Если вы не читали первую часть, ничего понятно не будет.
Если же говорить о Красных Легионах, то стоит отметить, что при Неране Драконьей Крови, что был Первым Императором двух материков, эти воины были аналогом современной имперской гвардии. Если конечно можно сравнивать современную гвардию с теми солдатами, что шли в бой против драконов. Лишь намного похоже, ближе к началу Войны Восьми Близнецов, когда потомки Нерана развязали страшную войну, Красные Легионы сформировались как полноценная армия под командованием Павла I Верного.
Стоит так же отметить, что при Битве под Фармахалифе, старая крепости на у берегов Штормового Моря, Красные Легионеры активно практиковали бой, бок-о-бок с ведьмаками и варлоками, о которых подробно рассказано в томе «Варлоки и Ведьмаки: сущность бытия, цель жизни».
Сказать, что солдаты в алых цветах сыграли немаловажную роль в истории Зантара — ничего не сказать. Мало того, что большинство лордов из Центрального Кровогорья являются офицерами данных формирования, так ещё и большинство героев истории Климэнда носили гордые чины Красных Легионов и носили офицерские капитанские ленты.
Из патриотического сочинения неизвестного автора. «Красные Легионы: сущность бытия, цель жизни»
***
Ученики Дункана II, одного из великих представителей дома Имнари, варлоки, были ничем иным, как крайним средство во время Второй Войны Кровогорья с Эш’Хайгаром. Когда Эйдэн Четвертый, прозванный Великим последним императором династии Стонн’Касселов, ЛжеНаследник Нерана, повёл войска в Кардинийское Ущелье, разделяющие север и юг, чтобы выкинуть некромантов со своей земли, Дункан и его ученики, Мастера Пути, дали отпор силам Повелителей Мертвых, намеревавшимся зайти армиям Эйдэна Великого в тыл.
Сподвижниками варлоков, бойцов уникальной силы, всегда были ведьмаки. Отличались же они тем, что варлоки, чьим знаком была Цапля, обучались лишь одному ремеслу до абсолютного мастерства, в то время как ведьмаки, отмеченные знаком Аиста, отличалась высоким усвоением любого знания и способностью не повторять одну ошибку дважды.
Как было выяснено после Битвы под крепостью А’хорант, варлоки практиковали эксперименты при помощи мутации, в то время как ведьмаки отнеслись к столь радикальным методам, столь же радикально, что и привело к распаду Ордена А’хорант на варлоков и ведьмаков.
Из патриотического сочинения брата Адальвальда. «Варлоки и Ведьмаки: сущность бытия, цель жизни»
Из правого крыла Амхарского Дворца, где располагались благородные гости лорда Мария Мейстланда и его брата Бреатфора, доносились прекрасные ноты игры на лютне. Юный сын императрицы Хелены Кон-Итьен — Ричард — шёл по длинному коридору, мечтательно разглядывая богатые стены с шелковыми портьерами, попутно наслаждаясь теми отголосками песни, которые ему удавалось услышать.
Неподдельный детский интерес подогревался недавно заключенным пари. Его брат — Артур — поддел его на очередную шалость. Кого раньше поймают за прогулом уроков у старого мага, Алкиона Альгольфа, то весь следующий месяц, проигравший будет исполнять прихоти победителя. Ричарду эта забава показалась крайне интересной, а потому он вмиг согласился и сейчас сновал по дворцу лорд Мария, в надежде на то, что всё-таки его братца поймают раньше.
А что поделать? Наследники престола оставались детьми, которым нужно было удовлетворять свои детские потребности. Впрочем, юнцы так же хотели отвлечься от мыслей, что старшего и любимого брата — Лайана, как и отца — Уильяма, больше нет…
Ричард, вспомнив тот день, когда отца убили прямо в тронном зале, встал как вкопанный. Перед его детскими и невинными глазами предстала картина окровавленного отца с пробитой головой, а через мгновения ока, он увидел прокаженного Лайана, которого помещали в могилу. В тот самый день Ричард поклялся, что все те, кто заставил его маму и сестру рыдать, поплатятся сполна.
Услышав шаги гвардейцев, мальчик скользнул к стене и спрятался за гобеленом. Не слушая разговора солдат, он дождался пока те пройдут мимо его укрытия. И вновь он услышал эту мелодию и столь сладкий, почти медовый женский голос, который часто пел в полуденное время, после того как армии его дяди-предателя Лоренца сбежали обратно на юг, после того, как Айдан — сын леди Арианы и лорда Орина, убил дракона, которого старый Алкион называл Балкрасом Бронегрызом.
Ни Ричард, ни Артур, не понимали, почему Айдан зовёт себя то Стонн’Касселом, то Анкитом? Почему прячется и избегает всех, кроме сыновей-близнецов лорда Мария? Их мама — Хелена, всегда говорила, что Наследник Нерана — это зло. Может быть, поэтому она так сильно не любила Айдана, что после каждого разговора с ним бранилась на чём свет стоит? Ни Ричард, ни Артур, не понимали, почему так.
Когда мальчик оказался совсем рядом с пением, он, словно зачарованный этими нотами, украдкой выглянул из-за угла коридора, который вёл на балкон дворца. Там, сидя у края барьерных зубцов, сидела леди Адриана, дочка леди Арианы и лорда Орина. Сидела и пела, ловко, плавно и красиво перебирая своими тонкими пальцами по струнам лютни одной рукой, и второй зажимая струны на грифе музыкального инструмента.
Рядом с ней, играя на флейте, сидела старшая сестра Ричарда — Каллина. Почему-то, юному Кон-Итьену было более приятно наблюдать именно за леди Адрианой, с её густыми каштановыми волосами и изумрудными глазами, в то время как Каллина, на фоне Адрианы, не столь выделялась красотой, как каким-то странным, волчьим поведением.
Впрочем, коли на твоём гербе волк, будешь волком. Так говорил отец.
При свете ярких солнечных лучей, вереск расцветал.
И Неран там шагал по холодному по броду,
Там рысью танцевала Юмкарана, запевалась соловьём!
И огоньки её платья грели тот леденющий брод.
Волосы каштана пропахли орехом,
а карие глаза горели словно свечи.
И рысью танцуя, звала его с собой:
«Иди со мной же Неран! Станцуй со мной в реке!»
Эту балладу Ричард знал наизусть. Неран и Юмкарана. Почему-то, вслушиваясь в эти слова, Юный Волчонок, а именно так Ричарда прозвали при дворе, представлял перед глазами леди Адриану и самого себя, только более взрослого и мужественного. Хотя, куда ему, столько лет пройдёт, пока он вступит в совершеннолетие, Адриана выйдет замуж да и сам он уже будет другим. Во снах он часто видел себя взрослым, но ещё молодым и к его же ужасу — окровавленным.
Почему такие кошмары посещали его? Почему во сне он слышал слова, который бросали его в холодный пот? «Дитя моё, берегись Врат Балдарена! Берегись Карден-Холла! Бойся ночи!» — Нет, это были не просто слова, но предостережение от отца, который во сне являлся ему в виде всадника с головой волка вместе собственной человеческой…. Об это он никому не рассказывал, даже Алкиону.
Ну вот, стоило его вспомнить, как старый маг появился тут как тут!
— Негоже, ваше величество, пропускать мои уроки! — Беззлобно, шутливо выдал старик, хватая Ричарда за ухо.
— Алкион? Пусти! — Жалобно проскулил Ричард, тут же впав в ступор. Правой рукой, маг держал за ухо Артура.
— Похоже, ты выиграл братец… — обиженно выдал он, шипя, когда шершавые пальцы мага с новой силой закрутили их уши.
Пусть было больно, но Ричард улыбался от уха до уха, так как его брат теперь весь месяц будет исполнять все его прихоти!
***
Ариана вновь плела венок. Эта джейстенская традиция в остальном Кровогорье казалась чем-то глупым и ненормальным. Однако венок могла плести лишь мать. Плести и читать молитвы великой Уне — драконице-матери из Дюжины Основателей. Как говорили старожилы из княжества: «Мать, кем бы она не была, в первую очередь мать. Если Уна слышит её молитвы, она молиться вместе с ней и дитя, будь оно уже взрослым и самостоятельным, будет в безопасности». Если же дитя погибло, венок нужно плести с право налево, чтобы, согласно традиции, душа помнила, с кем она связанна и стала для семьи, чем-то вроде Хранителя Небесного.
Леди Стонн’Кассел остановилась, взяв очередную ветку алого горноцвета. Она не знала, что ей делать. Плести ли венок слева направо, чтобы её дети, Адриана и Айдан были в безопасности. Или же делать так, как она делала двадцать лет подряд. Плести справа налево, виня себя за то, что она не смогла родить живого ребёнка… а на самом деле, её сына воспитывала и любила другая, пока сама она была готова схватиться за разбитую бутылку вина, за её острый осколок и полоснуть по рукам… но слава всем богам, что то были только мысли.
Из Амхары они уехали уже как неделю назад. Весна по праву занимала своё место, отгоняя суровую зиму, как это обычно бывает в цикле времён года. Снег таял, и ветер гнал снеговые тучи на севере, в сторону Хагарена и Илайтан. Деревья стали потихоньку оживать, почки на их ветках вот-вот должны были раскрыться, а солнце наконец-то начало главенствовать в небе над тяжёлыми облаками. Казалось, сама природа благоволит им. Кобыла Терона шлёпнула копытом по грязи и, фыркнув, зашагала чуть быстрее, чувствуя удары ездока в бок.
Ему был непривычно ехать во главе колонны. Обычно он всегда шатался где-то на задворках или в конце, попивая то, что гнал сам. В отличие от большинства лордских сыновей, Терон не чувствовал, что он должен брать на себе чуть больше ответственности за свои действия. Ему всё сходило рук, пусть и не всегда и это его устраивало. Поморщившись от мозолей, которые появились вследствие безостановочной конной езды, Терон дотронулся до рога, который висел у него на поясе и нервно взглотнул, чувствуя как тот гудит. Обычно это сулило неприятности.
Корра не было рядом. Этот факт так сильно источал мрак, что Терон невольно выругался. Сейчас ему бы как никогда пригодилось бы помощь брата. Впрочем, Корр просто-напросто хотел удостовериться, что Айдану не будут угрожать эти Ведьмаки или какие-то там Варлоки. Им поверили столь стремительно, что всё это уже потом начинало вызываться подозрения. Чуть впереди, восседая на вороных конях, ехали Гарет и Орин, о чём-то переговариваясь.
Из коротких рассказов Терон понял, что этот Коул был дядей Орина и Гарета, братом их отца, Эврадара. Он по молодости пустился в орден ведьмаков и всю жизнь скитался непонятно где, и тут на тебе, свалился как божественное вмешательство, решение всех их проблем. Терон Мейстланд чётко знал, что ничего просто так, не бывает! Сыр бесплатный только в мышеловке и как бы им всем за такую доверчивость не пришлось платить…
До Врат Балдарена оставалось ещё с месяц пути, может быть, чуть меньше. Месяц или чуть меньше утомительного пути в мрачных размышлениях о судьбе и бытие. Этой перспективе Терон не мог улыбаться да и не хотел.
***
Ариана смотрела в белые небеса, закутавшись в теплые меха. Зима ни как не хотела уступать весне, а потому в Амхаре, даже во дворце, где стены неустанно топились, было слишком холодно. Казалось, что она просто вымерзнет, если что-то не предпримет. Но леди Стонн’Кассел уже как неделю смотрела на север. Там шла война, как и на юге. Как там Зашеир Пашар и Мивиль Оркалан? Как Орин и Гарет? Пусть прошла столь быстрая неделя, её сердце уже болело. Мысли об Айданt пришли неожиданно. Чего он добивался? Чему и у кого собирался учиться? Мучительное ожидание, от которого Кира только и делала, что рычала да бранилась, заставляло Ариану напевать колыбельные, которые она слышала в детстве. Она часто напевала их Адриане, когда девочка не могла уснуть.
Именно сейчас леди Стонн’Кассел услышала, как её дочь играет на лютне какую-то балладу. Поразмыслив, что на балконе она окоченеет, Ариана двинулась к комнате дочери, откуда доносилась мелодия. Сама Ариана толком не умела играть на музыкальных инструментах, кроме, разве что, флейты и то, получалось фальшиво. Комната её дочери была подстать её собственной. Всё было аккуратно прибрано, никого хаоса. Адриана часто подражала своей матери и в какой-то мере, леди Стонн’Кассел-старшая этим гордилась.
Адриана, столь похожая на мать внешне, почти неотличимая от ней, сидела в кресле, ловко перебирала и зажимала струны, напевая, почти неслышно.
И вновь шагает Неран, сквозь холодные дубравы.
Призренье в городах и страх в селениях,
Вот спутники его.
Судьба бастарда тяжела,
Но он последний, кого Стонн'Касселом зовут.
— Ты раньше не любила эту балладу. — Чуть громче сказала Ариана испугав дочь, струны дёрнулись и издали вовсе не мелодичный звук. Адриана улыбнулась, когда её мать села рядом.
— Хм, не знаю, она, последнее время засела у меня в голове… — Мило улыбнувшись, Адриана словно бегала по комнате глазами, пытаясь ускользнуть от взгляда матери.
— Матушка, я знаю, что не вправе так говорить, но… я ревную… — Сказав это, девушка прикусила язык и поджала губы, пока Ариана непонимающе смотрела на неё.
— Тебя к Айдану. — Сказала та, наконец, и Ариана вовсе перестала что-либо понимать.
— Я знаю, что он очень важен для всех нас, но ты не замечала, что говоришь только о нём?! Даже Кира истерит только по тому, что ты как будто нас не замечаешь! — Зелёные глаза её дочери наполнились слезами и Ариана поняла, что её дочь ещё такая кроха.
Почувствовав, как сердце горит от чувства вины, она прижала к себе дочь и сама чуть не разрыдалась. Она и вправду только после её слов поняла и осознала, что ни разу не поговорила с дочкой по душам, после битвы при Амхаре. Она часто была раздражительна и в памяти всплывали дни, когда она просто прикрикивала на дочь, дабы та оставила её одну.
— Прости меня, дочка. Я столько всего пережила, что просто уже совсем запуталась. — Сказала Ариана, и Адриана что есть сил прижалась к телу матери.
— Ты же ведь любишь меня? — Всхлипнув, спросила дочка.
— Больше жизни — Отвечала мать, поцеловав её в лоб. Так они и просидели, почти несколько часов, пока в комнату Адрианы не вошла Кира.
— Сидят, две голубки. — Сказала она, чуть пьяным голосом и прошла по комнате походкой абсолютно трезвой женщины.
— Я сейчас реветь начну от такой милой картины — шепнула она, поняв, что Адриана заснула на груди матери.
— Эта девка, которая Имнари, — Кира шмыгнула носом, положив подбородок на ладонь, упирая локоть в бедро — собралась и уехала вместе с Фаилом Акром в Сайн-Ктор. Представляешь? — Глаза Ариана вышли из орбит, когда она услышала это. Чтобы не разбудить дочь, она кивком попросила Киру помочь ей уложить Адриану в постель. С горем пополам, они сумели это сделать и сами легли по разные стороны от девушки.
— Старым я стал, песком стал. — Прошипел Мивиль Оркалан, когда его гнедой гунтер споткнулся о камень. Плохая примета. Просто ужасная. Пусть этот «инцидент» остался позади и глаза старого воина созерцали красоту равнин и полей, сердце старика негодовало.
Нехорошая энергия, как будто тёмный резонанс исходил отовсюду. Наблюдая за тем, как ветерок гулял по равнинам близ горячих источников близ долины Лот’Хром, носивших название Огненный Брод, Мивиль приметил обильно количество птиц над своей головой. Коршуны выжидали, кружили, предвкушая битву. Южное небо было чистым и лишь вдали виднелись тяжёлые тучи, уходящие на север. Зима наконец-то уходила. Степная трава выглядывала из-под сугробов, тот тут, то там мелькали зверьки с белой шкуркой. Но главенствовал среди ранневесенней степи Красный Орёл, певший свою песню, предвещая битву. Его так же звали Братом Битве и Вестником Резни. Очередной плохой знак, из-за которого Мивиль стиснул зубы.
Созерцать то, как орёл, чьё оперение как будто было омыто в крови, а на клюве запеклась кровь жертв, не получалось по двум причинам. Первая — эта птица своим громогласным кличем перебивала гарканье коршунов, что со временем начинало действовать на нервы. Вторая — марш почти трёх с половиной тысяч солдат создавал шум, не давая насладится «пейзажами» земель близ границы с Ваетиром.
Полторы тысячи солдат возглавлял сам Мивиль, остальными командовал Зашеир Пашар. Этот южанин доказал свою верность и воинское умение при битве за Кулдар, а потому, солдаты, выжившие при той резне, сей же момент утихомиривали других солдат, которые возмущались тем, что южанин ими командует. Подкрепление состояло из воинов и центральных и северных провинций, где Ваетир недолюбливали, но когда выжившие при Кулдаре рассказывали о удали Зашеира, то те умолкали, понимая, что могли оскорбить Пашара с горячей кровью, которая в любой момент могла взыграть.
До Огненного Брода оставалось пол лиги пути. Старому Оркалану хотелось бы сейчас сидеть в тепле, окружённым заботой внуков, и дать своим старым костям отдых, но было слишком рано. Он не мог думать о своих удобствах, когда империя погибала на его глазах. Как он потому будет жить, если ничегошеньки не сделает, чтобы сохранить её? Он не сможет оправдаться тем, что был стар для всего того дерьма, что происходило в мире. Наверное, только его жена, давно почившая да внуки знали о том, что Мивиль верил в легенду о том, что Наследник Нерана соберёт их всех под своим стягом на битву против Ненасытного и его тёмных орд. Он верил в это всем сердцем. И был счастлив, что на своём веку увидел Возрождение Истинного Наследника. Когда же её отвлёк от размышлений рог противника, доносившийся вдали, он злобно проговорил:
— Энделес Лакур — с древнего наречия, это выражение переводилась как: «Извечный период» или же, как говорил простой народ: «Пора без конца» — Война — вот она, самая настоящая бесконечная пора.
На горизонте показались стяги Ваетира и Ренеты. Красный орёл пел свою песнь, предвкушая бойню. Пешие отряды ваетирцев маршем заняли поля, ведущие к наклонному склону, уходящему к Огненному Броду, выстраиваясь в клин, численностью в пять сотен. Ещё две с половиной тысячи воинов пятью колонами маршировали вперед, встречая войско противника.
Из-за горячих источников и гейзеров Огненного Брода, места здесь были теплыми, где-то даже подтопленными. Солдаты под матерные приказы командиров выстраивались в боевые порядки, дабы дать бой врагу. Копьё и рог на стяге Мивиля реяли на ветерке, и старый воин почувствовал, как кровь вновь кипит в венах, в ожидании, когда же рука возьмётся за меч.
Часть войска под командование Пашара шла чуть позади, готовясь встать на правый фланг. Мивиль отправил гонца к Зашеира, с приказом ждать пока командующий не вынудит врага к затяжной атаке в лоб. Глупо было бы ожидать, что южане пойдут на такой ход, но большей бы глупость было бы не использовать так удобно подставившийся холм, закрывавший обзор правого фланга, но так удобно дающего возможность зайти рукаву Пашара в тыл. Так же, по приказу Оркалан, несколько полков отступили чуть назад, к левому флангу, чтобы не дать клину ваетирцев ударить столь неожиданно. Эти полки должны будут сражаться с врагом в низинах, почти что по колено в воде Огненного Брода. В то время основная часть примет долгий бой лоб в лоб, пока Зашеир выведет свои отряды для удара с тыла.
— Щиты! Копья! — Скомандовал Мивиль, и легионеры выставили щиты в первый ряд, навострив вторым рядом копья. Пока солдаты выстраивались, готовясь к бою, полководец Оркалан обратился к ним, довольно коротко, но этого хватило, чтобы услышать ответный рёв.
— Чего тут говорить, солдаты? Они хотели пройтись по нашим землям огнём и мечом, теперь же, они сами подставили свои земли под наш натиск! Мы победим их здесь, и Ваетир падёт пред нами! А за ним и весь юг забудет о восстаниях и бунтах на долгие годы! —
— За Империю! За Легион! — Кричали солдаты, поднимая мечи к небу. Красный орёл пел, с минуты на минуту он примет участие в битве.
***
План сработал отлично. Пока полки в низинах брода сдерживали натиск особо ретивого клина ваетрицев, основная часть войск ренеты затянула атаку в лоб и сейчас там была дикая толкучка, удобно открывшая тыл врага. Зашеир, восседая на вороном коне, нацепил шлем, и махнув мечом, приказал людям иди в атаку. Земля тряслась под их шагами, и отряды вступили в бой почти сходу. Сам Зашеир, находясь на острие атаки, ворвался в ряды врага. Ощущалось преимущество конного боя. Благодаря высоте и скорости, он рубил точно по головам, пока породистый боевой конь, чьим мускулам мог позавидовать любой другой конь, прорывался вперед, расталкивая солдат южан. Красный орёл пел, и казалось на первый взгляд, благоволи им. Но только на первый взгляд.
Пусть уже изрядно проредивший, почти что не способный к бою, клин ваетирцев погнал полки позади назад, прямо к позициям тыла Мивиля. Подобные оркам-берсеркерам, эти воины ворвались в ряды солдат Десятого Легиона. Теперь бой представлял собой настоящую свалку. Полки Мивиля зажали с двух сторон и чем сильнее отряды Тринадцатого Легиона Пашара били войска Ренеты, тем глубже они продавливались в оборону Десятого и Одиннадцатого Легиона, пока клин ваетирцев подобно озверевшим демонам рубил Одиннадцатый в спины.
Ирн’Лормы кричали: «Мы дети песков и солнца юга!» — Их стяг, яркое солнце юга на чёрном фоне, реял на разбушевавшемся ночному ветру. Зашеир буквально на минуту прикрыл глаза, погружаясь в воспоминания. Жаркие лучи солнца заливали улицы кишащего жизнью Ваетира, а его белые стены были неприступны, но вороты открыты для пилигримов. Теперь же, он наблюдал за городом издалека. Мрачные, высокие и белокаменные стены как будто накапливали в себе лунный свет, чтобы при случае осады выплеснуть его на врагов. Угрюмые башни возвышались над домами и дозорные на них время от времени сменяли друг друга. Раскинувший на четверть лиги вперед, Ваетир был главным городом среди всех южных провинций. Ренэта и Сандраг были построены на руинах амункерских храмов и в основном служили большими аванпостами для контроля над прилежащей территорией, селениями и дорогами. Мало кто отваживался идти через пустыню, только лишь жители Геторы, считавшие всех остальных позорными шакалами, жили среди оазисов по ту сторону пустыни Ли’Кар-Каран. Государства, находящегося за Хребтом Баордара, являющегося вассалом драконьей страны Рок’Яндар.
Ваетир насчитывал в себе более пятидесяти тысяч жителей, Ренэта и Сандрага чуть больше сорока, а Гетора почти доходила до тридцати тысяч жителей. Лишь изгои выживали в этих жарких краях в одиночку. Люди жили семьями по семь, если не больше, коленей. Гордые, с горячей кровью, они были консерваторами, придерживаясь стародавних традиций свое прадедов. Со временем, новые кварталы пристраивались к городу, вдоль реки Ману, которая была единственным источником воды в этих пустынях и степях. Жить где-то в отдаление этой общины — самоубийство. Потому-то Лоренц, проживший здесь столько лет, сумел собрать армию в пятьдесят тысяч человек, которая впрочем, после его смерти вернулась домой. Они были готовы стоять за свои дворы до последний капли смерти, ведь Сейдиль Баша, любовница Лоренца, сделала из погибшего Крамольника мученика, а из себя вдову с его ребёнком под сердцем. А вот те, кто говорил о Возрождение Наследника Нерана, сей же момент были объявлены предателями, вместе со своими семьями, которым кроме как пойти за помощью к Зашеиру, ничего не оставалось.
***
С момента сражения у Огненного Брода прошло чуть больше месяца. Месяц они готовились к этой афере. Город был готов сдаться на условия Мивиля и сопутствовать объединение Юга под имперским началом. Но для этого, изгоям нужно было уговорить старейшин, то есть: вразумить стариков которые только и умеют, что жить по заветам дедов да прадедов. Для этого нужно было подготовить почву, заставить их, что не так-то просто, преклониться перед чужой волей. Ещё большей проблемой была Сейдиль Баша, засевшая во дворце Ваетира, носивший название: Небосвод Семидесяти Куполов. Поистине великое строение.
Купола храма, возведённые из белого камня и чистейшего золота Ренэты, возвышались над остальным городом в две сотни метров. Изысканная письменность внутри храма, являвшаяся работой лучших архитекторов империи, рисунком запечатлела всех святых, начиная от Олрида, заканчивая Эйдэном Четвертым. Резиденция всех наместников Юга по праву могла сравниться с дворцом Кинхарта.
Ну, так вот. План Мивиля состоял из следующих пунктов. Первый из них заключался в том, что армия под его командованием подойдёт к вратам Ваетира и уговорами добьётся того, что их откроют. На самом же деле, люди уже будут готовы их открыть. А вот Зашеир с тремя дюжинами солдат должен будет устроить переворот в Небосводе Семидесяти Куполов. Одна дюжина под его непосредственным командованием войдет во дворец, вторая устранит самых ретивых из бастующих когда придёт Мивиль, третья дюжина подготовит отступы к канализации, если ситуация из-за ошибок станет совсем критической.
«Очередной идеальный план старика! Какой нормальный человек полезет на стену, чтобы изнутри открыть ворота в город, пока войска сидят в засаде? Так, а с каких таких пор я стал нормальным?» - Этот участок стены уже не охранялся. Дозорные спали вечным сном в луже собственной крови, и отряд, перекинув пару верёвок, пробрался на стены без проблем. Ну, почти без проблем. Больно умный дозорный, или же командующий стражей, решил проверить чего это люди на этом участке дрыхнут без дела. И наступив в лужу крови, он незамедлительно подул в рог, пока отряд Пашара несся сквозь тёмные улицы, к одному из укрытий повстанцев. Он, тот, кто зазывал диверсантов в здание скрывал, носил тёмную маску на лице с золой полосой, ещё с полминуты посмотрел на улицы, наполнявшиеся городской стражей и захлопнул дверь публичного заведения.
Место отнюдь нельзя было назвать проходным двором. Роскошные шелка Ренэты, лучшие травы-дурманы из Геторы, прекрасные девицы, чья кожа была благословенна солнцем и жарой из Сандрага, танцующие так завораживающе, что отряд встал столбом как заколдованный. Музыканты отбивали на барабанах своих песни сначала медленно, а уж затем быстро, и танцовщицы поспевали двигать бедрами и всем телом ровно в такт ритму. Место было чуть задымлённым, а укуренные лица посетителей говорил о том, что им очень хорошо, не говоря о том, что больше пяти бочонков вина давно были опустошены, если не больше.
Успокоив посетителей, которые пришли в это место расслабиться, он — человек в маске и просторной мантии отвел «гостей» в подвал, служивший штабом «повстанцев».
Место было небольшим и включало в себя пару стоек с мечами, стол с подробной картой Ваетира. Один нож по центру был воткнут в место, где расположились ворота, второй у дворца.
Человек в маске снял её с себя. Довольно молодой, почти юнец, он рукой показал отряду, где можно расположиться и присев на дорогие матрацы подозвал к себе Зашеира. Оба южанина, как полагает традиция, поклонились друг другу, и молодой человек протянул старшему чашку крепкого чай. Испив пару глотков горьковатого напитка, они перешли к делу. Юнец представился, выразив самодовольную улыбку:
— Хасид Баша, к твоим услугам, Зашеир Пашар — Лейтенант вскинул бровями, и юнец ответил на закономерный вопрос:
На пути к Сайн-Ктору. Северный альвевианский тракт.
Сон утянул девушку надолго и глубоко. В мире снов она была счастлива и могла видеть, как сидит где-то в Карден-Холле, около фонтана, в солнечный жаркий день середины лета. Сейна сидела, наслаждаясь тем, как лучи солнца переливаться разноцветной радугой в струях фонтана. Её волосы чуть колыхались на лёгком, но палящем ветру. Около фонтана стоял Айдан, на плечах которого сидел совсем ещё юный мальчик с рыжими волосами и зелёными глазами. Это был ещё рай, хрупкий рай из песка, который сыпался на её глазах.
Теперь же, в новом кошмаре, она шла по густому лесу, словно в реальности, где-то далеко от того места где сейчас сама находилась. Вдалеке горел костер, и она шла на его спасительные свет и тепло, которые чувствовала даже в таком отдалении. Но когда она подошла к нему, то увидела саму себя, но взбешённую, мечущуюся в истерическом гневе.
— Лучше бы ещё при Кулдаре погиб — говорит Айдан, сидящий у костра.
— Может быть и лучше — злобно шипит она, не давая Айдану и секунды на возражение.
— Может быть, я тебя оплакала бы и жила бы дальше — она нервно сжимает кулаки, ногтями до боли и бела впиваясь в ладони. Айдан смотрит на неё и Сейна не может выдержать взгляд этих зелёных глаз, она подходит к нему и отвешивает размашистую пощечину, гневно выпалив.
— Убирайся! — Кричит она и Айдан сидя у огня лишь качает головой. Внезапно Сейна бросает в него свой амулет и вопит сквозь злорадный смех.
— Лучше бы я тебя никогда не знала! — Девушка со всей силы бьёт его, так сильно, как будто желает убивать.
— Лучше бы ещё при Кулдаре погиб — повторяет Айдан, свернувшись клубком, боясь даже шелохнуться.
— Только не она… — парень без сил встаёт на колени, когда Сейна вновь приходит к нему.
— Не смей! Не трогая её! Только не её! — Айдан кричит до кровавого кашля. Когда Сейна подходит к нему, в надежде дотронуться до него и сказать, что она рядом, девушка испуганно шепчет.
— Это я, любовь моя… —
— Сначала Мартин, пытающийся меня убить, за тем Лара, втыкающая нож при объятии, Терон и Корр, шлющие в меня огненные шары, Вал, Дэн и Сурана, отправляющей меня на казнь, а теперь и она… проклятый Прародитель Лжи, ты решил и её забрать! Пойди прочь тёмное отродье! — Айдан смотри на Сейну и не узнаёт её, он не может поверить, что это она, а потому хватает за руку и взывает с Свету, который обжигает руку девушки.
— Айдан! — Сквозь слезы кричит Сейна и парень понимает, что натворил. Не в силах держать себя в руках, он не сдерживает слёз и захлёбываясь ими говорит:
— Прости меня, Сейна. Прости… — ей бы было в пору уйти, но девушка садиться рядом с ним и обнимает.
— Айдан, проснись, молю любовь моя, проснись. — Слёзно просит она.
— Чтобы ни случилось, я приду за тобой, Сейна. Я спасу тебя. — Говорит он, и девушка понимает, что Айдан прекрасно знает, где она сейчас и что намерена делать. Но когда она просыпается, его нет рядом. С ней лишь Фаил Акар и проклятая Мирана, наблюдающая за её сновидениями. «Прощу, Айдан, прости меня…».
***
Ваетир. Южный земли Кровогорья.
Отряд продвигался в кромешной тьме. Нельзя было допустить даже возможности возгорании даже одной искорки. Иначе их пепел разлетится по всему Югу. Эти пещеры вправду были заполонены горючим газом, ведь перед глазами все плыло как в самый жаркий день. Характерный едкий и металлический запах бил по ноздрям и в голову лезли мысли, что пару этажей назад, в канализации, где царил дерьмо и сточные воды, было намного легче находиться.
Отряду пришлось остановиться. Патруль стражи прочёсывал местности и Пашар, чуть стянул маску с лица, подслушав разговор двоих стражников.
— Господин поймал в покоях Сейдиль нескольких шпионов. Говорит, что казнит их, как только сюда придёт Оркалан, сожри его с семьёй Таешарен. — «Хасид, самонадеянный глупец! Всё пошло коту под хвост!»
— Волк вскоре перекусит Копьё Грифона — оба они невесело посмеялись, словно боясь сказанных слов.
Пашар не понял, о каком таком Волке идёт речь, и даже не стал досушивать стражу. Отряд под прикрытием тени утащил сначала двоих, а затем и весь патруль, чуть меньшие их по численности. Благо, Пашар сам отбирал проворных и отчаянных ребят в эту аферу. Удачно открытая шея стражника сей же момент была перерезана, тот даже ничего понять не успел.
Вскоре они вышли в богатые залы, облегчённо вдыхая горячий воздух дворца. Стражи было подозрительно мало, Хасид упомнил, что здесь у него есть свои люди. А значит, они ждут, пока начнётся казнь, чтобы спасти своего друга. Это в свою очередь значило, что лейтенанту придётся работать самому.
— Вор, тоже мне… — грязно выругавшись, он приказал членам отряда подняться на высоту, чтобы обрушить на врага как можно больше стрел. Сам же он, и ещё двое легионеров, под видом слуг, войдёт в главный зал. Приходилось импровизировать на ходу. Стащив с пары оглушённых работяг одежду, они подхватили кувшины и подносы с яствами, и, пройдя через богатое коридоры с шёлковыми портьерами и драгоценными, красочно исписанными стенами, вошли в главный зал. Его ребята заблаговременно устранил самых дотошных стражников и, переодевшись в их ламеллярные доспехи, пустили Пашара в главный зал.
Лейтенант сразу же понял, что люди в этом зале, державшиеся кучками и еле слышно переговаривающиеся, были напуганы до смерти. Когда он и его ребята разлили вино всем желающим, то стали свидетелями пришествия «господина». Первыми из господских покоев вышли стражники, ведущие за собой Хасида, его людей и людей Зашеира. Побитые и измождённые, истощённые. Пара часов пыток, самых зверских и ужасных, которые могли вообще быть на земле. Затем… затем Зашеир Пашар принялся молиться всем богам. Новым и Старым, предкам и драконьим.
Лоренц Кон-Итьен, с целой головой на плечах, в чёрном доспехе лавовом орнаменте, уже не живой и не мертвый человек, но Губитель, слуга Ненасытного, вёл под руку бледную как смерть Сейдиль Баша.
Месяцем ранее.
— Я не просил этой силы. Я не хочу причинять им боль… — Айдан накинул плащ на голову, прикрывая тканью свои доспехи из мифрила и рукоять меча в виде головы грифона. Он врал. Врал всем и самому себе, и именно от этого он так сильно устал.
***
— Улетай! — Кричал он в яростном гневе, но Альва только махала головой и злобно толкала его орлиной головой в знак протеста.
— Да давай уже! Лети! Лети же! На кой тебе черт такой ездок как я? Лучше бы ты ещё по Вингхайяром мне глотку перегрызла, чем нашла во мне ездока! — Айдан не мог держать гнев в себе и оттолкнув от себя Альву, невольно обжёг её шею лучами из света. Императорский грифон в непонимании мечется и кричит от боли. Айдан сорвал с неё седло, а затем принялся кричать, махать руками, толкать и обжигать, лишь бы она ушла… и Альва улетела. Взмахивая могучими крыльями золотистого, но обожжённого оперения, она улетела.
Айдан этого не видел. Айдан этого не знал. Да, Альве было больно. Обидно. Она прекрасно понимала, почему её ездок так поступает. Она видела это в его глазах. Безумие страха охватывало его, и она хотела помочь ему всем сердцем, ведь недаром же говорят, что грифоны понимают и проникаются куда лучше людей. Но что зверь мог поделать? Что Альва могла противопоставить силе Света и драконьей крови? Только смириться с тем, что сейчас она ему не поможет, как бы она не рычала на него или как бы не была ласкова. Сейчас, она могла ему помочь, только оставив его одного, а за тем прийти в самый нужный час. Это Альва прекрасно понимала. Была боль, была и обида, но было понимание. Понимание того, что сейчас она сделать ничего не сможет, и будет вынуждена уйти, прогнана, лишь бы спасти свою жизнь и жизнь своего ездока.
В ночи она летела за ним. Потому что знала и понимала, что она нужна ему. А ведь правду говорят, грифоны понимают, и проникаться болью своего ездока куда лучше людей.
***
Не спать до глубокой ночи вошло в их привычку. Сейна часто болтала то о том, то о сём, перед тем как уснуть. В какой-то мере, пока они были рядом, Сейна больше не видела и не слышала Мирану, а Айдан, засыпая с нею, видел кошмары не так часто, как раньше. Но сон как будто не нёс ему отдыха. Слишком часто он просыпался в холодном поту, после чего уходил в самую рань на тренировочную площадку. Удары, выпады, финты, пируэты и приёмы боя он видел во снах, в тех битвах, участия в которых не принимал.
Вновь проснувшись от кошмара, который он смутно помнил, Айдан прикрыл Сейну одеялом, и, одевшись в доспехи из мифрила, схватив с собою клинок, который он убил Балкраса Бронегрыза, ушёл к тренировочной площади. Казалось, он убил дракона недавно, неделю назад, а чувство, как будто прошёл год, не оставляло его.
Солнце вставало поздно. Лишь чаны с огнём освещали площадь перед казармами. Он только хотел приняться повторение уже изученного, как тьма перед ним приняла облик. Языка пламени в чанах затряслись, когда утренний туман стал чёрным, и вихрем закрутился по спирали. Перед Айданом, черным, как ночь, силуэтом, предстал он сам. Точная его копия с красными глазами и чёрными, вздутыми венами. На поясе его покоился меч, в точности похожи на меч коим Падший, Карин Кикспаргх, оставил три ужасных шрама Айдану на груди. Тёмный Айдан встал перед самим собой.
— Мы вновь встретились! — Сказал он, когда Айдан, от которого исходило свечение, встал в боевую стойку, так, чтобы щит закрывал его корпус, а клинок из адамантита застыл в удобном колющем положении.
— Я уничтожил тебя! — Рычит Айдан, делая шаг по кругу. Алый адамантит сияет в руках Тёмного, а сам он хохочет.
— Из света льётся тьма, а из тьмы льётся свет, Лок-Хай’Эред! — Первый удар оказался подлым, как и следовало ожидать. Резкий удар по ногам прошёл мимо, Айдан успел отскочить.
— Поди прочь, отродье Лживого! — Кричит Стонн’Кассел, ударив кромкой щита, так, чтобы ошеломить противника ударом в кадык. Алое лезвие блестит в отблесках тьмы, со свистом разрывая воздух. Лезвие со звоном ударяется о щит и Тёмный отлетает от мощного толчка. Он играет с ним. Лезвием водит по воздуху, пытаясь обмануть и спровоцировать.
Тьма окутывает его, выстраиваясь в доспех. Добротный, латный, с лавовым орнаментом, тьма преобразуется в каплевидный щит, и Тёмный Айдан вызывает его на поединок. Айдан принимает вызов.
Адамантит, чистый как родник, соприкасается с проклятым металлом, и искры летят во все стороны. В ушах бьют боевые барабаны, кровь закипает в жилах, и страх отступает, уступая ярости и свету, питаясь силой из крови.
Ловкий выпад врага был пропущен Айданом в самый последний момент. Проклятый адамантит острием скользнул по мифрила его доспеха, и сей же момент рукоять осквернённого клинка оказалась у его горла.
— Один-один, друг ты мой сердечный! — Тёмный озвучил счёт. Оставался одна победа. И чья же она будет?
— Зови меня Макар, мой дорогой брат, Эред. — Макар вновь встаёт в стойку, подобную айдановой. Сам же Айдан выставляет щит не как защиту, а как оружие. Адамантит пронзивший горло дракона он подносит к своему лбу плоской стороной и перед глазами мелькают битвы. Битвы, о которых он знает с самого рождения.
Макар выжидает. Ждёт шага Эреда, победно ухмыляясь. Он знает, что легко победит его. Именно что победит. Он не жалеет ему смерти, он хочет его сломать, переманить на свою сторону. Не может Рассвет жить без Заката. Не может Эред без Макара. Их битва вечна. И нет её конца. Только если они будут сотрудничать, а для этого новоиспечённый царь должен понять, какими силами владеет. Пока он ими не овладеет, он будет опасен даже для Дракона-Основателя.
— Лишь кровь может звать кровь — шепчет Айдан, своему тёмному аспекту. Тот недоумевает и понимает всё в последний момент. Макар бросается в атаку, намереваясь пронзить сердце противника алым адамантитовым лезвием. Он движется подобно гепарду и его выпад можно назвать идеальным, но Айдан вовремя ставит щит как защиту, сей же момент, переходя в атаку. Он бьёт Тёмного плашмя, повалив его на одно колено, затем ещё раз, на этот раз размашисто, сворачивая противнику шею и развернувшись в вихре, срубает ему голову.
В половине лиги от Врат Балдарена.
Почти полтора месяца пути, с редкими остановками на ночлег. Терон проклинал всех богов за то, что сейчас ехал на лошади, а даже если бы он шёл пешком, он и тогда проклинал бы их, на чём свет стоит! Измотанный Мейстланд прекрасно понимал, какого было сейчас солдатам в походных колоннах позади него. Им приходилось куда тяжелее. Терон, как ни как был наследным сыном правящего рода Амхары, а значит, имел привилегии, в виде породистого скакуна, тёплых палаток, и более горячей пищи, в общем, более комфортабельные условия времён военного похода, как и Гарет, Орин, Пауль Дейн и Айзора Трайден. И ещё он был знаменосцем, которому приходилось таскать тяжеленное копьё с богатым штандартом, да так, словно он на параде! Этим он был обязан Рогу Алкирион, который сделал из него чуть ли не растреклятого героя! Проклятье!
Вдалеке клубился дым пожара. Очередной плохой знак, помимо того, что лошадь вновь споткнулась. Когда легионы вышли на поля в почти лиге от Врат Балдарена Гарет приказал войскам выстраиваться в боевые порядки. Взяв на себя командование пехотой, он передал конницу в командование Орина, а Терону вовсе приказал командовать смешенными отрядами. Поля близ города, чьи стены из чёрного камня казались неприступными, были выжжены подчистую, а на стенах ворошились, как рой мух на куске мяса, отряды Чёрных Легионов Уэйстека. Солдаты продавливали защитников стен всё дальше, бои уже перешли на внешние кварталы города, и к ним подходило организованное подкрепление в серых мундирах. Легионы Сайн-Ктора, готовились совершить решающий удар, чтобы окончательно сломить защитников Врат Балдарена. Терон бегло насчитал больше трёх тысяч серых и пять тысяч чёрных. Поля были усеяны телами изуродованных людей, где-то виднелись ещё живые. А гул сражения доносился даже досюда.
В распоряжении Орина было почти четыре легионе тяжёлой конницы из Карден-Холла, вместе с ним в бой вступали и кавалеристы из отряда Львов, во главе с бестией Айзорой Трайден, Львицей Риноя. Гарет вёл пеший марш бок о бок с боевым капелланом Паулем Дейном, который за минуты до этого размахивал своим дымящим кадилом, благословляя солдат на бой.
На восточной равнине так удобно уторились катапульты, осаждающей город, по меньшей мере, неделю, если не несколько месяцев. Этими военными машинами управляло до боли малой количество людей, и смешные отряды Терона из двух сотен кавалеристов и пяти сотен пеших солдаты. Терон даже не успел кого-нибудь покалечить. Солдаты Уэйстека не ожидали противника из тыла, потому-то и были сметены, и погнаны прочь. Терон смотрел на те запасы огненных снарядов для катапульт, и к его горлу подступал противный комок. Их было чересчур много. Он понял, что Эдэльмира Имнари и Ааронт Тангер долго готовили этот план, и его опасения подтвердилось, когда через полчаса битвы, с северного тракта подошло ещё подкрепление черных и серых легионов.
С теми войсками, что вели осаду Врат Балдарена, Гарет и Орин справились без труда. Те легионы были измотаны долгими, кровавыми и остервенелыми штурмами стен главного промышленного города на севере Кровогорья.
А вот подкрепление было только радо с ходу вступить в бой, и казавшая минутами ранее лёгкая победа улетучилась, превратившись в затяжной бой, в котором пехота держалась, стоя на смерть, а конница несла ощутимые потери.
— Сидим здесь как в нужнике, блять! — Злобно рыкнул Терон.
— Развернуть катапульты в сторону поля битвы! — Зычно обратился он к людям, который поспешили исполнить его приказ.
— Милорд, наших же заденем! — Обратился к нему один из солдаты, на что Терон рявкнул в ответ:
— Так, взять градус атаки на подкрепление противника! Быть по площади, где горит синий дым! Ждать моего сигнала! — Подхватив мешок с круглыми металлическим горшками, отмеченным синим порошком, Терон вскочил на скакуна, и ударив его в бока, задул в Рог Алкирион.
Ноты магического артефакта разбивали гул сражения, охватывая все союзные Терону войска святящимся ореолом, чуть зеленоватого цвета, и золотыми огоньками, кружившимся вокруг солдат, как обереги.
***
Орин уже было распрощался с жизнью, но услышав ноты Рога, преисполнился новой силы и гнева. Взмахнув мечом, он понёсся вперед, пронзая бойца серых с двуручным мечом на сквозь. Вдёрнув из него лезвия, он нырнув вниз от режущего удара ещё одного противника, ударил снизу вверх, разрубив того пополам. Лошадь его погибла от копья серого, но с тем парнем Орин расправился жестоко, чиркнув тому по горлу, оставив хлебать грязь и кровь.
Гарет мог видеть брата, что уже хорошо. Но сдерживать натиск трёх бойцов из серых было уже труднее, а потому он был рад, когда его старший братец, наконец-то сообразил прийти ему на помощь. Пока Орин рубил бойца с молотом, Гарет насадил на боевое копьё одного совсем неопытного и юного серого. Кровь залила его с головы до ног, но ему было плевать. Грязное выругавшись, он сбил юнца с копья и швырнул оружие в третьего противника, что насаждал на него. Этот решил зайти Орину со спины, но у Гарета были другие планы. Пробив его кольцу, копья влетело в бок, и это серый был уже не боеспособен. Строй никто не держал, когда подкрепление сходу вступило в бой, а проклятая конница завязла в обильном скоплении пеших воинов, и от конницы не было пользы.
— Я-то думал, когда пацан Мейстланд додумается! — Выкинул Орин, проведя выпад вперед. Рыча, он пнул уже черного легионера, снимая его с лезвия меча. Гарет встал бок о бок с братом и со звоном вынув меч, накинулся на легионера Уйэстека, так удобно подставившего ногу, пока он закрывался от удара Орина ростовым щитом. Эта его ошибка стала роковой. Укоротив ему правую ногу, он добил лежачего, и размашисто ударил вновь, разрубая следующего. Ноги подкашивались и силы уходили, но громом в ушах раздавались ноты боевого рога.
— Легион держит строй! — Прокричал Орин, и щиты зазвенели, выстраиваясь в несокрушимую стену. Громогласно закричали красные легионы, срывая глотки и ноты стали отчётливыми, и теперь звучали за их спинам.