И.о. ангела-хранителя

Часть первая (1053-1059 гг)

– Я бы любил тебя всю свою жизнь, – задумчиво поведал он. – Зная, что никогда даже к руке твоей не прикоснусь. Не смея произнести твоего имени вслух. Не смея лишний раз приблизиться к тебе. Любил бы тебя всем сердцем, понимаешь? – попытался он поймать её взгляд, но она отворачивалась, потому что от его тихого проникновенного голоса и от слов, которые он говорил, ей хотелось плакать. – Знал бы, что никогда ничего не будет, но всё равно любил.

Из повести "Спустя пять лет"

***

Королева сделала по-настоящему мудрый выбор. Во всяком случае, Канлар полагал, что лучше и не придумаешь: князь Се-Рол уже был членом правящей династии, а значит, его можно было спокойно короновать, да и воспитывался изначально именно как наследник престола, так что обладал необходимыми знаниями. Кроме того, он успел завоевать определённую репутацию – весьма мужественную и грозную – и был весьма популярен в народе.

Со своей стороны, Канлар видел, что это решает море проблем. Не все страны серьёзно относились к девушке на троне – с тем же Ньоном он ожидал огромное количество проблем. Выходя же замуж за кузена, королева давала стране не консорта: она дарила ей полноправного короля. Ещё и короля, обладающего репутацией умелого воина и хитрого политика!

«С Ньоном теперь точно никаких проблем, – довольно размышлял Канлар, чуть покачиваясь на стуле и не вникая в ход дальнейших рассуждений на совете, – да и ниийскому королю теперь нечего возразить».

Это к юной королеве он мог делать странные заходы – к овеянному военной славой королю он точно будет относиться осторожнее и уважительнее!

Мысль о военной славе князя, впрочем, заставила Канлара досадливо поморщиться: в этом обстоятельстве были и свои минусы. Махийцы точно не обрадуются воцарению своего военного соперника, и самой серьёзной проблемой он теперь видел охлаждение дипломатических отношений с Махией.

Канлар начал мысленно составлять список распоряжений, которые требовалось теперь отдать, чтобы подготовиться к этому охлаждению и минимизировать связанные с ним проблемы.

Совет, меж тем, шёл своим чередом, и, увлечённый своими размышлениями, он чуть не пропустил обращённый к нему королевой вопрос:

– Господин Канлар, что вы скажете о внешнеполитических последствиях этого брака?

Весьма довольный тем, что уже всё взвесил и продумал, он ответил:

– Мы точно утрём этим нос ниийцам, ваше величество, и существенно укрепим свои позиции в отношении Ньона. Но вот с Махией нас точно ожидают теперь проблемы, – завершил свою оценку ситуации он.

– Что ж, не бывает идеальных решений, – безразлично улыбнулась королева, показывая, что её вполне устраивают озвученные перспективы.

…таким образом, дело было решено, и через месяц состоялось торжественное венчание королевы Каи и её троюродного брата, Реамунда Се-Рол, сразу же после венчания и коронованного по всем правилам и традициям.

Недолгий период власти одинокой девушки на троне сменился полноценным союзом правящей четы королевской крови, что было положительно воспринято в народе и укрепило положение Райанци на внешнеполитической арене.

Внутренние дела управления, впрочем, изменились не сильно. Новоиспечённый король не проявлял интереса к государственным делам, предпочитая отдавать своё время военным учениям и охоте. Малый совет он посещал хорошо если раз в неделю, так что большая часть забот по-прежнему лежала на плечах королевы. Советники, впрочем, считали, что оно к лучшему: горячий нрав нового короля был чреват проблемами, и отсутствие у него служебного рвения можно было считать скорее удачей.

Однако, к сожалению, королевские дела не ограничивались одним лишь советом. И если первые месяцы Реамунд честно держал себя в руках и старался соответствовать своему новому статусу, то со временем его положение стало слишком его тяготить.

Король привык к вольной жизни, полной, к тому же, приключений и опасностей. Он был авантюристом по духу и по образу жизни, и суровый, жёсткий этикет королевского двора был ему весьма не по нутру. Вынуждая себя подчиняться приличиям, он всё больше зверел внутренне, и, что вполне закономерно, это стало проявляться и во внешнем.

Впервые Канлар отметил тревожные перемены на приёме в честь приезда нового анжельского посла. В этом мероприятии не должно было быть ничего сложного. Анджелия была им дружественной страной, а с учётом того, что сам Канлар был анжельцем, решать проблемы на этом направлении ему удавалось с особой лёгкостью. Канлар не ждал от приёма беды; а зря.

От короля не требовалось ничего сложного: просто почтить мероприятие своим венценосным присутствием, высказать любезный комплимент убранству в анжельском стиле и посвятить с четверть часа любезной беседе с послом. Какие могли возникнуть трудности? Посол прекрасно владел райанским, сам Канлар находился рядом и мог помочь с анжельским, если бы вдруг возникла такая надобность. При короле была и королева, которой гораздо лучше удавались любезные светские беседы, так что всегда можно было рассчитывать на то, что в крайнем случае она возьмёт разговор в свои руки и выразит всю полагающуюся регламентом королевскую любезность сама.

Реамунд, однако, пребывал в сквернейшем расположении духа, поскольку вместо разлюбезного его сердцу смотра с показательными боями был вынужден тащиться в излишне украшенную залу, премерзко пропахнувшую ландышами, которых сюда принесли в избытке. Необходимость в нелепом парадном одеянии тратить время на пустую светскую болтовню тяготила короля весьма и весьма.

Разговор с послом сразу не задался; Реамунд был откровенно холоден и недоволен. Кая, как могла, пыталась смягчить это впечатление, но, чем дальше, тем больше у посла возникало вопросов, не является ли поведение его величества знаком нерасположения Райанци к Анджелии.

Подозрение посла переросли в уверенность, когда Реамунд, не закончив разговора, отвернулся и заговорил с кем-то из своих приближённых.

***

Сложным представляется предположить, почему безумный план Канлара всё же сработал. Ему, конечно, пришлось проявить чудеса дипломатического искусства, чтобы убедить махийцев, что отсутствие короля на приёме – знак расположения к ним, а короля, что отсутствие приёмов – допустимый в дипломатии знак нерасположения. Реамунд, впрочем, слабо разбирался в дипломатии, а махийцы, видимо, всё-таки не хотели войны и действительно предпочитали иметь дело с королевой, а не с королём, что облегчило дипломатическую задачу. Но вот как удалось скрыть от короля тот факт, что послов всё же принимают за его спиной, – это уже совсем другой вопрос!

Канлар предположил, что просто его неуловимый коллега – глава внутренней разведки – является именно человеком королевы, и готов прикрывать её делишки перед королём. Это было весьма удачно и сулило и впредь обойтись без проблем.

Так или иначе, следующий год у Канлара выдался крайне напряжённым – устраивать отношения нового короля с другими странами было непросто. Кая, впрочем, быстро осознала, насколько спокойнее всем будет, если королевскую семью будет представлять она одна, поэтому потихоньку перетянула у Реамунда часть обязанностей этого рода, мотивировав это тем, что у его величества найдутся дела поважнее светских разговор. Король с большой радостью свалил с себя всё, что мог, а Канлар с не меньшей радостью устроил это дело так, чтобы послы и иностранные гости не чувствовали себя оскорблёнными и обделёнными. Дела, определённо, начали налаживаться.

Впрочем, у этого метода возникли вполне ощутимые сбои, когда королева забеременела – она не очень хорошо переносила своё положение и не могла вести столь же активный образ жизни, как раньше. Особенно тяжело пришлось в последние недели перед родами, и Канлар терпеливо копил дела, раздумывая, не предоставить ли хотя бы часть на решение Реамунду. Кое-что ему и впрямь удалось представить его величеству и добиться необходимого результата, но часть ниийских и особенно махийские дела остались дожидаться королевы.

На несчастье Канлара, через два дня после родов – на свет явился новый наследник райанского престола – в горных районах Махии произошло особо сильное землетрясение, почти полностью уничтожившее один из городов предгорья.

В таких критических ситуациях Райанци, конечно, спешила оказать попавшим в несчастье соседям помощь; но Канлар был более чем уверен, что, если он сунется с этим вопросом к его величеству, – получит неминуемый отказ. Принимать же решения подобного рода без санкции монарха Канлар не был уполномочен – так что оставалось всё же побеспокоить королеву.

Та, видимо, посчитала причину важной, поэтому согласилась его принять.

Канлар чувствовал себя, по правде сказать, крайне неловко, входя в королевскую опочивальню, сплошь уставленную свежими цветами, – он не привык решать дела в таком формате. Королева, к тому же, лежала в кровати, прикрытая лёгким туманно-голубым покрывалом с серебристым узором, и, если бы он не знал точно, что его тут ждёт именно она, он бы, пожалуй, её не сразу узнал бы. Без пышного одеяния, без высокой причёски, без парадного макияжа – она была совершенно другой. Особенно, конечно, сбивали с толку длинные распущенные волосы, которые как-то резко напоминали о том, что она ещё совсем молодая девчонка – чуть за двадцать.

Впрочем, Канлару удалось удержаться от того, чтобы начать разглядывать её с недоумением, поэтому он сразу перешёл к докладу, стараясь смотреть не на неё, а на серебристую вышивку на её шёлковой подушке.

– Вы правы, это требуется решить, и срочно, – кивнула, выслушав новости, королева, и вот голос её как раз был такой, как всегда: деловой, сухой и чёткий.

Канлар уже было начал объяснять, какие меры он считает целесообразными, как вдруг его неожиданно прервал возмущённый младенческий крик.

От неожиданности Канлар вздрогнул; он не думал, что ребёнок находится при матери, и, хотя заметил в окружении светлых букетов детскую кроватку, предполагал её пустой.

На лице Каи отразилась тревога; она приподнялась на локтях:

– Передадите мне его?.. – попросила она.

У Канлара, к счастью, было целое министерство женатых и детных сподвижников, поэтому он вполне неплохо умел обращаться с младенцами. Осторожно взяв из кроватки юного принца, он передал его Кае.

Ребёнок, очевидно, хотел есть, и Канлар перестал понимать, что происходит: он был уверен, что уж в королевской семье детей точно сразу же отдают кормилицам. Однако всё выглядело так, будто Кая собирается кормить сына сама.

– Подождите в приёмной несколько минут, я позову, – велела она Канлару, и тому ничего не оставалось, как выйти.

«Ну, в конце концов, а почему нет?» – расхаживая по приёмной, убеждал он сам себя. Разве было что-то странное в том, что мать хочет сама вскормить своё дитя? Совершенно естественное положение вещей. Жёны его друзей сами кормили. С чего он вообще взял, что королева собиралась нанимать кормилицу?

Остановившись, он поразглядывал расписные плафоны потолка. В приёмной они были чудесными: многочисленные цветочные узоры на светло-голубой туманной дымке.

Дело, должно быть, было в том, что обычно королева демонстрировала такую безупречную холодность, что казалось логичным предположить, что она не захочет быть к своим детям ближе, чем того потребует необходимость.

«Ну! В самом деле, она же живой человек!» – напомнил себе Канлар с досадой, вдруг обнаружив, что в глубине души не считал её живым человеком – а только идеальной функцией правительницы – и поэтому был теперь так ошеломлён тем, что она ведёт себя как обычная молодая мать.

***

Из Реамунда не получилось хорошего короля. Оторванный от своей вольной и шальной жизни, заключённый в рамки строгого этикета, связанный по рукам и ногам своим новым статусом, – он копил в себе раздражение и гнев, и со временем они стали проявляться в его поступках.

Брак их с Каей не задался. Они оба привыкли видеть друг в друге в первую очередь брата и сестру, и близкие супружеские отношения представляли для них обоих сложность. Им кое-как удалось зачать наследника престола – но ни он, ни она даже заговаривать не хотели о необходимости укрепить династию ещё одним ребёнком. Юному принцу уже исполнился год, а король и королева так и не вернулись к супружеской близости.

Впрочем, если Кае теперь казалось, что отношения такого рода в принципе чрезвычайно неприятны для женщины, то Реамунд, напротив, не потерял вкуса к радостям плоти. Не имея близких отношений с женой, он, естественно, завёл любовницу – и Кая даже почувствовала на этот счёт некоторое облегчение, потому что исполнять супружеский долг, ей, совершенно точно, не хотелось. Пусть уж лучше развлекается на стороне – конечно, сохраняя необходимые приличия!

Сперва устраивающая обоих супругов ситуация со временем стала накаляться. То ли любовница короля, почувствовав свою власть, вошла во вкус, то ли Реамунд всё больше тяготился своим статусом и шёл вразнос…

Скандал, пожалуй, можно было бы назвать тихим – он разразился во время бала. Сезон в этот раз вышел насыщенным, балов хватало, и его величество крайне гневался, что вынужден в очередной вечер пропадать в душной, украшенной в морском стиле зале и заниматься такой ерундой. Чтобы остудить этот гнев, король слишком часто прикладывался к витражному голубоватому бокалу, и это сказалось на его поведении.

Обычно он вёл себя осторожно, и на людях не выказывал расположения своей любовнице – но в этот раз эмоции взяли верх над здравомыслием. Он не только вёл себя весьма вольно, танцуя с ней, и, склонившись к её уху, флиртовал с нею у всех на виду, – он ещё и пригласил её на второй танец подряд!

Обнаружившая это скандальное поведение Кая была крайне оскорблена. Она полагала, что таким поведением Реамунд публично унижает её и роняет престиж королевской фамилии, о чём она и подошла сообщить ему после танца.

Бывший изрядно навеселе король отмахнулся от её нотаций:

– Сестрёнка, вы, как всегда, занудствуете! – и отправился на поиски любовницы, которая дальновидно постаралась испариться, как только заметила приближающуюся королеву.

Задрав подбородок и состроив самое ледяное выражение лица, Кая сжимала руками аквамариновый веер и пыталась справиться с эмоциями. Супруг нанёс ей целую серию оскорблений: выставил наружу свою связь с другой женщиной, пренебрёг правилами этикета в угоду своей страсти, публично обозначил, что видит в королеве не жену, а сестру, да ещё и оставил её посреди разговора!

Эмоции отступать не желали, и Кая стала опасаться, что, чего доброго, опозорится вконец и не сумеет справиться ни с лицом, ни со слезами.

Ей срочно нужен был предлог удалиться – и удалиться с достоинством, поскольку, конечно, хоть никто и не глазел на неё в упор, за супружеской ссорой, прикрываясь хрустальным звоном бокалов, следило множество любопытных ушей и глаз, и ей теперь было крайне сложно выйти из ситуации, не потеряв лица.

Незаметно оглядевшись вокруг, она приметила Канлара и жестом подозвала его к себе.

– Вы говорили, у вас что-то срочное на ниийском направлении? – сухо спросила она.

В первую секунду Канлар растерялся, поскольку ничего срочного у него там не было, но потом осознал, что именно происходит, и тут же горячо заверил:

– Прошу прощения, ваше величество, но дело и впрямь не терпит отлагательств. Могу ли я попросить вас?..

– Да, конечно, – не дослушав, Кая взяла его под руку, и они вполне чинно удалились с бала в один из соседних с залом кабинетов, для того и существующих, чтобы решать срочно возникшие дела.

Оказавшись, наконец, вдали от наблюдавших за нею глаз, Кая словно сломалась.

Маска ледяного достоинства пошла трещинами; опустившись на стул и разметав вкруг него свои пышные тюлевые юбки, она беспомощно опёрлась локтями на стол и спрятала лицо в ладонях. Украшенная прозрачными аквамаринами и ракушками диадема опасно накренилась, грозя сорваться.

Канлар растеряно замер у дверей.

Он не знал, как поддержать её, не оскорбив ещё пуще её гордость, и не мог оставаться в стороне, видя её горе – от которого у него сжималось сердце – и не знал никаких возможностей ей помочь и как-то облегчить ту тяжесть, что лежала у неё на плечах. Её хрупкая русалочья фигурка казалась ему в этот момент беззащитной и ранимой – наряд с голыми плечами и имитирующими морскую пену тюлевыми воланами делал её совсем не похожей на полновластную королеву. Она казалась нереидой, невесомым мифическим созданием, лишь на час выбравшейся в мир живых со дна морского, готовым в любой момент раствориться в воздухе как мираж.

– И это ведь только начало, – вдруг глухо сказала она, отнимая руки от лица и пустым обречённым взглядом упираясь в стену кабинета.

– Начало? – эхом переспросил Канлар, не уловивший мысли, и сделал шаг к ней.

Она обернулась к нему.

Лицо её было совершенно измучено, и особенно мучительным выдался взгляд.