Пролог

Первое, что мы обычно говорим человеку, которого попытался убить упырь, сожрать оборотень или свести с ума призрак – «не бойтесь».

– Мы вам обязательно поможем, – заверяем мы вас. – Это наша работа.

На самом деле, всем нам стоит бояться. Мы говорим вам вежливые, обнадеживающие слова, дружески хлопаем по плечу и уверяем в благополучном исходе, что бы ваша паника не мешала нам выполнять свое дело. Ведь там, на самом краю поля зрения или в беспроглядно–темной комнате, или в пустом, обманчиво тихом, узком коридоре, притаившись за вашей спиной – обитает истинная, голодная тьма. Она стремиться прорвать границу нашего хрупкого мира и хлынуть нескончаемым, всепожирающим потоком. Прямо к вам. Наша работа – работа тех, кто зовет себя Стражей – вовсе не спасать вашу жизнь, для этого есть полиция и обереги. Мы обязаны не дать тьме захватить наш мир. Хотя мы стараемся спасти всех, кого возможно. Стражи – это те люди, что добровольно заглядывают в бездну и неизбежно позволяют бездне заглянуть в себя.

Мое имя – Саша Волкова. Я бывший Страж. В девятнадцать лет, четыре года назад, я ушла из дома человека, который взял на себя заботу обо мне после смерти родителей. Мой приемный отец был добр, поддерживал меня и тщательно учил всему, что могло пригодиться в борьбе с нечистью. Всю свою жизнь я хотела быть Стражем. Но в один момент, под влиянием определенных обстоятельств, я струсила и убежала. В день побега, отказавшись от всех своих мечтаний и решив стать нормальным человеком, я бросила своего напарника – Макса и уехала из родного дома, как мне казалось, навсегда.

Сейчас, я учусь на четвертом курсе психиатрического факультета Санкт–Петербургского медицинского вуза, переехала из общежития в квартиру своего жениха – Андрея, с которым в эту пятницу мы идем подавать заявление в ЗАГС и организовываем по этому случаю вечеринку.

Я не собиралась возвращаться. Я привыкла к обычной жизни. Я не позволяла себе вмешиваться в странные, опасные дела, от которых веяло миром тьмы. Я последовательно, шаг за шагом, проходила одну дистанцию за другой, становясь нормальной девушкой. Я думала, что даже получаю от этого удовольствия.

Но вот, в четверг 22 сентября, после того, как в компании однокурсниц, вышла на перерыв после третей пары, собираясь пообедать в кафешке поблизости, я увидела Макса. Он стоял прямо у университетских ворот, под мелким моросящим дождиком, выискивая кого–то в хаотичной толпе студентов. И после этого моя жизнь ни на секунду больше не приходила в норму.

Часть 1. В усадьбе обитает призрак. Глава 1

– Ты поругался с Виктором Петровичем? – прямо спросила я сидевшего рядом Макса. Уже почти час мы тряслись в рейсовом автобусе, который вез нас прочь от города. Стужев смотрел в окно и не особо стремился отвечать на мой вопрос. Людей вместе с нами ехало немного, середина четверга – это не самое популярное время для поездок в область, тем более не близкую.

– Ты теперь принципиально не называешь его папой? – саркастично улыбнулся он, повернувшись ко мне. На полторы головы выше меня, телосложение спортивное, темноглазый и с короткими светлыми волосами. Типаж красавчик. Сколько мы намаялись с его любовными приключениями, я просто не рискну вам описывать, иначе все повествование сведется к бурной, но непостоянной личной жизни моего бывшего напарника. Манера общения у него невозможно–ироничная. Бесит страшно. И кажется, за прошедшее время он не изменился совершенно. Возможно, меня это даже немного радует, но я этого не признаю. Никогда.

– Так он мне и не отец, – бесстрастно пожала я плечами. Ну или понадеялась, что выгляжу бесстрастно. Я все еще не знала, как после всего относиться к Виктору Петровичу и развивать эту тему не хотела.

– Он нас вырастил, – Макс попытался посмотреть на меня укоризненно.

– Ну тогда мне нужно и тебя называть братом? – сделала невинный голос я. Не знаю почему, но раньше его сильно раздражало, если кто–то упоминал, что мы брат и сестра. Он даже шуток на эту тему не выносил, сразу становился агрессивно–саркастичным до такой степени, что несчастный собеседник предпочитал ретироваться из зоны его юмористического поражения.

– Даже не вздумай. Мы с тобой, слава Богу, не родственники, – Макс разглядывал меня так, словно скучал. Но вот это как раз вряд ли. Всю свою жизнь он терпеть меня не мог, только и мечтал, как бы отделаться от нежелательной напарницы. И все же, как мы вскоре выясним, наши судьбы были слишком крепко сплетены между собой, что бы нам удалось оставить друг друга в покое.

Его отец – Виктор Петрович Стужев, взял опеку надо мной, когда погибли мои родители. Мне было тогда восемь лет, а Максу – десять. Виктор Петрович и мой родной отец были напарниками, а мать Макса – моей крестной. Наши семьи дружили и часто работали вместе, выискивая и уничтожая проявления потустороннего. Но в один день обе наши семьи пережили страшную трагедию: моих родителей убили в нашем доме – застрелили, а после «злоумышленники» устроили поджог, что бы скрыть улики. Я сама спаслась чудом, хоть и абсолютно не помню, как именно. У Стужевых в тот же день произошла похожая беда – жена Виктора Петровича бесследно исчезла прямо из их квартиры. Все поиски были тщетны и вскоре ее объявили погибшей. А младший братик Макса, которому еще не исполнилось и четырех лет, был найден убитым в детской комнате, окруженный изорванными игрушками.

За окном мелькали желтеющие кроны деревьев. Погода в Ленобласти стояла отвратительная, впрочем, как и в Питере. Местами накрапывал дождь, небо затянуто полотном серых густых туч, а воздух был зябко–влажным. И Макс все еще меня разглядывал. Если честно, в детстве мы неплохо ладили между собой и очень много времени проводили за совместными тренировками. Виктор Петрович всегда говорил, что когда мы вырастим, станем грозой всей нечисти. Узнав о существовании тьмы, о тех разрушениях и страданиях, что она несет всем нам, мне очень сильно хотелось стать Стражем. Я чувствовала, что в произошедшем с нами, с нашими семьями, виновато что–то потустороннее. И я собиралось найти это. А после – уничтожить.

Макс же сопротивлялся такой судьбе. Он знал, что из–за этой работы мы лишились своих близких и старался избегать всего связанного с тьмой и Стражей. В подростковом возрасте это стало нашим главным разногласием и дружба сошла на нет. Он четко высказывал всем вокруг, что никогда не станет заниматься этим. Хотя, как бы Макс не упирался, став старше, он часто ездил с отцом на дела, пока я оставалась дома.

У Стража всегда должен быть напарник – это древняя традиция. Когда сражаешься с потусторонним злом, хорошо иметь рядом кого–то для подстраховки, человека, которому можешь доверять, как самому себе. Это увеличивает шансы выжить и по возможности сохранить рассудок. Кстати, из этого феномена вытекает побочное явление – особая связь между Стражами–напарниками. Очень крепкие узы, связывающие двух людей в единый симбиотический организм. По тому, к выбору напарников в среде Стражи, подходят невероятно тщательно.

Виктор Петрович не любил посвящать посторонних в свои дела и все чаще отправлялся на них в одиночку. Мы с Максом сильно волновался за него. И когда появлялось очередное потустороннее чудовище, Виктор Петрович, и ненавидящего все это Макс, уезжали разбираться с монстром вдвоем. Я обычно оставалась искать информацию и ждать их возвращения в безопасном месте. Эта традиция изменилась за полтора года до моего побега. Работы стало прибавляться, а здоровье Виктора Петровича, после многочисленных сражений с нежитью, ухудшалось. Он с трудом справлялся, несколько раз лишь чудом, смог уцелеть. Тогда–то мы с Максом и стали работать вместе, как полноценные Стражи, выезжая на дело, а Виктор Петрович оставался дома, снабжая нас необходимой информацией.

– Так, что ты такого обнаружил в этой заброшенной усадьбе? – Дорога, на удивление, была не такой отвратительной, я о ней сначала подумала, а последние пять минут нас даже не сильно трясло. И меня пока что даже не укачало. Но на самом деле, все это было не важно, ведь я вообще не должна была сейчас оценивать качество загородных дорог. Я должна организовывать завтрашний праздник по случаю моей помолвки. – Мне нужно вернуться к середине завтрашнего дня, лучше даже к утру.

Глава 2

До нашей цели мы добрались вечером, начинало темнеть. Усадьба, располагалась в негустом лесу, ограждал ее деревянный забор. Уже довольно старый, с большими прорехами по периметру. Некоторые доски сгнили, другие отвалились и валялись тут же, третьи кто–то выломал и спер. Ворота перед поместьем были металлическими, ржавыми и исписанными разными надписями. Те, что я смогла разобрать, гласили: «Здесь был Димон», «Мы тебя нашли», «Осторожно, злой дух», и «Время истекает». Если ворота и были закрыты, то это никому не мешало попадать внутрь, сквозь несовершенства конструкции забора.

– Так, какой план? – Спросила я, когда мы пролезали через одну особенно большую прореху. Усадьба, в угасающих лучах солнца, выглядела спокойно. Подойдя ближе я увидела, что большинство окон заколочено. Макс достал из рюкзака фонарики, протянув мне один.

– В отцовской статистике говорится, что призрак был изгнан путем уничтожения останков. – Я прочла выводы Виктора Петровича в автобусе, он обвел красным кругом, на чертеже участка, место могилы графа, а так же отметил наличие сильных геомагнитных волн и высокий уровень истончения пространства–времени в самой усадьбе. Явные признаки потустороннего обитателя.

– Так… И ты думаешь, что призрак ликвидирован не до конца? Но если наши отцы уничтожили останки, то что? Какая–то вещь в самой усадьбе, к которой привязан дух? Или кости, по каким–то причинам, уцелели? – мы направились ко входу в здание.

– Я думаю, что стоит проверить усадьбу на наличие призрачных явлений, если, конечно, дело в этом. Но сомневаюсь, что мой папа, как и твой, уехали бы не избавившись от призрака. Так что план такой: осматриваем усадьбу, ищем все к чему мог привязаться дух.

– Хорошо, а если это не призрак? Может здесь охотится оборотень или упырь? – Мы поднялись по серым каменным ступеням. Двери в усадьбу, ранее были заколочены деревянными досками, но кто–то отодрал их и бросил на крыльце. Тем студентам, видимо, очень нужно было попасть внутрь, если они были готовы отдирать тяжелые приколоченные доски.

– Будем импровизировать, – пожал плечами Макс, толкнув дверь. Она открылась с небольшим скрипом, и мой напарник первым зашел внутрь. Я, оглядев с крыльца двор и близлежащий лес, пошла за ним.

Находясь в помещении с потусторонними силами, всегда начинает шалить интуиция. У Стражи давний и четкий рефлекс, когда по позвоночнику начинают бегать мурашки, а пальцы рук холодеют. В таком помещении вы всегда чувствуете на себе чей–то взгляд и слышите неестественные шорохи. Даже если никаких посторонних сил здесь нет и никогда не было. Самовнушение никто не отменял.

Все Стажи знают, предчувствие может обмануть. Инстинкты, конечно же важны, но еще важен план, четкая координация, методичность действий и доверие напарнику. В одиночку легко потеряется в собственном страхе, потому Стражи работают в парах, хорошо сработанных парах. Виктор Петрович всегда говорил, что большая удача суметь сработаться со Стражем противоположного пола. Разное чувство восприятия реальности у мужчин и женщин, делает работу эффективней и безопасней. Если чего–то не понимает один, вторая заметит подозрительное явление и наоборот.

– Жаль, электричество сюда не успели провести, – шепотом сказал Макс, освещая фонариком темную прихожую. Я была согласна с его утверждением, в усадьбе и правда стояла кромешная тьма. Если кто–то затаился в глубине, то мы вряд ли его обнаружим.

Я достала из своей небольшой сумки свечу и одноразовую зажигалку, которую успела купить в магазине, перед тем, как сесть на автобус. Зажигая ее я надеялась, что в усадьбе не очень сильный сквозняк, по тому как простой порыв ветра дает тот же эффект, что и присутствие призрака в доме – пламя начинает колебаться. На самом деле стопроцентных способов обнаружить приведение не существует. Из более–менее результативных Стражи выделяют следующие:

– свечи, они колеблются, трещат, обгорают черным, а уж если пламя вместо светло–желтого вспыхивает голубым, то в здании точно обитает призрак, причем очень сильный. Но такое большая редкость, ища призраков средней и малой силы, повезет, если вообще заметишь легкое колебание пламени;

– призрака можно «поймать» объективом фото– или видео–камеры. Лучше всего, конечно, использовать камеры с низким разрешением. Неупокоенные духи почему–то охотней появляются на снимках и записях плохого качества. Но тут стоит учитывать, что нечеткие силуэты, белые пятна и странные вспышки могут быть дефектом объектива;

– запись звуков на диктофон. Многие призраки говорят неразборчиво и почему–то шепотом, потому расслышать их послание легче в записи, но для объективного результата, нужно соблюдать абсолютную тишину. Что по ряду многих причин, весьма затруднительно, если людей и можно уговорить молчать, то предметы все время издают разные звуки;

– изучение электромагнитных импульсов. Считается, что приведения – это остаточная электромагнитная энергия, которая не смогла преобразоваться в следующее состояние, уж не знаю какое. Знаю только, что потусторонние существа, практически все, продлевают свое существование в нашем мире за счет энергии из мира тьмы, и ее можно измерить. Но оборудование обычно громоздкое и очень чувствительное. Магнитные бури, грозы или вспышки на солнце и вам придется разбираться с целым спектром показателей, вычленяя нужные измерения.

Как я уже сказала, любой из этих методов может подвести. По тому, Стражи используют несколько способов одновременно. И раз я воспользовалась свечей, то Макс достал камеру и через ее объектив осматривал усадьбу. Камера была старой, несколько раз ломалась и чинилась. Ее подарил Максу Виктор Петрович на пятнадцатый день рождения, с тех пор он редко с ней расстается. Мой напарник и сам много ковырялся в этом девайсе, пытаясь улучшить его возможности в борьбе со злом. Интересно, что камеры смартфонов не чувствительны к потусторонним существам от слова совсем. Прогресс, видимо, принципиально отрицает существования хтонического неопознанного мира.

Глава 3

Оказавшись в темном коридоре, первым делом, мы навалились на дверь, что бы ее закрыть. Кажется, она была сделана из железа или стали. Как только нам удалось ее захлопнуть, снаружи раздался страшный нечеловеческий вопль. Очень высокий и свирепый, он яростно сотряс стены и с них начало что–то сыпаться. Мы услышали, как статуя ломится к нам. Но безрезультатно. Вскоре удары и дикий вопль стихли. Тут же заработали наши фонарики. Я облегченно выдохнула.

– Контактная девочка, – заметил Макс, привалившись к стене. – Ей бы в аквариум к пираньям, они нашли бы общий язык.

– Ну не знаю, она и их сожрет, – я поправила металлический ремешок сумки на плече и посветила дальше по коридору. Стены, как и пол, были из кирпича, забеленные чем–то напоминавшим мел. На уровне глаз, по обоим стенам, располагались старые железные канделябры.

– Эй! Кто–нибудь! Помогите! – снова раздался крик из глубины. Только теперь он звучал четче и отчаяние. Это был обычный человеческий голос, без подвывания, скрипа или противного писка. Женский и очень напуганы голос. Мы с Максом кивнув друг другу, пошли проверять дальнейшие повороты нашего сюжета.

– Кто тут? – крикнула я, продвигаясь по коридору. Помещение резко поворачивало в право, открывая вид на еще один дверной проем. От туда раздался женский голос, а после показалась и его обладательница. Обычная живая девушка, в порванной толстовке, испачканной кровью, с русыми волосами подстриженными под каре. Она покачивалась, одной рукой держалась за стенку, а другой зажимала раненый бок.

– Там мой друг, помогите!

Мы последовали за девушкой и оказалась в комнате средних размеров, без окон. Вся она была расписана диковинными иероглифами и обвита тяжелыми железными балками. Напоминало клетку, если честно. Обстановка довольно скудная, но по контрасту с убранством верхних комнат, здесь хотя бы присутствовала мебель. Деревянный, хорошо сохранившийся стол, стоявший в углу, несколько стульев, которые были завалены бумагой и канцелярскими принадлежностями девятнадцатого века. Комнату освещали пара электрических фонарей и походный светильник. На стенах те же канделябры. Пол в пятнах крови.

В углу, закутанный в две куртки, лежал темноволосый парень. Голова его покоилась на спортивной сумке. Даже в свете фонарей, он выглядел слишком бледным, губы были синими, а вокруг глаз пролегли черный впадины.

Девушка выглядела не лучше. Она побаивалась нас и смотрела с опаской на Макса. Не удивительно, учитывая, что могло с ними тут произойти. Но и другого выхода, кроме как просить о помощи странных незнакомцев, у нее не было. Из под ее толстовки, при смене положения, по штанине текли струйки крови. Она подошла к своему другу и села рядом, на голый пол.

– Я Саша, а это Максим, – подала я голос. В комнате был слышен тяжелый топот глиняной девочки из зала. Эти быстрые шажки нервировали меня ничуть не меньше ее смеха или приглашения поиграть.

– Нина, – ломким, сухим голосом произнесла девушка. Она периодически хрипло кашляла. Здесь было очень холодно, а ребята, судя по всему, находятся тут довольно долго.

– Это вас та дево… Эм, то существо, так? – спросила я. Крови было очень много, практически весь пол ею залит. Парень не приходил в сознание и никак не реагировал на нас. В какой–то момент мне показалось, что он мертв, но потом стало видно, как слабо ходит его грудная клетка.

– Да, я не ожидала, что она такая быстрая. Когда мы открыли ход, статуя двигалась медленно, но потом стала быстрее и свирепей. – Мы с Максом замерли. Выходит они знали про тайный ход?

– И как вас угораздило залезь в эту усадьбу? – осторожно спросил Макс, делая вид, что рассматривает старые бумаги на одном из стульев.

– Угораздило. Да… – девушка опустила голову и всхлипнула, тут же закашлявшись. – Это я сюда всех притащила, я виновата! Я этот дурацкий ключ нашла! – В ее голосе звучало неподдельное отчаянье. Мне стало ее жаль.

– Позволь, тебя осмотреть? Я врач, может быть смогу помочь. – Я подошла к ней. Нина, взяв себя в руки, утерла слезы и посмотрела на Макса. – Отвернись, – скомандовала я. Он отвернулся, не произнеся при этом ни одной из своих чрезвычайно «остроумных» реплик.

– Только ты учти, она психиатр, а не хирург. – Да, опять я думаю о Стужеве лучше, чем есть.

У девушки вырван кусок в боку. Кровь уже не лилась, но и не остановилась полностью. Нина замотала, как могла, бок бинтами, но повязку требовалась сменить. Кроме того, девушка была очень холодной. Не удивительно, ведь в этой комнате стоял страшный дубак. Я взяла рюкзак и попыталась его открыть, что бы достать бинт, но замок не слушался.

– У меня в сумке есть аптечка, – слабо улыбнулась мне Нина. – Я подумала, что в нашей ситуации, хорошо бы иметь с собой средства первой медицинской помощи, на всякий случай. Вот и взяла кое–что. – Девушка кивнула на сумку. На ней как раз лежал Коля. Рядом валялась небольшая косметичка – импровизированная аптечка. – Я–то еще нечего, а вот Коля… Он ведь меня защищал! Эта… тварь, она ему руку сожрала! У нее зверский аппетит из–за ритуала, наверное. Она все время хочет есть.

– Вы знали об этой девочки со странными пищевыми привычками и специально пришли к ней в логово. Зачем? – скрестил руки на груди Стужев. Внешне он оставался спокойным, но я видела, что напарник злится. Людям не надо лезть туда, куда лезть не надо. По крайне мере, без действенного, часто – специфичного оружия.

Глава 4

– Быстро их не вытащишь, а до утра ждать мы не можем, – прошептала я Максу, стоя у массивного стола. Нина была на грани потери сознания, рассказ сильно ее измотал.

– Согласен, – кивнул Стужев, ответив так же тихо. – Как будем умертвлять живую плотоядную статую с функцией самовосстановления?

– У этого историка, эм… Штерна, есть записи о нашей шустрой статуэтке. – Нина дала нам изучить его бумаги, убранные Наташей в сумку, служившей подголовником для раненого Коли. Там говорилось, что усадьба построена графом Никитиным с одной конкретной целью. У графа не сложилась личная жизнь, жена родила ему дочку, но через пару лет умерла из-за бушующей в стране эпидемии оспы. Никитин нашел утешение в единственном ребенке, но девочка была болезненной и медленно угасала. Тогда же на родовитого и богатого графа вышло что–то вроде тайного масонского ордена или как там они себя определяют. В заметках Штерна они именуются как «Первый ковен». Графу был предложен способ, излечения его дочери, но в обмен, он строит усадьбу, в месте, которое ему укажут. После, он отдает поместье в полное владение ковену. Анатолий Штерн считал, что в усадьбе адепты ковена планировали проведения ритуалов.

– Видимо, здесь очень сильно истончена реальность, – предположил Макс.

Никитин согласился, но когда до завершения строительства оставалась несколько месяцев, девочка умерла. Тогда граф потребовал от ковена вернуть ему дочь любой ценой. Те забрали труп, а через несколько дней привезли глиняную статую. В ней граф узнал полную копию своей дочери Елены.

– Девочка ожила, но двигаться могла лишь по ночам, днем же становилась обычной статуей. Ковен потребовал выполнения договора. Граф согласился, но при условии, что они с дочерью останутся в усадьбе. Перевозить дочку он боялся.

– А после у девочки прорезался зверский аппетит, – перебил Макс.

– Ага, Штерн предполагает, что это последействие черной магии, отравившей душу Елены. Она противоестественное существо, чуждое нашему миру, обречена все время чувствовать непереносимую пустоту и пытается…

– Заесть печаль, как все девочки. Ай! – я легонько врезала ему по здоровому плечу. – Удар остался прежний. Это даже радует, – сказал наш Паша Воля, потирая место тычка.

– Граф тяжело переносил последствия своего решения и в конце концов уехал, оставив дочь в усадьбе, под присмотром колдунов. Девица же сожрала всю прислугу в доме, потом перекинулась на деревню, только приезжавшего папочку она не трогала. Видимо, даже монстры любят своих родителей. И тогда граф договорился с ковеном о второй услуге. Никитин просил уничтожить то, что колдуны создали. Но ковен отказался, они лишь заперли статую в доме, привязав к постаменту, от которого она не может далеко отойти. Граф, не сумев больше всего этого вынести, повесился на воротах, сам. Его призрак стал отпугивал всех от дома и дочери, запертой внизу.

– А наши отцы решили, что это он причина исчезновения людей и изгнали его. Теперь хоть более–менее понятно, как это убить, – Макс встретился с моим удивленном взглядом. – Что? Это обычный призрак. Ты совсем хватку потеряла?

– Я тебе сейчас опять врежу, Стужев. Обычный призрак?! – кричать на человека шепотом задача не простая, но я всегда справлялась с ней, особенно в присутствии своего напарника. – Обычные призраки не жрут людей! Они либо пугают, либо пытаются убить, перемещая вещи и подстраивая несчастные случаи. Но никогда не вступают в физический контакт, да еще таким образом.

– Не совсем обычный, ладно, тут ты права. Но это призрак. Она привязана к своим останкам, которые явно находятся внутри глины. А двигает она статую, как другие призраки предметы. Да какая–то дичь с каннибализмом, но возможно это побочка такая от неизвестного нам ритуала.

– Знаешь, а это многое объясняет, – задумчиво произнесла я. Кажется Макс все же прав, я потеряла форму. – А пропажа лестницы и выхода на верх – это мы попали в ее поле восприятия мира, она транслирует нам, как видит окружающие ее вещи, со своей, темной стороны. И остальные статуи светятся и движутся по тому, что она ими управляет, но заставить их нападать не может, просто сил не хватает. Значит днем, как все приведения, она ослабевает и не может заставить статую двигаться. Но даже если так, девочка очень сильный призрак. Слушай, а ты молодец.

– Нашла чему удивляться, – самодовольно ухмыльнулся Стужев. Но я уже думала о природе встреченного нами потустороннего явления.

В этом месте очень сильное истончение реальности. Девчонка привязана каким–то хитрым способом к глиняному телу. Все время она ощущает страшную пустоту внутри и единственное, что ненадолго позволяет ее утолить, это поедание человеческой плоти. Во многих легендах и приданиях есть упоминание, что человеческое мясо является источником большого количества энергии. И после поглощения способна наделить невероятной силой, быстротой, сообразительностью и прочими подобными вещами. Вот девчонка и черпает свои силы, поддерживает свое существование, таким страшным образом.

И то как пропал выход наверх – в мир живых. Девочка перекрывает восприятие реальность, как умеют сильные призраки. Человек оказывается в страшном и пустом месте, пронизанном тьмой. Елена не может выйти из комнаты, значит нет и спасительной лестницы. Металлическая дверь в коридор не исчезла по одной простой причине, девочка могла зайти сюда, если проход был открыт. Но если нет – все призраки боятся метала – железа, серебра. Они блокируют потустороннюю энергию. А сама глиняная статуя, какой бы силой не обладала, открыть ее не может.

Глава 5

Я сосчитала про себя до десяти, что бы успокоиться. Тяжелая дверь, тревожно залязгала и начала отворяться. Мы с Максом, морально стараясь быть готовыми к любым невозможным изменениям в зале, выглянули из–за нее.

В помещение было зловеще темно и тихо. Но я заметила, что лестница была на своем месте, целая и нелепая, она стояла неподвижно, и вроде бы, не собиралась пропадать. Вот только статуи девочки на ее постаменте не было. Черный глянцевый булыжник напомнил мне, что некоторые камни могут отражать от себя темную энергию. Другие ее накапливают и усиливают. Интересно, что делал этот?

Где бы статуя не была, она спряталась и следила за нами. Это очевидно. Но иного выхода, кроме, как прорываться на волю, уничтожив это агрессивное произведение искусства, у нас не было. Макс вылез из приоткрытой двери. Я выглядывала из этого маленького прохода, с пистолетом и фонарем. Святая вода была в моей сумке. Я оставила ее расстегнутой, что бы не терять зря время. Свой рюкзак Макс не стал брать.

– Эй, Леночка, я пришел поиграть. Выходи, – Стужев стоял рядом с дверью, в луче света. Глиняная девочка ничем не выдавала своего присутствия. Мы простояли, как мне показалось, минут десять. Но никакого движения не заметили.

Может быть, мы сможем уйти? Робкая мысль появилась у меня в голове. Выведем Нину с Колей, а как рассветет, вернемся. Но это были рассуждения обычного человека, не Стража. Того, кто видит возможность сбежать и бежит. Страж бы смотрел глубже, он бы ответил на это:

Ага, отличный план. Если ты желаешь посытнее накормить нашу маленькую обжору. Когда мы станем их вытаскивать, то будем не сосредоточены и по большому счету безоружны. Если ты не хочешь, кончено, бросить тут истекающих кровью людей, на верную смерть. И к собственному удивлению, я поняла, что все еще продолжаю мысленно соглашаться именно с доводами Стража. Хоть я уже давно этим не занималась. Мне казалось я привыкла к жизни нормального человека. Но одного дела оказалось достаточно, что бы я снова стала одной из Стражи. Если уж говорить совсем честно, всю свою сколько–то сознательную жизнь, все детство и юность, не считая последние четырех лет – я хотела быть Стражем и никем другим.

– Мы так и до утра тут проторчать можем, – психанул Макс, он никогда не умел выжидать. – Дай пистолет. Попробуем выкурить ее по другому. – Он протянул мне руку. – Пойду прогуляюсь между статуями. Ты жди тут.

– Еще чего, я иду с тобой, – вылезла я из–за двери. Стужев закатил глаза, забрав пистолет. Мы двинулись по комнате, принципиально игнорируя лестницу и такой близкий выход на волю. Медленно, озираясь по сторонам, выискивая любое движение, любой звук, мы огибали статичные силуэты.

– Сань, смотри, – Макс указал за статую в форме двух безголовых людей, переплетенных между собой в какой–то странной позе. Я услышала мерзкий смешок, фонарик в моих руках быстро замигал, ослепляя глаза. Стужев нырнул за одну из неподвижных статуй.

– Ты сильно–то за статуи не уходи, я тебя не везде вижу. Макс?

Я слышала его шаги, но самого не видела из–за сгустившейся тьмы и оживающих скульптур. Тут же я различила другие звуки, тяжелые шажки и быстрое движение, в мигающем свете. Макс выстрелил, но видимо, промазал. Через пару мгновений я обнаружила напарника и глиняную девочку. Статуя, схватив его сзади за куртку, толкнула со всей силой прямо в один из каменных постаментов. Макс приложился головой. Думаю, глиняная девочка посчитала, что нас лучшее сначала убить, а не пытаться сожрать живьем. Мы представляли для нее серьезную угрозу, и маленькая дрянь решила не рисковать. Инстинкт выживания оказался сильнее голода.

Макс, на некоторое время дезориентированный, выронил пистолет и молоток, статуя уже оказалась с ним рядом. Не знаю, что она собиралась сделать и не знаю, что правильнее было бы сделать мне. Но я не успела, как следует обдумать свои действия, подчинилась инстинктам. Иногда стоит доверять интуиции. Я, оказавшись рядом, облила ее святой водой.

По всем законам физики, лирики и астрономии, это глупое действие и максимальным эффектом от него, было бы выиграть немного времени, что бы Макс, после вероятного сотрясения мозга, смог взять оружие и причинить как можно больший вред статуе–каннибалу. Но к моему удивлению и радости, глина зашипела, словно облитая кислотой кожа, стала дымиться, где–то загорелась и начала истлевать. Глиняная девочка издала отчаянный вопль. Ее голова немного обуглилась и наружу показались кости черепа. Детского дымящегося черепа.

– Поиграем, – капризно пропищала статуя, повернувшись ко мне всем телом.

– Поиграем, поиграем, – кивнула я. В ее потустороннем голосе мне почудились обиженные детские нотки. Прежде чем мне снова удалось облить ее святой водой, статуя молниеносно кинулась на меня. Я быстро выплеснула на нее почти всю бутылку.

Глиняная статуя еще более дико заорала, так, что у меня заложило уши. По всему ее телу начали истлевать раны, обнажая полый живот и кости грудины. Но девочка все равно сбила меня с ног и попыталась вцепиться в шею. Я приложила все силы, что бы оттолкнуть ее от себя и встать, но даже наполовину изъеденную и ослабшую, не смогла сдвинуть с места. Она крепко придавила меня к каменному, резному полу. Я могла лишь подставить под укус руку. Она больно вцепилась в меня зубами, из раны побежали ручейки крови. Левой рукой я попробовала достать вторую бутылку из сумки, но не смогла ее нащупать. Статуя не разжимая челюсти, своими обугливающимися ручками, схватила меня за горло и попыталась придушить.

​ Часть 2. Дай согласие. ​Глава 1

Сейчас глиняная девочка совсем как живая. Вот только глаза, вместо них у нее чернеют кровавые дыры, а по лицу текут красные струйки. Она смотрит своими провалами на меня и продолжает жадно есть чьи–то останки. Я узнаю светловолосую девушку. Наташа все еще кричит, изворачиваясь и дергаясь. Пытаюсь подойти к ним, путь заграждают черные силуэты, стоящие вокруг статуи и ее жертвы. Чувствую, как оказываюсь в другом месте, более светлом и теплом, мне должно быть тут безопасно. Но стены с милыми обоями, детские игрушки и мебель – полыхают огнем. Я оказываюсь в огненном круге, вокруг мигают древние символы начерченные кровью. Звучат выстрелы. Кажется стреляют рядом со мной, но мимо. В дверях стоит знакомая фигура. Я хочу сделать шаг к ней, но тут появляется живая статуя, уже в облике Наташи, она тянет ко мне руки.

– Они тебя нашли, – шепчет она, хватая меня за руку. В ладони зажато мамино ожерелье.

Мой сон взрывается в вдребезги.

Проснулась я в отвратительном настроении. Когда я вернулась, Андрей не спал, а играл по сети в одну из своих игрушек. Как он мне сказал, у них там какой–то турнир. Мой жених имел привычку проводить ночи подобным образом, если у него не было заказов на следующий день. Мне не нравилось, что он при этом, в промышленных масштабах, поглощает энергетик. Количество пустых банок вокруг стола, не внушало радости, но я почувствовала облегчение. По началу, я даже обрадовалась, у него тоже были дела и он не стал менять свои планы из–за меня.

На скорую руку я убрала банки из–под напитка и успела сбегать в душ, что бы смыть с себя пыль и грязь, после нашего с Максом приключения. Но кажется, слишком долго провозилась в ванной, потому как только я вышла, падая с ног от усталости, Андрей, у которого закончился его чемпионат, потребовал объяснений. Пока я соображала каким более щадящим способом поделиться с ним событиями последней ночи и всего что перед ней следовало, начался скандал. Мне требовалось хоть полчаса отдыха, Андрей требовал ясных объяснений. Так что если поначалу я и решилась все ему рассказать, то после первых двадцати минут крика, начала врать. И не имея сил дальше выяснять отношения – ушла спать.

Голова раскалывалась, рука саднила, а синяки на шее ужасно ныли и уже стали расцветать фиолетово–синими пятнами. Ноги и руки были словно деревянные и плохо подчинялись командам. Учитывая, что уже час дня, мне следует начать приводить себя в порядок. Через два часа нам в ЗАГС, если правда, мой жених не передумал. В институте я еще на той неделе договорилась со старостой, мне поставят пропуск по болезни.

– Доброе утро, – сказала я, выходя на кухню. Мой голос был ломким и хриплым. Я прошла к чайнику, заварить себе кофе. Может после него приду в себя. Андрей сидела за кухонным столиком, попивая свою порцию живительного напитка и разглядывал что–то в телефоне. Он хмуро глянул на меня и ничего не сказал. Интересно, он сам–то поспал? По тому что я вырубилась мгновенно, как только легла на кровать. Я не выспалась, все еще очень устала, но это не отменяет того факта, что вчера я исчезла. Андрей прав, что злится на меня. Но по крайне мере этого больше никогда не повториться, потому что я официально, если так вообще бывает у Стражей, уволилась. Я больше не защищаю границу нашего мира от потусторонних тварей, не сражаюсь со злыми чудовищами и не помогаю найти выход заблудившимся душам. Я обычный человек. И мне ни капельки не грустно. Мне следует начать как–то исправлять сложившуюся ситуация. Глубоко вздохнув, я досчитала до десяти.

– Милый, не сердись, пожалуйста, я была не права, что так внезапно исчезла, – я подошла к нему сзади и обняла за плечи. Он продолжал смотреть в телефон.

– Ты абсолютно не дисциплинирована. Все время действуешь без причины, – серьезно сказал он, но уже обычным голосом, без криков. – С тобой все время что–то происходит. Мы постоянно меняем свои планы из–за тебя. Очень рассчитываю, что когда мы поженимся, ты пересмотришь свои приоритеты на более стабильные. – А вот Стужев бы сморозил какую–нибудь едкую остроту, что бы вызвать у меня чувство вины и заодно продемонстрировать свое безразличие.

– Андрюш, у меня были причины так неожиданно уехать. Я ведь уже говорила. Приехала моя старая подруга из Новосибирска, ей срочно требовалась помощь, а кроме меня она тут никого не знает, – и я принялась врать дальше, с той же уверенностью, как утром. – Там все закончилось удачно, и я быстро вернулась. А то, что на меня напал грабитель, так это с каждым могло случится. Ну да, синяки неприятные, и сумку с порванным пальто жалко. Но все ведь обошлось.

– Не понимаю, почему ты не хочешь обратиться в полицию? – Андрей продолжал обижаться, но по крайне мере мы уже перешли от обвинений к проблемам гражданского долга. – Если мы не заявим о происшествии, то может пострадать кто–то еще. Поражаюсь твоей безалаберности по поводу обеспечения безопасности.

– Андрей, я его совсем не разглядела, высокий он или низкий, а может, это вообще, женщина была. Такая, знаешь, мужеподобная. Что мне сказать полиции? Да и в конце концов, не пропало ничего, я же тебе говорила, его кто–то спугнул.

– Я все равно считаю твой поступок, все твои вчерашние поступки, крайне безответственными. Ты никак не можешь начать вести себя, как полагается. Ты хотя бы представляешь, сколько дел мне пришлось вчера переделать из–за твоей выходки? И мне пришлось наврать маме, что бы она не решила отметить нашу свадьбу.

– Бедняга, – вырвалось у меня. Начать снова ругаться мы не успели. В прихожей раздался звонок. Это пришла младшая сестра Андрея – Лина.

Глава 2

Я стояла на улице возле ЗАГСа. Наша очередь еще не подошла, Андрей все еще дулся на меня, а я все еще пыталась прийти в себя. Мой жених, Лина и их мать были в здании, не хотели промокнуть под мелким моросящим дождем. Мне же необходим был свежий воздух. Но на самом деле, сейчас, в эту минуту, я не хотела быть здесь. Я не хочу подавать заявление. Я хочу домой. Как бы там не было сложно, как бы я не злилась на Виктора Петровича и как бы меня не бесил Макс. Мне страшно и я должна разобраться с происходящими событиями, но ведь решение принято, разве я могу сейчас его изменить?

Я пряталась под пестрым зонтом на мокрой улице, вдыхая влажный воздух, и меня преследовали мысли о побеге. Но мне ведь легче не станет. Я только обижу людей, неплохих людей. Левой рукой, в кармане куртке, я перекатывала между пальцев свою находку. Сейчас это единственное, что меня успокаивало. В моей выходной сумке зазвонил телефон.

– Привет, Макс, – на улице было очень зябко, но я вдруг почувствовала бодрость.

– Ага, и тебе с добрым утром, – послышался его хриплый голос. Прошлой ночью моему напарнику тоже досталось. Я все еще подозреваю у него сотрясение.

– Стужев, уже четвертый час дня, ты только встал? – уточнила я, страшно завидуя. Мне бы тоже хотелось поспать чуть дольше.

– Эм... не совсем, сорок минут назад проснулся. Я спать лег в семь утра, еще бы дальше спал, если б через пару часов на поезд не нужно было, – ответил Макс, что–то в его голосе меня насторожило. – Я чего звоню–то, как ты после дела?

– Все хорошо, спасибо, – видимо, сегодня я буду врать всем, кто интересуется моим самочувствием. Только вот зачем? Кажется, я просто боюсь признать, что ничего хорошего в происходящем не прослеживается. – А почему ты спрашиваешь?

– Да нет, ничего, просто у меня мания преследования развилась, видимо. Неважно, – он прочистил горло.

– Что? Подожди. А мания началась после того, как ты увидел человека в черном плаще, со скрывающим лицо капюшоном?

– Так. Возможно, – удивился Макс. – Но я не уверен, толком еще не проснулся, когда вышел из номера. Я в магаз ходил, перекусить, что–нибудь перед поездкой хотел. И там увидел этого чувака, через дорогу стоял. А что было у тебя?

– Что он делал? Он пытался тебе навредить? – резко спросила я. Возможно дело совсем плохо, готова я это признать или нет.

– Нет, он просто стоял и смотрел. Но меня прошибло паникой, как при призрачном воздействии. Когда я попытался к нему подойти, он начал отходить и просто пропал из виду, – я судорожно обдумывала, что это может быть. Мы подцепили в усадьбе тоже что и наши родители? – Сань, колись давай. Наша жизнь может зависеть от того, что ты не хочешь мне говорить.

Максим был прав и я выложила ему про мое сегодняшнее приключение. Все рассказав, я почувствовала облегчение, оказывается, мне так сильно нужно было поделиться этим хоть с кем–то. От Макса я ожидала потока колкостей и ехидных шуточек, но в трубке стояло гробовое молчание.

– Алло, Стужев, ты тут? – в телефоне послышались помехи. Надеюсь, связь не оборвалась, пока я разглагольствовала.

– Да. Да, я здесь. Я думаю, – он анализировал происходящие. Я всегда буквально видела, как в его голове перестраиваются мысли. – Сейчас позвоню отцу, расскажу ему где я и что происходит. После перезвоню тебе. Ты сейчас где?

– Я еще некоторое время пробуду в ЗАГСе, а потом мы поедем в галерею. Вечеринка будет там, – мне было неловко обсуждать с Максом помолвку.

– Скинь мне адрес, я наверное лучше к тебе подъеду, как узнаю что–то. И да, будь осторожна. – Он отключился. Кажется, происходит, что–то совсем серьезное, раз даже Макс, который всю жизнь пытался от меня отделаться, стал волноваться.

– Сашенька, девочка моя! Вот ты где! Мы тебя и потеряли, – Виктория Сергеевна быстро вылетела из ЗАГСа. Ей было немногим больше пятидесяти, но выглядела она моложе. Мать Андрея, все еще была довольно стройной и высокой, выше меня на полторы головы. Со светлыми, красиво уложенными волосами, ухоженными руками в изящных кольцах и красивом белом пальто. Она излучала мощную, властную энергетику, которую было практически невозможно побороть. Но со всем ее видом ярко контрастировал высокий, почти писклявый капризный голос и немного провинциальный говор. Андрей рассказывал, что его мама переехала со своей семьей в город из–под Пензы. – Ох, девочка моя, что ж ты на себя напялила, что за куртка, кто ж носит такое в приличном обществе? – Она подергала мою кожанку за косой воротник. – А что это у тебя на шее? Очень безвкусная вещь, девочка моя! Могла бы попросить, я дала бы тебе поносить более подходящее к случаю украшение.

– Это вещь моей мамы, – я улыбнулась и дотронулась левой рукой до теплого камня. Виктория Сергеевна на секунду замешкалась. Семья Андрея знала, что я сирота и воспитывалась опекуном. Правда, как именно протекало мое детство, я никогда не говорила.

– Ох, девочка моя! Я вышла сказать, что у них там какие–то технические неполадки! У нас же все теперь автоматизированно, а у них там зависло и все мы должны ждать, пока у какой–то парочки примут заявления. Андрюша предложил помочь, но тут же бюрократия! Так что ждем, – она взяла меня под локоть и потянула в сторону входа. Я почувствовала невероятно сильное желание убежать.

– А где Андрей? – спросила я, когда мы оказались внутри. Народу здесь немного. Но видимо, починить систему пока не удалось. ЗАГС был таким, как его обычно представляют в кино. С большими окнами, светлыми стенами. На одном из диванчиков для ожидания одиноко сидела Лина. Значит, Андрей все еще на меня дуется. Может быть он передумал?

Глава 3

Андрей не явился на подачу заявления. Кроме того, он не отвечал на сообщения и звонки. Его телефон не в зоне действия сети. Но такого просто не могло быть, сеть есть по всему Петербургу и у большинства его пригородов. Естественно, все мы подумали о худшем, но только у меня опасения были связанны с потустороннем миром и странными существами в капюшонах. Следовало думать раньше и не соваться в усадьбу. Или после быстро прощаться и уезжать в родной Новосибирск.

Виктория Сергеевна осталась внутри ЗАГСа, ждать и звонить, а мы с Линой искали моего жениха на улице. Несколько раз я спрашивала проходящих мимо людей об Андрее, показывая им его фото на телефоне. Мне было жутко страшно и хотя я твердо решила закончить эти отношения, страх за жизнь Андрея и все нарастающие чувство вины, этого не уменьшало. Охранник одного из продуктовых магазинов, находящийся прямо напротив ЗАГСа, сказал, что когда выходил курить, видел похожего на Андрея человека. Тот выскочил из здания и побрел в сторону Фонтанки. Больше никакой информации об Андрее я добыть не смогла. Усилия растерянной Лины результатов, так же, не принесли.

Когда мы вернулись Виктория Сергеевна объясняла по телефону мужу весь драматизм ситуации. Я пересказала слова охранника, когда она закончила разговор. Помимо этого, я обзванивала друзей Андрея. Никто не мог сказать где его можно было искать. О том, что ему могло понадобится так срочно на Фонтанке, они тоже не имели понятия.

– Так, девочки мои! Не переживаем, мальчику нужно подумать над жизнью. Сейчас берем себя в руки и идем на фуршет по случаю помолвки, – бодро заявила Виктория Сергеевна.

– Но, мама, какой фуршет? Ни заявления, ни Андрея, что мы будем отмечать? – всполошилась Лина. Я все строчила сообщения Андрею в телеге. Почему–то они не отправлялись, а мой новенький телефон, купленный, чуть больше месяца назад, невероятно сильно глючил.

– Ничего, Линка, я уже позвонила кое–кому в органы! Как только Андрея найдут, тут же привезут по адресу! Да я, если честно, думаю, что он сам скоро явится, у него такие прогулки не впервой. Вот помню, когда ему было пятнадцать лет, поспорили мы про то, сколько времени он проводит за компьютером…

Мать Андрея, всю дорогу до галереи, продолжала рассказывать, как часто ее сын сбегал из дома в подростковом возрасте. Я слышала эти истории от самого Андрея, но немного с другой точки зрения. Пока мы ехала на такси, я не выпускала из рук телефон, в надежде, что мне позвонит Андрей или что–то выяснит Макс. Я уверена, что наше вчерашнее дело, странные события и люди в плащах, связаны, а значит источник опасности для этой семьи – я. И я должна все привести в норму, а уже после уехать. Несколько раз мне казалась, что в толпе прохожих мелькают люди в капюшонах, но стоило сфокусировать взгляд, они исчезали. Или может их там и не было?

В галерее собралось не очень много народу. Она состояла из двух совместных смотровых залов средних размеров, с некоторым количеством приличных картин, фотографий и скульптур разных художников. В залах стояли перегородки, отделяющие одну секцию от другой. Сейчас почти все они и часть скульптур, были убраны в подсобное помещение.

В первом зале расставили стулья и столы для фуршета с кучей закусок и бутылок шампанского. А в центре всего этого стоял большой странно сконструированный бело–розовый торт. Я знала о тортах на свадьбу, но вот на помолвочном настояла Виктория Сергеевна. Об его уместности спорить никто не рискнул.

Я хотела мило со всеми раскланяться и убежать на поиски Андрея, но Виктория Сергеевна продолжала делать хорошую мину при отвратительной игре. Вцепившись мне в руку мертвой хваткой, она встала рядом со мной и принимала поздравления о помолвке ее сына. Мне было не вырваться.

– Очень рады, что вы пришли! – щебетала Виктория Сергеевна. – Андрюшу вызвали на работу! Очень срочно, очень важно! Вот, даже молодую невесту пришлось оставить, но это не надолго, не переживайте! Мы с Сашенькой очень рады вас видеть! Сашенька очень благодарна вам за поздравления! И по поводу нашей договоренности о расширении галереи... – Я послушно кивала головой.

Практически, всех гостей я видела впервые. Здесь не было моих подруг или одногрупнников, приятелей Андрея тоже не приглашали. Многие из них мне писали, спрашивали, не нашелся ли мой жених. Я заверяла – как только узнаю, где он, то сразу напишу. Тревога во мне все крепла, Андрей молчал, гости создавали бессмысленный шум, Виктория Сергеевна распиналась перед ними, лампочки в галерее начинали мигать, за окнами темнело. Мне чудился запах газа, но ни Виктория Сергеевна, ни Лина его не слышали.

Я механически отвечала на поздравления, но в основном мое внимание было приковано к огромному зеркалу слева от нас. Оно занимало всю стену и отражало большую часть галереи. Виктория Сергеевна считала, что это невероятно стильно и оригинально. Такое дизайнерское решение в галерее, делало ее более светлой и создавало иллюзию большего пространства. Мне же сейчас казалось, что с этого зеркала за нами наблюдают.

Пару раз Лина и Даниил Никитич оттаскивали меня от гостей и Виктории Сергеевны, пытаясь успокоить. Отец Андрея был мягким и слабохарактерным человеком, который, в тайне от жены, любил прикладываться к своей фляжечки. Он принес мне кофе и немного плеснул в него коньяка. Это мне не помогло, а от двух глотков тупо разболелась голова. Потом мы не ловко поговорили. Он как будто пытался попросить прошения за поступок сына.

– Не переживай, Сашенька, наш оболтус обязательно объявится. Он ж в сущности–то своей, парень неплохой, да себе на уме. Не расстраивайся, все уладится. – Мне он нравился, наверно тем, что напоминал Виктора Петровича. Тот бывал строг к нам с Максом, но всегда справедлив и местами даже сентиментален. А уж его героические попытки по примирению нас, следовавшие за очередной ссорой и то безграничное терпение, которому он ни при каких обстоятельствах не изменял. Несмотря на мою обиду, я очень сильно скучала по нему и нужно уже признаться, я очень скучала по работе Стража.

Глава 4

Не скажу, что разбить бутылку шампанского о голову Виктории Сергеевны для меня было морально трудно. Будь она все еще жива, я бы, конечно, помучилась угрызениями совести. Когда завыла сирена, а мы с Линой оцепенели от шока, Виктория Сергеевна, или точнее тот, кто ей управлял, двинулась на нас уже более стремительно и скоординировано. Она схватила меня за волосы и припечатала о стену. Я сумела подставить руки под голову, смягчила удар. Но все равно на некоторое время дезориентировалась. Все вокруг кружилось и плыло, в глазах мелькали искры, а в ушах слышался шипящий звук, чуть придя в себя я разобрала в нем слова: «Приведи ее к нам. Приведи ее…».

Мать Андрея перехватила меня за волосы и попыталась протащить по полу в зал галерею. Но вмешалась Лина. Я не видела точно что она сделала, только поняла, что Виктория Сергеевна ослабила хватку, а через пару секунд отпустила мои волосы. Я попыталась встать, но голова еще кружилась, так что пришлось опереться на стену.

Виктория Сергеевна двумя руками сжимала Лине горло. Девушка пыталась вырваться, но лишь безрезультатно дергалась, в то время как ее мать, с безразличием мертвеца, пыталась убить собственную дочь. Шампанское стояло на полу, где его оставила Лина. Я схватила одну из бутылок и разбила о голову несостоявшейся свекрови. С первой попытки вырубить ее не получилось. На задворках сознания я подумала какой же силой удара должна обладать Лина, раз отправила Андрея в нокаут с первого удара. Или у его матери просто голова покрепче? Виктория Сергеевна отпустила Лину и попыталась придушить меня. Но я была готова и применила вторую бутылку, после которой Виктория Сергеевна осела на пол.

Сирена все не прекращала выть, но ни огня, ни запаха гари я не чувствовала. На утечку газа разве включается сигнализация? Лина, сидя на полу, кашляла и держалась руками за горло. Дверь кладовки подпрыгнула. Это Андрей пытался вырваться.

Я схватила Лину за руку и потащила ее в галереею. Нужно убраться от сюда самим и предупредить других людей, что бы спасались. В зале уже не было гостей. Точнее было их куда меньше, чем десять минут назад, но не это главное. Проблема заключалась в том, что те немногое, человек пять или восемь, кто не успел уйти – мертвы. Они валялись в лужах крови, с перерезанными глотками, у некоторых виднелись колотые раны в области сердца.

– Хорошо, что папа ушел провожать гостей, – прошептала пораженная Лина, цепляясь за мою руку. Укус от зубов хищной статуи опять заныл. Я обрадовалась, что Даниила Петровича нет среди этих несчастных людей. Мертвецы пытались шевелиться и вставать, проделывая жуткие ломаные движения.

– Бежим. – Мы бросились к выходу, но дорогу нам преградили. Люди в черных плащах, с лицами запрятанными в глубокие капюшоны, выросли перед нами, словно из воздуха. Они состояли из дымки, полупрозрачной проекции. На секунду замешкавшись, я решилась пробежать сквозь них, но что–то не дало сделать ни шагу вперед, к спасительному выходу. Руки и ноги одеревенели, я с трудом их ощущала. Меня накрыло волной страха и паники. Все внутри сжалось в тугой холодный узел. Даже движущиеся покойники не вселяли в меня такой ужас.

– Дитя, мы Первый Ковен, – прогрохотали, прошелестели, пропели эти существа. – Ты принадлежишь нам, дочь первой крови. – Звук шел отовсюду сразу, заглушая мысли. Я не могла пошевелиться. Мертвецы загородили собой путь к выходу. Из двери, ведущей к подсобкам, вышли Андрей и Виктория Сергеевна. Они не стали подходить к нам, но заслонили и этот проход. Лина тихо вскрикнула. А я подумал, что кажется знаю способ умертвить оживших покойников, спасибо Виктору Петровичу за пространные, занудные лекции о потусторонних существах. На столе с закусками лежали серебряные столовые приборы. Серебряный нож против оживших мертвецов – беспроигрышное решение. Только бы добраться до него.

– Примкни к нам. Подчинись нам и мы вознаградим тебя, – все еще вещали полупрозрачные тени. Но меня мучил один вопрос: почему они не пришли сами и лично не утащили меня в свое логово? Раз способны устроить такое жуткое представление? – Мы вернем всех, кто умер сегодня по твоей вине. Ты согласна?

Я почувствовала страшную опустошенность. Все эти люди, гости, Андрей, Виктория Сергеевна, они погибли по моей вине. Из–за того, что странные типы искали меня. Привлекали мое внимание. Возможно, если я сделаю, что они хотят, то все эти люди… они что? Оживут? В моей голове схлестнулись два потока мысли – мой и чужой. Кто–то пытался применить ко мне психозахват. Так часто делают злые духи, что бы оглушить свою жертву и подчинить себе, сделав легкой добычей. Я смогла тряхнуть головой и отвела взгляд от призрачных фигур. Оглядела дверь выхода, мертвецов, и огромное зеркало, отражавшее происходящие. В нем толпой стояли и смотрели на нас убитые люди. Там были гости, Андрей и Виктория Сергеевна. В зеркале столпились призраки, они с безучастным, опустошенным видом, стояли у кромки зеркала, у порога в наш мир и смотрели на свои мертвые тела. Вокруг нечастых, в зеркальной глади, плавали человекоподобные твари. Большинство из них были скорее пародией на людей, сгустками изменяющейся материи. Глаза у этих существ сверкали белыми бликами, без радужек и зрачков. Это не души мертвецов, а что–то другое, чуждое нашему миру.

Меня будто бы окатило ледяным душем. Через зеркала люди в капюшонах проецировали себя в галереею, физически оставаясь в безопасном месте. В этих же зеркалах они заточали души людей, подчиняли их своей воли, но что бы управлять покойниками, им приходилось держать призрак и тело рядом. И этим уродам была нужна я, причем подчиниться им нужно по доброй воле, иначе зачем они все время требуют согласия. Какая–то древняя магия, наверно.

Часть 3. Как ты, сынок? Глава 1

Сегодня я вернулась домой. На улице стояла холодная, ветреная погода. Новосибирск в начале октября редко бывает теплым. Такси довезло нас до частного дома, с тяжелыми серыми воротами, расположенного на улице Дубравы. Он достался Виктору Петровичу от каких–то дальних родственников. Его родители были археологами, часто мотались с места на место и собственного дома не имели, предпочитая съемное жилье. Когда–то и мой приемный отец хотел пойти по их стопам, заниматься поисками утраченных знаний, вести раскопки, но повстречал маму Макса и сменил археологию на борьбу с нежитью, став Стражем.

Двухэтажное здание, откуда я сбежала, не стало новее, но и не развалилось. Обстановка внутри совершено не изменилась, как будто бы я не уезжала на четыре года, а отошла на пару часов. Те же комнаты уставленные разнообразным барахлом, те же двери с оберегами и нацарапанными символами защиты, те же мебель, обои и шторы. Все свободное пространство занято книгами и разными видами оружия от нечисти. Хорошо что никто не знает, сколько колюще–режущего и огнестрельного мы храним в доме.

Меня успокаивала открывшаяся картина. Мой дом не изменился магическим образом, не мутировал во что–то иное. Но время, безусловно, оставило свои следы. Обои выцвели до бледно–серого цвета, в кухне стояла новая техника. Лестницу на второй этаж недавно покрасили в приятный темно–ореховый цвет. Раньше она была светлой, что казалось мне не очень рациональным. Слишком заметны были на ней грязь и кровь. А крови, после битв с нежитью, в этом доме проливалось не мало. Ведь большую часть ран нам приходилось штопать самостоятельно.

Я оставила чемодан и сумки во входном коридоре, сняв с себя уличные ботинки. В маленьком шкафчике с обувью мне на глаза попались мои старые тапочки в сине–розовый цветочек.

Макс уже прошел вглубь дома и поднялся на несколько ступенек. Я обув тапочки, не стала снимать свою красную куртку и честно говоря, выглядела в таком виде комично. Рокерская кричащая косуха и аляповатые бабушкины тапочки. Макс оглядел меня с непередаваемой игрой мимики, но ничего не сказал. Миновав короткий коридор второго этажа мы остановились у двери в кабинет Виктора Петровича. На самом деле это была спальня, но моему приемному отцу не очень легко было передвигаться туда–сюда из–за полученного ранения и большую часть своей жизни он проводил в этой комнате. Моя бывшая спальня располагалось дальше по коридору второго этажа. Еще здесь было что–то вроде зала, между спальней и кабинетом, но мы им редко пользовались. Макс спал на первом этаже, там же находились кухня, ванная и склад (точнее кладовка), с нашей экипировкой и оружием. Я подумала, что не останусь здесь на долго и толкнула дверь в кабинет.

Виктор Петрович сидел за новеньким металлическим столом в конце комнаты. Прямо напротив входа, но на открывшуюся деверь он не обратил внимания. Я видела его седеющую макушку и блеск от старых очков. Он был занят тем, что увлечено вещал по видеосвязи лекцию о русском фольклоре.

– …кроме того, я хочу обратить ваше внимание, на особенность русских поверий. Наши предки отличались тем, что с большинством потусторонних явлений пытались договориться и наладить мирную жизнь. Для этого следовало соблюдать правила, которые и сейчас находят отражение в нашей современной жизни…. – Знакомым, чуть подскриповатым голосом Виктор Петрович рассказывал неизвестным электронным людям закономерности жизни древних славян.

Помимо уничтожения нежити и изгнания потусторонних существ, мой приемный отец был заслуженным преподавателем фольклористом с профессорской степенью. Обычно, он ездил по университетам в разных городах и давал кучу лекций (эту привычку он сохранил и после ранения, кроме того, он настаивал на своей самостоятельности в этих поездках, хоть мы с Максом были резко против). Нас в такие поездки он никогда не брал и большую часть времени мы проводили один на один в съемной квартире, а позднее, когда были уже постарше, в этом доме. Его Виктор Петрович унаследовал относительно недавно. Командировки вырисовывались неожиданно и понять, как долго они продлятся было невозможно, мой приемный отец никогда не посвящал нас в свое расписание. Обычно он ограничивался простыми напутствиями о безопасности и просьбами разрушать наше временное жилище не полностью. По возвращению, не сердился за погром и прогулы в школе, а если мы с Максом умудрялись еще и не разругаться в пух и прах, то даже удостаивал нас похвалы.

Сейчас он, видимо, вел лекцию для студентов из другого часового пояса. Студенты и слушатели его любили за пылкость, чувство юмора и умение вести дискуссии на равных, с любыми, даже самыми хамоватыми людьми. Это они еще не видели наши семейные баталии, когда мы с Максом устраивали пикировки претензиями, а недостаток аргументов заменяли увеличением децибел. Виктор Петрович всеми силами сглаживал углы. Возможно, седеть он стал не из–за охоты на нечисть, а из–за двух упертых, нервных подростков.

Пока он продолжал свою лекцию, я в нерешительности застыла в открывшемся дверном проеме. Я совсем не знала, что мне ему сказать. Учитывая обстоятельства моего побега. Обдумывая этот момент, я, касаясь пальцами косяка двери, начала раскачиваться на подошвах тапочек вперед–назад. Давно я так не делала. Еще, наверное, со школы.

– Ты не волнуйся, я знаю, как разрулить столь неловкую ситуацию, – заявил Макс, наблюдавший за моими метаниями.

Когда я раскачиваясь перенесла вес с пяток на носки, он толкнул меня в спину. Естественно, я залетела в кабинет, краем глаза отметив новый диван–кровать у правой стены, возле окна. Раньше Виктор Петрович спал на не слишком удобной раскладушке.

Глава 2

Знакомая Виктора Петровича жила по адресу ул. Державина дом 77, квартира 54. Это была невзрачная пятиэтажка, серо–коричневого цвета и со слегка облупившейся краской на входной двери.

Сам вход располагался с многолюдного двора. Погода сегодня выдалась на удивление приятная и даже местами солнечная, видимо, последний теплый день в этом году, что располагало людей выйти на улицу. Дети играли на детской площадке, бабушки сидели на скамейках, а молодежь о чем–то оживленно болтала в арке между домами. Словом, нормальный двор, без потусторонних явлений.

Я приехала раньше Макса, но думаю, он скоро появится. Интересно, что у него за подработка? На постоянных работах он обычно не задерживается. Наш образ жизни мешает получению стабильного заработка, а вот разнообразные халтурки Максу приходятся по душе.

Вход в подъезд был защищен домофоном, пароль от которого я не знала. В надежде отыскать мобильник и позвонить нашей пострадавшей, я начала рыться в своей старой, свеженайденной сумке, с которой бегала в старшие классы школы. Задача была не простая, я ведь прихватила из дома все, что хоть бы теоретически могло оказаться полезным в битве с нежитью. Нащупать смартфон между бархатными мешочками с солью, мелом и разными травами, магазинами с серебряными пулями, упаковкой иголок, маленькими бутылками со святой водой, свечами и своим любимым кинжалом из освещенной стали (Виктор Петрович подарил мне его на восемнадцатый день рождения. Это был длинный, острый, очень мной любимый вид оружия с черной матовой ручкой и исписанным разными рунами лезвием. Древним или магическим кинжал не был, но часто выручал меня в схватках нежитью.) никак не получалось.

Неожиданно дверь подъезда открылась, из нее вышел курьер в фирменной желтенькой униформе. Вихрастый парень, весь в веснушках, с пустой квадратной сумкой, сочувственно глядя на меня, придержал дверь, робко улыбаясь.

– Спасибо, – я проскользнула в подъезд. Квартира располагалась на пятом этаже, но лифт я проигнорировала. Только подумаю о том, что несколько дней назад могла оказаться в замкнутом, тесном пространстве, с теми капюшонщиками, как меня пробирала дрожь. На четвертом этаже я слегка пожалела, что вместо своих осенних сапог на каблуке, не одела кроссовки.

Вообще гардероб Стража это отдельный цикл мучений. В среднем вещь любого качества живет от трех до пяти дел, а после подвергается одному из нескольких видов экзекуции с последующей утилизацией. По тому в моем «рабочем гардеробе» присутствуют черные джинсы либо в облипку, либо такие широкие, что можно принять их за юбку и майки с футболками, не стесняющие движение. Тоже черного цвета, но с рисунками. Виктория Сергеевна никогда не одобряла такой стиль одежды. Она слишком много времени отучала меня от этих нарядов, но теперь я вернулась к ним назад.

Обувь, обычно, живет дольше, но опять же, смотря с какой нежитью будешь иметь дело. Помню, был один мерзкий призрак, придумавший обливать жертв кислотой. Потеря кроссовок тогда казалась удачным вариантом развития событий.

Квартиру я нашла без проблем и надавив кнопку звонка, стала ждать. Ничего не происходило минут пять, тогда я попробовал постучать по двери, но та оказалась незапертой и от легкого прикосновения открылась. Пару секунд я не решались зайти, оглядываясь не идет ли кто по лестнице. Но стоять рядом с открытой дверью было глупо.

– Эм… Здравствуйте, Тамара Федоровна, – громко сказал я, заглядывая в квартиру. Ответа не последовало. Я сделала шаг через порог. Не хотелось бы пугать женщину, учитывая из–за каких обстоятельств нас сюда пригласили. – Я от Виктора Петровича Стужева, он должен был вас предупредить. Я по поводу вашей…. проблемы.

В квартире было совсем тихо. Не ушла же она из дома, оставив двери открытыми? В одной из комнат послышалось шуршание, а после топот, стены завибрировали, как будто по ним кто–то пробежал.

Звук доносился из комнаты с двойными дверями, которые в верхней части имели матовые стеклянные вставки. Они были закрыты и через мутное стекло мелькнул чей–то силуэт. Я зашла в прихожую и сняв сапоги, прошла к комнате. Постучав, я толкнула дверь, быстро повторив свое объяснение.

– У вас квартира была открыта, а вы, видимо, не услышали, как я звонила, – закончила я.

Передо мной находилась странного вида женщина. Она стояла полусгорбленно, спиной ко мне, и глядела в окно. Одета она была в старый бурый халат, со слишком длинными рукавами, болтающимися ниже колен. Ее волосы, черные и очень грязные, весели тугими колтунами.

– Надеюсь, я вас не напугала? – попыталась сгладить ситуацию я. Женщина неподвижно застыла и ничего не ответила. И ее можно было понять. Если бы ко мне вломилась какая–то незнакомая девица, пусть даже я ее и ждала… Сама ситуация вышла не очень приятной.

Женщина медленно полуобернулась ко мне. Первое, что я выделила – блестящие глазами на синюшном лице. Губы, очень широкие, буквально на всю длину челюсть, выкрашенные очень темной, даже бурой помадой. И этот огромный рот начал разъезжаться в жуткой улыбке.

В подъезде послышались шаги, дверь–то я не закрыла. Вот дурочка.

– Жаль Андрюшу? – проскрежетала женщина, потянув ко мне руку. Я на секунду замерла. Рукав халата, который был длиннее человеческой конечности, потянулся ко мне и я увидела, что из его конца выглядывает такая же длинная бледно–синяя рука с острыми и блестящими когтями на концах скрюченных пальцев. Существо, которое явно не было хозяйкой квартиры, попробовало схватить меня. Но моя реакция оказалась быстрее ее попыток и я успела отскочить в коридор, прошептав при этом «чур меня» – универсальное средство от нечисти. Тварь тут же отдернула свою глистастую руку.

Глава 3

Честно скажу, я была рада выбраться из квартиры. Это место явно заражено тьмой и обитающее здесь существо вряд ли можно назвать несчастным, потерянным духом. Слишком оно было ощутимым, я имею в виду – физически. Правда, сильно озадачивал призрак, показавшейся мне в ванной. Но эта женщина не выглядела озлобленной, скорее грустной. Такие духи, как правило, не опасны для живого человека.

Во дворе, на площадке играло много детей. Подруга Татьяны Федоровны сидела на одной из деревянных скамеек рядом и зорко следила, что бы с ее внуком не случилось чего–нибудь интересного.

– Миша, брось это! Миша, верни девочке куклу! Миша, даже не думай опять прыгать в лужу! – периодически выкрикивала Лидия Семеновна, женщина немногим старше нашей потерпевшей. Вид она имела более простой и производила впечатление человека доверчивого и свойского. Но я заметила в ее молодых и ясных голубых глазах, непростую натуру.

Когда Татьяна Федоровна кратко описала ситуацию, Лидия Семеновна без лишних капризов и подозрений, рассказала о происшествии у нее в квартире.

– Дети–то работают сутками. Сын через двое, а невестка в командировку уехала недавно. Так что в доме я и Мишенька... Миша, не кидайся грязью в чистых детей! – мы слегка вздрогнули, обычное повествование Лидия Семеновна вела приятным мелодичным голосом, но когда нужно было докричаться до явно гиперактивного внука, не стеснялась использовать всю мощь легких. – Ой, вы не пугайтесь, я раньше в оперном пела, давно это было, еще в другой стране. Вот до сих пор и не разучилась глотку рвать. Так вот, дома я, внучек, да песик наш Пират.

Их собака, кстати, сидела рядом со старушкой, привязанная к скамейке и никак не интересовалась ни мной, ни Максом. Пес пристально следил за мальчиком, и в моменты, когда Лидия Семеновна отвлекалась, лаем привлекал ее внимание к новым поступкам внука. Пират был средних размеров, не известной мне породы, скорей всего дворняжка. С висячими ушами, длиной симпатичной мордочкой, черным цветом шерсти, который разбавляли рыжие пятна и немного плешивым хвостом.

– Мы сначала не сильно внимание обращали. Миша у нас мальчик энергичный, его за день нужно убегать, что бы он ночью спать смог.

– Почему вы его в садик не отдали, там бы его точно умотали за день? – удивился Макс. – Ему же уже положен садик, сколько ему, четыре, пять лет?

– Пять, вы, юноша, правы. Родители хотели, но я настояла, что бы ребенок пока оставался дома. Эпидемия и все такое, сами понимаете. А я на пенсии, мне с внуком гулять в радость. Миша, отстань от Верочки, не хочет она играть! – шебутной пацан все крутился около грустной девочки, стоящей возле одной из качель. По возрасту она была ровесницей Миши, но вид производила какой–то забитый. На ней были одеты криво застегнутая розовая куртка и красная яркая шапка. Если честно, я не поняла, кто за ней присматривал.

– На тебя чем–то мальчик похож, – шепнула я Стужеву.

– Ты меня в пять лет не видела даже, – парировал он.

– Так я и не про пять лет, а про сейчас, – пожала я плечами. – Так что у вас произошло?

– Я замечать начала, что что–то не так. Пират дерганый стал, один в квартире отказывался находиться, Мишенька плохо спал. Совсем плохо. Все говорил: «Баба, я боюсь». Я спрашиваю, кого же ты боишься, в своем доме. А он отвечает: «Того, кто из стенки руки тянет». Подумала тогда, что привиделось ребенку или в телевизоре, ненароком, увидел ужастик какой. Но позавчера ночью уложила спать Мишеньку, сама пошла телевизор смотреть, бессонница у меня года три уже, раньше четырех часов не засыпаю. Вдруг Пират, он обычно со мной телевизор смотрит, в ноги ляжет и спит, как подорвался резко с места, истерически лая, кинулся к Мишеньки в спальню. А Миша из комнаты плачет, зовет, что там происходит не понятно. Пират на дверь кинулся с размаху, она и отлетела. Он в комнату, я за ним, да и остолбенела. Мишенька в кроватке лежит, плачет, а его самого чья–то рука, прямо из стены торчит, честное слово, за грудь к кровати придавливает, а вторая, когтистая такая, на лице, рот и нос зажала. Миша кричать пытается, а она ему весь воздух перекрыла. Пират, защитник наш, не растерялся, прыгнул на кровать, зубами одну руку схватил и как дернет на себя. Что–то кубарем из стенки вывалилось, большое такое, темное и на Пирата полетело. А он, наш мальчик, драться, лаять, как бешеный стал, и рвать на части это... с руками. По всей комнате мотались, все вещи разбросали. Я к внуку, тут же его из кроватки забрала. Он плачет, для такого взвинченного ребенка, это все совсем ужас. А Пират раз и прижал к полу это что–то, зубы на нее скалит, и лапами так делает, знаете, как когда животные дичь какую давят. Я так рассмотреть, что за дрянь это была, не успела. Только увидела, как оно вывернулась и в стенку над кроваткой сигануло. Прямо сквозь нее. Вот теперь мы с Мишенькой и Пиратом в одной комнате спим.

Пират несколько раз гавкнул и гордо посмотрел на меня. Вот он настоящий защитник. Всю жизнь хотела себе собаку, но с нашим образом жизни... Я подмигнула псу и посмотрела на Макса, он тоже раньше клянчил у отца домашнее животное. Но Виктор Петрович всегда говорил, что собаке будет очень тяжело жить в нашей семье.

– Дальше еще были происшествия? – уточни Стужев.

– Нет, после этого Мишенька даже в комнату свою стал спокойней заходить. И уже как будто забыл об этом. Не знаю, как его родителям об этом говорить, но ребенка считаю будет нужно врачу показать.

– Словишь тут гиперактивность, после такого счастливого детства, – пробурчал Макс, когда мы возвращались в квартиру. На лифт успели повесить табличку о его несостоятельности, как транспортного средства и неизбежном ремонте.

Загрузка...