Учёные утверждают, что цветные сны снятся склонным к шизофрении людям. Наверное, в какой-то мере это правильное наблюдение. И как говорят, чем ярче краски, тем ближе ты к пограничному состоянию. Интересно, а что же делать тем, кто в этом состоянии уже давно и разрывается на части?
Я морщился от яркой зелени кустов и деревьев. Лесной массив окружил наш маленький лагерь. Мы в глухой дыре, настолько глухой, что сюда не то, что вражеские, и свои самолёты-разведчики не долетают. Небо чистое и прозрачно-голубое. Его едва видно с нашего положения. На поляне всего два ветхих дома, один из них приспособлен под штаб, второй — обычный сарай, правда, имеющий несколько этажей в высоту. Не слишком удобно и практично для игр в прятки, но разве обитателям снов присуща логика? На мне старая выцветшая гимнастёрка времён Великой отечественной войны, такая же зелёная, как и всё вокруг. От этих красок уже заболела голова. Стараясь не пялиться по сторонам как идиот, я украдкой вглядывался в лица сослуживцев. Ни одного знакомого, да и все смотрели на меня так, будто видели впервые. Я здесь лишний или главный? Многие были откровенно удивлены, словно не ожидали увидеть меня на улице. Может, я ранен и при смерти? Я озадаченно покрутился на месте, высматривая домик штаба, но даже не успел сделать в его сторону и шага. Сзади налетела девица. Без промедления схватила меня за руку, наши пальцы сплелись. По телу пробежало приятное тепло, навеянное страстью плотских утех.
— Куда ты пропал, милый? Пойдём быстрее, отряд Сорокина скоро вернётся! — девица развернула меня к себе, увлекая в сторону. Странно, ощущения от прикосновения недвусмысленные, а вот видел я барышню впервые. Ниже меня на полголовы, военная одежда, тонкая талия, игривый, почти хищный взгляд. Из-под пилотки до плеч вились огненно-рыжие волосы. Я ничего не ответил девице. Моргая голодными глазами, конечно же, пошёл за ней, как ослик за морковкой. Такой тяжело отказать, благо и идти не далеко. Трёхэтажный сарай оказался сеновалом. По крайней мере, соломой под завязку были забиты его второй и третий ярус. По скрипучей лестнице мы поднялись под самую крышу. Я почти нехотя встал на четвереньки: по-другому тут не пройдёшь. Уверенно пролезая по тайным проходам в сухой траве, девица подмигнула:
— Что ты там застрял? Вчера ты был здесь более ловким.
Пошлый намёк оставил на моём лице негодование. Что-то я видел не ту часть сна, которую бы хотелось... Всегда прихожу в себя, когда самое интересное уже закончилось. Но делать нечего, пополз следом за подругой, путаясь в соломе и уберегая от сухих стеблей глаза. И что самое интересное, похоже, секс не послужил поводом для нашего знакомства. Я тщетно вспоминал её имя уже несколько минут — безрезультатно, а спрашивать в лоб было неудобно. Девица снова схватила меня за руку, подтянула к окошку. Отличный вид, отсюда весь лагерь как на ладони.
— Смотри, вон они идут.
Из леса по неприметной дорожке чуть ли не маршевым шагом вышел отряд. У командира перекинута через плечо винтовка. Понурый и совсем невесёлый вид. Это и есть отряд Сорокина? И о чём же это должно мне сказать? К лагерю приближались шесть человек. Разношёрстная компания полудиких, небритых мужиков. И опять ни одного знакомого. Девица затаила дыхание, подалась вперёд:
— Они не все. Вернулись не все!
— Где мы? — я устал подыгрывать своему воображению, голос словно не мой, непривычно звучащий со стороны — кто ты?
— Мы на пути к победе. Пойдём, нам нужно в штаб, — деловито хмыкнула девица. Неужели уже сорок пятый? Не похоже на май, слишком много листвы на деревьях.
Картинка сменилась. Моя рыжеволосая подруга опять стояла рядом. На этот раз на ней красовалась парадная форма, волосы были аккуратно уложены и заплетены в косички, на руках белые перчатки. Мы стояли в длинном узком коридоре с высокими стенами, мощеными дубом. Вокруг ряды массивных дверей, люди-статисты сновали с папками, не обращая на нас внимания. Действительно, штаб, и, судя по всему, война уже закончилась. Мое внимание привлёк огромный портрет на стене. Не Иосиф Виссарионович, но что-то до ужаса на него похожее.
— "Главный" скоро примет нас, надо подождать, — подруга за спиной с гордостью отметила мой интерес. — Это не он, но один из героев войны. Хочешь посмотреть на них всех?
Я молча кивнул, не в силах оторвать взгляда от гигантской картины. Изображение полного человека с гордыми и явно приукрашенными чертами лица заставило напрячься. Этот тип определенно мне кого-то напоминал, но подруга увлекла за собой, не дав опомниться. Мы уединились в роскошных креслах вдали от штабной суеты. Между креслами гранитный столик, тяжелая книга в красном кожаном переплёте на его краю. Через мгновение она уже была у меня в руках. Страницы лощёные и плотные. Это иллюстрированный сборник. На одной стороне листа фотография генерала, на другой — краткая биография и описание той лепты, что он внес в общий котёл победы. Мне было как-то не очень интересно читать о подвигах, но вот картинки оказались весьма занятные. Это даже не столько фотографии, сколько красочные иллюстрации, выполненные масляными красками с фотографичной точностью. Я мерно перелистывал страницы в сопровождении пытливого взгляда боевой подруги. Вокруг гудел шум кипящей жизни, но я уже не замечал ничего лишнего. Очередная перевёрнутая страница открыла сурового мужика в красной папахе и чёрном тулупе нараспашку. Рукой полководец опирался о шашку, позировал, хмуря брови.
— Не думай, что они сделали мало для победы. Это всё благодаря им! — девица вступилась за портреты, хотя я и в мыслях не имел сомневаться в чём-либо. Кивнул от греха подальше, открыл новую страницу. Очередной мужик строгой армейской выправки. На нём гимнастёрка почему-то блеклого оранжевого цвета и танкистский шлем. Совсем не похож на генерала, скорее, рядовой, отметившийся в какой-то битве.
— Не все герои войны носили высокие звания. Как часто бывает, победу делают обычные люди, — девица лишь подтвердила мою догадку, однако не удосужилась пояснить, почему так странно выглядело лицо солдата: гримаса ненависти застыла предсмертной маской. Я почувствовал исходящий от картинки холод. Неуютно было смотреть на таких героев, и я поспешно перелистнул страницу. К моему удивлению, следующий фотопортрет выглядел не лучше. Генерал морского флота в той же позе, как и предыдущий боец. Он словно кричал "ура" и поднимал в атаку свою мёртвую армию. В этот раз лицо оказалось в каких-то грязных разводах, а сам силуэт слегка смазан. Я не дождался комментариев от подруги, затаив дыхание, перевернул страницу. Что-то здесь было нечисто; у самого уха, разрастаясь, звенел тревожный колокольчик ультразвука. Активировалась защитная печать?
— Доброе утро, Роман Валерьевич!
Дашка Мохова замахала рукой, едва я показался в коридоре. Улыбка девушки подарила мне надежду, что вчерашний сеанс не ушёл в молоко и сегодня ей легче.
— Дарья Владимировна, вы сегодня обворожительны как никогда!
Я позволил себе элегантно пофлиртовать с секретарём, отметив, что её серый костюм с короткой юбкой и позолоченной заколкой на маленьком галстуке под стать выразительным серо-зелёным глазам. Я поцеловал её руку, незаметно пробив пропуск:
— Как вы себя чувствуете?
— Вы знаете, Роман Валерьевич, вечером голова болела, а вот утром совсем нет! Ни капельки!
Дашка светилась от счастья, а внутри меня расцветали букеты роз. Она всё говорила и говорила, описывая свои ощущения, совсем забыв, что мы не в кабинете и вокруг много случайных свидетелей. За мной образовалась очередь не выспавшихся и оттого недовольных коллег. Их уставшие взоры подсказывали, что пора закругляться с любезностями:
— Хорошо, Дарья. Заходите ко мне, как будет свободная минутка, будем копать в том же направлении.
Я подмигнул секретарю, сгрёб в охапку пиджак, но не успел сделать и шага. Что-то массивное упёрлось мне в левый локоть и навязчиво прижало к стойке.
— Роман Валерьевич, вы уже на работе?
Знакомый томный голос с лёгкой хрипотцой. Я покрылся испариной. Мирошкина нагло подвинула очередь и теперь наседала на меня грудью.
— Да, Виктория Павловна, — я натянул на лицо фирменную улыбку, но то ли она усохла в кармане, то ли моя физиономия разжирела за эти несколько мгновений. Маска вежливости соскочила с лица и болезненно скривилась на левую сторону.
— Это очень хорошо, мне нужно срочно на приём! — Мирошкина достала пропуск и уже тянула его к считывающему устройству. Второй рукой она взяла меня под руку, крепко приковав к своему бюсту. Я с ужасом осознал, что подняться на второй этаж, избежав попутчиков, мне явно не удастся. На помощь неожиданно пришла Мохова. Она щёлкнула клавиатурой:
— Подождите, не прошло!
Мирошкина приложила пропуск ещё раз, но сигнал никак не менялся. Я поймал задорный взгляд Дашки, он подсказывал: уходи, я её задержу! Замешательство постоянной клиентки позволило мне извиниться и вежливо ускользнуть из её железной хватки:
— Подходите, я буду ждать у себя в кабинете, — я ускорял шаг, отступая к заветным дверям.
— Ух, день намечается жарким! — Яр тут как тут. Мои взаимоотношения с Викторией Павловной забавляли его всё больше, а я уже не знал, куда от неё спрятаться. Вообще пациенты почти всегда делились на три категории. Мнительные. Ни во что не верили и на контакт шли неохотно. Спокойные. И на контакт шли умеренно, и верили в мои способности так же. А вот третья категория — это фанатики: и верили неистово, и из контакта не выходили. В компании таковых почти не было, но с Мирошкиной мне "повезло" особо.
— Да у меня каждый день жаркий! — я поднимался по ступеням, лавируя во встречном потоке.
Рабочий день разгорался, в коридорах не протолкнуться, а угомонятся все только к обеду. И к обеду рабочий день начнётся у меня. Так было каждый раз, и меня это устраивало. Не люблю сюрпризы, и даже вечное приставание Мирошкиной тоже уже входило в распорядок дня, вот только Виктория Павловна становилась с каждым разом все более навязчивой.
— Ха! Ты опять проспорил, твоя Мирошкина и сегодня будет первым клиентом! — Яр встретил меня на лестничном пролёте, перед самими дверьми. Я прибавил шаг, тяжелое дыхание преследовательницы нагоняло.
— Не помню, чтобы мы на это спорили! — адреналин уверенно впрыскивался в кровь. Азарт погони заставлял двигаться всё быстрее и сбивал дыхание.
— Ладно, умру как герой! Беги, я её задержу тут... — Яр остался на лестничном пролёте с наигранно остекленевшими глазами, шагнул навстречу Мирошкиной.
Шутник, блин! Я уже не мог рационально мыслить; обгоняя коллег, влетел на второй этаж, едва не выбив стеклянную дверь плечом. Мимо кабинета Борисыча крался на цыпочках, втянув шею в плечи. Несмотря на то, что я проснулся раньше обычного, все равно опаздывал к началу рабочего дня.
— Та-ак! — грозный голос директора из приоткрытой двери заставил вздрогнуть и остановиться. Борисыч разговаривал по телефону, но косился в мою сторону одним глазом, демонстративно показал на часы: — Волшебная черепашка снова опаздывает?
Я радостно кивнул. Пунктуальность никогда не была моей сильной стороной, но огорчаться по этому поводу я не видел причин. Директор устало махнул рукой, отпуская меня на все четыре стороны. Когда моя преследовательница объявилась на этаже, я уже скрылся в кабинете. Увидел Мирошкину краем глаза:
— Я спрятался, я в домике... — я измученно застонал, сбрасывая с себя ботинки, небрежно кинул пиджак на вешалку.
— Роман Валерьевич, к вам можно? — я едва успел дойти до стола. Стук в дверь прозвучал как барабанная дробь, я с болезненным испугом смотрел на хрупкую преграду из тонкой древесины. Мирошкина сломает ее, если не отвечу. А я даже не успел перевести дух с дороги.
— Это чудо-женщина, я не смог её задержать! — Яр появился в пространстве между мной и дверью, довольно хихикая.
— Неудивительно... — я разложил вещи, собрался с духом перед грядущим сеансом. — Да, Виктория Павловна, входите!
— Роман Валерьевич! Вы были правы! Это кошки! Мой кашель дома почти сошёл на нет! Вот только сегодня утром что-то тянуло в области груди.
— В области груди? — вовремя спохватившись, я надел фирменную улыбку, но в воздухе запахло подвохом.
— Да, знаете, такая тупая тянущая боль, — Мирошкина прошла к столу, приложила руку к левой груди. — Вот здесь!
Я нервно сглотнул, не сразу нашёлся с ответом:
— Ну, а сейчас болит? Долго был спазм?
— Минут десять, а потом снова кашель, совсем немного, даже мокрота вышла. Знаете, такая тёмно-жёлтая. Я её собрала в баночку, но забыла дома. Завтра могу принести.
— Нет, не надо! — ещё не хватало копаться в отходах чьей-то жизнедеятельности. Я что, похож на ходячую лабораторию?
— Ты вообще понимаешь, что произошло? — Яр уже встречал меня в дверях кабинета.
Я ворвался внутрь своей обители, безумно вращая глазами. Тщетно успокаивал разгоряченный мозг:
— Это был несчастный случай!
— Да ты с ума сошёл? Ты какого рожна кинул на него проклятие? Ты убил его, понимаешь? — призрак сорвался на сдавленный крик.
— Я его не убивал! Вообще откуда ты знаешь, что он умер? Мы ушли раньше, чем приехала скорая!
— Ты серьёзно полагаешь, что с ножом, вогнанным в грудь по самую рукоятку, можно выжить? — Предок смотрел на меня с вызовом.
Его глаза злобно сверкнули, когда Прокл осмелился показаться на плече. Уголёк ещё в панике, его силуэт колыхался от переполнявших эмоций.
— Не гони волну! Всякие случаи бывают, тем более, откуда мы знаем, может, у него на роду написано быть проткнутым ножом в этом чёртовом супермаркете?
— На роду? Ага! Интересная информация, мистер экстрасенс, кстати, откуда она? Ты пользуешься услугами Инферналов у меня за спиной или просто дурак? Рома, ты играешь с огнём!
— Я пока не уверен... — действительно неуверенно ответил я. — Он украл кошелёк, может, это и было его наказание.
— Ну, конечно! Теперь ты вздумал решать, кто какого наказания заслуживает? — Яр всплеснул руками, призрак хмурился, никак не желая прекращать полемику. — Или ты ищешь оправдание этому своему зверёнышу?
Яр материализовался совсем рядом, замахнулся, чтобы схватить Прокла, но малыш оказался проворнее; истошно вопя, клякса спряталась в моем теле.
— Не трогай его! — теперь не на шутку расходился я.
— Пригрел на груди гадюку! Выбрось эту дрянь, я её уничтожу!
— Только через мой труп! — я ударил рукой по столу и тут же осекся, услышав, как открылась входная дверь.
— Ярцев, ты тут с кем? — Борисыч осторожно заглянул в кабинет. Мои крики приманили начальника, а отсутствие видимого собеседника загнало его интерес в логический тупик. — Ты чего орёшь? Сегодня вообще-то моя очередь орать.
— Простите, Юрий Борисович, я что-то на взводе, сейчас в супермаркете парнишка на нож наскочил, проткнул себе брюхо, это было ужасно... — мой голос охрип; растирая красный лоб, я боялся смотреть директору в глаза.
— Он умер? — Борисыч изогнул бровь.
— Я не знаю...
— Тебя подозревают?
— Да бросьте вы, несчастный случай же...
— И чего тогда орём?
— А... фиг знает...
И ведь действительно хороший вопрос!
— Воды попей, успокойся и это... на курсы не забудь сходить! Меня завтра не будет, отъеду на пару дней, как вернусь, проведём сеанс, что-то простата начала подклинивать. — Борисыч стрельнул глазами и закрыл за собой дверь. Я облегченно выдохнул, дрожащей рукой набирая в кулере воды. Борисыч, как и положено настоящему начальнику, мастерски делал две вещи: вносил хаос в спокойную работу коллектива и одновременно с этим устанавливал жесткий порядок в паникующих умах своих подчинённых. Он уверенно держал нас подобным "контрастным душем" в постоянном тонусе.
— Вот и фиг! — я обратился к Яру. — Что ты орешь, нас не подозревают!
Призрак не ответил; беззвучно играя скулами, он растворился в воздухе, оставив после себя неопределенность и дыру в озоновом слое. Но хоть дал мне возможность перевести дух, и на том спасибо. Я плюхнулся в кресло, закрыл глаза: если воришка действительно умер, то это была одна из самых глупых смертей, которые я когда-либо видел. Ну а теперь, когда паника прошла, нужно очистить разум и приготовиться к следующему пациенту, тем более я уже слышал за дверью легкий цокот каблучков...
* * *
Прошлое
Я обманул себя. Обманул Димона, обманул отца с матерью. После получения диплома я не покинул столицу. Рука не поднялась бросать все и уезжать в свою глубинку. Хоть она и манила воспоминаниями и родными запахами, что таились на дне посылок, которые приходили мне от родителей. За несколько месяцев до диплома я устроился на работу в магазин сотовой связи и снял маленькую комнату, с вечно кашляющей соседкой-старушкой и тараканами. В этот раз абсолютно легально и без угрызений совести. Работа хоть, мягко говоря, и отличалась от полученной мной специальности, но откровенно не раздражала, а иногда даже и веселила. Перекантуюсь так годик, поднакоплю деньжат и съеду на более приличную жилплощадь. Хороший план, когда тебе чуть за двадцать, а впереди открытые дороги и свободные пути.
Именно с таким настроением я ехал на работу в то сентябрьское утро. Оно было солнечным и беззаботным, но наравне с этим ещё и беспощадным. Ехать до рабочего места мне было долго, почти через пол-Москвы. Поэтому, заприметив свободное место в вагоне, я ринулся к нему, расталкивая зазевавшихся пассажиров и менее расторопных старушек, что уже тянули к моему временному пристанищу руки. Самое главное, сразу же притвориться спящим, а ещё лучше — мертвым. Считать остановки с закрытыми глазами я научился уже через месяц, а через два обрёл практику великих гуру медитаций и, ненароком засыпая, научился открывать глаза аккурат перед своей остановкой.
Вот и в этот раз я настроился на сонный лад и, растолкав бедрами грузных соседей, закрыл глаза. Заснуть не получалось долго. Поезд сделал первую остановку и снова разогнался. В вагоне затхлый запах, народа столько, что уже два раза мне наступали на одну и ту же ногу. Я хмурился. Хотелось поспать перед работой. Обязательно минут пятнадцать или двадцать.
Влад будет опять донимать своими заданиями. В прошлый раз я делал инвентаризацию магазина, оставался после работы. Правда не один. Вместе с Ксюхой. Классная девчонка, мы с ней ладили. Может, к концу недели я наберусь смелости и приглашу ее куда-нибудь на выходные. Может, в зоопарк или в Третьяковку? Нет, в Третьяковку дорого, надо же ещё и поесть что-то, где-то посидеть.
Мягкий ход состава нарушило небрежно резкое торможение. Потом ещё одно. А что после прогулки? Пригласить ее к себе? На чай? Ага! На смотрины тараканов! Черт! Надо быстрее съезжать с этой комнаты, найти однушку и жить там как король. Туалет и ванна будет только моими!
Беда не приходит одна. Я много раз слышал это выражение, но как-то никогда не приходилось проверять его на своей шкуре и, так сказать, в боевых условиях. И убедиться в правоте этих слов мне пришлось, как всегда, против своей воли. Яркие краски вновь заполнили мой безмятежный сон. Коридор генштаба отсвечивал на глазах тёмным пурпуром. Я оказался у столика, где в прошлый раз всё и закончилось. Книга с фотографиями героев войны была открыта на случайной странице. Я краем глаза успел заметить один из многочисленных мужских силуэтов, зажмурился, схватив книгу за корешок, захлопнул её от греха подальше. Нет уж, спасибо, эту энциклопедию я уже листал, и снова цепляться за тот же крючок не хочется. Я воровато огляделся. Моей боевой подруги не было рядом, так же где-то на заднем плане текла и жизнь работающего здесь персонала. Двери открывались и закрывались, слышались звуки шагов и чьи-то приглушенные голоса, но декорации вокруг не менялись, всё те же пустые коридоры и наглухо закрытые двери. Похоже, меня тут не ждали. Что тоже не плохо, я мог спокойно осмотреть окрестности и поработать в тылу врага, пока все спят. Впрочем, изучать в коридоре ровным счётом нечего: несколько кресел, ещё один столик, пара тумб с папоротником, всё пыльное и какое-то заброшенное. Как ни странно, с обеих сторон коридор заканчивался глухими стенами.
Это самая настоящая ловушка. Осознав всю безысходность ситуации, я остановился у портрета с человеком плотного телосложения, запечатленного на холсте во весь рост. Именно его я принял за Иосифа Виссарионовича.
— М-да... даже девчонок не пригласили в этот раз... — я упёр руки в бока, раздраженно скривился.
— А тебе всё развлекаловку подавай? — спокойный голос без интонации прозвучал не в ушах, но проник в голову.
— А? — я притаился; откуда пришёл звук, осталось для меня загадкой, но на всякий случай напрягся всем телом, готовясь к худшему. Хоть общение и не входило в рамки стандартного поведения Инферналов, но все же говорить они умели, а в последнее время делали это чересчур часто.
— Я думал, после больницы ты хоть немного повзрослел, — тяжелый вздох, но без малейшего сожаления. — А ты всё ребячишься, всё веселишься...
— А умирать ребёнком проще, — пришлось пересилить страх, чтобы не потерять иронию, я все ещё не понимал, кто вёл со мной эту задушевную беседу, но подозрение медленно освещало разум. Мой взгляд остановился на портрете, и я обомлел. Ну конечно! Наконец понял, кого напомнил мне этот человек с картины, это вовсе не "отец народов"! Сержант Николаев! Белый Осколок? Здесь? Словно почувствовав, что его раскрыли, человек на холсте ожил, повернул в мою сторону голову:
— Ну, хоть не тупой, и то хорошо.
— А с чего это я должен быть тупым? — откровение Карлика не вызвало ничего, кроме недоумения. Тоже мне великий авторитет в мире преломления света и острых граней.
— А с чего это ты решил умирать? — ещё один раздражающий фактор: отвечать вопросом на вопрос. — Твоя порода, Ярцев, уж слишком живуча, хотя что-то ты быстро сдулся тогда, в морге, неужели владение могущественным артефактом не способно подтолкнуть тебя к решительным действиям?
Карлик не смеялся над моим побегом, и хоть на том спасибо. Он любопытствовал, но рассказывать ему все подробности инцидента в больнице тоже было ни к чему. Только лишний раз подставлять Яра, с которым у меня и так не самые простые отношения.
— Желающих было много, а я один! Ну, почти один...
— Твой предок забавный, думаешь, знаешь о нём всё?
— Я знаю ровно столько, сколько мне хочется знать! — недавний разговор о смерти Яра всё ещё оставлял на душе неприятный осадок, и мне бы не хотелось обсуждать это с малознакомой сущностью, да ещё при таких обстоятельствах. Я грелся мыслью, что это всего лишь дурацкий сон, и объяснял появление в нём столь колоритного персонажа игрой моего воображения:
— Лучше расскажи, как тебе в руках Чернобожца? Не слишком одиноко?
— Глупец, — словно от сквозняка, портрет заколыхался, карлик в негодовании взмахнул руками, однако тон его голоса остался неизменным, он как будто записывался отдельно, и сейчас лишь включалась нужная реплика. Эффект усиливался и от того, что я так же не видел шевеления губ собеседника, и это действительно выглядело жутко. — Ваше самодурство стоило не только нескольких человеческих жизней, целостность и безопасность всего мира под угрозой!
Как ни странно, я не ощущал какого-то страха от происходящего: или уже не боялся всей этой потусторонней чертовщины, или потому что превосходно проконтролировал выплеск гормонов. Сержант Николаев выглядел не слишком грозно; облаченный в бушлат и галифе, он походил на советского солдата, а этот образ потенциально не вызывал в душе страха, по крайней мере у мирного населения, которое эти солдаты когда-то защищали.
— Ты даже не представляешь, сколько проблем вы сотворили!
— Ох, ну простите, о великий! Мы, конечно, так больше не будем! Правда, что-то сомнительно, чтобы от потери такого мощного артефакта у кого-то что-то зашаталось... — Я откровенно зевал и ведь действительно не хотел взрослеть. Но с другой стороны: что мне делать, принимать слова этого прозрачного огрызка близко к сердцу? Да кто он такой, этот осколок? Всего лишь маленький кусочек чего-то глобального. На мой скромный взгляд, Кумир Чернобожцев представлял куда большую опасность, особенно с его привычкой подглядывать за чужими делами.
— Хочешь сказать, твой предок не рассказал тебе, зачем ему нужна была моя мощь?
— Конечно, сказал, но свои проблемы мы теперь решим сами.
— Проблемы? — картина неприятно рассмеялась. — Ты заработал себе две беды, Ярцев, ты в курсе?
— Нет, но хотелось бы этот момент поподробнее!
Он говорил о двух бедах? Серьезно? Тоже мне великий артефакт! Да я с ходу мог насчитать их на себе не меньше четырёх! Единственное, что теперь могло реабилитировать Белый Осколок в моих глазах, это возможная классификация навалившихся на меня бед. Может, они разделялись по сложности, извращенности или по каким другим критериям?