I love мажора. Гад не моего романа

Глава 1

— Мась, видела в чате объяву?

Размалеванная фифа за соседним столиком любуется своими ногтями, размером с палец и параллельно вещает очередную сплетню такой же кукле, только с силиконовыми губами на половину лица.

Зачем я посмотрела в их сторону? Аппетит пропал напрочь.

Потягиваю колу из маленькой бутылки, отодвинув гречку с котлетой, и жду звонка, чтобы закрыться в аудитории от неприятных людишек.

Буфет — отличное место, чтобы скоротать время.

— И че там? Опять кто-то в клубешнике отличился? — елозя вилкой по тарелке, губастая пытается словить листья салата.

— Через неделю ежегодный день питомцев. Кого-то из быдла осчастливят.

Сами вы из шоу уродцев…

Быдлом в этой “замечательной” элитной Академии называют нас, бюджетников. Тех, кто попал сюда не за родительские деньги или статус, а мозгами. Каждый год конкурс более пятидесяти человек на место, а берут по одному абитуриенту на специальность. Где, спрашивается, справедливость? А молоко — за вредные условия?

Кстати, мы облюбовали столовую именно потому, что сюда редко заходят представители «высшего общества». Разве что иногда… залетные, как за соседним столом.

— О, круть! — ржет “Мася”, издавая икающие звуки, — Большой список?

— Вроде пятнадцать.

— Бля, жду не дождусь, посмотреть Маппет-шоу. В прошлом году помнишь, рыжая Тимуру руки нацеловывала, чтобы он ее выбрал?

— А дуру со слезами, — родственница Фредди Крюгера, перебивает подругу, — “Костя, я умру без тебя-а-а-а-а”?

— Ради победы, чмошницы готовы на весь судейский состав прыгнуть...

От их смеха голова начинает болеть. Неужели нет нормальных тем?

Рассадник слухов какой-то.

Учусь всего ничего. Месяц. А уже жалею о выборе альма-матер.

В восьмом классе нам раздали буклеты с различными учебными заведениями, и я сразу влюбилась в это. Занималась, старалась изо всех сил. Больше года штудировала алгебру и геометрию с Натальей Ильиничной, завучем школы. На "отлично" сдала дополнительный экзамен, чтобы сюда попасть.

В наивных мечтах видела, как заведу друзей, стану посещать лекции и мероприятия, активничать в жизни Академии, встречать единомышленников. Но после первой недели учебы розовые очки разбились, как поет Бузова: “... стеклами внутрь”.

Лучше бы дома осталась.

В нашем небольшом городке нет такого высокомерия, грубости и цинизма. Люди простые, многие друг друга знают. Даже местный богач Чизякин, у которого кирпичный коттедж в центре, всегда приветлив и вежлив.

А здесь...

Негласные правила поведения мне доступно объяснила проректор по учебной части. Лично. А впоследствии подтвердили преподаватели, которые увольнялись один за другим.

Например, химичке, так и заявили: “Вы должны показывать опыты. Развлекать наших студентов”.

Шикарно сказано! Странно, что они химика искали, а не клоуна.

Павлу Аркадьевичу, профессору по зарубежной литературе, строго наказали не грузить “бедных” студентов чтением в век цифровых технологий.

Конечно, немного утрирую. Основной преподавательский состав Академии — на высоте, но знания приходится выдергивать по крупицам. Здесь правят бал избранные. Зажравшиеся, безнаказанно творящие беспредел отпрыски богатых родителей, которые, по сути, владеют этими стенами. Выделишься — и тебя сожрут с говном детки толстосумов, а потом еще подставят. Короче, финал один – вылетаешь, как пробка из-под шампанского — громко, со свистом, в грязь.

Ну, ничего. Мне главное — продержаться год, а потом переведусь в нормальное учебное заведение, где таких, как я, быдл, процентов девяносто девять и девять.

Раздается спасительный звонок.

Мчу на второй этаж, сворачиваю в левое крыло и сразу занимаю выделенное место – на галерке. Из старого школьного рюкзачка достаю общую тетрадь с лекциями и готовлюсь конспектировать.

— Прикинь, Лен, Настя Изотова траванулась по ходу, — шепчет мне на ухо Огаркова Вера.

Она тоже на бюджете. Приехала из Уральска. У нас начальные дисциплины общие, а после второго курса разделение по специальности. Я заявляла экономический, чтобы пойти на финансовый менеджмент, а она стремится на международный, переводчиком.

— В общагу вернулась?

Кивает, держа смешные косички за хвостики.

— А вдруг это не отравление? — пододвигается ближе, — Сама подумай. Гуляла с кем-то из местных олигофренов. Несколько раз в общаге не ночевала, и теперь ее тошнит.

И без того большие глаза Огарковой становятся похожими на блюдца. Персонаж аниме — один в один.

— Слушай, мисс Марпл. Давай ты сейчас отключишь дедукцию, и мы займемся историей России. А после лекций обсудим. Оки?

Подумав пару секунд, Вера соглашается и отодвигается. Переключаюсь на преподавателя, но слышу опять не его.

— А еще в чате написали про день питомцев. Глянь.

— Давай потом, — раздраженно шикаю, приправляя фразу сердитым взглядом. Ну, мне так кажется.

До конца учебного дня старательно игнорирую все Веркины попытки поделиться сплетнями. У нас для этого есть общага. Все, что меня волнует, так это, как подготовиться к зачетам. Через полтора месяца обещают провести тестирование, которое определит уровень знаний и усвоения дисциплин. Высшая математика – новый предмет. Приходится разбираться в одиночку, копая учебники и дополнительные источники. Понятное дело, есть темы, которые трудно даются.

Перед уходом домой забегаю в библиотеку на четвертом этаже и беру еще две книги с примерами. Их посоветовала Оля Зубкова. Второкурсница. Одна из трех оставшихся бюджетников, кто не перевелся в альма-матер попроще. Наши комнаты в общаге напротив друг друга.

— Ну что, пойдем?

Огаркова тянет меня за рукав кофты на выход, успевая при этом шариться в мобиле.

— Итак, — вещание по сарафанному радио начинается раньше, чем я ожидаю, — В чате разместили красочный пост с разными зверушками. Пишут, цитирую: “ В субботу, десятого октября, в торжественном зале пройдет ежегодный день питомцев. Победители получат иммунитет до конца обучения и соответствующий корм на один год. Приглашаются все любители флоры и фауны, а также желающие весело провести время. Начало в 15:00”.

Глава 2

Делаю зарядку для глаз, зажмурившись до ярких кругов под веками. В голове ни черта не отложилось из прочитанного. Настя лежит, отвернувшись к стенке, и не встает с момента моего возвращения с учебы.

В начале года нас удачно заселили. Сразу четверых на второй этаж, в самые дальние комнаты. Веру с Кристиной Фокиной, а меня с Изотовой.

Опираясь бедрами о край письменного стола, расположенного между двумя нашими кроватями, смотрю на соседку. Ищу признаки жизни, так сказать.

Может, спит?

Но уже пять часов прошло, блин…

— Насть, — зову осторожно, — Попьем чая?

— Не хочу, — отзывается глухо.

— Плохо себя чувствуешь? Может, сбегать в аптеку?

Помню, когда я отравилась на выпускном, так меня полоскало со всех мест. И снизу, и сверху. Стонала с полотенцем на лбу, а папа тазик держал у кровати.

— Не надо в аптеку. Все норм.

— Мне несложно. Кстати, где-то активированный уголь был…

— Отстань, Лен.

Пересаживаюсь к ней на край кровати и касаюсь плеча.

— Настюш, что случилось?

— Ничего. Оставь меня в покое.

М-да, дела…

Когда человек не готов разговаривать – лучше не лезть. Захочет – сама расскажет.

Сидеть в напряженном молчании не комильфо. Складываю учебники в прикроватную тумбочку и завожу будильник на семь. Утром успею принять душ, выбрать одежду и позавтракать.

Потягиваюсь, наклоняю голову вправо-влево. Шея затекла от неизменной позы Кощея над златом. Окидываю взглядом комнату, думая чем заняться.

При всем несовершенстве Академии, общага у нас отличная. Свежий ремонт, просторные комнаты с едва уловимым ароматом краски. Наша, площадью около пятнадцати квадратных метров, оформлена в теплых кремовых тонах, мягко рассеивающих свет. На окнах — аккуратные жалюзи цвета слоновой кости, которые плавно регулируют поток солнечных лучей. Радует ровный ламинат с теплым древесным оттенком, по которому приятно ходить босиком. Из мебели: два одинаковых шкафа из выбеленного дерева с зеркальными дверцами, удобные кровати с ортопедическими матрасами, застеленные мягкими покрывалами, стол и по мелочи: бра на стене, тумбы, вешалка…

Дверь с электронным замком захлопывается на ура, не нужно ни подтягивать, ни толкать плечом, как это часто бывает в старых зданиях.

В ста метрах от общаги — оживленная остановка с расписанием, выцветшим от солнца, аптека с яркой зеленой вывеской и небольшой продуктовый магазин. Слева от входа уютный сквер с аккуратно подстриженными кустами и старыми липами, чьи кроны создают приятную тень. В центре сквера возвышается памятник Александру Сергеевичу Пушкину: бронзовая фигура поэта, задумчиво глядящего вдаль.

Классное гнездышко. Жаль, через год не смогу остаться.

Покрутив старенький мобильник, решаю кому позвонить: родителям или Таньке, школьной подруге, но стук в дверь рушит все задумки.

Вот кого принесла нелегкая?

Открываю — Огаркова. Ну а кто ж еще…

Соседка влетает ураганом с дикими глазами. Выглядит забавно в розовых шортах, белых гольфах и майке со слонами. Еще и хвостики сделала. Японцы умиляются в сторонке.

— Девочки, я вам сейчас такое расскажу, вы офигеете! — плюхается на мою кровать, скинув шлепанцы. — Лен, мы с тобой вообще не угадали про день питомцев!

— Чай будешь? — стараюсь сбить накал, а то меня начинает потряхивать от энергетики, что витает вокруг.

— Какой чай, Лен?! Нам крышка! Конец! Овари, девочки!

Тяжелый вздох со стороны Насти оповещает, что жива и явно не в восторге от происходящего.

— Можешь спокойно и по порядку? — вскидываю ладони и медленно опускаю, как заправский психолог.

— В общем, так. Я зашла к Оле. Решила узнать, как проходил день питомцев в прошлом году и кто победил. Надо же понять, на какие критерии опираться при подготовке, — киваю монотонно, мол, слушаю, — И я в шоке, Лен. Питомцы — это мы.

Оу… У нас есть градация? Быдло, питомцы… И по какому признаку?

Ненавижу лицемеров. Нас оскорбляют, а сами друг на друга волком смотрят. Недавно две мажорки сцепились в фойе Академии. Таскали друг друга за волосы, завывали, словно коалы, пугающие потенциальных хищников. А ведь с утра целовались в десна.

— Вер, пусть они называют нас как хотят, — отмахиваюсь и иду к чайнику, — Лично я не собираюсь никого развлекать и тебе не советую.

Верка аж подскакивает на месте.

— Но будешь! Явка всех девочек с бюджета обязательна. В противном случае — отчислят на следующий день!

Зависаю, обрабатываю инфу.

— Бред, — мотаю головой.

У всего есть границы. Администрация Акады не пойдет на такой беспредел.

— А ты у Оли спроси. В прошлом году двух выгнали.

В словах Зубковой не сомневаюсь. Все, что рассказывала — правда. К примеру, если кто-то из царственных особ придет в крутой шмотке и ты захочешь такую же, то нельзя в ней приходить в Академию. Разденут. У меня, конечно, нет и близко подобных средств. Не парюсь. Но одна из первокурсниц нашла на рынке копию толстовки, очень похожую на брендовый оригинал, который увидела на одной из модниц. В результате — до конца дня ее заставили ходить в бюстике, и преподы ухом не повели. Еще есть правило, которое гласит: “быдло не спорит”. Вступишь в конфронтацию и будешь битым. Еще ты должен отдать то, что у тебя попросили, и не можешь отказать. За это отчисляют. Не являешься на тематические вечеринки — вон из Академии. Пришел с жалобой — попрощайся с учебой…

Забываю про чай и высшую математику. Опускаю попу рядом с Верой.

Сидим.

Молчим.

— И что там с нами будет? Оля сказала? — тискаю у груди многострадального одноглазого кота, которого мы с мамой сшили, когда я была в пятом классе.

— Не-а, табу, а я пытала со всей страстью, — вздыхает Огаркова, утыкаясь лбом мне в плечо.

— Вот тебе и территориальная наблюдательная сеть…

Переглянувшись с соседкой, начинаем угорать до колик. Уже не понимаю, смеюсь или плачу. Слезы градом, живот болит.

Глава 3

Три дня Академия гудит в предвкушении развлечения. За это время я узнаю всех бюджетников, ибо мы теперь под нескончаемым стебом со стороны богатых сволочей. Девчонки с параллельных потоков шепчутся, что мажоры делают ставки. А как иначе? После ухода химички развлечений совсем не осталось, а тут целое мероприятие намечается.

Разумеется, стать посмешищем никому не хочется, но я не заморачиваюсь. Чего бояться? Внешность у меня посредственная. В папину породу. Кроме длинных ресниц, козырнуть нечем. В школе на меня ни один мальчик внимания не обращал. Пипкин Борька – не в счет. После его: “Ленка, ты такая… темненькая. И совсем не тощая, даже немного грудь видно”, у меня моральная травма. Недоделанный кавалер рюкзаком по уху схлопотал, но попыток одаривать “комплиментами” не оставил. Зараза.

Короче, затеряюсь среди жаждущих победы и вуаля!

Верчу в пальцах ручку, засмотревшись в окно. Последняя пара по философии проходит в режиме диалога. Нового материала не дают, а дискутировать с тупыми богачами — балансировать над пропастью... по лезвию бритвы.

Осень смотрит на меня янтарными глазами. Она похожа на огромную, пеструю книгу. Ветки деревьев в парке тянутся к небу, словно кисти художника, неустанно смешивающие охру, багрянец и золото. Изредка попадаются зеленые островки, добавляя яркости и контраста. И все же преобладает один градиент... цвета грусти. Листья медленно кружатся в воздухе, танцуют свой последний вальс, и кажется, что все дышит в такт этому неспешному падению.

— Роднина? — голос препода моментально возвращает в аудиторию, — Что вы думаете об эстетике? Откликается ли вам учение о красоте? Как по-вашему, что можно считать прекрасным, а что безобразным?

— Безобразного не существует, — прочищаю горло и стараюсь игнорировать одногруппников, — В каждом творении можно увидеть невероятную красоту…

— Ленок, не обманывай себя, — выкрикивает Вано, сынок министра культуры, — Я искал, но ты безнадежна.

Аудитория закатывается от смеха.

Пусть потешат раздутое эго. Меня непросто задеть тупыми подколами. На звание мисс Мира не претендую.

— Обоснуй, — профессор с улыбкой переходит к примату, открывшему рот.

Ни тебе: “Тихо в аудитории!”, “Следите за словами”... Поощрение и вовлечение в учебный процесс любыми способами. Понадобятся бубны и танцы – устроят.

В общагу возвращаюсь выжатая как лимон. Настроение – на нуле. Мечтаю ускорить время и закончить год. Свалить из гадюшника подальше. Нас таких, как минимум двое: я и Вера. Остальные созреют позже или приспособятся к окружению, как Оля, но их единицы.

— Привет, — подает голос Настя.

Бледная, как стена в вестибюле.

Сидя на кровати в безразмерной голубой футболке и серых спортивных штанах, Изотова жует мармелад, копаясь в сотике. Снежный блонд волос и зеленые глаза делают ее похожей на фарфоровую куколку.

— Как себя чувствуешь? — кидаю рюкзак на стул и иду переодеваться за дверцу шкафа.

— Лучше.

Информативно.

— Рада, — отвечаю той же монетой.

— Че без настроения?

— Философия не задалась.

Можно подумать, Вано красавец. Лоб прыщавый, брови как жопа у снежного человека, нос широкий, как Бруклинский мост, еще и волосы обесцвечивает.

— А не пробовала подружиться с одногруппниками? — уточнения не понадобились, видать, все одной метлой мазаны.

— Как ты?

Одергиваю белый лонгслив и поправляю завязки на черных спортивных штанах. Пальцами прочесываю копну каштановых волос и заплетаю свободную косу.

— Жизнь стала бы проще, Лен, — безразлично пожимает плечами, — Многие влились в богемную тусовку и рады до жопы.

— Куда влились? Кто ты и куда дела мою соседку по комнате? — моментально вскипаю, — Они унижают и ни во что не ставят нормальных людей, измеряя все банковскими счетами и должностями родаков. Это тебе повезло встретить классного парня и не попасть…

— Не повезло!

Откинув мобильный телефон, Настя падает на кровать и снова отворачивается к стенке. Шмыгает носом, плечи вздрагивают.

— Эй, ну, прости… — подхожу и сажусь рядом, поглаживая ее по руке. — Хочешь, поговорим об этом?

Мотает головой, вытирая слезы об подушку.

— Хорошо. Но если передумаешь – я рядом.

— Спа-а-аси-ибо.

— Пока сидела в буфете, переписала тебе лекции по истории и литре, — стараюсь разрядить обстановку, — А еще Вера достала билеты на спектакль в театре на Вернадского. Пойдем?

Затихнув, Изотова разворачивается, подтягивается на руках и садится. Глаза опухшие, нос красный.

Что же с тобой произошло, Настюшка?

Порывисто хватая мою руку, соседка пытливо заглядывает в глаза.

— Дай слово, что никому ничего не расскажешь. Даже Вере.

— Конечно. Это твои тайны, и я не собираюсь их с кем-либо обсуждать.

— Речь не обо мне.

— Хорошо. Рот на замок, — жестом двух сведенных пальцев застегиваю мифическую молнию на губах.

— Если проболтаешься, то навредишь и мне, и себе.

Зачем так смотреть-то. Поняла, не идиотка.

— Ты должна знать, что ждет на дне питомцев…

Резко положив пальцы на рот, Изотова кидает на меня короткие неуверенные взгляды и тут же отводит глаза. Крутит тонкое белое колечко на среднем пальце левой руки, хмуриться.

— И? — подталкиваю осторожно.

— Я… ну не знаю… стоит ли…Ты же слышала про калифорнийскую пятерку?

— Не много, но суть уловила.

А кто про нее не слышал? Группа чрезмерно мажористых уродов, которые, — аллилуйя! — выпускаются в следующем году. Мне улыбнулась удача, и я зацепила только слухи про парней, а лично ни разу не встречала. Особо умиляет, что местные “принцессы” обсуждают королевичей исключительно закатив в экстазе глаза, шепотом, воровато озираясь.

— Любой из КД ТНС Five может решить твою судьбу не только в Академии, Лен. Это дети династий.

Нагнетает не по-детски. Ежусь от холодных мурашек, табуном пробежавших по спине. Веду плечом, избавляясь от страха.

Глава 4

— Для забавы, Лен. Самое безобидное – принеси, подай, иди на хер, не мешай.

Есть о чем задуматься. Попасть в рабство к дураку — жесть жестокая. Реально. Но три месяца таскать царственную сумку или подавать салфетки – ерунда. Можно выдержать. Главное, не сорваться и не придушить хозя-я-яина.

Вздохнув, Изотова усаживается поудобнее: поджав ноги, принимает позу лотоса.

— Не догоняешь, Роднина. Чаще пятерка творит откровенную хрень. Ты для них не человек. Вещь. Тебя могут даже подарить… на ночь. Причем сама согласишься с радостью. В прошлом году устраивались звериные бои, где девочек заставили драться друг с другом до крови. А еще… они снимают видео.

Закашливаюсь, поперхнувшись слюной. Настя подается вперед, ощутимо постукивает по спине. Выдавливаю из себя слова благодарности и снова надрываю горло.

На кой черт я приперлась в эту клоаку?!

Идея ждать год уже не кажется удачной. Надо бежать отсюда до дня “Х”, а следующим летом поступать в нормальный ВУЗ. Мама, конечно, очень огорчиться. Они с отцом радовались больше меня, когда пришло приглашение на учебу. Папа всем коллегам уши прожужжал, какая у него гениальная дочь.

Как быть?

Есть еще немаловажный вопрос: смогу ли я поступить на бюджет через год? И дело не в знаниях, а в том, что почти все учебные заведения коммерческие, в них льготников со всей страны – вагон и тележка. Предпочтение всегда будут отдавать выпускникам, а не годовалым отличникам. Стоимость обучения мои предки не потянут, хотя, уверена, будут стараться, отказывая себе во всем.

— А почему “калифорнийская” пятерка?

Бинго, Ленок! Это охрененно важный вопрос.

— Калифорний – самый дорогой металл в мире. От 27 до 70 миллионов долларов за грамм.

— Они еще и дебилы, — морщусь от банальщины. — Кого обычно выбирают?

— По предпочтениям, — пожимает плечами, — Ну, не фанатеющих куриц. Чаще обращают внимание на пугливых, робких, милых девушек. Как Верка, ты или Маринка с третьего этажа. Ломать интереснее.

— Скоты…

К чертовой матери все доводы и жертвенность. Одно дело интеллектом мериться, а совсем другое — попасть в нездоровую среду к садистам!

Еду домой.

Так даже лучше. Год буду готовиться и обязательно прорвусь на бюджет. Вузов в стране – тьма.

Бросаюсь к шкафу и выволакиваю дорожную сумку и чемодан. Под ошарашенным взглядом Изотовой, снимаю одежду с плечиков.

— Лен, успокойся.

— Вот свалю отсюда и сразу успокоюсь.

— Только хуже сделаешь.

— Я учиться приехала, а не развлекать… этих… — ни одно гадкое слово не может описать то, что я думаю.

Наспех складываю кофты, футболки, джинсы. Серое трикотажное платье так ни разу и не надела. Юбка-карандаш не тронута. Зачем тащила сюда?

Выдернув из рук шмотки, Настя тянет меня к кровати.

— Сядь.

Внутри трясёт от несправедливости, негодования и страха. Есть же нормальные игрища. У всех первокурсников посвящение проводят, но без откровенного унижения. Все в рамках приличия: кукарекать, лоб зеленкой намазать, водой окатить, петь песни или хором читать правила… Здесь же другой континент, наполненный не людьми, а демонами!

— Ты уже в списке, Лен. Соскочишь и пожалеешь.

— Им, что делать нечего, как меня искать? — зло усмехаюсь, растирая средний палец на левой руке.

— В том-то и дело, что им скучно. В радость, если кто-то бросит вызов.

— Откуда ты все знаешь, Насть?

— Неважно. Ясно? — психует, — Делай что хочешь.

— Скажи честно, тебе что-то пообещали за эти страшилки? — озвучиваю предположение, пристально наблюдая за реакцией соседки по комнате.

Не зря же она месяц тусовалась в “богемной среде”. Вполне возможно, что запугать новеньких – один из приколов ее мажористых друзей.

Протянув руку к столу, Изотова выуживает из выдвижного ящика планшет. Копается в нем, а следом идут гудки.

Неужели я в точку попала? Жаловаться будет?

— Привет, Даш, — смахивает со лба назад выбившиеся из-под резинки пряди.

— Настя! — раздается приятный голос, слегка измененный помехами связи, — Круто, что позвонила! Как ты? А дядя Леша и тетя Катя? Антошка скучает по мне?

Чувствую себя неуютно, слушая чужую радость.

— Все отлично. Братишка тебе картинки рисует с тачками, звездами и солдатами.

Подперев подбородок кулачком, Изотова сияет. Улыбка меняет лицо, стирая следы депрессивного состояния. Другой человечек.

— Моя тема, — смеется девушка с экрана.

— Родаки в порядке?

— Насколько это возможно в другой стране.

— Все наладится, Даш..

— А ты сейчас где?

— В общаге. С соседкой болтаем. Она хочет пойти на вечеринку в Акаду, куда ты поступала, а я отговариваю, — врет и не краснеет.

— Привяжи ее к батарее, если понадобится. А лучше расскажи правду. Про день питомцев, и как потом у моего отца бизнес его жизни отобрали, маму обвинили в воровстве наркотических средств в больнице. Про коллекторов, твари со шрамом, испоганившим…

— Даш, Даш… Все, хватит. Успокойся. Она услышала, — переведя на меня взгляд, Изотова задает немой вопрос.

Конечно, я поняла.

Теперь еще хуже. Паника в теле гудит как реактивный двигатель, заставляя дребезжать внутренности. Мысли мечутся как дикие кошки по подворотне. Хочется спрятаться, зарыться, раствориться, сделать хоть что-то.

Девочки прощаются, а я в ступоре. В личной нирване с ехидными бесами, обещающими полный звиздец.

Надо взять себя в руки. Подумать…

Дедушка говорил: “Солдаты строевым шагом мосты рушат, а если голову приложить — можно мир перевернуть”.

Когда был жив, всегда думала, что он слишком жесткий. Военный, всю жизнь по гарнизонам. А теперь жалею. Надо было поглощать его мудрость тоннами.

— Ты только не проболтайся никому, Лен.

Вышагивая по комнате на ватных ногах, решаю уравнение с пятью неизвестными, блин. Закипаю, как чайник. Разжигаю злость, вытесняя растерянность. Не зря же мама вечно говорит, что характер у меня дедов.

Глава 5

С упорством маньяка высматриваю в Акаде всезнающих личностей. Ольга наотрез отказывается стать информатором, а без должной инфы затевать борьбу — гиблое дело.

Расположившись на подоконнике первого этажа, у гардероба, разглядываю гуманоидов инопланетной цивилизации.

Силиконовые куклы — сразу мимо. Товарищи с брелками от авто на пальце — досвидули. Блондинки, брюнетки, шатенки с надменным взглядом — всего доброго.

Внимание привлекает парень среднего роста, с хвостиком на затылке, узких черных штанах и белой рубашке. Спина прямая, грудь колесом, лицо блаженное… А главное, рядом никаких друзей и подруг!

Стоя у компьютерного стенда с расписанием, он манерно тыкает по экрану, выделывая ногами финты, похожие на бальные танцы.

— Вау, — выдыхаю с восхищением, пристроившись рядом, — Так это… ты танцор?

Напускаю во взгляд раболепного обожания, не зря же вторые сутки смотрю видосы с концертов.

Окинув меня фронтальным превосходством, недоделанный Цискаридзе задирает нос и снисходит до ответа:

— Серебряный призер, между прочим.

— Круто двигаешься. Обалдеть.

— Годы тренировок, — величественно поправляет лямку сумки на плече.

— А как попасть на твои концерты? — в душе не чаю, выступает ли он вообще. Ляпаю для проформы.

— Смотри по телеку. Билеты не потянешь.

Да глаза б мои тебя вообще не видели, позер!

— Говорят, калифорнийская пятерка тебя расхваливала, — ой, че я несу-то?

— Серьезно? — приободряется, не скрывая любопытства, — А кто? Данила? Костян? Может, Краш? Шамов, вряд ли. А, понял, наверное, Ворон?

В именах я уже потерялась…

— Лично их не знаю, — со скрипом заставляю шестеренки в голове работать, — Слышала, когда они на парковке тусовались.

Ткнула пальцем в… хотелось бы небо, а не задницу.

— Если ты набросаешь их особые приметы, то я смогу сказать кто именно, — поспешно добавляю, пока альтернатива на меня не перетекла.

— Фиг знает, — закатывает глазенки, будто фото мажоров на потолке Акады вылеплены, как лица президентов в Голливуде. — У Сергеева шрам на брови. Данила кучерявый. Краш — блондин голубоглазый. Ворон вечно под стилягу косит. Шамов на пирата похож, с челкой, русый такой…

— Хм, — мычу, не зная, что ответить, — Значит, я перепутала… Там другие ребята стояли.

Интерес ко мне пропадает моментально. Как к слабому звену.

— Я пошел, — цыкает недовольно, — А ты меньше трепись про пацанов. Подобные вбросы херово заканчиваются.

Угу, спасибо за заботу…

Провожаю танцора, уперевшись взглядом в виляющий зад. Вроде, нормальный парень, а глянешь на манерность и походку — совсем нет.

— Смотрите-ка, быдло на Селиванова Марика запала, — раздается над ухом глумливый смех.

Разворачиваюсь, прижав руки к груди, и натыкаюсь за колючий взгляд, очередной размалеванной по последнему слову визажистов, буржуйки. Две такие же штампованные куклы, ржут поодаль, не скрывая брезгливости.

— Будем за тебя болеть на дне питомцев, дорогуша.

— Ага, тренируй ротик.

— И коленочки…

— Еще гавкать учись, преданно глядя хозяину в глаза.

— Это она с рождения умеет!

Пошли вы…

Дергаю лямку рюкзака, кусая губы. Смех оглушает, а обида давит на горло, как стальной обруч с шипами.

— Девочки, не будьте такими злыми, — наигранно тянет брюнетка с каре, — Давайте подарим памперс этой течной суке.

Прикусив язык, позорно сбегаю, поймав спиной еще пару омерзительных фраз. Гашу гнев, цепляясь за все подряд по дороге домой. А внутри больно, гадко, паршиво.

Ненавижу их всех…

Быстрее бы год прошел.

… Чем ближе день “Х”, тем сильнее натягиваются нервы. Хотя, куда уж… И так от каждого чиха вздрагиваю.

Очередное видео с соплями и слезами осатаневших девчонок на концерте “На-На”, ввергает в полный раздрай.

Реально в 90-е жуть творилась. Если мне еще раз кто-нибудь скажет, что раньше молодежь была уважительнее и скромнее — не поверю! Сейчас все гораздо приличнее.

— Я люблю тебя! А-а-а-а! — тренируюсь перед зеркалом, перебираю мимику, хнычу, машу руками, напоминая сломанную мельницу. — Будь со мной!

Мама, роди меня обратно…

Как такое на людях изобразить, а?

Пялюсь в отражение. Щеки пунцовые, глаза бешеные, выражение лица — дебильное.

— Лен! — в комнату влетает Верка, — Ты обещала в торговый центр пойти.

— Охренела?! — перевожу дух, мандражируя от испуга.

Да и че скрывать — от стыда тоже.

— Так идем или нет? — отмахивается, поправляя ярко-желтую кофту с собачьей мордой на груди, — Уже шесть. А где Изотова?

Обе смотрим на аккуратно заправленную кровать соседки. Три дня не появляется в общаге, хотя в Акаду приходит.

— Я ее не пасу.

Лезу в шкаф за одеждой, пока Огаркова тырит печенье из пластикового контейнера на столе.

Ох, не на то я хотела бы потратить десять тысяч, присланные родителями, но выбора нет.

… Назвать торговым центром место, куда приводит меня Вера, язык не поворачивается. Скорее мини-рынок, где на первом этаже продукты, а на втором барахло. Бродим по узкому коридору, заглядывая в магазинчики, присматриваемся. Огаркова на каждую яркую шмотку кидается, а я совершенно не понимаю, что ищу.

— Смотри какой пиджак, Лен, — Вера вертит в руках вешалку с вещью, прикладывает к себе, — Прикольный, да?

— Не знаю, — пожимаю плечами.

Из меня модница, как из жокея балерина. Носила то, что есть. Покупала только необходимое. Да и денег на брендовую одежду у нас не было и нет.

Пока подруга перебирает платья-кофточки, я торможу на синей короткой юбке с пайетками, брошенной в корзину под названием: “Распродажа”.

Сложно представить, что это можно надеть. Если только как шарф…

— Под плотные лосины или легинсы будет прикольно, — читаю заинтересованность на лице Огарковой.

Значит, конкретная анимешность. Надо брать.

Раза четыре проходим второй этаж вдоль и поперек. За два часа я укомплектована ко дню питомцев под завязку, следуя вкусу Веры. А она ожидаемо покупает себе кучу ярких резинок для волос и футболку с группой BTS.

Глава 6

Со звонком будильника день начинается обычно, как все до него. На улице то же солнце, те же яркие краски осени, неповоротливые автобусы, люди, спешащие по личным делам. И даже здания на своих местах…

Ни тебе метеора, обрушившегося на Землю ночью. Ни пришельцев на главной площади страны. Ни карантина, на крайняк, который бы принудительно заставил всех сидеть по домам.

Никакого сочувствия, одним словом.

Отстояв очередь в душ, совершаю утренний моцион. Натягиваю старенькие серые джинсы, растянутую кремовую кофту на белый топ и черные кроссы. Волосы собираю в пучок на макушке, стягивая спиральной резинкой. Вешаю рюкзачок за спину и нехотя беру пакет, приготовленный накануне.

Я так на школьные праздники собиралась. Готовилась заранее, закидывая в сумку: туфли, лак, расческу, колготки и еще кучу необходимой ерунды. Безуспешно, но стремилась понравиться мальчикам, демонстрируя себя с лучшей стороны — за спиной подружек.

А сейчас-то ради кого стараюсь?

На пороге комнаты замираю и делаю шаг назад, закрывая дверь.

Ну какая учеба сегодня?!

У меня трясется все, что по задумке природы не должно шевелиться!

— Лен! — влетает ураганом Верунчик, едва не поцеловав меня дверью в лоб.

Для усиления фанатного эффекта, типа отвоевала право дотронуться до “звезды”, лиловая шишка смотрелось бы круто. Но выслушивать потом две недели дополнительные издевки — не айс.

— А ты куда собралась? — смотрит в недоумении, прыгая взглядом от меня к пакету размером с Москва-Сити.

— Учиться, — развожу руки в стороны.

— Суббота же…

Маржа в шоке! Реальном.

Стягиваю рюкзак и падаю на стул у импровизированного кухонного стола, где кроме чайника и пакета с хлебом, ничего нет.

— Выбрала, в чем пойдешь? — спрашиваю устало, потому что задолбалась бояться.

— Ща покажу!

Верка убегает, сияя от счастья, а у меня дурнота к горлу подходит. Ну, чему она радуется? Понятно, что ей в кайф наряжаться и красоваться. Анимешники они такие, но не надо же забывать куда и зачем мы…

Складываю руки на столе и упираюсь в них лбом.

Чтоб разорвало этих олигархов… Желательно до атомов.

Встаю, разуваюсь и устраиваюсь на кровати, кинув рядом учебник по философии. Разобрать тему не получится, но хоть что-то в голове отложится. Надеюсь.

— Та-дам!

Сглатываю, глядя на Огаркову, демонстрирующую ультракороткий зеленый сарафан с рюшей по подолу и белую облегающую блузку с рукавами три четверти, украшенную большим красным бантом у горла. Все это… кхм, великолепие, дополняют плотные черные чулки до середины бедра.

Кажется, у меня глаз дергается…

— Нет, — сиплю и прокашливаюсь.

— В смысле? — разводит ладошки в коротких гипюровых перчатках.

— В коромысле, Вер!

— А че не так?

— Все, — пристальным взглядом загружаю в мозги соседки важную мысль, — Мы — питомцы. Помнишь? Хочешь, чтобы тебя…

Чем больше говорю, тем сильнее распахиваются глаза Верки. Сцепляет руки перед собой в молитвенном жесте и вот-вот рухнет без чувств.

— Надо что-то… максимально закрытое, понимаешь? Мешок из-под картошки или коробку от телевизора, — сбиваю эмоциональность, объясняя более спокойно, — Оденься как капуста, Верунь. Вдруг там какие-то дурацкие конкурсы будут…

Сама-то я припрусь похлеще Огарковой. Но, я — это я. Смогу хорохориться до последнего, а соседка — нет. Она ж как нежный цветочек, только с личной драмой. Не каждый поймет и не любой проникнется.

— Тогда надену широкие штаны и безразмерную кофту, да, Лен?

— Отлично! — киваю до сотрясения, — И копыта на двадцатисантиметровой платформе, которые мне показывала.

— Клиперы, — поправляет, явно размышляя над образом. — А че с волосами сделать?

— Рога, Вер…

— М-м-м, дульки?

Факи, блин! В полный рост.

Выпроваживаю Огаркову, а сама размышляю над предстоящим дебютом. В животе щекочет, словно я на самолете по воздушным ямам катаюсь. Нервные спазмы спирают горло, отчего постоянно хочется кашлять. Панически смешно и до ужаса страшно одновременно. Перспектива визжать на весь актовый зал и хлопать в ладоши, как морской котик, выбивает стульчик из-под ног... как у висельника.

— Смелее, Ленок! Это — не позор, а стратегия.

Вот кому я говорю, а?

По задуманному плану, жду, пока Верка свалит в Акаду и только потом делаю из комнаты гримерку.

Цирковую.

Стою у зеркала, закончив переодевание в «лук фанатки», и дышать боюсь. Впору поздороваться с новым обитателем общаги.

Высокий хвост, начесанный в стиле а-ля 90-е. Подсмотрела на видосах. Румяна на половину лица, почти не растушеванные. Ярко-красная помада, как вызов клоунам. Розовая майка с блестками и надписью: «I ♥️ МАЖОРА», фломастером, но с душой. Синяя юбка в пайетках, напоминающая фиговый листок на минималках. И что меня совсем-совсем не радует — оранжевые колготки. Эта часть должна была стать непроглядной броней, а оказалась… прозрачной мишенью.

М-да…

Для тех, кто считает себя центром вселенной, а всех остальных — статистами в их инстаграм-сторис, я нарядилась так, что даже мой одноглазый вязаный кот смотрит с осуждением.

Интересно, а девушек берут на службу в подводники?

До Академии — пятнадцать минут пешком, за это время успеваю придумать три варианта визга, заламывание рук с приседанием и два способа быстро свалить, когда выгонят к чертовой матери.

На потрясенных моим видом прохожих не смотрю. Им не понять.

Опаздываю…

Вхожу в здание, и меня сразу окутывает запах дорогого кофе и амбиций. Любители представлений, собравшиеся на шоу питомцев, демонстрируют надменные, умные рожи, будто только что подписали контракт на покупку Марса, а по факту — все они сборище шакалов.

Актовый зал — отдельная песня. Огромный, светлый, с потолками выше моих ожиданий от будущей зарплаты. Стены цвета «элитный беж», кресла мягкие, обтянутые бархатом, на сцене — огромный экран, где обычно показывают, сколько денег Академия тратит на ремонт. В углу — рояль, на котором играют лишь по праздникам и только если приедет министр.

Глава 7

Костя

Сую Дане в хавальник мобилу, пока он втюхивает Крашу — Назару Шевцову за телевизионную муть. Игнатов бегло скользит окулярами по переписке и резюмирует, не поворачивая головы:

— Это фейл…

Отец перенес время тренировки в среду с шести вечера на девять. А значит, наши планы зависнуть в бильярдной, правильно — обломились. И не столько парит отсутствие возможности раскатать подчистую кого-нибудь на зеленом столе, сколько перспектива нормально обсудить планы на будущее.

Мобила снова дрыгается сообщением. Конечно, читаю сразу. От предков не отмахнешься, как от назойливых сосок.

Глава клана: “Гретта Арнольдовна была в гостях. Пожаловалась маме, что видела тебя утром, выпрыгивающим из окна спальни Буруновых. Ничего сказать не хочешь?”

Ля, какая глазастая соседка?!

Живет за три дома от Алискиных хором, а все видит, сука.

Вот какого хера ей не спится в пять утра, спрашивается? После полтоса началось угасание функции гипоталамуса, или синдром беспокойных ног прогрессирует?

Вы: “Обозналась внучка Гитлера”.

Глава клана: “Костя, не забывай про уважение. Она замечательная женщина”.

Вы: “Заскриню. Компромат”.

Ржу, представляя, как батя сейчас шары к лысому черепу закатил. На работе он лев. Держит нефтяников в кулаке. А дома петерболд, со всеми положенными складками.

— Может, начнем? — Шамов кривит лыро обидками.

— А давайте лучше свалим? — Даня триггерит Стэпа, он же Степан, которому не терпится бюджетниц пощупать.

Кидаю беглый взгляд на сцену. И вот, реально — штиль. Обычные телки из Хацапетовки. Платки повязать, вымя в руки, и петуха на плечо.

Нет, на первом курсе, когда буй на любой шорох из штанов выпрыгивал, идею Игнатова создать питомник приняли на “ура”. Девственников к пятнадцати годам среди нас не числилось, так что откровенные шкуры нас на тот момент уже не вставляли. Кайфа — ноль. Ты еще не расчехлился, а она с упорством бронепоезда бляшку ремня облизывает. Инстасамки — предсказуемо. Тумана напустил, лопатник засветил — welcome to the vagina.

А тут настоящий зоопарк! Чаще с нецелованными и нешпеханными. Как им не помочь в общем развитии? Часа два цену набивают, пиарят узкую щель, а потом стабильное “люблю” с вытекающими. Сначала смазкой, а следом соплями. Никто ж им в вечности не клянется. Три месяца и… hasta la vista, baby.

По нашим правилам каждый год один распорядитель быдлоталантов. В первый год Даня банковал. Зарядил первяку продемонстрировать сиськи. Не без нажима на психику, но все оголились. Второй год я чудил. Заставил каждую тереться о ширинку в приватном танце. Ежики плакали, кололись, но продолжали цеплять трусами замки молний на штанах. На третий год Краш ошарашил вокальным конкурсом. Самый адекватный, походу, среди нас, уродов. В прошлом году Ворон правил бал. Надо сказать, жестил. Заставил мартышек окучивать ртом фаллоимитатор.

И вот мы опять здесь…

Меня и Даню уже после третьего года утомила возня с целками. Краш вообще выбирает питомца для отмаливания грехов, походу. Помогает, оберегает, заботится, как отец-одиночка. Пернатый, он же Тимур Кочетков, умудряется вернуть к положенному сроку абсолютную давалку с гундосо-просящими нотками. А вот Шамов творит зашквар. Нет тормозов. Как и шансов у питомца и его родственников. И в этом году командует парадом он.

— Предлагаю забуриться в “Мрачного Ворона”, — Краш троллит Тима.

— Кончай, бля, рофлить меня, — тот отбивает подачу, демонстрируя средний палец.

— Короче, — встреваю, продолжая строчить Алиске про подставу, — Начинайте. Уже череп трещит от возни за спиной.

Реально вся Акада собралась поглазеть. На экзамены приползает в разы меньше народа.

Перехожу в чат с отцом, читая очередное сообщение, пока Степан ввергает в ужас сельских жителей.

Глава клана: “Мог бы домой зайти. Мать соскучилась”.

Косяк, конечно. Но мне ж не двенадцать лет…

— А-а-а-а-а!!! Да-да-да!!!

В уши врезается дикий визг.

Не сразу втыкаю, откуда армагеддец нарисовался.

Разноцветное пятно карнавального окраса, продолжая верещать на максималках, вырывает у меня сотик, что-то тыкает на экране и кидает обратно…

Ни-хуя-се-бе…

— О, это же ТЫ! Я просто не верю! Ты такой крутой! Ты просто БОМБА! Я видела твой последний сторис — это вообще ТОП! Ты такой… ну, такой!

Че видела?!

Сказать, что я слетел с орбиты — это тотально молчать! Нирвана! Прострация и просрация в одном флаконе. Во мне.

Замираю охуевшим бобром, ощущая брови на затылке.

Это… даже не знаю, как ее обрисовать, начинает прыгать с одной ноги на другую, денсит тонкими руками над головой, завывая, глядя мне в глаза:

—Ты — мой кумир, Ты — мой свет, Ты — просто олен... огонь, а я — твой интернет!

Если я ее вырублю, она очнется или скорую вызывать придется?

— У кого-то фан-клуб появился, — лениво тянет Шамов, гуляя по психопатке взглядом.

— Ну-ка, спой нам че-нибудь еще, — складывает руки на груди Краш, а сам, сука, ржет.

На до мной.

— Легко! Могу «Катюшу» в стиле Моргенштерна, — запыхавшись тараторит недоразумение и начинает что-то реветь не своим голосом.

Смотрю на Игнатова, ну, реал, я в коматозе, блять!

А тот сложился пополам с красной рожей, продолжая долбить рукой по моему колену.

Выброшенное с трассы сознание возвращается, опасливо озираясь.

Чувствую — зверею.

— Наверх пошла, — цежу, стирая зубы.

Вот стоматолог обрадуется, а то ж все идеально на каждом осмотре и бабла не перепадает.

Шамов понимает мое настроение без слов. Хватает соску за плечо и пихает со всей дури к лестнице на сцену. Мандавоха падает на коленки, аж я морщусь от фантомной боли.

Хоть верещать перестала.

Слежу за ней взглядом, как за источником повышенной опасности. Проходит мимо побледневших провинциалок, спотыкаясь раз сто на ровном месте, и встает перед прозрачной E-girl.

Глава 8

Лена

С опозданием понимаю, что, кажется, выбрала неподходящего мажора. Мало того, что он тормоз, злющий как демон, так еще и настоящее… чудище!

Будто не человек, а какое-то... чертовски идеальное произведение искусства, которое кто-то вырезал из мрамора и случайно оживил. По ошибке.

Уложенные в модную стрижку, темные волосы, небрежно падают на лоб, подчеркивая острые, почти хищные черты лица. Холодные синие глаза, обрамленные длинными, изогнутыми ресницами, смотрят прямо сквозь меня. И что-то в этом взгляде неправильное, опасное. Совсем взрослое.

Чувствую, как внутри все сжимается от… отвращения.

Изогнутые пухлые губы выдают насмешку или скрывают какую-то тайну, которую я знать не желаю. Слышишь, сволочь? От-ва-ли!

А эти ярко выраженные скулы, словно выточенные Лисиппом, и прямой, ровный нос? Все в нем кричит о надменности, будто он сошел с обложки журнала про роковых мужчин, от которых лучше держаться подальше.

Я даже снисходительно пытаюсь убедить себя, что в нем нет ничего особенного, обычный экземпляр, но, черт возьми, это ложь. Он слишком... уродлив! И ситуация видится только страшнее.

Погорячилась я, конечно, с телефоном…

Сама не знаю, что на меня нашло. После заявления амбала со шрамом на щеке, услышала, как Верка пискнула, хватая меня за пальцы. Ну и…

Даже думать не хочу, сколько стоит навороченный гаджет. Мне до пенсии работать.

… Грубо держа за майку, тестостероновый гад, который из мрамора, тащит меня к выходу, расширяя мою панику до соседней Галактики.

От адреналина трясет так, что зуб на зуб не попадает. Внутренности в теле катаются на ускоренном чертовом колесе, крича мне разные глупости — не остановить.

Но я рада, что все получилось! Ща выкинет за дверь, и я пойду домой.

Ой! Нельзя из роли выходить!

Кручусь в воздухе, цепляя носками кроссов паркет. Лицо горит, тело знобит, в голове раскурочено от шоковой боеголовки. Пытаюсь схватить носителя дорогих столовых приборов в жопе за руки, продолжая исполнять заученный репертуар:

— Я просто в тебя втюрилась, втрескалась, вкрашилась…

— Лучше заткнись, — шипит мне в ухо, а потом убивает наповал, бася на весь зал: — Я выбрал питомца. Правда, круто, Каштанка?

Это он мне?

Нет!

Ну нет же!

Ах, ты недобитый фанат Чехова!

Едва успеваю подумать о Верунчике, как меня этот товарищ протаскивает через весь коридор и сует под холодную воду в женском туалете. С головой! Огромной лапищей трет лицо, словно я необъятный глобус…

Это плечи, вообще-то!

Ой, мамочки, куда ты грабли суешь!

Фыркаю, пинаюсь, кусаюсь… Мне так кажется. По факту — прижата к мощному телу намертво.

Вот что я могу с ним сделать? Ничего.

Липкий страх ползет от ступней к коленям, бедрам, животу, шее… Хочется орать до сорванного горла, чтобы вся страна встала! Против таких утырков. Но боюсь слово сказать. Спина горит от инородного тела позади, в ноздри забивается запах чистящих средств, антисептиков и чего-то горько-мятного, до озноба. За пазуху стекает ледяная вода, добавляя контраста.

Наблюдаю, как по кипельно-белому фаянсу скатываются и прячутся в отверстие грязно-красные ручейки.

Жутко... На кровь похоже. А я с детства ее боюсь.

— Что, блять, слова забыла? — рычит над головой.

— Отпуф-ф-фти, — отплевываюсь, едва доходит, чьи руки по моим губам елозят.

— Комната?

Че?

— Аква-тьфу-риум.

Поиграем в города, дегенерат чертов.

— Не беси, сука…

Хватает меня за горло, практически приподнимая над белым кафелем, перекрывая доступ кислорода. Испепеляет взглядом, прожигая яростью и презрением.

А я…

Я… девушка, вообще-то!

Мне страшно … и… больно…

Предательские слезы выступают на глазах, делая уязвимой. Опустив глаза, хриплю, вцепившись в каменную руку:

— Двести тридцать пятая…

Ни проронив больше ни слова, мажор волокет меня на парковку Акады, запихивает в багажник внедорожника — в багажник! — и хлопает дверцей так, что меня на месте подбрасывает несколько раз.

К слову, все чисто и очень цивильно. У нас в общаге не такая стерильность, как в тачке этого козла.

Машина рвет с места, едва активируется движок. Ударяюсь спиной и темечком о пластиковые выступы. Съеживаюсь, группируюсь, чтобы не превратиться в отбивную. И все равно колотит крупной дрожью от холода, страха, пережитого кошмара и предстоящего ужаса.

Внезапное торможение отбрасывает меня назад. Бьюсь и без того пострадавшими коленями и всхлипываю. Приглушенно хлопает дверь, а следом открывается моя коробченка.

Сжав губы в тонкую линию, мажор хмурится, сведя брови к переносице. Желваки гуляют под кожей. Вид премерзкий. Подтянув круговым движением на правом запястье черно-белую нитку вверх, снова хватает меня за химо и тащит домой.

— Добрый день, Константин Викторович, — рушит мои надежды на спасение вахтерша, глядя на парня с преданной улыбкой.

Видимо, в какой-то год он ее выбрал четвероногим другом.

— Мне нужен код от 235, — от злости челюсти разжать не может.

— Сейчас-сейчас… — копается Надежда Ивановна, не обращая на меня никакого внимания.

Никогда больше не заселюсь в общагу, где электронные замки! Ни в жисть!

Ненавижу!

Всех!

Получив заветные пять цифр, наглый товарищ открывает дверь и закидывает меня на середину комнаты. Сам устраивается на МОЕЙ кровати, уперевшись ладонями в колени широко расставленных ног.

— Снимай секонд-хенд и рожу в порядок приведи.

Выпрямляюсь, готовая возразить, но тут же натыкаюсь на осязаемое всеми органами чувств предостережение. Глаза невыносимого гада сужаются до щелок, мышцы приходят в напряжение, выпирая из-под серой рубашки. Одно мое слово — я труп.

Бравада застревает в горле, клокоча слезами и обидой.

Кто дал ему право так со мной обращаться?!

Я не его собственность!

Из чувства самосохранения — не спорю. Подхожу к зеркалу и шарахаюсь от отражения. Картина маслом: “хуже не придумаешь”. Всхлипнув, принимаюсь судорожно стирать размазанную помаду и разводы от туши с лица.

Глава 9

Костя

Сижу в убогой халупе, в которой отиралось больше сотни жильцов. По факту — чисто, базара нет, и именно это никак не вяжется с образом психованной дуры. А еще ее руки без маникюра, но аккуратные. Ногти короткие, лишь тонкая белая полоска полумесяца по краю.

Пока она пытается мычать, раскачивая пустую коробку, куда обычно вкладывают мозги, встаю с кровати, где жопой клопов давил, и подхожу к шкафу. Понятно к какому. Не зря же Это… с тоской на него посматривало.

Раскрываю створки, а там все обычное, серое, дешевое. Ни одной яркой шмотки в стиле кабаре.

Шутница, блять…

Вдыхаю глубоко, торможу адреналин, пока не сорвался в дичь. В нос забивается тонкий, едва уловимый аромат утреннего сада со спелыми яблоками, легкие цветочные ноты и что-то сладкое, ненавязчивое, как…не знаю что. Ничего вызывающего, парфюмированного, но ахуенного до желания задержать дыхание, запомнить.

Жесть.

Вот теперь бесит еще больше.

Сокращаю между нами расстояние, засунув руки в карманы штанов. Рассматриваю тело для воспитательной работы в упор.

Вжав башку, психопатка отклоняется назад, но упрямо держит взгляд. Обняв себя руками за плечи, смотрит на меня снизу вверх. С волос стекает вода, прячась в розовой хрени. Дрожит, изредка клацая зубами, плотно сжав ноги. В глазах плещется страх, почесывая по шерстке мое отстойное настроение.

Ну-ну…

— Готова?

— К… чему? — кусает и без того пухлые малиновые губы.

— Угадай с трех раз, — давлю интонацией.

Пытаюсь разобраться, заходит мне типаж Каштанки или нет. Не красавица, но и не зашкварная. Что-то между, как по мне. Маленький вздернутый нос с россыпью мелких веснушек, серо-зеленые миндалевидные глаза, ресницы — cool, прям опахала. Рот… Эта часть точно в моем вкусе, до желания поудобнее стояк уложить.

Нежданчик, блять.

Да с хера ли такая реакция на это убожество?

Бред.

Не поведусь. Плавали — знаем.

Провинциальные актрисульки годами оттачивают роль невинных скромниц в поисках богатой жизни. Правда, стоит придержать мечтательницу рядом на пару часов, прокатить на тачке, и она сама прыгает на член, приговаривая : “хочу еще”, поверив в личную невъебенность.

Но бывают и такие, как… этот экземпляр. Обращают на себя внимание, а потом жуют сопли, прикидываясь овцами. И вся-то она не такая, по воде ходит, нимб дома забыла. Хлопает окулярами, глядя на тебя как на темное божество, слезы натурально из себя давит, а потом разводит как лоха, прыгая на нескольких буях.

Конкретно эта женская особь смотрит волком, что сути не меняет.

Ладно, стопэ, Костян.

Прошлое — в прошлом. Девка здесь ни при чем. Беседуем в профилактических целях и сваливаем, пока грибок не подхватил.

— Переодевайся, — легким кивком посылаю в понятном направлении, и не в пешее эротическое.

— Отвернись, — делает робкий шаг назад, убрав за ухо мокрую прядь, прилипшую к щеке. — А лучше выйди… из моей комнаты.

Ага, разбежался.

— Резче. Или помогу.

— Придурок…

М-м-м, ласковая сучка.

Только мелкая. Ее рот прямо напротив моих грудных мышц. Но скоро будет значительно ниже, если не заткнется и не станет послушной.

— А по губам? — подхожу вплотную.

Дрожащие плечи Каштанки расправляются, глаза сужаются, черный зрачок расширяется, перекрывая почти всю радужку. Чувствую себя приложением, которое не грузится..

— А по яйцам? — шипит ехидно, сжимая кулаки.

Нехилая трансформация в кобру.

Забавный экспонат…

— Зализывать прощение не устанешь?

Посмотрим, насколько ты в теме, питомец.

Зрительный трамплин обрывается. Запал воинственности Каштанки иссякает, уступая место скованности. Тонкими пальцами она комкает края синей юбки, вытянув руки по швам, и пялится в окно. С садистским удовольствием наблюдаю, как краснеют бледные щеки.

Целка. Зуб даю — неаханая.

Очередная порция крови приливает к паху, распирая ствол до предела. Глаза сами приклеиваются к магнетической ложбинке на груди девчонки, выглядывающей из выреза майки, а следом к острым соскам, похожим на горошины, выпирающим через две преграды.

— Имя? — рычу, не узнавая свой голос.

— Лена, — моргает часто-часто, будто слезы прячет.

— Лена… любительница члена, — бурчу под нос, не зная, что с ней делать.

В идеале, за щеку бы ей присунуть, чтобы не мучаться. Но злость улетучилась. Бесит еще, конечно, и мобилу жалко. Не сам гаджет, а невозможность в данный момент даже пацанам позвонить…

— Костик, зачехли хвостик, — усмехается, шмыгая носом.

Да, су-ка!

Хватаю овцу за химо, сминая «I ♥️ МАЖОРА», и вздергиваю, подтянув к себе. Ткань под пальцами трещит, ледяные руки Каштанки впиваются в мое запястье, как и ошалевший от ужаса взгляд. Другой лапищей собираю ее волосы на затылке и нещадно тяну вниз, заставляя задрать лицо. Наклоняюсь нос к носу, глаза в глаза, и цежу, не сдерживая бешенства.

— Беды с башкой?

— Отпусти…

Дикий питомец пробегает розовым языком по нежной коже своих губ, словно собирает микроскопические капли моей слюны. Подвисаю, собрав волю в кулак, а хотелось бы зажать в нем член, потому что ниибически торкает эта дура.

Отпускаю майку, но не даю Ленке спрятаться, удерживая за волосы. Большим пальцем свободной руки провожу по влажному мягкому рту Каштанки, с шипением втягивая воздух через плотно сжатые челюсти.

Накрывает до шума в ушах.

— Убери клешни, урод!

Взбесившись на пустом месте, она нехило впивается мелкими зубами в фалангу. От боли вытягиваюсь, хватаю ненормальную за скулы и давлю, пока не разжимает пасть.

Бультерьер херов…

А за “урода” я позже спрошу.

Отбрасываю от себя сухостой с неполной двоечкой и шагаю на выход. Если останусь — добром не кончится. Телка без тормозов, а я тем более. Каждый ее взгляд — вызов, каждое слово — выпад, а я за подобное на вертел сажаю и жарю до потухшего огня. В глазах.

Глава 10

Лена

Перед центральным входом Академии замедляюсь, вцепившись в лямку рюкзака. Дергаю округлый ворот белой кофты, сражаясь с паникой и стыдом. Сердце долбит о ребра, напоминая азбуку Морзе, а дыхание постоянно теряется на вдохе.

На крыльце стоит толпа студентов, разбившись на кучки, и вопрос нескольких минут, когда я кому-то попаду на глаза, чтобы перемыть мне кости и бросить в спину едкие комментарии.

Хотела бы сказать, что после позавчерашнего, мне ничего не страшно, но это не так. Чувство беспомощности до сих пор давит на меня с немыслимой силой. Когда мажор свалил, наконец, из комнаты, я до самого вечера сидела, забившись в угол на кровати. Все ждала, что чудовище вернется и продолжит издевательства. А воскресенье вообще прошло в паранойе.

Хорошо, что кроме Верунчика, которая каждый раз пугала меня до чертиков, никто не приходил. С ее слов, после моей выходки день питомцев быстро свернули и девочек отправили домой. Разве мне нечем гордиться? Я спасла всех бюджетниц от позора! Хотя сама оказалась на волоске от падения смертью храбрых. И спасибо, что вопросов Вера не задавала, восприняла все как прикол.

Еле передвигая ноги тяну время.

Может, подождать, пока все уйдут с крыльца и потом зайти?

— Че стоишь? Меня потеряла? — налетает на меня сзади Огаркова, сшибая не только собой, но и энергетикой жизнелюбия.

Блин, я с утра забыла за ней зайти. На нервной почве.

— Угу, — ежусь и прибавляю шаг, чтобы не отставать от Веры.

— А я тебе говорила, что мне один парень понравился? — не замечая ничего вокруг, ошарашивает новостью.

— Нет.

Даже если и говорила, я бы вряд ли запомнила.

— Он самый настоящий Кэнсира Химура, — закатывает блаженно глаза, приложив ладошку к губам.

— Кто это?

Перед лестницей группируюсь, мысленно представив титановый щит, укрывающий меня со всех сторон, и иду, глядя только перед собой.

— Откуда я знаю? Он мне свое имя не сказал, — горестно вздыхает подруга, открывая передо мной дверь.

— Я про… Химуру, — кусаю внутреннюю сторону щек.

— А-а-а... Это убийца, который потом стал защитником. Хочешь, сегодня посмотрим аниме про него на планшете?

— Не уверена.

— Ты влюбишься сразу! — Вера подтягивает хвост, потянув за два пучка.

— Мне только этого не хватает для полного счастья, — ускоряюсь, опустив глаза в пол.

— Ага, — совершенно искренне соглашается подруга.

Анимешница, что с нее взять.

Останавливаемся у экрана с расписанием. Быстро набираем группу и выдвигаемся к аудитории на третьем этаже.

Бросив рюкзак на стул, расстегиваю молнию и достаю тетрадь с ручкой, складывая на столе. Уши горят, щеки печет. Хреново до головокружения. Буквально чувствую на себе колючие взгляды одногруппников, слышу их шепотки, напоминающие рой саранчи. Но никто не торопится высказаться во всеуслышание.

Прикольно…

Может, и неплохо быть питомцем одного из калифорнийской пятерки? Хозяин, тьфу на него, вряд ли еще подойдет. Не его уровень. А если осмелится, то я могу не только покусать, но и оттяпать половину конечности.

— Меня Зоя вчера пытала, — привычно шепчет мне в ухо Огаркова, как только начинается занятие, — Что Сергеев Костя, он же Мотор, делал у тебя в комнате.

— Холодильник ремонтировал, — упрямо смотрю на Диану Руслановну, постукивая кончиком ручки по запястью.

— А я ей сказала, что ты его сразила харизмой, — хихикает, заваливаясь головой на парту.

Еле сдерживаю улыбку, вспоминая субботнее шоу. Надо было заснять лицо мажора и сделать мем. Популярность гарантирована.

— А этот Сергеев к тебе еще придет? — ставит в тупик вопросом Верка, тыкая меня в бок.

Поворачиваюсь и цыкаю, сведя брови к переносице.

— Нет, — заявляю как можно тише, но категорично.

— Жаль… А то ты могла бы у него узнать, как зовут его друга с крестообразным шрамом на щеке.

Забываю про экономическую историю, направляя все свое внимание на сумасшедшую. Тот, о ком она говорит, заставлял девочек раздеваться! И меня швырнул так, что на коленях синяки вылезли. Я интуитивно от него угрозу почувствовала. Настоящую, до поднятых волос на всем теле.

— Салют, первякам!

Все оборачиваются на дверь, и мы с Огарковой тоже. В кабинет вваливаются кошмары последних двух суток. Не полным составом, но мне хватает и одного — Кости.

— Не сочтите за наглость, — обращается друг Сергеева к преподавателю слащаво улыбаясь, — Исключительно в развивающих целях решили посетить ваш предмет. Так сказать, освежить память. Скоро диплом и все такое…

Дальше я не слушаю, потому что “хозя-я-яин” поднимается между рядами и встает у моего стола.

— Волосы убери наверх, — проговаривает будничным тоном, словно просит подать газету за чашкой кофе.

Сглатываю, не отрывая взгляда от надменного лица.

— На тебя все смотрят, Каштанка. Ждут. Давай резче.

Собираю волосы в хвост и закручиваю на макушке, затянув узлом.

Невыносимый товарищ достает из кармана… настоящий черный ошейник с мелкими клепками и надписью “I ♥️ МАЖОРА”. У меня в горле вырастает ком и давит на слезные железы. Хватаю воздух мелкими порциями, пока урод застегивает на мне унизительную вещь.

Все закатываются от смеха, а любящие лизать пятую точку, еще свистят, выражая одобрение. Только Вера растерянно смотрит то на меня, то на мажора, не зная, как реагировать. В ее глазах, это, наверное, крутой подарок.

Хорошо, что она анимешница, а то бы попала под раздачу.

— Cool, — любуется демон отвратительным поступком, проводя пальцами по застежке на ремне.

Сжав кулаки под столом, отвлекаюсь на боль в ладони от впившихся ногтей. Запрещаю себе показывать слабость при этом неандертальце. В груди скапливается истерика, до желания не просто плакать, а позорно разрыдаться.

Столкнувшись с Костей взглядом, показываю все свое презрение и ненависть, вот только предательская влага в глазах мешает.

Глава 11

Костя

Бесит она меня.

Двое суток не отпускает. Даже ночью приснилась. Тянула ко мне свои тонкие руки, таращилась с обожанием, а потом коснулась щеки, разбив к херам контроль. Чуть не обкончался, как девственник. Пришлось исполнять соло правой рукой, в чем лет с шестнадцати замечен не был.

Отдаленно-подобная муть была в прошлом. С той, о ком даже вспоминать не хочу. Не так остро и не так спонтанно, как сейчас, но откликается как дежавю. Есть в них что-то идентичное. И я пытаюсь разобрать головоломку, но она только запутанней становится.

Четыре года назад я решил сыграть во влюбленного идиота. В принца, блять. Весь такой уверенный, с деньгами, машинами и вечеринками, вдруг решил попробовать "великий опыт".

Сейчас вспоминаю себя того — полный кринж. Как ждал ее сообщений, придумывал всякие милые глупости, чтобы она улыбнулась. Подарки подороже, рестики в небоскребах, спонтанные вылазки за границу — весь этот цирк ради одной шкуры. Думал, что нашел что-то настоящее, а на деле просто стал частью чужого дешевого сериала.

Оказалось, что пока я строил из себя героя-любовника, она встречалась не только со мной, но и с Даней. Ирония в том, что он тоже был в неведении — такой же лошара, как и я. Два идиота и одна актриса, которая крутила нами, как хотела.

С тех пор — никаких чувств и веры в тупые сказки. Люди всегда врут, играют, и если ты хоть на секунду поверишь — тебя сожрут. Все, что мне нужно — у меня есть: деньги, независимость, друзья. Всё остальное — хлам, лишнее.

И эта… Каштанка пробуждает во мне самые темные стороны. Напоминает о долбоебизме, который хотелось бы состричь, как ненужный жизненный отрезок.

Ищу ли я мести или просто бомбит из-за того, что приходится нырять в прошлое — хз. Но только увидев по дороге за город зоомагазин, определился с желаниями сразу. Жаль, намордника не нашлось.

Вообще, в альма-матер я не собирался. Еще на прошлой неделе забились с Игнатовым сгонять на аэродром. С прошлого года не прыгали с парашютом. Ворон со Стэпом слились, а Краш обещал подумать.

Короче, планы немного подкорректировал.

… На шее Ленки отчетливо виднеются красные отметины от ошейника, глаза мутные от слез, нос опух, а губы — пушка. Сидит на полу, пробуждая во мне самые извращенные фантазии, где хочется намотать на кулак длинные, растрепанные волосы и насаживать ртом на буй, пока башню не сорвет от кайфа.

Пздц.

— Надевай, — кидаю кожаный ремень, не спуская глаз с зареванного лица.

Чиркнув по мне зрительным лезвием, отшвыривает подарок и прячет нос в острых коленках.

— Раз… — выставляю пятерню с оттопыренными пальцами и загибаю один, — Два…

Ведет жалом на голос, как крот. Доходит, что я не шутить пришел. Пока искал ее по всей Акаде, мысленно обещал все изощренные способы расправы. Так что, временно я ангел во плоти. Но скоро это изменится.

— Три…

Видимо, правильно оценив ситуацию, Ленка хватает с пола ошейник и, поджав губы, надевает. Кипит, покрывшись лихорадочным румянцем, пялится в сторону, выламывая себе пальцы.

— Пойдем, — поднимаюсь и подаю руку.

Ворон — номер два, блять.

— Ну что тебе еще от меня надо? — вцепляется в свои ноги, окатывая гневом снизу вверх.

Глубоким вдохом прибиваю собственную ярость и снова присаживаюсь на корточки, только ближе. Протягиваю руку, с удовольствием наблюдая, как питомец отклоняется назад, пока не упирается черепом в стену. Глазища сверкают, вкусный рот приоткрывается в приглашении…

— Зацепила, — отвечаю спокойно, убрав с зареванного лица прилипшие волоски.

— Так отцепись!

Ля, фальцетом умеет.

— Не ори.

Ошейник на ее шее — имба. До разгона самых чумовых фантазий. Аплодирую своей выдержке стоя. Каждая мышца в моем организме стремится отодрать Леночку на всех поверхностях, хапнуть других эмоций, не менее острых, а я веду тупые диалоги.

— Пожалуйста, оставь меня в покое…— выдыхает, непрерывно следя за моими реакциями.

— Что взамен?

— Чего ты хочешь? У меня есть немного денег…

— Тебя, — перебиваю, пока она не продолжила нести ересь.

Как тебе хайлайт, питомец? Рада?

— Больной…

Не удивлен. Не сражен. Не обижен.

— Переговоры зашли в тупик, Каштанка, — усмехаюсь, прикидывая, как подать для нее полный инсайт.

— Лена! — рявкает, высекая молнии из глаз.

Су-ка! Неужели так сложно держать рот закрытым?!

— Лови расклад: итог всей этой возни один — ты на моем члене.

Окатив меня паническим ужасом, она шарахается в сторону. Ловлю за ошейник и удерживаю на месте.

Че ломается? Любая на ее месте уже бы терлась буферами, а эта… смотрит как на монстра.

Внутри невидимый медиатор дергает нервы, заряжая раздражение на максимум.

— Теперь подсказки. Пользоваться инфой или забить — твой выбор. Делаешь, что говорю без соплей и стартов — я не наглею и не тороплю. В разумных пределах. Соскочила — порадовала меня. Нагну сразу.

— Тебе желающих мало? — выдает искреннее недоумение.

— Одно другому не мешает, — пожимаю плечом, ведь так и есть.

Вытащив страдалицу из укрытия, подталкиваю в спину, задавая направление к лестнице. Махнув рукой Игнатову, обозначаю минутную готовность, и вбиваю номер телефона Каштанки, который она диктует без лишних вопросов.

Программа минимум выполнена. Сваливаю ленивой походкой, обласканный томными взглядами местных красавиц.

… Стоим с Игнатовым на аэродроме и эмоции херачат, как в первый раз. Вокруг простор — трава по колено, ветер в лицо, небо такое синее, будто кто-то накрутил фильтры на полную. Рядом Даня морду кирпичом держит, типа, вообще не парится.

— Ты, главное, не забудь открыть парашют, — подкалывает, хлопая меня по плечу, а потом ехидно тянет: — Ой, а че такой бледный? Тебя уже укачало?

Мы ржем, но у обоих на лицах — смесь азарта и тихого ужаса. Вокруг такие же смельчаки: некоторые уже в комбезе, позеры фоткаются на фоне старого, как мамонт, Ан-2. Кто-то приседает, кто-то явно пытается не блевануть от страха.

Глава 12

Лена

Сижу у Веры на кровати, жую дурацкие сухарики и создаю видимость, что я тут, вообще-то, по делу, а не из-за послания Кости: "Жди меня, я уже выехал".

Щас, разбежалась!

Я как только увидела сообщение, моментально собрала манатки — тетрадку, зарядку (ну мало ли) — и бегом к Огарковой, пока этот Казанова не нарисовался у моей двери.

Хозя-я-яин приехал, как обещал, и провел в 235 комнате не меньше двух часов. А если бы со мной? Даже думать не хочу о таком… И я не стартанула от него, а просто готовилась к зачетам у подруги. Прям, сожалею, сил нет…

Телефон, естественно, выключила. Всё, я вне зоны доступа, ищи меня в параллельной вселенной. Потом, когда будет надо, включу и изображу трагедию: "Ой, разрядился… Мне так жаль… Хнык-хнык".

— А я узнала у Зои, как зовут того парня, — Верунчик выдергивает из круговорота отмазок, перебирая резинки: яркие в косметичку, а темные и бледные — в мусорку.

— Сочувствую, — листаю тетрадь от нечего делать.

— Почему? — удивляется, прикладывая красные банты к основанию хвостиков, примеряется.

— Потому что здесь все уроды , — поддерживает Фокина, вытащив на несколько секунд наушник и снова уходя в онлайн-игру.

— Вер, он нифига не анимешный герой, поняла? — встаю и потягиваюсь руками вверх.

— Кстати! Мы же хотели позырить про Химуру!

Не спорю. Мне сейчас хоть про “Чужих”, все выдержу. Хотя ужасы я вообще не могу смотреть. Потом неделю без света не сплю.

В районе часа ночи набираюсь смелости и крадусь в свою комнату. Едва открываю дверь, в нос бьет мужской запах холодного ментола и чего-то горького, но приятного. На моей подушке лежит подвядшая полевая ромашка, а на столе из разноцветных конфет M&M's сложено: “Пиздец тебе, baby. Завтра в 9”.

Угу… мажор.

Разбираю надписи, по одной закидывая в рот шоколадные конфетки в глазури.

Какой же он гад и придурок!

А вообще, если честно, я его реально боюсь. Он не страшный, а слишком… ну, слишком. Даже не могу нормально объяснить, что у меня там внутри происходит, когда он рядом. Как будто я в фильме ужасов, где маньяк не с топором, а с идеальной улыбкой и невыносимым взглядом.

После вчерашнего в Акаду иду озираясь, но без паники. Скорее всего, товарищу не хватает эмоций, и он решил восполнить пробел через меня. Ага, как же. НО! Если Сергеев готов не наглеть и, типа ждать чего-то там нереального, то я вполне способна изображать смиренную… ЛЕНУ!

Три месяца — правило калифорнийской пятерки. А значит, мне надо лишь подыграть мажору, чтобы остаться целой и невредимой.

До начала занятий пятнадцать минут. В фойе настоящая тусовка на Истре из всех мастей “голубой крови”. Максимально огибая живые преграды, подхожу к стенду и жму на сенсорный экран одновременно с гламурной блондинкой.

— Ой, извини, — дружелюбно улыбаюсь, давая ей первой посмотреть расписание.

— Кто разрешил со мной разговаривать? — кривит лицо и брезгливо отмахивается пальцами, словно я отброс, ночевавший в общественном туалете на вокзале.

Впрочем, чему я удивляюсь-то?

Едва надменный взгляд касается чертовой вещи на моем горле, губы блонды кривятся еще больше, и как по волшебству нас обступают остальные подсиралы.

— Лар, тебя признал питомец Мотора, как свою.

В говорившем узнаю того самого танцора — Марика. А я считала его более-менее нормальным, если не брать в расчет манерность.

Ожидаемо раздается смех, а следом летят издевки, от которых у меня кожа под ошейником горит, будто перца насыпали. Жжет до фантомной боли, плавит, чешется.

— Думает, встала в коленно-локтевую перед Костяном и теперь звезда.

— Интересно, у нее техники отсоса зависят от поощрения?

— Мерзкая, пипец…

Чем больше они говорят, тем теснее собираются вокруг. Энергетика ненависти давит до нехватки воздуха. Пытаюсь выбраться из удушающего кольца, просунув пальцы под ошейник, но меня только шпыняют как щенка.

— Голос, быдло! — дает мне команду блондинка и толкает в грудь.

Теряю равновесие из-за чьей-то подсечки и падаю назад, ударившись локтями и копчиком, а спину с головой спасает рюкзак.

— Сколько желающих присесть в инвалидное кресло…

Он то здесь откуда взялся?!

Засунув руки в синюю толстовку, Сергеев беспрепятственно раскалывает толпу и встает в нескольких шагах от меня, расставив ноги.

— Мотор, да она сама на Лариску кинулась, — нагло врет Марик, а блонди поддакивает.

— Покажи своей шавке, где ее место, — стерва окидывает меня брезгливым взглядом.

Костя проводит языком по внутренней стороне щеки, изучая фифу с прищуром.

— Ошейник сними, — приказывает понятно кому.

Как же задолбали богемные выродки.

Спокойно встаю, расстегиваю замок на кожаном аксессуаре и протягиваю мажору. От свободы хочется растереть шею, задницу и лопатки, но я держусь.

— Лара, свет очей, — от притворной мягкости в голосе Сергеева у меня волосы дыбом встают, — На сегодня он твой.

— Офигел, Костя?! — взвизгивает особа голубых кровей, отступая на шаг.

— Стоять! — рычит мажор, — Подошла, взяла и надела.

Никогда не слышала такой тишины в Акаде. Как в космосе, наверное.

Крутая девушка играет в гляделки с мажором, а потом сдается и делает, как он сказал.

— Умница, Лар. В обед привезу тебе вкусняшек из зоомагазина.

Вот гад! Разве можно так с людьми обращаться?

Не хочу присутствовать при унижении другого человека, даже если эта личность меня обидела. Разворачиваюсь и, пока все заняты очередным шоу, ухожу в аудиторию.

Головой понимаю, что Костя меня защитил. Грубо, по-своему. Но мне от этого только хуже. К бесконечным придиркам и нападкам привыкаешь, учишься не замечать, преследуя личные цели. К обратному повороту попросту оказываешься неготовой. Словно ты допускаешь беспредел и потакаешь ему, что не в твоем спектре мира. Неправильно по всем пунктам.

И это противное чувство радости, которое испытала, услышав его голос, совсем дезориентирует и ломает что-то важное внутри.

Глава 13

Костя

Опять мотает башкой в разные стороны.

Как это “нет”, если “да”?

Выбесила она меня вчера. Понятно же, что свинтила, едва получив сообщение. Опираясь исключительно на свою безупречную выдержку, я ждал. Вернее, проспал два часа как убитый, шарясь во сне в старом дедовом саду.

Реал, никогда так не хотел яблок, как после пробуждения.

И как бы я ни мечтал напомнить Каштанке, кто в доме хозяин, все же Ларка в косепорстве вырвала первенство.

— Сколько пар сегодня? — не даю Ленке уйти от прямого контакта глаза в глаза, держа ее острый подбородок двумя пальцами.

— Три, — медленно убирает руки под стол.

— В два жду на парковке.

Ну и хер ли сидим, молчим?

Давлю взглядом, пока не получаю едва заметный кивок головы.

Ну вот. Я же говорил, что “да”.

— Я не сбегала…

— Не пиздите, а то улетите, — пресекаю пустой базар. — Не заставляй ждать, а то подсказки аннулирую.

Спускаюсь на первый этаж, очередной раз отметив, что стены альма-матер надоели до изжоги. Усаживаю зад на подоконник, пятку одной ноги ставлю на батарею. На мобильном набираю Стэпа и пока жду ответа, зачесываю пальцами волосы, глядя в блеклое отражение на стекле. Реал, побреюсь наголо, достали.

— Мотор, ты вообще невменько?! — басит сонным голосом Шамов. — Я еще в отключке… Час назад лег.

— Это мое пЭрманентное состояние, — ржу, закидывая таблетос “Орбитки” в рот. — Движ есть.

— Если после твоего движа я кринж не словлю, то вещай.

— Тебе бы к психотерапевту, Стэп. Комплексуешь как баба, — стебу, представляя, как пацанчик морду кривит.

— За-е-бал!

— Лару помнишь? Тихорецкую? В прошлом году со мной неделю тусила.

— С троечкой, ногами от гланд и губами писечкой?

Ржу, провожая глазами пухляшку с лабретом. Ничешная.

— Она самая.

— И че? Тебе нужен помощник? Один не справляешься? — слышу булькающие звуки. Бухарик явно встал и глушит воду литрами.

— Она сегодня очень просилась стать питомцем, и я решил подарить ее тебе, — ковыряю заусенец на безымянном пальце, до крови, сука.

— Шикарный подгон.

— Ага. Неустойка за сорванное шоу.

— Без условий?

— Жги на полную.

— Прощен, хули. Осталось с Игнатова спросить.

— Отбой.

Извечно обиженный и оскорбленный. Каждый пропущенный от меня удар на треньке считает поводом для личной вендетты. Любую телку рядом воспринимает как свою бывшую. Какая-то навязчивая идея соревноваться именно со мной. На первых курсах не обращал внимания, но последние два года напрягает соперничество. Причем, мне глубоко по пизде, но не Шамову.

Так, вроде разрулил текучку.

Прикидываю время и сваливаю к предкам.

Под громкий “Медлячок” БАСТЫ постукиваю большими пальцами по рулю, жму на гашетку, обходя лохов на трассе. Из всех слов знаю только припев, и пока один — надрываю глотку.

На повороте к коттеджному поселку притормаживаю, срисовывая на обочине белую “бэху” Алиски Буруновой.

Сдаю вправо, паркуюсь рядом и, заценив свой хавальник в зеркало заднего вида, выхожу.

— Зачихала? — останавливаюсь в шаге от передней раскрытой дверцы, наблюдая шикарную задницу, обтянутую джинсами.

— Не, помаду уронила, — появляется на свет рыжая ведьма.

Без приглашения подходит и целует в губы, моментально активируя нужные инстинкты.

— Ко мне ехал? — мурлычет в рот, опуская руку на мой стояк.

— К предкам, но тебя теперь возьму с собой, — слегка кусаю ее за нижнюю губу и тут же втягиваю, играя языком.

— На твоей или на моей?

— Прыгай, — указываю направление головой, естественно, на свою тачку.

Пока катимся до предков, звоню начохраны и прошу отогнать Алискину машину.

В отчем доме все без изменений: мама суетится, охает-ахает, расцеловывает и переживает, что сЫночка похудел. В каком месте непонятно. Наоборот, массу набрал.

Выпив для успокоения совести кофе, уходим с соседкой в мою комнату, начиная раздеваться с порога.

Трахаться хочу, аж челюсти сводит.

Помогаю Алисе снять штаны с трусами и сразу нагибаю над кроватью, заставив упереться руками в матрас. Зубами отрываю край фольгированного квадрата и раскатываю резинку по стволу. Еще раз оценив ракурс, не без гордости отмечаю влагу между ног соседки. Пристраиваюсь сзади и тараню до упора. Здесь мне трасса знакома. Не раз гоняли.

Алиска прогибается сильнее, стонет, чем заводит еще больше. Беру свое без прелюдий, а к финалу помогаю девчонке рукой, кружа по клитору. Она именно так кончает.

Приняв вместе душ, голые заваливаемся на кровать. Меня рубит в сон, жесть. Отходняки после прыжка с парашютом. Дня два-три организм перезагружается от адреналиновой встряски.

— Поедем через месяц на Бали? — Бурунова заваливается мне на грудь, водит пальцем по “блядской” дорожке.

Мы несколько раз катались вместе на моря. На яхте зависали пол месяца на втором курсе. Не напряжно. Лиса не пилит, не ноет, лишнего не просит. Не знаю, что в ее башке, но в моей все правильно и понятно.

— Давай на новогодние? — прикидываю свободное время, чтобы потом в долгах не погрязнуть на последнем курсе.

— А что мешает смотаться дважды? — лыбится.

— Честно? В лом, — пропускаю сквозь пальцы огненные волосы.

— А если пообещаю все-все-все, что пожелаешь?

— Не поверю, пока не предоставишь образцы и гарантии, — хмыкаю, а буй заинтересованно привстает.

— Кое-кто проснулся…

Опустившись ниже, Бурунова тянет ствол в рот. Облизывает, сосет, берет глубже, насколько позволяют способности и практика. От нетерпения вскидываю бедра, в желании протолкнуться по самые яйца, но Алиска на половине начинает давиться.

— Кость, он у тебя, вообще-то, не маленький, — бурчит, но продолжает, ускоряя темп.

“Не маленький” — передразниваю про себя.

— Он такой, чтобы недовольных не было, — шиплю, вцепившись в растрепанные волосы. — Умничка, Лиса… Бля-я-я, как ты круто сосешь… Су-у-ука, такой кайф…

Глава 14

Лена

Лежу поперек кровати, задрав скрещенные ноги на стену. В одной руке учебник по высшей математике, а в другой карандаш с перышком на конце. Время от времени щекочу нос и чихаю. Помогает сосредоточиться и не спятить от темы: "Производные и их применение". Сложно представить, что это мне когда-нибудь пригодится в жизни, но учебную программу составляют не студенты.

Смотрю на формулы, как баран на новые ворота, а в наивных мечтах прокрастинирую, представляя, как сдаю зачет на "отлично" чисто на везении.

Почему нет?

Сегодня, например, если не брать в расчет утро, то мне мега-повезло. Самодовольный индюк-Костя свалил в закат и не появился в установленное им же время. Разве не чудо?! А я ждала! Ровно полсекунды. Можно сказать, даже всплакнула от обиды. А потом довольная, как Верка после аниме, скакала в общагу, размахивая рюкзаком.

— Производная функции в точке характеризует скорость изменения этой функции в данной точке и имеет широкое применение в различных областях науки и техники… Бла-бла-бла… в экономике — для анализа предельных издержек и предельной полезности…

Так, еще раз.

Да, блин!..

Без всякого стука и предупреждения дверь моей комнаты щелкает, впуская прохладный сквозняк из коридора и запах парфюма с нотками наглости. Чуть не роняю учебник на лицо, увидев в проеме мажора.

Недолго музыка играла…

Резко дергаюсь, пытаясь опустить ноги, и почти пинаю себя по голове. Бессовестный взгляд скользит по моему животу и ниже, вызывая дрожь во всем теле.

Придурок!

Судорожно натягиваю подушку на колени, хотя в комнате жарко, как в бане.

— Не ждала, Каштанка? — тянет Костя со своей ленивой ухмылкой, закрывая дверь.

Ну, что ты, хозя-я-яин, смотри, как хвостом виляю от радости…

Противный гад!

Вальяжно пройдя до стола, он хватает стул, ставит посреди комнаты и садится верхом, облокотившись на спинку. Темная широкая цепь на поясе его джинсов позвякивает при каждом соприкосновении с деревом, отдаваясь в моей голове громыханием кастрюль в школьной столовке.

Почему он не оставит меня в покое?

— Тебя не было в два… — возмущаюсь, но голос предательски дрожит, выдавая мандраж.

— Не агрись.

Он проводит большим пальцем под нижней губой, не отрывая от меня глаз, и я снова обливаюсь кипятком от ступней до кончиков ушей. Сердце делает тройное сальто, во рту моментально исчезает влага и неприятно дерет горло.

Страшно чет…

— Расклад такой. Без лишней нервотрепки поднимаешь булки и едешь ко мне. Уберешь хату и свободна, — добавляет в голос давления.

Чего?

Озираюсь по сторонам, хлопаю глазами, а потом пялюсь на урода, как на марсианина. Внутри закипают и перемешиваются злость с паникой. Впервые чешутся ладони от желания вцепиться в чью-то конкретную, наглую, Сергеевскую… рожу.

К нему? Убирать? Это что, прикол такой?

Ухмыльнувшись, Костя подпирает кулаком левой руки скулу, читая меня как яркий рекламный баннер. Вынужденно и без интереса.

— Не выеживайся. Собирайся. Нора сама себя не уберет, а я не в настроении уламывать, — тон становится жестче.

— Ты, серьезно? Я тебе не домработница, — стараюсь звучать уверенно.

Он подается вперед, склоняя голову к правому плечу. Взгляд тяжелый, давящий, и я невольно отодвигаюсь, хотя изо всех сил пытаюсь держать марку. Дергаю уголок наволочки, а по столбу позвоночника проходит липкий страх.

— Дай повод, Каштанка.

Сглатываю, чувствуя, как сердце колотится в горле. Хочу огрызнуться и послать его куда подальше, но…

Опускаю глаза в пол и бормочу:

— Не хочу я…

Костя встает со стула, делает шаг в мою сторону. Инстинктивно отклоняюсь к стене, защищаясь подушкой, как щитом.

— Резче давай. Не трону. Лишить тебя целкости, я могу и здесь, — опускает руки на ширинку и показательно вжикает замком, не сводя с меня невыносимых глаз.

— Отвернись! — всхлипываю на одной ноте, подлетая с кровати в сторону шкафа, — Мне надо… переодеться.

— Жду в машине.

Отодвинув стул на место, мажор подходит к зеркалу, не обращая на меня никакого внимания. Смахивает непослушные пряди волос со лба и выходит за дверь.

За окном мелькают огни ночного города. Костя ведет машину уверенно, одной рукой на руле, другой переключает треки на сенсорной панели. Музыка играет негромко, но я не слышу ее из-за шума собственных мыслей. Стараюсь дышать ровнее, сжимая телефон в кармане кофты.

— Почти на месте, — мажор впервые одаривает меня теплой улыбкой, обнажив ряд идеальных зубов.

Киваю и снова смотрю в окно.

Мы подъезжаем к высотному зданию, которое выглядит как в американских фильмах про миллионеров: стекло, металл, подсветка. Припарковавшись у подъезда, Костя выходит из машины и открывает мне дверь. Немного медлю, но выбираюсь, стараясь выглядеть увереннее.

— Пойдем. — указывает на дом, и я следую за ним, держась на небольшом расстоянии.

В лифте стоим молча. Нажав на кнопку 25-го этажа, он приваливается плечом к стенке и рассматривает меня с ног до головы, крутя в пальцах ключ-карту.

Из длинного коридора с мягким ковровым покрытием попадаем в не менее шикарную квартиру, которую Сергеев назвал “норой”.

Дверь за мной закрывается с мягким щелчком.

Осматриваюсь.

Под ногами пол из темного благородного дерева, отполированного до блеска. Стены выкрашены в глубокий серый цвет, но не мрачный, а стильный, дорогой. На одной из стен висит огромное зеркало в тонкой черной раме, а рядом — минималистичная вешалка из того же темного дерева, на которой аккуратно висит кожаная куртка.

Лена, ты не просто дура, ты…

А, вдруг, мажор соврал?!

— С чего начнем? — оглушает шепотом в самое ухо Костя, ускоряя биты моего сердца.

Глава 15

Лена

Решаю не загоняться раньше времени. Показать страх — проиграть в начале боя. Колюще-режущие предметы в этом доме точно есть.

Разворачиваю плечи и, скинув кроссы, прохожу вперед, не удостоив мучителя ответом.

Гостиная… просто вау! Огромные панорамные окна от пола до потолка. Диван в центре комнаты — большой, угловой, обитый мягкой серой тканью, с кучей подушек. Там же кофейный столик с мраморной столешницей, на котором лежит пара книг и сиротливо ждет своего часа кружка с недопитым кофе. Напротив — гигантский телевизор, встроенный в стену, а под ним — длинная низкая тумба из благородного дерева с глянцевой поверхностью. На ней игровая консоль, пара беспроводных джойстиков и несколько фигурок персонажей из каких-то игр или фильмов.

В углу комнаты — высокий стеллаж с идеально расставленными виниловыми пластинками и проигрывателем. На стене над стеллажом — абстрактная картина с золотыми акцентами.

Освещение мягкое, от нескольких подвесных ламп с черными металлическими абажурами, и светодиодной подсветки по периметру потолка.

Кухня — мечта. Длинная барная стойка с черной мраморной поверхностью, отделяющая зону готовки от гостиной. Высокие барные стулья с кожаными сиденьями. Встроенная техника: блестящая, хромированная. Кофемашина, которая стоит больше, чем вся мебель дома у родителей, холодильник с сенсорным экраном.

И все это… портят куски разбросанной пиццы, подтеки из кетчупа, горчицы, майонеза. Кое-где ждет своего часа картошка фри и наггетсы.

“Оставил бы на голодный год, че расточительствовать?” — веселюсь про себя.

Ладно. Такое мне не страшно.

Главное, чтобы не лез и… не улыбался, как в машине.

Пока я вычищаю квартиру, помогая себе коленками, мажор неотрывно следует за мной, не упуская возможность продемонстрировать поганый характер: тру я слабо, тряпку держать не умею, мослами паркет царапаю…

Р-р-р! Как его не убить?!

— Шустрее. Огонька добавь, Каштанка, — отвешивает он очередную гадость, залипая в мобильном телефоне.

— Достал… — шиплю, сдувая с лица выбившиеся из хвоста волосы.

— Cool. Теперь опочивальню.

Командир недоделанный…

В спальне Кости огромная кровать, с кожаным изголовьем и темно-синим бельем, нереально мягким даже на вид. Телек. Постеры с концертов каких-то рэперов и рок-групп, но они в рамках, как часть интерьера. Шкаф-купе на всю стену с зеркальными дверями.

Устроившись у дверного косяка, Сергеев, пялится на меня сверху вниз. Это неприятно волнует, прошивая тело щекотными вибрациями по спине, откуда они стекают звенящими каплями к животу.

— И под кроватью.

Вытираю предплечьем лоб и поднимаюсь, чтобы нивелировать давящее превосходство. Я, может, и не богачка, но достоинство имею не меньше.

— Не полезу, — заявляю упрямо, зрительно посылая в его синие глаза все страшные кары. — У меня клаустрофобия. Я под этим плато… потеряюсь.

Оттолкнувшись, Костя встает передо мной, так что носом касаюсь его черной футболки, облепившей накаченное тело.

— Лезь, я сказал, — предупреждающе выдавливает каждое слово.

Психованно рычу и, сделав шаг назад, демонстративно падаю на колени, сверля гада уничтожающим взглядом. Яростно поднимая поочередно руки и ноги, шагаю на четвереньках к кровати и лезу под нее, сыпля проклятиями.

Ненавижу!

Провались ты через все 25 этажей!

— Чтоб все блестело, — прилетает вдогонку, и я от урагана внутри бьюсь башкой о деревяшку.

Уф-ф, больно…

Спустя три часа, сидим на кухне за барной стойкой напротив друг друга. Передо мной чашка чая, а у Кости кофе. По сути, нам говорить не о чем, нет общих тем. Классовое неравенство, судя по всему.

На тело давит усталость и эмоциональные качели, которые наглый товарищ устроил, но в целом все лучше, чем казалось на первый взгляд. Понятно, что антураж специально подстроен, чтобы меня наказать. Но такое — фигня. Да и словесный понос Сергеева я вполне способна пережить, ведь в остальном он не жестит. Как-то даже не верится в слова Насти и ее подруги Даши, а иначе…

Поднявшись, Костя подходит к холодильнику, открывает и достает пирожные в виде корзиночек с ягодами. Ставит на стол и пододвигает ко мне.

— На хера устроила цирк с плясками в Акаде? — слизывает с фаланги каплю крема.

Понятно, о каком дне спрашивает.

Проницательный гад…

— А зачем люди бросались на амбразуры? — безразлично пожимаю плечами, делая глоток.

— Ясно. Всех декабристов повесили, а ты где-то справку взяла, что горло болит. — указательным пальцем, трет правый глаз.

Попало что-то?

Блин, неприятная фигня. Однажды у папы стружка попала. Даже в больницу ездил, чтобы вытащили. Врач тогда сказал, что надо было не насиловать слизистую, а сразу незамедлительно ехать к специалисту. Так можно зрение потерять.

— Дай посмотрю, — наваливаюсь грудью на столешницу, по-хозяйски отбивая его руку от лица.

Внимательно осматриваю кромку длинных, загнутых ресниц, пока не нахожу острый кончик на верхнем веке. Пододвигаюсь выше, встав коленками на стул и с максимальной сосредоточенностью, пытаюсь убрать раздражающий фактор.

Вредная ресничка оказывается у меня на указательном пальце, и я с улыбкой демонстрирую ее Сергееву, только сейчас осознав, что его ладонь лежит на моей пояснице, а другая в опасной близости от груди.

— Целоваться умеешь?

Попадаю в капкан гипнотического взгляда, по всему телу долбят маленькие молоточки, задевая нервные окончания.

— Ты дурак? — выдыхаю, наблюдая, как кадык на широкой шее взлетает вверх и тут же падает вниз.

— И тут меня ждала, — расплывается в самодовольной улыбке.

Что это он себе напридумывал?

— Руки убрал. Сейчас же.

— Со стояком поможешь?

Непробиваемый гад!

Наполняюсь обидой, как кошка после купания — злюсь, и хочется царапаться. К нему как к человеку, а он… Смотрит прожигающим взглядом, от которого внутри все сворачивается. Кутает в тяжелую энергетику, и в ней вязнешь словно мошка в паутине, не зная, чего ожидать в следующую секунду.

Глава 16

Костя

Зависаем с Крашем в элитном мужском клубе “Охота”. Здесь стойкий запах дорогого дерева, кожи, денег, шикарных телок и табачного дыма.

Все привычное: просторный зал с высокими потолками, украшенными лепниной, бронзовые люстры на цепях, стены, обшитые темными панелями с инкрустированными золотистыми узорами, картины в рамах. На полу бордовый ковер с замысловатым орнаментом. По центру — массивные кожаные диваны и кресла, обитые глубоким зеленым цветом, с медными заклепками по краям. Между ними — низкие столики из черного полированного дерева с хрустальными пепельницами.

Слева — длинная барная стойка. За ней — ряды бутылок с разномастным алкоголем. Над стойкой висит огромное зеркало в позолоченной раме

Справа от зала — несколько игровых столов. Один из них — для бильярда, с идеально ровным зеленым сукном и шарами. Рядом — для покера, окруженный стульями с высокими спинками. На нем разложены карты и стопки фишек, а вокруг уже сидят несколько парней.

Дальше дверь, откуда доносятся забойные биты закрытой дискотеки. Стройные цыпочки стаями вылетают оттуда к бармену, делая вид, что решили выпить и отдохнуть. По факту ищут очередного спонсора на вечер.

“Пока, хозяин”...

Трэш, чуть не взвыл от прилившей к бую крови. Хоть передергивай, глядя на окна.

— Че грузишься? — отвлекаюсь на друга.

Назар вздрагивает, переводя на меня льдистые глаза. Жесть, вылитый хаски. Не ту кликуху ему прилепили.

— Забей. Ерунда, — отмахивается, но вижу, что гложет. Последнее время витает где-то, но как всегда молчит.

— Помощь нужна?

— Не знаю…

Интересный поворот сюжета. Учитывая, что батя Краша известная всем темная личность, а попросту — бандит, то подобный ответ интригует.

— По порядку давай, — показываю гарсону пальцами “V”, он знает, что делать.

Не проходит и минуты, как перед нами ставят два бокала с вискарем.

— На прошлой неделе чуть телку не опустили…

— Ты? — хорошо не глотнул, а то бы вышло как в детстве.

— Мотор, кончай прикалываться, — отворачивается, насупившись.

— Сорри. Вещай дальше.

— Ездил на Таганку. Помнишь долгострой, который поделить не могут? — киваю, — Пошел глянуть. Хочу открыть бизнес-центр. С отцом перетер. В общем, а там обдолбыши девчонку по бетону катают…

— Забрал? — перекатываю во рту огненный янтарь и глотаю, втянув воздух через сжатые зубы.

— А ты бы не забрал? — усмехается, глядя по сторонам.

— Может, наоборот, помог бы. Наш статус располагает.

— Тупые слухи, ты хотел сказать, — чешет белобрысую репу. — Мы ни разу такую дичь не творили, Костян.

Не творили и желания не возникало. Страхи подпитывали, конечно, ради прикола, но опускаться до насилия — никогда. В прошлом году Шамов нажестил, но там своя история. Ему с этим жить. Два года назад Ворон переборщил, и там тоже не без причины. Я даже поддержал воспитательный процесс.

— Если все обошлось, че тухнешь? — мимо проплывает брюнетка с залипательной троечкой. Мысленно чиркаю галочку напротив нее в сегодняшнем списке желаний.

— Профилактика нужна утыркам. Посыл словами до них не дошел.

— Я в деле, — вписываюсь сразу, а заодно подмигиваю девочке, цепляя на фейс фирменную ухмылку.

…После трех ночи вваливаемся ко мне с Зоечкой или Зиночкой, — пох ваще. Ныряю в девочку в прихожей, поставив раком. И так дотрахиваю до дивана. Догги-стайл, мать его. Но крышесносно. До пяти успеваю понять, что сосет ночная нимфа на “троечку”.

А вот нехер было выбирать по сиськам!

В районе шести заказываю такси для… эээ… Ой, да какая разница? И провожаю, мечтая о душе и подушке. Каштанка свою зажопила, а ноги у нее зачетные…

Встряхиваю башку, сгоняя туман, и шурую во вторую ванну, которая в спальне.

Расслабон и кайфовое состояние перерастают в лютый пиздец, едва вижу свою рожу, — да что там рожу! — всего себя в зеркало!

Я в агонии, реально!

Весь в БЛЕСТКАХ!!!

Это что за подстава?

Стою, твою мать, сверкаю, как гламурный единорог!

Теперь же не отмоюсь, это прям в кожу въелось, я будто в блестящем аду застрял.

Пробую соскоблить порнографию с тела — а перед глазами Каштанкины факи летают. Ну, су-у-учка… Понятно, что ты делала здесь полчаса — сюрприз мне в лейку запихивала.

Разглядываю себя в зеркало и угораю, но внутри бомбит.

Реал, победитель гей-парада.

Даже думать не хочу, че пацаны скажут, а они не промолчат, потому что я сегодня же припрусь в Акаду.

Пздц! У нас же вечером встреча с кураторами дипломных проектов…

— С добрым утром, блять, Леди Гага… — приветствую самого себя в отражении, цыкаю и шурую на кровать.

Ближе к обеду кое-как разлепляю глаза и пробую еще раз оттереть зашквар с тела. Бесполезняк. Не как вчера, но все равно сияю… как чмо.

Максимально скрываю позорище за широкими джинсами, водолазкой и толстовкой. На нос цепляю солнцезащитные очки, в рот кидаю “Орбитку” и вылетаю из дома. Завожу “Ролса” и мысленно… даже не знаю, что сделаю с Ленкой.

Сам себя, короче, боюсь.

Ржач начинается, едва выхожу на парковке Академии. Триггерит, но держу морду в маске невозмутимости, копаясь в сотике.

— Ты че дрочил на сцене драг-шоу? — скачет вокруг меня Стэп, рассматривая со всех сторон.

— Да, разогревал публику для твоего выхода, — отбиваю без энтузиазма.

Ну, заебут, в натуре.

— Не, он с примами Бурлеска шпендехорился, — ржет Краш, завалившись на капот своего “мерина”.

Спокойно, Костян, пусть выговорятся.

— Гоните? — ну, сука, Даня, хоть ты заткнись! — Он косит под Эдварда Калена.

— Не позорься знаниями таких фильмов, — пихаю Игнатова плечом.

— Нас уже двое, че ты как неродной, – и лезет обниматься, натирая мне лапищей чердак.

Испепеляю взглядом центральный вход, а внутри зреет торнадо, которое вместо Татошки, блять, унесет Каштанку.

Show Must Go On, малышка…

Глава 17

Лена

День только начался, а я уже чувствую себя как мусор, который случайно занесли в хрустальный дворец.

Полина Николаевна, профессор по "Истории мировой культуры", монотонно рассказывает об эпохе Возрождения, особо уделяя внимание Микеланджело.

Быстро конспектирую материал, почти не глядя в тетрадь, а Вера списывает у меня, успевая рисовать забавные узоры там, где я ставлю восклицательный знак для особого внимания.

— Лен, — шепчет Огаркова, тыкая меня ручкой с фигуркой девятихвостого лиса на конце, — Пойдем гулять в выходные?

— Не мешай, — привычно цыкаю, не сводя глаз с педагога.

Впереди раздается очередное хихиканье Карины Штец, дочки какого-то олигарха, повернутой на дорогих сумках. Большую часть времени она шушукается с подружками и залипает в телефоне.

Сильные мира сего, ага.

Сделав паузу, Полина Николаевна переключает слайды, и Карина неожиданно поворачивается ко мне.

— Эй, быдло, ты че, реально думаешь, что тебе это надо? Или просто косишь под умную, пока не вернешься на помойку? — гнусаво растягивает слова достаточно громко, чтобы все услышали.

Молчу.

Пошла она… со своими понтами… инста-королева.

— Че притихла, Ленок? Мотор ротик порвал? — подхватывает Макс, типичный "золотой мальчик" с часами за миллион, которыми хвастался в первую неделю занятий. — Присматривай бордель для убогих. Там твое место, сто пудов.

— Хисока Моро приди, — встревает Верка, взмахивая ручкой, как волшебной палочкой, — и злых людишек забери!

Даже я теряю челюсть, что говорить про остальных. Карина фыркает, одаривая Огаркову ощутимым презрением, а Макс отворачивается с коротким:

— Ебанутая.

— Это один из самых непредсказуемых и жутких персонажей аниме, — уточняет для меня соседка, явно гордясь силой своей мантры, — Садист. И вообще, одержим сражениями. Все его боятся, потому что он играет со своими жертвами.

На ум сразу приходит Костя, пробуждая что-то похожее на паническую атаку, с головокружением и спазмом в груди.

Интересно, он долго спит?

— Роднина, подойдите, пожалуйста, к доске, — мягко смотрит на меня профессор, — Расскажите нам о влиянии Возрождения на современную культуру. Как вы думаете, почему идеи того времени до сих пор актуальны?

Встаю, ноги дрожат, будто к эшафоту двигаюсь. В спину летят шепотки.

— Ой, ща будет цирк, — хихикает Карина. — Быдло про культуру загнет, пиздец, держите меня.

Я сглатываю ком в горле и начинаю, стараясь не смотреть на одногруппников:

— Возрождение, это когда искусство и наука начали развиваться, люди стали больше думать о человеке, а не только о религии. И сейчас, кхм, многие идеи про свободу и творчество оттуда идут... Например, дизайн или кино часто вдохновляются тем временем…

— Хорошо, Лена. Добавьте еще пример из современности. Как, например, архитектура или мода связаны с идеями Возрождения?

Я мямлю что-то про симметрию в зданиях и классические мотивы в моде, но голос дрожит.

— У питомцев есть время на умные книжки? Что-то новенькое, — выкрикивает кто-то справа.

— Нет, ей знания Мотор членом через рот вколачивает, — изрыгает очередную гадость Вано, красуясь остроумием.

Снова смех.

Чувствую, как внутри все скручивает от злости… До слез. Но я только ниже опускаю голову. Хочется крикнуть, что они сами пустышки, и без родительских денег никто, но я знаю: стоит открыть рот, и меня размажут еще сильнее.

Дебилы. Я хотя бы стремлюсь к большему, а вы только бабло тратите и ржете, как лошади.

— Могу и тебя знаниями обеспечить. Готов? — раздается рык от двери, и все затихают, словно молитва Верки сработала.

Вот только мне не до радости. На теле высыпают мурашки, сбивая дыхание. Кожу печет ,словно резко подскочила температура.

— Я ее забираю, — тоном, не терпящим возражений, Сергеев басит на всю аудиторию.

“Хоть бы не меня — хоть бы не меня — хоть бы не меня…” — незаметно скрещиваю пальчики за спиной.

Меня…

Тяжелая ладонь ложится на плечо, и я вскидываю умоляющий взгляд на Полину Николаевну, наблюдая, как она кивает мажору с каменным лицом.

Спотыкаясь, дохожу до Верки, и вместо того, чтобы забрать вещи, усаживаюсь поудобнее.

Не пойду я с ним, он сейчас не в себе. Боюсь даже глянуть на результат моей дурацкой задумки с его лейкой.

— С вещами. На выход, — цедит над головой, и от его бешеной энергетики даже звуков с улицы не слышно.

Замерло все. В ожидании конца света.

— Прости, — шепчу, готовая пробить мраморный пол и уйти подвалами.

С грохотом он упирается ладонями в столешницу, нависая опасной скалой нам моим бренным тельцем, и басит, поднимая дыханием волосы на макушке:

— Лена, блять!

Понимаю, что угроза не пустая, если он перешел от Каштанки к имени.

Под конвоем, в тотальной тишине, покидаю аудиторию, прижимая к груди рюкзак. Пялюсь под ноги, еле передвигая их. Вон… где-то боковину кроссовка шаркнула… Большая черная полоса. И шнурки уже стирать пора, серого цвета стали…

— На меня посмотрела. Резче! — преграждает дорогу, обогнав в два широких шага.

Че смотреть-то, я по кистям рук вижу… Сказочно.

Но все же поднимаю глаза.

— Нравлюсь? — с ехидством.

— Нравишься, — киваю и не могу сдержать улыбку. Никак.

Он такой милый, хотя перекошенное лицо немного портит общую картину.

Сияет от искусственного света коридорных ламп, походя на мифическое существо, а не человека. Все же пыльца, это не привычные блестки, их вообще не видно на коже, лишь эффект.

Замираем, глядя в глаза друг друга. Между нами что-то потрескивает, будто электрический провод, сорванный бурей, бьётся о холодный асфальт, рассыпая искры опасности и неизбежности.

Лицо Кости приближается к моему. Чувствую его мятное дыхание, жар кожи, странный, но приятный парфюм. Глотнув кислорода, не могу выдохнуть, напряженная, как гитарная струна. Горячей щекой мажор касается моей, трется как кот, втягивая запах волос. У меня голова идет кругом в ожидании чего-то… волнительного… острого… интимного…

Глава 18

Лена

— Зачем? — сглатываю, подсознательно понимая, что может произойти.

— Потом характер покажешь, окей?

— А, давай, уедем отсюда?

Покидать Акаду я не собиралась, но сейчас готова хоть куда, чтобы избежать неприятностей. Страх холодной рукой дергает за голосовые связки, делая горло уязвимым, болезненным.

Жуткое ощущение, нервное до колик в животе.

— Уедем-уедем, Каштанка. А сейчас музыку послушай.

Едва закрываю дверью, усаживаясь поудобнее, раздается хлопок, а следом громкий стон, пробирающий до души. Через лобовое стекло на меня смотрит Вано, зажав рукой нос и губы, но сквозь пальцы все равно льется кровь. Удерживая парня сзади за шею, Сергеев ему что-то объясняет, а тот кивает, едва на плача.

Мне плохо…

Ужасно…

Стремительно подступает тошнота, все вокруг начинает пульсировать в хаосе, в ушах звенит.

Вылетаю из автомобиля и складываюсь пополам, дрожа всем телом.

— Лен, ты че? — удерживая меня за плечи, Сергеев, убирает мне волосы с лица, — Крови боишься?

— Зачем так?! — ору со слезами.

Вспоминаю школу. Девятый класс. И соседа по лестничной площадке… Антошку. Я не знала никого жизнерадостнее и светлее, чем он. Улыбчивый, вежливый, веселый. Мы дружили, сколько себя помню. Не так чтоб "не разлей вода", но всегда общались при встрече. У него, кроме мамы, никого не было, отца не знал, и даже когда им было сложно, он никогда не унывал. Всегда говорил, что все вокруг — отражение нас самих.

В новогодние праздники Антон пошел поздно вечером встречать маму с работы, и его избили какие-то ублюдки. Не просто избили, а искалечили. Поломали. Сломили. Он провел в больнице полгода, куда я регулярно ходила с отцом, а потом лежал дома… как растение. Без улыбки. Без огня в глазах. Без искры, которую из него вынули.

— Как? — не понимает мажор, повышая интонацию.

А мне так… тяжело от воспоминаний, что хочется найти опору. Поймать немного тепла, чтобы выбить лед, который временами пугает.

Разворачиваюсь и вцепляюсь в Сергеева, уткнувшись носом в его грудь. Хочу успокоиться, но не могу. Слезы душат и слепят.

— Эй-эй-эй, — обнимает меня, прижимая крепко, — Малышка, прекращай. Все, я больше его не трону, Лен.

— Обещаешь? — икаю на каждом слоге.

— Зуб даю.

— Надо его в больницу отвезти…

— Пздц… — вздыхает и спрашивает в сторону: — Норм? До травмпункта доедешь или закинуть?

— Справлюсь, — сипит Вано, — И это… Роднина, извини, что… наезжал…

Машу рукой не глядя, типа не держу зла, и выбираюсь из лап виновника всех моих страданий. Усадив в машину, Костя пристегивает меня ремнем безопасности и достает из бардачка салфетки, кидая мне на колени. Одну цепляет для себя, пока обходит танк, вытирает руки, и занимает место водителя.

— Все девки радуются, когда из-за них рожи бьют, а ты истеришь… — смотрит в зеркала, перестраиваясь по ходу движения.

— Я не все, — бурчу, начищая пальцем лакированные деревянные вставки на дверце.

— Не все… — повторяет по инерции.

— Спасибо.

Благодарю, а сама не в полной мере понимаю, за какие заслуги: заступничество или что обошелся с Вано по-человечески после того, как сломал нос.

— Это ничего не меняет, Каштанка, — стреляет взглядом, удерживая руль одной рукой, — Отблагодаришь подмахивая.

Противный, наглый, циничный гад!

Лишь когда за моей спиной закрывается дверь с характерным щелчком, я задаюсь вопросом: какого черта я снова делаю дома у Сергеева?! Все получилось спонтанно, на эмоциях, с выбиванием почвы из-под ног.

Надеюсь, про “вылизывать” мажор пошутил…

— Не стой столбом, — толкает меня на кухню.

— А ватные диски есть?

— Посмотри в ванне, — кидает на ходу, скрываясь в спальне.

Достаю из шкафчика тубу, набираю попутно в стакан воды и устраиваю инвентарь для “клиринга” на журнальном столике в гостиной.

За полчаса одиночества я почти прилегла на диван от скуки. Успела рассмотреть стеллаж и узоры на мраморе, поковырять джинсу на коленке, расстроиться, что рисунок ежика на моей футболке стал бледнее…

Телефон в кармане кофты легко вибрирует. Активирую и читаю:

8-915- ***: “ Долго ждать? Резче давай”.

Хм…

Я Сергеева здесь жду, а он меня в другом месте. Единение мыслей!

Кладу сотик на столешницу, беру диски и стакан с водой. Скорая помощь на выезде.

И вот к такому оказываюсь не готовой…

Это…

Сдурел, что ли?!

— Не тяни кота за причиндалы. Действуй.

Развалившись в джакузи с пеной, Костя откидывает голову на бортик и прикрывает глаза.

Совсем стыд потерял.

Мнусь у двери, благодаря небеса, что пена достаточно плотная.

— Может… не здесь? — делаю глоток воды из кружки, которая должна была стать “ванночкой”.

Лениво открыв глаза, мажор смотрит на меня, шерудя языком во рту и постукивая пальцами по борту почти бассейна.

— Меньше трепа — больше дела. Не искушай мою месть.

Стыд заливает лицо до состояния кипятка под кожей. Ругаю себя за идиотизм, потому что представляю его… голого. Отвожу глаза в сторону, сосредотачиваясь на отделочных стыках, но в самой плитке все равно вижу наглую ухмылку Сергеева.

Зависнув над блестящим телом, и это во всех буквальных смыслах, смочив вату, аккуратно стираю с мажористого лба сияющие пылинки. Некоторые поддаются, а другие совершенно не хотят покидать убежище. От сосредоточенности и волнения, прикусываю язык, сражаясь с тремором в руках.

И все бы ничего, но Костя неотрывно следит за мной…

— Ты конопатая… И у тебя волосы в носу.

Раздуваюсь как шар от возмущения. Ладони сжимаются в кулаки, а перед глазами мушки скачут.

Придурок чертов!

— Знаешь, что? — шиплю, сквозь плотно сжатые губы, уничтожая взглядом.

— Знаю.

Лыбится, и в следующую секунду заваливает меня в джакузи прямо в одежде.

— Ты идиот?! — визжу, протирая глаза от капель, дергаюсь, выплескивая воду через борта, — Я как домой поеду?!