ХРОНИКИ АТРИУМА
ХЕЛЬКОНУНГ
Глава I: Реалии жестокого мира.
Пролог
Пророчество
Имя моё – Фабиан. Уже тридцать лет я числюсь на службе в Храмовых островах. Сегодня был двадцать третий день месяца лугового цвета, времени полного солнцестояния, 1125 год. Я всё фиксирую дотошно — привычка летописца, от неё не избавиться.
Утро началось обыденно: проснулся, умылся, позавтракал в общем зале. Вроде бы ничего особенного — обычный порядок вещей.
После трапезы все разошлись по своим занятиям: кто-то учил ремёслам, кто-то засел над зельями, а я же вернулся к своей летописи. Всё шло так, как должно было идти — размеренно, без неожиданных поворотов.
Я работал с хрустальным шаром, именуемый Оком Ветра. Артефакт редчайший, настоящий шедевр Храмовых островов.
До сих пор не понимаю, как старейшине Вунду удалось создать такое. Скажу честно: взгляд в его глубины — всё равно что заглядывать в ткани мироздания. Там отражалось всё: всплески искр магии, чужие козни, странные происшествия в самых отдалённых уголках доступного мира. А мне, как летописцу, нужно было просто смотреть и записывать всё происходящее.
В последние годы мои записи оказывались скудными: имперский двор и любовные интриги вокруг него, крестьянские стычки, стражи на службе империи. Простейшие сюжеты. К сожалению, к более интересной информации доступа не было. Имперские маги хорошо охраняли секреты императора.
Я почти задремал над очередной строкой, когда шар вспыхнул синим светом — ярко, как пылающий огонь в нашем кабинете. Я прищурился от света. В кабинете раздался треск.
Вздрогнув, я вскочил из-за стола и отступил на пару шагов. Но писчее любопытство, как всегда, победило. Осторожно вернувшись, заглянул во внутрь — и едва не поперхнулся воздухом.
Дитя. Я видел рождение ребёнка. Именно рождение, без всяких прикрас. И не где-нибудь, а в деревне у Великой стены Эдо, той самой, что отделяет людей от таинственной долины. Место называлось просто и без затей — Приграничье Эдо.
Передо мной предстала молодая девушка. Разглядеть её не успел, как изображение резко переключилось на людей, что стояли за дверью и обсуждали её. Кто-то даже заключал пари на то, кто может быть отцом ее ребенка. Одни утверждали, что кто-то из местных, другие — что сам Император. А учитывая, что около девяти месяцев назад Авенсис Кларкс останавливался в той самой деревне и всегда слишком пристально смотрел на женщин необычной красоты…
Сфера вернулась к девушке. Теперь я смог её рассмотреть. Уставшей после тяжёлых родов, она оставалась прекрасной: ледяной взгляд голубых глаз… И это в сочетании с солнечными веснушками и бесконечно теплой улыбкой.
Я понимаю — грехи людей различны, но сочетание «не от мира сего» и невероятной красоты редко приносит владельцу добро. Красота казалась не только даром, но и проклятием.
Трогать артефакты без разрешения старейшины Вунда — запрещено. Но неведомая сила тянула меня к шару, словно сама судьба подталкивала. Я не мог совладать с желанием — ладонь сама легла на гладкую поверхность. Лёгкое тепло пробежало по пальцам, и веки тяжело сомкнулись. В этот миг я будто оказался рядом с ней: живой, дышащей, в её глазах.
— Мариэль… — прозвучало в сознании женским голосом.
Я вздрогнул и резко отдёрнул руку, будто обжёгшись.
Но мысли не отпускали. Если то, что я видел, правда — Император Авенсис Кларкс действительно мог поддаться её чарам. Как устоять перед такой женщиной, если даже храмовник пал, лишь взглянув на её мираж? Я нарушил запрет Вунда, но это ничто по сравнению с тем, что отражалось в шаре.
Если ребёнок и вправду сын Авенсиса, то кто знает, что может в дальнейшем случится с Империей. Хаос, разруха, дворцовые интриги, борьба за трон, междоусобицы. И не только враги Кларкса, но и его союзники будут охотиться за ребёнком. Искра скандала способна разжечь пламя войны, охватившее весь мир.
Обычно за это время я успеваю записать десяток страниц, но тут… рука просто зависла над пером. Я поморщился. С одной стороны, наблюдать, как история готовится к повороту, было… захватывающе. Но с другой — понимание того, сколько бессмысленной крови это принесёт, вызывало отвращение.
Вздохнув, я заметил, что опять отвлёкся на собственные рассуждения, и снова уставился в шар. Я смотрел не отрываясь. Моё любопытство не давало отойти ни на шаг.
Несколько ночей подряд я не позволял себе по-настоящему уснуть – только короткие дремоты и перекусы из припасов: пара бутербродов, яблоко. Всё это время смотрел в сферу, стараясь ничего не упустить.
Мариэль уже дала сыну имя, Шантери – в честь лесных духов, по легендам обитающих за стенами долины Эдо. Она жила в нищете, и её лицо ясно говорило: сил и средств растить ребёнка у неё нет. Любовь к сыну боролась с отчаянием, но разум шептал суровую правду: рядом с ней он не выживет.
И вот, тогда она решилась.
Но только на словах. В течении дня я видел, как она, то прижимала малыша к груди, шептала ему колыбельные и смеялась сквозь слёзы, то внезапно замолкала, стискивала губы и долго сидела, глядя в одну точку. Несколько раз вставала, будто уже собираясь уходить навсегда, но возвращалась, не в силах оторваться от сына.