Хулиган. Его стерва

Глава 1.1. Последний спокойный день

POV Настя

Сегодня на ужин явно будет рыба.

Я опустила взгляд: ведро с живым уловом стояло прямо посреди кухни, и вода из него плескалась на дощатый пол. А из гостиной тянуло запахом свежих дров — кто-то их не просто нарубил, но и аккуратно сложил в поленницу.

Я тяжело вздохнула.

Это был Дэн.

Кто же ещё…

Он снова зашёл ко мне и даже не потрудился разбудить.

— Дэн? — позвала я. — Ты здесь?

Тишина.

— Денис, ты дома?

Ответа вновь не последовало. Наверное, он уже ушёл... но я почему-то не верила в это.

Быстро оглядев комнаты, я заметила много нового: на обеденном столе появились продукты, рядом в стопке лежали новые романы, а сверху — записка: «Приду к обеду».

Я снова вздохнула. Он по-прежнему жил по своим правилам, а мои — просто напрочь игнорировал. Я ведь не ждала его раньше, чем через две недели. И вот он опять здесь…

За окном уже светило солнце, но жара ещё не набрала силу. Надо было проверить сад.

Надев широкополую соломенную шляпу, я мельком взглянула в зеркало. Из отражения на меня смотрела девушка с серыми глазами, загорелой кожей и выцветшими на солнце русыми волосами с рыжим отливом, небрежно убранными в пучок. Белая хлопковая рубашка, свободные шорты, коричневые сандалии — всё просто и удобно.

Ни следа от той глянцевой Анастасии Антоновой, какой я была четыре года назад.

Я вспомнила, какой сегодня день.

Ровно четыре года, как я исчезла. Уехала из города, из страны, сбежала от отца, чтобы, наконец, стать свободной. Но вместо облегчения — в груди стыла тревога. Я хотела, чтобы этот день поскорее закончился. Он напоминал, чего мне это стоило. И чего ещё может стоить.

Моя свобода имела свою цену: жить тенью, не показываться людям, не давать себя найти. Монашеское затворничество — вот на что я подписалась.

Я отвернулась от зеркала, толкнула дверь и вышла на травяную дорожку, ведущую к саду. Нужно было чем-то себя занять и отвлечься от тягучих мыслей.

Мой сад был диким, как и я сама. Свободный, слегка небрежный, но по-своему прекрасный. Я долго училась растить цветы в этой глуши — и всё было не зря.

Сейчас же клумбу атаковали сорняки. Настроение от этого вида мигом померкло.

Я опустилась на колени и начала выдёргивать траву, злясь:

— Когда же вы наконец исчезнете? — пробормотала я раздражённо, утирая пот. — И зачем он…?

— Опять разговариваешь сама с собой?

Я поморщилась, вытирая лицо перчаткой, и обернулась на голос — посреди дорожки стоял Семёнов Денис с ящиком цветочной рассады в руках.

— Доброе утро, — сказал он, ставя ящик на землю.

— Ты же знаешь, что можешь не приезжать, — проворчала я вместо приветствия.

А он только улыбнулся:

— Ты любишь рыбу, вот я её тебе и привёз.

— О чём мы с тобой договаривались? Ты не должен приезжать чаще раза в месяц. А это — уже второй, — строго вымолвила я.

Он начал прикидывать, куда можно посадить новые цветы:

— Я волновался.

— Я знаю, что ты волнуешься, но…

— Жарко становится, Насть, — перебил он, выпрямляясь. — Пойдём в дом. Я приготовлю тебе твой любимый горячий шоколад. Ты же не против, если я войду?

Ответ застрял в горле, и я обессиленно вздохнула, в который раз сбитая его упрямством.

— Это твой дом, — сказала я, поднимаясь на ноги.

Он легко провёл пальцем по моей щеке, стряхивая крошки земли, и поправил:

— Твой. Не мой.

— Технически — не наш вовсе, — напомнила я ему.

Он лишь качнул головой, обнял меня за плечи, и мы вместе вернулись в дом.

Я устроилась на табурете у плиты, наблюдая за ним. Он выглядел хорошо, хоть и устало. Его движения были точными. Слишком точными. Как у человека, который держится, когда хочется сдаться.

Дом, в котором мы прятались, был маленькой, грубо сколоченной хижиной в канадских горах: чердачная спальня, тесная гостиная, кухня с барной стойкой, старый камин и крохотная ванная. Снаружи — крыльцо с видом на лес и сад с другой стороны дома.

Как сюда добраться, знал только он. Узкая грунтовка, скрытая в зарослях папоротника, не значилась ни на одной карте. Хижина досталась ему от прежних хозяев — их убили, и память об этом месте хранилась только в его молчании.

Когда я только поселилась здесь, электричества не было вовсе — как и воды. Позже Дэн установил солнечные панели, нашёл старый колодец, но питьевую воду всё равно привозил сам — раз в месяц.

Мы жили вместе. Какое-то время. Пока я не выставила его, решив, что он имеет право на жизнь. В то время как я — на одиночество.

Но он всё равно возвращался. Как сегодня.

С рыбой.

С шоколадом.

И с нежностью, которую я никак не могла разрешить себе принять.

К уединению я привыкла довольно быстро. Оно было мне не в тягость — скорее, в привычку. Я всю жизнь инстинктивно избегала людей. Ни звери, ни случайные путники, ни мысль о том, что кто-то может пересечь границу этого леса — ничто не вызывало тревоги.

Я не боялась опасности. Я с ней выросла. Смерть, насилие — всё это стало частью фона, шумом, к которому ты перестаёшь прислушиваться. Поэтому жизнь здесь, в глуши, вдали от всего и всех, казалась мне не страшной — а естественной.

— Как ты? — спросил Дэн, ставя передо мной стакан холодной воды.

Я сделала пару глотков, поставила стакан обратно на деревянную столешницу и нахмурилась:

— Прошло всего две недели с твоего последнего визита.

— Десять дней, если быть точным, — поправил он, поворачиваясь к плите. Начал варить шоколад — мой любимый, густой, с корицей. — Я волнуюсь.

— Тебе не стоит волноваться, Дэн, — тихо сказала я. — Со мной всё в порядке. Я справляюсь. Уже четыре года как справляюсь.

Он замер на мгновение, его плечи слегка поникли.

— Но это не та жизнь, которую я хотел бы для тебя. Это ведь… не жизнь вовсе.

Я пожала плечами:

— Это единственная форма жизни, которая мне доступна. И мне этого достаточно.

Глава 1.2. Хищники из прошлого

Папоротники, собранные в лесной чаще, густо свисали из переполненной корзины за моим плечом, образуя зелёную, влажную стену, благоухающую сыростью и тенью. Я принесла их не просто так — они станут частью цветочной композиции, подарка для Дэна и его жены.

Я хотела поздравить их с беременностью и скорым пополнением. Остальные цветы я собиралась разложить по маленьким плетёным корзинкам: Дэн мог бы отвезти их на ярмарку и продать. Пусть и немного, но лишний доход не помешает. Особенно теперь — когда на его плечи скоро ляжет забота об ещё одной живой душе.

— Ты зря стараешься, Настя, — сказал он, когда впервые увидел мои корзинки. Тогда прошёл год с момента, как я исчезла. — Столько сил на это потратила.

— Я просто хотела помочь, — ответила я.

Он покачал головой — упрямо, как всегда:

— Мы с тобой… не из тех, кто нуждается в деньгах.

— Может быть, — отозвалась я. — Но лишний доход не помешает. Ты ведь всё равно не возьмёшь деньги, которые спрятал отец, а мой счёт недоступен. Воспользуюсь им — и он узнает, где я.

— У меня есть работа в городе, — бросил он, всё так же упрямо.

Я тяжело вздохнула и настояла на своём:

— Просто возьми корзины, Дэн. Продай их где-нибудь на рынке. Деньги в любом случае не помешают.

— Я в силах заработать сам, — проворчал он.

Я не стала спорить. Только посмотрела ему в глаза — долго и молча. И он сдался. Я знала: нельзя всё вешать на него. Поэтому плела корзины, делала мыло, сушила травы и собирала цветы. Жизнь в лесу научила ценить каждую копейку. Когда-то деньги казались бесконечными. А теперь каждый рубль — точнее, канадский доллар — имел вес.

Мы справлялись. Работал Дэн. Пыталась работать и я. Денег хватало на жизнь — не роскошную, как раньше, но всё же...

Солнце клонилось к горизонту, когда я вышла из чащи. Вечер был прохладным, и этот холод приятно щекотал кожу. Я запахнулась в кардиган цвета кофе с молоком.

Надо было принять предложение Дэна и пересадить папоротники ближе к дому — тогда не пришлось бы тащиться в лес на два часа. Но я любила эти прогулки. Особенно по знакомым тропам.

Ветер тронул подол платья, одинокая прядь выбилась из пучка, а грубая кожа ладоней напомнила о себе. Я остановилась на мгновение, чтобы рассмотреть её в косом свете. Шершавые мозоли. Следы труда. И свободы. Дорогой свободы.

Когда-то я была самой богатой девушкой в городе.

Теперь — я просто Настя, которую никто не знает.

И мне это нравилось.

Дорога до дома заняла ещё немного времени — пару раз я останавливалась, чтобы сорвать несколько диких роз и гиацинтов, добавив их в корзину.

И тогда я почувствовала…

Ещё до того, как увидела.

Дом был погружён в темноту.

А дверь — приоткрыта.

Я никогда не оставляла её открытой. И свет не выключала.

В груди всё сжалось. Предчувствие, не дававшее покоя последние дни, вдруг сжалось до одной-единственной точки в сердце. Что-то случилось. Нет — что-то пришло.

Я замерла, пытаясь отдышаться. Всё во мне хотело повернуться и убежать. Но было уже поздно. Я знала это.

Может, это просто розыгрыш? Злая шутка от Дэна.

Я подошла к крыльцу. Потянулась к двери — и, наконец, толкнула её.

— Дэн? — позвала я. Голос сразу стал чужим, сдавленным. — Ты дома?

Ответа не последовало.

— Денис?

Из гостиной донёсся глухой звук. Низкий, тяжёлый. Всё во мне закричало: «Беги! Спасайся!». И всё во мне застонало: «Поздно». Я на секунду закрыла глаза и сжала челюсти. Открыла — и сделала шаг внутрь.

И в этот миг включился свет.

Я моргнула — от неожиданности и боли в глазах. А потом — замерла.

Дэн стоял на коленях посреди комнаты.

Его руки были связаны за спиной.

Рубашки на нём не было. Его обнажённая кожа была покрыта свежими ссадинами и синяками. Голова была опущена, но потом она стала медленно подниматься.

Я прикусила губу, чтобы не закричать. Его рот был заткнут тряпкой, а лицо и грудь — залиты кровью.

— Нет… — выдохнула я, шагнув вперёд. — Дэн...

Он покачал головой. Его глаза умоляли: «Уходи».

Но я не могла. Не могла уйти.

И тут волна облегчения — слишком сильная — накрыла меня. Он жив!

Он всё ещё жив.

Пока жив.

Но… ненадолго.

Я бросилась к нему — и тут дорогу мне перегородили двое. Высокие. Молчаливые. Тени из прошлого, от которых подкосились колени.

Я сразу узнала их.

Родион и Назар.

Оба были обворожительно красивы и отталкивающе ужасны. Они всегда были орудием. Руками моего отца. Садисты. Убийцы. Они не жалели ни женщин, ни детей — и заслуживали всех пыток мира. Они — а не Дэн. Не мой добрый, доверчивый Дэн.

Они смотрели, как я замерла. Но я собрала волю в кулак и показала им то, что знали все: хладный взгляд, ледяную и безмятежную стойкость, заставляющую даже самых жестоких из них отшатнуться.

Как и предполагалось — их ухмылки исчезли. Как и ожидала — оба резко отвернулись.

— Уйдите с дороги, — сказала я. Холодно. Ровно. Как приказ.

Они бросили взгляд через плечо.

Я тоже.

В кресле у окна сидел он.

Руки — на подлокотниках. Взгляд — спокойный. Лицо — без выражения.

Корзина с моего плеча соскользнула и упала на пол, рассыпая у моих ног все цветы — папоротники, розы, гиацинты. Всё, что я собирала с таким трудом. Всё, что было частью моей новой жизни.

Жизни, которой пришёл конец.

Это был он.

Отец...

Чудовище нашло меня.

И я знала: никакая тьма леса больше не укроет меня от него.

Глава 2.1. Шесть месяцев тишины

POV Кирилл

Я сидел в машине, молча наблюдая, как очередь медленно растягивалась у входа в концертный зал. Когда-то он принадлежал нашей семье — пока моя покойная мать не решила пожертвовать его какой-то благотворительной организации.

С тех пор я здесь не появлялся. Двадцать лет — или больше. Последний раз меня сюда приводили в детстве, мне тогда едва исполнилось пять. Говорят, это был показ «Звуков музыки». Говорят — потому что сам я ничего не помнил. Врачи называли это последствием травм. А я называл это просто: «Что было, то прошло».

— Ты не собираешься выходить? — донёсся с водительского сиденья нетерпеливый голос. — Кирилл Вадимович? — добавил он, будто забыл.

— Сколько раз тебе повторять: когда мы вдвоём, мне не нужно это твоё «Кирилл Вадимович», — спокойно отозвался я.

— Разве могу я обращаться просто по имени, когда ты обращаешься со мной как с прислугой? — проворчал он. — А, Кирилл Вадимович?

Я на мгновение посмотрел на водительское сиденье. Смирнов Ваня, худощавый и деловой, с выразительными чертами и русыми волосами, смотрел на меня с нескрываемым раздражением.

Мы знали друг друга с универа. После выпуска он стал моей тенью — телохранителем, правой рукой, деловым партнёром и, по совместительству, единственным человеком из подчиненных, которому позволено было так со мной говорить. Любой другой давно бы уже валялся на обочине.

— У меня ещё есть время, — чуть усмехнулся я.

Он театрально взглянул на часы:

— У тебя рейс в десять.

— Концерт закончится раньше.

— Ты точно успеешь?

— Я улечу, Вань, — я снова посмотрел в сторону зала. — Обещаю, я успею.

А если не успею... Чёрт с ним. Пусть будет, что будет.

Прошло полгода с тех пор, как я видел своих друзей. Между нами были только звонки. Ксюша настаивала, чтобы я не пропадал из их жизни хотя бы так.

Дело было не в них. Во мне. У меня просто не было времени. Ваня был прав: у меня действительно не было на это времени. На эти встречи, концерты и всё прочее. Но я ничего не мог с собой поделать, потому что пиздец как скучал по ним всем.

И именно это доводило Ваню, с его вечной озабоченностью, до белого каления.

— Ты же понимаешь, зачем я это делаю? — выдохнул я. — Чтобы Орлов наконец отвязался и успокоился. Он уже в каждом углу вынюхивает.

— Он тебе что-то сказал? — напрягся Ваня.

— А с каких пор я должен тебе рассказывать о каждом своём разговоре?

— С тех пор, как я, блять, стал твоей правой рукой, — проревел Смирнов, — Кирилл Вадимович.

Я фыркнул, сощурившись:

— Сам просил эту должность, между прочим.

— Потому что кто-то должен за тобой присматривать. Кто-то, кто не даст тебе сдохнуть, Кирилл Вадимович, — процедил он.

Блять… Это имя-отчество уже резало уши. Теперь я понимал, каково Громову мучиться с Вениамином, который против его воли так же к нему обращался.

— Ладно, — буркнул я и выскочил из машины. — И нет, внутрь ты со мной не идёшь.

— А если что-то слу…?

Я проигнорировал и захлопнул дверь. Поправил пиджак, лицо — и уверенно шагнул вперёд.

Первым в фойе меня заметил Данил Громов. Он быстро отложил телефон, сбросив звонок, и распахнул руки.

— Череп! Чёрт подери, как же я рад тебя видеть!

Его тёмные волосы и зелёные глаза светились радостью. Именно таким я его и помнил.

Череп — прозвище, которое приклеилось ко мне ещё на первом курсе. Началось всё как шутка, которую вдруг все восприняли всерьёз. И теперь, даже когда мне перевалило за двадцать шесть, большая часть друзей по-прежнему звала меня именно так. Похоже, с этим именем я и закончу — и, что забавно, меня это совсем не парило.

— Если Таня услышит, как ты ругаешься, она с тебя кожу снимет, — бросил я Дане, весело прищурившись.

Он поморщился и тут же отвёл взгляд:

— Поздно. Она уже услышала.

Я обернулся — и, конечно же, Таня уже шла к нам, пронзая Громова ледяным взглядом. Чёрные волосы, строгие черты, вечно напряжённая походка — такой была Таня Градова.

— Ты хоть иногда можешь контролировать себя? — процедила она, не отрывая взгляда от Дани.

— Копилка для ругательств уже не помогает? — поинтересовался я с невинным видом.

Её выражение смягчилось, стоило ей перевести взгляд на меня:

— Нет, — сказала она, а потом неожиданно обняла. — Я тоже рада, что ты пришёл, Кирилл.

Я усмехнулся:

— Ты же знаешь, Таня, я бы ни за что не пропустил концерт Даши.

— Череп!

Оклик заставил меня обернуться. На диване сидел Лёша Орлов. Чёрные волосы и серебристо-серые глаза, которые могли одним взглядом остудить любого. Он выглядел… напряжённо. Сейчас он явно был не в лучшем настроении.

На его плече спала Ксюша — его беременная жена, его личный ангел. Блондинка с голубыми глазами и настоящий подарок для всех нас — особенно для Лёши. Она была лучшим, что случилось с Орловым. И, по правде сказать, я был ей должен больше, чем когда-либо признавался вслух.

Лёха махнул мне рукой:

— У тебя, кажется, было что мне сказать?

— Да, — я подошёл и сел рядом с Ксюшей, аккуратно, чтобы не разбудить её. — Я подумал… и решил подарить ребёнку пони. Придумай, где вам там сделать конюшню. У вас же найдётся свободный угол в саду?

Челюсть Орлова заметно дёрнулась:

— Ты не подаришь нам пони.

— Это не вам, это ей, — указал я на округлый живот Ксюши.

— Даже не думай…

— Кирилл? — тихо, но с удивлением вымолвила Ксюша, открыв глаза и сонно глядя на меня. — Это ты?

— Привет, красавица, — я наклонился к ней, и она тут же обняла меня, спрятав лицо в моё плечо. Я засмеялся. Даже не глядя на неё — знал, что она вот-вот разревётся. — Ты всё такая же плакса?

Я почувствовал, как она кивнула.

Почувствовал, как к нам подошли Даня и Таня.

Почувствовал, как мои друзья по-настоящему рады мне.

Почувствовал, что это место — моё по праву.

Глава 2.2. Между светом и тенью

Я наблюдал, как Влад молча подозвал Лёху жестом — быстрым, отточенным, в этом не было ничего случайного. Они переглянулись, и, не обмолвившись ни словом, отошли в сторону.

Рябинин выглядел так, будто готов был в любую секунду выкинуть что-то резкое — выражение лица у него явно не сулило ничего хорошего. А уж как потемнел Орлов… Его взгляд стал тяжелее, почти мрачным, будто он только что услышал нечто, что выбило почву из-под его ног.

Сердце у меня болезненно дёрнулось — тревожно, резко.

Это из-за Даши? Или из-за Ксюши?

Внутри будто щёлкнул тумблер — старые инстинкты моментально поднялись на поверхность, встали по стойке смирно. Я почувствовал, как всё внимание сосредоточилось, как тело незаметно напряглось. Но что-то подспудное, почти на уровне животного чутья, прошептало: «не лезь, останься в стороне, сейчас — не твой момент».

Но, конечно, я не послушал.

И сделал пару шагов вперёд.

— Что вы там шепчетесь, придурки? — бросил я, подходя ближе, стараясь сделать голос максимально равнодушным, хотя внутри всё уже гудело.

Влад повернулся первым. Посмотрел спокойно, но в глазах мелькнула тень напряжения.

— Ты так и не нашёл её?

Моё лицо моментально помрачнело.

Значит, дело не в Даше и не в Ксюше.

Значит, всё-таки в ней...

Чёрт. Надо было послушать интуицию.

— Нет, — выдавил я, чувствуя, как горло сжимается.

— Я жду, когда ты наконец попросишь меня о помощи, — сказал Лёха, глядя прямо в глаза. — Но ты же у нас упрямый.

Я не сомневался.

Он бы помог. Без вопросов. Без условий.

Но именно это и было проблемой.

Я не хотел помощи. Потому что знал: это моя история. Мой крест. Моя вина. Мой выбор.

— Он не только упрямится, он ещё и явно что-то от нас скрывает, — резко добавил Влад, скрестив руки на груди.

Я метнул в него взгляд и, не сдерживая раздражения, отрезал:

— Ничего я не скрываю.

— Мы соседи, Череп, — парировал он. — Не думай, что я не видел, как на прошлой неделе в четыре утра из твоего дома выходили люди в чёрных костюмах. Слишком серьёзные для курьеров.

Лёха сразу напрягся. Его глаза сузились, лицо побелело.

— Что, блять, происходит, Череп?

Я глубоко вдохнул и, досчитав до трёх, чтобы не взорваться, начал:

— Серьёзно, ничего не происходит, — буркнул я, опуская взгляд. — Это просто люди, которых я нанял… чтобы найти её.

Повисла тишина.

Слишком долгая.

Слишком тяжёлая.

Слишком показательная.

Но по их лицам было видно — ни один из них не купился.

Я провёл рукой по волосам, устало сжав затылок, и чуть тише, почти выдохом, добавил:

— В городе что-то назревает.

Рябинин побледнел. Впервые за всё время его уверенность дала сбой.

— Что назревает?

— То, во что я не хочу вас втягивать, — ответил я, глядя на них сдержанно, но жёстко. — Никого из вас. Ни тебя, Влад. Ни тебя, Лёха. Ни остальных.

— Возьми меня в дело, Череп, — мягко предложил Орлов, но голос его был почти ледяным.

— Нет, — покачал я головой и скулы свело от напряжения. — Это не обсуждается.

— У тебя всё равно нет выбора, — сказал он. Упрямо. Твёрдо. Как всегда.

Но он ошибался.

Выбор был.

И я его уже сделал.

Давно. Без права на отступление.

Я держал это дерьмо подальше от них. От грязи, в которой увяз по уши. От прошлого, которое меня догнало. От наследия, о котором я не просил, но получил — по отцовской линии. Как проклятие.

И это всё — только моё.

Моя ответственность. Моя боль. Моё дерьмо.

Я посмотрел на них обоих — с болью, со злостью, с усталостью.

Разве они не видят?

Их жизни устроены.

Ксюша ждёт ребёнка. Даша победила болезнь, и Влад впервые за много лет смог спокойно вздохнуть. А Даня почти уговорил Таню хотя бы начать жить вместе.

Они на пути к нормальной жизни.

А я? Я был на пути к уничтожению всего, к чему когда-либо прикасался.

Я обязан был оставить их в стороне.

Защитить. Уберечь.

Это был мой долг. И я не собирался от него отказываться.

— Завтра, — выдохнул я, кивая в сторону дивана, где сидели Даня, Таня и Ксюша. — Концерт вот-вот начнётся. Всё остальное — потом.

Рябинин с Орловым переглянулись. Их молчание стало для меня сигналом: они услышали. Поняли. И, к счастью, пока решили не спорить. А потому просто кивнули.

Мы вошли в полутёмный зал и заняли места в первом ряду. Я оказался между Владом и Таней. У Влада на лице читались ещё десятки невысказанных вопросов, но к нам подошли Вика и её отец. И разговор с ними оказался для меня спасительной паузой — временным отвлечением.

Я откинулся на спинку кресла и позволил себе на минуту выдохнуть.

Краем уха слышал, как Таня и Даня обсуждают поездку в Японию после Нового года.

Будущее. У них было будущее...

И тут в кармане пиджака завибрировал телефон.

Сообщение. Конечно же, от Смирнова:

«Надеюсь, всё уже закончилось?»

Я закатил глаза и отписался:

«Ещё даже не началось».

А потом, не дожидаясь следующего сообщения, просто выключил телефон.

Мне нужна была тишина. Хоть на час.

Зал стих. Свет погас. Занавес поднялся.

Один прожектор выхватил из темноты силуэт рояля. К нему шаг за шагом приближалась она — девушка в белом, с волнистыми каштановыми волосами. Спокойная, сияющая. В каждом её движении была музыка ещё до того, как она коснулась клавиш.

Даша.

Она села за инструмент.

И просто начала играть.

Я почувствовал, как Влад выдохнул рядом со мной — тихо, восхищённо. Потом увидел, как он смотрит на неё — не как на человека, а как на чудо.

И это было правдой. Она была чудом.

А я…

Я позволил себе вспомнить другую.

Ту, чьи русо-рыжие волосы спадали на лицо, закрывая взгляд, от которого можно было ослепнуть.

Ту, чьи серые глаза были моим светом — и моей тьмой.

Глава 2.3. Самолёт ждёт

За кулисами царила суета: люди толпились, наперебой поздравляя Дашу с её триумфом. Я протиснулся внутрь, прижимая телефон к уху и пытаясь не задеть никого плечом.

— Да сейчас я подойду, Вань, — буркнул я в трубку.

— Ты это уже говорил. Пять минут назад, — с раздражением прорычал он. — Люди уже...

— Я просто попрощаюсь и всё, — перебил я.

— Чёрт тебя дери, Череп!

Я убрал телефон от уха, отключил его и сунул обратно в карман пиджака. Выдохнув, я натянул на лицо дежурную улыбку и направился к своим друзьям — они стояли в конце коридора, где свет был мягче, а смех звучал громче.

Даша была в центре внимания. Она светилась. По-настоящему. Счастливая. Живая.

Именно это было важным.

Она победила. Болезнь осталась позади. И теперь она стояла здесь, окружённая родными и близкими, в белом платье, как воплощённая надежда.

Первой меня заметила Таня. Она кивнула Даше, та обернулась, увидела меня и на ее лице тотчас расплылась улыбка.

— Кирилл! — воскликнула она и, не раздумывая, бросилась ко мне, обвив руками мою шею. — Ты пришёл!

Я рассмеялся и крепко её обнял.

— Надеюсь, твой парень за это тебя не приревнует?

— Нет, — сказала она, отстранившись и лукаво взглянув на меня. — Ну, может быть, чуть-чуть.

Мы оба посмотрели на Влада. Он смеялся над чем-то, что сказала ему Вика Ясенева, сжимая в руках огромный жёлтый букет.

Мы встретились взглядами — и оба не сдержали смех. Даша всегда была ласковой. Она была на два года младше, озорная и милая. С ней всегда было легко. Она никогда не скрывала привязанности ко всем нам, особенно ко мне — то ли из благодарности за то, как я заботился о Рябинине в юности, то ли из-за вины. За те вещи, которые скрыла когда-то. Которые я давно простил, но она себе — нет.

— Я бы попросила Лёшу тебя застрелить, если бы ты не пришёл, — сказала она с весёлой угрозой.

— Верю, — усмехнулся я.

Отступив на шаг, она показала на себя и кокетливо захлопала ресницами:

— Ну? Я сегодня красивая?

Я бросил взгляд на подошедших Таню и Ксюшу.

— Даша, ты всегда красивая, — честно сказал я.

— Платье купила для меня мама Влада. Правда, оно красивое?

— Очень.

— А на сцене я была великолепна?

— Ты выпрашиваешь комплименты, да? — догадался я и рассмеялся.

— А то, — кивнула она. — Ну и? Как я была на сцене?

— Он уснул, Даша, — хмыкнула Таня, подходя к нам вместе с Ксюшей. — Он и хотел бы тебе сказать, как ты была великолепна, но он всё проспал.

Но Даша не обиделась. Смеясь, она снова обняла меня.

— Главное, что ты пришёл, — прошептала она. — Влад скучал по тебе.

Я сжал её в ответ:

— А ты?

Она отстранилась и похлопала меня по руке:

— И я. Мы все скучали по тебе.

Потом она пошла к сестре — та вела с Владом жаркий спор о своём новом парне.

— Чувствуешь вину? — раздалось рядом.

Я обернулся. Это была Таня.

Она сверлила меня взглядом, стоя с руками, сложенными на груди, и вздернутым подбородком.

— И правильно делаешь, — добавила она, не дожидаясь ответа. — Ты слишком надолго исчез, Кирилл.

— Я звонил, — напомнил я. — Первым поздравил Даню с днём рождения. И первым узнал о беременности Ксюши.

— Лучше бы ты это не вспоминал, — пробормотала Ксюша, прижав ладонь к животу. — Лёша до сих пор не может простить тебе, что ты узнал раньше него.

— Но ведь я никому не сказал, пока вы не объявили об этом, — сказал я в свою защиту.

— У меня никак в голове не укладывается, что ты подкупил её врача, чтобы узнать о её беременности, — покачала головой Таня.

Я взглянул на часы и пробормотал в ответ:

— Я слежу за всеми вами, Таня.

— Забавно, — хмыкнула она и с укором добавила: — а мы вот за тобой никак не можем уследить, Кирилл!

— Вот именно, — поддакнул Орлов, появившись сбоку.

— Ты в другом городе. Тебе за мной никак не уследить, — спокойно парировал я, пытаясь не выразить лишние эмоции.

— А я — здесь, — подал голос Даня. — А Влад вообще твой сосед.

— Ваня загнал меня с головой в работу, — буркнул я. — Не даёт даже выйти из офиса.

— И где же этот твой офис находится? — мрачно спросил Лёха.

Я задумался — соврать или нет.

Но перспектива, что Орлов будет дышать мне в затылок ближайшие недели, перевесила.

— Я бы с удовольствием поболтал с вами ещё, но мне пора. Меня ждёт самолёт, — сказал я и пожал плечами.

Разочарование на их лицах было очевидным.

— Ты издеваешься?! — проворчал Даня.

— Ты же только пришёл, — добавила Таня, потянув меня за рукав.

— Вините в этом Смирнова, — развёл я руками.

— Когда мы увидимся в следующий раз? — спросил Лёха.

Я наклонился к Ксюше, сжал её плечо и сказал:

— Буду у вас, когда ты родишь.

Она засияла от счастья:

— Обещаешь?

— Я, наверное, опять первым узнаю… Эй! Орлов! — я отшатнулся, когда друг со всей силы врезал мне по плечу.

— Ты сказал, что уходишь, — буркнул он, потирая руку. — Вот и вали. Первооткрыватель хренов!

— Иду-иду, — скривившись, я похлопал его по спине, обнял девочек, кивнул парням — и выскользнул в коридор.

Там меня уже ждал Смирнов. На лице у него читалось всё: гнев, раздражение, нетерпение.

Он буквально кипел от злости.

Всё как всегда.

Глава 3.1. Мир застыл

POV Настя

Отец смотрел на меня, как анатом на подопытного. От его серых глаз, холодных, как полярный лёд, внутри стыло. Но я стояла прямо, не позволяя страху взять верх. Он ждал, что я дрогну. Хотел увидеть, как я опущу глаза. Как отступлю.

Но я больше не была той девочкой. И больше никогда ею не стану.

Время, казалось, обошло его стороной. Загорелая кожа, выверено уложенные волосы, костюм без единой складки — он всё так же выглядел как безупречный представитель власти, уверенный в себе до безумия. По обе стороны от него стояли двое — солдаты, бойцы, псы на коротком поводке, будто специально выставленные для эффекта. Один из них — Родион.

Я старалась не смотреть на Дэна. На его избитое лицо. На кровь.

Если позволю себе слёзы — он подумает, что победил.

Нет. Не сегодня.

Я распрямилась, подняла подбородок и сказала ровно, тихо — с тем холодом, которому я научилась у него самого:

— Отпусти его.

Рука отца легла на подлокотник кресла и пальцы вцепились в дерево настолько, что побелели от напряжения.

— Ты осмелилась приказывать мне?

— Он невиновен, — спокойно сказала я.

Отец усмехнулся. Его усмешка была похожа на оскал.

— Невиновен? — отозвался он с ядом в голосе. — Ты держишь меня за идиота? Он сделал достаточно! Более того, он — сын Семёнова. Такое же ничтожество, как и его отец. Только за это его уже можно убить.

Он хотел унизить. Он наслаждался своей властью.

Я почувствовала, как в груди загорается паника.

Потому что Дэн… он был единственным, кто не хотел от меня ничего, кроме меня самой. Он любил даже мои шрамы. Даже мой проклятый розовый куст у двери.

И я не могла позволить, чтобы его убили… из-за меня.

— Отпусти его! — вырвалось у меня. Голос зазвучал громче, чем я рассчитывала. Жёстко. Почти по-мужски.

Отец вскрикнул, приподнявшись с кресла:

— Ты с ума сошла?!

Я впервые в жизни посмотрела ему прямо в глаза. И улыбнулась. Гордой, холодной, вызывающей улыбкой.

— Нет. Это ты сошёл.

Вспышка. Он не сдержался. Рванул вперёд — и ударил.

Раздался глухой звук, хлынул вкус крови и мир качнулся. Я едва не рухнула, но Родион подхватил меня за плечи.

Отец навис надо мной, с пеной у рта:

— Я дал тебе всё! Имя, состояние, крышу над головой! А ты? Ты предала меня! Убежала, дрянь! И теперь… теперь он мёртв!

Я не плакала.

Молчала и думала: «Слава Богу».

Слава Богу, что я не стала его женой. Не отдала себя старику с руками по локоть в крови. Лучше умереть здесь и сейчас, чем стать частью этой грязи.

Он никогда не видел во мне человека. Только фигуру в шахматной партии. Девочку, которую можно выгодно пристроить, заставить молчать, сломать.

В этом мире — его мире — женщина просто не имела права выбора.

А я сделала свой выбор — и сбежала.

Теперь стояла перед ним. Сломанная, но не сломленная.

Слюна срывалась с губ отца вместе с каждым выкриком и разбивалась о моё лицо. Он продолжал «наказывать» меня — как сам это называл. Пощёчины сыпались одна за другой.

Родион держал мои руки так крепко, что, казалось, кости вот-вот треснут. Боль жгла, но я не могла даже вскрикнуть. Только сжимала зубы, чтобы не закричать.

А Дэн кричал. Сквозь кляп, отчаянно, не переставая.

И я боялась — не за себя. За него.

Потому что знала: если чудовище переключится на него, остановиться оно уже не сможет.

— Ты точно как твоя мать, — процедил отец, наконец отступая на шаг. Он поправил галстук, как будто всё происходящее было просто неудобным разговором. — Такая же глупая и бесполезная.

Я чувствовала, как кровь стекала по подбородку. Нижняя губа была рассечена, заливая рубашку алыми каплями. Один глаз почти не видел — заплыл. Но я нашла в себе силы поднять взгляд и посмотреть. Прямо. Без слёз. Без жалости.

— Но ты, в отличие от неё, слишком труслива, чтобы покончить с собой, — добавил он с презрением.

Что-то хрустнуло внутри. Не кость — гордость. Последний её осколок.

Я хотела ударить. Закричать. Разорвать его ногтями.

Но не могла. Не осмелилась.

— Ты… сволочь, — только лишь прошептала я, и голос был почти сорван.

Он резко повернулся и — ударил. На этот раз в живот. Воздух вышибло. Мир качнулся. В ушах зазвенело.

— Откуда в тебе взялось это жалкое чувство гордости?! — заорал он. — Ты опозорила меня! И если бы ты хоть немного не была мне полезна, я бы давно позволил тебе вскрыть себе вены и отправиться за своей матерью в ад!

Я зажмурилась, захлёбываясь болью, — но не позволила себе ни звука. Ни слезы.

Хотела быть сильной. Очень хотела.

Но в глубине понимала — я слишком труслива.

Если бы я была храбрее, то не втянула бы Дэна в свои кошмары, решившись остаться один на один со своими проблемами…. И тогда он был бы жив. Ему бы ничего не угрожало.

Я была на грани.

И вдруг увидела.

Дэн освободился. Он поднялся, тяжело дыша, и встретился с моими глазами.

«Беги», — сказал он без слов.

Паника охватила меня, как ледяная сеть, из-за чего я не могла даже пошевелиться.

Отец обернулся.

А Дэн — ударил.

Послышался глухой хруст. Отец пошатнулся, а Родион отпустил мои руки, и я упала на колени.

Я была слишком слаба, чтобы удержаться на ногах.

Смогла только удержать взгляд — на Дэне.

Он бился.

Он бился за нас обоих.

— Дэн! — сорвался мой голос, когда он схватился за пистолет. — Уходи! Прошу тебя!

— Я не брошу тебя! — выкрикнул он, отбивая руку Захара, пытавшегося выхватить оружие. — Беги, Настя, я справлюсь!

— Нет! — я не могла. Не могла оставить его. — Им нужна я, а не ты!

Но он остался.

И продолжил драться.

Не на жизнь, а на смерть.

И в пылу схватки не заметил, как отец потянулся к упавшему пистолету.

Я увидела это на долю секунды раньше.

Глава 3.2. Моя стерва

POV Кирилл

Проснулся я резко — как от кошмара, только вместо ужаса меня встретили острые женские ногти, больно впившиеся в бок.

— Эй, хулиган, — прозвучал знакомый голос с оттенком раздражения. — Подъём!

Сквозь пульсирующую головную боль и пустыню во рту я поморщился и перевернулся на спину. Простыня спуталась подо мной, свет бил в глаза, но сквозь его мутное марево я различил силуэт Сливкиной Ульяны. Подруги с вечными претензиями со времён универа.

Она стояла надо мной — вся из себя такая нарядная, с рыжими волосами, которые волнами спадали ей на плечи. Великолепна, конечно. Только сейчас мне было глубоко плевать на её великолепие или наши дружеские отношения — она вломилась ко мне в номер и разбудила.

Я прищурился, глядя на неё исподлобья:

— Кто из нас ещё хулиган, Ульяна, — проворчал я, отталкивая её руку. — Что ты тут делаешь?

За её спиной раздался звук стекла, и она обернулась. Это был Артур Котов — её жених и мой не слишком удачливый друг, — он копался у мини-бара, спешно убирая в сторону пустые бутылки. С его платиновыми волосами и вечно вежливым тоном он выглядел так, будто вообще не знал, как оказался в этом месте.

Артур был, может, и не самым моим близким другом, но всё-таки другом — о чём я уже начинал сожалеть. Потому что он никак не мог справиться со своей неугомонной невестой.

Я стиснул зубы и едва не зарычал. Серьёзно, какого хрена они здесь делают?

— Может, я лучше схожу ему за кофе? — неуверенно спросил Котов, глядя на Ульяну так, будто искал у неё одобрения.

Я уже собрался сказать им обоим, куда идти, но Ульяна, будто почувствовав, опередила — уперев руки в бока и уставившись на меня, как на недоделанный проект.

— Подъём, — прошипела она, глаза полыхали раздражением.

Я приподнял бровь:

— Куда?

— Для начала — с кровати.

Я закрыл глаза и усмехнулся:

— Не грузи с утра пораньше, Ульян.

— Утро давно прошло, — заметила она, садясь на край моей кровати. — Уже день. Полдень, если быть точной.

— И зачем ты мне время сообщаешь?

— Когда ты в последний раз брился? — ответила она вопросом на вопрос.

— Вчера утром, для концерта Даши, — выдохнул я, сдерживая раздражение. — Таня бы убила меня, не сделай я этого.

— Тогда побрейся снова, — приказала она. — И постригись, наконец. Ты же не Робинзон.

— Милая, — вмешался Артур, — оставь его в покое.

Я приоткрыл один глаз и уставился на Сливкину в надежде, что она послушается своего жениха. Но чуда не случилось…

— Я же не для себя прошу, — съязвила она. — У кого-нибудь сердце остановится при виде этого медведя.

— Я сочту это за комплимент, — лениво вымолвил я. — Только зови меня не медведь, а гризли. Это звучит представительнее.

— Гризли, ты чувство юмора где-то в берлоге потерял.

Я тяжело выдохнул и снова плюхнулся на подушку. Нет, спорить сейчас — последнее, чего мне хотелось. Но выдворить Ульяну по-тихому? Ага, держи карман шире.

Она снова дёрнула за простыню, тогда я взглянул на неё и спокойно сказал:

— Под ней я полностью голый, — сообщил я.

— Я уже поняла, — пожала плечами она.

— Хочешь сравнить мой член с членом Артура? Может, кольцо ему тогда вернёшь.

— Не будь идиотом, — отрезала она.

Котов сделал вид, что ничего не услышал — он, похоже, уже привык к нашим перепалкам. Его телефон зазвонил, и он с усталым вздохом удалился из номера, чтобы ответить на звонок.

— Твой будущий свёкр до сих пор тебя ненавидит? — спросил я у Ульяны.

Она хмыкнула и ответила:

— Уже нет.

— Ага, — пробормотал я скептически.

— Ладно, — призналась она, — ненавидит. Особенно после того, как мама отдала мне большую часть бизнеса.

Ещё бы… Старик Котов, по его представлениям, видел место женщины только на кухне.

— Уже представляю его морду, — пробормотал я.

Ульяна хлопнула меня по плечу:

— Не наговаривай на моего будущего свёкра.

Я усмехнулся и снова закрыл глаза. Голова гудела, словно внутри на полную мощность играли барабаны. После вчерашнего совещания, плавно перетекшего в бар, и отмены полёта с последующим выносом мозга от Смирнова, я чувствовал себя разбитым.

И спасибо, что никого не привёл с собой в номер — Ульяна бы устроила мне сцену похлеще мексиканской драмы.

Бля. Не стоило ей говорить, где я остановился.

— Хочешь, я устрою тебе свидание вслепую? — предложила она после паузы.

Уголок моих губ дёрнулся:

— Нет.

— Девушка милая, — настаивала она. — И грудь у неё отличная…

Я усмехнулся и отрезал:

— Всё равно нет.

Ульяна тяжело вздохнула. Я открыл глаза и посмотрел на неё. В её взгляде была печаль. Сострадание. Но я не злился. Она просто хотела, чтобы я был счастлив — как она, как все наши друзья. Но я знал: без неё — без той, кого я искал вот уже четыре года — я не буду счастлив.

Ульяна замялась, прежде чем сказать:

— Кирилл, насчёт Насти…

— Я найду её, Ульян, — перебил я. — Она где-то рядом. Я чувствую это.

— Прошло уже... — она прикусила губу, — прошло четыре года.

— Мне всё равно.

Она наклонилась ближе и прошептала почти с тревогой:

— Но, Кирилл…

— Мне плевать, — повторил я мягко, но твёрдо. — Я всё равно её найду.

Даже если на это уйдут годы. Я найду её.

Первую девушку, которую я полюбил.

Я найду Настю.

— Но она же... она ведь даже не дружелюбная, — прошептала она, зная, что не переубедит меня.

Я тихо рассмеялся:

— Ты её не знаешь, как я, Ульян.

Она хмуро посмотрела на меня и на мгновение замолчала. Потому что это было правдой. Она не знала. Никто не знал. Никто не видел, как Настя протянула ко мне руку и вытащила из бездны — из тьмы и отчаяния, которые поглотили всю мою жизнь.

— Но она ведь… — вновь запела она свою песню.

— Я знаю, какая она, — твёрдо выпалил я. — И да, она стерва. Но она — моя стерва.

Глава 4.1. Возвращение в ад

POV Настя

— Я больше не потерплю твоего неповиновения, Настя. И если для того, чтобы вбить в тебя здравый смысл, придётся каждый день прибегать к побоям — пусть будет так.

Дверь с грохотом захлопнулась, и звук защёлкнувшегося замка эхом отозвался в кромешной, обволакивающей темноте, в один миг сомкнувшейся надо мной.

Сознание ускользнуло от меня. А когда я очнулась, боль пронзила каждую клеточку моего тела. Даже слабая попытка приподняться вызывала приступ тошноты и головокружения.

Я рухнула обратно на холодные простыни, задыхаясь от собственного бессилия, чувствуя себя беспомощной и сломанной. Смотря в потолок, я изо всех сил старалась не расплакаться.

Отец не проявил ни капли жалости, когда меня, как мешок, вытащили из самолёта, потом из машины и волоком затащили в дом.

В город, где меня презирало большинство жителей.

В дом, где моё имя давно стало синонимом позора.

В место, где я была врагом по умолчанию.

*****

Едва я переступила порог, он обрушил на меня самый сильный с нашего нежеланного воссоединения удар. Один-единственный замах — и я рухнула на колени, падая на ковёр.

— Я должен был отдать тебя Луке ещё четыре года назад, — прошипел он, склоняясь ко мне. — Что мне теперь с тобой делать? Раз ты жила с Семёновым, значит, знаешь, как угождать мужчине. Не так ли?

Я сжала челюсти — до боли, до скрипа.

— Не смей, — выдохнула я, глядя ему прямо в глаза. — Не смей говорить о нём.

Новый удар стал причиной противного звона в ушах.

Когда-то, давным-давно, я бы заплакала и начала умолять о прощении.

Но не сейчас.

— Ты, наверняка, уже по рукам пошла, — презренно скривился он. — Думаю, тебе самое место — в клубе. Там твоей распущенности найдут достойное применение.

— Я не стану шлюхой только потому, что тебе так захотелось, — прохрипела я, не позволяя себе отключиться.

— Тогда делай, как я говорю! — рявкнул отец. — Делай, что сказано — и получишь назад свою жизнь.

— А я не хочу такую жизнь.

Он резко схватил меня за волосы и дёрнул вверх, заставляя запрокинуть голову. Дыхание сбилось от боли, но я упрямо не отводила взгляда.

— Не будь неблагодарной сукой, — холодно прошипел он в нескольких сантиметрах от моего лица. — Не будь как твоя мать.

Он отпустил мои волосы, выпрямился, поправляя пиджак, и раздражённо махнул Назару.

— Подними её, — приказал он, брезгливо вытирая руки от моей крови платком.

— Слушаюсь, Лев Давидович.

Я ожидала грубости, но Назар подхватил меня осторожно, почти бережно. Но эта мнимая мягкость только усилила моё отвращение. Я не хотела нежности от того, чьи руки были залиты кровью Дениса. Он знал это. Потому и избегал смотреть мне в глаза.

— Я не позволю тебе разрушить мою репутацию, Настя. Больше не позволю. Я был к тебе добр и щедр. И я даю тебе последний шанс снова стать моей дочерью. Советую им воспользоваться.

Забавно. Когда я была ребёнком — я была для него пустым местом. Он не видел во мне ни ценности, ни смысла. Если что он и делал, так это окружал меня всяческими запретами — туда не ходи, с теми не общайся.

А стоило мне повзрослеть, как во мне вдруг разглядели золотую жилу. Он стал следить за каждым моим шагом и заставлять делать то, чего я не хотела: сходи туда, тому улыбнись, с этим будь любезна.

— А если я им не воспользуюсь? — спросила я с вызовом.

Разъярённый моей дерзостью, он взметнул руку. Удар по моей щеке пришёлся тыльной стороной ладони — резко, больно, унижающе.

— Ты осмелилась довести меня до бешенства! — прорычал он, изображая раскаяние, будто сожалел о жестокости. Но я знала — это всё ложь. — Вини в этом только себя, Настя! Себя саму!

Снова — жест Назару. Меня повели наверх и заперли в одной из комнат этого проклятого особняка.

*****

Когда я очнулась, в комнате уже было светло. Сквозь тяжёлые шторы пробивался солнечный луч, выхватывая из пыли танцующие соринки. Воздух был свежим, а не ожидаемо затхлым — комнату, похоже, убирали.

Это была моя комната. Когда-то. Очень давно.

Всё осталось почти нетронутым — даже фотография мамы всё ещё стояла на своём месте. И это было удивительно. Я ожидала, что отец уничтожит всё, связанное со мной, после моего побега четыре года назад. Но он, кажется, знал, что рано или поздно я вернусь в свою комнату. Вернусь лишь по его воле.

Я попыталась встать — и снова рухнула обратно, а комната закружилась перед глазами. Боль накатила волной. Тело горело. Я надеялась, что это жар. Болезнь. Что-то смертельное. Пусть я просто умру — и всё наконец закончится.

В горле застрял всхлип. Слеза скатилась по щеке. Я вцепилась в простыню, как в последний якорь.

Если умру… пусть там, за чертой, меня встретит Дэн.

Пусть простит.

Пусть узнает, как сильно я сожалею.

О том, что он никогда не увидит своего ребёнка.

Хотя… кого я обманываю?

Дэн — в раю.

А мне прямая дорога в ад.

Мы никогда больше не встретимся...

Отец ни разу не появился за целый день, с барского плеча даровав мне день покоя. Но я не сомневалась — у двери стояли охранники.

Ни еды, ни воды мне не принесли. Похоже, он решил, что голод — лучшее наказание для меня.

Но это было смешно.

Он понятия не имел, что я давно перестала бояться смерти. Я стала её ждать.

Я проспала весь день и всю ночь — беспокойно, с короткими вспышками сознания и провалами в кошмар. Утром я очнулась от прикосновения чего-то холодного и мокрого к щеке. Глаза не сразу открылись: веки слипались, голова кружилась. Но когда удалось, я заметила, что комната была залита бледным светом. На мне была ночная рубашка, под ней простыни — новые, чистые. Меня кто-то переодел.

А у кровати сидела женщина средних лет. Она аккуратно отжимала тряпку в миске с мутной розоватой водой и вновь прикладывала её к моей коже. Тряпка была испачкана кровью. Моей кровью.

Глава 4.2. Жар под кожей

POV Кирилл

— Где она? — спросил я, едва Ваня сел в машину.

Он не смог встретиться со мной взглядом. Подав водителю знак ехать, он откинулся на мягкое кожаное сиденье и тяжело выдохнул.

— Вань? — я почувствовал, как всё внутри напряглось.

Это было не похоже на него. Смирнов, как и я сам, всегда был уравновешенным, рассудительным, сдержанным. Но сегодня что-то явно вывело его из себя.

Он повернулся ко мне и наконец посмотрел мне в глаза.

— Сначала пообещай мне кое-что, — начал он.

Я мнительно прищурился.

— Что именно?

— Обещай, что не сорвёшься.

Внутри меня всё сжалось.

Это не к добру.

Это, блять, совсем не к добру!

— Что случилось? — выдавил я, держась из последних сил.

— Сначала пообещай.

— Мне не до игр. Ты скажешь мне, что с ней, или я...

— С ней всё в порядке, — поспешно бросил он. — Но… её отец… — он запнулся, прежде чем выдавить: — он был вне себя.

У меня сжалось в груди.

— И?

— Её избили, Череп, — выдохнул Ваня, сжав кулаки на коленях. — Я всё видел на записях.

Это был удар. В грудь. В живот. В сердце.

Я попытался вдохнуть, чтобы не задохнуться.

— Насколько сильно? — спросил я, с трудом удерживая голос от срыва.

Ваня стиснул зубы настолько сильно, что проступили желваки.

— Настолько, что её лицо залито собственной кровью, — сдерживая ярость, ответил он.

Ярость медленно, но неумолимо поднималась внутри меня. Тяжёлая, вязкая, горящая.

— Но с ней всё хорошо, — добавил он. — Наши люди внутри дома сообщили, что она сейчас находится в своей комнате. Спит.

Я молча перевёл взгляд в окно. Машина неслась по дороге. Осталось немного до дома. Пока что лишь до моего…

Я вспомнил ту ночь, когда она пропала. Вспомнил, как всюду пытался найти её. И не нашёл.

Чёрт.

Я должен был найти её раньше.

Но облажался.

И повторять эту ошибку было нельзя.

В тот миг ярости и отчаяния я сосредоточился на одной цели — спасти Настю.

Потому что, чёрт возьми, она нуждалась во мне. Сейчас, как никогда прежде.

— Мне нужно её увидеть, — заявил я.

Ваня резко метнул на меня взгляд:

— Когда?

— Сегодня.

— Сегодня?! — переспросил он с неверием. — Её отец не позволит…

— Мне не нужно грёбаное разрешение её отца, — мой голос дрожал от ярости. — Я просто заберу её.

— Череп…

— Не спорь со мной. Просто делай, что я говорю.

Его лицо побледнело. Ему это явно не понравилось. Он не любил, когда я вёл себя необдуманно, не любил, когда я подвергал себя опасности. Ваня всегда был моим защитником — не только по долгу службы. Но, понимая, что переубедить меня невозможно, он шумно выдохнул и кивнул.

Как только мы прибыли в мой дом, Смирнов оперативно собрал людей и спланировал операцию. План был крайне прост: войти в дом, забрать её и уйти. Без крови, если получится.

И Ваня бы предпочёл, чтобы я остался в стороне, но я и не думал отступать.

Мы пробрались в поместье Антонова глубокой ночью. Его самого не было в доме, но он точно находился в черте города. Даже жаль — я бы с радостью с ним побеседовал… Пока наши люди нейтрализовывали охрану, я вместе с Ваней направился прямиком на второй этаж, в спальню Насти.

Я выбил дверь, и, даже несмотря на предупреждение Вани, оказался не готов к увиденному.

В комнате стояла кромешная темнота, но свет из коридора упал прямо на кровать.

Настя лежала на спине, укрытая одеялом до груди. Но её лицо… на нём не было живого места. Смотря на него, было непонятно, как она вообще осталась жива.

— Ты сказал, с ней всё хорошо, — прохрипел я.

Ваня не сразу решился ответить, но всё же сделал это:

— Я имел в виду, что она жива.

Я подошёл ближе к кровати. Смотрел на неё — и внутри всё рвалось в клочья.

Багровые синяки. Рассечённая губа.

И я знал, что всё её тело было в таких же следах.

И только одно удерживало меня от того, чтобы сломаться — она дышала.

Я наклонился, провёл рукой по её волосам.

Она была здесь. Со мной. В моей жизни. Снова.

Каждая клеточка моего тела кричала от желания выпустить накопившуюся ярость.

Каждый натянутый нерв жаждал найти Антонова и пустить ему пулю прямо в его гнилое сердце.

Всё внутри кричало — убей его!

И я почти сдался.

Почти позволил ярости поглотить себя.

До того момента, как коснулся её кожи.

— У неё жар, — с трудом просипел я.

Ваня шагнул вперёд и разумно поторопил меня:

— Нам нужно уходить. Со всем остальным разберёмся потом.

И это была верная мысль.

Больше не медля, я бережно поднял её на руки и прижал к себе.

Она была такой лёгкой…

Охватившая меня ярость обернулась жгучим желанием защитить её, унести подальше отсюда, спрятать и спасти.

И я унёс её из этого проклятого дома.

*****

Экраны всех мониторов погасли, оставив комнату в тяжёлой полутьме.

Я резко повернул голову на того, кто их выключил.

— Включи обратно, — процедил я сквозь плотно стиснутые зубы.

Ваня выпрямился над панелью и покачал головой, будто надеясь, что я передумаю.

— Давай остановимся на этом, Череп. Ты уже всё увидел. Смотреть это снова будет…

— Включи, — повторил я медленно, но угрожающе.

— Я серьёзно считаю, что…

Я не дал ему договорить.

— Включи, блять, мониторы, — глухо бросил я, и каждый в комнате понял: дальше спорить не стоит.

Смирнов поджал губы. Лицо его потемнело — как и у всех, кто только что увидел эти записи. Жестокость, застывшая в пикселях, оставила в нас выжженные отметины.

Человек, сидевший у пульта наблюдения, заметно сглотнул под гнётом напряжения, заполнившего помещение. Его взгляд метался между мной и Ваней. Когда Смирнов резко кивнул, парень тут же развернулся к панели и начал щёлкать кнопки. Вскоре экраны ожили.

Глава 5.1. Проснуться в аду

POV Настя

Я не запаниковала.

Проснуться в незнакомом месте без единого воспоминания, как ты тут оказался, — для кого-то стало бы поводом для истерики. Но я не «кто-то». В моей жизни и не такое бывало...

Поэтому я и не запаниковала.

Первым на глаза попалась капельница с длинной трубкой, тянущейся прямо из моей руки. Последний раз подобное случалось слишком давно. Настолько давно, что мозг тут же загнал воспоминания обратно вглубь сознания, позволяя взгляду скользнуть по комнате.

Это точно была спальня. Не больничная палата. Я сразу это поняла. Больницы пахли болью, лекарствами и смертью. У них был свой холод. Свои стены. Своя безысходность. А здесь было по-другому: тепло, тихо, почти уютно.

Но боль... боль осталась со мной. Она пульсировала в висках, пробегала судорогами по телу, напоминая, что я жива.

А я не хотела быть живой.

Я пыталась понять, где, чёрт возьми, находилась. Но прежде чем успела дойти до какой-то мысли — услышала:

— О-о, — радостно протянул женский голос.

Я повернула голову.

Рядом сидела женщина. Смуглая, красивая, за сорок с лишним, с открытой книгой на коленях. Она выглядела слишком собранной для человека, оказавшегося рядом со мной. И слишком ухоженной.

— Отлично, — улыбнулась она. Её голос был мягкий, обволакивающий, как хороший плед. — Ты проснулась.

— Где я? — спросила я, сипло, почти неузнаваемо.

Женщина встала и аккуратно положила книгу на кресло.

— Он сам всё тебе объяснит, милая.

Он?

Отец? Его она имела в виду?

Я дёрнулась, собираясь приподняться, но тело будто налилось свинцом. Даже малейшее движение отзывалось тупой, ноющей болью.

Где Рита? Кто, чёрт побери, эта женщина?

— Тише, — почти нежно произнесла она, легко уложив меня обратно. — Ты ещё очень слаба. Вот, попей воды.

Она поднесла стакан к моим губам, но я отвернулась. Желудок уже скручивало — тошнота накатывала стремительно, как прилив. И питьё могло только усугубить ситуацию.

— Тогда прими это.

Она поднесла таблетку. И вот её я уже проглотила — послушно, как дрессированная. Лекарство мне сейчас не повредит. Любое.

Я запила его глотком воды, которую женщина снова поднесла к губам, и закрыла глаза.

Горечь на языке почти сразу сменилась лёгким облегчением — боль в голове стала отступать, медленно, как рассеивающийся туман.

Женщина всё ещё хлопотала рядом: щупала пульс, трогала лоб, что-то записывала. А я лежала с закрытыми глазами, в полудрёме.

— Лучше? — тихо спросила она.

— Кажется… да, — выдохнула я.

— И лицо стало лучше, — добавила она с одобрением. — Отёк почти спал, синяки начали менять цвет. До сих пор не укладывается в голове, что кто-то смог поднять руку на девушку. Тем более — на такую красивую, как ты. За свою практику я повидала немало жертв насилия, но то, что сделали с тобой… такого зверства — никогда не видела.

Она замолчала, а потом добавила, почти между прочим:

— Если скажешь, кто тебя так избил, я возьму скальпель и вырежу этому нелюдю сердце. Ему оно ни к чему, если он способен на такое.

Значит, она — врач.

— Я… была очень плоха? — спросила я, не открывая глаз, но чувствуя её взгляд.

— Очень. Я сразу предупредила его: если температура не спадёт за сутки — придётся везти тебя в больницу. К счастью, нам повезло.

Я распахнула глаза.

Его...

Кого «его»?!

— Ты, наверное, голодна, — она начала чем-то шуршать. — Ты была без сознания два дня. Сейчас я принесу что-нибудь поесть.

Два дня?

Желудок тут же скрутило, но не от того, что из памяти выпал целый кусок времени.

А оттого, что я вообще проснулась.

Чёрт.

Я стиснула зубы. И снова закрыла глаза.

Почему? Ну почему я проснулась?

— Ты ничего не помнишь, да? — её голос прозвучал ближе, чем ожидалось.

— Нет, — прошептала я. Последнее, что осталось в памяти, — как Рита выходит за дверь, обещая вернуться с лекарством. А дальше — тьма.

— Неудивительно. Как я уже сказала — ты была очень плоха. Отдыхай. Я скоро вернусь.

Она ушла, оставив после себя мягкий хлопок двери. И тогда я снова открыла глаза и огляделась вокруг.

Это была красивая комната. Большая кровать с мягким изголовьем, роскошное постельное бельё, множество подушек. У изножья — банкетка, по бокам — элегантные тумбочки. Возле окна — два кресла. А плотные шторы, вероятно, скрывали панорамный вид.

Светлое дерево на полу и кремовые элементы интерьера придавали уют. Казалось, хозяин дома знал: мне нужно было хотя бы немного света в жизни.

Но всё это было зря.

С кровью Дэна на своих руках я уже никогда не буду счастлива. Где бы я ни находилась.

Счастье стало недостижимым.

Я не знала, кто меня сюда привёз. И зачем. Но, если честно, мне было плевать.

Потому что всякий раз, когда я пыталась выжить — умирал кто-то другой.

Теперь я хотела одного: умереть самой.

Но, увы, тело выбрало жизнь.

Собрав остатки сил, я села и спустила ноги на пол. Тело отзывалось болью на каждое движение — резкой, вгрызающейся в кости. Но я знала, как с ней обращаться. Мы с ней были давними знакомыми.

Стиснув зубы, я поднялась на ноги.

Только сейчас я заметила, что на мне была не моя ночная сорочка, а дорогой шёлковый халат. С первого взгляда было ясно, что стоил он немалых денег.

Кто бы ни был этот мужчина — он не жалел средств ни на меня, ни на дом.

Откинув волосы с лица, я повернулась к капельнице на стойке. Она была почти пустая, так что я аккуратно вынула иглу из вены, нашла вату в коробке на тумбочке и прижала её к месту прокола.

А потом тихо — на цыпочках — я направилась к двери, за которой, скорее всего, была ванная. Сделав вдох, как перед прыжком в ледяную воду, я открыла дверь и включила свет.

Это была действительно ванная комната. И оказалась она не менее роскошной, чем спальня. Но я не стала разглядывать интерьер. Всё моё внимание приклеилось к отражению в зеркале.

Глава 5.2. Слишком много лжи

POV Кирилл

Я сделал глоток, не отрывая взгляда от темнеющей глади моря.

Я злился. Чертовски сильно. Внутри всё буквально горело.

И мне нужно было остыть, успокоиться.

Я снова поднёс бокал к губам.

Спокойно. Спокойно, мать твою!

Опрокинув в себя остатки бренди, я с глухим стуком поставил бокал на подлокотник.

Почему?

Почему она так ненавидит меня?

— Всё в порядке, Череп?

Я резко обернулся.

В дверях стоял Ваня, держа в руке телефон.

Я втянул в лёгкие побольше воздуха и постарался взять себя в руки.

И на выдохе ответил:

— Да. Всё нормально. Что ты хотел?

— Орлов хочет поговорить с тобой, — сказал он и чуть приподнял телефон. — Примешь звонок?

Я не хотел.

Но ещё меньше я хотел, чтобы Лёха начал копаться в моих делах. Мне и так с трудом удалось отмазаться после того, как я на следующий день после концерта Даши сорвался из города. Друзья начинали задавать вопросы. Подозревать что-то.

А мне это было не нужно. Ни их вопросы, ни их помощь.

Ни от Лёхи. Ни от Влада. Ни от Дани.

А Ваня всё ещё ждал.

Но я понимал — от них не получится скрываться вечно. Поэтому, протянув руку, я взял телефон и остался один.

— Да, Лёх, — бросил я в трубку, откидываясь на спинку кресла. Потянулся к бутылке на столе и налил себе с два пальца бренди. — Недели не прошло, а ты уже соскучился?

— Где ты? — без лишних слов спросил он. — Вернулся?

— Нет ещё, — я поднял бокал, сделал небольшой глоток. — Дел тут оказалось больше, чем я рассчитывал. А что? Что-то случилось?

Орлов не торопился с ответом, чем заставил меня заволноваться.

— С Ксюшей всё в порядке? — уточнил я осторожно.

— С ней всё нормально, — выдохнул он. — Мы тоже пока не вернулись домой. Она сильно соскучилась по девочкам, так что мы временно перебрались в старый дом.

— В твой старый дом?

— Да.

Лоб свело от напряжения. Только бы это было временно. Нечего им было делать в городе. Чем дальше оттуда — тем лучше.

Но я чувствовал: Лёха явно чего-то не договаривал. И мне это начало надоедать.

— Ладно, дружище, — буркнул я раздражённо. — Давай, выкладывай. Что случилось?

— Мы нашли Настю.

Всё во мне сжалось.

Блять.

— Но потом мы снова потеряли её.

Я сжал телефон так сильно, что костяшки побелели.

— Что значит — «потеряли»?

— По нашим данным, она вернулась домой четыре ночи назад. А потом — снова исчезла.

— Откуда ты знаешь?

Я услышал его шаги — он явно начал ходить.

— У меня есть подкупной человек в его доме.

В этот момент в кабинет вошёл Ваня, держа под мышкой какие-то бумаги. Я нетерпеливо махнул ему, чтобы тот подошёл.

И, прикрыв микрофон ладонью, спросил:

— Он знает, — тихо сообщил я. — И говорит, у него есть человек в доме. Это наш?

Ваня кивнул:

— Наш.

Хорошо.

Я кивнул в ответ.

Я знал, что Орлов рано или поздно узнает. Поэтому и подстраховался.

Заранее внедрил своего человека — того, кто официально числился у него на службе, но давно работал на меня. Получал от меня он намного больше, и, что главное, был верен именно мне.

Я снова вернулся к разговору:

— Ты знаешь, где она сейчас?

— Нет, — тяжело вздохнул Орлов. — Но мои люди ищут её.

— Я же просил тебя, Лёх, — я снова повернулся к окну. — Не вмешивайся в это.

Он помолчал.

А потом выдал:

— Ты уже знал, да?

— Вчера мои сообщили мне то же самое, — солгал я без запинки. — И, если я не ошибаюсь, ты же тоже в курсе её состояния?

На том конце повисла тяжёлая тишина.

— Да, — глухо рыкнул он. — Знаю.

— Не лезь в это, Лёх, — тихо сказал я. — Ты знаешь, кто её отец. Если он хоть немного заподозрит, что ты в курсе…

— Он не узнает.

— Подумай о Ксюше.

— Он не узнает, — резко отрезал он. — Клянусь тебе.

— Лёх… Если ты полез в это из-за своего прошлого с Настей — остановись.

Я знал, что задел его. Даже не видя, я это знал.

Но у меня не было выбора. Нужно было сыграть на слабом месте — лишь бы он отстал.

Я услышал, как он шумно втянул воздух.

— Дело не в том, что между нами что-то было. Дело в том, что ты не сказал мне, что между вами что-то было.

— Только не смей винить себя, — пробурчал я. — Это не твоя вина. Я сам тебе не сказал.

— Но, Череп…

— Я мог — но не рассказал, — не дал я ему договорить. — Я позволил этому случиться. Ты не виноват. Не вини себя. И не таскай за собой этот груз. Прошлое должно остаться в прошлом. Так всем будет лучше.

Он никогда не был виноват.

Но сделал себя таким.

Я не обвинял его. Ни тогда, ни сейчас.

А он всё равно жил с этим — с этим чувством вины. С тяжестью в сердце.

Прошло столько лет, а он до сих пор не простил себе.

Себе — за то, что сделал это с другом.

— Ты должен был сказать, что она твоя.

Я усмехнулся, глядя в янтарную жидкость на дне бокала.

— Она никогда не была моей. Она сама это ясно дала мне понять.

— Но теперь ты сделаешь её своей, верно?

— О да, — прошептал я, с обещанием. — Она будет моей.

На этот раз — точно.

— Её отец может прятать её где угодно, — выдал я, намеренно уводя разговор в сторону. — Но я не остановлюсь. Найду. Даже если придётся выбить эту информацию из него самого. Даже если придётся убить его.

— Господи, — пробормотал Орлов. — Ты сейчас серьёзно?

— Абсолютно.

— Череп, что ты от нас скрываешь?

О-о-о, многое. Больше, чем он может себе представить.

— Я в ярости, Лёх, — выдохнул я, чувствуя, как голос начинает дрожать от сдержанного гнева. — Антонову лучше не попадаться мне на глаза. Потому что я, мать его, сдеру с него кожу. За то, что он сделал с Настей, я…

Я не смог договорить. В голове вновь всплыло её лицо. Изувеченное. Испуганное. Окровавленное.

Глава 6.1. Настоящий Романов

POV Кирилл

Я до сих пор помнил тот день.

День, когда погибли мои родители. День, когда я потерял сестру — ещё до того, как она появилась на свет. День, когда моя семья перестала существовать.

Я откинулся на спинку кресла, отодвинув в сторону бумаги. Глубоко вздохнул — тяжело, как будто грудная клетка срослась с памятью и теперь ломалась от одного вдоха.

Это не отпускало.

Воспоминания жили во мне, будто пиявки: впивались, сосали, сжирали всё внутри до голой плоти. Снова и снова. Столько раз за день, что я сбивался со счёта.

Прошли годы.

А легче не стало.

Психиатры, бабушка с дедушкой — все в один голос уверяли: со временем станет легче.

Но они ошибались.

Свыкнуться с тем, что прямо на твоих глазах умерли те, кого ты любишь, — невозможно. И стереть это из памяти тоже никак нельзя. Никакое время с этим не справится.

Поэтому я научился закапывать это глубоко внутри. Научился прятать боль. Укладывать её в самый дальний угол. Запечатывать. Но не гасить.

Я сделал её своим топливом.

Чтобы благодаря именно этой боли стать тем, кем я стал.

Мне было всего пять. Но именно этот день — единственное, что я помнил с такой пугающей ясностью из всех лет детства. Словно он был вчера. Всё остальное в памяти — будто плёнка, испорченная водой. А этот день был выжжен на внутренней стенке черепа.

Я помнил, как замолчал после того.

Перестал говорить.

Совсем.

Почему — я не знал. Просто будто что-то выключилось. Из-за этого я не смог ходить в школу. Бабушка с дедушкой устроили меня на домашнее обучение и всячески пытались уговорить пойти в школу — безуспешно. Детские психиатры тоже не помогли. А врачи бились со мной, как об стенку.

Я застрял в бесконечном кошмаре — снова и снова переживал, как погибали мои родители. И так — всякий раз, как только я закрывал глаза. Снова и снова.

Я был уверен: никто не сможет меня спасти от этого.

Никто, кроме неё.

Потому что Настя смогла.

Щелчок двери выдёрнул меня из воронки воспоминаний. Я выпрямился, подумав, что это Ваня решил проверить, как я. Я торопливо взял один из документов, поднял взгляд — и замер.

Нет, это был не он.

В проёме стояла Марта — женщина средних лет. Она улыбнулась, едва заметно, и шагнула внутрь.

— Она ела? — спросил я.

Марта вздохнула и опустилась в кресло напротив. Осторожно, как будто в этом кабинете каждое движение нужно было выверять заранее.

Я не стал разубеждать её — она всегда вела себя так. Осторожно. Сдержанно. Как будто чувствовала: я держу себя в руках, пока меня не заденут.

— Нет, — ответила она мягко. — И говорить со мной больше не хочет. Только лежит и смотрит в потолок. Думаю, она в шоке.

Я резко бросил бумаги обратно на стол, и по моему движению было ясно, как стремительно темнело моё настроение. Чтобы не сорваться, я налил ей немного бренди из бутылки, стоявшей на столе.

— Спасибо, дорогой, — пробормотала Марта, принимая стакан.

Я подался вперёд, опёрся локтями о стол, сцепил пальцы.

— Что мне делать? — почти отчаянно спросил я.

Она улыбнулась. Почти по-матерински.

— Дать ей время, я полагаю. Она выйдет из этого состояния. Она сильная.

К чёрту время.

Сколько я уже давал ей времени? Сколько — и всё впустую.

— С сердцем у неё всё в порядке? — спросил я, глуша тревогу внутри.

— Последний врач сказал, что на полном обследовании она была в норме. Но я всё равно запросила её медицинскую карту. Ты ведь понимаешь, что это значит?

Конечно. Всё упиралось в деньги.

Марта не была врачом в официальном смысле. Но именно она помогала таким, как мы. Тем, кому нельзя идти обычным путём.

Я кивнул.

— Я всё улажу. Просто делай, что нужно.

Она долго смотрела на меня, изучающе.

А затем сказала:

— Есть ещё кое-что.

— Что именно?

Она сделала глоток. Медленно. Не отрывая от меня своего взгляда.

— Она боится.

Я нахмурился.

— Конечно, боится. Её чёртов отец…

— Нет, — перебила она, мягко покачав головой. — Сейчас она боится не его, сынок.

И тогда что-то тяжёлое, холодное осело в животе.

— Меня? — выдохнул я.

Она коротко, едва заметно кивнула.

— Я ведь и пальцем её не тронул, — выдавил я сквозь зубы. — Она даже близко не подпускала меня к себе. Даже до её исчезновения.

— Я знаю, — сказала Марта. Тихо, по-доброму. — Ты не сделаешь ей ничего плохого. Я вижу, что ты хороший человек, Кирилл. Даже слишком хороший. А в нашем деле… это скорее недостаток.

Я уловил в голосе укор. Справедливый.

Здесь доброта — роскошь. И она не выживает в этом кровожадном отборе.

— Но, — Марта откинулась на спинку кресла, вздыхая, — что-то в тебе её пугает.

Хотел бы я знать — что именно.

Хотел понять её.

Было неудивительно, что Настя потребовала вернуть её обратно. Всю жизнь она будто пыталась убежать от меня. И теперь, когда она здесь, — я намерен выяснить, почему.

— Жизнь со Львом… это довольно тяжело, — сказала Марта, глядя в окно. — Я знаю Льва. И знаю, на что он способен.

— Не беспокойся, я тоже знаю, — ответил я мрачно. — С детства.

Она резко повернулась ко мне, удивлённо округлив глаза.

— С детства? Но ты ведь тогда был ещё…

— Случайно узнал, — отрезал я.

Молчание стало другим. Тяжёлым. Напряжённым.

— Такая «случайность» могла стоить тебе жизни, Кирилл.

Я пожал плечами.

— Наверное, мне просто повезло.

Марта подалась вперёд, в её глазах вспыхнул огонь.

— Тогда ты действительно достоин этого кресла, сынок, — твёрдо заявила она. — Ты настоящий Романов.

К сожалению...

Но я не хотел сейчас говорить об этом. Ни о крови, ни о фамилии, ни о проклятом наследии.

Когда она допила бренди, я отпустил её. Молча. Проследил взглядом, как закрылась за ней дверь.

Глава 6.2. Мальчишка из леса

POV Настя

В спальне снова послышались шаги. Женщина вошла тихо, но я всё равно услышала, как она прицокнула языком — значит, заметила нетронутую еду.

Она явно застыла у кровати.

— Ты спишь, милая? — прозвучал мягкий, почти материнский шёпот.

Я не шевельнулась. Сделала вид, что сплю.

— Она спит, — всё тем же шёпотом заключила она.

— Не ела? — раздался глубокий, знакомый голос.

Но это был не Кирилл. И легче мне от этого не стало — тело напряглось само собой, дыхание замедлилось, будто я могла спрятаться в этой притворной дрёме.

— Видишь тот поднос с едой? Похоже, что с него что-то съели, если он полный?

— Не язви, Марта.

— Прости, — послышалось после лёгкого смешка.

Я ждала, когда они уйдут. Но уходить эти двое, кажется, не собирались, потому как женщина длинно и тяжело вздохнула, а потом вымолвила:

— Не думаешь, что Кирилл поступил неразумно, ввязавшись в это дело?

— А ты бы поступила разумно, если бы увидела того, кого любишь и кого хочешь защитить любой ценой, — в крови, с разбитым лицом и мёртвыми глазами?

Я незаметно сжала губы.

Наступила тишина. Густая, тягучая, как сироп.

— Вот и я так думаю, — подытожил он, когда Марта не ответила. — Пойдём. Пусть она отдохнёт.

— Хорошо, — сказала она. — Я зайду попозже, проверю, как она.

— Зайди.

Снова раздались шаги, в этот раз — удаляющиеся. Потом щелчок двери — и тишина. Только тогда я открыла глаза.

И слёзы моментально наполнили мои глаза.

Чёрт.

Я перекатилась на спину и закрыла лицо руками.

Что, чёрт возьми, происходит? Почему Кирилл вытащил меня оттуда? Почему привёз сюда? Почему вообще спас?

И почему я вообще снова должна была его видеть?

Я помнила, как встретила его впервые.

Это была случайность. Или, скорее, неудача.

Мне было десять. Прошло два года после смерти мамы. Отец тогда ещё не вмешивался в мою жизнь, разве что запирал в комнате за любую провинность и сыпал запретами. Я в основном была сама по себе.

В тот день я впервые за все десять лет вышла одна из дома. Хотела попасть на луг. Тот самый, где мы с мамой когда-то играли. Где росли красивые розовые цветы.

Так я его и нашла.

Он сидел прямо на земле, между высокими елями, на крошечном солнечном пятне среди леса. Сначала я подумала, что он мне привиделся. Маленький, худой, с каштановыми волосами и большими глазами — для ребёнка с богатым воображением с первого взгляда он показался лесным созданием, а вовсе не человеком.

*****

*Кирилл и Настя в возрасте десяти лет*

— Ты что делаешь? — спросила девочка, украдкой подходя ближе.

Мальчик вздрогнул. Поднял голову и резко вдохнул, когда увидел её.

— А это у тебя что? — спросила она, заметив что-то в его руках.

Кирилл тут же сжал в кулаке венок из цветов, который плёл, и, вскочив, кинулся вглубь лесополосы.

— Подожди! — крикнула Настя, рванув за ним. — Пожалуйста, подожди!

Он не остановился. А она испугалась, что он исчезнет — растворится, как мираж, и она останется одна, среди этих абсолютно одинаковых деревьев.

— Подожди!

Но её крики были бесполезны.

Он не остановился и, кажется, не собирался.

Она побежала быстрее, не глядя под ноги. Зацепилась за корень, полетела вперёд — и шлёпнулась на землю.

— Ай! — выдохнула Настя скорее от испуга, чем от боли. Ей повезло — она приземлилась на мягкую траву, а не на камни.

Мальчик остановился. Чуть не споткнулся, резко обернувшись на её вскрик. Его дыхание было сбитым, лицо — испуганным и встревоженным. Теперь она ещё сильнее испугалась, что он сбежит. Она не хотела остаться одна в незнакомом лесу.

— Я потерялась! — выкрикнула она, сдерживая всхлип. — Потерялась! Пожалуйста, не уходи! Не оставляй меня здесь одну!

Её голос дрожал настолько искренне, что Кирилл замер. Но он всё равно не хотел оставаться с ней. Повернулся, будто собирался уйти, а она вся сжалась от страха.

— Не уходи! — выкрикнула она громче, и он замер. — Пожалуйста!

Кирилл нахмуренно уставился на неё. А она медленно села, поморщившись от простреливающей боли в ноге. Но не сводила с него глаз. И тут Настя кое-что поняла.

Каштановые волосы. Голубые глаза. Подбородок с горделивым изгибом. Дорогая одежда.

Она знала, кто он.

Она слышала истории — о нём, о его семье. О том, что от неё осталось…

— Ты... — нахмурилась она, — ты же Кирилл? Кирилл Романов?

Он ответил не сразу. Прошло несколько секунд, прежде чем он кивнул. Она облегчённо выдохнула и слабо улыбнулась. Дом Романовых был напротив её дома, но прямо через эту лесополосу.

— А ты знаешь, кто я? — спросила она, показывая на себя.

Он быстро покачал головой.

— Я — Настя Антонова. Живу вон там... — она махнула в сторону и тут же осеклась. — Ну, где-то здесь. Мы с тобой живём рядом. Я каждый день вижу твой дом из окна своей комнаты.

Он ничего на это не ответил.

— Я заблудилась, — пробормотала она жалобно. — Я искала луг, где растут маленькие розовые цветы... — она нахмурилась, вспоминая его. — Но не смогла его найти и заблудилась.

Он вдруг пошёл к ней.

Она моргнула, не сразу поняв, что происходит. Но Кирилл даже не посмотрел на неё, просто прошёл мимо. А она поспешно поднялась и пошла за ним, чуть прихрамывая.

Он не убегал, и Настя ухватилась за него, как за свой единственный шанс вернуться домой.

— Куда ты идёшь? — спросила она, ковыляя следом.

Он снова ничего не ответил, только шагал вперёд.

— В какую школу ты ходишь?

Кирилл перепрыгнул через упавшее дерево, а ей кивнул в сторону, чтобы она обошла его.

— Может, мы ходим в одну и ту же? Мы же с тобой вроде ровесники. Тебе же десять? Мне тоже, — он оглянулся на неё, и Настя увидела в этом своё: — Мне правда десять, я просто высокая. Но не переживай, ты тоже вырастешь, просто позже. Ещё выше меня будешь!

Глава 6.3. Шрам, оставленный мной

POV Кирилл

Документы, которые принёс Смирнов, я пролистал, прочёл, изучил до мелочей и, не найдя ничего неожиданного, поставил подпись. Было пару ожидаемых проблем с арендаторами, но Ваня уже наверняка занялся ими. Ему нужно было только моё официальное согласие, формальность — после чего он принимался за работу, и всё вставало на свои места.

Завершив все дела, я захлопнул папку, развернул кресло и встал, направляясь к выходу из кабинета. По пути я мельком взглянул на часы — было пол-одиннадцатого вечера. Неудивительно, что желудок скручивало от голода. Особенно если учитывать, что мой последний приём пищи был часов девять назад.

Я бы и хотел пройти к лестнице и спуститься на кухню, но комната Насти, в конце коридора, манила меня намного сильнее. Подойдя к двери, я ненадолго замер у неё, а затем взялся за ручку и бесшумно вошёл внутрь.

Внутри было темно, как в колодце. Глаза первое время ничего не различали. Но стоило им немного привыкнуть, и я увидел её. Тонкую фигуру на кровати. Она лежала на боку, лицом ко мне, и спала в той самой позе, в которой дремала в лесу, когда мы были детьми. Такое ощущение, что в ней совсем ничего не изменилось с того времени. Та же тишина, та же уязвимость. Только теперь она казалась ещё меньше. И ещё более хрупкой.

Я подошёл ближе, включил лампу. Свет упал на столик, где покоилась нетронутая еда. Она до сих пор ничего не ела. Сказывалось данное ей от природы упрямство. Упрямство, благодаря которому мы и познакомились когда-то.

Переведя взгляд обратно на неё, я посмотрел на её лицо. Кожа до сих пор была покрыта разного цвета кровоподтёками, которые ещё долго будут проходить. И от этого зрелища внутри вспыхнуло привычное, острое — злость. Глухая, тягучая. Я медленно опустился на край кровати, стараясь не потревожить её сон, и подушечкой большого пальца осторожно коснулся её щеки.

— Настя… — прошептал я. — Прости. Прости, что не успел… что не нашёл тебя раньше.

Она не шелохнулась. Я наклонился и поцеловал её в висок. Едва коснувшись кожи, почти невесомо.

Тишина. Было настолько тихо, что мне пришлось проверить — дышит ли она.

Чёрт.

Я убью её отца, как только увижу.

Она вздрогнула, и я тут же натянул одеяло повыше, укрывая её оголённые плечи. В следующую секунду из-под её ресниц выкатилась слеза. Я хотел коснуться её ещё раз, утешить, успокоить, но не осмелился. Резкий жест мог разбудить её. А значит — напугать.

А я не хотел, чтобы она боялась меня.

Я помню, как было раньше. Когда она не боялась. Когда в её взгляде не было ни страха, ни настороженности. Когда, казалось, она не боялась вообще ничего.

Настя пошевелилась во сне, и тогда я заметил его. Маленький шрам на лбу, почти у линии роста волос. Еле заметный, но для меня — как удар в грудь.

Я не видел его годами. Думал, от него и вовсе не осталось и следа. Я был уверен, что она его удалила. Но нет.

Почему? Почему она не убрала его? Это ведь я оставил его шестнадцать лет назад.

*****

*Кирилл и Настя в возрасте десяти лет*

После встречи с той невозможной девчонкой — шумной, высокой, с рыжеватыми волосами и наглыми серыми глазами — Кирилл почти неделю не показывался в лесу. Не хотел снова увидеть её. Она была слишком... слишком живой. Слишком настоящей. Она сразу ему не понравилась. Как минимум потому, что она влезла в его мир и нарушила столь ценный покой.

Но долго он не продержался. Лес был его единственным убежищем. В тот день бабушка с дедушкой снова собрались везти Кирилла к новому психиатру, а у него просто не осталось на это сил. Эти разговоры, уколы, бесконечное ковыряние в душе… Его выматывали.

Он понимал, что его родители мертвы. Видел, как они умирали. Снова и снова. Почти каждую ночь.

И считал, что нормальным он уже никогда после такого не станет. Как, если он не мог выговорить ни слова?

В горле его защипало, в груди поднялась тяжесть. Он икнул — и понял, что плакал. Рывками, неровно, как бывает от бессилия. Хватило одной искры для всплеска гнева. Он схватил первый попавшийся под руку камень и со всей ярости швырнул его в кусты.

— Ай!

Он вздрогнул от неожиданности. Кусты зашевелились, и из них, держась за голову, выбралась фигура. И не просто кто-то. А та самая Настя.

— Ты кинул в меня камнем? — её голос прозвучал удивлённо и немного обиженно.

Кирилл молча уставился на неё, ничего не понимая.

Что она здесь делала? Да ещё и в кустах…

— Ты… ты плачешь? — спросила она, прищурившись. — Точно, ты плачешь.

Он быстро вытер лицо руками. Мальчики не плачут — дедушка всегда так ему твердил.

— Почему ты плачешь? — она подошла ближе, изучающе глядя на него. — Тебе больно?

И в тот момент он заметил тонкую струйку крови, стекающую по её лицу.

Его чуть не вырвало. Он согнулся пополам, борясь с рвотным спазмом, глотая воздух, словно утопающий.

Пульс зашкаливал. Перед глазами — вспышки.

Рёв мотора. Свет фары. Визг шин. Боль. Крик отца. Вопль матери. Тишина.

Кровь. Слишком много крови.

Рука Насти легла на его затылок.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросила она.

В их машину кто-то врезался.

Они возвращались домой после ужина в честь дня рождения его матери. Дороги были тёмными и пустыми. Так было всегда — ведь они жили на окраине города, у самого леса.

И вдруг — машина, словно из ниоткуда. Удар в бок.

Автомобиль перевернулся несколько раз и, наконец, застыл вверх колёсами.

Он, всё ещё пристёгнутый ремнём в детском кресле, кричал и плакал, глядя, как изломанные тела его родителей, вися вниз головой, истекают кровью.

Их нашли только спустя несколько часов.

Никто не пришёл раньше. Никто не спас. К тому моменту его родители уже были мертвы.

— Дыши, — услышал он её шёпот.

Он вдохнул. Но только потому, что остро нуждался в воздухе, а не потому, что она так сказала. Но вдох получился слишком поверхностным. Воздуха будто не хватало. Как будто грудь сдавили изнутри.

Глава 7.1. Отражение

POV Настя

Утро встретило меня саднящим горлом — как будто ночь прошла не во сне, а в драке.

Я моргнула, глядя в потолок, дезориентированная и голодная до такой степени, что не сразу поняла, где нахожусь.

Всё казалось чужим, нереальным. Голова была тяжёлая, тело обессиленное, а в животе — пустота, будто я не ела вечность.

А потом, стоило памяти вернуться — всё встало на свои места. Каждая деталь. Каждое мгновение.

И от осознания, что я снова здесь, в этом теле, в этой реальности, захотелось выдохнуть — хоть как-то сбросить раздражение, застрявшее в груди. Воздух, прошедший сквозь горло, обжёг его наждачной болью.

Я продолжала смотреть в потолок, не моргая. Закрывать глаза было страшно. Потому что каждый раз, закрывая их, я видела перед собой алый цвет.

Пронзительно красный.

Цвет крови.

Цвет вины.

Цвет потери.

Напоминание о том, что Дэн погиб… из-за меня.

Глаза защипало от слёз. Быстро моргнув, чтобы прогнать их, я повернула голову — и тут же замерла.

Он был здесь.

Кирилл спал в кресле у моей кровати — в том самом, где раньше сидела доктор. Голова его покоилась на высокой спинке, руки свисали с подлокотников, а длинные ноги были вытянуты вперёд. Он выглядел таким… уставшим, совсем вымотанным. В нём не осталось ничего от прежнего холодного лоска — только растрёпанные волосы, щетина, простая белая футболка и спортивные штаны.

Он спал. Здесь. Возле меня. Всё это время?

Горло снова вспыхнуло болью — теперь от того, как я изо всех сил сдерживала слёзы… и крик.

Он был идиотом. Чёртовым идиотом, если думал, что это что-то изменит!

Я отвернулась, снова уставившись в потолок и стиснув челюсти.

Я помнила, какой он был тогда — когда мы только познакомились. Что-то в его взгляде зацепило меня. Какая-то трещина. Боль, которую он даже не пытался скрыть. И я знала, что это была за боль.

История его семьи облетела весь город — трагедия, которую долго обсуждали на каждом углу. Смерть наследника семьи Романовых и его любимой жены.

И я… я почувствовала в нём что-то знакомое. Слишком близкое. Почти родное. Я ведь тоже потеряла маму. И это всё ещё болело. Оно не уходило. Гложило до сих пор.

Может, потому я и попыталась с ним сблизиться.

По собственной глупости…

Отчасти потому, что мне было его жалко.

Но в основном — потому что он меня забавлял.

То, как он убегал при виде меня. Как украдкой смотрел, когда думал, что я не замечаю. Как злился на меня… но при этом заботился. Охранял.

Он был смешным, а я… глупой.

Мне не стоило идти в тот лес. Или стоило просто пройти мимо него.

Если бы можно было повернуть время вспять…

Я бы не заговорила с ним. Не стала бы искать с ним встреч. И тем более — не подружилась бы.

Так было бы проще.

Безопаснее.

Для нас обоих...

Я села — и тут же схватилась за виски, когда всё вокруг поплыло. Долгий сон и голод ударили в голову, но даже это не помешало мне выбраться из постели.

Я должна была выбраться. Уйти. Просто уйти.

Эта мысль придавала мне сил.

Романов тем временем всё ещё спал. Я посмотрела на него в последний раз — быстро, чтобы не передумать, — и направилась к окну.

Медленно, шаг за шагом, я подошла к ближайшему окну и раздвинула тяжёлые портьеры. Они разошлись с мягким шелестом, и то, что открылось моему взгляду, сбило дыхание.

Передо мной расстилалась водная гладь. Бескрайняя, серо-голубая, ускользающая за горизонт.

А под окнами — обрыв.

Я была в доме не просто в каком-то уединённом, отрезанном от мира месте, а… на чёртовой вершине какой-то скалы!

— Ты проснулась.

Я вздрогнула, не заметив, как он проснулся, и перестала дышать, когда он не спеша приблизился и встал прямо за моей спиной.

— Я не стану спрашивать, голодна ли ты, — сказал он мягко. — Потому что ты не ела несколько дней, и ты голодна. Ложись обратно в постель, я принесу тебе что-нибудь.

Я вцепилась в ткань занавески, продолжая смотреть в воду за окном.

— Я просила отвезти меня домой, — прошептала я хриплым голосом.

— А я сказал, что не сделаю этого.

Я зажмурилась, пытаясь справиться с собственным сердцем, трепыхающимся в груди.

— То есть ты удерживаешь меня здесь? Против моей воли?

— Если ты так считаешь, — спокойно отозвался Кирилл, — пусть будет так.

— И чем ты тогда отличаешься от моего отца?

Он резко ударил ладонью по стеклу рядом с моей головой. Я едва удержалась, чтобы не вздрогнуть.

— Я не твой отец, — прорычал он сквозь зубы. — Я бы никогда не причинил тебе вреда, Настя.

Я медленно обернулась и встретилась с ним взглядом.

— Но я не хочу быть здесь.

— Я просто защищаю тебя.

— А я об этом не просила.

Он сжал челюсти. Напряжение прошло по его телу, подобно току. А потом он внезапно сделал шаг вперёд, приблизившись почти вплотную, и склонился надо мной.

— Я могу отпустить тебя.

Надежда вспыхнула внутри меня неожиданно. Я хотела в неё верить, но боялась.

— Правда? — спросила я недоверчиво, глядя ему в глаза.

Он серьёзно кивнул и добавил:

— Но только после того, как я убью твоего отца.

Эти слова ударили сильнее, чем пощёчина.

Я отшатнулась, ударившись спиной об окно, и даже перестала дышать.

Кирилл внимательно изучал моё лицо, и вдруг… его губы растянулись в улыбке.

— Шучу, Насть. Это была просто шутка.

Нет.

Не шутка.

Он это сказал всерьёз.

— Это не смешно, — отрезала я.

Он выпрямился, всё так же улыбаясь.

— Иди в постель.

— Где мы?

— Я же уже говорил — ты у меня дома.

— Где именно?

Он покачал головой.

— Не могу сказать.

— Почему?

— А вдруг ты позвонишь отцу и попросишь его забрать тебя. А мне тогда придётся его убить.

Он говорил об убийстве так, будто речь шла не о жизни, а о бытовом пустяке.

Глава 7.2. Луг с розовыми цветами

POV Кирилл

Только когда по ту сторону двери окончательно воцарилась тишина, я повернул ручку и вошёл.

Сделав шаг, я застыл, потрясённый увиденным.

Комната была похожа на поле боя. Всё — вдребезги. Обломки мебели, перевёрнутое кресло, сорванные шторы, разбитое зеркало. Казалось, будто здесь пронёсся ураган — и я никак не мог поверить, что этот ураган носил её имя. Это в голове не укладывалось. С её хрупкостью, тонкостью…

Некоторое время я просто смотрел на то, что осталось от туалетного столика.

И только потом взгляд сам нашёл её.

Она сидела в углу, сжавшись в комок, будто старалась исчезнуть — колени её были прижаты к груди, лицо уткнуто в них, а руки сжимали голову, словно защищаясь от всего мира.

Я никогда не видел её такой.

Даже в детстве она почти не плакала. Даже когда мы перестали общаться — в средней школе — она оставалась несгибаемой, держалась гордо и величественно. Даже когда все ополчались против неё, она держала голову высоко и только усмехалась своим ненавистникам в лицо. И сейчас, видя её такой сломленную… я не понимал.

Что, чёрт возьми, с ней произошло?

Что с ней сделали?

Я подошёл к ней и опустился рядом на одно колено. Осторожно коснулся её локтя — и почувствовал, как она вздрогнула.

— Настя… — прошептал я.

Она всхлипнула — тихо, рвано, но этого было достаточно, чтобы я почувствовал, как что-то острое пронзило мне грудь.

— Что случилось? — я попытался заглянуть ей в лицо.

Медленно, будто сквозь толщу воды, она приподняла голову, но взгляд всё ещё был опущен. Пряди волос скрывали её лицо, как занавес. Но даже сквозь них я увидел в её глазах давящую пустоту. Такую страшную, что мне захотелось закричать.

Я хотел обнять её. Развеять этот мрак. Но знал — пока она не заговорит, нельзя.

— Тебе нужно отпустить меня, — сказала она едва слышно, не поднимая глаз.

— Нет, — ответил я так же тихо.

Её глаза, наполненные слезами, усталостью и отчаянием, наконец встретились с моим взглядом.

— Тебе нужно отпустить меня.

— Нет. Никогда.

— Почему? — прошептала она дрожащим голосом. — Зачем ты вообще это всё… зачем ты это делаешь?

Я нахмурился.

— Ты правда не понимаешь?

— Ты… — она сглотнула и отвела взгляд. — Это твоя месть? За всё, что я сделала с тобой?

— Да.

Она замерла. Её глаза расширились — не от ужаса, а от боли.

Я взял её лицо в ладони и прижался лбом к её лбу, не отрывая взгляда.

— Потому что ты сделала невозможное, — прошептал я. — Ты заставила меня влюбиться.

Она попыталась отпрянуть, но я не отпустил.

— Я не… — начала было она.

— Ты сделала это, — твёрдо отрезал я.

Настя покачала головой. Голос у неё сломался:

— Мы были детьми…

— А я уже тогда знал, что мои чувства к тебе — настоящие.

В её взгляде вспыхнула злость.

— Ты просто не можешь смириться с тем, что я тебе отказала, — прошипела она.

Я покачал головой.

— И я до сих пор не понимаю, почему ты это сделала.

Она зажмурилась, глубоко вдохнула, а потом снова спрятала лицо в коленях, оборвав наш разговор.

Я гладил её по волосам, стискивая челюсти.

Мы ещё поговорим. Позже. Когда она придёт в себя. Когда боль немного отпустит. Сейчас она разбита. Изломана. Только что она пережила насилие от собственного отца — и я не собирался добивать её ещё и своими чувствами.

Сейчас ей нужно только одно — покой.

И вдруг раздался всхлип. Пронзительный, рвущий душу, как крик с той стороны бездны. Будто годы боли и скорби вырвались из неё наружу.

Она сжалась под моей рукой и, крупно дрожа, попыталась отодвинуться. А мне хотелось умереть — только бы не видеть её такой. Не чувствовать эту беспомощность.

Что может быть хуже, чем видеть ту, которую любишь больше жизни, в таком состоянии? Ничего, блять, не может быть хуже этого.

Постепенно её рыдания утихли, дрожь тоже. Вскоре наступила тишина, и её тело обмякло.

Может, просто уснула под шквалом всех этих эмоций.

А может, и отключилась...

Организм просто не мог справиться со всем этим.

Блять…

А ведь она до сих пор ничего не ела.

Я осторожно поднял её, прижал к себе, и она инстинктивно потянулась ко мне, ища тепло, поскольку сама была холодной, как лёд. Её тело было мягким, податливым, лицо уткнулось в моё плечо, а волосы заструились по руке. Такая лёгкая и хрупкая — во всех смыслах.

Я понёс её через эти руины, в которые превратилась комната, — стараясь не думать о том, насколько правильно она ощущалась в моих руках.

Снаружи ждал Ваня. Увидев нас, он открыл рот, чтобы что-то сказать, но я только покачал головой. Тогда он сжал губы, недовольный, но молча пошёл в сторону моей комнаты, открыл дверь и так же молча ушёл.

Я уложил Настю на кровать, укрыл одеялом. Она даже не пошевелилась — словно тряпичная кукла. Сел в кресло, я стал просто смотреть на неё. Не в силах отвести взгляд от девушки, которая заполнила каждый мой миг, каждую мысль, каждый вдох.

Смотрел на неё и желал лишь одного — чтобы она впустила меня.

*****

*Кирилл и Настя в возрасте десяти лет*

— Отведи меня на луг с розовыми цветами, — сказала Настя однажды.

И эти слова изменили всё.

— Ты мне должен. Ты бросил в меня камнем в прошлый раз. Из-за тебя у меня теперь шрам на голове. А я — девочка. У девочек не должно быть шрамов. Но ты мне его сделал, Кирилл.

И он отвёл её туда. Неохотно. Потому что чувствовал вину за то, что бросил в неё тот злополучный камень. И потому что хотел, чтобы она наконец отстала. Чтобы он снова мог наслаждаться лесом в одиночестве.

Кирилл думал, что она обрадуется. Но нет. В её глазах стояли слёзы, когда она оглядела луг, полный розовых цветов, шепча, что это — то самое место, где она и её мама проводили лучшие дни. До того как её мать умерла. Через несколько мгновений по щеке Насти скатилась слеза.