – его он вытащил из-под лопатки лежащего ничком сокольника. В палатках нашлись фляги, фрукты, хлеб и сыр. Вспомнив горькую водицу, Вепрь – от греха – опорожнил бурдюки и, спустившись к сардобе, тщательно прополоскал и наполнил заново. Фрукты оставил птицам, а вот хлебом и сыром не побрезговал: запеленал в тряпицу и сунул в заплечный мешок.
Коней нападавшие угнали, но неподалёку от разорённого лагеря бродил одинокий верблюд. Не лошадь, конечно, но всё же.
Вепрь приблизился к горбатому. Схватил за повод.
– Ну? – спросил строго. – И что ты за скотина такая?
Верблюд смерил его долгим грустным взглядом и плюнул в харю. Смачно так. От души.
Призрак зашёлся хохотом.
Вепрь утёрся рукавом, взобрался на горб, вдарил наглецу пятками и рявкнул:
– Поехали!
И они поехали. Правда, хамоватого верблюда всё время приходилось понукать: гад засматривался на колючки, не был в восторге от крутых подъёмов и один раз чуть не опрокинул ездока башкой в песок. Но Вепрь приспособился: и не с таким справлялись. В иссохших зарослях удалось отломать длинный крепкий прут, и дело пошло на лад. Наглая верблюжачья морда быстро усвоила, что новому хозяину лучше не перечить – уж больно рука тяжёлая.
Если спуститься с Гаюн-бархана, взять к северу и ехать четыре дня, можно добраться до истока реки Тамук. Это крохотный родничок среди угрюмых неприступных скал. Ну а если повернуть к югу и сойти по перевалам в ущелье, неминуемо упрёшься в непролазные заросли тарханского терновника, шипы которого напитаны смертельным ядом. Никто в здравом уме не полез бы туда добровольно. Именно это делало путь отличным укрытием для всех, кто не в ладах с властью великих каганов.
Туда Вепрь и направился. Верблюда, правда, пришлось оставить. Но это и к лучшему.
Сплошная стена острых игл озадачила и сбила с толку. Конечно, можно распластаться на пузе и рискнуть пролезть под шипастыми ветками, но… Как же тогда пробрались похитители? С ними пленённый каган, свои и угнанные лошади, Енкур, который вряд ли способен ползать на локтях…
Нет, что-то тут не чисто. В чём же секрет?
Следов рядом с зарослями Вепрь не обнаружил, сколько не искал. Только зря время потратил. Потом попытался раздвинуть колючие ветви. Укололся и пришлось отсасывать яд. Попробовал обойти густую поросль, но она упёрлась в отвесные склоны.
Погань!
Он стоял, чесал в затылке, хмурился и прикидывал варианты, когда услыхал истошные, полные отчаяния вопли.
– Ы-а-а-а-а! Ы-а-а-а-а!!!
Вепрь аж подпрыгнул. Выхватил меч и… понял: орёт верблюд.
Горбатая скотина угодила лапищей в засохший колодец – таких по всей тарханской равнине пруд пруди – и ухитрилась застрять.
– Придётся выручать товарища, – беззлобно усмехнулся Призрак. – Как-никак, он тебя на своём горбу пёр.
Вепрь выплюнул пару ругательств и побрёл к зверюге. Нога зацепилась основательно, пришлось постараться, чтобы вызволить беднягу. Благо, горбатый сообразил, что ему помогают, и особо не рыпался.
Но под мозолистой верблюжьей ступнёй оказался вовсе не колодец. Там оказалась…
Твою ж ковригу!
– Мелкий… – глухо пробормотал ошарашенный Призрак. Ломкая, заморённая жарой почва крошилась и сыпалась, точно песочная коврижка, обнажая прореху, сквозь которую виднелись каменные своды. – Да там же подземный ход! Ай, да верблюд! Ай, да сукин сын!
Недолго думая, Вепрь руками раскопал дыру, чтобы можно было втиснуться, и спрыгнул вниз. На голову полетели комья засохшей земли вперемешку с песком и камнями.
Пещера оказалась на удивление широкой, длинной и такой тёмной, что приходилось двигаться ощупью. Ясное дело, здешние обитатели преодолевали его с факелами, но такой роскоши у Вепря при себе не имелось. Хорошо хоть, дорога проторенная, нахоженная. А судя по тому, что он угодил сапогом в свежую конскую лепёху, проезжали здесь совсем недавно.
Интересно, где спрятан вход? Впрочем, неважно. Сейчас гораздо важнее добраться до выхода.
Наконец, впереди показался проблеск света. Тонюсенькая полоска: луч восходящего солнца просочился в щель промеж плотно сколоченных досок.
Вепрь вжался в стену и прислушался. Выход охраняли двое.
Говорили на тарханском. Быстро, бегло, с прибаутками и каким-то совершенно немыслимым акцентом, поэтому различить удалось лишь отдельные слова.
Завтра. Ждать. Гонец. Условия. Засранец. Держать месяц. Резать глотку.
Этого хватило. Не требовалось быть знатоком наречий, чтобы понять: каган в серьёзной опасности.
Погань!
Вепрь прильнул к щели и попытался рассмотреть убежище пустынников. Получилось плохо: молодецкая спина часового закрывала весь обзор. Вот же…
Вепрь бесшумно извлёк кинжал из ножен.
– Ты ведь не попрёшь на пролом? – шепнул Призрак.
Ответом послужил тяжёлый взгляд. За кого этот тип его принимает? За идиота?
Вепрь отступил глубже, в самую темень. Подождал, чтобы глаза как следует привыкли, нашарил мелкую каменюку и запустил в деревянную дверь.
Часовые вмиг заткнулись. Один кивнул другому, отпёр засов и всмотрелся в чернильную мглу пещеры. Глядел долго. Внимательно. А потом бросил напарнику что-то на своём тарабарском и шагнул под высокие каменные своды.
Вепрь затаился. Притих.
Пустынник обнажил короткий широкий меч с изогнутым лезвием и, осторожно ступая, прошёл несколько ярдов. Удостоверился, что пещера пустая, развернулся, чтобы уйти, и…
Вепрь напал сзади. Ухватил, крепко зажав рот ладонью, и ударил в сердце. Бил наверняка, как учили. Так, чтобы жертва даже пикнуть не успела.
Пустынник обмяк, Вепрь осторожно прислонил его к стене и… схватился за голову: боль прострелила от лба до затылка. Пришлось закусить губу, чтобы не взвыть.
Бил, как учили… Как учили… Учили…
Вот же… погань!
Удар. Удар. Ещё удар. Лезвие впивается в деревяшку. Снова, и снова, и снова… но наставник недоволен.
– Сопляки! – орёт, что есть мочи. Даже ливень пасует перед басовитым рёвом. – Вы не способны даже курицу зарезать! Отложить кинжалы! Разбиться на пары!
Отыскать нужную пещеру оказалось непросто: переходы в скалах петляли, как в лабиринте, и всюду сновали пустынники. Благо, большинство не обращало на Вепря никакого внимания: одетый точь-в-точь, как они, он сделался невидимкой. Но расслабляться не приходилось: любой мимолётный вопрос или оклик мог стать приговором – наречия боевиков Вепрь почти не понимал.
В первой же пещере, куда он сунулся, обнаружились незапертые сундуки, доверху набитые серебром и самоцветами. Во второй – такой низкой, что пришлось согнуться в три погибели – валялись затупленные, покрытые ржавчиной мечи и дырявые доспехи, полупустые колчаны и пробитые палицами шлемы – кровавая дань поверженных врагов. В третьей кто-то зычно храпел. В четвёртой бурлил котелок и приторно воняло грибным чаем. Пятой оказалась уже разведанная первая, и Вепрь выматерился, сообразив, что заплутал.
Погань!
Он зашёл, откуда вышел, и уже собирался начать путь сызнова, но приметил пустынника и вжался в стену: не хватало ещё, чтобы его застали рыскающим среди драгоценных запасов – лишние проблемы сейчас ни к чему.
Пустынник шагал, тихонько насвистывая, и тащил закупоренный кувшин и две чаши. Две на редкость богато украшенных чаши. Серебряные, с золотой каёмкой и массивными резными ножками.
Вепрь нахмурился. Вряд ли рядовой пустынник стал бы пить из таких. Парадная посуда для особых гостей, уж таков обычай. А значит…
Бесшумной тенью он выскользнул из укрытия и двинул следом. Пустынник рассекал по каменным коридорам с завидной уверенностью и в конце концов вышел к просторной пещере. Только войти туда Вепрь ему не позволил. Перехватил на подходе, зажал рот, втащил в угол и с хрустом свернул шею.
– Твои люди – совершеннейшие дикари, – изрёк Енкур, когда закутанный в шемаг Вепрь неуклюже наполнил его кубок. Говорил Служитель на новотарханском, и понять его не составляло труда. – Впрочем, ты и сам не лучше. Вот скажи, к чему держать мальчишку в клетке? Как никак, он – каган.
Его собеседник – широкоскулый здоровяк с оливковой кожей и глазами узкими, точно щели – усмехнулся. В оскале блеснул золотой зуб.
– Пока ещё каган, – пробасил он, особенно выделив злосчастное «пока». – Ты умён, старый Енкур, но многого не знаешь. Клеть ломает волю. День-два на жаре, и за глоток воды он мне сапоги вылижет. А заодно и тебе. Подлей-ка ещё! – рявкнул, обращаясь уже к Вепрю, и протянул чашу.
Вепрь подчинился. Склонился, чтобы наполнить кубок и замер. На поясе узкоглазого болталась тяжёлая связка.
Вот оно!
Стало быть, ключи не у Енкура вовсе!
– Хей! – узкоглазый пнул его сапогом. – Живее!
– Тебе бы рабом разжиться, – посоветовал Енкур. – Они куда расторопнее.
– Пустынники не держат рабов, – мрачно изрёк узкоглазый. – И тебе известно, почему.
– Зато берут заложников.
– Это другое!
Оба захохотали, а Вепрь поспешил освежить кубок Служителя-предателя.
– Ты так и не сказал, кто заказчик, Сартак, – сказал Енкур, глотнув вина.
Узкоглазый смерил каганского советника недобрым взглядом.
– Тебе это знать ни к чему, – изрёк с прохладцей. – Ты получишь всё, о чём просил. Свободу, золото, корабль и войско. Отправляйся на поиски своего дракона, безумный старик, а Тамук-Тархан оставь моим заботам.
– Считаешь меня безумцем?
Сартак фыркнул.
– А кто ещё верит в драконов? Только безумцы!
– Когда-нибудь я докажу, что прав, – спокойно вымолвил Енкур.
– Когда-нибудь я освобожу пустыни Тархана от рабских оков, – отозвался Сартак и поднял кубок.
Енкур отсалютовал в ответ.
– За смелые мечты! – сказал он и сделал глоток. – Но, справедливости ради, замечу: добыть дракона куда как проще.
– В разы! – Сартак расхохотался, сияя золотым зубом, и окликнул Вепря: – Неси ещё вина. И захвати пожрать.
Вепрь учтиво поклонился и вышел, сжимая в кармане заветные ключи.
– Свобода… – пробормотал Призрак, когда Вепрь быстрым шагом двинул к выходу из пещер. – Так вот, за что они борются.
Вепрь осторожно выглянул и осмотрел лагерь. Навроде всё как всегда: арбалетчики бдят, прохаживаясь по склонам взад-вперёд, всадники возятся с конями, игруны метают кости, часовые несут караул. Тишь, гладь да благодать.
– Наверное, пустынники – беглые рабы, – предположил Призрак. – Скорее всего – каторжане с рудников.
Вепрь выскользнул из-под каменного свода, перебежал к противоположной скале, чтобы солнце светило в спину – при таком раскладе даже самый меткий стрелок не сумеет толково прицелиться, – и подобрался к клетям.
– Рисковый ход, похитить самого кагана! За ними кто-то стоит, не сомневаюсь. Кто-то очень могущественный. Этот кто-то прикрывает им спину, но резоны имеет свои. Что скажешь?
– Заткнись.
Сощурившись, Вепрь наблюдал за перемещениями часовых.
Снился зимний лес. Пятна крови на белом снегу казались россыпью гранатовых бусин. Бой во сне кончился почти так же. Только там он боролся с вампиром, кажется. Точнее, с вампиршей. Сиськи у неё конечно – просто… ух, какие! Призраку-Полумесяцу особенно глянулись. А ещё там был евнух. Тот самый, черноволосый, с премерзкой ухмылочкой. Вот же…
Вепрь долго не мог прийти в себя после таких ночных приключений и чуть не опоздал на аудиенцию.
Айра сидела, подперев подбородок, и задумчиво пялилась на деревянную доску, где вели бой чёрные и белые фигурки, искусно вырезанные из слоновой кости. Каганэ переставляла их, подолгу обдумывая каждый ход. Когда чёрная костяная башня с лёгким стуком повалила нарядного белого кагана, Айра соизволила заметить визитёра.
– Умеешь играть? – поинтересовалась, заново расставляя фигурки.
Вепрь мотнул головой.
– Полноте, – пожурила каганэ. – Говори нормально.
– Не умею.
– Хочешь, научу?
– Нет.
Айра улыбнулась.
– Я каганэ. Мне не отказывают.
Вепрь вздохнул и опустился рядом.
– Как твои раны? – спросила Айра, размещая каждую фигурку на особой клеточке.
– Жить буду.
Она подняла глаза и смерила его долгим взглядом.
– Каган вознамерился отблагодарить тебя за спасение. Проси, что хочешь – он исполнит любое желание… в разумных пределах, разумеется.
– Ничего не нужно.
Айра пропустила ответ мимо ушей. Подняла с доски самую красивую фигурку и принялась рассматривать.
– Это каганэ, – сказала она. – Её власть на доске безгранична. – Айра вернула фигурку на место и взяла другую. – А вот каган слаб и беззащитен. Какая ирония!
– Она точно про игрушки сейчас толкует? – нахмурился сидящий на подоконнике Призрак.
Вепрь метнул на него быстрый взгляд и вернул внимание Сиятельной пэри. Однако она, казалось, говорила сама с собой.
– Иногда, чтобы сохранить кагана, приходится ставить его под удар. А ещё жертвовать кем-то… кем-то другим. Ради общего блага. Понимаешь?
Вепрь кивнул, хотя на самом деле не понимал ничего. Ох, уж эти высокие материи!
– Она о Енкуре, дуболом, – подсказал Призрак. – Каганэ ловила мятежников на живца, а Енкур стал разменной фигурой.
Айра вздохнула.
– Мне жаль, что так вышло. – Она коснулась его подбородка и вынудила заглянуть в глаза. – Тебе крепко досталось?
– Пустяки. – Вепрь лгал. Три дня он маялся в жестокой лихоманке, бредил, призывая какую-то хозяйку, и едва не отправился в златые чертоги Солнца. Придворные лекари и знахарки сбились с ног, пытаясь вернуть его к жизни. На четвёртые сутки он пришёл в себя, но был так слаб, что не мог донести до рта кружки. Потребовалась без малого седмица, чтобы он сумел, наконец, встать на ноги. – Случалось и хуже.
– Не сомневаюсь, – сардонически изрекла Айра. – У меня, к слову, имеется для тебя особенный гостинец. В северных землях ходит легенда, будто если возлечь с поляницей, отступит любая хворь, а силы прибавится втрое. Слыхал о таком?
Вепрь пожал плечами. Может, и слыхал.
– Я выкупила одну по случаю. Лерийские ловцы бахвалились, что раздобыли редкий товар, и не соврали. Девственница. Чиста и невинна. Обошлась дороже, чем стадо верблюдов. Показать?
Вепрь собрался мотнуть головой, но вовремя вспомнил, что каганэ не отказывают.
Ладно, что уж там. Девственницей больше, девственницей меньше. Какая разница? Лишь бы сил хватило.
Он кивнул.
– Ведите! – крикнула Сиятельная каганэ, дважды хлопнув в ладоши. К игрушкам на доске она утратила всякий интерес. К чему они, когда есть живые куклы?
Поляница оказалась совсем юной – зим семнадцать, не старше. Белая кожа. Льняные волосы. Васильковые глаза. Связанные руки. Кляп во рту…
Предусмотрительно.
– Ну, что? – глаза Айры похотливо заблестели. – Развлечёшься? Или силы не те? Ежели слаб, я кликну Губителя дев. Уж он от такой красоты не откажется!
Вепрь поднял на каганэ сумрачный взгляд.
Она накрыла его пах ладонью. Легонько приласкала. Всё, что осталось – развязать тесёмки на штанах…
Девчонка смотрела так, будто он собрался её резать. Скулила и таращила глаза. По щекам катились слёзы.
Глупая.
Вепрь ухватил её за ворот и резко дёрнул. Туника с треском разошлась по швам, открывая взору маленькие упругие груди с розоватыми сосками. Он накрыл одну ладонью, и по белоснежной коже побежали мурашки. Девушку трясло. И она скулила всё громче, словно пытаясь что-то сказать. Вариантов имелось немного: либо начнёт молить о пощаде, либо осыплет проклятьями. Ни то ни другое сейчас ни к месту. Поэтому…