Пролог
1 июня 3985 года от Раскола, столица Соринтии – Сорин-Касто
В тронном зале замка Сорин-Касто оглушительно орал младенец. Его крик эхом отдавался от каменных стен, многократно усиливаясь. Корзинка с младенцем стояла прямо на троне, а над ней склонился его величество император Вейлор VII Соринтийский.
Этот необычайно высокий мужчина средних лет имел могучую и статную фигуру, резкие правильные черты лица и глаза цвета небесной лазури. Обычно тщательно уложенные светлые волосы сейчас выбивались из-под золотого венца. Его твердый рот был перекошен, по небритым щекам бежали слезы.
– Я прошу тебя, – тихо сказал он и положил ладонь на животик младенца.
Ребенок замолчал на секунду, но лишь затем, чтобы глубоко вздохнуть и зареветь еще сильнее. Милое детское личико покраснело, глаза с новой силой налились слезами.
– Это не приказ, это просьба, – повторил император. – Только тебе я могу это доверить.
Он заставил себя отвернуться от младенца и посмотрел на того, к кому обращался.
– Прошу. Пожалуйста!
– Они не поймут! Твоя репутация будет уничтожена... Ты войдешь в историю как убийца!
– Пусть так.
– Не понимаю тебя, Вейлор!
– Я и не жду понимания, – скрипнул зубами его величество. – Тем более от того, кто предпочел создать карьеру, а не семью.
Младенец снова замолчал, чтобы набрать воздуха. Его новый крик разрезал недолгую паузу, заставив собеседника императора вздрогнуть.
– Действительно по-другому нельзя?!
– Нет! Нет… Я не могу больше доверять Этому… Этой твари! Оно уже отняло у меня жену и дочь, я хочу спасти хотя бы сына!
Собеседник сдался.
– Будь по-твоему. Но куда я его дену?
– Куда хочешь. Важно, чтобы я не знал, где он. То, что знаю я, знает и эта тварь. Пусть я никогда больше не увижу сына, но он хотя бы будет жив. Я не знаю, подохнет ли эта дрянь вместе со мной. И я не знаю, найдется ли человек…
Вейлор не смог договорить, дыхание перехватило. Он отшатнулся от младенца, осел на пол и тяжело закашлялся.
– Найдется ли человек, способный остановить эту тварь...
– Я найду такого человека, обещаю!
Мысленно проклиная происходящее, собеседник императора с тяжелым вздохом склонился над младенцем и положил ладонь на его маленький лобик. Малыш тут же раскрыл голубые глазки и перестал плакать, удивленный появлением дяденьки, от которого не знал, чего ждать.
– Обещай, что при этом прольется не слишком много крови, – попросил Вейлор.
– Уж как получится.
Император поднялся, наклонился к зареванному младенцу и нежно поцеловал его в лобик. Мальчик тут же вцепился тонкими ручонками в щеки и волосы отца, словно не желая расставаться с родителем.
– Помни: его нужно держать подальше от меня. Мне не важно, кем он станет, главное, чтобы был жив и здоров. Пусть просто… растет хорошим человеком и не повторяет мой путь.
– Я сделаю для этого все возможное.
– Знаю. Зови сюда служителей Сиани, сейчас я отрекусь от сына, и ты уедешь. У меня не так много времени, – с сожалением вздохнул он и внимательно осмотрел свои руки, охваченные слабым бледно-зеленым свечением. – Пока я могу контролировать Это.
3 июня 3985 года
Его величество Вейлор Соринтийский мерил шагами комнату, изредка бросая взгляды на собравшихся в зале для приемов.
Напротив него стояли, высоко держа головы и глядя прямо перед собой, двое старейшин поселений аиргов. Их можно было сравнить со статуями, вылепленными искусным скульптором: неподвижны, безмолвны. Время словно бы и не заметило их существования: даже в глубокой старости они сохранили нечеловеческую, безупречную красоту молодости. Необычная аметистовая кожа этих созданий сияла даже в тусклом свете канделябров. Их гордый и независимый, холодный взгляд раздражал его величество. Да какое право они имеют смотреть на своего императора с таким вызовом? Высокомерные твари. Ничего не добились, живут как дикари, никакой пользы обществу от них нет, пришли просить о помощи, а ведут себя так, словно им обязаны все вокруг!
Вейлор опустился за массивный дубовый стол и перевел взгляд на бургомистров нескольких человеческих поселений, стоявших в отдалении. В отличие от аиргов, люди сжались в страхе и не смели поднять глаза на повелителя.
– Вы что, не могли решить проблему сами? Я должен за вас все делать? – прорычал его величество, снова обратив взгляд на аиргов.
– Ваше величество, безрезультатны наши средства оказались, – промолвил старейшина Делея. – Магическая помощь нам нужна, пока лекарство от болезни не изобретем.
Глава первая, в которой Рин получает задание, обзаводится новым оружием и дает обещание
Ночь с 25 на 26 ноября 4009 года
И какому только мудрецу пришло в голову назначить встречу у Незамерзающего озера? Чистое поле, ветер от воды дует ледяной, пробирает до костей. И темнота хоть глаз коли! Бледный серпик луны – и тот скрыт облаками.
Рин, зябко кутаясь в черный овчинный полушубок, топталась в беседке на берегу злосчастного озера и поминала непечатными словами всех, кто работает над ее маршрутами и заданиями. Особенно досталось полковнику Рошейлу. Полночь минула, а посыльного с письмом все нет. Ситуация, однако…
– Все, еще пять минут, и я ухожу. Уже полчаса жду, что за дела? – возмутилась она и плотнее закуталась в шубку, прикрыв нос рукавом.
Но не прошло и пары минут, как она увидела некую фигуру, торопливо идущую к ней, и пригляделась. Судя по росту и телосложению, то была женщина, а значит, та, кого Рин ждала. Да и кому еще взяться в этом месте в такую отвратительную погоду? Женщина подошла ближе к беседке, остановилась и покрутилась на месте.
– Я здесь, – оповестила девушка, выходя из-за угла и с укором глядя на посланницу.
– Слава богам! – выдохнула та и зашла в беседку.
– Я уже думала, не придете, миледи.
– Простите. За мной увязались собаки. Пришлось искать псаря. Вот это письмо вы должны доставить господину Римеру. Рин, вы уверены, что хотите отправиться ночью? – осведомилась посланница, протягивая девушке конверт. – Все же путь неблизкий, дикие звери, разбойники…
Рин усмехнулась и спрятала конверт во внутреннем кармане полушубка.
– Разбойников и диких зверей я боюсь меньше всего, миледи. А вот нарваться на патруль было бы совершенно лишним, поэтому здесь мне лучше передвигаться ночью.
– Что же, вам лучше знать. Когда господин Ример получит это письмо?
Рин задумалась и мысленно прикинула расстояние.
– Я плохо помню ту местность, не могу сказать точно. Сегодня двадцать шестое ноября, понедельник. Добираться мне туда около четырех недель, так что буду в Лонгвиле двадцать пятого декабря, если не случится чего-то непредвиденного. Не волнуйтесь, все будет в порядке, миледи.
– Да приглядят за вами Создатели! – вздохнула женщина, положив на плечо Рин изящную ладошку, обтянутую бархатной перчаткой.
Рин чуть улыбнулась.
– Вам нужно возвращаться, миледи, а мне пора в путь, – напомнила она.
– Не знаю, увидимся ли мы снова…
– В любом случае это будет очень нескоро. Берегите себя, от вас многое зависит.
– Это вы берегите себя, от вас зависит больше. Обещайте мне!
– Обещаю, – ответила Рин с мягкой улыбкой.
И, сжав на прощание руку миледи, покинула беседку.
Надвинув на лицо капюшон, она двинулась вперед по широкой дороге, что вела от замка Сорин-Касто к северо-западному тракту. Путь ее лежал через всю страну на запад, в герцогство Танварри. Ближайшим большим городом, в котором предстояло остановиться, был Эрисдрей. Чтобы добраться туда, требовалось сделать большой крюк через Паруджу, культурный центр Соринтии, потому что с севера на юг прямой путь преграждал Лунный лес. Конечно, можно было пойти через него напрямик и сэкономить дней пять, но над этим вариантом Рин решила еще подумать. Очень уж не хотелось пробираться по пояс в сугробах.
Спустя три часа Рин вышла на северо-западный тракт, который огибал Лунный лес с юга и проходил между ним и Раконирскими болотами. Она шла довольно быстро, поэтому холод ее не беспокоил, но ноги уже немного устали, пришлось задуматься об остановке. Наконец Рин вспомнила, что где-то в получасе должна быть деревенька Эверсер, где можно будет отдохнуть до утра.
Через полчаса Рин открыла двери придорожного постоялого двора. В нос ей тут же ударила вонь кислого пива и солонины, табака и пота. Рин сморщилась и чихнула, когда пьяный в дым постоялец выдохнул сизое табачное облако прямо ей в лицо. Девушка натянула капюшон посильнее и на всякий случай нащупала рукоять револьвера под полой полушубка. Стала оглядываться в поисках места. Народу было полно, несмотря на поздний час. Публика – разношерстная. За большим столом в углу сидели бандитского вида мужики и шумно гуляли за чье-то не то здравие, не то упокой. Другие столики занимали торговцы и пропойцы. Последних было большинство.
Не найдя свободного стола, Рин молча прошла к стойке трактирщика. Тучный усатый дядька устало взглянул на нее и поинтересовался, чего гостья желает.
– Чай покрепче, кусок мяса, суп и койку на пару часов, – ответила Рин и стала ждать заказ, уткнувшись лицом в сложенные руки.
Местный чай отдавал землей с плесенью, и Рин уже хотела поинтересоваться, из какого сорта пыли его заваривали, когда на стул справа хлопнулся рыжий вихрастый паренек лет двадцати с длинным узким лицом, усыпанным веснушками, и поприветствовал ее. По одежде в нем можно было узнать торговца: зеленые плащи с гербами торговых гильдий носили только они. Рин неприязненно покосилась на соседа и нахмурилась, уже подбирая фразу, чтобы ненавязчиво отказаться от знакомства. Но тут же слева ей пожелал доброго вечера его товарищ. То был крупный мужчина с пышными аккуратно подстриженными усами и бородкой, орлиным носом и живыми карими глазами. От него исходил странный пряный аромат, который приятно пощипывал в носу, словно она вдыхала дорогой южный парфюм. Рин кивнула в ответ и снова занялась чаем, надеясь, что эти двое ничего не будут ей впаривать.
Глава вторая, в которой Рин выполняет заказ с тяжелыми последствиями
Маленькие наручные часы показывали половину девятого утра. Измотанная долгой ночной гонкой по лесу, основательно продрогшая и голодная Рин была злая и опасная, как стая горнидов.
– Паруджа! Паруджа! – звала она, предвкушая остановку в уютном трактире.
Паруджу называли второй скрипкой в квартете культурных центров Соринтии. Первой скрипкой был Вейнсборо, альтом – утонченный Лилли, а виолончелью – гордый и величественный Кастан. Рин, некогда прожившая в Парудже около двух лет, понятия не имела, где люди умудрялись найти там места культурного отдыха, потому что она таковых так и не отыскала. Впрочем, не то что бы она очень интересовалась культурным отдыхом. Бани, бары и барды были куда интереснее для нее в то время. А с этим – хвала богам! – в Парудже проблем не было. В Парудже все было чудесно, жизнь в этом городе омрачали только землетрясения. Они лишали Рин всякого спокойствия, и она вскоре подала в департамент безопасности прошение о переводе обратно в Кимри.
За всю жизнь Рин меняла место жительства четыре раза. В тридцать три года она сбежала из Иствана в Финесбри. Прожила там полгода и уехала на юг, в Кимри. Там ее талант оценил один серьезный человек из департамента безопасности Соринтии и отправил учиться в Кимрийскую военную академию. По окончании академии Рин продолжила службу в Сорин-Касто, в особом отделе в должности простого агента. После серии удачно закрытых дел ее несколько раз повышали, а потом перевели в Паруджское отделение, где через недолгое время руководство в лице Армана Валиенте и других начальников снова представило ее к повышению. Рин Кисеки стала первым в мире аиргом и женщиной, дослужившейся до звания капитана и должности заместителя главы особого отдела. Ее ждала небывалая карьера: Рин прочили звание генерала, все были уверены, что уж она-то добьется и сможет, как гласил девиз особого отдела, «невозможное сделать возможным»… Но жизнь рассудила иначе. В одночасье Рин рухнула с геройского пьедестала, и то, что казалось ей и всем остальным столь близким, стало недостижимо, как вершина Сан-Клефф[1]. Арман был уверен, что Рин помешала кому-то из верхов. Зара, с присущим ей фатализмом, списывала все на трагическое стечение обстоятельств. Сама Рин не желала думать, была ли то судьба или козни тайных врагов, она думала только о мести за свою загубленную жизнь. А случившееся затем в Истване лишь добавило уверенности в собственной правоте.
– Баня и бар с бардами, – бормотала Рин свое любимое заклинание, рисуя в голове упоительные картины тарелок с горячей едой и ванны с горячей водой, которые она сможет получить в Парудже. Основной задачей было попасть в город незаметно для патруля: Паруджа была богата, и гвардейцы охраняли все пять подъездных дорог. Для этого Рин и направлялась в Берро, откуда рассчитывала добраться до центра Паруджи по тоннелям заброшенных колодцев, а потом так же выйти за пределы города дальше, к Эрисдрей. Поселок Берро был, по сути, большим рынком и единственным местом, где горожане могли купить все от картошки до строительных материалов. В самой Парудже по какому-то древнему герцогскому указу не было построено ни одного торгового дома, а повозкам запрещалось въезжать в центр города.
Но вот, где-то вдалеке уже проступили очертания большого города, а Берро все еще не было видно.
– Ну где же ты? – вопросила Рин. Остановилась, достала и развернула карту. Почесала в затылке, прикинула, где примерно находится и выругалась: подходить к Берро нужно было совсем с другой стороны.
– Плюс полчаса дороги, – резюмировала она. – А потом ползти по колодцам. Опять эти засранные колодцы! Я узнаю, какой козел составляет мои маршруты, и заставлю его самого ползать по подземельям по задницу в грязи!
От холода Рин зевнула так широко, что челюсть заломило, и с силой потерла глаза ледяными варежками. Когда резь прошла и исчезли мушки, она разглядела впереди первые дома деревни Берро.
– Когда мне уже сделают документы?.. Нет, все-таки пора брать Рошейла за его тощую задницу, – рассуждала она вслух сама с собой. – Вот ведь обещал сделать документы, уже год «завтраками» кормит, а действий никаких! И ведь сам знает, что система организации работы агентов просто отвратительная. А оплата? Вообще больной вопрос! Нет, я все понимаю, сложно, но можно же как-то пошевелить мозгами и придумать…
Так, размышляя вслух о нелегком труде агентов и финансово-организационных проблемах, она пришла к первым домикам на отшибе от Берро. Еще отсюда Рин услышала шум толпы, выкрики торговцев и подумала, что в такой толкучке для нее не составит труда затеряться. Для начала требовалось найти лавочку давнего знакомого, торговца пряностями Мирима Хиггса, который знал о ее прибытии и имел ту самую карту колодцев. Лавочка Хиггса, как говорил Рошейл, стояла в третьем ряду от центральной площади деревни, где располагались продовольственные ряды. Рин поднялась на деревянное крыльцо, постучала в дверь шесть раз и вошла. Звякнул дверной колокольчик, и к ней вышел белобрысый мальчик лет десяти.
– Здрасьте! Вы к папе?
– Да.
– Он ушел. Хотите, я продам, что вы ищете? Ну, чтобы вы не ждали, пока он вернется.
– Я не за товарами. У меня личное дело.
– А-а… – мальчик смущенно помялся, а потом предложил: – Может, я сбегаю за ним? Хотите?
Вскоре Рин пришлось заткнуться. Кроме нее никого здесь не было, но ей все время мерещились какие-то звуки. Но это был лишь эхо стука ее каблуков, гулко разносившеесяся по подземным коридорам, да ветер, посвистывавший у потолка и за поворотами. От желтого света лампы на стенах вырастали длинные тени. Рин зябко передергивалась и шмыгала носом: холод здесь был пробирающий до костей, сырой. Вдалеке она услышала шум воды и поняла, что приближается к тому самому месту, где с потолка льет. Девушка уныло посмотрела на свою обувь и понадеялась, что лужи будут не очень глубокие. Завернувшись в плащ, она зашла за очередной поворот тоннеля и обнаружила странную картину. Узкий коридор по левую руку превращался в огромный каменный зал, в центре которого чуть поблескивало нечто аспидно-черное…
– Подземное озеро? Удивительно… – пробормотала Рин, оглядывая коричневые каменные стены, по которым широким потоком стекала уходящая к озеру вода. Из щелей в потолке капало, но не сильно, а вот на полу воды было по щиколотку, и, не замочив ног, можно было пробраться только по выступавшим гладким и наверняка скользким камушкам.
– В следующий раз я пойду вместе с Рошейлом и заставлю его ложиться в лужу всякий раз, как мне нужно будет ее перейти, – заворчала Рин, осторожно наступая на первый ближайший камень.
– Я хочу денег вдвое больше. Хочу и все. И никто не запретит мне хотеть, – заныла она, морщась от холодных капелек, брызнувших в лицо.
Когда Рин наконец прошла этот мокрый участок, то основательно промерзла и все же промочила ноги, поскользнувшись пару раз, а потому была страшно зла. Рин на чем свет стоял костерила таких и разэтаких умников, которые заставляют ее ползать по разным подземельям, и обещала им все тридцать три удовольствия с применением различных предметов, большинство из которых были тяжелыми и тупыми, хотя присутствовала и парочка острых.
Удивительно, но холодная вода помогла Рин справиться с клаустрофобией, а от звука собственного голоса ей стало легче на душе. Рин снова замурлыкала под нос любимую песенку. Повернув в очередной раз, она резко остановилась. Путь ей преграждала толстенная решетка, из разряда тех, что устанавливают в замковых воротах. А у стеночки…
– Это прелестно, – резюмировала она, разглядывая человеческий скелет. Судя по виду, он лежал здесь долгие годы. – Мириму что, удовольствие доставляет смотреть на тебя, бедолажка?
Она осмотрела решетку и подергала, на стене увидела намалеванный желтой краской рисунок ключа. Под рисунком было узкое отверстие, куда, очевидно, вставляли ключ.
– Но у меня нет никакого ключа, Мирим ни о чем таком не говорил! – возмутилась Рин и попыталась рассмотреть, что внутри отверстия. Ничего не увидев, нахмурилась и достала из рюкзака карту. – Так, костлявый, давай подумаем. Может, я не туда зашла?
Рин присела рядом со скелетом и всмотрелась в карту. Да нет, все в порядке. Вот подземное озеро отмечено, вот здесь надо было свернуть… А здесь и должен был быть проход. Но по факту есть только решетка. Рин встала и осмотрела ее еще раз, освещая лампой каждый темный угол.
– Может, у тебя где-то ключ спрятан? – прищурилась она, глядя на скелет. Тот загадочно молчал. Рин пошевелила скелет так и эдак, обшарила его одежду, но ничего не нашла. Обшарила все стены, но они были идеально гладкими, никаких признаков, что где-то можно что-то зацепить и повернуть. И тут Рин услышала стук каблуков, будто кто-то быстро бежал к ней. Она спряталась в закуток и выхватила засапожный нож. Через некоторое время из-за поворота вылетел человек в плаще, Рин мгновенно взяла его в захват и приставила лезвие к горлу.
– Рин! Рин! Это я! – заголосил Мирим. Рин всмотрелась в его лицо и в сердцах сплюнула. – Ну ты чего?!
– Я чего? Это ты – чего?! Чего меня пугаешь? Позвать не судьба?
– Я забыл сказать про решетку.
Рин ответила выразительным взглядом.
– Ну прости! Здесь надо вот так сделать, – он подошел к скелету, выдрал у него мизинец из сустава, а затем воткнул в отверстие. Немножко пошевелил, и сработал какой-то механизм. Дверь стала подниматься с глухим скрежетом.
– Знаешь, как я себя сейчас чувствую? – спросила Рин, разглядывая уходящие в потолок зубцы решетки. – Как персонаж из какой-то сказки.
– Почему? – удивился Мирим.
– Подземелье. Скелеты. Ключ из пальца скелета.
– Ну, нормальный ключ я потерял, пришлось приспособить этого господина. Ему-то все равно уже не пригодится. А что такого удивительного в решетке? Нормальная практика монастырей, – пожал он плечами. – Здесь же пару веков назад огромный монастырь был, это все каналы сточных вод.
– То есть, я уже часа три иду по канализации?
– Ну, можно и так сказать, – замялся Мирим.
– Ты очень привязан к Рошейлу? – спросила Рин, глядя тем особым взглядом, какой возникает у людей, когда они планируют что-то трудное. – Я хочу натянуть на него черный мешок, подвесить на дерево вниз головой и кидать ему в задницу дротики! Но боюсь, что он этого не переживет, поэтому спрашиваю, ты будешь сильно скучать?
Мирим рассмеялся.
– Иди уже!
Рин молча развернулась и вошла в открывшийся проход.
– Передай привет Рошейлу! – попросил Мирим и закрыл за ней решетку. Рин что-то неопределенно хмыкнула в ответ.
При составлении любых планов следует учитывать следующее: в реальности что-нибудь обязательно пойдет не так. Вместо того чтобы стоять в комнате за портьерой, Рин пряталась от охраны в узенькой нише на самом краешке балкона и мерзла. А Гюнтер Кревилль находился на первом этаже роскошного особняка вместе с женой и дочерью. По углам комнаты – четыре гвардейца. И еще нужно учитывать охрану самого Гюнтера из четырех человек. После окончания танца Рошейл и Кревилль должны подняться в курительную. Рин вжалась в нишу и прислушалась. Звуки вальса смолкли, раздались аплодисменты, затем зацокали по лестнице каблуки женских туфелек.
«– Как поживаете, господин Кревилль? – Как вы поживаете? – Госпожа Кревилль, какой приятный сюрприз! – Вы желаете пойти с нами в курительную, господин Джашек? – Не откажусь! – Пойдемте! Скорее, пока не объявили третий танец. Моя дочь обещала вам вальс, господин Джашек, думаю, вы расстроитесь, если она уступит другому…» – доносились голоса снизу.
«Ну ладно еще этот Джашек. Но куда ты тащишь беременную жену? – мысленно взвыла Рин. – Впрочем, плевать. Сам виноват. Холодно-то как! Давайте, идите сюда быстрее, у вас тут такой хороший табак лежит! В темпе, в темпе!»
Рин услышала, как в кабинет зашли люди. Заскрипели ножки стульев, зачиркали спички, понесло табачным дымом. Ей захотелось чихнуть, и она стала тереть нос.
– А что, Эдвард, ты говорил, у тебя дело ко мне есть?
– Есть, есть, но не при всех же. Личного характера.
– Что, за Шона своего похлопотать хочешь? Неужто решился пристроить мальчишку ко мне в гвардию? Хилый он у тебя. Жрет, что хомяк, а силы нету. Такому только на посылках бегать. Кха-кхе…
– Остынь, не за него. Шона я в военную академию пошлю. Нечего ему пятки стирать в патруле.
– А так он будет штаны протирать на академической лавке. Зря, зря, платят-то у нас достойно! Давай его к нам. Уж похлопочу, посидит годика с два в младших, а там до инспектора повышу. Кхе-кхе…
– Отстань, говорю! Дался тебе Шон!
– Кхе-кхе… Да что ж это! – Гюнтер тяжело закашлялся.
– Тебе, Эд, почитай, уже шестой десяток, – это вмешалась жена Кревилля. – Скоро пенсия, а дальше что? Останешься один со своей Магдой в твоей халупе, а Шон приглядит себе девчонку на Кимрийских улицах да укатит. На старости лет и стакан воды будет некому подать. Давай, не отказывайся! Я же знаю, он тебе как сын. Да и Магда всегда так хотела ребеночка, что ж ты у нее единственную радость отбираешь?
– Вот теперь мы приблизились к теме разговора, – сказал Рошейл.
– Хм-м?
– Говорю же, не при всех. С глазу на глаз хочу обсудить. Господин Джашек, Элеонор, позволите нам потолковать?
– Ну, мы уже докурили, да и танец скоро объявят. Страсть как хочу посмотреть, как моя Лика будет танцевать вальс! Пойдемте, господин Джашек, пойдемте!
«Да уж, идите, Джашек. Зрелище будет пренеприятное!»
Хлопнула дверь, жена Кревилля и Джашек вышли. Рин продолжала ждать.
– Так о чем ты… кха-кха… хотел?
– Есть ли у тебя доктор на примете хороший? Тот, что по женским делам? Магда у меня… беременная.
– О-хо-хо! Кха-кхе-кхе… Да что ж за табак такой жгучий? Ха-ха! Ай да Эдвард! Да у тебя, оказывается, еще есть порох! Только, постой-ка… кхе-кхе… Магда-то выдержит?
– Вот я и спрашиваю хорошего доктора.
– Ну, есть у меня один на примете. Элку-то мою он, считай, с того света вытянул. Чуть не померла, когда Лику рожала. Постой, дай припомню… Это был девяносто первый год…
«Да, – подумала Рин, пританцовывая от холода, – просчитался Рошейл, явно маловата оказалась доза для такого кабана. Давай уже, Эдвард, договори и иди отсюда скорее, его же прихватит сейчас. Эх, не хотела я грязной работы, да придется…»
– Фамилия его – Гаспарини, вспомнил. Зовут – Альберт. Только я не знаю, живет ли он еще в Парудже. Ты съезди да посмотри. Шона своего пошли. И знаешь что еще? У магов спроси, может, чего подскажут лучше. Кхе-кхе…
– Гюнтер, что с тобой? Ты бледный какой-то.
– Да табак, зараза, крепковат оказался. Намешали чего-то… И где только они его брали? Ты знаешь что? Иди пока в зал, Элеоноре скажи, что я полежу немного.
– Может, доктора позвать?
– Да нет, не надо. Пора бросать курить, – засмеялся Кревилль. – Иди, иди, я посижу тут. Бойцы! Вы все – за дверь! Ты и ты – охранять мою жену.
Дверь хлопнула, люди вышли. Внизу заиграла музыка, гости зааплодировали. Рин подобралась. Время приближалось. Послышался плеск воды из графина: Гюнтер налил себе стакан. Скрипнула софа. Рин выскользнула из своего укрытия и осторожно заглянула в комнату. Там никого не осталось, только Кревилль сидел на софе спиной к ней, со стаканом в руке. Он отпил и сразу же зашелся в приступе кашля. Рин вынула стилет из прически, аккуратно отворила балконную дверь и скользнула в комнату.
Глава третья, в которой Рин встречает странных существ и сражается со страхом
Рин брела по заснеженной дороге, уходящей в горы. За ней семенил легко навьюченный горный пони чубарой масти. Шерсть у него была длинная и густая, грива – лохматая, до самых колен. Звали это милое создание Хвостик, потому что у него с рождения была привычка везде ходить за хозяином. Рин сначала скептически отнеслась к идее тащить с собой пони в лес, полный хищников, но количество плюсов существенно перевесило минусы.
На пони можно ехать через снег, он мало нагружен, так что для него не составит проблемы везти Рин. Пони везет запас продовольствия, поэтому ей не придется охотиться. Пони везет палатку, в которой можно спать ночью. Пони везет спальный мешок. Пони везет ее собственный рюкзак.
– Ничего, что я тебя так использую? – тихонько спросила Рин, поглаживая Хвостика по теплому серому носу. Пони всхрапнул, довольный, что его спросили, мотнул головой и весело задрал пышный хвост. – Вот и славно.
Рин, насвистывая веселую песенку, поднималась в горы по довольно крутой тропе. Эрисдрей остался далеко позади. Перед ней возвышались крутые скалы, покрытые черным лесом, за которые уходило солнце, окрашивающее перистые облака в багряный цвет. Белоснежные зубы гор сверкали в лучах заходящего солнца, и складывалось впечатление, что вершину каждой из них украшает большой бриллиант. Рин шмыгнула носом и сунула руки в карманы. Хвостик ласково боднул ее в плечо, и она улыбнулась. Настроение потихоньку исправлялось.
К концу третьего дня пути через горы погода начала портиться: небо стало свинцово-серым и низким, завыли ветра, усилился мороз. Днем было относительно спокойно, но ночью, когда Рин забиралась в низенькую палатку, заводя в нее с собой и Хвостика, у нее складывалось впечатление, что снаружи свирепствует ураган, который в любой момент может унести их прочь. Только Хвостик был полон почти человеческого оптимизма: едва Рин закисала, погружаясь в невеселые мысли, как пони начинал играть. То бегал кругами с задранным хвостом, то разгонял тоскливую тишину трубным ржанием.
Тракт был довольно оживленным: по пути ей встречались торговые повозки, снегоуборочные пункты, группы местной дружины, которые гнали волов, запряженных специальными приспособлениями для укатывания снега на дороге.
На пятый день Рин проснулась с тяжелым сердцем. Чувство приближающейся опасности не покидало ее полдня, пока наконец чуткие уши не уловили мерный марш десятков пар ног. Гвардейцы приближались, и Рин бегом бросилась прочь с дороги, заметая за собой и пони следы, и затаилась в ближайшем леске. Провожая взглядом пятнадцать человек в алых кирасах, она подумала, что патруль пошел явно не по тому расписанию, которое дал Рошейл. Почему? Нужно быть осторожнее.
К первому безопасному пункту приюта Рин подошла вечером пятого декабря. Это было трехэтажное каменное здание внушительного вида: надежные стены, массивная крыша, которой никакой ветер и снег не страшны, окна закрыты ставнями, а на входе – огромные двери из железного дерева, больше похожие на ворота замка. Слева от приюта была еще одна одноэтажная каменная пристройка, из которой доносились лошадиные храп и ржание. К тому же с трех сторон здание защищали высокие отвесные скалы, под которыми располагались несколько хозяйственных построек: свинарник, коровник и курятник.
У входа в приют стоял богатырского вида мужчина в алых одеждах с вышитой надписью «Дружина». Он топтался на месте, притопывая ногами и закрыв рукавом нос. Рин набросила капюшон и подошла к нему.
– Чего желаешь, барышня? Остановиться? – спросил он низким голосом.
– Да, ищу ночлег.
– А документы у тебя есть? – прищурился он, подозрительно покосившись на ее сиреневый подбородок.
– Откуда документы у аирга? – вздохнула Рин и откинула капюшон, стараясь выглядеть как можно жальче и милее. – Но я могу заплатить.
– А проблем-то от тебя не будет?
– Я просто обычная путешественница, хочу погреться у огня и помыться, – мило улыбнулась она. Мужчина помолчал-помолчал, с некоторой опаской глядя на нее, и чуть заметно кивнул. Рин сунула в подставленную руку несколько купюр, и он быстро спрятал их в нагрудный карман.
– Пони своего поставь сама, конюха у нас нет.
Рин кивнула и пошла в конюшню, умный Хвостик проследовал за ней. Пришлось потратить какое-то время на то, чтобы почистить и тщательно прочесать пони, укрыть его попоной и задать корм. Довольный и счастливый Хвостик ласково потыкался ей мордой в ладонь и боднул в плечо, мол, все будет хорошо. Рин погладила его, обняла и ушла.
В зале народа было немного. Пятеро торговцев в традиционных зеленых плащах склонились над тарелками. У камина грелась парочка. Около бара крутился рыжий парень с гитарой, видимо странствующий музыкант. Он громко упрашивал хозяина налить еще пива, но, судя по всему, ему было уже достаточно.
Рин набросила капюшон и подошла к барной стойке. Крепкого вида мужчина с большой лысиной и полными розовыми щеками перевел на нее взгляд и молча стал разглядывать.
– Хозяин, есть комната на ночь?
Красный лес вставал перед горами ровной стеной, словно бы кто-то, собирая гигантскую картину-головоломку, по недомыслию приставил кусочек с лесом к неподходящему кусочку равнин с кедровым стлаником.
Взглянув на посеребренные инеем стволы, Рин испытала странное давящее чувство, как будто ее голову кто-то сжимал со всех сторон. Она не видела ни единой тропы, где могла бы спокойно войти, не утонув в сугробе, ни единого просвета меж величественных деревьев. И нарастало, заполняя ее изнутри, чувство тревоги, неприязни.
Рин придержала пони, медленно опустилась на колени и поклонилась лесу до самой земли.
– Прошу тебя, хранитель этого леса, пожалуйста, позволь мне пройти! Не возьму лишнего, только необходимое для жизни. Обещаю.
В ответ лес промолчал, лишь ветерок качнул макушки высоченных деревьев. Чувство беспокойства отступило, на смену ему пришло легкое удивление, а затем теплое молчаливое одобрение. Рин еще раз обвела лес взглядом, снова поклонилась и поблагодарила, а когда поднялась, увидела неширокую тропку с примятым снегом. Ступая на нее, девушка отметила, что на ней не было ни единого человеческого следа, проложить ее было некому. Ширины тропинки хватало ровно настолько, чтобы она и пони могли пройти бок о бок. Еще раз поблагодарив лесного духа, Рин двинулась вперед.
– Ну, Хвостик, я надеюсь, у нас не будет особых проблем, – сказала она, и пони ответил ей добродушным фырканьем.
Луна уже пошла на убыль, поэтому звезды ночью были видны отчетливо, и Рин ориентировалась по ним. Но путешествие по лесу при отсутствии палатки – так себе занятие. К счастью, погоды стояли ясные, безветренные, морозы спадали. Стоянки стали долгими; едва только закатывалось солнце, девушка разбивала лагерь, не забывая разжечь костер. В поисках оного приходилось сходить с тропы и уходить вглубь леса, что было довольно опасно. Чтобы не заплутать, Рин бросала в собственные следы вылущенные птицами и белками кедровые шишки, которые набрала, когда шла через кедровые леса. Там же она кое-как решила и проблему отстутвия палатки. Нарезала кедровых веников и теперь выстилала себе ими снег для ночлега. Спать приходилось достаточно близко к костру, чтобы не замерзнуть, но и не вплотную, чтобы ненароком не спалиться. Сон был кратким и прерывистым – Рин часто просыпалась, чтобы раздуть огонь и подкинуть хвороста.
Ночью шестого дня пути Рин проснулась от странного звука, словно кто-то рядом… ел. Девушка посмотрела сквозь ресницы на пони: Хвостик мирно спал.
Она хотела повернуть голову, но не посмела. Показалось, что рядом кто-то смеется, и липкий страх лизнул ее шею, обдав ледяным дыханием. Чавканье не прекращалось, слышно было, как потрескивает в тишине костер, и как клацают чьи-то зубы. Рин очень осторожно повернула голову, ровно настолько, чтобы увидеть…
Рядом с костром сидел человек. Обнаженный мужчина.
Блики огня играли на его черных как ночь волнистых волосах. Они были довольно длинны, хорошо скрывали лицо, но не закрывали клыки – по-звериному острые, белые, впивавшиеся в окровавленную тушу кого-то, кто сейчас не поддавался опознанию. Только ошметки потрохов и кровавые капли летели в стороны.
Рин мгновенно нашарила за пазухой револьвер, вытащила и наставила на незнакомца. Гость не прервал своего занятия. От внезапного, несвойственного ей страха затошнило, и пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, чтобы взять себя в руки.
– Кто ты?! – Услышала свой голос словно со стороны. Показался писклявым и жалким.
Гость не ответил, лишь хихикнул.
Рин успела только сесть, а затем обнаружила, что тело немеет. Палец на курке дрожал, всю руку сводило, оружие вдруг стало неподъемно тяжелым. С трудом она подавила беспомощный всхлип и вложила остатки своей храбрости в то, чтобы удержать револьвер. Чавканье прекратилось. Незнакомец встал, потянулся и откинул волосы с лица. Рин хорошо его рассмотрела. Тонкий прямой нос, высокий лоб, скрытый под густой лохматой челкой, резкие линии высоких скул и мягко скругленный подбородок. Его полные, четко очерченные губы и щеки были испачканы в крови. От света огня он чуть жмурил раскосые глаза, в которых не было видно белков… Мужчина поднял руку и медленно облизал кровь с пальцев. Затем посмотрел прямо на нее, и в этот миг все ее тело словно сотряс электрический разряд. Страх пропал, и пришло нечто вроде… доверия? Она опустила оружие и некоторое время смотрела в его большие волшебные глаза-омуты.

Он улыбнулся, подмигнул ей и ушел во тьму леса.
До самого рассвета Рин просидела, чуть покачиваясь и сжимая револьвер окоченевшими руками, и только с восходом ее сморил краткий сон.
Рин обвела карандашом двадцать третье декабря на календаре и задумчиво почесала за ухом. По ее подсчетам, сегодня был последний день путешествия по Красному лесу и последняя ночевка. Часы показывали восемь утра, солнце уже начало вставать, но еще не успело преодолеть горы. Часам к одиннадцати она выйдет к поселку лесорубов и встретит Рей. А затем наконец-то доберется до бани… Конец мучениям! Девушка почесала нос, голову, потерла ладонью лицо и с головой спряталась в теплый спальник: вылезать совсем не хотелось.
Стрелка на часах остановилась на отметке в два часа ночи, а Рин дошла лишь до середины катакомб. Карту составлял либо законченный кретин, либо диверсант, имевший целью завести ее туда, откуда она бы не выбралась. Если бы не многолетний опыт блуждания по странным местам, Рин точно заплутала бы в этом лабиринте. Сейчас девушка стояла посреди зала, из которого вели два коридора, а не один, как было указано на карте, и поминала картографа недобрым словом.
– Ну и какого пса плешивого? – беспомощно вопросила она, заглядывая попеременно то в один коридор, то в другой. Оба отзывались лишь ехидной тишиной. Через некоторое время она заметила, что из одного коридора дул ветерок, доносивший вонь тухлой рыбы. Рин перешагнула порог другого коридора, чтобы проверить, что там, но почему-то ей сразу же стало жутко. Сердце заколотилось в ребра, голосок в голове шепнул уходить отсюда. Хотя видимых причин для страха за все время путешествия по катакомбам не обнаружилось, Рин доверилась своей интуиции и вернулась в зал.
Пораздумав некоторое время, Рин открыла дверь того коридора, откуда дул ветер. Но стоило ей переступить порог, как каменный пол с глухим «ух-х» ушел у нее из-под ног. Рин успела изо всех сил вцепиться в дверную ручку и повисла на ней, ободрав руку об торчащий гвоздик. Внизу послышался плеск и гулкое бульканье утонувших камней.
– Твою мать! Твою мать! – зарычала девушка. От испуга сердце заколотилось о ребра и сбилось дыхание. Она выбралась из провала и, с неприязнью глядя во мрак, отступила назад. Заметив, что перчатка разодрана в хлам, а по правой ладони стекает кровь, она сняла рюкзак и перебрала свои склянки в поисках настойки для обработки ран. Еще не хватало получить заражение крови!
Рин покрутила головой по сторонам, ища что-то, что послужило бы ей посохом. Вокруг лежал лишь строительный мусор, но, покопавшись в нем, Рин обнаружила довольно тонкую длинную доску. Очистив ее ножом от слизней, она осмотрела свою импровизированную трость со всех сторон и снова направилась к выбранному коридору. Пол дальше не обваливался, но ей все равно было страшновато идти здесь. Рин чувствовала себя маленькой и совершенно беззащитной в этом месте. Низкие каменные своды давили на голову, замкнутое пространство с неизвестностью впереди снова вызвало клаустрофобию и тошноту.
– Ненавижу-у… – простонала она, и эхо ответило ей тоскливым «у-у».
Спустя час пути, войдя в большую галерею, где в стенах были ниши с лежащими в них трухлявыми гробами и просто скелетами в кучах щепы, она услышала что-то похожее на шум воды, шедший откуда-то с потолка. Рин подумала, что, наверное, прошла Арну, и немного расслабилась – значит, до выхода уже недалеко. Если, конечно, карта в очередной раз не врет и ее не ждет впереди неприятный сюрприз. Интересно, какой же умник составлял эту проклятую карту?
Скелеты никогда не пугали девушку, но сейчас, в этой гнетущей обстановке страх пробрал ее до самых костей. Галерея мертвецов все не кончалась, тут и там на полу валялась рухлядь: ржавые мечи, битая посуда, доски, куски камня.
– Какое милое архитектурное решение, – передернулась Рин, глядя на большую тройную арку, буквально облепленную человеческими черепами.
Вдруг она услышала отчетливый стук шагов множества людей. Они шли стройным маршем, каждый шаг отдавался в зале глухо, но отчетливо. Через некоторое время звук стал громче, и Рин поняла, что прямо сейчас над ней марширует патруль личной гвардии императора. Вот только этого ей не хватало для полного комплекта неприятных ощущений! Приступ клаустрофобии захватил ее мгновенно: в ушах засвистело, рот наполнился слюной, глаза сами собой закрылись. Она стекла по стеночке на пол и сжалась в комок. Зажала уши ладонями, крепче зажмурилась и, подтянув коленки к груди, закачалась взад-вперед, тяжело дыша. Жуткие звуки, спровоцировавшие приступ, уже стихли, но она так и не смогла заставить себя подняться: силы закончились в момент. Часовая стрелка дернулась и застыла на пяти утра, а изнуренная, замученная и перепуганная Рин сидела на куче мусора и дремала болезненным сном, граничащим с обмороком.
Проснулась она от страшного воя, и какая-то неведомая сила сгребла ее за шкирку, заставив немедленно встать на ноги. Сон как рукой сняло, зато страх вернулся с новой силой. Нечто опасное, жуткое, смертоносное приближалось к ней с огромной скоростью. Рин уже слышала мокрое чавканье четырех лап по земле, и от страха ее затрясло. Девушка бросила рюкзак, отодвинула лампу подальше, достала револьвер и направила его в темноту, готовясь выстрелить сразу же, как только это появится.
Подкатывался новый приступ паники: дыхание стало прерывистым, холодный пот побежал струйкой по позвоночнику, и Рин пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы совладать с собой. Вроде отпустило…
Нечто в темноте взвыло, и в этом вое отразились могильное одиночество, лютая злоба и беспредельная жажда крови. Страшно скрипнули когти по каменной кладке, и в ровном желтом свете лампы из темноты показалась уродливая морда чудовища.
Кошмарная помесь волка и кабана. Маленькие уши, плотно прижатые к голове, чуть заметно шевелились, а большие белые глаза подслеповато щурились. Тварь шевелила мясистым широким рылом, раздувая ноздри-дырки. Вся морда монстра была покрыта шелудивой кожей серого цвета. Из пасти выглядывали огромные клыки, похожие скорее на кабаньи, чем на волчьи.
Рин прицелилась и выстрелила точно в лоб. Пуля срикошетила ото лба твари и ушла в стену, выбив кусок камня. Чудовище помотало башкой и свирепо зарычало. Взгляд белых глаз остановился на маленькой фигурке девушки, и хищно клацнули страшные черные клыки. Рин выстрелила еще раз в шею. Пуля увязла в плоти, на землю полилась густая черная кровь.
Поместье господина Римера находилось на возвышенности в западной части города и протянулось вдоль доброй половины Каштановой аллеи. Слева от дороги, ближе к городу, располагался парк, а справа – само поместье. Рин брела мимо высокой кованой ограды в поисках ворот, рассматривала издалека главное здание с множеством пристроек и думала, что оно выглядит слишком роскошно для такого маленького города, как Лонгвил.
Перед парадным подъездом огромного здания из камня песочного цвета располагался круглый фонтан. Высокие колонны держали балкон, нависающий над широкой мраморной лестницей. Стены до второго этажа покрывала темная паутина виноградной лозы. Сады сейчас спали, черные деревья стояли в снежных саванах, но легко было представить, как прекрасно поместье весной и летом. Из дюжины ростовых арочных окон на первом этаже свет горел только в двух, ближайших к широким массивным дверям. Рин поднялась по парадной лестнице и постучала дверным молоточком. Дверь почти сразу же открыл пожилой дворецкий в строгом сером костюме. Рин представилась и назвала цель своего визита, дворецкий пригласил ее войти, принял полушубок и перчатки. Рин прошла в холл и осмотрелась. Зал выглядел роскошно: высокие стены от середины до потолка были обиты красивым светлым материалом с узором в виде лилий, снизу – деревянными панелями, выкрашенными под слоновую кость. Мраморные полы отполированы до блеска. По обеим сторонам зала располагались полукруглые каскадные лестницы из бледно-розового мрамора с резными балюстрадами. Дворецкий провел Рин в глубину холла, где перед большим камином стояли длинный широкий диван с нежно-голубой бархатной обивкой и белыми подлокотниками, два таких же кресла, низкий белый газетный столик с резными ножками и несколько длинных книжных шкафов.
– Присаживайтесь, пожалуйста. Я доложу его светлости о вашем прибытии, – сообщил дворецкий. – Желаете чаю?
– Нет, благодарю. Возможно, позднее.
Рин сидела в кресле ни жива ни мертва и чувствовала, что если сию секунду не встанет, то просто отключится здесь же. Поэтому она поднялась и стала рассматривать корешки книг на полках. Наверху послышался хлопок двери и поспешные шаги дворецкого.
– Его светлость ожидает вас, я провожу.
Поднимаясь по лестнице, Рин на пару секунд блаженно зажмурилась, представляя себе горячую ванну с ароматными травами, которую она во что бы то ни стало стребует с господина Римера. После всего, что она пережила ради этого письма, она заслужила хотя бы такую малость – и точка!
Тем временем они дошли до кабинета герцога, и дворецкий пригласил ее:
– Прошу вас, госпожа, проходите.
Рин прошла в открытую дверь, держа письмо наготове. Около большого камина, спиной к ней стоял молодой человек с книгой в руках. Рост герцога произвел на Рин неизгладимое впечатление.
«Вот это да!.. Да в нем же не меньше четырех с половиной локтей! Хотя нет. Поменьше, конечно…»
– Добрый вечер, ваша светлость! – поздоровалась Рин. Герцог обернулся, и, кажется, ее сердце пропустило удар.
На вкус Рин, он был божественно красив. Каждая линия его лица была резкой, тонкой и идеальной. Открытый, не слишком высокий лоб. Тонкая переносица, на небольшом расстоянии от которой разлетались крылья тонких темных бровей. Словно вылепленные из алебастра искусным скульптором и тщательно отточенные линии скул и подбородка, даже не тронутого щетиной, образовывали плавные черты. Его волосы навевали воспоминания о лунном свете и белом вине. Лишь взволнованный румянец на фарфоровой коже отличал его от куклы. Когда Рин взглянула в его глаза, ей показалось, что она летит. Рин могла бы сравнить их с пронзительной голубизной неба или с синевой океана. Большие, обрамленные темными длинными ресницами, они сияли, будто топазы. Они были такие добрые, такие живые, такие прекрасные… И он смотрел на нее своими невероятными глазами так, будто увидел кого-то бесконечно любимого, очень дорогого, долгожданного…
Они стояли и молча смотрели друг на друга, а затем словно очнулись.
– Добрый вечер, – поприветствовал ее герцог низким приятным голосом. – Я… очень рад, леди Рин.
Он подошел, поклонился и поцеловал ее руку. Девушка, совершенно не привыкшая к подобному обращению, покраснела до корней волос и жутко смутилась.
«О-о! Я же выгляжу, как живой труп! Надо было хоть одеться в приличное платье, – подумала она и разозлилась сама на себя. – Да откуда эти мысли, задери меня дракон?»
– Я наслышан о вас от своих коллег, но до сих пор не имел чести встретиться. Как приятно наконец-то познакомиться с вами! – продолжал его светлость, приветливо улыбаясь нежно-розовыми, четко очерченными губами. – Меня зовут Анхельм Вольф Танварри Ример. Я герцог Танварри.
Рин наконец отмерла, вспомнила о хороших манерах и сказала с мягкой улыбкой:
– Мне тоже очень приятно познакомиться с вами, ваша светлость.
– О, прошу вас, без церемоний. Называйте меня по имени, – улыбнулся он ровной белозубой улыбкой и прошептал: – Вы принесли его?
Рин замешкалась, не вполне понимая, о чем речь, а потом вспомнила, что должна отдать ему письмо.
– Да! Вот, прошу! – Рин достала из кармана письмо, но Анхельм покачал головой и сказал:
Что-то пищало под ухом, чирикало и мешало. А еще очень вкусно пахло. Сдобой и цветами. Рин с трудом открыла глаза и некоторое время вспоминала, где она находится. В доме герцога Римера, это понятно. Кажется, вечером она принимала ванну. В ней уснула?.. Как в таком случае она оказалась в постели? Стук в дверь прервал ее размышления.
– Госпожа? Вы уже проснулись? – донесся из-за двери женский голос.
– Д-да, я сейчас встану, – откликнулась она.
– Госпожа, его светлость ожидает вас в обеденной зале.
– Да, я скоро спущусь. Две минуты… Э-э, простите, не могли бы вы зайти?
Служанка зашла в комнату, и Рин наконец-то рассмотрела ее. Это была белокурая девушка лет пятнадцати с миловидным лицом сердечком и пухлыми губками бантиком. Она сминала в руках белый передник на синем платье, и пыталась незаметно стряхнуть челку с пронзительно-серых глаз.
– Вам что-то угодно?
Служанка со страхом и любопытством оглядывала Рин. Наверное, девочка еще не видела аиргов так близко, вот и боится.
– Как вас зовут? – улыбнулась Рин как можно дружелюбнее.
– Милли, госпожа.
– Милли, а где моя одежда? И как вышло, что я в кровати?
– О, мне очень жаль, госпожа, но вы уснули в ванне. Я утром вас звала, но вы не откликались, я зашла, а вы там… И мы с ба… – Милли запнулась. – С мадам Пюсси перенесли вас в кровать. Вы так устали, что даже не проснулись.
– Молодцы, – пробормотала Рин. – А то бы я там в моченый изюм превратилась.
Милли с трудом подавила улыбку.
– Ваша одежда в шкафу, вычищена и выглажена. Но господин выбрал для вас несколько платьев. Вам помочь со шнуровкой корсета? – участливо спросила Милли.
От одной мысли о платье Рин передернуло, и она вежливо отказалась. Милли пожала плечами и достала ее одежду. Когда служанка ушла, Рин принялась рыться в рюкзаке. Что же, раз она пережила эту ночь, не значит, что переживет этот день. Нужно было привести в порядок вещи и заново заправить ядом стилет. За этим занятием она провела довольно много времени. Наконец, когда с этим было покончено, она закрутила волосы в пучок и крепко заколола их стилетом. Затем зарядила револьвер, пристегнула кобуру к бедру, потуже затянув ремень. Соколиную песню брать не стала, ни к чему. Рин посмотрела в зеркало и удостоверилась, что оружие держится крепко, а прическа не распадается. Когда со сборами было покончено, она спустилась.
Обеденный зал представлял собой просторное светлое помещение с высокими потолками, белыми стенами и полом из розового мрамора. В центре зала стоял накрытый белой скатертью длинный стол, а за ним – боком к Рин и спиной к окну – сидел герцог и читал газету. Рин оглядела небольшую супницу, несколько салатниц, закуски и блюда с мясом. Живот мгновенно заурчал.
– Доброе утро, Анхельм! – доброжелательно поздоровалась девушка, проходя в зал.
Герцог обернулся и лучезарно улыбнулся ей. Резво поднялся со своего места и подошел к Рин.
– Добрый день, дорогая Рин! Хорошо ли вы спали? Как себя чувствуете? – его голос был чуть хриплым, а щеки пылали, резко контрастируя с бледной кожей.
– Спала сном мертвеца, спасибо. Чувствую себя намного лучше. Думаю, обед вполне восстановит мои силы до конца.
– Тогда прошу за стол! – Анхельм галантно отодвинул стул, приглашая ее сесть.
Рин увлеченно жевала вкуснейшие горячие гренки с сыром и думала об очень аппетитном на вид мясе, к которому уже приступил герцог. Она едва не подавилась слишком большим куском гренки и надолго приложилась к бокалу с водой.
– Рин, куда вы так спешите? – улыбнулся герцог, проследив за ее взглядом. – Мясо от вас не убежит, оно уже зажарено.
– Ох, прошу прощения. Мои манеры… Я просто думаю, что нам лучше поторапливаться с обедом и скорее разобраться с письмом. До сих пор не знаю, какие в нем вести…
Герцог замер, и вилка с мясом повисла в воздухе, не донесенная до рта.
– Хотите сказать, что вы не ознакомились с содержимым? За все это время?
Рин удивленно покачала головой и подумала: «Да что с этим герцогом не так?»
– Вы же видели, что печать цела, – сказала она.
Мясо с вилки шлепнулось обратно в тарелку, чавкнув соусом.
– Я имею в виду, вы же знаете, о чем письмо, так почему…
– Оно адресовано вам, а не мне. Вдруг в письме есть что-то, адресованное лично вам? – объяснила Рин. – Я никогда не вскрою письма, адресованного другому человеку, если только он не мой враг.
Он улыбнулся, кивнул и подцепил упавшее мясо.
Некоторое время они молча ели. Рин проводила долгим взглядом поднос с мясом, который уносила Милли, и подумала, что объедаться в гостях невежливо. В конце концов, это не последний ее день здесь, она еще успеет набить живот. А тем временем Милли вернулась с двумя новыми подносами. На одном высилась горка аппетитных румяных пирожков, а на другом красовались пирожные с кремом и шоколадом. Неисправимая сластена Рин счастливо вздохнула и потянула ручки к лакомству.
Герцог побелел и замер, ошеломленно глядя на револьвер. Ее внезапная агрессия парализовала его. Несколько мгновений он лишь открывал и закрывал рот, не находя слов.
– Рин!.. не надо! Не стреляйте!
– Я не выстрелю, если вы прямо сейчас дадите мне исчерпывающие объяснения. Повторяю вопрос: кого должен был предупредить дворецкий?
– Моего дядю… Я велел заказать одежду для вас и подготовить утром экипаж, чтобы мы с вами смогли отправиться к моему дяде, – прерывающимся голосом ответил герцог. – Он ученый. Он изучает кристалл, собирает о нем сведения. Понимаете? Он на самом деле возглавляет все наше тайное сообщество… Именно он, скорее всего, должен дать вам дальнейшие указания к действию. Я распорядился доставить нас в обход патруля гвардейцев. Я действительно хотел лишь взять вас к дяде и решать наши проблемы вместе с вами…
Он замолчал. Взгляд его медленно поднялся от дула револьвера на лицо Рин. Теперь Анхельм выглядел смертельно обиженным и разочарованным. В этот момент Рин остро осознала, что ее подозрительность сыграла с ней злую шутку. В словах Анхельма не было ни толики лжи или неискренности. Весь ее запал сошел на нет, словно на голову ушат холодной воды вылили. Руки ее бессильно поникли, револьвер нырнул обратно в кобуру. От стыда хотелось под землю провалиться.
– Ох… – выдохнула она. – Знала же, что пожалею об этом…
Анхельм печально вздохнул и отвернулся к столу. Рин не знала, что сказать теперь.
– Все ужасно выглядит. Я шарахаюсь собственной тени, ваша светлость, – виновато понурилась она. – Надеюсь, вы поймете и сможете меня простить.
Герцог не ответил, лишь стал собирать документы со стола, бессмысленно перекладывая их с места на место.
– Ваша светлость?
– Я просил вас называть меня по имени, – повернулся он, глядя на нее холодно и отстраненно. – Ваше недоверие сказало о многом. В том числе о сплоченности наших рядов. Я давно подозревал, что дело плохо, но не знал, что настолько. Вчера вы были милы со мной, но, видимо, только потому, что смертельно устали. А сегодня пришли в себя, и вот… Всплыло правдивое отношение.
Рин захотелось под землю провалиться. Он к ней со всей душой, а она… Стыдно-то как!
– Простите меня, – пробормотала она, опустив голову к самой груди. – В моей жизни всякое было, из-за этого я склонна вести себя отвратительно даже с людьми, которые ничего плохого мне не хотят. И… я не знаю даже, что еще сказать. Я могу что-то сделать, чтобы загладить вину? Что угодно.
Герцог слабо улыбнулся. Он молчал некоторое время, смотрел на нее и думал.
– Я согласен забыть этот непрятный эпизод. Но только при одном условии.
Рин вопросительно посмотрела на него.
– Сейчас мы поедем к моему дяде, вечером вы отужинаете со мной, а затем мы выйдем на прогулку в город.
Рин отвела взгляд.
– Такие мелочи не загладят моей вины.
– Позвольте мне решать, – веско ответил герцог. Однако взгляд его чуть потеплел, и Рин это отметила.
– Если вы считаете, что этого достаточно…
Анхельм перебил ее:
– Ты. Ты считаешь. Я хочу, чтобы мы были на ты. И это еще одно условие.
Его взгляд все еще был серьезен, но в нем уже не было обиды.
– Это неуважительно и излишне фамильярно. Вы же герцог…
– Прежде всего я друг. И я хочу, чтобы больше таких недоразумений не было. Так что по имени и на ты.
Она шутливо подняла руки, давая понять, что сдается. Анхельм просветлел и чуть улыбнулся.
То, что произошло за этим, позднее Рин вспоминала с нежным трепетом. Анхельм подошел, его щеки порозовели от смущения, а поза выражала нерешительность и, в то же время, борьбу с нею. Несмелый, почти умоляющий взгляд, в котором нежность и доброта выплескивались через край, словно надломил в ней что-то. Она улыбнулась в ответ, и вдруг он прижал ее к себе. Сердце бешено застучало, горячая волна прилила к щекам. Рин уперлась ладошками в его грудь, попыталась оттолкнуть, но тут Анхельм прошептал:
– Не отталкивай! Прошу! Поверь мне. Просто поверь, что так бывает. Я сам плохо понимаю почему. Просто я так чувствую.
Так же внезапно он отпустил ее и ушел. Ноги девушки превратились в кисель, и она упала в кресло, оторопело глядя вслед герцогу. В голове пару секунд была какая-то волшебная пустота, а потом разом нахлынули тысячи вопросов. Рин почувствовала, что не справляется с потоком информации. Дрожащими руками она вцепилась в собственные коленки.
– Да что же это такое творится-то, а? – тихо спросила она сама себя.
Рин услышала, как дворецкий окликнул ее и, кое-как собравшись с мыслями, последовала за ним.
Они пришли на задний двор. Увидев небольшие сани, запряженные двойкой лошадей каурой и караковой мастей, Рин удивленно спросила:
Глава пятая, в которой Рин получает приказ и признание
– А твой дядя большой оригинал, – заметила Рин, поднимаясь по крутой винтовой лестнице.
– Да, – тяжело вздохнул Анхельм, – он отстроил себе эту башню, чтобы ему никто не мешал работать. Ума не приложу, как ему пришло в голову разместить кабинет вверху, а спальню и гостиную внизу, – сплошное неудобство! Ну, вот мы и пришли. Дядя!
Рин увидела в потолке открытый люк и поручни, подтянулась и села, свесив ноги. В проеме показалась белобрысая голова Анхельма, и она протянула ему руку, чтобы помочь. Он жестом попросил ее отойти и подтянулся точно так же, как она.
Рин огляделась. Внешняя стена той комнаты, где они находились, была круглой, в ней было одно большое окно, у которого стоял громадный письменный стол, заваленный бумагами, перьями, книгами и различными непонятными штуками. Рядом с ним на круглом ломберном столике темного дерева лежала треугольная доска, расчерченная маленькими треугольниками, а на ней стояли фигурки из дерева. Всю комнату пересекала стена, очевидно отделяя лабораторию от кабинета. Откуда-то доносился тихий мужской голос: «По зиме вернусь в отчий дом,
Сяду за простой скудный стол.
Матушка нальет мне чайку…»
– Вот это его кабинет, – объявил герцог и позвал: – Дядя! Дядя, ты здесь?
Откуда-то послышался звук разбитого стекла, а потом яростное чихание.
– Анхи! Ты испортил мне опыт!
– Прости, дядя.
Из лаборатории вышел высокий мужчина в темном костюме и рабочем халате. На вид ему было около шестидесяти лет, и он был все еще моложаво красив. Правда, первое впечатление было несколько подпорчено видимыми результатами неудавшегося химического эксперимента. Густые темные волосы, довольно длинные и волнистые, были всклокочены и покрыты непонятной зеленой слизью. Дядя был хмур и рассержен: темные густые брови сбежались к переносице, отчего на лбу появились морщинки, ноздри его крупного носа правильной формы недовольно раздувались, твердые тонкие губы искривились в недовольной усмешке. Его простая мужская красота была совершенно не похожа на утонченную, почти женственную красоту племянника. Единственным, что выдавало в нем родство с Анхельмом, были глаза. Такие же ярко-голубые, словно топазы.
– Анхи! Сколько раз я говорил тебе дергать за веревку, когда поднимаешься? – проворчал он.
– Не называй меня так, пожалуйста, – попросил Анхельм. – Я дернул. Веревка свалилась на меня.
Дядя на секунду задумался и топнул ногой.
– Проклятые грызуны! Опять отгрызли.
– Дядя, позволь представить тебе мою гостью, которую мы с тобой так долго ждали. Рин Кисеки, – улыбнулся он и с гордостью взглянул на девушку.
Дядя поспешно пригладил вздыбленные волосы и шагнул к ней с приветственно протянутой рукой.
– Ох, прошу прощения, леди! Я подумал, у меня начались галлюцинации.
Он затряс ее руку, приветливо улыбаясь.
– Рин, позволь представить, – продолжал Анхельм, – его превосходительство тайный советник императора, высокий канцлер Соринтии, герцог Танварри и по совместительству мой обожаемый дядюшка Орвальд Бернан Танварри Ример.
Рин пробрал озноб. Вот и встретились наконец. Хотя Рин много лет работала под руководством этого человека, она никогда его не видела. Ни разу тайный советник не снисходил до общения с агентами, все приказы передавались через руки нижестоящих начальников департамента.
– Да к чему же все эти регалии? – недовольно проворчал он. – Меня зовут Орвальд, и я дядя этого бестолкового юнца.
Анхельм с усталой улыбкой вздохнул, что свидетельствовало о том, что к такому обращению он уже привык и перестал с ним бороться.
– Не позорь меня перед дамой, – мягко попросил он. – Мы приехали к тебе, чтобы поговорить.
Орвальд взглянул мельком на племянника и снова залюбовался Рин, чья рука уже начала побаливать от крепкого пожатия.
– Письмо? Наконец-то. Ах, дорогая Рин! Я счастлив познакомиться с вами лично! За все эти годы вы почти не изменились.
Рин коротко улыбнулась ему и кивнула.
– Да, отличительная особенность аиргов. Мы медленно меняемся.
– Я прекрасно помню, как вы поступали к нам на службу в департамент. Уже тогда я знал, что о вас будут слагать легенды. И спасибо за Кревилля… Да…
Анхельм непонимающе нахмурился, и Рин поняла, что если сейчас словоохотливый дядюшка не заткнется, то одной ее тайной станет меньше.
– Я тоже счастлива с вами познакомиться, ваше превосходительство, и не стоит благодарностей! Это большая честь для меня! Прошу простить, но я очень спешу и прошу вас как можно скорее ознакомиться с письмом, что я привезла.
Орвальд нехотя отпустил руку Рин и пошел к своему столу.
Домой они ехали молча. Ветер выл и бросал снежные хлопья прямо в лицо, слепя глаза. Рин втянула голову в ворот меховой мантии так, что на ветру остались только глаза. Рядом, зябко кутаясь в шарф, сидел молчаливый и задумчивый Анхельм. Рин глянула на него искоса и отметила, что щеки у его светлости пылают как маков цвет.
«Либо смутился потому, что знает, что я все знаю, либо заболел, – подумала она. – Хотя зачем было так громко говорить, если знал, что я услышу? Может, действительно заболел?»
Метель усиливалась, мороз крепчал. Снежный пух сменился жесткой ледяной крупой, которая больно секла лицо. Рин спряталась под теплой шалью, Анхельм повернулся к ней, заслоняя лицо от ветра рукавом. Как только управлял санями Тиверий?
– Рин!
– Что?
– Еще недолго осталось. Минут десять.
– Это хорошо, я страшно замерзла!
Внезапно она почувствовала, что он пытается приподнять ее шаль, и подняла ее сама. Анхельм тут же нырнул головой под шерстяной полог, закрываясь от снежной крупы.
– Ты не возражаешь?
Рин покачала головой, удивленно глядя в глаза Анхельму. Его лицо было очень близко, она слышала его тяжелое, чуть простуженное дыхание. От него пахло мятными конфетами и еще чем-то сладким. Светлая челка падала на глаза, которые в темноте казались еще больше. Рин, не зная, куда себя деть, опустила взгляд и снова втянула голову в воротник полушубка.
– Странное чувство, правда? – спросил он немного нервно.
– Угу.
– Я… Слушай, я знаю, что ты все слышала.
– Угу.
– Немного перестарался, да?
Рин лишь пожала плечами. Анхельм сдался и замолчал.
Завидев огни дома, Рин зажмурилась в предвкушении горячей ванны и свежей выпечки. Анхельм подал ей руку, проводил до порога, а сам остался с Тиверием, чтобы помочь с лошадьми. Девушка вошла в дом, на ходу разматывая шаль и вытягивая руки из рукавиц.
– Добро пожаловать, госпожа! – поприветствовала ее Милли, принимая одежду.
– Добрый вечер, Милли! И не зови меня госпожой. Я просто Рин, хорошо?
Милли отрицательно повертела белокурой головкой.
– Не могу, госпожа. Его светлость не велел. Как вы съездили? Мадам Пюсси так волновалась, что вы попали в буран. Мы приготовили горячие ванны к вашему прибытию.
– О! Это очень хорошо! – обрадовалась Рин. – Милли, мне кажется, что Анхельм простудился. Попроси, пожалуйста, мадам Пюсси приготовить ему горячего вина со специями и грелки в кровать.
– Слушаюсь, госпожа!
Милли ушла, а Рин поднялась к себе и стала раздеваться. Ванна и правда была наполнена, так что девушка поспешила залезть в горячую воду. В голове вертелся разговор Анхельма и Орвальда.
«Нет, ну правда, стоило ли так об этом орать, – возмущенно думала она. – Сказал бы дяде, что просто не время об этом говорить. Надо же ему было открывать мне все таким образом… И что мне теперь делать? Как же надоело влипать в дурацкие ситуации! Еще этот дядюшка-манипулятор… Надеюсь, Анхельм догадывается, что его ждет. Да, конечно, как иначе? Наверняка дядюшка плешь ему проел этой темой… Вот ведь хитрый стервец! И со сменой имени и статуса тоже не легче. Чего он добивается?»
Она откинула голову и, прикрыв глаза, стала размышлять.
Если рассуждать логически, то из имеющихся сведений складывается интересная картина. У императора есть жена, дочь, сын и два двоюродных брата с собственными семьями. Все чудесно, лужайка с цветочками. Вдруг находится странный кристалл, который подчиняет императора своей воле. Затем жена и дочь уходят в монастырь, а от сына государь отрекается. Что могло побудить жену и дочь на такой шаг? Официально они отказались от любых претензий на трон и пожелали служить богине. Нелепо, но это сработало. Почему они отказались? И почему ушли именно в монастырь? Могло ли это быть как-то связано с тем, что Вейлор начал меняться? Могло. Вероятно ли, что император заставил свою жену уйти? Вероятно. По какой причине? Осознавал ли он, что меняется? Была ли это попытка обезопасить родных, отослав их подальше от кристалла и от себя, или же таким образом он обезопасил свой трон от посягательств возможных наследников? Если он преследовал первую цель, то почему тогда монастырь сгорел? Утверждалось, что это был несчастный случай: молния ударила. Верится в это с трудом, молнии так не ударяют. А если не несчастный случай, что тогда? Вейлор, находясь под властью кристалла, задействовал какую-то сверхъестественную магию, которая и вызвала молнии? Бред какой-то… Хотя почему бред? Не стоит отметать такую версию. Мейс служил тогда в пожарной части, и именно он тушил пожар. Вроде бы он говорил, что местные жители увидели, как монастырь заполыхал целиком, да так, что спастись из него никому не удалось. Поджечь настолько большое здание таким образом слишком сложно, на это потребовались бы десятки боевых огненных магов, а их на всю Соринтию… По пальцам одной руки пересчитать можно. И после этого остались бы свидетели поджога в виде самих устроителей. А магов огня Вейлор не стал бы убивать, их и так слишком мало осталось. А принц? Еще не легче. Выкинуть младенца из родного дома, отречься от собственного сына… Что двигало Вейлором? Безумие? Воля кристалла? Или расчет с тяжелым выбором? Может быть, он надеялся, что принц однажды победит проклятие отца и займет трон? Одни вопросы… И совершенно непонятно, чего добивается Орвальд. Несомненно, он хочет, чтобы Анхельм был признан как наследник престола, иначе позволил бы племяннику жить собственной жизнью, а не готовил его в короли. Но при этом, с его же слов, прикладывает все усилия к тому, чтобы сохранить жизнь принцу и возвести его на трон. Или тайный советник императора разыгрывает сложную партию со множеством ходов? Если дело обстоит так, как он сказал, то мальчишке действительно грозит опасность. Без сомнений, Орвальд боится за племянника и именно поэтому воспользовался шансом поменять агентов и взять к себе под крыло наиболее сильного, по его мнению. Но зачем этот двойной ход с двумя наследниками? Перестраховка, чтобы трон не ушел к женской ветви рода? Дело ясное, что дело темное…