Хроники Медных Птиц

Пролог

На вершине самой высокой горы Лунного хребта, где даже воздух звенел от холода, в искусственно созданной пещере высилась статуя Совы — Духа нашего племени. Величественная фигура размерами превышала самые смелые мои фантазии, глаза её были закрыты, а крылья сложены — она спала. По крайней мере, так говорили.

Бабушка крепко сжала мою руку, привлекая внимание, и указала пальцем на круг со странными символами, высеченный у птичьих ног.

— Когда-нибудь и ты сможешь попробовать её разбудить, — она улыбнулась тепло, как делала это всегда, когда собиралась рассказать что-то интересное. — Ты знаешь, что она спит уже много столетий?

Я кивнула и снова посмотрела на круг.

— Что это такое, ба?

— О, дорогая, я объясню тебе и даже покажу, когда ты станешь чуть старше, — она перевела взгляд на окаменевшую Сову. — Но пока хорошенько запомни вот что: когда придёт время, ты, как и твои братья, будешь иметь полное право испытать себя.

Я снова посмотрела на бабушку, совсем не понимая, о чём она говорит, но кивнула во второй раз и повторила:

— Буду иметь полное право.

Тогда я и не подозревала, что в далёком будущем действительно испытаю себя, но совсем не так, как желала бы мне этого ба и не при тех обстоятельствах.

— Умница, внучка, — бабушка отпустила мою ладонь и присела на корточки, чтобы поправить меховую шапку, которая постоянно сползала мне на глаза, потому что была не по размеру. Это была её шапка. Вместо неё на голове у матери моего отца красовался платиновый обруч, обрамлённый у лба монетками и забавно позвякивающий при ходьбе.

— Как тебе не холодно? — я задавала этот вопрос не первый год, после того как поняла, что все мои вещи — это либо её вещи, либо заимствованные из других семей. Часть она просто перешивала, часть шила с нуля. Но ба отвечала всегда одинаково:

— Я знаю, что грею тебя, поэтому не мёрзну.

Мы постояли ещё немного, затем развернулись к выходу из пещеры и вышли наружу. Нам предстоял крутой спуск обратно к деревне, расположенной прямо у подножия горы, по извивающейся тропинке, высеченной когда-то предками прямо в скале. Отсюда не было видно деревню, потому что дома наши были выдолблены прямо в деревьях, как беличьи дупла, и прятались под кронами большущих сосен. Даже если все мои братья взялись бы за руки и попытались обнять одну такую — у них бы не получилось. А братьев у меня было целых пять. Правда, ни с кем из них я не общалась. Нам было нельзя.

Бабушка вела меня медленно, не торопясь, сначала с горы, потом через чащу леса, поэтому у нашего дома мы оказались только к поздней ночи и обе успели здорово проголодаться.

Оказавшись у верёвочной лестницы, которая была единственным способом подняться наверх, я задрала голову и в очередной раз поразилась тому, насколько высоко поселилось наше племя. Забираться туда было страшно каждый раз, но ба лезла последней, поэтому я искренне верила — она поймает, если упаду.

Наш дом находился на самом краю деревни и был как две капли воды похож на все остальные: вокруг ствола сосны на приличной высоте от земли был возведён большой помост с резными перилами. Он обеспечивал удобный доступ ко входу в жилище, служил своеобразным балконом и соединялся подвесными мостиками с другими помостами на соседних деревьях. Не во всех соснах были дома — некоторые служили просто перевалочной станцией. Рядом с нами были как раз такие.

На этот раз я поднялась быстро, в отличие от бабушки, и встала у перил, наблюдая за тем, как кипит жизнь в племени. Люди танцевали, смеялись, играли музыку и просто наслаждались жизнью. Ба обняла меня сзади и положила голову на мою шапку, от чего та снова съехала на глаза, и тоже засмотрелась на открывающийся вид. Меня посетила мысль, которая в последнее время не давала покоя: мы словно жили отдельно от остальных.

Тогда мне было семь, и я не понимала того, что мы действительно жили отдельно. Но это было не потому что так решила бабушка, а потому что так решило племя.

Глава 1. Начало конца.

— Ты сошёл с ума. — я стояла посреди зала, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони. Холодный блеск в глазах Байрака не оставлял сомнений — он говорил серьёзно. Его самоуверенная ухмылка только усиливала моё возмущение, превращая кровь в ядовитый огонь.

— Вовсе нет. Решение принято, твой отъезд — лишь дело времени, — процедил он, тонкими пальцами, унизанными кольцами, оттягивая меховой ворот своей накидки так, будто тот его душил. Этот разговор выводил из себя нас обоих, но по совершенно разным причинам.

— Как ты мог?! Мы защищали эти земли веками! Веками, понимаешь?! — я с трудом сдерживала крик, чувствуя, как от ярости щёки заливает румянцем. — Ты своими руками разрушаешь то, на чём держится вся наша культура, уничтожаешь тысячелетний труд многих поколений. Канатлар знает?

— Тебя это не касается. Заканчивай представление и иди собирать свои вещи.

— Ты идиот! Из-за личной неприязни поставить на кон... — не успела я договорить, как Байрак взлетел с обитого шкурами кресла и рявкнул:

— Я Канат этого племени! — его крик эхом отразился от стен. — Знай своё место! Ты должна подчиняться моему слову и не лезть в то, о чём не имеешь ни малейшего понятия. Мы больше не можем защищать свои границы так, как делали это раньше. Поэтому ты поедешь в Империю, хочешь того или нет!

Мои губы заледенели от страха, но я лишь крепче сжала их и развернулась к выходу. Смысла разговаривать больше не было. Обруч бабушки на голове привычно звякнул монетками, но сейчас этот задорный звук казался особенно издевательским. Племя меня продало. Нет, не племя — меня продал старший брат. И кому? Имперцам! Тем, от кого наш народ защищался последние несколько сотен лет.

Со всей силы, на какую была способна, я хлопнула дверью и выбежала из зала собраний, почти бросаясь на обледеневшие перила. На улице стоял лютый мороз — последний месяц зимы всегда был самым суровым. Взгляд заскользил по заснеженным птичьим домам деревни, против воли опускаясь к корням исполинских деревьев. В памяти всплыл образ отца — Унука. Меня затрясло.

В те редкие беззаботные дни детства, когда он навещал меня, мы всегда спускались на землю. Тогда я не осознавала, что это делалось не для того, чтобы просто «погулять», а чтобы нас не видели вместе. Теперь же всё, что казалось мне в то время нормальным, омрачалось неприглядной истиной.

Я была его ошибкой — дочерью от женщины на стороне. Папа уже был женат, когда повстречал маму на совете шестерых глав — Канатларе, а в нашем народе превыше всего ценилась верность. По рассказам бабушки, разразился грандиозный скандал, стоило правде всплыть наружу. Всего одна ночь — и судьбы трёх человек пошли под откос.

Унук тогда был Канатом нашего племени Сов — уважаемым главой. После произошедшего он потерял авторитет, а когда погиб пару лет назад, его место занял Байрак — тот, кто ненавидел меня больше всех. Потому что я была живым напоминанием о боли его матери — Алим, законной жены нашего отца.

Я встряхнула волосами, убирая пряди, прилипшие к вспотевшему от волнения лицу, и с тяжёлым вздохом откинула голову. Изо рта вырвалось облачко пара. На удивление погода сегодня, словно затишье перед бурей, была спокойной, чего не скажешь о бушевавших внутри меня эмоциях: злость, страх, обида — всё смешалось, оседая горечью на кончике языка.

О своей матери я почти ничего не знала, только имя и то, что она умерла при родах. Ила — так звали женщину, подарившую мне жизнь. Поговаривали, она была сестрой Каната Волков и вот-вот должна была выйти замуж за того, с кем не хотела быть вместе. Видимо, поэтому решилась на такой абсурдный поступок. Естественно, помолвка сорвалась, а меня, сразу после рождения, отдали отцу, потому что семья Илы не хотела иметь ничего общего с «грязным» бастардом.

«Знаешь, мам...» — в горле встал ком. Мне бы многое хотелось сказать, но каждый раз, даже мысленно к ней обращаясь, я терялась. Интересно, смогла бы она меня полюбить? Или так же, как все другие, бросила?

На самом деле до определённого момента моя жизнь была довольно спокойной и даже по-своему счастливой. Я была послушным, тихим ребёнком, который строил планы, радовался жизни и тому, что жил с любящей бабушкой на окраине живописной деревни. Но после её смерти все воздушные замки рухнули, мне быстро указали на моё место, пришлось резко повзрослеть. Самой добывать себе пропитание, самой готовить и шить одежду, но я не жаловалась и старалась не попадаться никому на глаза, потому что меня, оказывается, презирал чуть ли не каждый первый.

Ба, словно предчувствуя, научила меня всему, что могло понадобиться в дальнейшем: охоте, разделыванию туш, свежеванию, поиску трав и ягод, а ещё рунам. Руны! Совсем вылетело из головы!

Глаза лихорадочно забегали в поисках нужного мостика, ведущего к дому, а когда нашли, я отпрянула от перил и бросилась бежать. В голове, словно птица в клетке, забилась мысль:

«Нужно забрать записи, обязательно нужно забрать!»

Неизвестно, как скоро мне пришлось бы уехать, возможно, даже завтра, поэтому в срочном порядке нужно было разобрать исследования. Они — моё единственное и главное оружие в грядущем.

Добежав до места, я согнулась пополам, упираясь руками в колени и жадно хватая воздух ртом — грудь не просто горела, она пылала так, словно внутри разбушевалась стылая вьюга. В ушах шумело, перед глазами плыло.

— Такими темпами ты до Ферумена не доживёшь, — откуда-то неожиданно раздался знакомый насмешливый голос.

— И тебе привет, Тулун, — я выпрямилась и усмехнулась в ответ самому младшему из моих братьев — хотя он и был старше меня на два года. Высокий, худощавый молодой человек сидел на толстой ветке сосны над помостом и покачивал ногой. — Я так понимаю, уже все в курсе?

— Да, ты последняя, — брат цокнул языком и грациозно спрыгнул ко мне. — Если честно, мы боялись твоей реакции.

«Что за бред?» — я уставилась на него, как на Байрака полчаса назад, но, опасаясь худшего, смогла выдавить лишь:

— Не говори глупостей, я ведь ничего не решаю.

— И всё же, — Тулун посмотрел на окна нашего с бабушкой дома и, будто собираясь с силами, немного помолчал. — В общем, этой ночью моя очередь тебя стеречь.

И если до этого я сдерживалась, тут взорвалась. Они собрались делать что? Стеречь меня как какую-то пленницу? Неужели недостаточно того, что я и так всю жизнь несла бремя чужого греха? Недостаточно страданий, боли и разочарований?

— Ну нет. Проваливай! — мой голос звенел от злости. — Я вам не овца, которую нужно пасти. Вы уже отдали меня волкам на съедение, чего ещё хотите?

«Моей смерти?» — хотелось добавить мне, но я усилием воли захлопнула рот. Достаточно провокаций для одного дня.

Юноша вздохнул и прикрыл глаза руками:

— Не нарывайся на неприятности, — словно вторя моим мыслям, протянул он. — Ты же знаешь, ему...

— Да-да. Нашему многоуважаемому Канату всё равно.

Я трясущимися от раздражения руками открыла дверь и захлопнула её прямо перед носом брата, оставляя его на улице.

«Плевать. Пусть сторожит», — радовало одно: он сказал «сегодня моя очередь». Сегодня. Значит, мой отъезд точно не намечался на ближайшие дни. «Успею подготовиться».

Оказавшись наконец в привычном одиночестве, я осела на пол и тихо расплакалась. Мой гнев утих, оставив после себя лишь чувство невыносимой печали. Деревня не была моим «домом», но здесь было явно лучше, чем там, где от природы осталось одно лишь название в книжках по истории.

«Как же так вышло? Как вообще Император согласился обвенчать единственного наследника с бастардом ненавистных племён?»

Я плакала и ничего не понимала. Но если в детстве незнание спасало, сейчас оно не несло мне ничего, кроме опасности.