Хроники семейных катаклизмов

Пролог

Москва, наши дни, начало января.

Ночной клуб «Сумбур».

Захар Гордеев

***

В тот вечер в популярном ночном клубе было как всегда шумно, многолюдно и вполне привычно для заведений подобного рода, особенно, сейчас, в разгар новогодних праздников. Однако, привычно мне было ровно до тех пор, пока мы с моим другом и деловым партнером, Алексеем Ермолиным, спокойно выпивали за дальним столиком в лаунж-зоне, в ожидании моей любимой жены (адвоката Анны Ланевской), которая должна была подъехать в клуб с минуты на минуту. Но неожиданно Алексей странно напрягся, всматриваясь во что-то за моей спиной. А потом с непередаваемым выражением лица толкнул меня в плечо и молча кивнул в сторону бара, вынуждая обернуться.

В полутьме зала, в сиянии иллюминации и в отблесках светомузыки, я с изумлением увидел свою полуголую жену, танцующую на барной стойке под улюлюканье пьяной публики, вспышки фотокамер и пошлые комментарии посторонних мужиков. Разгоряченные и нетрезвые посетители клуба уже откровенно лапали находящуюся на барной стойке девочку, пока она, глупо хихикая, не слишком умело извивалась под гремящую на весь зал популярную композицию. Вульгарно и непривычно одетая, очень сильно не трезвая, растрепанная и какая-то взбудораженная, эта женщина просто не могла быть Анной Ланевской. Но повода не доверять собственным глазам у меня не нашлось.

Стерлядь! Это что ещё такое!?

Ничего не понимая, я резко выдохнул и направился к бару, разбираться, что происходит.

У барной стойки уже образовалась целая толпа зевак и блогеров, увлеченно снимающая на телефоны творящееся на импровизированной сцене непотребство. Однако подойдя ближе я вдруг понял, что публику ночного клуба эпатируем вовсе не адвокат Ланевская. Удивительно похожая на Анюту девушка была выше и крупнее, с более резкими чертами лица и совсем иными формами и изгибами тела. Я бы даже сказал, что эта девушка не столько похожа на мою жену внешне, сколько намеренно причёсана и загримирована так, чтобы казаться похожей. Перепутать, конечно, можно, но только в полумраке клуба и издалека. И при условии, если не знать хорошо настоящую Аню.

Чей-то злой розыгрыш? Идиотская шутка? Происки недобросовестных конкурентов, призванные бросить тень на репутацию серьёзного адвоката?

Однако прежде, чем я успел что-либо предпринять, музыку вдруг резко выключили, в зале врубили яркое освещение и внимание разгоряченной толпы посетителей ночного заведения нахально перетянула на себя близкая подруга моей жены, рыженькая бестия по имени Василиса. Она работала в этом клубе и обеспечивала юридическое и административное сопровождение «Сумбура», со всеми вытекающими полномочиями и возможностями. Но, помимо этого, Василиса была популярным светским блогером, поскольку место её работы постоянно обеспечивало массу поводов для скандальных новостей и вызывало интерес модной тусовки к самому клубу, (чем Василиса охотно пользовалась, заведя свой блог в соцсетях). Поэтому прямо сейчас «Златовласка из Сумбура» вела прямую трансляцию очередного шокирующего ролика для своих многочисленных подписчиков.

- Друзья мои, сегодня в наш ночной клуб забрела скандально известная светская львица - Аделина Мирошниченко, - и подруга моей жены демонстративно перевела камеру на барную стойку, где сейчас с недовольной миной стояла нетрезвая, вызывающе раздетая, но, все равно, очень хорошенькая девушка, издалека похожая на мою жену.

Бармен и пара крепких ребят из службы безопасности клуба предлагали ей добровольно спуститься вниз, но девица упрямо упиралась, и даже отбивалась от безопасников своей миниатюрной сумочкой со стразами.

– Аделина снова сменила образ! – тем временем продолжала свой репортаж Василиса. - Но, как по мне, на этот раз совсем не удачно! Привет, Адель! Помаши нам ручкой! – ехидно предложила Василиса. – Неужели тебе мало танцпола? Зачем ты залезла на барную стойку? Решила быть поближе к коктейлям?

- Я не Адель! – возразила вдруг девушка на стойке с вызовом, и даже откинула с лица волосы, чтобы её было лучше видно.

Василиса сделала знак парню из службы безопасности и тот выхватил из рук девушки маленькую сумочку, которой та упрямо пыталась бить его по голове. В следующее мгновение на барную стойку лёг открытый паспорт хозяйки агрессивной сумочки. Василиса навела на паспорт камеру смартфона, чтобы продемонстрировать зрителям, что перед ними действительно Аделина Константиновна Мирошниченко, собственной нетрезво-раздетой персоной. Да, профессиональные юристы - они такие! Даже светские сплетни преподносят не просто так, а сразу подтверждая их неоспоримыми доказательствами, (вероятно чтобы потом не тратить время и нервы на споры с администраторами сторонних интернет-ресурсов, размещающих непроверенный контент).

— Вот видите, дорогие мои подписчики, к чему приводит неумеренное употребление крепкого алкоголя? Бедняжка Аделина забыла собственное имя, и теперь пытается убедить всех в том, что она – это не она! Но мы-то с вами знаем правду! Так что, друзья мои, будьте осторожны, фильтруйте сплетни и не ведитесь на провокации! Особенно, если вас начнут убеждать в том, что сегодня вечером на барной стойке в клубе «Сумбур» танцевала какая-то другая девушка. Не верьте всему, что видите, а если сомневаетесь, спросите у меня!

- *ука! - взвизгнула Аделина, которую прямо сейчас безопасники стащили с барной стойки.

- И я тебя люблю, Аделина! - ехидно проворковала ей вслед Василиса. - Увидимся, как протрезвеешь! Расскажешь мне и моим подписчикам, что это на тебя сегодня нашло?! Друзья мои, с вами была "Златовласка из Сумбура"! Обнимаю вас! Подписывайтесь на мой канал и будьте в курсе горячих новостей нашего клуба! Делитесь своими впечатлениями от выходки Аделины Мирошниченко в комментариях!

Глава 1. Про дочь моего мужа.

Дорогие друзья, добро пожаловать на страницы моего нового романа. Надеюсь, вам понравится)))

Вместо эпиграфа

***

Написана лишь первая глава,

И я пока не знаю, как все будет!

Оденутся в текст чувства и слова,

И улыбнётся Бог сквозь призмы судеб.

Событий важных резкий поворот,

И острые осколки чьих-то жизней.

Сюжет про смысл, про выбор, про полёт,

Про право быть и не бояться мыслить!

Про право чувствовать, про право уходить,

Про право возвращаться к тем, кто любит.

Про выбор «упрекать» или «простить»,

Про «снова вместе и давай забудем»!

Про право ошибаться, не любить,

Про шансы, когда можно все исправить.

Про счастье женщину свою боготворить,

Про право быть собой, не идеальным.

У нас у каждого свой путь, своя судьба,

У всех свой выбор и свои пороки.

Но очень ценно, когда есть СЕМЬЯ -

Те, за кого в ночи мы молим Бога.

И лишь пройдя нелёгкий этот путь,

Осмыслив мир, пленительно-жестокий,

Ты осознаешь, важно не свернуть,

С такой непредсказуемой дороги….

(автор стихов Ася Даманская)

Глава 1

Алевтина Беркутова

Вся моя жизнь – это нескончаемая череда жестоких уроков, многие из которых дались мне немыслимой болью, кровью разбитого сердца и муками истерзанной совести. И самое отвратительное заключается в том, что большую часть всех этих мук я испытала по вине людей, которые по какому-то нелепому и глупому недоразумению считались моей семьей.

***

Москва. Начало 1980х.

Алевтина Беркутова

Семилетие нашей обожаемой Сонечки мы с Виктором праздновали на широкую ногу, проведя несколько чудесных июньских дней на даче в Переделкино, в кругу друзей и близких. Однако, в тот воскресный вечер нам все же пришлось возвращаться в Москву, потому, что и мне, и моему мужу на утро необходимо было быть на работе.

Был поздний летний вечер, и уже сильно стемнело, поэтому я и обратила внимание на пожилую женщину, сидящую на скамейке у нашего подъезда с маленькой девочкой, примерно того же возраста, что наша Сонечка. Ребёнок, вытянувшись на скамейке, спал, положив голову старушке на колени. Я окинула странную пару недоуменным взглядом, планируя как бы мне побыстрее вымыть свою, тоже уже клюющую носом малютку, которая была немногим старше мирно спящей на лавочке девочки, и сейчас висела на плече у своего отца, на ходу засыпая после утомительной дороги с дачи.

Я прошла мимо скамейки и уже поднималась на крыльцо, когда услышала за спиной уверенный и достаточно громкий женский голос.

- Здравствуй, Виктор Александрович. Помнишь меня? Я - мать Лидии.

Я обернулась удивленно, и застыла, глядя на мужа. Я бы не придала никакого значения словам пожилой женщины, если бы не его, уж слишком показательная реакция. Виктор вдруг замер, растерянный и оглушенный, как-то особенно отчаянно вцепившись в дремлющую у него на руках Сонечку. И самым страшным было то, что, едва бросив мимолетный взгляд на старушку и девочку, мой муж застыл каменным истуканом, не сводя с меня пронзительного взгляда, полного ужаса, вины и раскаяния (как преступник, уже признавшийся в страшном преступлении и теперь покорно ожидающий приговора). Мне, профессиональному следователю-криминалисту (и просто женщине), было достаточно лишь этого взгляда, чтобы понять, что прямо сейчас его чистосердечное признание вдребезги разобьёт мою жизнь, моё сердце и мою счастливую семью.

Я не хотела! Я ещё не верила! Я пока не до конца осознала! Но я уже всё поняла. Чувствовала, что права, но ещё отчаянно цеплялась за хрупкую надежду, что ошиблась. Молила его в безмолвном крике отчаянного страха.

Витенька, родной, это же неправда? Да? Скажи мне, что я всё неправильно поняла!

Я ждала, что муж сейчас улыбнётся, как всегда, немного насмешливо и чуть снисходительно, что он всё объяснит, успокоит, найдёт логичное и простое оправдание этой нелепой ситуации. Но Виктор молчал, оглушённый, виноватый и потерянный, глядя на меня тяжелым взглядом, словно прощаясь. И все ответы были уже написаны на его лице огромными страшными буквами, из которых складываются слова «измена и предательство».

Он даже не смотрел в сторону скамейки, потому что, итак, прекрасно знал, тех, кто там сейчас находился. Он не отрывал своего взгляда от меня, словно этот пронзительный, немигающий, полный отчаяния и боли взгляд, мог меня удержать рядом с ним, привязать к нему, приковать, не дать уйти.

Но старушка на скамейке не оставила ему ни единого шанса оправдаться. Осмотрев невозмутимым основательным взором нашу немую композицию, она, как ни в чем не бывало, продолжила, разбивая вдребезги мой, ещё минуту назад казавшийся таким счастливым и самым надёжным брак.

Глава 2. Про мою маму

Начало 1980х.

Алевтина

Следующим ударом судьбы, который не заставил себя долго ждать, стала реакция на мой развод со стороны моей матери.

- Не смей разводиться, слышишь! – не помня себя и не желая разбираться в причинах, кричала она, не собираясь слушать никаких аргументов против своего, единственно верного (на ее взгляд) мнения. – Ты позоришь себя! Ты позоришь меня! Да как ты смеешь перечить?

- Мама, он изменил мне …

- Ну и что такого? Этот факт вообще не обязательно афишировать …

- А ребёнок?

- Удочерила и дело с концом. Через год никто и не вспомнит, что раньше её в вашем доме не было, если ты не будешь скулить на всех углах о том, какая ты бедная-разнесчастная, обманутая жена.

- Мама, но он, действительно, обманул меня …

- Алевтина, он – мужчина! - рявкнула мать, так, словно факт половой принадлежности Беркутова полностью оправдывал его измену. - Молодой, обеспеченный и высокопоставленный мужчина! Все чиновники изменяют женам! Слышишь? Все без исключения! И это вовсе не повод бежать разводиться! Просто, умные жены умело закрывают на это глаза. Ты одна – идеалистка и мечтательница! Поэтому, сама виновата! Задушила мужика своей образцовостью и безукоризненностью, вот он и нашёл, кого попроще. Чего ты от него хочешь?

Слышать подобные идиотские оправдания моему мужу из уст женщины, которая меня воспитала, было, слабо говоря, странно. Мать всю жизнь требовала от меня именно образцовости поведения и безукоризненности манер. Твердила мне про достойное поведение и внешние приличия. Настаивала на абсолютной важности общественного мнения и ревностно заботилась о том впечатлении, которое я произвожу в каждую минуту своей жизни, любым свои действием, словом или поступком. Теперь, та же самая женщина, стремительно «переобувшись» в отношении своей жизненной философии, втолковывала мне совершенно обратное. Или её требования относительно безупречности и образцовости распространяются исключительно на женщин? Тогда в чём смысл семьи? Какой смысл мне быть идеальной рядом с нечистоплотным и непорядочным человеком, который меня оскорбляет? Зачем тогда он мне нужен?

- Я уже ничего от него не хочу, мама. Я с ним развожусь, - неожиданно даже для себя вдруг твердо произнесла я, уже понимая, что мать никогда не простит мне этого демарша.

- Идиотка, где ты ещё найдешь такого мужа, как Беркутов? Кому ты нужна под тридцатник и с довеском? – снова взвилась мать, но сама понимая, что перешла границы и очень серьёзно перегибает, вдруг сбавила тон и попыталась меня уговаривать. – Алечка, милая моя девочка, пойми, это жизнь. Она разная. Не всегда приятная, часто совсем наоборот. Витя ошибся, но ты сама сказала, что он не хочет развода, не хочет тебя отпускать. Вот и не руби с плеча. Не надо торопиться. Перемелется всё, мука будет. Подумаешь, ребёнок! Что же, теперь из-за этого ребёнка мужа бросать? Отказаться от положения? А о Сонечке ты подумала? А о себе? Одумайся, Аля. Ну будь ты умнее и хитрее ....

- Мама, я не могу, - всхлипнула я потому, что всё ещё была свежа глубокая рана на сердце и мне остро хотелось простой человеческой поддержки, а не упрёков и нотаций, тем более, произнесенных таким командирским тоном. Хотелось поплакать на груди у близкого человека, хотелось выговориться, выплеснуть всю боль и страх, и знать, что меня просто поддержат, просто обнимут, просто выслушают …, знать, что меня просто любят …

- Ну и дура! – вместо поддержки рявкнула разъярённая мать, традиционно не переносящая дерзости и неподчинения ее приказам. – Иди разводись, только потом не ной, что такой мужик достанется кому-то более умному. Изменили ей, видите ли! Да всем изменяют! Взрослая уже, пора бы понимать очевидные вещи, и не делать из мухи слона, рискуя своим материальным положением и стабильностью.

Моя мама всегда была сложным человеком, резким, упрямым, не терпящим возражений. В её картине мира было лишь её мнение и неправильное. Партийный номенклатурный работник, пусть и не слишком высокопоставленный, но зато с большими связями и возможностями, которыми моя маменька очень гордилась и всегда подчеркивала свои обширные и значимые знакомства. Она всегда искренне считала, что обе её дочери (я и моя младшая сестра Ангелина) должны являть собой идеал советской женщины, дополняя и украшая её собственный безупречный образ. Пустая внешняя картинка наигранной идеальности, под которой скрывались многочисленные личные проблемы и комплексы, обманутые ожидания и разочарования несчастной одинокой женщины, которые моя мать пыталась компенсировать своими успехами на службе и своими идеальными детьми. В принципе, всю свою жизнь я была именно такой, какой она хотела меня видеть, идеальной и безупречной «хорошей» девочкой. «Отличница-спортсменка-комсомолка и просто красавица», а также, послушная умница, медалистка и мамина гордость. И маменька изволила быть благосклонной и всячески одобряла меня, ровно до тех пор, пока я соответствовала её ожиданиям и безропотно следовала её наставлениям. Я была идеальной и демонстративно любимой дочерью лишь до момента своего развода с Беркутовым, точнее, до тех пор, пока не посмела ослушаться эту несчастную, в общем-то женщину, которая возомнила себя истиной в последней инстанции лишь потому, что ей в прошлом неплохо удавалась её карьера.

Наверное, с житейской точки зрения и мою маму можно было понять. И даже оправдать её жестокость и агрессию в мой адрес заботой обо мне, или страхом за моё будущее (вряд ли она беспокоилась о Сонечке, ведь даже после развода Виктор не перестал быть её отцом). Мама беспокоилась лишь обо мне (по её словам). По факту же мама переживала, что я упустила выгодного мужа, по причине собственной непроходимости глупости (потому, что мама не сочла измену Виктора достаточным основанием для развода). В её картине мира Виктор Беркутов был успешным и богатым человеком, высокопоставленным чиновником, то есть, завидной партией, а значит, мужчиной, которому многое можно простить. Следовательно, я была просто обязана быть по-житейски мудрой и закрывать глаза на некоторые его шалости (потому, что с маминой точки зрения, он того стоил). А если закрывать глаза не получается, значит, следуя той же житейской мудрости (и маминым советам), было необходимо объяснить проштрафившемуся мужу, насколько сильно он огорчил свою благоверную супругу. Доходчиво объяснить, чтобы проникся! А потом воспользоваться чувством его вины (пока оно не остыло) и предоставить ему возможность долго и тщательно заглаживать свою вину дорогими подарками (лучше всего измеряемыми в ювелирных пробах и каратах).

Глава 3. Про служебную собаку и проблемы со здоровьем

Глава 3. Про служебную собаку и проблемы со здоровьем

Москва, середина 1980х.

- Алька, родная, ну хватит дурить. Возвращайся ….

- Уходи, Беркутов! Я не желаю тебя больше видеть! Никогда! - пафосно отвечала я, сама не зная, чего от него жду, и зачем мучаю нас обоих.

- Аля, я люблю тебя! – рычал он, не то с угрозой, не то от безысходности, отчаявшись достучаться до упрямой меня.

- Любил бы, не шлялся ….

- Алька ….

Каких доказательств я от него ждала? Каких жертв? Каких подвигов? Чего? Я сама не знала. И он не знал. И раз за разом я наблюдала, как Виктор Беркутов, в очередной раз, послушно выполняет моё требование и уходит.

Спустя годы я пойму, какой глупой была. «Враг самой себе!» Тогда, я так и не нашла в себе сил честно признаться, что очень хочу вернуться к нему. Отчаянно хочу! Невыносимо! Хочу всего того, что он обещает, о чём твердит, выдавливая из себя раскаяния и извинения. Хочу всего того, ради чего он раз за разом упрямо приходит уговаривать меня вернуться к нему! Но я так и не смогла договориться с собственной глупой гордостью. Как было бы просто, если бы он просто взвалил меня на плечо и «уволок в пещеру». Заставил! Чтобы у меня был повод сказать, что меня вынудили. В этом случае моя гордость могла бы спать спокойно (как и я сама, под теплым боком оступившегося, но, по-прежнему, отчаянно любимого мужчины). Но я так и не сказала ему, что нужно было сделать (в первую очередь, из-за Зины). Дура!

И всё чаще и чаще после таких визитов бывшего мужа меня ждали бессонные ночи и горькие слёзы. А на утро стало сильнее щемить сердце … Я тогда думала, что это от тоски и нервных расстройств.

***

Именно по причине моего нездорового внешнего вида, общей слабости, подавленности и стабильно плохого самочувствия, начальник отделения милиции, где я работала в тот период следователем, старался не слишком дергать меня криминальными выездами, временно переведя на бумажную работу и составление отчетов. Сам будучи отцом взрослой разведенной дочери, он и ко мне относился, как к дочери, позволяя мне зализать раны в более или менее комфортной обстановке.

- Бледная вся, как немочь! Смотреть на тебя страшно! А ну, брысь домой, Беркутова, и чтобы я тебя до понедельника не видел ….

Но в тот раз обойтись без моей помощи не получилось.

Это было резонансное уголовное дело. Ублюдок изнасиловал девушку, задушил и спрятал тело в лесу.

- Алевтина, девочка, выручай. Эта зверюга никого к себе не подпустит, кроме тебя.

Преступника уже задержали, и он даже активно сотрудничал со следствием, но показать место сокрытия трупа не мог, поскольку в момент совершения преступления был сильно пьян и многого не помнил. Душегуб сумел указать лишь на сам лес, в котором милиции теперь предстояло найти тело девушки. Естественно, что для этих целей привлекли служебных собак. Вся проблема была лишь в том, что именно в тот период в лесу завелись волки. Служебные собаки чуяли запах волков и отказывались работать в опасной местности. Егерь утверждал, что волков отогнали, но убедить собак в безопасности леса не удавалось. Псы нервничали и отказывались брать след. Московская милиция была вынуждена искать другой вариант.

Вариант этот звали Улан, и был он огромным мохнатым кавказским волкодавом, (то есть, собакой как раз такой породы, которую не смутит запах волка). Крупный и матёрый, с весьма специфическим характером, Улан сам кого хочешь мог смутить, (и даже довести до энуреза), порой наводя ужас даже на бывалых оперов.

Мы с Уланом были хорошо знакомы, причём с его щенячьего возраста, когда этот волкодав был милым мохнатым очарованием.

Понятия не имею, как этот красавец попал на службу в органы внутренних дел (обычно, правоохранители предпочитали немецких и среднеазиатских овчарок), но в тот период Улан считался одним из лучших «сотрудников» московского спецподразделения служебных собак. Поводырём Улана была уже пожилая инструктор-кинолог Светлана Григорьевна Егорова, «милая добрая» женщина с боевым характером (под стать своему волкодаву). Капитана Егорову слегка опасались всё высшие чины милицейского руководства. Светлана Григорьевна заведовала спецподразделением служебных собак, питомником, и учебным полигоном для дрессировки четвероногих сотрудников. Она даже лично дрессировала своих многочисленных питомцев (а также, коллег, подчиненных а, иногда, и руководство). Она была очень громогласной, саркастичной и ехидной особой, и часто не стеснялась сквернословить, когда крутые парни в погонах отказывались понимать её с первого раза.

У Светланы Григорьевны была неоднозначная репутация, но мне она очень нравилась именно своей необычностью, самостоятельностью и абсолютным бесстрашием (что перед агрессивными зубастым псами, что перед руководством). Эта маленькая старушка олицетворяла собой самый настоящий вызов общественным представлениям о женщине «в годах». Для нее не существовало авторитетов. Она была требовательной к себе и к людям, идеально дрессируя служебных собак и наиболее дерзких сотрудников (за что получила прозвище бой-бабы несмотря на то, что была низенького роста). Именно своим стальным характером, железной дисциплиной в работе и искренней любовью к своим питомцам она меня и привлекла. Я, милая нежная девочка, тепличный цветок, растущий под крылом мужа, восхищалась этой сильной женщиной. В том числе и потому, что перед ней преданно замирали огромные зверюги, готовые выполнять ее команды, стоило ей только появиться на учебном полигоне (причём, под «зверюгами» я имею ввиду не только четвероногих сотрудников милиции). Поскольку Светлана Григорьевна возглавляла дружественное подразделение (её служебные собаки участвовали в следственных мероприятиях всех московских отделов милиции), то мы с ней часто пересекались для обмена документами, оформленными по результатам таких следственных мероприятий.

Глава 4. Про бабушку Дусю, её квартиру и Гавриловну

Глава 4. Про бабушку Дусю, её квартиру и Гавриловну

Москва, середина 1980х.

Алевтина

Именно потому, что мама и младшая сестра упрямо не замечали меня после моего развода с Беркутовым, я была весьма удивлена неожиданному появлению в моей жизни бабушки.

Бабушка Евдокия была в нашей семье не слишком популярным персонажем. Она, мать моего покойного отца, сильно недолюбливала свою сноху (мою матушку) с первых дней знакомства. И потому, бабушка не принимала практически никакого участия в нашей жизни, даже пока был жив отец. Я мало с ней общалась, и совершенно её не знала. Мы никогда не были близки и совсем не поддерживали родственные отношения, являясь друг другу, по сути, чужими людьми. Тем более, что после смерти отца моя мама повторно вышла замуж и родила второго ребенка, поэтому никогда не интересовалась жизнью бывшей свекрови, и не видела никакого смысла поддерживать мои связи с бабушкой Евдокией. Видимо, самой бабушке это тоже было не нужно, несмотря на то, что я была её единственной внучкой. Многие годы такая ситуация никого не смущала и всех устраивала. С выбором бабушки жить, делая вид, что у неё нет семьи, никто не спорил.

Именно по этой причине я никогда не воспринимала свою родную бабушку человеком, который способен мне помочь, поддержать или проявить участие в моей жизни. Ведь глупо ждать помощи от постороннего человека, верно? Да и будь мы с ней близки, допусти она меня в свою жизнь, это мне уже к тому моменту следовало бы помогать и поддерживать больную пожилую старушку. Но жизнь, как оказалось, полна сюрпризов. И, к счастью, эти сюрпризы не всегда неприятные. В тот непростой период после развода многое перевернулось в моей жизни с ног на голову. Коснулась это и моих отношений с бабушкой Евдокией.

Она сама разыскала меня спустя год после развода, в один из дней приехав ко мне на работу. Сказать, что этот визит меня удивил, значит скромно промолчать. Увидев бабушку, я очень напряглась и, честно, не ожидала от этой встречи нечего хорошего, решив, что сейчас будет очередная лекция о том, какая я непроходимая дура потому, что упустила перспективного мужа. Но старушка сумела удивить.

- Я умираю, Алевтина, - проинформировала она меня совершенно невозмутимо, спокойно настолько, словно уведомляла о том, что идёт в булочную. И пока я вспоминала, как дышать от свалившихся на меня новостей, бабушка положила на стол передо мной ключи.

- Я оставляю тебе свою квартиру. Надо побыстрее всё оформить, пока я ещё на ногах.

- Почему? – ошалело прошептала я, отчаянно борясь со слезами от мыслей о её скорой смерти.

- Чтобы чужим людям не досталась, - спокойно пояснила бабушка.

- Я не об этом, - всё-таки всхлипнула я. – Почему ты решила, что умираешь? Что случилось?

Неожиданно баба Дуся тепло улыбнулась, и присела, наконец, на предложенный стул, хотя ранее упрямо отказывалась.

- Рак у меня, Алечка. Мне врачи два месяца от силы дают. Так что тянуть с твоей пропиской некогда.

Бабушка прописала нас с Сонечкой к себе, в свою благоустроенную сталинскую двушку на Дорогомиловской, с высокими потолками и роскошным балконом. Она предусмотрительно познакомила меня со всеми подругами и соседями, лично предупредив участкового и многочисленных дворовых сплетниц о том, что я её родная внучка.

- Запомни Аля, как только я умру, на эту квартиру очередь выстроится. Начальница жилконторы давно облизывается. Я у нее по документам числюсь, как одинокая пенсионерка, поэтому мою квартиру она уже присмотрела для себя, - наставляла бабушка, готовя меня к непростым испытаниям.

— Вот, Алевтина, держи. Это мои метрики, это метрики твоего покойного отца. Сохрани и береги, с ними ты всегда подтвердишь наше близкое родство, - твердила бабушка, передавая мне заботливо завернутые в бумагу свидетельства о рождении, способные подтвердить моё право жить в бабушкиной квартире.

В те времена в нашей стране не было частной собственности. Квартиры принадлежали государству и предоставлялись в пользование квартиросъёмщикам. Поэтому, опасения бабули имели под собой основания. Драгоценные квадратные метры могли просто изъять в пользу государства, признав проживающих в ней лиц не законными пользователями жилого помещения (особенно, если на эту квартиру уже положила глаз какая-то чиновница из жилконторы). И бабушка очень волновалась, как бы нас с Соней не выселили отсюда после её смерти.

- Хорошо, что ты в милиции работаешь, - рассуждала бабуля вслух, имея ввиду, что с действующим сотрудником правоохранительных органов вряд ли кто-нибудь захочет связываться. – Но плохо, что ты у меня мямля беспомощная! Так, Алька, запомни, если будут проблемы с этой квартирой, не вздумай ерепениться. Срочно звони своему бывшему мужу и проси о помощи! Поняла меня? Он точно не откажет и поможет. Куда он денется? А то будет обидно остаться с ребёнком на улице из-за собственной гордости.

Бабушка Евдокия умерла спустя два месяца, как и прогнозировали врачи. И, как она и ожидала, сразу после похорон ко мне явилась целая комиссия из ЖЭКа, жилконторы и местного участкового, чтобы проверить законность моего проживания в бабулиной квартире. Благо, что все необходимые документы, подтверждающие наше родство, были в порядке. Даже к Беркутову обращаться не пришлось. Факт моей службы в милиции (и должность замначальника спецподразделения) тоже сделал свое дело, начальница жилконторы покивала, поджав губы, но связываться с внезапно появившейся у одинокой старухи внучкой не рискнула.

Бабушка умирала в больнице, это было её решение. И я ежедневно (сама или с Сонечкой) навещала её. Удивительное дело, но мы, не общавшиеся предыдущие двадцать семь лет моей жизни, в тот период много разговаривали. Точнее, больше говорила бабушка. Говорила много всего, словно пыталась выговорится перед смертью. А может, она пыталась предупредить меня о чем-то важном?

Глава 5. Про ошибки молодости, запоздалые раскаяния и обидные недоразумения

Москва, вторая половина 1980х.

Виктор

Говорят, что ошибок не совершает лишь тот, кто ни черта не делает. Поэтому я, как человек всегда занятый делом, преимущественно спокойно относился к любого рода ошибкам, и праву человека время от времени их совершать. Себя я тоже, кстати, не ограничивал.

Только однажды мне пришлось на собственном печальном опыте убедиться, что некоторые ошибки требуют заплатить за них высокую цену. Слишком высокую, иногда неподъёмную.

Даже сейчас, спустя годы, я не могу ответить на простой вопрос: «зачем»? За каким лысым бесом оно мне было нужно?

Не знаю, просто так получилось.

Хотя нет, знаю. Отлично знаю, но от этого лишь ещё хуже.

Моя Алька поразила меня с первого взгляда. Меня, взрослого (как я тогда думал) мужика, уже окончившего университет и начавшего (с места в карьер) успешно продвигаться по службе в центральном аппарате Госстроя СССР.

Миниатюрная, нежная, хрупкая статуэтка, светловолосая красавица с пронзительным взглядом, перед которой хочется пасть на колени и преданно целовать её ножки. Драгоценное украшение, девочка-мечта, на которую было не налюбоваться. Я потерял голову и бредил лишь ею. Только этой моей мечте было всего семнадцать, и у неё было образцовое воспитание, не допускавшее даже мысли, что эта идеальная девочка способна сделать хоть одно недостойное телодвижение. А ещё у Алевтины была строгая маменька, которая не прогнала меня взашей лишь по причине того, что я был сыном самой Веры Беркутовой, знаменитого театрального критика и преданной вдовы известного советского архитектора. Пришлось ждать совершеннолетия моей маленькой Альки.

Дождался! Как только она окончила первый курс университета, я сразу отвёл её в ЗАГС. Не верил собственному счастью, любуясь этой непорочной, чистой и светлой красотой. Предвкушал счастливую семейную жизнь с таким нетерпением, что приходилось напоминать себе, что я взрослый приличный человек и уже серьёзный государственный чиновник, а не малолетний пацан, не способный обуздать собственные буйные гормоны.

Однако, реальность оказалась совсем не такой, какой я её себе представлял. Насладиться интимными прелестями семейной жизни мне, по сути, так и не удалось, потому что Алька отчаянно смущалась и не разделяла моего бешенного энтузиазма.

Я был молодым и здоровым мужиком, с вполне определёнными физиологическими потребностями. А моя юная жена оказалась неиспорченной, скромной и наивной недотрогой, не понимавшей моих гормональных порывов. Её безупречное поведение и идеальное воспитание неожиданным образом проявились и в нашей постели. Она крайне сдержанно позволяла мне любить себя, но сама никаких инициатив и заинтересованности не проявляла, никаких потребностей или увлеченности не демонстрировала. Она прекрасно понимала, чего я от неё хочу, но была в настоящей, искренней растерянности оттого, почему так часто?

Ну как мне было объяснить неиспорченной хорошей девочке, что в супружеской постели кощунственно спать, когда у нас с ней медовый месяц. Я ведь даже думать о ней спокойно был не в состоянии. Как я мог бы безучастно смотреть на неё? Как мог бы смирно лежать рядом с ней в одной кровати? Да меня от одного взгляда на неё, хрупкую, нежную, полуобнаженную, одуряюще пахнущую, внутри все закипало. Как мне было донести до моей образцовой скромницы свои потребности, если в нашей стране секса нет? Приходилось действовать предельно осторожно, чтобы не обидеть, не напугать, не оскорбить, не утомить, не дать повода разочароваться во мне. Мне было мало её, а моя Алечка жила в твердой уверенности, что у нас с ней всё в порядке. Я даже не был уверен, приятна ли ей интимная сторона наших отношений, или она просто терпит мой темперамент, потому что должна. Я рассчитывал на взаимность и настоящую страсть, а Алька, скорее всего, просто не знала, чего я от неё жду.

Наверное, мне, дураку, просто надо было поговорить с ней, спросить, выяснить, поинтересоваться, объяснить, насколько для меня это важно. В конце концов, научить (ведь я же понимал, что она неопытна и невинна). Но я этого не сделал. Если бы она хоть намёком показала, что ей нравиться эта сторона супружеской жизни, что она получает удовольствие от нашей близости, я бы, разумеется, вёл себя иначе, был смелее, откровеннее, настойчивее, и с чистой совестью закрывал бы все свои потребности в семье, только с ней. Но она не говорила, а я, идиот, не спрашивал. Мне казалось, что я оскорбляю это безупречное совершенство своими низменными и пошлыми поползновениями в её адрес. Поэтому, я решил, что будет правильнее не слишком её утомлять моими потребностями. И стал регулярно находить необременительные варианты на стороне, просто, чтобы сбросить напряжение.

Тогда все так жили. Абсолютное большинство известных мне супружеских пар жили именно так, и никто не делал из этого проблему или катастрофу. Мудрые мамы объясняли своим наивным дочерям, что мужчины так устроены! Сам понимаю, что это дурацкие оправдания, но других у меня все равно нет.

Тем не менее, моя сдержанная страсть очень быстро дала свои закономерные плоды, вынудив ещё меньше беспокоить жену своими ласками. Уже спустя два месяца после нашей свадьбы моя идеальная Алька смущённо сообщила, что беременна. А я тогда впервые почувствовал, как от нежности щемит сердце.

Девочка моя, ты же сама ещё совсем ребёнок.

Во время беременности жена чувствовала себя не слишком хорошо. Какая уж тут близость? После родов стало только хуже, потому что к её нестабильному самочувствию и постоянной слабости добавились бессонные ночи и физическая усталость. И это всё помимо того, что домашние дела никто не отменял. Она не хотела слышать про няню или помощницу, считая, что хорошая жена и мать должна справляться сама. А я не смел спорить, настаивать или расстраивать её, хотя искренне считал, что вместо приготовления вкусного ужина ей следовало бы просто выспаться. Я дышать на неё боялся в тот период, не то, что прикасаться. И я понятия не имел, как ей помочь, поэтому просто решил избавить её от части домашних обязанностей, уехав в командировку, в надежде на то, что в моё отсутствие она поживет у своей матери, и та ей немного поможет прийти в себя.