Матвей ходил по комнате, как лев в клетке — шаг вправо, шаг влево, остановка, и снова по кругу. Он зацепил плечом спинку стула, тихо чертыхнулся и продолжил расхаживать, будто от этого зависела его способность мыслить.
Валера сидел на диване, лениво вертя в руках крышку от бутылки, и, наконец, негромко спросил:
— Ну… что делать планируешь?
Матвей остановился, выдохнул и покачал головой:
— Пока не знаю. Это вообще как-то… — он замолчал, подбирая слова, — внезапно.
Приезд Мелании, а особенно её заселение в их блок, казался почти издевкой судьбы. После короткого разговора с Павлом Владимировичем, Матвей убедился, что это не чей-то злобный план: просто не нашлось другого свободного места, а временно расселить не успели. Так бывает. Иногда. Может.
Он сел на подоконник и уставился в окно.
— Она вела себя спокойно, — сказал он, как будто оправдываясь. — Может, это и правда совпадение. Может, она вернулась, чтобы просто… учиться.
Валера нахмурился, услышав это «просто».
— Матвей, ты сам её знаешь. Она не из тех, кто просто учится. У неё каждый шаг — как выстрел, точно в цель. И цель, ты же помнишь, обычно одна — богатенький, умный, перспективный.
Матвей усмехнулся, но взгляд оставался тревожным.
— Ну да, — буркнул он, — и раньше целью был я.
— Вот именно, — подал голос Валера, — и ты теперь в отношениях. С Алисой. Которая, напомню, терпеть не может лжи. Или скрытности. Или вот таких вот внезапных "бывших", которые вдруг объявляются в твоей жизни.
Матвей прикрыл глаза.
— Спасибо, Валера. Мне уже тепло от твоих ободряющих слов.
— Я просто хочу, чтобы ты знал, с чем можешь столкнуться, — спокойно сказал Валера. — Не хочу снова наблюдать, как кто-то рушит всё, что ты с таким трудом построил.
Матвей молчал. В голове всё путалось — прошлое, настоящее, взрывчатая энергия Алисы, осторожная улыбка Мелании, и это странное чувство, что шторм ещё только начинается.
Мелания стояла у зеркала, аккуратно поправляя волосы, и с вежливой улыбкой произнесла, слегка повернувшись к Алисе:
— Наслышана о твоих успехах, Орлова. Говорят, ты настоящая звезда.
Алиса лишь дернула плечом, не оборачиваясь, и промолчала. В комнате повисло неловкое молчание, но Меланию это, похоже, только забавляло. Она склонила голову и добавила, чуть ласковей, будто пытаясь растопить лёд:
— Ну чего ты, не скромничай. Слава о тебе распространилась далеко за пределы НеоПолиса. Спасение семьи Громовых…редкое явление.
Алиса резко встала с кровати, схватила планшет, накинула рюкзак на одно плечо и, не сказав ни слова, направилась к двери. Перед тем как выйти, она коротко взглянула на Милу и скрылась в коридоре. Дверь за ней тихо прикрылась.
Мелания провела её взглядом, усмехнулась себе под нос и повернулась к Миле:
— А ты всё так же шикарна, Мила. Завидую твоей уверенности. Наверное, Валера до сих пор без ума?
Мила прищурилась, в голосе послышалась ледяная интонация:
— Ты здесь не гостья, Мелания. И не актриса. Нам с тобой не по пути.
Мелания не смутилась. Наоборот, лишь медленно развела руками и сказала примирительно:
— Я не собираюсь никому мешать. Всё, что было — осталось в прошлом. Теперь я здесь просто студентка. Хочу начать новую жизнь. Без драм. Правда.
Мила молча наблюдала за ней, не веря ни единому слову. Слишком уж гладко звучало. Слишком знакомо.
В дверь постучали. Мила, не оборачиваясь, сразу бросила:
— Можно.
Дверь открылась, и на пороге появился Матвей. Он стоял уверенно, скрестив руки на груди, взгляд был холодным и твердым.
— Собирай вещи и выметайся, — произнёс он, словно выносил приговор.
Мелания, сидевшая на краю кровати, удивлённо приподняла брови, словно услышала нечто абсурдное.
— Прости, что? — в её голосе звучало деланное недоумение. — Меня сюда комендант поселил. Потому что других свободных блоков нет. Я не просилась, если что.
— Неважно, — Матвей качнул головой. — Я договорюсь с другим общежитием. Или с преподавателями, или с ректором, если потребуется. Но ты здесь жить не будешь.
Мелания приподняла подбородок, в голосе зазвучала обида, на глазах почти появились слёзы — почти.
— Я пытаюсь начать новую жизнь, а на меня здесь все набросились, как стая стервятников. Даже ты. Особенно ты. Что я сделала, чтобы заслужить такое отношение?
Матвей не моргнул. Его голос стал еще холоднее:
— Все просто. Мы отлично помним, чем всё закончилось в прошлый раз. Манипуляции. Скандалы. Ложь. И разрушенные жизни. Ты говоришь, что изменилась? Докажи. Но не здесь. Не с нами.
На мгновение повисла тишина. Даже Мила, стоявшая в стороне, ничего не сказала. Мелания опустила глаза, губы дрогнули, но слез так и не последовало.
***
Алиса сидела на полу в лаборатории, сосредоточенно уткнувшись в интерфейс своего проекта. Сегодня она тестировала одну из самых сложных модификаций — ту, над которой корпела последние две недели. Чуть прикусив кончик языка, она внимательно сверяла параметры, пальцы быстро бегали по экрану. Мелкие цифры сыпались, как из мешка, и всё складывалось правильно… пока над её ухом вдруг не раздался глубокий голос:
— Не хотим помешать, но...
Алиса вздрогнула и едва не уронила планшет. Рядом с ней стоял Алексей Иннокентьевич — как всегда спокойный и солидный. Слева и справа от него — двое незнакомых мужчин в дорогих пиджаках и с внимательными взглядами.
— Извини за внезапное вторжение, — сказал Алексей Иннокентьевич, чуть улыбаясь. — Но твоя разработка произвела впечатление. Эти господа… — он кивнул в сторону спутников, — очень заинтересовались и готовы вложиться. И немало.
Алиса моргнула, медленно переводя взгляд с одного мужчины на другого, и снова на Алексея Иннокентьевича. Мысли в голове вдруг словно замерли, перестали связываться в логические цепочки.
— Мне… — начала она, потом сглотнула и добавила чуть увереннее: — Мне нужно посоветоваться с Матвеем.
Алексей понимающе кивнул, словно этого и ждал.
— Конечно. Я сам с ним поговорю, чтобы помочь тебе всё обсудить. Не волнуйся, мы никуда не торопим.
Мужчины обменялись короткими кивками и, бросив напоследок ещё один внимательный взгляд на голографический макет над столом Алисы, удалились из лаборатории. Дверь плавно закрылась за ними.
Алиса осталась одна. Сердце всё ещё слегка колотилось. Она опустилась обратно на стул, уставившись в панель управления, не видя перед собой ни цифр, ни схем.
«Я ничего не понимаю в инвестициях…» — подумала она. Ей определённо нужно было поговорить с Матвеем.
Алиса вытерла руки салфеткой, потом полезла в карман джинсов и достала смартфон. На мгновение задумалась, глядя на экран, а потом уверенно набрала номер Матвея. Телефон приложила к уху, но через секунду переложила — сдвинула на плечо, освобождая руки. Сигналы прозвучали один, второй… и наконец, знакомый голос.
Алексей Иннокентьевич медленно повернулся к женщине, прищурив глаза. Его взгляд стал тяжёлым, будто весил тонну. Он окинул Оливию оценивающим, почти изучающим взглядом, затем сдержанно, но жёстко спросил:
— Так зачем ты здесь, Оливия?
Её губы изогнулись в безукоризненной, но холодной улыбке.
— Я очень соскучилась по сыну, — проговорила она мягким, почти певучим голосом.
Алексей хрипло рассмеялся, коротко, будто этот звук вырвался против его воли.
— Соскучилась, говоришь? Ты отсутствовала двенадцать лет. Двенадцать, Оливия! Ни одного письма, ни одного звонка, ни намёка на интерес. Ты исчезла. А теперь вдруг появилась, как ни в чём не бывало.
Оливия чуть повела плечами, демонстрируя показное спокойствие.
— То было в прошлом, Алексей. Я хочу восстановить семью. Начать с чистого листа.
Но мужчина сделал шаг вперёд, и его голос стал грубым, колючим, как ледяной ветер:
— Проваливай. Туда, откуда вернулась. И больше никогда не появляйся в нашей жизни.
Глаза Оливии сверкнули, но она сдержала эмоции, слегка приподняв подбородок.
— Я мать. И я имею право встретиться с сыном.
— Ты — биологическая мать, — отрезал Алексей. — А всё остальное ты давно потеряла. Матвею не нужна ты. И я не позволю тебе снова его ранить.
Он развернулся, но на миг замер, будто сдерживая ещё одну порцию гнева. Оливия осталась стоять на месте, вытянувшись как струна, всё ещё улыбаясь, но в её глазах впервые проскользнуло что-то похожее на страх.
Мужчина смерил её холодным взглядом, потом неторопливо спросил:
— Сколько ты хочешь?
Оливия всплеснула руками, будто оскорблённая до глубины души:
— Алексей, ну что ты... Я вернулась не ради денег. Я вернулась ради семьи.
Он хмыкнул, усмехнувшись так, что усмешка эта прозвучала громче любых слов.
— Ты ничего не получишь. Ни копейки.
Оливия рассмеялась — звонко, но фальшиво, словно актриса, играющая роль в дешёвой постановке:
— Громов, ты не меняешься. Всё ещё считаешь, что всё в этом мире — это деньги. Всё можно купить и продать.
Алексей подошёл ближе, скрестив руки на груди, и сказал, понизив голос:
— Не меряй остальных по себе, Оливия. Это ты всегда строила отношения только с теми, у кого счета с шестью нулями. Любовь, семья, привязанность — это для тебя пустой звук.
Оливия изобразила оскорбление: округлила глаза, прижала ладонь к груди.
— Вот уж спасибо за комплимент... Но, может, стоит забыть старые обиды, Алексей? Начать с чистого листа? Двигаться вперёд, как ты сам любишь говорить?
— Я двигаюсь, — отрезал он. — Только без тебя.
В его голосе не было ни ярости, ни обиды — лишь усталость и решимость. Оливия замерла, будто осознала, что её приём не сработал. И в этот момент она поняла — вернуть контроль будет куда сложнее, чем она рассчитывала.
***
Матвей вольготно развалился в кресле, закинув ноги на стол, и листал с планшета договоры, присланные потенциальными инвесторами. Он обещал Алисе помочь разобраться, и, как всегда, подошёл к делу с максимальной скрупулёзностью. Однако, чем больше он вчитывался, тем чаще его брови начинали хмуриться: в одном договоре была невыгодная формулировка, в другом — странное распределение долей, в третьем — штрафные санкции, будто прописанные для врага, а не для партнёра.
Он вздохнул и откинул голову назад, глядя в потолок. Мысли путались. Все эти мелочи в договорах кричали о подводных камнях, и от этого становилось тревожно. Нельзя было дать Алисе сделать ошибку.
Тем временем Алиса, устроившись за своим рабочим столом, дописывала программный код. Недавно она обнаружила в алгоритме очередную мелкую ошибку, и теперь старательно выводила её на чистую воду, пальцы ловко стучали по клавишам. Она выглядела невероятно мило в этот момент — полностью поглощённая своей задачей, с серьёзным, почти воинственным выражением лица. Взъерошенные розовые волосы выбивались из хвоста, но она, кажется, этого даже не замечала.
Матвей посмотрел на неё — и вдруг поймал себя на тёплой улыбке. Такой домашней, настоящей. Он не сказал бы, что любит кого-то за розовые волосы или за код без ошибок. Он любил её вот так — сосредоточенную, упрямую, живую. И точно знал: в её успехе всё должно быть чисто. Без компромиссов.
Алиса, заметив, что Матвей как-то странно смотрит в потолок и не листает экран, удивлённо приподняла бровь:
— Что не так?
Матвей опустил взгляд, пододвинул планшет к себе и ответил:
— Прикидываю, сколько нам нужно средств, чтобы раскрутить твой стартап. Не хочу, чтобы ты подписывала что-то сомнительное. Лучше сразу посчитать всё по-честному.
Алиса закатила глаза и с улыбкой вздохнула:
— Мне просто нужен старт и работа, а не инвестиции с тысячами условий. Я же не корпорацию строю.
Матвей открыл дверь блока и галантно, с легкой усмешкой, пропустил Алису вперёд. Та благодарно кивнула и прошла внутрь, стягивая с плеч куртку. Валера, услышав шаги, мельком обернулся, а потом снова склонился над дверью в ванную — он ковырялся с замком, сосредоточенно закручивая шуруп отвёрткой.
— Неужели количество неожиданных заходчиков в ванну превысило норму? — хихикнул Матвей, бросая взгляд на соседа.
Валера, не оборачиваясь, буркнул:
— Вот тебе всё ха-ха. А я вот случайно вломился к Миле, когда она маску с лица смывала. Она не растерялась и запустила в меня банкой крема.
Он на мгновение замолчал, сжав отвёртку с особой решимостью, и добавил:
— Ты хоть представляешь, сколько люксовая косметика стоит? Десять кусков отдал за этот крем, прикинь? Так что всё — баста, замок дешевле чинить.
Алиса прыснула от смеха, прикрыв рот ладонью, а Матвей громко рассмеялся:
— Впечатлительная у тебя девушка.
— Да это ещё мягко сказано, — проворчал Валера, но уголки его губ всё же дёрнулись в сторону улыбки.
Матвей посмотрел на Алису и кивнул в сторону своей комнаты:
— Ну что, может фильм посмотрим?
— Давай, — согласилась она, и они вдвоём скрылись в комнате парней, оставив Валеру наедине со злополучным замком.
— И не забудь табличку повесить «Заход на свой страх и риск», — бросил Матвей через плечо, и в ответ услышал только усталое:
— Да иди ты…фильм смотреть, — беззлобно откликнулся друг.
Алиса с любопытством оглядывала комнату парней, обойдя её взглядом с интересом, будто попала в иную экосистему. Две аккуратно заправленные кровати, один большой стол, занявший почти всю стену, на котором громоздились два мощных компьютера с массивными системными блоками, несколькими мониторами и россыпью разноцветных проводов, мельчайших деталей, отверток, пайки, микросхем, упаковок от энергетиков и… чего-то странного, явно бывшего когда-то роботизированной рукой.
— Миленько у вас здесь, — усмехнулась Алиса, склонившись над столом и чуть ткнув пальцем в какой-то чип.
Матвей хмыкнул, проходя мимо:
— Это мы ещё убрались. Но вообще, у нас всегда чисто. Просто... художественный беспорядок, — он подмигнул и сел к компьютеру.
Алиса улыбнулась, всё ещё немного не веря, что столько хаоса может уживаться с идеальной организацией самих систем на столе — кабели уложены, код открыт, у каждого устройства своё место.
Матвей настроил большой монитор, выбрал фильм — один из любимых, из области научной фантастики, с крутыми идеями и хорошей визуализацией — и махнул рукой:
— Идём, Лисёнок. Удобства у нас тут спартанские, но место для обнимашек всегда найдётся.
Они устроились на кровати, Матвей обнял Алису, и она уютно прижалась к нему, подложив ладони под щёку. Из динамиков зазвучали первые ноты саундтрека.
Фильм оказался захватывающим — глубокий, остроумный, с неожиданными поворотами. Научные гипотезы, пусть и фантастические, казались до жути реальными. Алиса с головой ушла в сюжет, но где-то на периферии чувствовала: Матвей держит её крепко и уверенно, как будто для него не было ничего важнее в этот момент.
Алиса медленно клевала носом, и вскоре её дыхание стало ровным, спокойным. Голова удобно устроилась у Матвея на плече, а руки обвились вокруг него, будто она даже во сне искала его тепло. Он чуть наклонил голову, глядя на неё с мягкой улыбкой, не желая и шевелиться, чтобы не потревожить покой.
В этот момент в дверном проеме появился Валера. Он замер, увидев их, и, едва заметно усмехнувшись, кивнул сам себе, как будто отмечая: «Так и знал». Не проронив ни слова, он бесшумно исчез за дверью, предоставив паре уединение.
Матвей осторожно достал из кармана смартфон, стараясь не пошевелить Алису. Короткое движение пальцем — вызов. Через пару гудков ответили. Он говорил негромко, глядя перед собой, будто просчитывая ходы на шахматной доске:
— Да, это я. Нужно, чтобы ты связался с юристами и начал оформлять пакет инвестиций. Нет, не через фонды — напрямую. Да, через мою структуру. Все будет прозрачно, но без посредников. Это важно… И найди мне дизайнера презентаций, умеющего работать в научной сфере.
Он говорил быстро, но чётко, зная, что человек на том конце провода не станет задавать лишних вопросов. Всё будет сделано. Он мог себе это позволить — и материально, и стратегически. Но причина была не в деньгах. Он просто не хотел, чтобы кто-то извне использовал Алису, обманул, заставил подписать невыгодные условия. Это была её мечта, и она заслуживала защиту.
Но у Матвея был ещё один туз в рукаве. Собственный проект, над которым он работал уже больше года. Инновационная система для интеграции нейросетей в частную медицину. Договоры с лабораториями, тестирование, пилотные клиники — всё было почти готово. Через пару месяцев начнётся запуск. Он знал, это сработает. И принесёт прибыль, о которой инвесторы мечтают ночами. Однако, душа лежала немного к другому проекту, который пока не удавалось в полной мере реализовать, но вливание средств в этот проект Матвей пока не планировал.
Алиса сонно причмокнула губами, шевельнулась и крепче прижалась к нему, будто в подтверждение того, что ей хорошо. Матвей улыбнулся. Ей нужен был отдых. Ему — время. А вместе у них было и то, и другое.
Он прикрыл за собой дверь и вышел в гостиную, где у окна стояла Оливия — безупречно одетая, в длинном пальто цвета воронова крыла, с распущенными светлыми волосами и той самой ослепительной, чуть ядовитой улыбкой, которую Матвей помнил с детства.
— Ты что здесь делаешь? — голос Матвея был ровным, но в нём сквозил лед.
Оливия повернулась, будто ничего особенного не происходило.
— Милый, ты так вырос... Я решила заглянуть. Поболтать. Познакомиться с твоей девушкой, может быть.
— Уходи, — коротко сказал Матвей. — Немедленно.
Валера замер у стены, словно слился с ней. Он был свидетелем многих бурь в их общежитии, но вот этой — явно не хотел.
— Матвей… — Оливия сделала шаг вперед, — я просто хотела увидеть тебя. Поговорить. Понять, на кого ты стал похож.
— Не на тебя, — отрезал он. — Ты опоздала лет на двенадцать.
— Всё это время я думала…
— Думала, как удобно жить за чужой счет, — перебил он. — И теперь ты пришла не ко мне. Ты пришла к нему. Надеялась, что через меня попадешь в жизнь отца? Угадал?
Оливия улыбнулась чуть кривее.
— Не всё так просто. Я… Я правда хотела наладить отношения.
— Поздно, — Матвей шагнул ближе и указал на дверь. — Здесь тебе не место.
Мать и сын стояли друг напротив друга, как зеркальные отражения — с одинаково прищуренными глазами, острыми скулами и жёсткой осанкой. Только у него в глазах был гнев и холод, а у неё — хитрость и притворное сожаление.
Оливия медленно кивнула, приподняв подбородок.
— Ладно. Я уйду. Но ты не вечно будешь смотреть на меня с ненавистью. Я ведь твоя мать.
Матвей не ответил. Просто стоял, сунув руки в карманы брюк. Она прошла мимо Валеры, скользнув по нему взглядом, и открыла дверь.
— Передай отцу — мы ещё поговорим.
— Если он вообще захочет тебя слушать, — буркнул Валера вполголоса.
Дверь снова хлопнула. На этот раз — тише. Матвей стоял молча, глядя в пространство. Валера подошёл ближе, потрепал друга по плечу.
— Ты держался. Прям как в кино.
Матвей слабо усмехнулся.
— Это не кино. Это моя жизнь.
— Ну, зато в ней есть Алиса, — сказал Валера и подмигнул. — А она, между прочим, боевая девчонка. Даже если и проспала всю эту драму. А ты ей в следующий раз команду «Фас!» дай, и она через бедро с лестницы всех отправит.
Матвей наконец немного расслабился и кивнул:
— Да, это точно. И ради неё я сделаю всё, чтобы она не столкнулась с такими, как Оливия.
В комнату заглянула Мила, в руке держала кружку с какао и, нахмурившись, сказала:
— Ребят, может, у меня глюки от недосыпа, но я, кажется, видела Оливию у лифта. Серьёзно. Пальто как у неё, походка, и этот её «я-здесь-всё-решаю» взгляд.
Матвей закатил глаза и обессиленно выдохнул:
— Ну точно, неделя началась не с той ноги. Уже хочется перемотать до пятницы.
Мила сделала глоток какао, пожала плечами и философски заметила:
— Просто вы, мальчики, не знаете, в каких сапожках стоит ступать. А если выбрал не те — потом неделю от мозолей отлёживаешься.
Валера рассмеялся и указал на неё пальцем:
— Вот она, великая истина. Сапожки — всему голова. Мила, тебе надо свой подкаст вести.
— Ага, «Женская логика против мужских драм». Или «Какао, каблуки и катастрофы», — фыркнула она и плюхнулась в кресло. — Ну, чего там с Оливией? Опять в кадр лезет?
Матвей сел рядом, провёл рукой по волосам и сказал сдержанно:
— Появилась. Сказала, что хочет восстановить семью. Через двенадцать лет молчания. Пришла, как привидение из прошлого.
Мила нахмурилась:
— Блииин. Это та, которая сбежала и даже открытку не прислала? У неё, случайно, не амнезия и она из Австралии вернулась?
— Хуже. У неё, видимо, желание нагадить в аккуратно вычищенную жизнь, — буркнул Матвей. — Но я этого не допущу.
Мила кивнула серьёзно:
— И правильно. У тебя теперь есть мы. И особенно — Алиса. А это, между прочим, совсем другой уровень. Она не про драмы. Она про дело.
— Именно, — отозвался Матвей, вглядываясь в темноту за окном. — Ради неё я не дам прошлому разрушить настоящее.
Мила широко улыбнулась и сказала:
— Я так за вас рада, честно. Вы — как два пазла, которые наконец сошлись.
Развернулась на пятках и, тихо пританцовывая под какой-то свой внутренний мотив, ушла в комнату девочек.
Теперь в комнате стояли три кровати, и каждая отражала свою хозяйку. Вся розовая, с плюшевыми игрушками и гирляндами над изголовьем — Милкина. Рядом — аккуратная, чуть угловатая, но уютная кровать Алисы с тёмным покрывалом и стопкой книг на тумбочке. И третья — та, что с атласными подушками, блестящими пледами и ароматизированной свечой на полке — принадлежала Мелании.
— Ну какая красота, — выдохнула Мила, застыв на месте.
Алиса, широко улыбнувшись, сделала пару шагов вперёд и подошла к самому краю смотровой площадки. Перед ней раскинулся НеоПолис — будто город из будущего, развернувшийся на ладони.
Чёткие линии стеклянных зданий, устремлённые вверх башни с зеркальными фасадами, отражающими солнечный свет, словно живые кристаллы. Между ними — аккуратные парки, широкие улицы, по которым неспешно двигались электромобили. Где-то в глубине, среди зелени, виднелись жилые кварталы — строгие, но современные. Всё пространство было продумано до мелочей: энергоэффективные здания, насыщенная инфраструктура, ухоженные зоны отдыха и технологические кластеры. НеоПолис — наукоград нового поколения. Место, где рождались идеи, из которых строилось будущее.
Матвей смотрел на Алису. Она будто расцвела. С тех пор как они начали встречаться, исчезла привычная напряжённость в её взгляде и движениях, появилась лёгкость. Она стала живой, по-настоящему живой. Это радовало. И трогало.
— Помощь нужна? — донёсся до него голос Валеры.
Тот с усилием ставил на асфальт тяжёлую треногу.
— А то ты у нас наблюдатель высшей категории, — фыркнул он, распутывая кабели.
Матвей спохватился:
— А, да, сейчас. — Он быстро подошёл и стал помогать распаковывать технику. — Ладно-ладно, виноват, засмотрелся.
Мила с Алисой, уже вооружённые смартфонами, устроили мини-фотосессию на фоне города. Смеялись, показывали друг другу удачные кадры, что-то обсуждали.
— Только не забудьте кадры с фоном влево от центра, — крикнул Валера. — Там освещение мягче, картинка лучше ложится.
— Ты лучше ложись, — ответила Мила, подмигнув ему.
Смех снова прокатился по площадке. День начинался прекрасно.
Мила щёлкнула пальцами и весело скомандовала:
— Всё, в кадре работаем! Вот сюда смотри, чуть ниже — да, отлично! Ставим свет, поехали!
Она уверенно показывала, как лучше встать, как держать смартфон, где будет “рабочая сторона” лица, а где освещение «съест» лишние тени. Видно было — девчонка знает, что делает. Камера её обожала.
Сегодня у ребят был чёткий план: наснимать материала на несколько дней вперёд. Вдохновение не ждали — ловили и упаковывали в кадры. Работать предстояло много, но настрой был отличный.
Сначала пошли простые ролики — милые видео-приветствия.
— Привет, я Мила, и это мой канал! — с сияющей улыбкой начинала она. — Подписывайтесь, вас ждёт много интересного!
Ребята быстро распределили образы. Мила, конечно же, «гламурная блондинка» — с доброй самоиронией, она легко играла свою роль, подмигивая в камеру и делая акцент на «девичьем» подходе к науке и жизни.
Алиса — её противоположность. Небрежная косуха, тёмные джинсы и дерзкий прищур: хулиганка с интеллектом.
— Меня зовут Алиса, и я разрушу ваши стереотипы, — подмигнула она, размахивая микросхемами.
Валера играл «четкого пацана» с технарским флером. Всё по делу, всё по схеме.
— Технологии — это просто. Главное, не бояться схем, — ухмыльнулся он в камеру, крутя микросхему на пальцах, как спиннер.
А Громов был… ну, Громов. Сын бизнесмена, серьёзный, уравновешенный, будто всегда знает на пять шагов вперёд, что будет дальше.
— Инновации — это не роскошь, это необходимость, — говорил он, сдержанно глядя в объектив. — Особенно в будущем, которое начинается сегодня.
Они снимали по отдельности, вдвоём, всей группой. Разыгрывали короткие сценки — от бытовых шуток до мини-драм, в которых разбирали научные открытия, проводили лайтовые эксперименты и объясняли сложные вещи простым языком. Контент получался живой, умный и смешной.
А главное — искренний. Их смотрели уже не только однокурсники, но и ребята из других городов. И, судя по комментариям, даже далеко за пределами НеоПолиса.
Постепенно день начал клониться к закату. Небо над НеоПолисом окрасилось в мягкие персиково-розовые тона, плавно переходя в лазурную дымку, а город, будто стеклянная фантазия на тему будущего, засиял отблесками уходящего солнца. Воздух оставался удивительно комфортным — ни капли зноя, ни намёка на прохладу. Такой климат был здесь нормой: продуманный, управляемый, гармоничный. Зима, в её привычном понимании, давно осталась в учебниках истории. В НеоПолисе её не существовало — технологии сделали невозможное возможным, оставив лишь череду мягких сезонов.
Из переносной колонки, забытой на парапете, тихо доносилась нежная мелодия — современная песня о любви, ненавязчивая и такая подходящая под вечернюю атмосферу. Ребята уже начинали собирать аппаратуру, аккуратно складывая камеры и стабилизаторы, но Матвей вдруг задержал шаг. Он подошёл к Алисе, которая стояла, опершись ладонями на перила и с улыбкой смотрела вдаль, где небоскрёбы плавно переходили в ухоженные парки.
Он легко обнял её за талию, мягко коснувшись губами её уха.
— Нам так и не удалось потанцевать на осеннем балу, — прошептал он.
Алиса обернулась, её глаза засветились тёплым светом, и она кивнула.
— Значит, потанцуем сейчас.
Алексей Иннокентьевич пролистал документы, не спеша, как всегда внимательно вчитываясь в каждую строку. Его лицо оставалось спокойным, но в глубине глаз мелькнуло удивление. Он перевёл взгляд на сына, задержал его на мгновение и чуть приподнял брови.
— Почему ты решил сам профинансировать этот проект? — спокойно, но с долей недоумения спросил он.
Матвей откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы в замок.
— Потому что условия, которые выдвинули инвесторы, были абсурдны, — ответил он сухо. — Они хотели 60% за вложение, которое не покрывало даже половины нужного бюджета. Да ещё и требовали полный контроль над распределением прибыли и правами. Надеялись, что Алиса не вникнет.
Он хмыкнул.
— И, честно говоря, она бы и не вникла. Просто принесла бумаги и попросила помочь. Доверилась.
Алексей Иннокентьевич цокнул языком, качая головой.
— Разберусь с этими умниками. В такие игры пусть в другом месте играют. Хочешь, я подключу ресурсы? Мы можем спокойно выделить дополнительное финансирование.
Матвей покачал головой.
— Спасибо, но нет. Потяну сам. Мне важно, чтобы она знала — это я, а не ты, её поддержал, но желательно, чтобы это случилось не скоро. Без давления и условий.
На секунду в кабинете повисло молчание. Отец снова посмотрел на сына. Не с укором, не с сомнением — с лёгкой, почти незаметной гордостью. Матвей говорил уверенно, спокойно, и за его словами стояла не бравада, а зрелость, ответственность. Он вырос. Уже не просто наследник — человек, который знает, что делает, и зачем.
Это грело душу. Алексей Иннокентьевич на миг задумался, чуть наклонив голову, словно подбирая точные слова. В его взгляде не было ни осуждения, ни давления — лишь усталость и тень чего-то невысказанного.
— Оливия приехала, — наконец сказал он спокойно.
Матвей чуть прищурился, но не удивился.
— Я в курсе, — коротко ответил он. — Она уже приходила в общежитие. Видел её.
Они помолчали. Повисло напряжённое, но не враждебное молчание. Слов было много, но произносить их не хотелось.
— Я не собираюсь сходиться с ней снова, — тихо, почти примирительно сказал отец. — Всё это давно в прошлом.
Матвей пожал плечами, не поднимая взгляда.
— Это твой выбор, — спокойно проговорил он. — С кем быть, как жить — твоё дело. Но я не хочу, чтобы она появлялась рядом со мной. Не хочу её видеть. Ни дома, ни в гостях. Ни по семейным поводам, ни без них.
Алексей Иннокентьевич кивнул. Не спорил, не увещевал — просто кивнул, принимая слова сына как факт.
— Услышал, — мягко ответил он. — Учту.
Он больше ничего не сказал, но в его глазах появилась тень сожаления. Не к Матвею — к прошлому, к тому, что нельзя исправить. Но в то же время — уважение к сыну, который не боится говорить прямо и защищает то, что для него важно.
Отец и сын ещё с полчаса спокойно обсуждали текущие дела — смену подрядчика на одном из объектов, сроки запуска нового кластера научных лабораторий, участие фонда в акселерационной программе. Разговор шел четко, по делу — они давно уже научились взаимодействовать как взрослые, и Матвей уверенно держался, аргументируя решения, предлагал ходы на шаг вперёд.
Когда разговор закончился, Матвей встал, коротко кивнул и вышел, не забыв захлопнуть за собой дверь. Алексей Иннокентьевич остался один в кабинете и на минуту замер, глядя в сторону, где только что стоял его сын.
Он медленно улыбнулся. Гордость — спокойная, не показная — теплом разлилась по груди. Ещё недавно Матвей был подростком, с острыми углами и резкими суждениями, а теперь он стал мужчиной. Не просто наследником, а человеком, который знает, к чему идет, и ради кого.
С тех пор как в его жизни появилась Алиса, многое изменилось. Матвей стал более собранным, спокойным, рассудительным. В его поступках появилась целеустремлённость — не ради амбиций, а ради будущего, которое он хотел построить для них. Для неё. Для себя. Для семьи.
Алексей Иннокентьевич вздохнул. Время, действительно, летело слишком быстро. Ему даже не верилось, что Матвею недавно исполнилось восемнадцать.
Мысленно он отметил, что Алиса явно сыграла не последнюю роль в этих изменениях. И, вопреки изначальным сомнениям, он радовался, что именно она рядом с его сыном.
Он разблокировал смартфон, намереваясь ответить на сообщение, и вдруг остановился. В ленте рекомендаций неожиданно всплыло видео: Матвей и Алиса танцуют на смотровой площадке. За ними — НеоПолис, утопающий в вечерних огнях, а в их взглядах — нежность и спокойствие.
Алексей Иннокентьевич смотрел видео молча, слегка тронутый. Потом нажал кнопку подписки — сначала на страницу Алисы, потом Матвея, потом Милы и Валеры. Он не был большим поклонником соцсетей, но в тот момент ему просто захотелось быть чуть ближе к этим ребятам. Хорошие они. Искренние.
Он отложил телефон, выпрямился в кресле и открыл новый проект. Работа ждала. Но настроение стало легче. Теплее. И, пожалуй, чуть светлее.
Подумав несколько минут, Алексей Иннокентьевич потянулся к телефону и набрал номер. Гудки шли недолго — на том конце быстро ответили.
Алиса бегло записывала формулы, стараясь не отставать от лектора, который бодро выводил на доске интегралы, функции и систему координат. Её блокнот уже был исписан плотным, аккуратным почерком, но концентрация всё чаще давала сбой. Девушка машинально поднимала взгляд от страниц и задерживала его на ряде ниже — там сидела Мелания.
Идеальная осанка, уложенные волосы, сдержанная улыбка, будто пришитая к лицу. Мелания выглядела безупречно, почти театрально. Общительная, обаятельная, она быстро заводила знакомства, но у Алисы это вызывало тревожное ощущение — фальшь. Профессионально подделанная открытость, эмоции по расписанию. Улыбки, которые не дотягивались до глаз.
Алиса знала этот взгляд — слегка скользящий, оценивающий. Не человек, а сканер. И как бы ни хотела убедить себя, что просто мнительна, интуиция настойчиво подсказывала: тут что-то не так.
Она положила ручку рядом с тетрадью, скрестила руки на груди и чуть прищурилась, наблюдая. Казалось бы, обычная студентка — ходит на лекции, берет книги в библиотеке, участвует в семинарах. Но у Алисы было устойчивое ощущение, что всё это — декорации. Как будто Мелания играла роль и тщательно следила, чтобы не выбиться из образа.
Особенно странным казалось то, как на неё реагировали другие. В семьсот втором блоке — где о каждом новеньком знали по фамилии уже через день — Меланию словно не замечали. Не здоровались. Не звали в общие чаты. Как будто знали что-то, чего не знала Алиса. Или догадывались.
Она перевела взгляд обратно в тетрадь, но мысль вертелась в голове, не давая покоя. Возможно, ей лучше не копаться в этом. Возможно, Мелания — чья-то ошибка. Или чужой эксперимент. Или... наблюдатель.
Алиса чуть передернула плечами. Уж слишком глубоко это могло завести. А может быть, она просто устала. Всё же, высшая математика проще, чем человеческая натура.
Звонок с легким эхом прокатился по аудитории, давая понять, что лекция закончена. Шумно задвигались стулья, захлопнулись тетради, и аудитория медленно, но уверенно начала опустевать. Алиса медленно собирала свои вещи, не спеша, будто выжидая. Она снова мельком взглянула на Меланию, та уже надевала куртку и что-то писала в телефоне, не обращая на Орлову ни малейшего внимания. Или делая вид, что не обращает.
Алиса направилась к выходу. Но далеко уйти не успела — едва показалась в коридоре, её тут же окружила небольшая группа студентов. Один хотел «перекинуться парой слов», другой просил «глазом глянуть на его проект», а третья девушка, хитро прищурившись, спросила, как у неё «получается так ладить с Громовым».
В другой ситуации Алиса, может, и посмеялась бы. Но она уже научилась отделять вежливость от лести, а дружелюбие — от корысти. После истории с проектом, когда она помогла Матвею и Валере, её популярность в колледже резко выросла. А с ней — и число тех, кто хотел быть к ней «поближе». Кто-то действительно восхищался её работой, но были и такие, кто надеялся, что через Алису можно аккуратно подползти к Матвею, а дальше — и до его отца рукой подать. Возможно, выпросить грант. Или лабораторию. Или всего понемногу.
Алиса вежливо, но чётко отшила попытки завести разговор и прошла мимо, стараясь не выражать раздражения. Она не обсуждала других с Матвеем — принципиально. Она не была посредником, не была визиткой. У неё были свои цели, свой путь.
В столовой было шумно, пахло свежими булочками и синтетическим кофе. Мила уже устроилась за угловым столиком и, не заметив сначала подругу, листала ленту на планшете. Алиса устало опустилась на стул напротив и сразу потянулась за стаканом воды.
— Нам нужно поговорить, — тихо сказала она, убирая волосы за ухо. Мила сразу подняла взгляд, в котором тут же промелькнуло внимание.
— Что-то случилось?
Но Алиса не успела ответить — в столовую вошли Матвей с Валерой. Она кивнула им, но взгляд её был сосредоточен на подруге.
— Позже. Когда будем одни, — добавила она, и Мила, уловив серьёзность, лишь кивнула.
Матвей с Валерой поставили подносы на стол и заняли свои места — Валера, как обычно, рядом с Милой, а Матвей — слева от Алисы. Валера, не дожидаясь, чмокнул Милу в щёку, отчего та кокетливо захлопала ресницами и театрально положила ладонь на грудь, изображая тронутую сердцеедку.
— Ах, какие у нас сегодня галантные мужчины, — протянула она, едва сдерживая смех.
Матвей усмехнулся, обнял Алису за плечи, притянул её чуть ближе и тихо сказал:
— Кто бы говорил.
Валера тем временем обвёл всех торжественным взглядом, на секунду выдержал паузу, как будто собирался произнести речь на вручении диплома, и сообщил:
— А теперь… Внимание. У меня есть отличная новость. Мне официально выделили финансирование на мой проект! Тот самый. Тот, который, как я говорил, достоин Нобелевской премии.
— Поздравляю! — воскликнула Алиса, её улыбка была искренней, тёплой, и Валера это заметил.
Мила буквально подпрыгнула на месте, взвизгнула, обняла Валеру с силой, чуть не сбив с него очки, и затараторила:
— Я знала! Я знала, что ты у меня самый умный! Просто гений! Я же говорила, что всё получится!
Валера смущённо улыбнулся, немного зарделся и, отводя глаза, пробормотал:
— Ну, спасибо… Только вы теперь расскажите, как у вас дела.
Матвей вошёл в блок, машинально поправляя ремень рюкзака на плече. День выдался долгим — встречи, обсуждения, звонки. Где-то в глубине усталость начинала напоминать о себе, скребя по вискам тугой тенью, но всё это исчезло, стоило ему переступить порог гостиной.
Мелания.
Она сидела на диване в позе лотоса, как будто специально приняла эту "естественно-расслабленную" позу именно к его приходу. Очень короткие шорты едва прикрывали бёдра, а тонкая майка плотно облегала фигуру. В руках — планшет, в глазах — прицельный интерес.
— Матвей... — елейно протянула она, подняв глаза и как бы случайно поправив прядь волос. — Ты не мог бы мне помочь? Тут тема одна, совсем запуталась… а ты у нас такой умный.
Матвей скользнул по ней холодным взглядом, без намёка на интерес, и отмахнулся, словно от назойливой мухи:
— Ищи репетитора. Я не справочное бюро.
И, не дожидаясь ответа, прошёл в комнату, которую делил с Валерой, аккуратно прикрыв за собой дверь. Звук замка щёлкнул тихо, но многозначительно.
Он вздохнул, опускаясь на кровать. Присутствие Мелании в блоке раздражало. Словно кто-то включил фоновый шум, который нельзя выключить. Что-то в ней было фальшивым, чужим. Слишком игривым, слишком выверенным. Она не просто «была» — она действовала.
Но формального повода, чтобы поднять вопрос о её выселении, пока не находилось. А он не привык действовать по эмоциям.
Матвей потянулся за ноутбуком, стараясь переключиться. Ему было достаточно знать, что Алиса верит в него, рядом Валера, и всё, что по-настоящему важно, — у него под контролем.
Мелания постучала в дверь — негромко, почти неуверенно. И прежде чем Матвей успел ответить, она уже заглянула в комнату, прижимая к груди планшет, как щит. Свет из коридора обрисовал её фигуру, но на этот раз в её взгляде не было прежней самоуверенности.
— Я… — начала она, голосом тихим, почти шепотом. — Хотела извиниться. Я знаю, что совершила много... нехороших вещей. Всё из-за того, что… ну, ты сам понимаешь. Я была влюблена в тебя, как дура.
Матвей усмехнулся, не поднимаясь с места, и сухо отозвался:
— Подделка документов и кража денег — это не "нехорошие вещи", Мелания. Это омерзительные вещи.
Она чуть качнулась, будто от пощёчины, взгляд опустился вниз. Несколько секунд стояла тишина, только за стеной что-то бормотал автокондиционер.
— Я лечилась, — наконец произнесла она. — В рехабе. Серьёзно. Проработала свою психику, нашла причины, попыталась понять, почему всё пошло не так. Только после этого решилась вернуться в НеоПолис. Не за тобой… — она подняла глаза, в которых отражался больной оптимизм. — Я просто хочу доучиться. Получить диплом. Начать жизнь заново.
Матвей молчал. Холодно, пристально смотрел на неё, будто просвечивая насквозь. Ни жалости, ни злости — только отстранённость.
— Я не прошу прощения, — тихо продолжила Мелания. — Его нужно заслужить. Я это понимаю. Но я докажу тебе, что изменилась. Обязательно.
Она развернулась и, не дожидаясь его ответа, вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Матвей остался сидеть в тишине. В комнате снова стало спокойно, но после её ухода воздух будто потяжелел. Он снова открыл ноутбук, но пальцы застыли над клавиатурой.
— Главное, чтобы ты доказывала это не мне, — пробормотал он себе под нос, — а себе.
Матвей ещё несколько секунд смотрел в точку, где только что стояла Мелания. Её слова эхом отзывались в голове, но не оставили глубокого следа — ни жалости, ни сочувствия, только холодная фиксация факта: она здесь, она изменилась — или делает вид, что изменилась. Но это уже не имело значения. Он сосредоточился.
Пальцы забегали по клавиатуре с отточенной точностью. Экран отражал стройные ряды кода, диаграммы, алгоритмы — то, что было выстроено за последние месяцы труда. Он был почти у цели. Финальная стадия. Запуск — вопрос дней, если не часов. Всё складывалось идеально, как в шахматной партии, где каждая фигура уже занимает нужную позицию.
Он хмыкнул, вспоминая Алису. Ту самую Алису, которая когда-то с улыбкой и не без колкости обронила: «Ты просто сын своего отца. С золотой ложкой во рту родился, и думаешь, что всё само дастся». Тогда это задело. По-настоящему. Но стало и импульсом. Теперь же… Теперь он доказывал, что его фамилия — не гарантия, а ответственность. Он строил своё.
Матвей выдохнул, потянулся, щёлкнул пальцами и снова склонился над клавиатурой. Алиса скоро придёт. А у них по плану — шахматы. Старый их ритуал. Где она будет ехидно улыбаться, делать вид, что проигрывает, а потом ловко поставить ему мат. А он будет делать вид, что не заметил подвоха. И оба будут смеяться.
Но до этого — ещё пару сотен строк кода. Успеть. Завершить. И открыть вечер настоящего, умного, доброго счастья.
В комнату с шумом ввалился Валера, кинул рюкзак на пол и почти с разбега рухнул на кровать лицом вниз. Повисла короткая пауза, нарушаемая лишь стуком клавиш. Потом — глухой голос из-под подушки:
— Нам нужно поговорить.
Матвей остановил набор, откинулся в кресле и повернулся к другу:
— О чём?
Валера перекатился на спину, уставился в потолок и выдохнул:
Алиса и Мила шли по широкой аллее, залитой мягким светом неоновых вывесок. Пахло пылью, озоном и чем-то сладким — где-то рядом автоматическая лавка пекла сахарные вафли. Роботы-курьеры проезжали мимо с жужжанием, аккуратно лавируя между прохожими, у каждого в отсеке — коробки с аккуратными наклейками «NeoPost».
Алиса закусила губу, будто собиралась с духом, и, наконец, произнесла:
— Я больше не могу это оттягивать. Мила, скажи, что не так с Меланией?
Мила слегка повернула голову:
— А что Матвей тебе рассказал?
Алиса пожала плечами, глядя под ноги:
— Я… не спросила. Всё не подходил момент. Не хотела копаться в чужом прошлом. Но у меня нехорошее чувство. В ней что-то не так.
Мила вдруг резко остановилась. Алиса чуть не врезалась в неё, удивлённо подняла глаза. Мила смотрела прямо в лицо, серьёзно, без своего привычного озорства и быстро заговорила:
— Мелания была безумно влюблена в Матвея. До потери головы. Она пыталась его завоевать — красиво, громко, уверенно. А потом… когда поняла, что у неё ничего не выйдет, пошла в обход. Через его отца. Тоже не вышло. Тогда она подделала документы, подписи и украла… очень много денег. Слишком много, чтобы на это закрыли глаза.
Алиса застыла, её глаза расширились.
— Что?.. Но как… зачем?
— Хотела шантажировать Матвея, — жёстко сказала Мила. — Чтобы он был с ней. Или хотя бы молчал. Но всё пошло не по плану. Когда дело запахло жареным, она резко всё «осознала», извинилась, вернула часть денег… и исчезла. А теперь вернулась. Наивная, если думает, что все забудут.
Они замолчали. Только ветер шевелил волосы Алисы, а мимо них проехал ещё один робот с посылкой, не обращая внимания на то, как мир для кого-то в этот момент чуть изменился.
Алиса резко мотнула головой, будто отгоняя густеющий в мыслях туман. Потом резко спросила, почти на ходу:
— Подожди. Но всё-таки... Матвей встречался с Меланией или нет? Почему он тогда представил её как бывшую?
Мила помедлила, словно подбирая слова, а потом, пожав плечами, ответила:
— Технически — нет. Они никогда не были вместе. Но когда начался весь тот кошмар, с подписями, деньгами, допросами и слухами… всё переплелось. Публично проще было сказать, что они встречались. Так для всех она и стала «бывшей». И Матвей… он не стал переубеждать никого. Не до того было.
Алиса замедлила шаг, нахмурившись. Мила снова тяжело выдохнула:
— Но если хочешь правду-правду, иди к нему. Уверена, у Матвея есть что рассказать. Поверь, он не тот, кто будет юлить, если спросить в лоб.
Алиса кивнула, чуть сжав ремешок сумки.
— Спасибо.
Их шаги снова ускорились — позади осталась заминка в сборах, впереди светились окна Дома Культуры, похожие на иллюминаторы корабля в открытом космосе. На широких ступенях стояли и переговаривались Матвей с Валерой. Уже издалека было видно, как Валера жестикулирует, что-то рассказывая, а Матвей кивает с полупритворным вниманием.
— О, идут, — сказал он, заметив девушек. — Ура, королева сборов наконец соизволила.
— Ой, не бурчи, — махнула Мила, — я красоту для тебя наводила. Бесплатно, между прочим.
Алиса бросила быстрый взгляд на Матвея. Он поймал её взгляд и чуть склонил голову набок — не в укор, не с вопросом, а с тем спокойствием, за которое она его так любила. Она знала — разговор у них впереди. Только не сегодня. Сегодня — вечер искусства, света и планов.
— Подождите, а мы вообще на какое мероприятие пришли? — вдруг нахмурившись, спросил Валера, останавливаясь у входа. — Ну серьёзно. Я просто шел за вами, потому что знал — будет что-то важное. Но что именно — не в курсе.
— Ну ты вообще! — возмутилась Мила, но не по-настоящему, скорее с артистичным укором. — Значит, ты меня совсем не слушал? Я же рассказывала… три раза!
— А я думал, ты просто вдохновлённо говорила про какое-то волшебство, искру в глазах и «не пропустить ни за что», — невинно поднял руки Валера. — Не знал, что там был конкретный контекст.
Матвей хохотнул:
— Сегодня здесь снимают шоу «Таланты здесь». Мы зрители. И, между прочим, это первый раз, когда они приехали в НеоПолис.
— Ага, — фыркнула Мила, — и ты, между прочим, тоже не сразу вспомнил.
Теперь обижаться была очередь Валеры. Он скрестил руки на груди, задрав нос:
— Прекрасно. Сравнили какие-то там песни и пляски с четырьмя будущими нобелевскими лауреатами, стартаперами и великими инженерами! Вот и цените после этого друзей…
— Ага, особенно когда друг за другом в очередь в туалет занимает, — подхватила Мила.
Все дружно расхохотались. На волне этого хорошего настроения они вошли в зал — светлый, широкий, оформленный в нейтральных тонах, с яркими акцентами, от которых всё вокруг казалось праздничным. По залу уже рассаживались зрители — в основном студенты и преподаватели, роботы-ассистенты мягко направляли потоки людей к местам.
На сцене мелькали организаторы, проверяя звук, свет, камер было много — Алиса заметила минимум пять, включая дроны.
Сцена переливалась мягким светом — по очереди поднимались одарённые люди: то музыкант с футуристической арфой, то фокусник с иллюзией исчезновения предметов, то танцевальный дуэт с неоновыми костюмами, который будто бы управлял светом и тенью.
В зале царило волнение — каждый выход мог стать чьим-то первым шагом к славе.
Четверо судей сидели в полукруге: актриса с ярко-синими волосами, комик с легендарной ухмылкой, диджей в золотистом худи и Астапов — тот самый, чей голос знал каждый в НеоПолисе. Они наблюдали, записывали, жали на кнопки. Не всегда жали «да». Но шоу было честным.
Мила смотрела заворожённо, особенно когда на сцене появлялись танцоры. Она шептала Алисе:
— Видела этот элемент? Он с элементами аэройоги!
Алиса кивала, глаза блестели, она радовалась происходящему и не упускала ни одной детали. Иногда склонялась к Миле, комментируя костюмы или движения, иногда смеялась, если номер был весёлым.
Валера… то ли притворялся, то ли и правда поддремывал, опершись щекой о кулак. Лишь время от времени открывал один глаз и сонно бормотал:
— Дайте знать, когда выйдет кто-то с химическим шоу, — и снова прикрывал веки.
Матвей же смотрел совсем не на сцену. Он украдкой наблюдал за Алисой. Её глаза, когда она смотрела на артистов, выражали столько света, что у Матвея вся внутренняя суета утихала. Он просто радовался, что рядом.
И вдруг на сцену вышел мужчина.
Он был лет тридцати с небольшим, в простых джинсах и серой рубашке, застёгнутой на все пуговицы. В руках — акустическая гитара странного, насыщенного зелёного цвета. Но был в его облике какой-то внутренний покой. Опрятный, собранный, будто бы он давно всё понял про себя и этот мир.
Судьи оживились.
— Представьтесь, пожалуйста, и скажите, что вы нам покажете, — сказал диджей.
— Меня зовут Иван. Я из Сектора-Три. Исполню балладу собственного сочинения.
Астапов, популярный актёр, склонил голову и прищурился:
— У вас гитара… необычного цвета. Это специально?
Иван на секунду опустил глаза, провёл пальцами по грифу.
— Нет. Это был последний подарок от моего покойного отца, — тихо сказал он. — Я не стал её перекрашивать, пусть остаётся, как есть.
В зале стало очень тихо. Даже Валера приподнялся и вытянул шею, а Мила сжала пальцы Алисы.
Иван заиграл. И с первых нот стало ясно — этот номер будет другим.
Баллада, которую пел Иван, была простой, но в этой простоте жила искренность. Голос у него был негромкий, тёплый, будто он пел не на сцену, а кому-то очень родному. Мелодия ложилась на сердца слушателей, как тёплое покрывало — трогательная, с легкой грустью, с той самой человеческой ноткой, которую невозможно подделать.
Алиса слушала, затаив дыхание. Мила прикрыла рот ладонью — её глаза блестели. Валера теперь сидел прямо, забыв про сон. Даже Матвей немного замер, потому что это было не просто выступление, а будто воспоминание из детства, в котором греет свет родного окна.
И всё оборвалось.
Где-то на середине песни судья Агапов — актёр старой школы, известный своими вспышками гнева и жесткими словами — вдруг встал. Он вышел на сцену, шаги его гремели по деревянному покрытию. Иван замер, продолжая держать аккорд.
— Что вы делаете?.. — пробормотал он, но уже было поздно.
Агапов в один рывок выхватил гитару из рук потрясённого Ивана.
— Такое… нельзя называть искусством! — выкрикнул он, и его голос, будто лезвие, разрезал тишину зала.
— Ты бездарен! Слышишь?! Без-да-рен! И не смей больше прикасаться к творчеству!
И — удар.
Гитара разбилась об сцену, разлетевшись на части — дерево, струны, кнопка тюнера, и кое-где — осколки яркой зелёной краски. Будто кто-то разбил чью-то память. Чью-то душу.
В зале повисла гробовая тишина.
Трое других судей молчали. Один смотрел в пол. Одна — спряталась за ладонью. Третий сделал вид, что смотрит в планшет.
Иван стоял, не шевелясь. В его глазах застыл ужас. Его губы дрогнули, но слов не было. Он посмотрел на остатки гитары так, как смотрят на надгробие. Словно вместе с инструментом погиб кто-то живой, невидимый, но очень важный.
В этот момент кто-то резко выдохнул.
Это была Алиса.
Она вскочила на ноги, кресло с грохотом сложилось сидением. Глаза горели — ярко, гневно. Она сделала шаг в сторону прохода, готовая вмешаться, не зная как, но не желая молчать.
Рядом так же резко поднялся Матвей. Он не смотрел на сцену — он смотрел только на Алису. Он знал это выражение лица. Знал, что она не остановится. И он не даст ей идти туда одной.
— Я с тобой, — коротко сказал он.
И они вдвоём пошли по проходу — сквозь сидящих, ошарашенных зрителей, сквозь чужую тишину и чью-то подлость. В этот момент Алиса не думала, что будет дальше. Зато точно знала: иногда справедливость начинается с того, что ты просто встаёшь и идёшь.
Иван сидел, опустив плечи, сжимая в руках плотный бумажный пакет, в который аккуратно, почти как реликвию, были сложены осколки его гитары. Он старался не смотреть внутрь — каждый раз, как только взгляд падал на неровные обломки дерева, на расщеплённый гриф и сломанную деку, в горле поднимался ком. Сдерживал слёзы — упрямо, как взрослый, которому нельзя проявлять слабость. Но руки всё равно слегка дрожали.
— У меня есть хорошие знакомые музыканты и мастера по ремонту струнных, — тихо, но уверенно сказала Алиса. — Они попробуют восстановить. Мы сделаем всё возможное. Эта гитара ещё зазвучит.
Иван кивнул, не в силах что-то ответить. Губы его едва шевельнулись, но слова так и не вышли.
— Я всё отвезу сам, — вмешался Валера, наклоняясь ближе. — И прослежу, чтобы каждый сантиметр был отреставрирован с любовью и аккуратностью. Всё будет хорошо, брат.
Они сидели в кафетерии Дома Культуры — за дальним столом, у окна. Позади — гулкие коридоры, неутихающие голоса. Здесь — почти тишина, словно их группа была в защитном коконе. На пластиковых подносах остывало кофе и простая еда, но никто к ней толком не прикасался.
Матвей вернулся к ним от окна, положив смартфон на стол и сев рядом с Алисой. Взгляд у него был стальной, но в голосе звучала удовлетворённость:
— Иск готов. Все материалы собраны. Адвокат уже работает — шоу, продюсерская компания, персонально Агапов... Всё. Они попали. История пойдёт в прессу, на каналы, и в Сеть. Очень скоро у них будет не шоу, а судебный марафон.
— Ты серьёзно? — прошептала Мила, глаза её округлились.
Матвей кивнул.
— Это должно иметь последствия. Если никто не наказывает тех, кто злоупотребляет властью, значит, они решают, что им можно всё. А теперь — нельзя.
Иван, наконец, поднял глаза. Он посмотрел на каждого — по очереди. Взгляд всё ещё был немного потерянный, как у человека, прошедшего через бурю, но в нём уже появилась опора. Надежда.
— Я... я не знаю, как вас поблагодарить, — сказал он наконец. Голос был хриплым, но твёрдым. — Вы для меня... как свет. Как...
Он умолк, подбирая слова, а потом просто добавил:
— Спасибо вам. От всего сердца. Вы не представляете, сколько это значит.
Мила улыбнулась — по-настоящему, тепло и с искренним светом в глазах. Она повернулась к Ивану и сказала:
— Знаешь, когда гитару восстановят, давай снимем ролик? Как ты снова играешь на ней, может, даже ту же балладу. Это будет мощный символ — что добро сильнее подлости. Пусть люди увидят.
Иван чуть наклонил голову, и на его лице, впервые за всё это время, появилась улыбка — усталая, но благодарная. Он кивнул:
— Давайте. Это будет правильно. Эта гитара…
Он посмотрел на лежащий перед ним пакет, проглотил ком.
— …Это был подарок от моего отца. Он уезжал в экспедицию — его последнюю. Из неё он не вернулся. Но перед самым отъездом он пришёл домой, достал чехол и сказал, что каждая песня — это связь. Мост. Между нами и теми, кого уже нет. Эта гитара — всё, что у меня осталось от него.
Наступила короткая тишина. Даже шум в кафетерии будто стих. Матвей кивнул, спокойно и уверенно:
— Значит, восстановим её в лучшем виде. Всё проконтролирую, я уже записал твой контакт. Если что-то понадобится — звони, не стесняйся. Мы не дадим им просто так это замять.
Иван чуть опустил голову, будто в знак уважения. А потом посмотрел прямо на Алису. Глаза его были мягкими, с влажным блеском, но в них уже не было боли — только благодарность:
— Ты… очень добрая девушка. Спасибо тебе.
Алиса чуть смутилась, отвела взгляд, но всё равно улыбнулась. Она хотела было что-то ответить, но Валера опередил её, хмыкнув:
— Добрая — это пока у неё под рукой нет арматуры. Поверь, если бы была — Агапов бы уже исполнял свой следующий эфир с гипсом на шее.
Все рассмеялись — легко, с облегчением, будто напряжение сдули сквозняком.
И в этот момент они снова ощутили, как важно быть вместе. Поддерживать. Не молчать, когда нужно говорить. И не стоять в стороне, когда можно что-то изменить.
Иван еще раз поблагодарил ребят, глядя на каждого по отдельности — с теплотой и благодарностью, которую не нужно было проговаривать. Потом, сжав напоследок пакет с осколками гитары к груди и передав его Валере, сел в подъехавшее такси и уехал. Машина скрылась за углом, оставив после себя мягкий шорох шин и легкую грусть.
Валера провел машину взглядом, вздохнул и лениво потянулся:
— Шоу всё-таки получилось. Но явно не то, которое планировали организаторы.
Матвей усмехнулся и собирался что-то ответить, как заметил, что Мила нахмурилась, уткнувшись в свой смартфон. Губы её были сжаты, взгляд сосредоточен, пальцы быстро листали ленту. Она вдруг подняла голову:
— Ну что, у меня есть две новости.
Матвей, откинувшись на спинку стула, лениво махнул рукой:
— Пофиг, с какой начнёшь. Всё равно ты всё расскажешь.
Мила кивнула, но сдержать лёгкой улыбки не смогла:
Алиса сидела у окна, в тени кружевной занавески, с чашкой недопитого чая. Телефон снова мигал уведомлениями — лайки, репосты, упоминания. И всё по одной теме. Словно весь интернет гудел, не умолкая. Новостные порталы, паблики, даже официальные аккаунты университетов — все обсуждали случай на шоу и тех, кто не побоялся выступить против несправедливости. Казалось, что популярность рухнула на них одномоментно, как лавина, и Алиса всё яснее понимала — она устала.
Устала от внимания. От этого нескончаемого потока слов, взглядов, чужих мнений и восторгов, от которых становилось не по себе. Она хотела покоя, хотела просто дописать презентацию, успеть на репетицию защиты, доделать визуал проекта. Осталось совсем чуть-чуть — и она будет готова. К масштабной презентации. К признанию — уже не как «та, что встала на сцене», а как исследователь, как мыслитель. Как человек, за которым стоит работа, а не хайп.
Параллельно с этим каждый из ребят тоже двигался вперёд.
Валера, не теряя ни дня, занялся оформлением всех документов: подача патента, запросы, уточнения. Его проект приближался к завершению, и теперь он почти не спал — только бы успеть подать заявку на Нобелевскую премию вовремя. Он не говорил об этом вслух, но было видно: он не просто верил в то, что делает — он знал, что его разработка изменит многое.
Матвей контролировал работу юристов, которые занимались иском против продюсеров шоу и лично против Агапова. Он проводил совещания, консультировался, держал связь с прессой и выстраивал линию поведения. Его спокойствие и хладнокровие в этих вопросах не раз выручали всю команду. Никто из них бы не справился с юридической стороной дела так чётко, как он.
Мила, неутомимая, сосредоточилась на соцсетях. Она грамотно и этично вела все четыре аккаунта — свой, Алисы, Валеры и даже Матвея (хотя тот всё ещё путал хэштеги и сторис). Она понимала: сейчас главное — показать суть. Люди должны знать, что за этими лицами стоят идеи, поступки и настоящая работа. Не просто очередной тренд, а история, которую стоит рассказать.
А гитара... Гитара, разбитая в клочья, уже почти вернулась к жизни. Алиса связалась со своими знакомыми музыкантами и реставраторами, и те — с горящими глазами и дрожащими руками — принялись за восстановление. Валера, не дожидаясь предложений, полностью оплатил всю работу. А через несколько дней, торжественно и трепетно, вернул её Ивану.
Тот держал инструмент, как реликвию, едва касаясь ладоней к новой — но такой знакомой — древесине. Он не знал, как благодарить. А Валера только улыбнулся и сказал:
— Просто играй. Теперь уже на сценах, где тебе рады.
И всё это было правильно. Всё было как нужно. Но Алиса чувствовала: внутри у неё нарастает желание уединиться. Убежать не от людей, а от их ожиданий. Вернуться в себя. В тишину, где нет лайков, вспышек камер и громких слов. Где есть только мысли, проект, и, возможно, чья-то родная, теплая рука рядом.
В комнату заглянула Мелания, на удивление тихо, почти неслышно, словно боялась нарушить тишину. Она остановилась в проеме, держась за косяк, и тепло улыбнулась:
— Ты знаешь, Алиса, я правда восхищаюсь твоей стойкостью. Как ты держишься после всего этого — невероятно.
Алиса лишь пожала плечами, не поднимая глаз от экрана планшета, где мелькали слайды презентации.
— Просто делаю, что должна, — коротко ответила она, не давая особой эмоции.
Мелания вошла внутрь, прикрыв за собой дверь. Взгляд её был немного тревожным, движения — неуверенными. Она подошла ближе и опустилась на край соседнего кресла.
— Слушай, мне правда тяжело, — начала она, чуть сжав пальцы. — Я понимаю, что в прошлом наделала много глупостей. И Матвея подвела, и Милу, и Валеру. Они теперь будто стены... обходят стороной, делают вид, что меня не существует. А я даже не знаю, как извиниться. Как сказать, что мне... стыдно.
Алиса прищурилась, отрываясь от планшета, с которого только что смотрела правки к презентации. Она смотрела на Меланию внимательно, почти изучающе. Та стояла у двери, скрестив руки, но улыбка на лице была искренней, хотя и с оттенком усталости.
— Зачем ты мне это говоришь? — прямо спросила Алиса, слегка наклонив голову.
Мелания сделала пару шагов внутрь, медленно, будто опасалась, что её вот-вот попросят выйти.
— Потому что ты, — тихо начала она, — ты единственная, кто, кажется, видит дальше, чем через призму прошлого. Ты умеешь слушать. Не судишь сразу. Я… не ищу оправданий. Просто… иногда человеку очень нужно, чтобы хоть кто-то увидел в нём не только ошибки.
Алиса поставила планшет на стол и глубоко вздохнула.
— Ты серьёзно считаешь, что я пойму тебя лучше, чем те, кого ты предала?
— Нет, — покачала головой Мелания, — я не думаю, что ты лучше поймёшь. Но ты — та, кто может услышать. А это сейчас самое ценное.
Молчание повисло между ними. За окном прошелестел летающий дрон, где-то в коридоре засмеялись студенты.
— Мне тяжело, Алиса, — продолжила Мелания, сжав руки в замок. — Я сделала много глупостей. Я испортила доверие. И знаю, что не заслуживаю ни прощения, ни сочувствия. Но всё равно пришла… потому что хочется, чтобы хоть кто-то дал шанс. Просто увидеть, что я больше не та. Что я хотя бы пытаюсь стать лучше. Хотя Матвей…ты даже не представляешь, как он пользуется людьми, когда это выгодно. Но я не была из них, поэтому он не интересовался мной.
Мила сидела одна в лаборатории, освещённой тусклым светом лампы над столом. Вокруг — хаос: блокноты с формулами, распечатки графиков, наполовину разобранный прототип. Она сидела, сгорбившись, с руками, вцепившимися в волосы, как будто могла вытащить из головы решение, если просто сильнее надавит на виски.
Мысль, что она глупая, пришла внезапно, как щелчок выключателя в темной комнате. Бессмысленная, иррациональная — и всё же болезненно правдоподобная именно в этот момент.
Когда-то, еще в своём небольшом родном городе, она пообещала себе доказать всем, что её мозги — не меньшая сила, чем внешность. Поступление в НеоПолис было её личной победой. Без блата, без подсказок — только её труд, её воля.
Но теперь...
Валера. Он уверенно шёл к своей мечте, оформлял документы, собирался подать заявку на Нобелевскую премию.
Алиса запускала свой проект, обсуждала инвесторов, делала презентации.
Матвей... ну, этот вообще будто с космосом на короткой ноге — всё у него получалось: и проекты, и инвестиции, и уверенность в каждом шаге.
А Мила?
Она чувствовала, что стоит на месте. Её идеи казались невнятными, её наброски — неубедительными. Все валилось из рук: то расчёты не сходились, то техника капризничала. Ей казалось, что она бьётся в пустую стену.
Хотела доказать, что достойна быть в этой команде. Что она не хуже.
А сейчас... Сейчас хотелось просто расплакаться. Или исчезнуть на пару дней, спрятаться от себя самой.
Но она продолжала сидеть, сжав голову руками, в полной тишине лаборатории, в одиночестве и собственных сомнениях.
Мила сидела тишиной окружённая, словно мир затаил дыхание. Она подняла голову, смахнула с лица упрямую прядь и снова посмотрела на свои бумаги. Всё, что раньше казалось ей «наукой ради науки», теперь выглядело блекло и неубедительно. Формулы, схемы, заметки — всё не зажигало. Не вдохновляло.
Она ещё раз критично прошлась взглядом по рядам цифр, чертежам, беспорядочным стикерам с пометками. И вдруг — как будто туман рассеялся. Она поняла.
Она великолепно разбирается в моде и косметике. Не просто как пользователь. А как человек, который понимает ингредиенты, знает, какие формулы работают, а какие — маркетинговый буллшит. Она всегда интуитивно чувствовала, как собрать нужный образ, как подчеркнуть или смягчить черты, какие текстуры дают нужный эффект. Почему бы не использовать это?
Мила резко выпрямилась, глаза загорелись. Она села за стол, отодвинула в сторону старые документы и начала набрасывать новый план:
— Формулы новых средств, основанные на экологичных компонентах.
— Интерактивное зеркало, которое с помощью ИИ предсказывает, как будет выглядеть косметика на коже.
— Тесты, протоколы, модели.
Руки двигались быстро, вдохновенно. Каждая идея вытягивала за собой следующую, будто поток давно сдерживаемой энергии прорвал плотину.
Поздним вечером дверь приоткрылась, и в лабораторию заглянул Валера. Он замер на секунду, увидев Милу сосредоточенной, окружённой кипой листов, с блестящими от энтузиазма глазами. А потом шагнул внутрь, облокотился на косяк и мягко сказал:
— Я скучал. Сильно.
Мила подняла голову, губы её расплылись в улыбке. Она встала, подошла ближе и обняла его крепко.
— А я… кажется, наконец-то нашла то, что по-настоящему моё. Я определилась с проектом.
— Ну наконец-то, — засмеялся Валера, касаясь её лба своим. — Мила, ты невероятно умная. И невыносимо красивая. Даже когда в чернилах по локоть и с взрывом на голове.
— Это не взрыв, — хмыкнула она. — Это творческий хаос.
— Вот. Самый красивый хаос в моей жизни.
Мила тяжело вздохнула и устало провела рукой по лицу, чуть разлохматив волосы. Валера, наблюдая за ней, сделал шаг вперёд и тихо предложил:
— Слушай, может сходим куда-нибудь? В кафе, в кино… куда угодно. Просто развеяться.
Мила посмотрела на него и тепло улыбнулась, глаза её немного смягчились.
— Знаешь, Валера, мне всё равно куда идти, если я с тобой. Хоть в кино, хоть просто по улицам бродить. Главное — ты рядом.
Валера опустил взгляд и едва заметно улыбнулся. Но в этой улыбке было что-то грустное, будто не до конца проговорённое. Мила сразу это почувствовала. Она чуть наклонила голову, внимательно глядя ему в глаза:
— Что-то не так? — мягко спросила она. — Что тебя тяготит?
— Да всё нормально, правда, — быстро ответил Валера, пожав плечами. — Просто… много всего. Мы же почти на финишной прямой.
Но Мила не отступила. Она подошла ближе, чмокнула его в щеку, обняла крепко-крепко, будто хотела напомнить ему, что он не один в этом бешеном беге, и прошептала:
— Я люблю тебя. И мы всё успеем. Всё получится. Мы с тобой придём к успеху вместе. И больше никогда ни в чём не будем нуждаться. Ни в признании, ни в вере, ни в поддержке. У нас будет всё. Потому что мы — это команда. Настоящая.
Валера обнял её в ответ и тихо выдохнул:
Алиса почти вприпрыжку забежала в блок — глаза сияли, на щеках играл румянец, а в руках она сжимала планшет с презентацией. Всё было готово: проект вылизан до мельчайших деталей, предложения от крупных брендов приходили одно за другим, и ей не терпелось рассказать обо всём друзьям. Особенно Матвею — он всегда верил в неё с самого начала.
Но радость в груди оборвалась резко и холодно, как будто кто-то плеснул ледяной водой. Из комнаты парней медленно вышла Мелания — растрёпанная, с прищуром кошки после сна, небрежно обёрнутая в простыню, которая чуть ли не соскальзывала с плеча. Она лениво потянулась, как бы невзначай, и томно выдохнула:
— Уф... Матвей меня умотал.
Алиса остановилась как вкопанная. Сердце упало в пятки. Мир не просто качнулся — он треснул. Она моргнула, глядя на Меланию, а потом молча развернулась и вышла, сжимая планшет так, что побелели костяшки пальцев.
За её спиной Мелания со смешком покачала головой и размотала простыню — под ней были обычные домашние шорты и майка. Она поправила волосы перед зеркалом и сказала в пустоту, будто сама себе:
— Ну что, проверим, насколько Алиса всё ещё верит в свою сказку.
Алиса шла, будто сквозь сон — не замечая ни прохожих, ни вечернего света, ни шума города. Шла вперёд, не разбирая дороги, не понимая, куда ведут её ноги. Мысли крутились в голове, будто пчёлы в разбитом улье.
Матвей... Неужели? Правда ли он мог предать? Или всё — глупая, злая шутка Мелании? Сердце кричало, что нет, это невозможно, это не он. Но глаза вспоминали простыню, томный голос, ухмылку. Она даже не увидела его — не заглянула в комнату, не дождалась объяснений. Просто убежала. Трусливо, по-детски, с болью, которую невозможно было унять.
Остановившись, Алиса с удивлением поняла, что стоит у спортивной площадки. Как будто тело само нашло путь туда, где когда-то искала утешение. Она молча сняла рюкзак, повесила его на турник и подошла к боксерской груше, висевшей у стены.
Сжала кулаки. Вспомнила Меланию. Удар.
Вспомнила голос. Ещё удар.
Представила, как Матвей молчит, не объясняет, не идёт за ней. Удар. Удар. Удар.
Каждый новый удар разрывал её изнутри, но приносил хоть какое-то облегчение. Груша раскачивалась, будто отвечая ей, будто разделяя её злость. Слёзы лились без остановки — солёные, горячие, обжигающие.
На очередном вздохе Алиса осела на землю. Колени впились в твёрдую землю, руки дрожали, плечи сотрясались в рыданиях. Она зарыдала по-настоящему — без сдержанности, без оглядки. Здесь никто не увидит. Здесь можно. Здесь можно быть не сильной. Не справедливой. Не главной. Просто… обиженной и раненой Алисой.
Ветер шевелил её волосы, прохладный воздух немного отрезвлял. Но внутри всё оставалось расколотым пополам.
Алиса сидела на холодной земле, обхватив себя за плечи, будто пытаясь удержать остатки спокойствия, которые только-только начали возвращаться. Она закрыла глаза, сделала глубокий вдох, и в этот момент в кармане куртки завибрировал телефон. Резкий звук вывел её из полубезмолвия, и она медленно вытащила смартфон.
На экране светилось: Матвей.
Сердце кольнуло. Словно всё, что она старалась оттолкнуть, снова встало перед ней. Алиса смотрела на экран, не двигаясь, не дыша. Хотела отклонить. Хотела выкинуть телефон. Хотела... чтобы всё это оказалось ошибкой. Но палец всё же провёл по экрану.
— Да, — произнесла она ровно, почти безжизненно, пряча дрожь за ледяным тоном.
— Алиса? Где ты? Уже темно, ты не пришла, я волнуюсь, — голос Матвея был мягким, взволнованным. Он звучал по-настоящему обеспокоено, и это только усилило внутренний раздрай.
Алиса сдержалась, стиснула зубы, чтобы голос не сорвался.
— У меня есть незавершённое дело. Я задержусь.
Наступила короткая тишина, в которой слышно было только дыхание с обеих сторон.
— Ты в порядке? Что с голосом?.. — осторожно спросил Матвей. — Ты плакала?..
— Я занята, позже позвоню. — и прежде чем он успел что-то сказать ещё, Алиса нажала «отбой».
Экран потемнел. Она медленно опустила телефон в карман, будто он стал вдруг тяжелее вдвое. Где-то внутри снова поднималась волна боли — не от слов, не от ситуации, а от этой тишины, которая осталась между ними после разговора. Тишины, в которой ей казалось — Матвей должен был почувствовать всё. Услышать. Прийти. Но он не пришёл.
Алиса шла медленно, словно каждый шаг давался с усилием. Городской воздух был прохладным, вечерним, с лёгкой дымкой над тротуарами. Она прижала ремень рюкзака к груди, будто тот мог удержать её от очередной волны тревоги. Мысли не давали покоя.
«А если бы он пришёл?.. Что бы сказал?»
Наверное, начал бы с её имени. Тихо, мягко — как он всегда это делал, когда она злилась или расстраивалась. А потом, может быть, попытался бы обнять, заглянуть в глаза… Но как поверить? Как отделить искренность от лжи, заботу от манипуляции? Она же даже не дала ему возможности объясниться. Убежала. Трусиха.
Алиса остановилась у пустой скамейки и села, положив рюкзак рядом. Она опустила голову, глядя на носки своих кроссовок. Дышала ровно, глубоко, как учила себя каждый раз, когда сталкивалась с чем-то большим, чем могла переварить.