Хроники Кармы: Зов Бездны

Глава 1.

Опять этот звук.

Не дождь – он даже приятный, убаюкивающий. Нет, это гул. Гул пустоты, оставшийся в ушах после школьного ада. Как будто кто-то выключил звук у мира, но оставил вибрацию. Невыносимую. Пульсирующую. Почти нереальную.

Меня зовут Эва. Мне пятнадцать. И я – призрак. Не в прямом смысле. Просто... незаметная. Невидимая. Серая мышка в ярком, шумном мире Садбери.

Город старается: осенью клены – будто пылают, озеро Рэмси сверкает, даже старые шахтерские холмы заросли травой, став почти живописными.

А я? Я — пятно размытого графита на этой акварели.

Иногда мне кажется: я не просто не отсюда. Я не совсем здесь.

Школа… каждый день — проверка на прочность невидимости. Я вжимаюсь в стены, пока мимо проносятся стайки живых — цветные, громкие, настоящие. Их энергия отталкивает меня, как ветер. Я не вписываюсь. Ни в их разговоры. Ни в их взгляды. Ни в их смех.

Моя форма — серый мешковатый свитер, джинсы. Униформа невидимости. Камуфляж для призрака.

А голос...

Он заперт глубоко внутри, будто в колодце, закованном цепями. Слова не вылезают. Даже простое “привет” — подвиг. Даже взгляд — пытка. Лучше быть тихой Эвой. Лучше раствориться.

Обед — священное уединение. Моя крепость — дальний угол библиотеки или скамейка у старой сосны, где иголки шепчут громче мыслей. Я ем один и тот же бутерброд (сыр и огурец, спасибо, мама), читаю фэнтези (мир, где я могу быть кем-то другим), и наблюдаю.

Там, у входа, “солнечная” группа: Джесс, Лиам, Челси. Они излучают свет. Их мир — тёплый, насыщенный. Мой — серый. Холодный. Я не завидую. Я просто… не умею быть звучной.

И всё же. Иногда я думаю — а вдруг я не просто странная? Вдруг я… не совсем из этого мира?

Дорога домой — тоже квест. Я не сажусь в автобус. Я иду пешком. Мимо озера, где серые волны как будто шепчут что-то на непонятном языке. Мимо “Big Nickel” — огромной серебряной монеты, торчащей из земли, будто артефакт из чужого времени. Мимо старой кофейни на Мун-Бич, где я прячусь с маленьким латте и книгой. Там я наблюдаю за другими. За живыми. Как они говорят? Как знают, что сказать?

Дома тихо. Мама — врач, приходит поздно. Папа — здесь, но не здесь. После аварии он ушел в свой внутренний мир, закрытый, как подземелье. Мы с ним — два острова молчания в одной квартире. Иногда я пытаюсь пробиться — рассказываю что-то о книге, о птице. Он кивает:

— Это хорошо, Эв.

И всё. Снова тишина. Она липкая. Она как плед. Укрывает с головой. Иногда по ночам, прижав лоб к стеклу, я думаю: Я ведь есть. Вот же я. Я чувствую. Слышу. Дышу. Но так тихо. Что если я просто... исчезаю?

Болезнь отца — это не просто медицинский диагноз, а состояние растворения в тишине, уход внутрь себя, будто душа отстранена от тела, но не ушла окончательно. После тяжёлой автомобильной аварии он физически выжил, но получил черепно-мозговую травму, и с тех пор стал другим: молчаливым, отстранённым, как будто его разум застрял в каком-то полутени, где время течёт иначе.

Врачи называли это сочетанием посттравматического синдрома и когнитивных нарушений, возможно, лобной дисфункцией: он мог выполнять простые действия, узнавал людей, но почти не говорил, не проявлял инициативы, редко смотрел в глаза. Иногда он просто сидел у окна по нескольку часов, будто что-то искал в небе или наблюдал за чем-то, чего не видно остальным. Его движения стали вялыми, взгляд — тусклым, а реакция — замедленной.

Для меня это был живой человек, ставший призраком в своём теле. И это роднило — я, девочка, которую никто не замечал, и он, мужчина, которого все уже перестали замечать.

Вечер был, как и всегда. Я — в углу дивана с книгой. Папа — в кресле у окна, смотрит не на дождь, а сквозь него. Его руки, некогда сильные, просто лежат. И вдруг.

— Эв?

Я вздрогнула. Сердце ударилось, как от магического вызова. Я подняла глаза. Он смотрел на меня. Не через, не мимо. На.

— Да, пап? — прошептала я, будто опасаясь спугнуть что-то хрупкое.

Он замер, как будто боролся с заклятием, перебирая слова:

— Хочешь... чаю? У меня новый. С бергамотом. Эрл Грей. Ты же любишь?

Я не могла поверить. Это было не просто “разговор”. Это было — трещина в заклинании молчания. Он вспомнил. Он услышал.

— Да. Хочу, — выдохнула я. — Эрл Грей. Очень.

Он поднялся. Медленно. Как оживающая статуя. Я смотрела, как он включает чайник, достаёт мою кружку — ту самую, с синими цветочками. Всё — как ритуал. Как призыв. Как магия. Он вернулся с подносом, поставил кружку рядом со мной.

— Осторожно, горячо.

— Спасибо, пап, — прошептала я.

Мы сидели. Пили чай. Молчали. Но тишина была другой. Не пустой. Не мёртвой. А... наполненной. Как будто между нами открылся портал. Крохотный. Но настоящий. Он больше не сказал ни слова. И я — тоже. Но в его взгляде было что-то живое. Как будто он — увидел меня. Впервые за долгие годы. И в эту секунду я почувствовала:

Я не просто призрак. Я не просто тихая Эва. Я — часть этого мира. Или, может быть, мост между двумя. И в этом звуке дождя, в тепле чашки, в его голосе — был отклик. Первый. Тихий. Но слишком явный, чтобы быть случайностью. Я — Эва. И, кажется… что-то начинается.

Грохот обрушился на наш старый дом, как кувалда по крышечке консервной банки. Я вздрогнула, едва не уронив ложку с манной кашей. За окном, затянутым пыльной сеткой, бушевала настоящая стихия. Небо рвалось в клочья ослепительными молниями, а гром катился по невидимым рельсам прямо над нашей покосившейся крышей. Казалось, сам воздух гудел от напряжения.

— Эва... шумно, – слабый, хриплый голос донесся из полумрака комнаты.

— Это гроза, пап, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойнее, чем было на душе. – Скоро пройдет. Дай-ка я тебя поправлю.

Мой мир сузился до этих четырех стен, пропахших лекарствами, камфорой и тихой безнадежностью. Подошла к кровати. Папа лежал, укрытый до подбородка застиранным пледом, его лицо в полумраке казалось восковым, изможденным. Глаза, когда-то такие живые и умные, теперь часто смотрели куда-то внутрь, в неведомые мне дали. Я поправила подушку, проверила, сухо ли под ним, машинально коснулась его лба – не горячо ли. Мои движения были отточены до автоматизма, тихие, плавные, чтобы не беспокоить.

Глава 2.

Я долго не могла уснуть. Амулет лежал рядом на прикроватной тумбочке, пульсируя едва заметным светом — словно дыхание древнего существа. В комнате царила липкая, настороженная тишина. Только папино прерывистое дыхание, да капли дождя, стекающие по стеклу. Я смотрела в потолок. В груди стучало — страх и странное возбуждение сплетались в узел. Я чувствовала, что изменилась. Но не понимала — как. А потом — началось.

В углу комнаты, там, где сливались тени, воздух сгустился. Как плотный, темный дым. Шевельнулся.

Я замерла. Мурашки пробежали по коже. Сердце будто остановилось.

Из мглы выплыли силуэты. Призрачные. Бледные. Почти прозрачные. Лица размыты, черты — зыбкие, как дым над костром. Но глаза... Глаза сияли болезненным, мертвым светом.

Я не могла ни закричать, ни пошевелиться. Они смотрели на меня. Много. Со всех сторон. И вдруг — голос. Или голоса? Они звучали как шёпот в голове, словно тысячи невидимых губ произносили слова сразу:

— Эва… слышишь?

Я не ответила. Только сглотнула, дрожа.

— Не бойся… Ты уже между мирами. Мы — не враги. Мы — те, кто пришёл прежде. Те, кого поглотила сила Раху Янтры.

Я не понимала.

— Что… что это? Кто вы?..

Шёпот стал гулом:

— Мы — отражения. Мы — тени. Мы знали этот амулет, как ты знаешь своё сердце. Его сила — древняя. Его жаждут. За ним придут. За тобой — тоже.

Голова кружилась.

— Кто придёт? Кто?..

— Люди. Те, что скрываются среди живых. Те, кто ищет Янтру. Они носят личины друзей, учителей, наставников. Они скажут тебе: “Отдай”. Они пообещают защиту. Они лгут.

Я судорожно схватила амулет. Его ледяная поверхность будто откликнулась — дрогнула в ладони, согреваясь.

— Почему я? Почему этот кулон выбрал меня?

Шёпот ответил почти ласково:

— Потому что ты — связанная. В твоей крови есть древний шрам. Ты не знала, но сила ждала тебя. Сила… и проклятие.

Один из силуэтов приблизился. Его лицо стало чуть чётче: девушка. Бледная, с длинными волосами. Пустые глаза. Печальная улыбка.

— Я была как ты, Эва. Я верила. Я доверяла. Я отдала кулон — и умерла. Ты не должна повторить мою ошибку. Никому не верь. Даже тем, кто назовёт себя твоим спасителем.

— Но… что мне делать? Я одна...

Силуэты начали рассеиваться, таять в воздухе. Но в голове звучало последнее предупреждение:

— Ты уже не одна. Раху Янтра ведёт тебя. Но плата за силу будет. Запомни: всё имеет свою цену.

И комната снова наполнилась тишиной. Я осталась лежать в темноте, сжимая амулет. Холод металла обжигал ладонь. Я больше не была просто Эва. Но впервые в жизни я почувствовала, что война за мою душу уже началась.

Я проснулась внезапно, как будто кто-то толкнул меня изнутри. Солнце уже пробивалось сквозь грязное оконное стекло, отбрасывая на пол длинные, тонкие лучи. Комната казалась прежней — но теперь я смотрела на неё иначе. Мир больше не был простым.

На тумбочке всё ещё лежал амулет. Его гладкая поверхность ловила свет, отбрасывая слабый, почти незаметный блик. Я протянула руку, едва коснувшись его. Лёд. Холод, живущий внутри.Шёпоты ночи ещё звучали в памяти: «Они придут. Они будут лгать.»

Я села на кровати. Голова тяжёлая, сердце гулко стучит. Огляделась: шкаф, книги, папина старая фотография на стене. Всё вроде бы на месте. Но между предметами — зыбкий, едва уловимый налёт странности. Как будто пространство чуть колышется. Я различала тонкие потоки света, почти прозрачные нити, связывающие предметы, — эхо того, что я видела ночью.

Я поднялась и подошла к окну. Двор залит серым утренним светом. Дождь стих, оставив лужи на потрескавшемся асфальте. Листья клена блестят каплями, как маленькие зеркала. Машины соседей, школьники с рюкзаками — всё идёт своим чередом. Но внутри меня — другое утро. Чужое. Наполненное невидимым знанием.

Папа был в кресле. Всё так же — тихий, отстранённый, с рассеянным взглядом. Я подошла ближе, присела рядом.

— Доброе утро, пап, — шепнула я.

Он медленно повернул голову. Глаза встретились. И на долю секунды я увидела в его взгляде что-то — неуловимый отблеск. Как будто он тоже чувствует перемены.

— Утро… — глухо пробормотал он, — Эв… будь осторожна…

Я вздрогнула. Сердце застучало сильнее.

— Что? Почему?

Но он уже отвёл взгляд, провалившись обратно в свою беззвучную пустоту.

Я медленно поднялась. Неожиданное предупреждение в его устах звучало пугающе созвучно ночным шёпотам. Как будто что-то… или кто-то… говорил со мной его голосом.

Я подошла к комоду. Амулет — снова в руке. Металл холоден, но уже не пугает. Наоборот — он будто пульсировал в такт моим мыслям. “Я не одна,” — сказала я себе.

И тогда — едва заметный отклик внутри: словно отголосок далёкого дыхания. Или… присутствия. Как будто Янтра слышит меня.

Сегодня я должна была пойти в школу. Сделать вид, что всё как обычно. Что я — всё та же невидимая Эва. Но знала: с этого утра я уже не прежняя.

***

Тихий утренний полумрак. Я стою на кухне, торопливо допиваю чай. За стеной – глухой, разрывающий кашель. Мама уже ушла, ее чашка стоит в раковине, единственный признак хаоса в идеально чистой кухне. Сквозь пенку на чае пробивается последний сладкий глоток. Горячо. Слишком горячо, но времени ждать нет. Ранец, уже набитый учебниками до отказа, предательски тяжело давит на плечо. Взгляд цепляется за мамину чашку. Ушла рано, как всегда. “Критичный проект”, “сроки горят”. Ее утренняя суета, запах духов и кофе – уже далекий эхо. Остались мы с папой. И этот кашель.

Он появляется в дверях кухни, опираясь о косяк. Как будто не просто прошел три шага из спальни, а поднялся на Эверест. Папина пижама висит на нем, как на вешалке – слишком просторно. Лицо серое, осунувшееся, только глаза живые, теплые, как всегда. Он пытается улыбнуться, но новый приступ кашля сгибает его пополам. Я замираю, кулаки сами сжимаются. Хочется подбежать, стукнуть по спине, как он мне когда-то стучал, когда я поперхнулась леденцом. Но я знаю – нельзя. Он машет рукой: мол, все нормально, пронесло.

Глава 3.

День был серым. Тяжелым. В школе шептались — Орден где-то рядом. Я чувствовала их взгляды, скользящие по мне.Но хуже всего было то, что я начала... слышать. Не слова — ощущения. Как шорохи мыслей других людей. Их страхи. Желания. Зависть. Грязные пятна, пульсирующие вокруг, как дым.

К вечеру голова гудела, как после удара. Я с трудом добралась до дома, захлопнула дверь, тяжело прислонилась к ней, сползая вниз. Амулет под свитером будто жёг кожу.

— Хватит… — прошептала я. — Замолчи…

Но вместо покоя пришла волна. Что-то хлынуло из глубины. Гул. Ритм. Словно сердце у самой земли забилось в такт моему. Воздух в комнате задрожал. Амулет вспыхнул.

Вокруг меня закружились нити — прозрачные, серебристо-синие, как дым от свечи, но плотные. Они оплели мои руки, запястья, плечи. Медленно — как змеи. Я вскрикнула, пытаясь стряхнуть их — но нити лишь плотнее сжимались.

Пульсация амулета участилась. Он словно вытягивал из воздуха невидимую энергию. Комната изменилась: стены дышали. Я видела, как в углах мерцают призрачные силуэты — остатки старых эмоций, чужих и моих собственных.

Я в панике дернулась — и в этот момент сила хлынула наружу. На столе вздрогнула и взлетела кружка — в воздухе её окружила тонкая паутина света. Бумаги взметнулись вихрем, будто пойманные в торнадо. В стекле окна появились тонкие трещины — как будто само пространство дрогнуло.

Я закричала.

И амулет ответил — холодным ударом в грудь. Вихрь замер, нити рассыпались в воздухе, кружка упала, разбившись. Всё стихло. Осталась только дрожь в руках — и осознание: Я могу. Я что-то выпустила. Это — не конец. Это — начало.

Комната была черной коробкой, за окном мерцал редкий свет от уличного фонаря. Шторы шевелились от слабого ветра. В этой тишине любой шорох казался шагами.

Они придут за мной. Теперь я знала — за мной охотятся.

Я вытащила амулет из-под футболки. Он холодил кожу, как всегда. Только сегодня — сильнее. Он будто знал, что произошло.

— Ты ведь… живой, да? — прошептала я.

Глупо говорить с металлом. Но после всего, что я видела, глупость потеряла смысл. Амулет вспыхнул мягким, пульсирующим светом — словно откликнулся. Я сжала его в ладони.

— Кто они? Орден. Они сказали, что хотят помочь... но я видела. Я чувствовала.

Мерцание усилилось. Внутри меня всплыли чужие слова. Нет — образы. Мысли. Чей-то голос, не мой: Они — охотники. Они ищут силу, но не силу твою. Силу того, что я хранил веками.

Я прижала амулет к груди, ощущая глухой стук собственного сердца.

— Почему тогда ты у меня? Почему я? Я ведь… никто.

Мягкий вихрь света закружился вокруг его кромки, рождая образы: пустая долина; древний храм, разрушенный временем; люди в темных мантиях; вспышка ритуала; бегство. И, наконец, — меня. Одинокая девочка в пыльной библиотеке.

Ты — не случайность. Ты — последняя нить. Не их нить. Моя.

Мурашки пробежали по спине. Я почти почувствовала чье-то прикосновение — невидимое, как ветер.

— Я не понимаю…

Тень прохлынула в глубине амулета — словно зрачок. Я снова услышала: Пока — нет. Но когда Орден приблизится… ты должна выбирать. Им не доверяй. Их истина — узел из лжи.

Я сжала зубы, сдерживая дрожь:

— А тебе доверять можно?

Долгая пауза. А потом — последнее, тихое:

Я — сила. Либо ты будешь управлять ею. Либо она — тобой.

В этот момент пламя лампы на прикроватной тумбочке дрогнуло, будто в комнате появился кто-то третий. Я зажмурилась. Сначала — странный холодок между лопаток. Будто взгляд. Потом — шаги. Едва различимый звук на лестничной клетке.

Щелкнул дверной замок. Тихо, почти ласково. Словно кто-то изнутри квартиры поворачивал ключ, хотя я точно помнила: я сама его закрыла.

Я медленно встала с кровати. Сердце стучало глухо, как барабан перед казнью.

— Эва, — раздался мягкий мужской голос из темноты.

Я вздрогнула. Он уже был здесь. В комнате. В лунном свете из тени проступил силуэт: высокий человек в длинном тёмном плаще, словно растворённый в пространстве. Его лицо скрывал капюшон, но я чувствовала — он улыбается. Спокойно. Даже... заботливо.

— Кто вы? — голос сорвался.

— Я — Проводник, дитя. Имя мое Равик. Я из Ордена. Мы долго наблюдали за тобой.

Я отступила назад, пока не упёрлась в холодную стену.

— Ты впервые раскрыла силу, — продолжал он, — и теперь ты в опасности. Они будут искать тебя. Другие. Менее… доброжелательные.

— Кто “они”? — прошептала я.

Проводник чуть наклонил голову.

— Есть те, кто охотится за амулетом. И есть те, кто охотится за тобой. Потому что ты — ключ.

— Ключ? К чему? — мой голос звучал странно, будто не мой.

Он не ответил сразу. Вместо этого медленно вытянул руку — на пальце блеснул серебряный перстень с тем же знаком, что я однажды видела во сне. Полумесяц, вплетённый в сложную янтру.

— Мы можем помочь тебе. Обучить. Защитить.

— Защитить… от кого?

— От самой себя, — мягко сказал он. — И от тех, кто придёт ночью, если ты откажешься.

Я почувствовала, как в амулете на груди что-то дернулось. Будто что-то внутри него зашипело в ответ на его слова.

Не верь ему.

Голос. Тихий, ледяной шепот внутри сознания.

Я судорожно сглотнула. Всё нутро кричало — бежать.

Но Проводник не двигался. Его голос оставался вкрадчивым, почти отеческим:

— Подумай, Эва. Мы придем снова. Очень скоро. А пока... не носи амулет открыто. Некоторые уже чуют его запах.

Он сделал шаг назад — и исчез. Не растворился в воздухе — скорее... будто ночь сама закрылась вокруг него, как дверца. Я стояла, не в силах пошевелиться. “Ключ.” “Опасность.” “Мы придем снова.”

Я только начинала понимать, во что втягиваюсь. Мир больше никогда не станет прежним. Я села на полу, скрестив ноги, в полутьме своей комнаты. Окно было завешено одеялом, лампу я выключила. Только слабый лунный отсвет вырезал бледные полосы на полу.

В центре — он. Амулет. Раху Янтра.

Глава 4.

Я шагнула — или, может быть, меня втянули — и всё вокруг оборвалось. Тишина. Не та, привычная — звенящая, гулкая, давящая. Здесь не было ни света, ни тьмы. Лишь серебристая зыбь, как поверхность жидкого стекла, уходящая во все стороны. Я стояла — если это можно было назвать стоянием — на тонкой грани отражений, где каждый мой вздох откликался сотнями искажённых силуэтов.
Зеркальное Лоно.
Я поняла его суть не умом — кожей, костями, нутром. Это не просто тюрьма. Это… семя. Ядро старого мира, который Орден прячет уже столетия. Сердце древней истины, замурованной в этом межмирье, словно гниющая кость в янтаре. Там покоится сила. Не просто магия. Не просто энергия. Она могла выжечь реальность. И — соткать её заново.
Я слышала дыхание этого места. Оно звало и шептало, как голос из глубин колодца: «Ты часть меня. Ты — сосуд. Впусти меня, дитя крови и света. Отринь ложь Ордена. Они боятся. Они заперли меня, чтобы удержать жалкое равновесие. Но ты… Ты станешь началом.»
Образы проносились перед глазами — города, падающие в небытие, звёзды, вспыхивающие и гаснущие, люди, чьи лица расползались, как дым. Я чувствовала: если откроюсь — шагну — они больше не смогут меня остановить. Ни Орден, ни этот мир.
Амулет у груди дрожал, как живой. Его свечение стало тусклым, будто и он боялся того, что скрывается здесь. Но поздно. Я уже стояла на границе того, что никогда не должно было быть потревожено.
— Эва… — донёсся голос, не мой, не чужой. — Выбор за тобой.
Я сжала амулет, стоя в этом безвременном пространстве, ощущая, как хрупка стала грань между мной и чем-то… безымянным. Серебристая гладь вздрогнула. Звука не было, но я чувствовала дрожь, словно чужое дыхание прошлось по моей коже. Из зыби, из самой ткани Лона, медленно выполз силуэт. Он не шёл — он стекал, как тень, собираясь в человеческую форму.
— Искушающая тишина, не так ли? — голос был гладким, как шёлк, и колючим, как ледяная сталь. — Добро пожаловать в сердце между мирами, Эва.
Фигура завершила своё превращение. Передо мной стоял мужчина, высокий, неестественно худой, с лицом, будто высеченным из черного обсидиана. Его глаза... нет, не глаза — бездонные воронки, в которых пульсировала тьма с отблесками серебристого света.

— Кто ты? — прошептала я, хотя сердце уже знало ответ.
— Я — Искушающий. Один из тех, кто был соткан здесь, в Лоне. Я — голос возможностей. Я — отражение твоих желаний.
Он сделал шаг ближе, не оставляя следов на гладкой поверхности.
— Тебе уже показали истину. Орден боится её. Они боятся тебя. Они дрессируют тебя, как зверя, хотят удержать на цепи. Но ты создана для большего. Ты можешь взять Силу. Ты можешь стать Вратами. Позволь мне — я научу.
Я сжала амулет. Его пульсация стала судорожной.
— Я не… готова.
— Никто не готов, — усмехнулся Искушающий. — Но именно в этом — вся суть.
И в этот миг пространство разорвалось шрамом света. Из разлома вышла девушка.
Её кожа светилась лёгким жемчужным свечением, а волосы — иссиня-чёрные, словно ночное небо перед бурей. Глаза — цвета переливающегося янтаря, в их глубине плескалось нечто древнее, бездонное.
— Отойди от неё, Тень, — произнесла она, её голос был тих, но властен. — Ей не нужны твои шепоты.
— Мара… — протянул Искушающий, почти ласково. — Маленькая дрожащая песчинка времени. Ты снова лезешь туда, куда тебе запрещено.
— Я Хранитель. Моё место — здесь, — ответила она, поднимая руку.
Вокруг её пальцев закружились нити света, закручиваясь спиралями, будто она плела паутину из самого времени. Пространство между ней и Искушающим замерцало, словно само Лоно замедлило ход.
— Ты слабеешь, Хранитель, — прошипел Искушающий. — Я чувствую это. Лоно просыпается, и тебе его уже не сдержать.
— Пока она не выбрала — ты не пройдёшь, — твёрдо сказала Мара и повернулась ко мне. — Эва. Слушай только своё сердце. Его голоса хватит, чтобы не пасть в бездну.
Я стояла между ними. Искушающий — холодное пламя за моей спиной. Мара — живая стена света впереди. Вокруг — пульсирующее Лоно, наполненное шёпотом чужих жизней, теней, песен из других реальностей.
— Выбор — всё ближе, — шепнул Искушающий, растворяясь обратно в гладь Лона. — Но я вернусь. И когда ты оступишься — я буду там.
Мара подошла ближе.
— Ты должна учиться быстрее, Эва. Времени у нас всё меньше.
Я смотрела ей в глаза. В её взгляде не было страха. Лишь усталость вечного стража. Мара долго молчала, потом заговорила:
— Ты ведь чувствуешь, как он живёт, — кивнула она на амулет в моей руке.
Я взглянула на Янтру. Его янтарное ядро тихо пульсировало — неравномерно, будто реагируя на дыхание Лона. Иногда оно отзывалось на мои мысли... почти как голос в голове.
— Иногда мне кажется, что он... думает, — призналась я.
Мара усмехнулась.
— Он думает. В определённом смысле.
Она помолчала, словно выбирая слова.
— Янтры — это не просто амулеты. Это сосуды. Сложнейшие структуры, переплетённые с живой субстанцией мироздания. Большинство Янтр подчинены гармонии — они отражают законы, которые поддерживают равновесие. Но Раху Янтра... — голос её стал глуше. — Раху — это иное. Это Янтра Пограничья. Искривлённая печать Зеркального Лона.
Я вскинула брови:
— Пограничья?
— Да. В древних учениях Раху — всегда был символом затмения, искажения света. Он не создаёт и не разрушает напрямую — он меняет форму вещей, подчиняя их новым траекториям.
Она подняла палец:
— Там, где одни видят стену — Раху создаёт проход. Там, где умирает душа — он может вплести её в ткань новой сущности.
Я почувствовала, как мурашки бегут по коже.
— Получается… он меняет судьбу?
— Не только судьбу. Он меняет саму логику мира. Раху Янтра может исказить причинно-следственные связи. Вот почему Орден так боится тебя. Ты не просто носитель — ты потенциальный источник новой топологии реальности. А если такая сила выйдет из-под контроля — последствия будут катастрофическими.

Я сжала амулет крепче.
— Но если он такой опасный… зачем вообще его создали?
Мара горько улыбнулась.
— Его не создавали. Он родился. Раху Янтра — побочный результат древнего ритуала, когда Лоно впервые пытались стабилизировать. Никто не ожидал, что ядро Лона породит собственную Янтру — живую, непредсказуемую. Она искала носителя — и ждет его каждый раз, когда старый мир слабеет.
Я прошептала, почти не веря:
— Значит... это не я выбрала Янтру?
— Нет, — голос Мары стал совсем тихим. — Это она выбрала тебя.
Тишина. Только серебряные потоки Лона тихо пели свою вечную песню. Я смотрела в гладь, и впервые поняла: моя история уже давно началась. Мы стояли у края Лона. Здесь серебристая гладь становилась почти прозрачной, открывая зыбкие видения множества миров, как будто кто-то ранил само пространство, и сквозь трещины сочился чужой свет.
Мара медленно провела рукой, и волны стали успокаиваться.
— Посмотри внимательно, Эва. Это — Лоно. Его ещё называют Семенем Пустоты. Или Истоком Перекрестков.
Я молчала, всматриваясь в танцующие образы. Они не были сновидениями — скорее отголосками иных реальностей: города из стекла, обугленные пустоши, живые леса, гигантские существа, парящие в пустоте. Порой — лица. Чужие. Знакомые. Страшные.
— Орден считает Лоно опасной аномалией, — продолжила Мара. — Но правда глубже. Лоно — это остаток древнего ядра. Старый мир умер, но его сердце не погибло. Здесь собираются отголоски несбывшихся судеб, возможностей, которые могли случиться… но не случились. Здесь скрывается сама материя перемен.
Она посмотрела на меня серьёзно:
— И именно поэтому Орден охотится за тобой. Раху Янтра открыл в тебе Проводника. Амулет — не просто артефакт. Он ключ. Он уже привязал твою душу к Лону.
Я едва ощутила, как в ладони затаилось холодное биение — янтарный амулет пульсировал тонко, как нерв.
— Что будет, если я… поддамся ему? — прошептала я.
Мара нахмурилась:
— Если поддашься — Лоно начнёт ткать мир по твоей воле. Но плата будет страшна. Ты не сможешь остановиться. Ты станешь Сердцем Лона. Тем, что творит… и пожирает.
— А Искушающий?..
— Он — отголосок прежних Хозяев Лона. Паразит на грани бытия. Он будет нашёптывать тебе силу. Но его цена — всегда кровь.
Я сглотнула. Мир казался зыбким, как хрупкий лёд.
— Почему именно я?
— Потому что у тебя сердце границы. Ты — и здесь, и вне. Ты всегда была призраком для мира — теперь мир предлагает тебе стать призраком для реальности. Но у тебя есть шанс научиться управлять этим. Поэтому — начнём. Что ты видишь?
Мы стояли в круге из серебристого пепла. Лоно дышало вокруг. Я закрыла глаза, чувствуя, как Янтра дрожит в руке. Перед мысленным взором вспыхнули силуэты — люди, существа, энергии. Их ауры — вихри света и тьмы.
— Я вижу… потоки. Людей. Мысли. Желания. Страхи.
— А теперь — сосредоточься на одном потоке.
Я попыталась. Выбрала одну фигуру — сияющий, переливающийся вихрь. Его эмоции были густыми, вязкими: страх, злость, надежда.
— Не теряйся в нём. Войди внутрь, но держи якорь.
Я медленно, с усилием, двинулась внутрь образа. Вихрь зашипел, словно пытаясь утянуть меня. “Отдайся. Мысли мои — твои.”
Я почувствовала опасность: чужое сознание пыталось переплестись с моим.
— Удерживай грань! — голос Мары стал жёстче. — Не позволяй раствориться. Это — не ты!
Я крепче сжала амулет. Сердце заколотилось. Появился внутренний свет — не внешний поток, а собственный. Тёплый. Ритмичный. Моё “я”. Мой центр. Вихрь вскрикнул — и исчез.
Я открыла глаза, запыхавшись. Мара кивнула:
— Лучше, чем я ожидала. Ты чувствуешь грань. Это главное. Но Лоно всегда будет пытаться утянуть тебя. Даже сейчас оно уже начало распознавать твою суть.
Я слабо улыбнулась сквозь усталость:
— А что будет потом?
Мара задумалась:
— Потом начнут приходить Смотрящие. Они проверят тебя. И вот тогда… всё только начнётся. Иди за мной.
Мы шли долго. Сколько — я уже не знала. Здесь время колебалось, как зеркало на ветру. Мара не оборачивалась, а её тень скользила по неровной глади Лона, будто отдельное существо.
— Ты чувствуешь? — наконец спросила она.
Я прислушалась. Воздух здесь звенел. Под ногами пульсировала некая вибрация, как слабое биение сердца. Я кивнула:
— Оно зовёт.
Мара остановилась у края бездонной чаши. Под нами раскрывалось нечто огромное, мерцающее. Ядро Лона. Я не могла отвести взгляд.
В центре зияла сфера — изломанная, словно трещиноватый кристалл, внутри которого струились серебристые, пурпурные и иссиня-чёрные нити. Они то сжимались, то пульсировали, как будто дышали. Это было не просто вещество — это была суть пространства.
— Вот оно, — шепнула Мара. — Сердце старого мира. Здесь хранится всё: и запретная память ушедших эпох, и тени несбывшихся судеб. Здесь — сама ткань Закулисья.
Я сделала шаг ближе, чувствуя, как Раху Янтра у сердца оживает. Амулет дрожал, словно узнавая то, откуда произошёл.
— Оно меня зовёт, — прошептала я. — Оно… знает меня?
— Ядро помнит всех, кто хоть раз коснулся его эха, — Мара говорила спокойно, но её зрачки дрогнули. — Но будь осторожна. Любое прикосновение — это сделка. Оно дарит знание. Но за каждый ответ оно требует кусок тебя. Твоей воли. Твоей сути.
Я ощущала, как сама тянусь к нему. Это было как зов крови, как дрожащая преданность, как тоска по дому, в котором никогда не была.
— Могу ли я прикоснуться? — спросила я одними губами.
Мара медленно кивнула:
— Можешь. Но помни — Ядро не врёт. Оно показывает не то, что ты хочешь увидеть, а то, что скрыто в тебе.
Я вытянула руку. Янтра в моей ладони потемнела, словно уголь, а её нити потянулись к сфере. Я не касалась Ядра физически — но наши энергии уже переплетались. Вдруг всё вокруг исчезло.
***
Я стояла в пустоте. Зеркальные стены вспыхивали бликами моих мыслей. Здесь были я — и бесконечные отражения меня. Я увидела:
— Себя — девочку-призрака, сидящую в школьной столовой. — Себя — рядом с отцом, его потухший взгляд, его несказанную любовь. — Себя — в водовороте серебристых потоков, где сотни рук тянулись ко мне из разных реальностей. ,И голос. Тихий, глубокий:
— Ты носишь меня.
— Я — Тень Надежды.
— Я — Раху.
— Через тебя — я вспоминаю.
— Через тебя — я вновь рождаюсь.
Слова отзывались внутри грудной клетки вибрацией, как вторая пульсация сердца.
— Зачем ты выбрала меня? — едва дыша, спросила я.
Ответ раздался эхом:
— Потому что ты... пустая.
— Потому что ты... видишь.
— Потому что ты способна нарушить ткань мира — и уцелеть.
— Ты — мост.
***
Я отпрянула. Мара подхватила меня, удерживая.
— Всё в порядке, — шепнула она. — Ты ещё здесь. Ядро позволило тебе увидеть начало.
Я глотала воздух, дрожа:
— Оно… оно живое. Оно не безумно, но… чуждо.
— И всё же оно теперь — часть тебя, Эва, — кивнула Мара. — Добро пожаловать в первую глубину Лона. Теперь ты знаешь, почему Орден так боится твоей Янтры.