Худший из миров

Пролог

В том-то и беда со всеми великими откровениями: люди по большей части недооценивают их значения. И только потом мы всё понимаем, только потом. Даже не тогда, когда уже слишком поздно, а именно оттого, что уже слишком поздно.

Ричард Скотт Бэккер

1 В начале было одно лишь ничто — абсолютная пустота. Не существовало ни материи, ни пространства, ни времени.

2 Только Вадабаоф, Господь наш, присутствовал в пустоте, ибо не имел Он начала и формы, был всем и был вне всего.

3 И понял Господь, что силы Его безграничны и решился на сотворение космоса, дабы явить Славу Свою.

4 Взорвал Вадабаоф пустоту, создал материю и пространство, начал вести отсчёт времени.

5 И увидел Господь, что материя хаотична, и придал ей форму звёзд и планет.

6 И носился Вадабаоф между мирами бессчётными, и понял, что камень и пламя не способны восславить Его в полной мере.

7 И сотворил тогда Господь мир наш, чтобы наполнить его тварями всякими. И заставил вертеться планету вокруг звезды тёплой, что Солнцем ныне зовётся.

8 И создал Он воду и воздух, и наполнил океан растениями многообразными.

9 И понравилось Ему лепить формы для жизни, и стал гадами морскими Он населять океан.

10 И решил продолжить эксперименты Господь и поднял из пучин морских твердь земную.

11 И дал имя Он континенту огромному, и зовётся с тех пор материк наш, единственный на планете, Плеромией.

12 И вылезли растения и гады на сушу, и принялся Вадабаоф дальше жизнь совершенствовать.

13 И сотворил он ящериц и зверей диких, и устроил борьбу между ними, дабы твари сами могли совершенствоваться.

14 И увидел Вадабаоф, что среди всех животных оказался человек самым сильным. И удивился немало, ибо не было у твари сей ни длинных когтей, ни острых зубов, ни массы громадной.

15 И понял Господь, что сотворил малую Свою копию, ибо не грубой физической силой, но мыслью своей могуч человек.

16 И открылся тогда Вадабаоф людям, и наставил их славить Его, дабы мог человек стать подобным Ему и на равных парить рядом с Господом в вечности.

17 И осознал Вадабаоф, что следует теперь оставить людей, ибо только по собственной воле смогут они достичь совершенства, не став Его куклами.

18 И покинул Господь Плеромию, оставив человечеству юному Свои наставления и семь архонтов — небесных ставленников Своих над людьми.

19 И жил род человеческий в праведности столетиями, не зная голода, войн или бед.

20 И были счастливы люди, покуда не вкусили плодов запретного Древа Незнания и не забыли оставленные Господом наставления.

21 Ибо решили архонты испытать род людской, и не выдержали мы искушения.

22 И нет с тех пор человеку покоя, и должны искупить мы страданиями великими свой грех незнания тяжкий.

23 И стали архонты вновь наставлять человечество, но каждый по-своему, чтобы вновь выявить самых сильных и праведных в конкуренции.

24 И возникло шесть княжеств великих во главе с архонтами, и ведут они битвы меж собой уже тысячу лет. А седьмой, верховный архонт Абракс, наблюдает за всеми не вмешиваясь. Ибо хранит он наставления Вадабаофа изначальные, чтобы вновь открыть истину народу самому благочестивому.

25 И прозреет когда человечество, вновь наступит Золотой век. И превратится в рай земной Плеромия, и забудут все, что юдолью скорби тысячу лет её называли.

26 И помня муки перенесённые, не впадёт никто больше во грех.

27 И станет человек со временем равен Господу, и будет творить вместе с Ним планеты иные.

Святое Учение. Книга первая. Юдоль скорби

* * *

Дицуда грязно выругался. Стражники оказывали ему куда меньше почтения, чем следовало. Паршивцы чувствовали себя в безопасности: все знали, что после последнего мора властям Гилии резко недостаёт рабочих рук и уж тем паче ручищ, лояльных по отношению к государству. На мелкие преступления смотрели нынче сквозь пальцы, а уж на «воображаемые проступки», коими, по мнению недалёких обывателей, занимались ненавистные инквизиторы, неформально была дана индульгенция. Рядовой инквизитор воспринимался сейчас не как суровый следователь, палач и судья, но как безобидный чинуша низшего ранга, путающийся под ногами в силу отжившей традиции.

— Остынь, приятель, — небрежно бросил через плечо сопровождающий его стражник. — Мы что, по-твоему, должны каждого встреченного на улице оборванца облизывать? Старик выглядел как бездомный бродяга, как с бродягой с ним и обошлись, согласно приказам градоначальства. Разносчики заразы нам в городе накануне Страстного бдения не нужны.

Часть I. Чумотворцы

Глава 1. Повелитель блох

Настоящее всегда чревато будущим.

Готфрид Лейбниц

— Лицо-то сделай попроще, Дицуда. И давай поактивней работай, а то придётся в этом подвале заночевать.

Стоя на карачках, Дицуда Искарод усердно оттирал кровь, кишки и иные внутренности с пола небольшого подвального помещения. Его руководитель, человек по имени Конрад Крамер, ползал совсем недалеко от него, аккуратно соскабливая экскременты и слизь с внутренней стороны нарисованной на полу пентаграммы. В иерархии Ордена он был выше Дицуды на целых четыре ранга, старше по возрасту, и, что самое важное, гораздо опытнее в подобных расследованиях, поэтому молодой инквизитор выполнял все приказы своего брата по вере беспрекословно. Даже если считал их откровенно идиотскими. А идиотскими Дицуда считал большинство указаний Конрада.

— Считай, что нам ещё повезло, кровь с испражнениями не успели засохнуть, а то бы точно корячились мы тут с тобой до утра, — подбодрил напарника бывалый инквизитор. — Засохшее дерьмецо и кровушку соскабливать, конечно, приятнее, но и пентаграмму повредить куда легче. А малюсенькую закорючку затрёшь, и вот перед тобой уже совсем другой сигил. Ломай потом голову, какого именно демона признали в наш мир проклятые богохульники!

Сигилами на жаргоне инквизиторов именовались малюсенькие символы, из которых обычно и складывалась пентаграмма для разрыва ткани бытия. Природу этих знаков мало кто до конца понимал, но заучивание таблиц с сотнями, а то и тысячами подобных символов входило в обязательную программу подготовки каждого адепта Ордена Плети Господней. Чтобы бороться со злом, нужно это зло сперва как следует изучить.

— «Демон Цаша, демон Циша,

Демон Страха и Антиша,

Просто годы святости прошли...» — напевал себе под нос популярную среди юных адептов песенку Конрад, ловко орудуя тряпкой и кисточками.

А вот Дицуде было совсем не так весело: борьба с потусторонней сущностью это вам не борьба с еретиками и ведьмами. Вряд ли можно было назвать безбожников такими уж безобидными тварями, но они оставались людьми, с ними хотя бы понятно, где их искать и чего от них ожидать. Демоны же являлись созданиями непредсказуемыми. Скоро в городе начнут происходить загадочные и крайне неприятные вещи.

— Чего опять приуныл, Дицуда? Да, демон — противник серьёзный, но и повышение за успешное изгнание можно словить! Перспективное дельце.

Ну-ну. Перспективнее некуда. Всё равно что за ветром охотиться, только такой ветерок ещё и убить может.

Хотя инквизиция изначально создавалась именно для борьбы с психиками, перекраивающими ткань реальности вопреки Воле Господней, со временем монашеский орден переквалифицировался на куда более прибыльную «профилактику ересей». Искоренение последствий кощунственных экспериментов над мирозданием, в том числе изгнание призванных демонов, в последние столетия служило скорее номинальной миссией, оправдывающей колоссальные полномочия Ордена.

С практической точки зрения это было оправдано: психики появлялись в Гилии не так уж и часто, не все из них использовали свою силу во вред окружающим, а большинство так и вовсе самоубивались в процессе своих опасных исследований. Присвоение же богатств еретических сект, искажающих истинное Учение, обеспечивало постоянный приток денег в казну Ордена Плети Господней. А много золота, как говорится, не бывает — даже если вы монахи, формально отрёкшиеся от мирских удовольствий…

Естественно, у этого процесса имелась и обратная сторона: деградация и разложение инквизиции зашли весьма далеко, превратив орден по борьбе с ересью в коррумпированную бюрократическую махину, не столько решающую проблемы, сколько их создающую. К счастью, огромные ресурсы, отнятые членами ордена у многочисленных последователей лжепророков, позволяли организации содержать несколько десятков настоящих мастеров правого дела, одним из которых как раз и был Конрад Крамер.

— Так-так, ну что, думаю, можно начать расшифровку сигилов. Мне нужно больше света! Дицуда, сходи наверх, попроси у горожан ещё пару ламп.

Юный инквизитор молча встал с четверенек, безуспешно пытаясь хоть немного привести в порядок испачканную одежду. Вот пример очередного идиотского поручения. Где в такое время он найдёт обывателей, готовых отдать не то что дорогущую лампу, но хотя бы поделиться простеньким факелом с перепачканным с головы до ног человеком?

Но спорить с Крамером было столь же перспективно, как пытаться объяснить что-то стене, поэтому Дицуда, тяжко вздохнув, поднялся по скрипучей лесенке и вышел из безлюдного дома.

Ортосурб — ничем не примечательный городок на восточной границе Гилии — казался если не вымершим, то притихшим. Вечерело, люди сидели по домам, готовясь ко сну. Они и днём-то старались не высовывать лишний раз носа на улицу, слухи о новом моровом поветрии на востоке получили два дня назад явные подтверждения.

Восток и юг, каким-то образом чума всегда приходила с одного из этих двух направлений. И если с нечестивым Оноишрастом на юге всё было понятно — между Гилией и этим великим княжеством, несмотря на открытую вражду, всегда шла торговля, то единственным средством взаимодействия с Ератофанией на востоке были войны, границы там очень хорошо охранялись. Каким образом зараза просачивалась из этого богомерзкого княжества на священные земли Гилии вне периода боевых действий, оставалось загадкой. В последние полтора — два десятилетия от мора ежегодно умирало больше народу, чем от самых разрушительных войн. Если предсказание Машиара Йота об искусственной порче сбудутся… Тогда большая война с Ератофанией или Оноишрастом неизбежна. За зло платят злом, вряд ли в Гилии найдётся хоть один человек, чья семья и знакомые не пострадали от непрекращающейся череды моров. Рассадник заразы должен быть выжжен калёным железом вместе со всеми жителями поганого княжества!

Глава 2. Заражение

Ни аскеза, ни созерцание не принимают мир как таковой.

Макс Вебер

— Люди добрые! — выкрикивали на улицах Ортосурба приказ городских властей глашатаи. — Беда вновь пришла в город славный! Источает земля миазмы поганые, а кто вдыхает их, тот умирает смертью мучительной! Посему велено гражданам порядочным не устраивать с сего дня праздных собраний, не веселиться в тавернах, не заниматься любовью телесной ни с кем, окромя жены или мужа. Ибо известно, что там активнее невидимые миазмы распространяются, где грешников больше скапливается! А кто безгрешен во времена эти тёмные? Буде мы праведны, то не пришла бы беда! Так что старайтесь сидеть по домам и поститься. Страданья телесные и молитва небесная — защита наша от мора чудесная! Люди добрые…

Но горожане, может, и были людьми вполне себе добрыми, но выполнять указания властей не спешили. Хорошо вам, градоначальникам, на попе ровно дома сидеть и поститься, а вот обывателю приходится вертеться весь день как юла, чтобы на постную пищу себе наскрести. Город продолжал жить практически прежней жизнью, разве что к вечеру все шли не в кабак, а ютились уныло по своим норам. С утра монахини Ордена Освобождения Духа начинали обход улиц, собирая пожатую мором жатву.

С каждым днём трупов становилось всё больше, простым отказом от посиделок в тавернах чуму не поборешь.

Ноздри Конрада расширились. Он глубоко втянул в себя воздух:

— Чувствуешь? Чуешь, Дицуда?

Помощник бывалого инквизитора лишь поморщился. О да, не почувствовать тяжёлый запах смрада было, наверное, невозможно.

— Не зловоние, дурачок. Несоответствие, несоответствие чуешь?

Только сейчас Дицуда понял: что-то действительно здесь не так. Дело было не столько в запахе, сколько в интуитивном ощущении какой-то неправильности этого места. Как будто они находились не в тесном подвале, а посреди гигантской пещеры, стен и свода которой не было видно в окружающем инквизиторов со всех сторон мраке.

— Произошёл разрыв бытия, ткань реальности ещё не успела восстановиться здесь полностью. Демон присутствовал в этом месте, причём достаточно долго.

— Повелитель блох? — непонятно зачем уточнил Дицуда, хотя и так знал ответ. — Вадабаоф милосердный, я прямо вижу, как блошки целыми стаями прыгают вокруг круга света!

Вредные насекомые, действительно, словно живым ковром покрывали все стены, пол и даже потолок небольшого подвала. Дицуда плотнее закутался в плащ, чувствуя, как твари уже вовсю пытаются найти лазейки и в его одеянии.

Конрад не обращал на мелькающих в свете лампы блошек никакого внимания:

— Ты снова отвлекаешься на досадные мелочи. Дицуда, тебе никогда не стать инквизитором высокого ранга, если ты не научишься видеть суть! Блоха не может навредить человеку, а вот чёрное колдовство на это способно. Демон расшатывает ткань бытия в этом городе, чтобы миазмы мора выкосили как можно больше несчастного населения. Люда ни в чём не повинного, получающего наказание не за грехи, но из-за вредительства. Может ли что-то вернее подорвать веру граждан, чем несправедливое наказание?

Дицуда на риторический вопрос не ответил, ему всё меньше и меньше нравилось задание, порученное несколько недель назад Великим магистром. Чем заслужил он подобную «честь»: ползать по подвалам незнакомого города на пару с этим самоуверенным типом, выслеживая пускай и не самого могучего, но всё-таки демона? Рангу Дицуды соответствовало выполнение мелких поручений в духе обхаживания слепого ясновидца и прочие принеси-подай, но никак не борьба с мором, вселенской несправедливостью и потусторонними силами. Где логика? Каким образом ничтожные способности Дицуды могут помочь Конраду Крамеру в этом деле?

— Напомни мне, что Машиар говорил тебе насчёт искусственного источника чумы? — в сотый раз попросил Конрад, когда они наконец-то вышли из дома, превратившегося в блошиный рассадник.

— Природу мора раскроют. Чума искусственна, но естественна, после разоблачения виновных сие бедствие покажется уже не столь страшным, — повторил Дицуда всё слово в слово. — Ясновидец не открыл мне ничего нового, Великий магистр был очень разочарован…

— Да, да, — кивнул Крамер, — всё это мы уже слышали. Хотя, возможно, не до конца, а то и вовсе не так понимаем. Чума искусственна, потому что вызывается демоном? Но ведь первые случаи заражения произошли задолго до нашего появления в Ортосурбе, именно поэтому мы сюда и направились. И как искусственность может сочетаться с естественностью?

— Активно распространяться новая волна заразы стала после появления демона, — почесался Дицуда. — Может, искусственен не источник чумы, а методы её передачи?

— Вот это звучит уже интереснее… — откликнулся Конрад, подбегая к бездомной собаке. Засевшие на его одежде блохи всей тучей перепрыгнули на более лакомую добычу. Дико заскулив, псина ретировалась. — Советую повторить мой трюк, Дицуда. Если, конечно, тебе не нравится общество насекомых.

Повторить номер Конрада неопытному инквизитору не удалось: уличные собаки, словно чуя опасность, прятались от переносчика блох как могли. Дицуда уже начал чувствовать себя если не повелителем, то рабом блошек, когда наконец сумел поделиться паразитами с хромой старой клячей. Хозяин лошадки выразил по этому поводу крайнюю степень неодобрения, так что Дицуда на всякий случай пробежал пол квартала, спасая свою драгоценную шкуру. Знакомый звонкий смешок стал его наградой за прыткость:

Глава 3. Карантин

Жесткость — болезнь, и она заразна.

Ричард Скотт Бэккер

Довольный как мамонт, Дицуда ранним утром возвращался в трактир. Всё-таки Конрад был прав, святость святостью, а похоть похотью. Избавившись от излишков семени, юный инквизитор чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Лястяша…

— Надеюсь, ты хорошо провёл ночку, Дицуда, — окликнул его Конрад, толковавший о чём-то с хозяином трактира в пустом общем зале. — А теперь идём с нами. Сегодня в Ортосурбе закроют все ворота, причём сторожить будут не горожан, а граждан Гилии от обитателей города. Это называется карантин, хотя это слово мало кто знает. Власти обещают обеспечивать город продовольствием и всем необходимым, но ты же догадываешься, чего стоят подобные обещания? Мы собираемся выкупить на рынке столько вина и продуктов, сколько сумеем довести до трактира, — один из запыхавшихся слуг заглянул в зал, Конрад кивнул. — Телега готова? Тогда все вперёд!

Хотя власть тянула с объявлением рокового решения, обрекающего множество горожан на верную смерть, слухи распространялись быстрее чумы. К моменту прихода Крамера и компании на центральный городской рынок цены на продукты уже подскочили в два раза, а некоторые торговцы и вовсе свернули лавочки, понимая, что скоро их товар будет стоить в десятки раз больше. Самых же ушлых дельцов волновали не цены, а охрана товара. В карманы стражников и просто крепких ребят перекочёвывали суммы, сопоставимые с жалованием элитных наёмников. Сильная рука, желательно с мечом или хотя бы с дубиной, в тяжёлые времена ценилась выше всего остального, так как без неё всё остальное было очень легко потерять.

Конрад Крамер, не раз попадавший в подобные передряги, обо всех этих премудростях знал, а потому, пока хозяин трактира не торгуясь скупал продовольствие, за собственный счёт завербовал двух громил для охраны запасов. Предосторожность оправдала себя практически сразу.

— Они закрыли ворота! — носился по улицам какой-то идиот, вместо того чтобы втихаря готовиться к своеобразной осаде, устроенной своими же стражами города. — Нас заперли, лишили возможности выйти из города! Власти хотят, чтобы мы все передохли от мора и голода! Все ворота закрыты!

До той поры ещё ничего не подозревавшие простолюдины, занимавшиеся своими делами, встревожились.

— Нужно собраться всем вместе и идти на прорыв! Надо выбираться из Ортосурба! — вопил возмутитель спокойствия, пока вокруг него не собралась достаточно внушительная толпа обеспокоенных граждан. — Берите ножи, топоры и дубины! Не дадим уморить нас, мы полноправные граждане Гилии, а не скот!

«Полноправные граждане», особенно из низшего слоя общества, быстро взялись за острые железяки и увесистые палки. Вот только пошли отвоёвывать не свободу, а присваивать чужое добро. Оно было понятней, легче и безопаснее. Беспорядки расходились по обречённому городу как круги на воде. Началось активное перераспределение благ.

— Руки прочь, гады! Господь учит нас: не кради добро ближнего! — размахивал Конрад коротким мечом и кинжалом, отбиваясь от позарившегося на гружёную телегу люда, ещё с утра вполне приличного, а сейчас словно бы озверевшего.

Инквизитор старался следовать и другой заповеди: не убий без крайней нужды — но как минимум два раза этот пункт он нарушил. Брызги крови летели от рассечённых конечностей во все стороны, орошая грязную мостовую красным дождём.

Дицуде же было не до проповедей, он просто отбивался как мог от троих вопящих мужчин, чьи небритые лица делали их похожими на обезьян из южного Оноишраста.

— Именем Вадабаофа заклинаю: остановитесь! Не навлекайте на себя гнев Плети Господней! — взывал Конрад Крамер, отсекая чьи-то два пальца.

— Пошли на хер прочь! — орал нанятый на рынке громила.

Второй наёмник больше не радовался своему огромному гонорару, лёжа с пробитой головой под телегой.

— На рынок! На рынок идите, там всё добро! — пытался перевести агрессию на другую цель вцепившийся в поводья мула трактирщик.

— А-а-а-а-а! — вопил перепуганный слуга, хаотично размахивая дубинкой, но рассекая лишь воздух.

Дицуда рубанул по раззявленной пасти небритого животного, сломав мечом несколько зубов и превратив две губы аж в четыре. Но праздновать победу было ещё слишком рано, по кисти его вытянувшейся руки тотчас нанесли удар палкой, выбив основное оружие.

Юный инквизитор сделал шаг назад, перебрасывая кинжал в правую руку, но упёрся в борт телеги. Отступать было некуда. Один, с кинжалом против двух разъярённых вооружённых мужчин, он понимал, что долго не выстоит.

Конрад защищал телегу с другой стороны, оттягивая на себя сразу полдюжины человекоподобных мерзавцев, нанятый громила прикрывал ценный груз с тыла, слуга и трактирщик возились спереди — помочь Дицуде было некому.

Выхаркивающий зубы и ошмётки губ негодяй склонился над мостовой, но два его подельника с противоположных сторон обрушили на юного инквизитора град ударов. Один Дицуда отбил, от нескольких увернулся, остальные отозвались страшной болью во всём его теле.

«Это конец», — мелькнула отстранённая мысль. — «Вот и всё. Бесславный конец никчёмного инквизитора. Едва познавшего прелесть жизни…»

Глава 4. Подозрения

В общем, большинство людей от природы были узколобы и замечали лишь то, что им льстило. Они все, почти без исключения, считали, что их ненависть и их страстные желания правильны, невзирая на все противоречия — просто потому, что они чувствуют, что это правильно. Почти все ценили привычный путь выше истинного. В том и заключалась доблесть ученика, чтобы хоть на шаг сойти с наезженной дорожки и рискнуть приблизиться к знанию, которое угнетало и нагоняло ужас.

Ричард Скотт Бэккер

Через несколько дней беспредел в городе прекратился. Кто-то заполучил желаемое, кто-то получил по зубам, рукам и иным частям тела, кто-то помер от ран, кто-то от мора. В Ортосурбе установился шаткий порядок, поддерживаемый не законом или традициями, но боязнью получить серьёзный отпор в ответ на неправомерные притязания. Люди сбивались в стаи и самоорганизовывались, понимая, что поодиночке у них нет шансов выжить. Некоторые группы даже начали обмениваться друг с другом товарами — почти как в прежние времена, когда цивилизованность считалась нормой, а не выдающимся достижением. Увы, деградировать всегда намного легче, чем развиваться, само собой разумеющиеся вещи мы начинаем ценить лишь надолго, а то и навсегда потеряв.

Помимо прямого ущерба, массовые беспорядки весьма способствовали распространению смертельно опасной болезни. Необходимость сжигать тела прямо в городе ситуацию тоже не улучшала. Зловоние растекалось по узким городским улочкам, унося всё новые и новые жизни.

Сборщики трупов оказались единственной категорией граждан, кому был открыт доступ во все дома и районы изолированного от внешнего мира города. Поэтому Конрад и Дицуда были вынуждены засучить рукава и заняться чёрной работой, чтобы продолжить поиски демона. Повелитель блох постоянно маячил на горизонте, но выявить его инквизиторы не могли.

— Ничего не понимаю, — словно зачарованный смотрел на столб пламени Конрад. — Я отчётливо вижу разрывы в ткани реальности прямо над этим местом, но источник осквернения сокрыт от меня. Здесь нет и не может быть никаких сигилов, это же просто костёр! Трупы, дрова, огонь… Дицуда, прошу, ещё раз внимательно осмотри каждое брёвнышко.

Не обращая внимания на заунывное песнопение знакомых монашек из Ордена Освобождения Духа, провожающих в последний путь души умерших, Дицуда в десятый раз принялся осматривать поленья, служившие топливом для костра. В тех не было ничего примечательного: обычные дровишки, каковые имеются во дворе каждого дома. Что и неудивительно, поскольку именно из домов умерших от мора людей поленья и брали.

Затем Дицуда и Крамер принялись осматривать угольки и даже раздели несколько зловонных тел, тщетно пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку.

— Какие отвратительные бубоны, — едва сдержал Дицуда рвотный позыв. — Как будто вот-вот лопнут от гнили!

Огромные фурункулы, или бубоны, в паху и под мышками были характерным признаком мора. Лучшие врачеватели со всей Гилии не раз разрезали и исследовали их содержимое, но понять природу заболевания не смогли. В любом случае бубоны были следствием, а не причиной смертельной болезни. Хотя прикасаться к ним лишний раз всё же не стоило. Слёзы Господни, имевшиеся у обоих инквизиторов, не давали абсолютной защиты.

Как говорится, бережённого Вадабаоф бережёт. Брезгливо вытирая руки о смоченную в вине тряпку, Дицуда повернулся к напарнику:

— Если мы продолжим возиться с покойниками, то сами скоро разделим их участь. Я прямо-таки мечтаю о бане и чистой одежде! От этой гнили, вони и блох воистину нет спасения!

Конрад Крамер едва не подпрыгнул, его глаза широко распахнулись:

— Блохи! Ну конечно! Смотри, как они перескакивают с одежды на одежду покойников!

Дицуда устало взглянул на противное мельтешение. Определённо, его уже тошнило от этой грязной работёнки. Избитое тело требовало отдыха, а не возни с вонючими мертвецами. Юноша отстранённо наблюдал за объектом внимания Крамера, когда внезапно осознал, что перемещения насекомых не хаотичны. Блошки постоянно прыгали, образуя сотнями своих маленьких тел богохульные сигилы — мимолётные, но протыкающие ткань реальности десятками игольных уколов ежесекундно.

Повелитель блох был где-то совсем-совсем рядом. Он словно насмехался над двумя инквизиторами, истончая бытие перед самым их носом.

В сопровождении опасного вида бугая к костру приближалась знакомая обоим инквизиторам девушка с щербатой улыбкой. Лястяша часто приносила воду и горшочки с едой двум монашкам, неустанно молившимся за души жертв мора.

Конрад и Дицуда переглянулись. Подозрения не могли не пасть на блудницу.

— Почему ты помогаешь монашкам? Ты не похожа на верующую.

Лежавшая в обнимку с Дицудой блудница чуть отодвинулась, взглянув на юношу осуждающим взглядом:

— Ты что, решил мне устроить допрос?

Неискушённый в подобного рода переговорах Дицуда неловко поёрзал, издал нервный хохоток, от чего смутился ещё пуще прежнего. Лишь затем, припомнив наставления Конрада, ему удалось взять себя в руки:

— Лястяша, поверь, допросы инквизиции происходят в куда более мрачной обстановке. Да, наш орден давно не использует жестокие пытки, которым обязан своей дурной репутацией, мы предпочитаем применять бюрократические методы для достижения богоугодных целей, но поморить голодом, холодом и длительным заточением мы всё ещё можем. У Конрада Крамера имеется достаточно полномочий, чтобы обвинить в ереси практически любого жителя Ортосурба и провести следствие должным образом. Даже в наш век пошатнувшейся веры в Учение и в условиях брошенного на произвол судьбы города мало кто захочет вставать на пути Плети Господней. Ты уверена, что у вашего борделя настолько могущественные покровители? Если бы инквизиция хотела тебя допросить, — Дицуда подчеркнул интонацией последнее слово, — то нашла бы для этого и формальные поводы, и возможность.

Глава 5. Пляска на костях

Музыка есть бессознательное упражнение души в арифметике.

Готфрид Лейбниц

— Лястяша, может, и дура, да пусть даже откровенная еретичка, но она точно не ведьма! — закидывая в костёр очередной труп, спорил с Конрадом молодой инквизитор. — Она не связана с демоном, я уверен. А вот Рисхарт Сидсус меня пугает по-настоящему.

Конрад отмахнулся. Он не испытывал особых чувств к продажным женщинам, с которыми спал. Ни тёплых, ни холодных, ни каких бы то ни было. Для него они являлись всего лишь сосудами для излития семени. С чего бы их осуждать или любить?

— Твоя уверенность меня нисколько не впечатляет. Дицуда, ты ещё слишком неопытен, и если ты думаешь, что какая-нибудь ведьма или психик вот так запросто сознается в своём колдовстве, то ты глубоко заблуждаешься. Эти твари могут пускать пыль в глаза годами, подтачивая своими мерзостями само бытие. Пока у нас нет однозначных доказательств злодеяний Лястяши, но раньше или позже демоническая сущность проявит себя и горе нам, если к тому моменту мы её не раскроем, — выполняющие функции сборщиков трупов инквизиторы подхватили ещё одно зловонное тело. — Что касается Рисхарта Сидсуса, на котором ты прямо зациклился, он интересный персонаж, но точно с мором напрямую не связан. Он же пневматик, а не психик, ты разве не понял? Им мы займёмся, если выйдем из Ортосурба живыми. О его ереси тоже не беспокойся: мало кто переживёт мор, чтобы распространять её дальше.

Если психиками называли чернокнижников, искажающих, а чаще просто разрывающих ткань реальности, то пневматиками именовали колдунов белых. Обычно ими становились под старость монахи, проведшие всю жизнь в молитвах, отшельничестве и строгом посте. Это были почти что святые — в противоположность психикам, они восстанавливали невидимые простому глазу нити, составлявшие собой бытие. Попутно исцеляя болезни и творя другие невероятные чудеса. Но пневматик, проповедующий явное богохульство? У Дицуды голова кругом шла, истории не было известно ни об одном пневматике, не являвшимся ярым приверженцем Святого Учения.

— В любом случае, благодаря тебе, Лястяша меня больше видеть не хочет и предлагает сливать семя в отхожее место. Даже за деньги к себе не пускает… Да и какова сейчас ценность нашего с тобой серебра?

Деньги действительно стремительно обесценивались. Новых товаров в город почти что не поступало, все лавки закрылись, чеканным монетам предпочитали теперь прямой бартер. Покупать что-то как раньше было нечего, да и не у кого.

«К счастью», население сокращалось столь быстро, что ожидаемого всеми голода пока не случилось. Чума не щадила никого: ни богатых, ни бедных, ни молодых, ни стариков, ни детей или женщин. Умерло даже несколько обладателей Слёз Господних, хотя большинство из тех, кто мог позволить себе подобные амулеты, ещё в начале карантина покинули город — для аристократии нужные двери были открыты всегда.

— Вытри сопли, Дицуда. У тебя таких бабёнок ещё сотни будут, если хотя бы до сорока доживёшь и, упаси Вадабаоф, если по глупости или по залёту не женишься, — с явной издёвкой сотворил знак перевёрнутой звезды перед грудью Конрад. — И не переживай так: если Лястяша и в самом деле не ведьма, то суд инквизиции ей не грозит. Конфисковать нечего, такие еретики Плети Господней неинтересны. Возни и недовольства населения много, толку для казны Ордена ноль. Верховный инквизитор — человек крайне практичный и не одобряет пустой траты времени.

— Вера уже не та, — буркнул Дицуда, чем вызвал у Конрада приступ хохота.

— Так происходит всегда, когда религия из местечковой становится государственной. Пускает корни, обрастает жирком, — они наконец разгрузили телегу и направились к месту, где ещё совсем недавно располагался городской рынок. Там часто валялось несколько мёртвых тел. — А религия всегда стремится накопить ресурсы, окрепнуть и стать государственной, иначе она долго не просуществует. Истиной, золотом и мечом можно добиться куда большего, чем одной только истиной — без материального стимула священнослужителей и принудительного обращения граждан в веру, вас будут почитать единицы. Но у такого грубого перехода в массовую религию есть и оборотная сторона: как верно заметил Рисхарт, вера становится формальностью, имитацией. Есть, конечно, ещё третий путь: держать общество в страшной нищете, чтобы, окромя религиозного фанатизма, никакого иного смысла жизни люди не видели — такой путь выбрали, например, в Ератофании. Ты бы хотел оказаться в числе никогда не сомневающихся, но безграмотных, бедных и крайне недолгоживущих жителей этого княжества?

Дицуду аж передёрнуло: расположенное на востоке великое княжество всегда являлось главной угрозой для цивилизованной Гилии. Сколько же сражений произошло с этими варварами за тысячу с лишним лет… Сколько горя и смертей принесли ератофанцы жителям Гилии… Мерзавцы не щадили ни свои, ни чужие жизни, воистину ими двигал лишь фанатизм. Нарожать как можно больше детей, убить как можно больше «неверных» и сдохнуть в двадцать пять лет — ничего больше им было не надо. Не государство, а анклав зла. Ну а чего ещё ожидать от княжества, которым руководит архонт-полушакал? А ведь согласно Учению, человечество когда-то было едино… Почти невозможно поверить.

— Еретики внутри Гилии, еретики её окружают. Куда ни плюнь, везде какая-то ересь! И наши философы ещё рассуждают про лучший из возможных миров? — Дицуда возвёл очи к осеннему небу.

Дымка от круглосуточно горевших костров, на которых сжигались тела, стелилась над городом, в серых облаках почти не виднелось просветов. Холод, зловоние, полумрак, одичалость изрядно сократившегося населения — обстановка действительно не располагала к возвышенным и радостным чувствам.

Глава 6. Пир во время чумы

Из всех примитивных животных влечений, вредно влияющих на интеллект, ничто не могло сравниться по силе с плотским вожделением. В какой-то мере оно питало почти каждую мысль, служило поводом почти каждого действия.

Ричард Скотт Бэккер

— Дицуда, просыпайся! Вставай!

Юный инквизитор недовольно замычал. Кто-то, не особо церемонясь, тряс его за плечо.

Несмотря на явное физическое неудобство, Дицуда не спешил приходить в сознание, ему не хотелось возвращаться на грешную землю. Душа ещё смутно помнила чудо, пережитое накануне, нежилась в космических лучах, пронизывающих насквозь всю Вселенную. Дицуда был всем и одновременно ничем, перед ним раскрывались величайшие тайны мироздания, так зачем же стремиться назад в наполненную тщетной суетой и страданием юдоль? Дух тянулся к невероятному источнику света, он отрицал мрак, холод и безнадёгу обыденной жизни. Дицуда лишь крепче зажмуривал веки.

Увесистая оплеуха прервала возвышенность внутренних переживаний. Дицуде пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы продолжить сопротивление.

Шлёп!

— Проклятье! Вставай!

Шлёп! Шлёп! Шлёп!

Душа вновь оказалась в заточении тюрьмы плоти. Дицуда открыл глаза, уставившись в хмурое осеннее небо. Над ним склонились два лица, если не сказать, морды. Озабоченный хозяин трактира и бледный как полотно Конрад. Старший инквизитор опустил уже поднятую для очередной оплеухи ручищу.

— Давай, поднимай свою задницу. У нас проблемы, Дицуда. Большие проблемы!

Конрад Крамер отвернулся, оглядывая опустевшую площадь, пока трактирщик помогал Дицуде подняться.

— Нас обокрали. Забрали мечи и кинжалы, хорошо ещё не прирезали. Правда, с учётом пропажи Слёз Господних, возможно, что это не милосердие, а наоборот, крайне жестокая пытка.

Тело Дицуды нещадно болело. Мышцы казались ватными, многие связки были растянуты, он ощущал, как наливаются кровью свежие синяки. Голова кружилась, раскалывалась, во рту было сухо как в горне. В общем, почти полный набор последствий тяжёлого похмелья, вот только Дицуда точно помнил, что ни капли спиртного не пил. Он едва мог стоять на ногах, вынуждено опираясь на хозяина трактира, который явно желал как можно скорее убраться с безлюдной рыночной площади.

Бросив телегу, использовавшуюся для сбора трупов, два инквизитора, трактирщик и нанятый для охраны громила направились обратно в безопасное место.

— Мне сообщила о вас с утра эта девушка, — промямлил поддерживающий Дицуду трактирщик. — Та, с щербатой улыбкой. Блудница, — осклабил пожилой мужчина гнилые зубы в сальной ухмылочке. — Сказала, что Рисхарт Сидсус передаёт вам наилучшие пожелания. Это была ведь издёвка, ага?

Дицуда не стал отвечать на вопрос. И так всё понятно, чем ещё могла быть такая подстава? Ересиарх обезвредил двух инквизиторов, не пролив ни капли чьей-либо крови — блестяще! Если раздобыть новое оружие они смогут относительно быстро, то достать в охваченном чумой городе Слёзы Господни практически невозможно. Придётся теперь сидеть дома и не высовываться. А демон при этом скоро окончательно материализуется и войдёт в полную силу…

— Ты всё ещё считаешь, что Рисхарт Сидсус к чуме непричастен? — не скрывая мстительного злорадства в голосе, повернулся к Конраду юноша. — Пневматик он или нет, но он наша главная зацепка в расследовании, — немного подумав, Дицуда мрачно добавил. — Как и Лястяша. Придётся снова наведаться вечером в гости и на сей раз устроить настоящий допрос.

Идти в бордель Дицуде пришлось одному. Более возрастной Конрад восстанавливался после диких плясок куда дольше юноши. Это несколько убавило Дицуде решимости, как и дубина с кухонным тесаком вместо привычного короткого меча и кинжала. Тем не менее юный инквизитор чувствовал, что должен разобраться с Лястяшей, пускай даже ему придётся вести себя куда сдержанней, чем хотелось при сегодняшнем пробуждении.

Идя на закате по улице, Дицуда почти не обращал внимания на царившее вокруг запустение. Если в начале эпидемии все двери и ставни по вечерам были закрыты, то теперь гораздо большую тревогу вызывали двери распахнутые. Это означало, что все жильцы дома пали жертвами мора и ломиться в заразное помещение не следует. По народному поверью чума передавалась через миазмы, а где может быть больше миазмов, чем в доме недавно умерших грешников? Многих мародёров это поначалу не останавливало, но только до тех пор, пока большинство из них не отправилось на тот свет следом за прежними владельцами утвари. Теперь дома с открытыми дверьми часто стояли совершенно нетронутыми. Чума — не какой-то гражданский закон, так просто её не обманешь.

Закрытых дверей изо дня в день становилось всё меньше. Как минимум каждый третий дом стоял нараспашку. Дицуда видел дым, поднимающийся от костров со всех четырёх сторон света, где были расположены городские ворота. Самый густой дым шёл с востока, куда Конрад с Дицудой старательно свозили трупы почти всю неделю. Что ж, теперь чумным санитарам придётся обходиться без их скромной помощи: лишившись Слёз Господних, позволить себе заниматься благотворительностью инквизиторы не могли. Нужно сберечь себя до столкновения с демоном, шансы инквизиторов на победу и так драматически снизились. Ни освящённого оружие, ни чудодейственных амулетов… Одной верой праведной в наше время со злом не сражаются.

Глава 7. Плеть Господня

Я не настолько молод, чтобы всё знать.

Оскар Уайльд

Сквозь крохотную щёлочку в закрытое помещение на чердаке проник лучик света. Совсем тоненький, но свидетельствующий о том, что наступил день или утро.

Дицуда открыл глаза, отстранённо вглядываясь в проплывающие в луче света пылинки. Ему вспомнилось недавнее прозрение во время пляски на рыночной площади, когда огромные, по человеческим меркам, планеты в масштабах космоса казались такими же ничтожными пылинками в пустоте. Дицуда попытался копнуть воспоминания глубже, но наваждение спало. Он лежал на соломенном тюфяке в какой-то пустой кладовке на чердаке, а пылинки были всего лишь пылинками, вот и всё. Никакого чуда, только давно не убиравшееся помещение. Ему стало грустно. Опять неудача.

В массивную дверь постучали, послышался приглушённый голос некогда нравившейся ему девушки. Миловидной девушки, оказавшейся на поверку той ещё сволочью. Дицуда ничего не ответил. Правду писали в Учении: «красота обманчива, а сладкие уста исторгают яд и миазмы, но жена, чтящая Вадабаофа, достойна настоящего восхищения». Увы, люди предпочитают отдаваться страсти, вместо следования мудрости предков. Наивный юноша угодил в женский капкан. Конрад…

— Дицуда, не валяй дурака! Откликнись или я вынуждена буду позвать кого-то из вышибал!

Пленённый инквизитор лениво пнул дверь, общаться с предательницей рода людского ему не хотелось:

— Отвали, потаскуха.

С противоположной стороны тоже пнули по ни в чём не повинной деревянной конструкции:

— Идиот! Придурок, возомнивший себя пупом земли! Думаешь, тебя похитили? Считаешь, что ты кому-то там нужен? Инквизитор седьмого ранга… да за хромую клячу больше выкуп дадут! Рисхарт Сидсус попросил позаботиться о тебе, он выделил тебя, понимаешь? Конрад Крамер для тебя сейчас крайне опасен, мы выпустим тебя, как только исходящая от него угроза исчезнет.

Лицо Дицуды расплылось в усталой улыбке: очевидно, что над ним издеваются. Хотят сломить его дух:

— Конрад опасен? Для меня?! Я тебя умоляю, Лястяша, придумайте что-нибудь убедительнее. Крамер — настоящий профессионал, хоть и циник. Если он для кого и представляет опасность, так это для демона и призвавших эту тварь психиков, но не для своего компаньона. Не для меня. Это единственный человек в вашем проклятом городе, которому я доверил бы свою жизнь! А ваш Рисхарт просто очередной лжепророк, наделённый колдовскими способностями. Ересиарх, решивший наконец собрать паству. Которую с лёгкой руки принесёт в жертву своим идеалам. Такое уже случалось в истории, поверь, и не раз.

Лястяша ничего не ответила. Через какое-то время Дицуда понял, что она молча ушла, решив больше не спорить с «наивным юношей», оказавшемся не настолько наивным, чтобы поверить чепухе насчёт старшего инквизитора.

Конрад Крамер… Рисхарт Сидсус всего лишь боится человека, всю жизнь искоренявшего тёмные силы и ересь.

Кряхтя, Дицуда принялся стягивать с себя невзрачный левый сапог. Он покажет этим нечестивцам, что не стоит недооценивать инквизиторов, пускай даже низшего ранга. У каждого из борцов с ересью припрятан свой козырь. И Дицуда чувствовал, что близится час, когда придётся раскрыть карты ему самому.

Он извлёк из подошвы старого потёртого сапога тонкий, но прочный стилет. Дверь в его камеру была массивной, но примитивной. Если как следует покорпеть, то он отодвинет засов.

Дицуда одел обратно сапог и принялся за работу.

К тому времени, когда ему удалось отодвинуть засов, пробивавшийся сквозь щель лучик света уже стал слабеть. Близился вечер и Дицуде следовало убираться отсюда, пока в бордель снова не начали стягиваться посетители. Доносившиеся откуда-то снизу аппетитные запахи свидетельствовали об активном приготовлении к новому пиру. Похоже, нечестивцы твёрдо вознамерились до дна испить чашу наслаждения перед неминуемой смертью.

Безумцы! В критической ситуации нужно молиться, а не гнаться за удовольствиями. Прошептав короткое «на всё воля Господа», Дицуда аккуратно приоткрыл дверь. Непохоже, чтобы его тщательно охраняли. Скорее, заперли и забыли. Так себе забота, как бы ни пыталась убедить его в обратном Лястяша. Стараясь двигаться как можно тише, Дицуда начал спускаться по лестнице.

На третьем этаже злачного заведения мимо него промчалась служанка, не обратив на сбежавшего пленника никакого внимания. Дицуда спрятал стилет в рукаве: не стоит пугать раньше времени ничего не подозревающих обитателей. Лучше схватить одного, предъявив в качестве пропуска вышибалам на выходе…

Пылкий юноша порывался заглянуть в гости к своей ненаглядной шлюшке, но всё же сдержался. Лястяша вызывала у него слишком много противоречивых эмоций, он не был уверен, что сумеет совладать со страстями.

А вот эта рыженькая кучерявая пышечка ему вполне подойдёт…

— Прочь! Открой двери и отойди, бычара безмозглая! Или клянусь, что проткну горло этой потаскухе, а потом перережу весь ваш бордель! Плеть Господня это вам не орден монашек, нам позволено убивать! Во имя веры мы можем идти на любые жертвы, любые! Прочь с пути нечестивцы и богохульники!

Намотав на левую руку чудесные мягкие волосы, Дицуда прикрывался благоухающей девушкой словно живым щитом. Хорошо, что его заложницей оказалась незнакомая блудница, её инквизитору было совершенно не жалко. Дицуда борется за правое дело, в случае сопротивления подобная жертва будет оправданной! Шипя, скаля зубы и внимательно контролируя всё пространство вокруг, слуга божий двигался к выходу. Его озверевший облик успешно отпугивал как пока ещё немногочисленных посетителей, так и охрану борделя.