Хроники острова Юракон. Книга четвертая. Наследие Юракона

Карта острова

Год 1086

Они преодолели последний подъем и теперь стояли на самой вершине холма, глядя, как лучи закатного солнца золотят ледяные пики уже четко различимых на горизонте гор Абара. Перед ними раскинулась широкая полоса степи, и ветер свободно гулял по клонящейся к земле пожухлой траве, кое-где припорошенной снегом. Стоял конец зимы, и морозный воздух неприятно щекотал ноздри, заставляя ежиться.

— Никогда бы не подумала, что здесь так красиво! И это в землях Темных, где, как мы считали, все должно быть сожжено и вытоптано! — воскликнула Ашади, захваченная открывшимся видом.

— В Ярутулле, где идут постоянные сражения, так и есть, — тихо произнес Охвист. — Ты сама видела. А что Темным до этих мест? До этих загадочных гор, хранящих в себе силу, от которой даже у меня тревожно сжимается сердце? Зачем тебе идти туда, в край жестоких вьюг и притаившихся в ущельях чудовищ?

Эльфийка обернулась, чтобы посмотреть своему спутнику в глаза.

— Не думаю, что там чудовищ больше, чем в твоих родных подземельях, — улыбнулась она. — Но теперь, когда я пришла сюда, я чувствую: моя судьба ждет меня в этих горах. И я могу лишь поблагодарить тебя, что ты выполнил свое обещание и провел меня через вражеские земли.

— Ты бы и сама прошла их в этой личине, — покачал головой Охвист, окинув Ашади взглядом.

Она скрыла свою внешность, и темный эльф видел перед собой куадаранку в длинном платье с порванным подолом, которое болталось на исхудавшем теле почти как мешок.

По правде говоря, с тех пор как эльфийка надела эту личину, Охвист чувствовал себя с ней куда увереннее: его собственная мертвенно-бледная кожа и впалые желтые глаза не казались ему столь уродливыми.

Только вот суть Ашади никуда не исчезла, от нее по-прежнему исходил свет любви ко всему сущему. Благодаря этому свету Охвист за время их путешествия научился иначе смотреть на многие вещи: видеть в любой ситуации хорошие стороны, понимать существ, населяющих поднебесный мир, а вместе с тем и лучше разбираться в собственных эмоциях и чувствах.

Путь был непрост: в горы Абара они отправились в начале зимы, когда в Шепчущей Заводи стало заметно холодать. К той поре Охвист окончательно окреп и мог бы сотни раз убежать или причинить вред прекрасной эльфийке. Мог, но не хотел. И именно потому, что она была прекрасна: в разговоре, в походке, в каждом движении ее проявлялась та сила, которая заставляла что-то в душе Охвиста призывно выть, причиняя сладкую боль. Это упоительное страдание почти что стало его наркотиком. Ашади же говорила, что это взывает к нему его эльфийская природа.

— В какой бы личине я ни была, твоя помощь неоценима, — сказала ему Ашади. Затем вздохнула и добавила: — Мне пора идти.

— Зачем? Зачем идти в неизвестность? У нас есть весь Юракон и мы оба свободны! Я бы блуждал вечно по этой земле, пока она не поглотила бы меня и плоть моя не стала бы ее частью! — нервничая и путаясь в словах, заговорил Охвист. Его глаза с надеждой взирали на ставшее столь близким лицо — бледное лицо куадаранки.

Но она всего лишь улыбнулась.

— У каждого свой путь, по нему нам и идти. Отпусти меня, Охвист, отпусти из своего сердца, ведь оно ожило и, я надеюсь, теперь уже никогда не умрет.

— Без тебя умрет. Я снова забуду свою эльфийскую природу и стану служить Дрэку, пока меткая стрела какого-нибудь эльфа или человека не убьет меня, — моля взглядом, пробормотал Охвист.

— Ты не забудешь свою природу, если только не удавишь ее всеми силами своей души. Что же касается служения — это твой выбор. Если ты обратишься к Дрэку, я не осужу тебя. Но, возможно, ты станешь кем-то более значимым и сможешь повлиять на ход этой затянувшейся войны? Множество твоих сородичей затаились в подземельях, и ты знаешь об этом.

— Предлагаешь мне пойти и взять их под свое начало? — почти с сарказмом промолвил Охвист.

— Это, во всяком случае, будет посложнее управления кучкой оживленных мертвецов, — подмигнула ему Ашади и... коснулась рукой его щеки. — Прощай, дорогой Охвист, и будь счастлив.

Эльфийка стала спускаться с холма, а ее спутник, не в силах ни пошевелиться, ни вымолвить хоть слово, молча смотрел ей вслед.

Грязное платье упало, исчезнув в земле, и вместо него стройное тело окутал воздушный балахон. Закат позолотил волосы эльфийки, как осень золотит листву на деревьях, а луч исчезающего за горами солнца будто невзначай скользнул по ее спине, осветив на миг едва заметный, мерцающий ореол.

Личина спала, и темный эльф смотрел на удаляющийся силуэт самого дорогого для него существа. Ему казалось, что вместе с ним уходит частица его души. Кто знает, может, это действительно было так.

Горы Абара встретили Ашади шумом разгулявшегося ветра. Эльфийка понимала, что пришла не в самое лучшее время: зима здесь длилась дольше, чем на равнинах, и мороз давно сковал неподвижные пики. Ашади думала о том, что, быть может, в этих горах замерзнет и она сама.

Но не в ее правилах было отступать, и целительница отважно двинулась вперед, оставляя за спиной запорошенную снегом степь.

Начался подъем, и порывистый ветер обжигал лицо эльфийки, норовил забраться под платье. Ашади не сдавалась — кутаясь в шерстяную шаль, которой укрывалась ночами еще в Шепчущей Заводи, она шла вперед, осторожно вдыхая ледяной воздух.

«Горы Абара всегда славились скверной погодой, — думала она про себя. — А еще здесь много опасных ущелий и крутых подъемов. Обо всем этом я не раз читала в старых свитках, и теперь столкнулась с этим воочию. Мне страшно, ибо я не знаю, что ждет меня здесь. Сама неизвестность гложет больше, чем знание о любом предстоящем испытании. Остается только крепиться и идти навстречу судьбе, которую я выбрала».

Чтобы отвлечься, Ашади вспомнила последние месяцы своей жизни и неожиданно для себя поняла, что они обогатили ее больше, чем предыдущие годы. Она не получила фактических знаний, новых наград и признания, но душа ее будто напиталась музыкой леса, окрепла и пустила корни в духовную суть Вселенной. Да, год был нелегок, было пережито немало минут отчаяния, сомнений, страхов, а когда она ушла из Этрадо, ее не раз мучило желание вернуться. Но если бы теперь Ашади предложили повернуть время вспять и что-то изменить, она бы отказалась. Ведь благодаря принятому решению эльфийка вновь обрела себя.

Год 1088

Танголины наэлльские

Четыре года прошло с тех пор, как Ашир потерпел поражение в Алькорке. За это время в древнем городе многое изменилось. Теперь его населяло новое племя Танголин. Мечта Наэлли постепенно сбывалась — под ее незаметным руководством их поселение росло и развивалось, а рожденные в Алькорке детеныши не видели ужасов войны и беспощадности Ашира. Они знали только, что тирон — вождь племени Танголин на другом конце острова, отец их правителя Зирка, а также очень злой и воинственный ящер.

К тому времени как Зирк достиг зрелости, а Кажет вышел из подросткового возраста и начал превращаться в привлекательного юношу, племя наэлльских Танголин насчитывало около полусотни особей. В Алькорк приходили изгнанники, ищущие пристанища, или ящеры, недовольные правлением Ашира. Вскоре в городе стали появляться и свои семьи. Таннанна и Пти образовали пару, мазы, поначалу бывшие самым многочисленным видом, составили отдельную стаю.

Меньше всех в новом племени оказалось ворцисов. Эти рослые и сильные ящеры в то же время были самыми примитивными из Танголин и легко подчинялись чужой воле. Цирст так и остался одиночкой, но не слишком унывал по этому поводу. Он активно охотился вместе с остальными соплеменниками и помогал во всех работах, где требовалась физическая сила. Больше остальных он был привязан к Таннанне, с которой они и пришли в Алькорк после потопа в Лениаре.

Самым романтическим оказалось знакомство трициса Тарха с его подругой Итарной, в одиночку проделавшей длинный путь до Алькорка. Она не смогла смириться с правилами, установленными Аширом для самок в долинах, и покинула горы Алении, не побоявшись в одиночку скитаться по землям острова.

Вскоре двое трицисов создали семью и через некоторое время занялись воспитанием троих птенцов.

Существенные перемены затронули и вершину Алькорка. Джун-отец все реже покидал гнездо, зато его сын Урсул стал самым ловким и быстрым среди сверстников — ему прочили место вождя по переходу в зрелый возраст.

Изменения коснулись и правителя нового племени, Зирка. За прошедшие годы он превратился в рослого и сильного самца. Сын Ашира не спешил обзаводиться парой и был поглощен охотой, тренировками и обучением молодняка. Он стал замкнут и отстранился от матери, Наэлли и Кажета, предпочитая им общество других Танголин.

Такое поведение обижало Канарис, которая порой неделями не видела сына. Она все больше времени проводила в своей пещере одна или рядом с Наэлли и быстро старела. Эльфийку волновало состояние подруги, но не менее тревожилась она и из-за отношений с Зирком — он стал часто спорить или вовсе пропускал ее советы мимо ушей, явно считая Наэлли ниже себя по положению. Такое отношение отчасти распространилось и на Кажета.

Однако юноша и не искал сближения с другом детства. Он часто покидал Алькорк и отправлялся в долгие путешествия на юго-восток лесов Ордано. Наэлли знала, что там, в лесной глуши, куда слухи о войне доходили с ощутимым опозданием, ее сын впервые встретился с себе подобными существами — эльфами, и был принят ими за странствующего охотника. Кажет частенько гостил в нескольких маленьких деревеньках и завел дружбу со многими сородичами. Там же расцвела его первая любовь: в шестнадцать лет он встретил Эльвику — эльфийку, оставшуюся сиротой и отправленную жить в глушь к родственникам. Кажет мало рассказывал матери о своих приключениях, но Наэлли чувствовала, что жизнь Алькорка все меньше занимает сына.

— Если ты хочешь навсегда покинуть племя Танголин, я не буду против, — однажды сказала она Кажету. — Ты родился и вырос среди ящеров, но это не значит, что ты должен прожить среди них всю свою жизнь. Это был мой выбор, а ты волен идти по иному пути.

— Мама, ты прекрасно знаешь, что я тебя не оставлю. Но неужели ты планируешь прожить в Алькорке всю жизнь? — Кажет взглянул на мать, и она почувствовала, какую неприязнь питает ее сын к этому месту.

— Я лишь прослежу, чтобы наше племя, и Зирк в том числе, не уподобилось Аширу и его диким воинам.

— Разве ты сможешь повлиять на Зирка, если увидишь, что что-то идет не так?

— Если возникнет такая необходимость, смогу, — уверенно сказала Наэлли. — Зирк чувствует свою власть над остальными, свою избранность. Он учится управлять, но ему все еще недостает мудрости, кроме того, в его положении сложно не задирать нос. Но если его влияние на остальных даст трещину, он рано или поздно обратится за помощью ко мне — для этого я и нужна здесь.

Кажет только грустно покачал головой.

— Ты права, это твой выбор. Как я и сказал, я тебя не оставлю, но и задерживаться надолго не буду. Танголины — слишком юное и немногочисленное племя, мне же важнее узнать тех, кто жил на острове испокон веков и к народу которых я принадлежу.

— Не забывай, твой отец был человеком, — улыбнулась эльфийка. — А у людей свой, необычный даже для меня быт. Узнав, как живут эльфы, ты рано или поздно столкнешься и с куадаранцами. На будущее дам тебе совет: люди не так мудры и проницательны, как эльфы, они могут не понять и намеренно оскорбить тебя. Если попадешь в беду, ищи встречи с Эль-Фатом, нынешним патриархом. Помни, твой отец Нерука был его лучшим другом и преемником. Не думаю, что тот забыл его.

— Хорошо, мама, — улыбнулся в ответ Кажет. — Надеюсь, они мне поверят.

Танголины Аширские

С каждым годом племя аширских Танголин росло и крепло, пока их не стало так много, что часть из ящеров пришлось переселить в Аллаку — холмистую область на юго-востоке Юракона. И тогда Ашир стал всерьез задумываться о том, чтобы расширить свои владения на север.

От разведчиков он узнал, что в очередной битве за Ярутуллу Дрэк потерпел поражение, а Темные бежали в Пегар или укрылись в Подземельях Эльни. Это стало для Ашира сигналом. Он не мог допустить, чтобы куадаранцы и эльфы набрали большие силы и окончательно побратались.

— Скажи мне, Коатль, как мне разобщить их? Я без труда одолею каждое племя поодиночке, но когда они вместе — даже Дрэк не смог устоять. Я же хочу покорить их, и поскорее! А потом добраться до подземелий...