Автобус, скользивший по извилистым дорогам, казался мне клеткой, в которой каждый изгиб асфальта будто бы насмешливо напоминал о границе между миром и пустотой. Пыльная земля за окном, как старый друг, встречалась с потрескавшимся асфальтом, их обнимал ветер, который никогда не добирался сюда, внутрь. Я сидел на самом последнем сидении, погружённый в неяркое свечение экрана телефона, который был единственным моим союзником в этом шуме.
Рядом гремели голоса и смех. Одногруппники, весело перебрасываясь словами, словно жили в другом измерении, куда мне не было входа. Это была учебная поездка, какая-то глупая вылазка, организованная техникумом, но я, как всегда, оказался в стороне, тенью среди всех этих залитых солнцем лиц. Они никогда не замечали моего одиночества. Думаю, я и сам давно привык к тому, что меня будто бы нет.
"Вот бы случилось что-нибудь интересное", — подумал я, лениво листая телефон. В голове крутились сюжеты из книг и игр, где люди, как я, обретали силу, выходили из тени, становились героями. Я представлял себя с мечом в руках, способным рассечь ночь, или с магией, от которой трещало небо. И каждый раз это были шиль чужие истории. Чужие судьбы. Чужие победы.
Реальность была другой. В автобусе пахло потом и дешевым пластиком, разговоры резали слух. Моё место здесь ограничивалось этой поездкой, этими сидениями.
Где-то там, за пыльным стеклом, проносилась земля, чужая и безразличная. Но я почти не видел её. Моё сознание уносило меня в другие миры, где каждое утро начиналось с битвы. Только это бегство ничего не меняло. Оно лишь сильнее запирало меня в себе.
"Судьба ли это? Всё ли предопределено? Или же мы сами..." — мысли текли лениво, как вязкая река, а я устало смотрел в окно автобуса. Дорога, извиваясь, словно живая, тянулась в бесконечность.
Я погружался всё глубже в эти размышления, позволяя им уносить меня всё дальше от реальности. Но закончить мысль я так и не успел.
Резкий толчок прервал ход моих раздумий, и мгновенно всё вокруг превратилось в хаос. Колёса пронзительно взвизгнули, автобус закрутило, словно игрушку в руках гиганта. Крики, грохот, и на мгновение время, казалось, замерло. Всё произошло слишком быстро, слишком резко, чтобы я успел хоть что-то понять.
Когда я открыл глаза, мир уже не был прежним. Перевёрнутый салон автобуса полыхал в огне. Вокруг были крики, всполохи пламени, звуки чьих-то шагов, но всё это казалось... чужим.
Я не чувствовал боли. Ни страха, ни отчаяния, которые, наверное, должны были бы охватить меня. Вместо этого меня окутала странная, почти болезненная безмятежность. Я смотрел на огонь, вглядываясь в него, как в последнюю истину не в силах пошевелиться.
Каждый звук, каждый момент тонули в каком-то глубоком равнодушии. Казалось, что мир, которым я жил, уже давно остался позади, и я просто наблюдаю, как исчезает его последнее проявление.
В моей голове была пустота. Не та, что давит своей тяжестью, заставляя искать утешения, а совсем другая — лёгкая, как дыхание ветра, обещающая освобождение от всего лишнего. Ни страха, ни тревоги, ни тех бесконечных мыслей, что обычно роятся в сознании. Только безмолвие, похожее на глубокие тёмные воды, куда хотелось погрузиться и исчезнуть.
Эта пустота звала меня. Она манила обещанием покоя, где не было места мучительным вопросам и бесконечной суете, которая раньше так тесно сжимала мою жизнь. Я не боялся её. Она казалась бесконечной возможностью — чем-то, что всегда ждало меня на границе.
Я понимал, что скоро эта встреча станет неизбежной. Но пока я оставался здесь, среди обломков, среди адского огня, наблюдая, как всё, что когда-то было моей жизнью, исчезает.
Пламя, яркое и неумолимое, пожирало всё вокруг, как будто стараясь стереть меня из памяти этого мира. И я, лежал среди этого хаоса, смотрел на него со странным равнодушием. Словно это было нечто естественное. Словно это всегда должно было произойти.
Эти воспоминания были самыми яркими из моей прошлой жизни. Или, правильнее сказать, из того, что от неё осталось. До сих пор в ушах звучат крики — резкие, пронзительные, словно сам воздух рвался под их натиском. Я помню, как обрывались их жизни, одна за другой, будто кто-то невидимый брал судьбы в руки и ломал их, не дрогнув.
Тот день стал началом пути, на который я даже не думал ступать. Ирония — я всегда мечтал о переменах, о приключениях, о чём-то большем. Я жаждал выйти из тени и найти свой смысл. Но теперь я знаю, что мечты могут быть проклятием, которое разрывает душу.
Этот путь не стал освобождением. Он стал клеткой, которая сжималась всё сильнее. Он изменил меня, так глубоко, что я уже не узнаю себя. Он сломал меня, сожрал, пережевал и выплюнул.
Я не раз буду проклинать этот путь, проклинать свои желания, ту жадность, с которой я буду тянуться к звёздам, не понимая, какой ценой они будут сиять.
Но это и есть то, ради чего я пишу эти записи. Каждый шаг, каждый выбор, каждую потерю — я расскажу всё. Возможно кто-нибудь узнает, как всё происходило.
Я не знаю, что ждёт меня в конце. Но пока я ещё здесь. Пока эти слова оживают под моим пером, я существую.
Мгновения тёмной тишины, густой, как застывший дым, прервал звонкий щелчок пальцев. Звук отрезал меня от всего — от времени, от пространства, от мыслей. Щелчок был резким, отчётливым, будто кто-то намеренно хотел вырвать меня из забытья. В этом звуке таилось что-то необъяснимое, неуловимое, как свет, проскальзывающий сквозь трещины в стенах.
Я не слышал слов. Не было голосов, шёпотов или звуков речи. Но смысл всё равно просочился в мой разум. Чёткий, как удар молнии. "На сколько далеко ты зайдёшь?" — вопрос эхом отозвался внутри меня, заполняя каждый уголок сознания. Это не был обычный вопрос. Он был чем-то большим, чем-то, что заставило меня задержать дыхание.
"Сон? Кома? Или нечто другое?" — мысли путались, словно скользкие нити, которые невозможно ухватить. Я пытался понять, где я, что это за место, но всё вокруг было как расплывчатые очертания на краю видимости.
Дни тянулись один за другим, одинаковые и скучные. Для взрослого сознания, запертого в теле младенца, это было настоящим испытанием. Казалось, я застрял в бесконечном повторении, где каждый день был точной копией предыдущего.
Кое-как я прожил эти первые годы в новом мире. Каждый день был испытанием терпения. Моё тело казалось чуждым, непослушным, как плохо откалиброванный механизм. Я мог задавать направление, но оно действовало так, как могло, по своим правилам, не полностью мне подвластным.
Но с каждым месяцем становилось легче. Казалось, я понемногу приручаю это новое тело. Иногда я думал: может, это не просто слабость? Может, внутри осталось что-то от той девочки, чью жизнь я занял?
К трём годам я уже уверенно стоял на ногах. Я начал понемногу понимать язык и улавливать смысл. Слова становились всё более знакомыми, всё более живыми.
Однако самым странным было чувство энергии, бурлящей внутри. Она не давала мне покоя. Мне не сиделось на месте. Это тело, такое маленькое и хрупкое, требовало движения и действий.
Часто, хоть и неуклюже, я бегал по коридорам замка, увертываясь от отца, который пытался поймать меня. Его шаги гремели за мной, его смех заполнял тишину, а я чувствовал некий азарт в этом.
Отец… Человек военного склада, воплощение дисциплины и силы. Человек… Хотя нет. Здесь ведь это слово не употребляют. Энир — вот как называют нашу расу. Вроде те же люди, судя по виду и всему остальному. Для меня это слово было таким же неестественным, как для них, наверное, «человек».
Но вернёмся к отцу. Он был крепок и хорош собой, с выправкой, которой не стыдился бы ни один солдат. Светлые, почти пепельные волосы и холодные серые глаза — это от него мы с Ириной унаследовали эту особую северную внешность. На его лице всегда была лёгкая щетина и, как я их называл, офицерские усики, которые придавали ему суровый и в то же время благородный вид.
На нём почти всегда был серый мундир. Даже в домашних условиях он носил его с той же гордостью, с какой, наверное, выходил на поле боя. На тот момент ему было уже за тридцать, и, думаю, только теперь, после стольких лет службы, он наконец смог позволить себе насладиться семейной жизнью.
Я часто замечал, как его лицо озарялось улыбкой, когда он смотрел на нас с Ириной. В эти моменты он выглядел счастливым, словно мы были наградой за все те годы тягот и лишений.
Но иногда… Иногда, когда я ловил его взгляд, я видел в его глазах что-то иное. Тяжесть? Отголоски боли, которые невозможно скрыть. Эта печаль была как незаживающий шрам. Наверное, война оставила на нём следы, которые уже никогда не исчезнут.
Мне часто приходилось играть с ним. Или с прислугой, которой поручали следить за мной. Мама же проводила почти всё своё время с Ириной. Но дело было вовсе не в предпочтениях. Нет.
Ирина… Она оказалась тяжёлым случаем. В то время как во мне кипела неудержимая энергия, в ней, казалось, её вовсе не было. Она часто болела, была слабой, томной, едва поднималась с постели. Её шаги были редкими и неуверенными.
Я не мог этого понять. Мы же близнецы, одинаковые, как две капли воды. Как так вышло, что всё, что было во мне — здоровье, жажда движения, — ей, казалось, досталось в каких-то крохах?
Все мои догадки упирались в ту область, куда я ещё не ступал. Магия? В ней ли причина?
Мама была целительницей. Судя по её мундиру, который я иногда видел, тоже военной. Её каштановые волосы, чуть вьющиеся, падали мягкими волнами на плечи. Глаза были карими и спокойными. Она прикладывала все усилия, чтобы помочь Ирине, но максимум, чего добивалась, — это стабилизировать её состояние. Оно не становилось лучше, лишь переставало ухудшаться.
В редкие моменты, когда Ирина чувствовала себя чуть лучше, я старался быть рядом. Я не знал, сколько она сможет так продержаться, и не хотел об этом думать.
Из замка мне пока не разрешали выходить. Мир вокруг оставался для меня загадкой, доступной лишь через окна. Но даже так, на удивление, открывался неплохой обзор.
Замок был окружён высокими стенами, за которыми виднелись окраины города и снежные леса. Я наблюдал за жизнью городка внутри стен. Где-то мелькали гарнизоны солдат, их движения точные и размеренные. В другом месте я видел как по узким улочкам сновали слуги.
Тёплые времена здесь были короткими, это становилось очевидным. Север… Да, мы жили где-то на севере. Об этом говорили горный хребет, вершины которого были укрыты снегом круглый год и долгие холодные зимы.
Иногда, сидя у окна, я подолгу смотрел, как течёт жизнь в этом городке внутри стен. Здесь всё казалось тихим и упорядоченным. Люди занимались своими делами, а мир вокруг жил своей размеренной жизнью.
В такие моменты меня охватывала безмятежность. Хотелось просто сидеть и смотреть, как медленно течёт время, как день сменяется вечером, а солнце скрывается за горами, оставляя всё в мягком полумраке.
Короткий миг тёплой погоды быстро уступил место холодам. Скука окутывала меня, словно серое зимнее небо, и я всё чаще уговаривал маму заняться нашим обучением. Язык, простые счёты — всё это казалось мне лёгким, даже слишком. Приходилось намеренно сбавлять темп, чтобы не выдать свой секрет. Пока никто не должен был узнать, кто я на самом деле.
Ирина тоже проявляла интерес. Её слабое тело не мешало стремлению учиться. Мне казалось, что для неё это было больше, чем просто занятия. Это была возможность разбавить её тихое, однообразное существование, словно луч света, пробивающийся через густую завесу облаков.
Она напоминала мне хрупкую птичку в клетке. Однако в её глазах я видел желание бороться, желание понять этот мир, в котором мы оказались.
Я спросил у мамы, когда уже начнётся настоящее обучение. Пусть мы и жили в глубинке, но всё же были детьми знатного рода — нам полагалось хорошее образование.
Неожиданно меня поддержала Ирина. Её голос был живым — редкость для неё. Видимо, она тоже давно этого ждала.
Осенью мне удалось выпросить прогулку в внутреннем дворе. Моему счастью не было предела, несмотря на холод.
Я бегал по двору, вдыхая холодный воздух, который, казалось, пробуждал тело и разум. После долгого заточения в стенах замка даже этот суровый серо-белый пейзаж казался волшебным.
Но была одна тень на этом радостном событии — я выходил во двор один.
Ирина оставалась в замке. Сколько раз я пытался уговорить её выйти, но каждый раз слышал отказ. Её состояние часто не позволяло даже думать о прогулках, а иногда она просто не хотела.
— Зачем мне туда? Там холодно, и книжки куда интереснее, — говорила она, не отрываясь от очередной картинки из какой то сказки.
Я мог её понять. Помнится, в своём прошлом мире я сам закрывался от реальности, проводя время в телефоне или книгах. Мир вокруг был шумным, порой невыносимым, а уют уединения всегда притягивал.
Я бросал взгляд на её окно, надеясь, что однажды она передумает и выйдет ко мне.
Однажды, решив исследовать двор замка, я заметил у забора несколько деревянных ящиков. Они выглядели достаточно устойчивыми, чтобы на них забраться и получше рассмотреть окрестности.
Пока служанка смотревшая за мной отвлеклась, я как обычно ускользнул. Я начал быстро взбираться, но ящики оказались скользкими от сырости. Едва успев схватиться за верхний край, я поскользнулся и полетел вниз.
Всё произошло так быстро, что я не успел испугаться. Но прежде чем я ударился о землю, меня поймали крепкие руки.
— Фух… Успел, — услышал я спокойный голос.
Я поднял глаза и увидел незнакомое лицо в форме, кажется, он был немного моложе отца. Форма была не такой роскошной, но аккуратной и внушающей уважение. Его лицо выглядело доброжелательно, с лёгкой улыбкой на губах.
— А ты кто? — спросил я, не утруждая себя вежливостью.
— Ох… Я Виктор, — ответил он, аккуратно ставя меня на землю.
Я быстро осмотрел его. На поясе блестел меч, а в его глазах читалась смесь заботы и уверенности.
— Ты солдат? — поинтересовался я, указывая на меч.
— Да, я первый подчинённый твоего папки, — ответил он, и в его голосе звучала гордость.
— Сбежала от надоедливой прислуги, да? — спросил он с улыбкой, явно угадав причину моего появления здесь.
Я кое как объяснил ему свои намеренья посмотреть что находится за забором.
Виктор усмехнулся, слегка покачав головой.
— Ну что ж, думаю, наш добродушный князь не будет против, если мы чуть-чуть посмотрим, — сказал он, поднимая меня на плечи.
Я рассмеялся, предвкушая, что нас ждёт. Ухватившись маленькими руками за голову Виктора, я крепко держался, чувствуя, как он несёт меня на плечах.
Его шаги были размеренными, спокойными. А я старался впитать всё, что видел.
Когда мы покинули внутренний двор, передо мной открылись казармы и дома прислуги. Узкие улочки между ними были покрыты тонким слоем снега. Холодный воздух покалывал моё лицо, пробираясь до костей, и я крепче прижался к голове Виктора.
Моё сознание жадно хватало мельчайшие детали, будто боялось что-то упустить. Форма окон в домах, неровные узоры на камнях стен, глубокие следы сапог на утоптанном снегу — всё это складывалось в мозаику, которую я старался запомнить.
Солдаты, мимо которых мы проходили, оборачивались на нас. Их взгляды, сначала настороженные, смягчались, когда они видели меня. Улыбки и добродушные взмахи рук сменяли их строгость.
— О княжна идёт! — произнёс кто-то с лёгким смехом, и я не удержалась, весело помахал в ответ.
Меня переполняло странное чувство. Эти жесты внимания заставляли меня ощущать себя важной персоной, как будто я действительно занимал своё место в этом мире. Забавно, учитывая, что внутри я всё ещё чувствовал себя чужаком.
Звон стали к которому мы шли, становился всё громче. Металл встречался с металлом, его звук разносился эхом по двору, заставляя меня замирать. Моё сердце забилось быстрее.
Я почти видел это. Сражения, мечи, искры от ударов. В моём сознании вспыхивали образы из книг и воспоминаний о сражениях, которые я так любил в прошлом. И вот сейчас — они здесь, на расстоянии вытянутой руки.
Любопытство росло, горело ярким огнём, наполняя меня нетерпением.
— Ещё чуть-чуть, — сказал Виктор, словно угадав мои мысли.
Я улыбнулся, чувствуя, что предвкушение уже само по себе становилось настоящим приключением.
На тренировочной площадке разворачивалась дружеская дуэль между двумя солдатами. Они сражались под пристальным взглядом моего отца, выкладываясь на полную, словно каждый удар должен был доказать их мастерство и силу. Остальные солдаты тоже не теряли времени: кто-то тягал железо, разминая мышцы, другие с отточенной точностью наносили удары по деревянным манекенам, а кто-то повторял базовые приёмы, погружаясь в рутину.
Виктор с лёгкостью нёс меня на плечах, и я ощущала, как с каждым шагом мир вокруг наполняется новой энергией. Когда мы приблизились к площадке, отец, заметив нас, слегка приподнял руку в приветствии. Его суровое лицо, обычно спокойное и собранное, смягчилось на мгновение.

— Опять убежала? — отец поднял бровь, глядя на меня.
— Моё почтение. Нашёл её во внутреннем дворе, — почтительно ответил Виктор, выпрямившись перед своим командиром.
Я быстро вмешался, пока отец не успел ничего сказать:
— Внутри скучно! — мой голос прозвучал громче, чем я ожидал.
Отец хмыкнул, явно понимая моё нетерпение.
— Хех! Понимаю. Ну тогда вот, смотри на солдатиков.
Он мягко подхватил меня с плеч Виктора и усадил на свои.
Перед нами продолжалась дуэль двух солдат. Несмотря на пронизывающий холод, они были лишь в рубахах. Их горячий нрав, упорство и жажда победы согревали их лучше любого костра.