Хроники заблудших Первозданных. Вторая жизнь

Приют Магдалины

Ночь была темной и холодной, суля грешнице Мэри Смит самые страшные кары из прописанных в Библии. Именно так говорили суровые монахини, периодически подходя к измученной болями девушке с одной единственной целью – сделать еще одно назидание либо почитать псалмы. По их мнению, это должно было облегчить вполне заслуженное состояние юной грешницы. Особенное усердие проявляла сестра Хелен – сухопарая женщина с острыми чертами лицами и колючими маленькими глазками, которые всегда готовы были углядеть признаки греха даже в мимолетной улыбке.

- Не смей стонать, - прикрикнула она на Мэри, когда та чуть не потеряла сознание от очередного приступа боли. – Грех был сладок, а теперь ты несешь заслуженное наказание. И если уж Господь решит прибрать тебя, то такова его воля. Значит он не дает тебе и шанса на покаяние и исправление.

Она нависла над скрючившейся на грязной койке девушкой и ее длинный нос почти «клюнул» ту в глаз. Монахиня не заметила этого и еще ниже склонилась над Мэри, словно наслаждаясь ее страданиями. Не в силах сдержаться, девушка опять застонала и тут же получила тычок прямо в живот, заставивший ее взвыть от боли.

- Не смей отворачиваться! – «прокаркала» монашка и на всякий случай еще раз ткнула страдалицу, развернувшись лицом к притихшим воспитанницам. – Видите? Видите, какое наказание ждет вас всех? Смотрите и запоминайте, а утром с благодарностью идите в прачечные и работайте с утроенным усердием, чтобы смыть позор со своих семей.

Убедившись, что все ее слышит, она выпрямилась, одернула унылого цвета платье и поплыла к выходу.

- Но она же умрет! – пискнула одна из девочек.

От неожиданности сестра Хелен развернулась на каблуках своих дорогих ботинок и подбоченилась, с ненавистью оглядывая в испуге прижавшихся друг к дружке воспитанниц.

- Кто? – с отвращением «выплюнула» она. – Кто, я вас спрашиваю? Если виновная не признается, я выгоню на мороз вас всех вместе с грешницей Смит.

Девочки знали, что это – не пустая угроза. По части наказаний сестра Хелен всегда была изобретательна и неусыпно следила за тем, чтобы каждая из воспитанниц хотя бы раз в неделю была физически наказана. Как считала монахиня, это способствует перевоспитанию и помогает грешницам открыться Богу.

- Это я, - остриженная наголо голова поднялась над товарками.

- Арабелла Хиггинс, - с плохо скрываемым торжеством констатировала женщина и быстрым шагом приблизилась к худенькой фигурке в залатанном платье. – Ты была доставлена сюда всего лишь месяц назад и уже проявила себя самым худшим образом. Выгнать тебя на мороз будет недостаточным наказанием… Пожалуй, тут требуется нечто иное. Я думаю…

Что именно думала сестра Хелен никто не узнал, так как идущий из коридора свет загородила пышная монахиня и без «реверансов» потребовала:

- Мать-настоятельница ждет тебя, сестра, немедленно.

- Но я не закончила с воспитанием этих детей, - было заметно, что перечить посланнице самой настоятельницы Хелен не могла, но и лишать себя уже пойманной жертвы не хотела.

- Немедленно, - чуть повысив голос, повторила монахиня, и женщина сдалась.

- Я вернусь, - бросила она уже на ходу и покинула комнату под стоны несчастной Мэри.

Сестра Хелен торопливо семенила за неожиданно резвой для своих габаритов сестрой Кейт по темным коридорам, боясь причинить матери-настоятельнице хотя бы малейший дискомфорт своим опозданием. Эту миниатюрную и миловидную женщину с теплой улыбкой и живыми голубыми глазами во всех приютах Магдалины боялись, пожалуй, более самого Господа Бога. Железной рукой она руководила 19-тью заведениями в Дублине и недавно открывшимися 5-тью в Белфасте, держа под контролем все происходящее за толстыми монастырскими стенами. С одинаковой улыбкой она воспринимала сведения об увеличении доходов и проступках монахинь. И с той же неизменной улыбкой отправляла их в подвал, где в зависимости от тяжести содеянного их «награждали» поркой. Иногда экзекуция длилась несколько часов, но на утро наказанная должна была уже отстоять службу и приступить к выполнению своих прямых обязанностей. Поэтому неудивительно, что настоятельнице Роуз никто не смел перечить.

Даже не пытаясь отдышаться после преодоления крутой винтовой лестницы, сестра Хелен робко постучалась в комнату настоятельницы.

- Войди, моя дорогая. Я уже заждалась тебя, - мягкий мелодичный голос без тени раздражения заставил монахиню вздрогнуть от нехорошего предчувствия.

Она воровато огляделась по сторонам, с тоской понимая, что возможности избежать встречи с настоятельницей у нее все-таки нет.

- Доброго здравия, мать Роуз, - она толкнула дверь и с большим почтением приблизилась к сидящей на стуле женщине, прикоснувшись губами к ее руке.

- Присаживайся, дорогая. Чаю? – румяное личико настоятельницы сияло. – Недавно я получила в дар напиток, который достоин королевского дворца. Пожалуй, налью тебе чашечку.

Хелен с тревогой следила за порхающими руками Роуз, поражаясь их красоте и аристократизму. Гладкая мраморная кожа, длинные пальцы и чуть тронутые здоровым розовым оттенком пластины ногтей. В который раз она невольно задумалась о том, каким образом настоятельница получила свое назначение и по какой прихоти судьбы эта красавица стала монахиней вместо того, чтобы блистать в Лондоне. Но узнать этого ей было не дано – мать Роуз хранила свои секреты даже более надежно, чем плывущие в ее ручки ирландские фунты. Протянутая кружка была с благодарностью принята и в комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь потрескиванием поленьев в камине.

- Как идут наши дела? – выдержав паузу, поинтересовалась настоятельница.

Не отказал

Доверить разговор с доктором кому-либо из сестер Хелен не могла, поэтому наскоро натянув теплые вещи, выскочила из приюта. Ледяной ветер радостно принял ее в свои объятия, забираясь под одежду вместе с ворохом сыплющего с самого утра снега. Женщина сердито сжала губы и плотнее запахнула полы длинного пальто, не особо защищающего ее от зимней стужи, но ветер не унимался, бросая в лицо монахини то ледяное крошево, то колючие снежинки. Она не хотела идти по безмолвному городу, предпочтя лежать в своей постели, обложившись грелками с горячей водой, но у матери-настоятельницы были свои представления о том, как сестра Хелен должна провести предрассветные часы. И ослушаться она не смела, хоть и ненавидела всей своей душой причинившую ей столько неприятностей Мэри.

Дом доктора ничем не выделялся из стройного ряда других таких же домов, но вывеска перед входом сообщила бы любому путнику, где искать помощи. Монахиня зябко поежилась и стукнула в крепкую дверь. Несмотря на глубокую ночь, внутри почти сразу же раздались шорохи и на пороге возник порядком заспанный, но неизменно вежливый доктор Коган.

- Сестра Хелен? Чем обязан? – мужчина повыше поднял фонарь, внимательно вглядываясь в лицо монахини.

- Приношу извинения за беспокойство, доктор, но нам нужна ваша помощь, - она сцепила пальцы, чувствуя себя в присутствии этого красивого мужчины крайне неуютно.

Биллу недавно исполнилось 25 лет, что ничтожно мало для выбранной им профессии, но в Дублине его безупречная репутация и бесспорный врачебный талант сыграли решающую роль – доктор Билл Коган стал самым молодым руководителем больничного отделения, выстроенного на пожертвования неравнодушных горожан. Злые языки говорили, что большую роль в этом сыграла внешность мужчины, но сам он только посмеивался в ответ, считая ее довольно заурядной. Впрочем, сестра Хелен с этим не согласилась бы! Она никак не могла отвести взгляда от крепкого мускулистого тела, проглядывающего сквозь небрежно распахнутый халат, нервно подрагивающих пальцев и ярко-синих глаз, кажущихся в отблесках света практически черными. Женщина изо всех сил вцепилась в найденные в кармане пальто перчатки, борясь с желанием подвинуться поближе и запустить пятерню в по-мальчишечьи растрепанные светлые волосы доктора.

- Сестра Хелен? Сестра Хелен!

Обеспокоенный голос безжалостно выдернул ее из мира грез, и мучаемая стыдом монахиня опустила голову, надеясь скрыть свои истинные чувства.

- Да, доктор. Я всю ночь не спала и не слишком хорошо себя чувствую, - оправдалась она. – Но помощь нужна не мне, одной из наших… воспитанниц.

- Я только соберу медицинские инструменты и оденусь, - он отступил назад, предлагая монахине зайти и сразу же скрылся в темноте дома.

Сестра Хелен с любопытством огляделась. Билл явно не гнался за роскошью в своем жилище! Простая и добротная мебель, выкрашенные в белый цвет стены, сложенный из грубых булыжников камин и идеальная чистота. Об этом заботилась приходящая дважды в неделю женщина. Она же готовила для доктора, который львиную долю своего времени проводил в больнице, являясь домой только выспаться. Если бы здесь его не ждала пища, он и вовсе бы забыл о необходимости поддерживать свое тело таким естественным и простым способом. Обо все этом монахиня была отлично осведомлена! К Биллу Когану их приют обращался за помощью уже дважды и оба раза он сделал все, чтобы облегчить участь несчастных, проявляя небывалое сочувствие к заблудшим душам. Он не задавал лишних вопросов и не распространялся об увиденном, поэтому мать-настоятельница без сомнений послала за ним.

- Я готов, пойдемте.

Полностью одетый Билл с небольшим кожаным саквояжем в руках уже стоял у выхода, подгоняя сестру Хелен. По пути они не проронили ни слова, но едва Билл переступил порог комнаты, куда подальше от других девушек на время перевели Мэри, и взглянул на нее, он разразился такой гневной отповедью, что монахиня потеряла дар речи.

- Побойтесь Бога, сестра Хелен! Девочка мучается уже более 10 часов, и вы только сейчас позвали меня! Она уже без сил и это будет чудом, если удастся сохранить ей жизнь! – его руки уверенно ощупывали огромный живот, чутко прислушиваясь к происходящему в изгибающемся в судорогах теле.

- Мы только на Его волю и полагаемся, - со всей строгостью изрекла женщина. – Вы знаете, что эти девочки попали сюда не просто так, и мы обязаны поставить их на путь исправления.

- Измываясь над ними и используя в качестве бесплатной рабочей силы? – не удержался Билл.

- Я не понимаю, о чем вы говорите, - в голосе Хелен зазвенел металл. – Каждая из нас в руках Господа и, если Он прибирает чью-то душу, то такова Его воля.

- Но вы же люди, как и они! Неужели в вас не шевельнулось сочувствие к их страшным судьбам?

- Грех не может вызывать сочувствия! Мы обязаны искоренять его во всех проявлениях, и я старательно выполняю свою задачу. Жаль, что количество доступных мне инструментов ограничено.

Она не испытывала угрызений совести и чувства вины. Биллу было достаточно одного мимолетного взгляда, чтобы понять это. А потому он не видел смысла в дальнейшем разговоре, сосредоточившись на стонущей под его руками девушке.

- Тише, тише, милая. Все будет хорошо, - он сбросил прямо на пол верхнюю одежду и раскрыл свой саквояж. – Как тебя зовут?

- Мэри, Мэри Смит, - прошептала она сухими губами.

- Смит… - Билл нахмурился, заслышав известную в Дублине фамилию. – Ты из семьи Смитов?

Она кивнула не в силах произнести и пары слов, но новый приступ боли заставил ее закричать.

- Тише, Мэри. Вот что мы сделаем – твой малыш никак не может выбраться наружу, так как лежит неправильно. Мы оба должны ему помочь. Ты готова? – он смотрел ей прямо в глаза, а сам тем временем точно выверенными движениями заворачивал до локтей рукава белоснежной рубашки и лил на руки какую-то пахучую жидкость.

Битва за право на жизнь

- Все завершилось благополучно? – бесстрастным голосом поинтересовалась она, но цепкий взгляд охватил все, что было необходимо для понимания итога этой бессонной ночи.

Мэри с мольбой посмотрела на доктора и протянула руки в своей новорожденной дочери. После Билл не мог вспомнить, что оказало на него столь сильное влияние – глаза этой молодой матери, суровый вид сестры Хелен или…

Доктор уже принимал роды в приюте и хорошо знал о непростой судьбе тех, кто был вынужден продавать свое тело на улице, а попав в сложную ситуацию, как деликатно называли беременность, зазывались монахинями в приют. Свое нахождение здесь они отрабатывали по полной! За пустую похлебку и кусок хлеба с каплей жира они с рассвета до поздней ночи трудились в холодных прачечных. Условия жизни под надзором монашек были суровыми, и большая часть этих женщин мечтала вернуться к своей прежней профессии. После разрешения от бремени они даже не смотрели на своих детей, равнодушно отворачиваясь к стенке.

С подобными персонажами он встречался и в стенах больницы. Они попадали сюда по случаю и с серьезными осложнениями, поэтому отмучившись, смотрели на доктора ясными глазами и говорили:

- Я не буду смотреть, унесите. Спасибо, доктор. Завтра я уйду, а его определите в приют.

Таким же образом поступали и жертвы чужих запретных желаний, бывшие девушками из вполне респектабельных семей Дублина и других городов. Узнав о случившемся, их семьи старались спрятать неугодную дочь от любопытных глаз, а лучшего места, чем приют, попросту не существовало. Несмотря на то, что за содержание таких девушек матери-настоятельнице щедро платили, для всех воспитанниц были равные условия. Богачкам не давали поблажек ни в работе, ни в распорядке, ни в питании. Поэтому они не испытывали никаких чувств к своим несчастным отпрыскам, которых монашки быстро сбывали с рук, отправив в другие приюты. Неудивительно, что их судьбами никто не интересовался. Но слухи… слухи имеют весьма досадное для некоторых свойство просачиваться сквозь любые стены. И доктор Коган слышал истории о зарытых в ночи тельцах, которые нигде не числились, а потому попросту не существовали в глазах общества.

Да, Билл слышал и видел многое, несмотря на свой возраст. Но эта девочка Мэри поразила его. В ее глазах светилась любовь к дочери, в ее душе безраздельно правил страх за маленькую жизнь, и она готова была на все, чтобы ее сохранить. Доктор медленно вложил в тоненькие ручки сверток с притихшей девчушкой и вновь ощутил, как екнуло сердце, нашептывая ему о том, что спасение сладко посапывающей крохи придаст его существованию тот самый смысл, который он без толку искал в медицине. Билл улыбнулся своим мыслям и принял решение.

- Не все так благополучно, сестра Хелен. К сожалению, вы слишком поздно пришли за мной, и я пока не уверен, что эта девочка выживет, - обеспокоенный голос должен был создать нужное впечатление.

- Какая из них? – деловито уточнила монахиня.

- Я говорю о роженице. У нее немало повреждений и сильное кровотечение, поэтому я забираю ее в свою больницу.

Он закончил не терпящим возражений тоном, надеясь воспользоваться замешательством женщины, но та слишком быстро вернула потерянный в свете услышанной новости дар речи.

- Нет! – отрезала она. – Семья Смит доверила девочку нам, и мы не вправе передавать ответственность за нее кому-либо. Мы благодарны вам за помощь, но дальше мы справимся сами.

- Вы не понимаете, сестра Хелен, - доктор вытер окровавленные руки о полотняную ткань и наклонился чуть ближе к суровому лицу. – Вы не выходите ее! Здесь нужны специальные знания и препараты. У вас она погибнет всего через 3-4 часа, поэтому давайте оставим пустые споры и будем действовать в интересах пациентки.

- Тогда отдайте мне младенца, - потребовала начавшая сдавать позиции монахиня.

- Не могу допустить подобной разлуки, мать и дочь должны быть вместе. Это поспособствует скорому выздоровлению, - поторопился ответить Билл, на всякий случай встав между женщиной и кроватью с роженицей.

- Вы способствуете распространению греха, доктор Коган, - прищурив и без того маленькие глаза, прошипела сестра Хелен. – А это очень печально для такого доброго христианина, коим вы являетесь. Смотрите, на ваш образ может налететь облачко и отогнать его будет не так уж просто – грех привязчив и быстро пускает корни в любую почву.

- Вполне возможно, - в том же тоне ответил доктор, - но мы с вами по разным сторонам. Вы и Господь наказываете грешниц, а я их спасаю от не всегда заслуженного наказания. Но знаете, сестра Хелен, если уж там свыше наградили меня этой способностью, то значит все случается по воле Его. Не так ли?

Он очаровательно улыбнулся и щеки монахини полыхнули. Стоящий перед ней мужчина был прекрасен и, как и все они, выбирал грех! От разрастающегося внутри негодования она готова была запустить в стену стоящий на тумбочке кувшин с водой, сдержавшись лишь благодаря многолетнему навыку скрывать свои истинные эмоции и намерения от окружающих.

- И все же, доктор Коган, - вкрадчивый голос так не вязался с молниями, которые метали ее глаза, - я не могу на это пойти. Мать и дитя останутся под нашей защитой.

Она решительно вошла в комнату, намереваясь вырвать малышку из рук плачущей от беспомощности Мэри.

- Великолепно, сестра Мэри. Интересно, одобрит ли ваше решение семья Смитов? И что будет с вами, когда станет известно, что из-за личной неприязни вы намеренно погубили девочку?

- У меня нет к ней неприязни! – слишком поспешно взвилась женщина и доктор усмехнулся.

- Я ставлю вас в известность о том, что прямо отсюда отправлюсь к Смитам и сообщу им обо всем. Если память меня не подводит, их деньги текут сюда весьма… широкой рекой. А учитывая, что они только что вернулись с новостями о подобранном для Мэри женихе, вы и только вы будете виновны во всем.

Оковы высшего света

- Как ты? – с улыбкой на лице доктор вошел в свой кабинет, который отдал Мэри и ее новорожденной крохе, так как не мог разместить скрываемую от чужих глаз пациентку в общей палате.

Ухаживать за ней вызвалась Дейзи – удивительная девушка из самой богатой семьи Дублина. Когда ее отец впервые приехала на инспекцию больницы, строительство которой во многом было обусловлено его щедрыми пожертвованиями, дочь напросилась с ним. Милая и хрупкая девушка внимательно слушала все, что говорил доктор. Придирчивым взглядом осматривала помещения и вникала во все моменты почище заправского строителя, шокируя Билла своими обширными знаниями в областях, о которых юной девушке и знать не полагалось.

- Вы не сердитесь, Билл, - улучив момент, шепнул ему Питер Гэмбольд с немного смущенной улыбкой. – Дейзи весьма своенравна и слишком откровенна для барышни своего возраста, но она – мой единственный ребенок. И после смерти ее матери я практически не оставлял ее с гувернантками, беря во все рабочие поездки. Девочка научилась разбираться во всех этих вопросах лучше любого мальчишки, и я вижу ее своей наследницей. Нет, не номинальной, которая доверит все супругу, а самой настоящей, способной управляться с делами самостоятельно. Вам кажется, это слишком смело?

- Как я могу давать оценку вам, как отцу, если не имею подобного опыта? Надеюсь только, что выбранный для Дейзи муж оценит ее острый ум, живость и некоторую смелость суждений.

- Да, - помрачнел Гэмбольд. – Такие мужчины, признаюсь, еще более редки, чем моя дочь. Но я надеюсь, что Господь услышит мои молитвы и пошлет ей достойного спутника жизни. Кто как не моя бедная малышка, слишком рано оставшаяся без матери, достойна счастья?

- Простите, что отвлекаю вас, - Дейзи деликатно дотронулась до локтя отца. – Мне хочется что-то самой сделать для больницы, и я подумала… поработать здесь медсестрой. На добровольных началах, конечно. Как ты думаешь, отец?

- Если ты так решила, - поспешно согласился Питер и покосился на доктора. – Уверен, что в первое время здесь будет острая нехватка персонала, и Билл не откажется от твоей помощи.

Отказ был бы крайне невежлив, хотя доктору Когану очень не хотелось иметь под боком богатенькую избалованную наследницу, коей его воображение рисовало Дейзи. Но она оказалась совершенно иной и смогла не раз удивить его. Хрупкая, с изящными тонкими пальцами и ухоженной кожей, она без сомнений брала на себя самые тяжелые случаи. Обрабатывала гнойные раны, не поморщась, брала на себя ночные дежурства, сама стирала окровавленные простыни, когда свежие не успевали прибыть из прачечной. Дейзи все схватывала на лету и не чуралась любой работы, успев занять место самой верной помощницы и помощницы и соратницы Когана. Поэтому, когда ранним утром, он привез сюда Мэри с младенцем, именно Дейзи стала поверенной его тайны.

- Тяжелый случай? – она бросила обеспокоенный взгляд на мертвенно бледную, осунувшуюся роженицу, крепко прижимающую к себе сверток с периодически попискивающим младенцем.

- Я привез ее из приюта Магдалины.

Лицо девушки вдруг приобрело непривычно жесткое выражение, а глаза недобро сверкнули.

- Как они не боятся кары небесной, подвергая издевательствам этих несчастных!

Билл удивленно посмотрел на нее. Ни одна из девиц Дублина не испытывала сострадания к постоялицам монастыря, считая их падшими женщинами, в полной мере заслужившими свою горькую судьбу. И вот Дейзи… Так открыто и смело говорить о том, что творилось за стенами приюта, не решался даже он сам.

- Не будем сейчас об этом, - мягко остановил ее Билл. – У нее были тяжелые роды, сопровождающиеся большой потерей крови. Кровотечение до сих пор не остановлено. Монахини не хотели отдавать ее и мне пришлось применить все методы давления, чтобы добиться своего. Видишь ли, она не просто с улицы… Мэри из твоего круга и родители спрятали ее до нужного времени. Я не могу разместить ее среди других…

- Давайте отдадим ей на время ваш кабинет, - быстро сообразила Дейзи. – А ухаживать за бедной девочкой и младенцем я буду лично. Никто не увидит ее здесь и не сможет разнести сплетни.

- Мне не хотелось бы ставить вас обеих в столь затруднительное положение.

- Не более, чем условности, - отмахнулась Дейзи и тут же принялась за дело.

Спустя всего лишь час аскетичный кабинет Билла превратился во вполне сносное для молодой матери с ребенком помещение. И за прошедшие пару недель он не единожды вспоминал предприимчивую помощницу добрым словом. Она, как и сам доктор, проводила практически все свободное время в больнице, бросив силы на уход за оказавшейся даже в более, чем предполагалось изначально, плачевном состоянии, девушкой. Но хорошее питание, добросовестный уход, забота и сочувствие сделали все-таки свое дело – перед доктором Коганом сидела улыбающаяся красавица, образ которой невольно перекликался с известнейшим изображением Мадонны. Она бережно придерживала свою дочь, с любовью гладя ее по коротеньким волосикам, покрывающим голову.

- Я великолепно чувствую себя, доктор. А малышка Эйвери впервые стала хорошо кушать.

- Ты назвала ее Эйвери? Красивое имя, - взгляд доктора остановился на крохе и губы невольно расплылись в улыбке, что случалось каждый раз, когда в поле зрения появлялась девочка, сумевшая занять в его сердце особое место.

- Такое же красивое, как и она, - взгляд Мэри затуманился. – Хотя она еще нигде не зарегистрирована… но имя… разве можно, чтобы дитя оставалось не названной?

- Ты все сделала правильно, - Билл погладил ее по голове и подвинул стул, чтобы сесть напротив узкой койки, на которой расположилась девушка. – Нам нужно поговорить. У тебя достаточно сил, чтобы выслушать меня?

Держать лицо!

Пропитавшая каждое слово девушки горечь неожиданно наползла на Билла удушливой волной. Льющийся в окна кабинета свет внезапно потерял свою чистоту и посерел, хотя до вечерних сумерек было еще далеко. Мэри бросила на доктора долгий, изучающий взгляд. Слишком взрослый для столь юной особы. Пронизывающий до самых глубин души. Коробящий плещущейся где-то на самом дне безнадегой.

С нежностью прикоснувшись губами к пушистыми волосикам на голове дочки, Мэри аккуратно пристроила ее рядом с собой и спустила ноги на пол, будто ища дополнительную опору.

- Мой отец был с вами не в полной мере откровенным?

- Сейчас, полагаю, что нет, - выдавил Билл.

Он хотел добавить еще что-то, но взгляд девушки буквально пришпилил его к стулу. Она уже не могла держать все в себе и нырнула в воспоминания, как в омут со студеной водой.

- В тот вечер у нас был прием. Вы же знаете, что девушек моего круга принято выводить в свет в определенном возрасте. Этот сезон должен был стать моим! Портнихи шили наряды в течение полугода, а вечерами отец наставлял меня относительно потенциальных женихов, которые проявят заинтересованность во мне. Он назвал мне несколько имен и потребовал присмотреться к ним более внимательно, так как они вошли в список желательных кандидатов. Я не спорила, меня больше интересовали предстоящие танцы, веселье и возможность, наконец, блеснуть украшениями, тщательно подобранными матушкой. В тот вечер, как я уже упомянула, отец устроил прием. Небольшой. В основном его партнеры и члены семьи, включая дальних, но вполне состоятельных родственников, съезжающихся к началу сезона. Мою младшую сестру увели сразу после ужина, а мне было разрешено остаться на пару часов подольше – сыграть в бридж, обсудить последние новости и модные веяния. В 10 вечеров отец приказал попрощаться с гостями и отправиться наверх. Не смея его ослушаться, я пожелала всем добрых снов, но… вечер был так хорош… что я не удержалась и выскользнула в сад через дверь оранжереи. Почти летнее тепло окутало меня нежным покрывалом, аромат цветов кружил голову, а может причиной тому стали два бокала вина, выпитые за ужином… не знаю… Я просто наслаждалась каждым мгновением и отошла чуть дальше, чем следовало… в дальний угол сада, где стояла полузаброшенная ротонда. Садовник все порывался снести ее, но отец не велел, задумав восстановить ее первоначальный вид, но пока он решал, ротонда полностью заросла дикой розой и плющом. Я вошла внутрь и присела на скамейку, вдыхая аромат бутонов. А потом… - до этого монотонно звучащий голос Мэри дрогнул, и она опустила голову, - из-за спины меня обхватили чьи-то руки, зажали рот и выдернули из ротонды, повалив на землю. Я сопротивлялась, пыталась кричать и отбивалась, но он шикнул на меня, а потом ударил по лицу с такой силой, что голова откинулась назад и из глаз полетели искры.

- Ты увидела его? – Билл сочувственно погладил девушку по сцепленным пальцам.

- Не сразу, - она замотала головой. – Когда все закончилось, он просунул руку мне под голову и приподнял ее, зло шикнув «Я был недостаточно хорош тебе в женихи, посмотрим, для кого будешь теперь хороша ты». Его лицо зависло надо мной и… да, я его узнала. Это был мой кузен Адам.

- Господи, - выдохнул Билл.

В самом начале рассказа он полагал, что надругаться над девушкой мог обиженный ее отцом рабочий или случайно забредший в поместье разорившийся крестьянин, вставший на путь нарушения закона, но правда оказалась более неприглядна, чем его предположения.

- Не знаю, сколько я лежала на земле, - Мэри не поднимала на него глаз. – Меня никто не хватился и пришлось собираться с силами, чтобы встать и добрести до дома. Гости уже разъехались, а остальные поднялись в приготовленные им комнаты. В зале была только горничная, которая и подхватила меня, когда я рухнула у самой двери. Она и подняла шум, подняв уже отошедших ко сну родителей.

- Ты рассказала обо всем? – доктору казалось, что девочка не все поведала отцу, от того старший Смит так лютовал и сослал ее в приют Магдалины.

- Все. Как на духу, без утайки, - девушка всхлипнула и оттерла заструившиеся по щекам слезы. – Он… избил меня и сказал, что я сама во всем виновата. Велел запереть на хлебе и воде в комнате, а спустя 2 дня ночью вывез в приют.

- Он не призвал к ответу твоего кузена? – верить в то, что родитель может быть столь жесток с невинной жертвой преступления, не хотелось.

- Нет. Няня шепотом рассказала, что на утро всем объявили о моей болезни и попросили поскорее покинуть дом. Адам уехал вместе со всеми, тепло попрощавшись с родителями и младшей сестрой, выразив пожелания скорейшего выздоровления.

- Омерзительный тип, - выругался Билл, не в состоянии больше сдерживать свои эмоции.

Он вскочил со стула и подошел к узкому оконцу, размышляя о своем недавнем визите в дом Смитов. Ни жестом, ни взглядом, ни словом глава семейства не показал того, что владеет информацией об обидчике дочери. Он выглядел уставшим, но готовым принять обратно блудное дитя, как он выразился. Какой цинизм и четко срежиссированное представление! Билл негодовал и был готов вопреки всем правилам хорошего тона нанести Смитам повторный визит… И нанес бы его, если бы верил в благополучный исход мероприятия. Человек, который не счел нужным защитить своего ребенка, а вместо того упек девочку в самое страшное место из всех известных людям, вряд ли способен на великодушие!

- Не терзайтесь, доктор, уже ничего не изменить. Если меня не станут разлучать с Эйвери, я готова выйти замуж за любого, кого назовет отец. Это не имеет значения! Я буду этому человеку хорошей женой и никогда не проявлю неуважения. Главное – моя дочка!

Вырвать с корнем

- Вы что-то забыли, доктор?

Мэри повернула голову на звук шагов и оцепенела от испуга – прямо около ее кровати стояла весьма колоритная посетительница. На вид ей было чуть больше 30 лет. Длинные черные волосы под яркой цветастой косынкой. Темные бархатные глаза в опушке из густых ресниц. В вырезе алой рубашки виднелась пышная грудь, на которой в такт дыханию позвякивало тяжелое золотое монисто, дополняющее набор амулетов, спускающихся с шеи. Она ослепительно улыбнулась девушке и оперлась руками о край стола, покачиваясь вперед-назад.

- Вы… вы ошиблись комнатой, - выдавила из себя Мэри, пытаясь подняться с кровати, чтобы быть готовой к любым неожиданностями.

- Я именно туда пришла.

Цыганка вновь улыбнулась, вот только глаза ее улыбка не затронула. Они были темными как сама ночь, которая не допустит в свое царство тьмы ни единого лучика света.

- Раньше доктор вел здесь прием, но теперь он принимает новых пациентов в коридоре. Вам нужно пройти прямо и повернуть…

- Не нужно, - голос цыганки звучал ровно, но Мэри буквально кожей чувствовала, какая мощь идет от нее. – Занятная судьба… И у тебя, и у твоего дитя. Давненько мне не доводилось видеть подобного.

Женщина склонила голову набок, отчего стала напоминать ворону, присматривающуюся к падали прежде, чем клюнуть ее в самое нежное место. От пришедшего на ум сравнения Мэри вздрогнула и инстинктивно загородила спящую дочку собой. Цыганка перевела взгляд с испуганной матери на ребенка и на ее губах мелькнула усмешка.

- Не бойся, я тебе вреда не причиню. Не меня тебе нужно опасаться, ох не меня! Хлебнешь сполна, коли не туда шагнешь снова.

Она вдруг покачнулась и Мэри протянула руку, чтобы поддержать женщину, которая прежде, чем девушка успела что-либо понять, вцепилась в нее и развернула кисть ладонью вверх, вперившись в нее черными глазищами.

- Так, - она зацокала языком. – Так. Горя на тебе больно много! Кара настигнет виновных, но уж слишком поздно… Нехорошо это. Захочешь отомстить, найди меня.

- Грешно это, - Мэри попыталась выдернуть руку, но цепкие пальцы цыганки впились в нее, оставляя красные пятна на нежной коже.

- Грешно? – она издала горловой смешок и произнесла что-то резкое на своем языке. – То, что с тобой сотворили, грешно. И то, что еще сотворят. Грешно оставлять зло безнаказанным, позволив ему расползтись по округе как зараза. А возмездие, возмездие сродни песни… Вольной. Сильной. Ее никто отнять не может. Она птицей вырвется и огласит свой справедливый приговор.

Мэри, как завороженная, слушала цыганку.

- Отмеченная судьба твоя, - продолжила она, - как и дочка твоя. Знак ведь на ней. Вот здесь.

Длинный палец дотронулся до точки у левого уха и Мэри вздрогнула – именно здесь у Эйвери было маленькое родимое пятнышко. Почти незаметное, в форме капельки. Но сейчас кроха лежала так, что женщина попросту не могла разглядеть отметину. Замешательство, отразившееся на лице молодой матери, привело цыганку в восторг. Она громко захохотала, откинув голову назад и монисто на ее груди зазвенело, создавая необычную для восприятия мелодию.

- Запомни – захочешь отомстить, найди меня. Знак укажет дорогу ко мне.

Она провела пальцем по запястью девушки, и та взвизгнула от боли – по коже, будто раскаленной головешкой прошлись. Она отдернула руку и в этот раз цыганка не стала препятствовать. Там, где пальцы прикоснулись к внутренней стороне запястья, алели три тонких полоски, похожие на следы от острых ногтей. Мэри таращилась на них, не веря в то, что все происходящее – не сон или выдумка.

- Вот и я, милая. Как ты сегодня?

Добродушие на лице вошедшей Дейзи мгновенно испарилось. Она быстро подошла к Мэри и, только убедившись, что с обеими пациентками все хорошо, обратилась к цыганке.

- Кто вы такая и что делаете здесь?

- Я пришла на прием к доктору, мне говорили, что он принимает всех. Или я что-то напутала?

- Нет, все верно, но доктор принимает дальше по коридору. Я попрошу проводить вас. Здесь, как видите, находится пациентка и ее не стоит тревожить.

- Ох, я и не думала, - притворно изумилась цыганка, двинувшись к выходу. – Уж простите меня за неудобство, если помешала.

Она сверкнула черными глазами, в которых, как показалось Мэри, плясали языки самого настоящего пламени, и скрылась в коридоре.

- Что она тебе сказала? Ты белее зимнего снега, - обеспокоенная Дейзи склонилась над растерянной девушкой. – Они обычно такие языкастые, что и не переслушаешь!

- Нет, нет, она была очень мила.

- Она показалась тебе милой? – Дейзи недоуменно покосилась на дверь и передернула плечами. – Чудно. Но да ладно, я к тебе с хорошей новостью.

Она села на стул, где перед этим сидел Билл, и торжественно объявила:

- Сейчас у нас был посыльный от твоего отца и… он сообщил, что завтра тебя забирают домой!

- Так скоро? – протянула Мэри, не понимая, какие чувства всколыхнула в ней новость.

- Ты уже здорова и это отлично, что Билл сумел договориться с твоим отцом. Пора возвращаться к жизни. Не той, о которой ты мечтала, но все же жизни.

- Возможно, ты неправильно поняла – я благодарна отцу. Он мог бы оставить меня там… - она невольно содрогнулась.

- В приюте действительно творятся страшные вещи?

- Страшные, - глаза Мэри подернулись слезами. – Все прибывшие девушки проходят через бритье головы. И это ужасно… Им сразу говорят о том, что здесь их ждет только боль. Монахини нещадно избивают всех воспитанниц за малейшую провинность… Работать приходится в холодной воде с темна и до темна. В кельях холодно, а порой девушек выбрасывают на мороз, как шелудивых псов. И это… еще не самое страшное…

Волею судеб

- Милый, но ты же обещал заехать сюда! – Дейзи редко позволяла себе капризы, но сейчас надула губки и подставила личико так, чтобы супруг отчетливо видел его во всей красе. – Отец отстроил для нас дом и даже обустроил роскошный сад. Понимаю твое нежелание жить здесь, но раз уже мы все равно отдыхаем, почему бы не остановиться на пару дней и провести время только вдвоем.

- В доме со штатом прислуги больше, чем угольщиков в Дублине? – хохотнул мужчина, но его нежный взгляд все же задержался на супруге.

За прошедшие 5 лет Дейзи невероятно расцвела. Из миловидной и хорошенькой девушки она превратилась в роскошную и ухоженную молодую женщину прогрессивных взглядов. В обществе она слыла оригиналкой и зачастую задавала тон остальным дамам, лишь мечтающим о той степени свободы, которую получила Дейзи, взявшая в замужестве фамилию супруга – Коган. Дейзи Коган. Счастливая жена и соратница самого востребованного в Дублине и его окрестностях доктора Билла Когана.

Их роман был неожиданным для обеих сторон. Вечно погруженный в работу Билл и его помощница, в кратчайшие сроки ставшая совершенно незаменимой, даже не думали о нежностях и страстях, которые красочно описывались в дамских романах, бережно передаваемых друг другу светскими дамами. Им попросту некогда было задаваться вопросами о подобных глупостях! Все изменилось в день, когда Дейзи рухнула на пол прямо возле кабинета доктора.

- Дейзи! Дейзи! Что с вами?

Билл склонился к ней, прислушиваясь к прерывистому дыханию девушки и одновременно пытаясь прощупать пульс под тонкой белоснежной кожей запястья.

- О, доктор Коган, что случилось? Что с Дейзи?

Юная медсестра, затянутая в темное платье, бросила на пол бумаги и упала на колени прямо перед озабоченным состоянием своей помощницы доктором.

- Пока не знаю, Анна. Она дышит и пульс прощупывается, но у нее какая-то слабость. Боюсь, что наша Дейзи подхватила болезнь от недавно поступивших с рудника мужчин. Помоги приподнять ее, уложим на кушетку в моем кабинет, а потом я проведу более детальный осмотр.

Билл выглядел растерянным и даже испуганным, что вызвало у обычно серьезной Анны озорную улыбку.

- Вряд ли Дейзи заболела, - она ловко подставила плечо, на которое мужчина положил безвольную ручку девушки. – Конечно, моих познаний не хватит, чтобы поставить верный диагноз, но я полагаю, что это – всего лишь голодный обморок.

Изумленный сделанным предположением Билл остановился.

- Дейзи не доедает? – он нахмурился. – Я не подозревал, что в их семье такие трудности и…

Громкий смех девушки заставил его замолчать.

- Доктор, вы даже не замечаете, сколько она работает, - с укоризной произнесла Анна, успокоившись. – Последнюю неделю в больнице был наплыв пациентов и Дейзи почти не уходила домой. Она спала вряд ли более 10 часов за всю неделю! А ела и того меньше! Я своими глазами видела, как она несколько раз срывалась в палату, уже начав есть и так и не возвращалась к еде. Ей нужно просто отдохнуть.

- Почему я ничего не знаю об этом?

Билл бережно уложил Дейзи на кушетку, которую приказал установить в кабинете уже после отъезда Мэри Смит, а после не единожды благодарил провидение, пославшее ему столь мудрое решение – он частенько оставался ночевать в кабинете и не страдал по утрам от затекших рук и ног, как случалось ранее.

- Вы много работаете, - стушевалась Анна, решив, что выдала нечто не предназначенное для ушей доктора, - а Дейзи не отстает от вас и… старается быть достойной звания вашей помощницы. А это нелегко!

- Прикажи приготовить для нее бульон, крепкий сладкий чай и выпечку.

- Сейчас время обеда и думаю, бульон на кухне точно найдется.

Анна кивнула и выскользнула из кабинета, обдумывая, не слишком ли много она рассказала. Все в больнице знали об особом отношении Дейзи к доктору – она открыто восхищалась его талантом, добросердечием и милосердием, называя лучшим представителем своего времени, но это так мало напоминало любовную лихорадку, что никто и не подозревал девушку в нежных чувствах. И лишь Анна, обладая от природы острым сердечным зрением, углядела сокрытое от других. И раскрывать чужие секреты вовсе не планировала, терзаясь сейчас от своей болтливости.

К ее счастью, Билл был далек от разгадывания хитросплетений женских характеров. Он тщательно осмотрел Дейзи и убедился в том, что вирус не проник в девушку. Напротив – она казалась совершенно здоровой, но утомленной. А это свидетельствовала в пользу выдвинутой Анной версии. Он подвинул стул к кушетке и поправил свесившуюся до пола руку. Его задумчивый взгляд невольно переместился на лицо девушки. Впервые он посмотрел на по-новому. Правильные черты лица, длинные светлые волосы, пушистые ресницы, отбрасывающие тени на полупрозрачную кожу, аккуратный носик и четко очерченные пухлые губы.

- А, пожалуй, она красавица, - изумленно прошептал Билл. – И зачем богатой и красивой молодой девушке изнуряющая и неблагодарная работа рядом со мной?

Поддавшись неожиданному порыву, он провел пальцами по выбившимся из прически прядям и пораженный столь фривольным действием подскочил со стула, перенеся свой наблюдательный пункт поближе к окну. Еще никогда девушки не пробуждали в нем такие чувства и демонстрировать их он не собирался.

Как вскоре убедился Билл, Анна оказалась на редкость прозорливой молодой особой. Дейзи вскоре пришла в себя, а после устроенной Биллом выволочки и контроля, под который он ее взял, быстро восстановилась. Но все это не имело значения. Между этими двумя что-то неуловимо изменилось… расцветало и разрасталось, пока удерживать это чудесное чувство внутри уже не удавалось – спустя 2 года после того случая перед лицом Господа и многочисленных гостей Дейзи стала законной супругой Билла Когана – счастливейшего из мужчин, как он теперь именовал себя.

Повеяло обманом

Мгновение. Застывшее как случайно вляпавшееся в янтарную смолу насекомое и оставшееся в ней навечно. Билл отдал бы многое, чтобы это перекрестье взглядов не заканчивалось никогда. Но ребенок опустил голову и вновь обреченно потопал вперед, с трудом вытаскивая из хлюпающей грязи ноги в уродливых тяжелых туфлях.

Мужчина моргнул, скидывая навалившееся наваждение, но оно никак не отпускало его. Он был уверен, что знает этого ребенка. Только единожды в жизни – когда он взял на руки новорожденную дочку Мэри Смит, его охватывал такой необъяснимый трепет. И сейчас, даже на расстоянии, едва угадывая в строю одинаковых стриженых макушек ту самую, он ощущал странную эйфорию, пронизывающую каждую клеточку его существа.

- Сестра, сестра! Постойте!

Не отдавая себе отчета в том, что делает, он бросился вперед и почти вцепился в рукав серого платья монашки. Та испуганно вздрогнула и слишком резко отдернула руку, чуть не ударив погнавшегося за ней мужчину в нос крепко сжатыми костлявыми пальцами. Он успел увернуться, и монахиня с противным визгом пронзила рукой воздух, неуклюже крутнувшись в воздухе и чуть было не рухнув в дорожную грязь под хохот юных воспитанниц. Билл подхватил суровую даму уже у самой земли и одним рывком поставил ее на ноги.

- Сестра, я не хотел доставить вам беспокойства! Прошу простить меня, - он отошел на шаг, позволяя монашке прийти в себя и отряхнуть чудом не пострадавшие вещи. – Я намеревался задать вам вопрос вон о той девочке. Мне кажется, я знаю ее и хотел бы понять, как она попала к вам.

- Я принимаю ваши извинения, - с пафосом выдавила из себя женщина. – Но с кем имею честь общаться?

- Доктор Билл Коган, - он склонил голову. – Повторно приношу извинения за невольно проявленную неучтивость, сестра…

Он вопросительно приподнял бровь в ожидании ответа.

- Этна. Сестра Этна, - женщина поджала губы. – Наше столь необычайное знакомство не позволяет мне обсуждать воспитанниц со сторонними мужчинами.

- Но я знаю эту девочку, - растерялся Билл.

- Вряд ли, - монахиня покачала головой. – Эти дети были рождены во грехе и не нужны своим матерям, которые с легким сердцем избавились от них. Наш приют – единственное место, где их приняли и наставляют на истинный путь, дабы уберечь от порока. Я наслышана о вас, доктор Коган… столь талантливый и всегда окруженный изысканными людьми человек не может даже соприкасаться с грязью, породившей этих детей.

- Милый, в чем дело?

Уставшая ждать супруга Дейзи, подошла к группке детей, и взяла Билла под локоть, с тревогой заглядывая в его побелевшее лицо.

- Дейзи… эти дети…

- Простите, доктор Коган, таких детей нужно воспитывать в строгости, чего мы с благословения Господа и придерживаемся. А опоздания и вольности не способствуют успеху нашей тяжкой миссии. Приятно было познакомиться, прощайте.

Монахиня одарила Дейзи строгим взглядом и бросила короткую команду сбившимся в стайку воспитанницам. Они тут же опустили головы и выстроились в ряд, направившись в сторону мрачного здания, высившегося над небольшими домиками в конце улицы.

- Милый… милый, я ничего не понимаю, - Дейзи аккуратно, но требовательно развернула мужа к себе. – Ты выглядишь так, будто подхватил лихорадку. Это меня беспокоит…Пойдем в экипаж, и ты все мне расскажешь.

Она потянула мужа за собой, но он не сдвинулся с места, ошарашенно смотря на Дейзи. А потом вдруг схватил ее обеими руками и легонько встряхнул.

- Дейзи, что ты знаешь о Мэри Смит? Что с ней сталось? Как сложилась ее судьба?

- Билл, ты делаешь мне больно и привлекаешь внимание, - хорошенькое личико женщины вытянулось.

Смотря мужу в глаза, она оторвала от своего предплечья его одеревеневшие пальцы, показавшиеся неестественно холодными.

- Билл, да приди же ты в себя!

- Прости, милая, - только сейчас он заметил страх, затаившийся в глубине глаз Дейзи, и порывисто ее обнял. – Просто эта девочка… ты можешь не поверить мне, но она – дочка Мэри Смит.

- Девочка из приюта? – Дейзи нахмурилась и быстро обернулась в след практически скрывшейся из виду вереницы детей. – Этого не может быть! Мэри ни за что не отказалась бы от дочери. Я убеждена в этом!

- Представляешь, насколько я обескуражен? – доктор помог жене забраться в экипаж. – Но я совершенно уверен в том, что видел именно ее.

Экипаж плавно тронулся, и женщина качнулась в такт движению, задумчиво поправив шляпку, чуть съехавшую на бок из-за всех волнений последних минут.

- Мне стыдно признаться, но я не слишком интересовалась судьбой Мэри, - после недолгих размышлений произнесла Дейзи, мысленно благодаря мужа за терпение. – Отец устроил ее брак с промышленником из Англии, дав внушительное приданое. Сразу после венчания муж увез ее к себе и… больше я ничего не знаю.

- И он принял младенца? – прищурился Билл, что являлось признаком большого волнения.

- Ты лично вел разговоры в доме Смита, - напомнила она, - да и сама Мэри была непреклонна. Ты же помнишь, каким счастьем лучились ее глаза, когда она смотрела на девочку?

- И тем удивительнее видеть ее дочь в приюте.

Билл был совершенно обескуражен. Он неплохо разбирался в людях и 5 лет назад сразу увидел возникшую между матерью и дочерью связь, безответственно разорвать которую Мэри попросту не могла. Если малышка попала в приют, то значит с матерью случилось нечто страшное и родня отказалась принять девочку.

- Я не могу покинуть Туам, пока все не разузнаю, - решительно заявил он и с облегчением почувствовал, как крепко сжала его пальцы рука жены. – Мы остановимся в доме твоего отца, а завтра поедем в приют. Уж там должны знать о том, кто передал сюда ребенка.

Пустые хлопоты

Почти мгновенно она распахнулась, огласив тонким и резким скрипом темный холл приюта. Свет из низеньких мутных окошек вряд ли мог проникнуть далее тесной приемной, а о другом источнике света здесь не позаботились или посчитали его ненужным расточительством.

- Добрый день.

Хмурая монахиня пропустила их в холл, захлопнув дверь за их спинами с такой силой, что Дейзи вздрогнула. Невольно она подумала о том, как горько слышать этот звук, зная о невозможности вырваться наружу. К свету. Свежему ветру. И объятиям любящих людей.

- Мы ждали вас и благодарны за то, что вы заранее сообщили о своем визите. Как понимаете, у нас достаточно дел, и оторваться от них бывает довольно непросто. Все сестры в заботах о вверенных нам душах денно и нощно.

Голос женщины звучал сухо. Начисто лишенный эмоциональной окраски он напоминал ноябрьский ветер, обдающий путников ледяным дождем еще до того, как они поймут, что наступила зима. Дейзи бросила на монашку быстрый взгляд из-под спускающейся с полей изящной шляпки вуали. Сколько ей лет? Тонкая кожа шелушилась и явно нуждалась хотя бы в простейшем уходе. Морщинки вокруг глаз могли бы оказаться почти незаметными, если бы во взгляде сквозила живостью, а тусклые волосы в умелых руках стали бы украшением этой женщины.

«Она чуть старше меня!» - догадка неприятно поразила Дейзи. Раньше она не слишком задумывалась о том, что подводит девушек к подобному выбору. Но сейчас… сейчас в ее душе впервые поднялось сомнение в добровольном характере сделанного шага. Вполне возможно, что многих отдали церкви насильно и теперь эти бедолаги вымещают свою обиду на живущих рядом беззащитных крохах. Дейзи подняла голову и столкнулась с пустым взглядом монахини. Та усмехнулась, словно прочитав потаенные мысли гостьи, и с чопорным видом повернулась к Биллу.

- Как я могу к вам обращаться? И чем могу помочь?

- Я – доктор Билл Коган, а это – моя супруга Дейзи, - представился он.

- Сестра Агата, к вашим услугам, - монахиня избегала прямого взгляда Билла, но зато с интересом следила за Дейзи, жадно вбирая в себя ее образ, аромат и легкость, с которой она вела себя с мужчиной. Все то, что сестре Агате не доведется испытать. С трудом она оторвалась от созерцания молодой красивой женщины.

- Так в чем же цель вашего визита в нашу скромную обитель?

- Видите ли, нас с супругой интересует судьба одной из воспитанниц. Я увидел девочку во время прогулки и узнал в ней дочь одной из подруг моей супруги. Она вышла замуж и покинула наш город, поэтому моя дорогая Дейзи потеряла с ней связь, но встреча с малышкой нас очень взволновала.

- Я полагаю, что вы ошиблись, - невозмутимо ответила монахиня. – Сюда попадают дети, от которых отказался даже Господь.

- И все-таки, - многозначительно добавил Билл. – Я хотел бы задать вопросы.

- Хорошо, - доктор был награжден тяжелым взглядом исподлобья. – Ожидайте, я позову настоятельницу. И уж простите за ограниченность нашего гостеприимства. Я могу предложить вам только присесть.

Она указала куда-то в угол, где при тусклом свете с трудом удалось разглядеть стулья с изрядно потертой обивкой и стол, некогда блиставший идеальным лаком, но сейчас представляющий собой весьма печальное зрелище. Чета Коган медленно двинулась в указанную сторону, внимательно оглядывая убогое убранство приюта. Билл в силу своей деятельности часто встречался с бедностью и даже откровенной нищетой, поэтому без вопросов умел отличать жизненные сложности от духовного обнищания, которому свойственна грязь, попустительство и особое состояние безысходности. Он давно заметил, что в некоторых домах и на самую простую еду средства едва находятся, но детки ходят все чистенькие, на занавесках свежие заплатки, а в комнатах пучки из свежих трав, наполняющих все вокруг своим терпким ароматом. Поэтому Билл простил бы приюту бедность, но здесь было иное дело – удручающая обстановка являлась сутью этого места. Она давила с самой первой минуты, заставляла сжиматься и принимать все повороты судьбы без ненужного никому ропота.

- Ты заметил, что пока мы здесь, не раздалось ни единого детского крика? – тихо спросила Дейзи и поежилась от отраженного стенами звука собственного голоса. – А ведь сюда привозят совсем младенцев… Они не могут не плакать.

- Действительно странно, - кивнул Билл и, ощутив вдруг резкую боль между лопаток, обернулся.

Прямо на него смотрела неслышно подошедшая со спины монахиня. Дородная, в идеально накрахмаленном белом чепце вместо более привычного головного убора и широком платье, скрывающем очертания пышного тела, выдающего себя лишь колыханиями складок ткани во время малейшего движения. Женщина стояла прямо и с некоторым снисхождением оглядывала посетителей, явно смущенных ее появлением.

- Я могу просветить вас относительно причин тишины, царящей в этих стенах, но полагаю вас все же интересует нечто иное. Разрешите представиться, сестра Мария, - она указала гостям на стулья, и первая заняла место у стола. – Мне сообщили, что вас заинтересовала одна из наших воспитанниц.

- Да, девочка. Примерно пяти лет. Эйвери.

- Возможно, у нее иное имя, - вмешалась в разговор Дейзи. – Нам неизвестно, как она попала сюда, и мы допускаем, что имя могло измениться.

- Эйвери, - нехотя произнесла монахиня, - у нас есть дитя с таким именем. Крайне сложное и испорченное дитя, я вам скажу.

- Мы можем увидеть девочку? – Билл едва дышал от радости.

- Нет, правила заведения не дозволяют встреч воспитанниц с людьми, не являющимися их родственниками, - отрезала настоятельница. – Разве что вы планируете… удочерить кроху…

- Да, - Дейзи быстро взглянула на мужа и ответила за них обоих. – Мы будем счастливы принять девочку в семью.