И Откроется Клад

КЛАД ПЕРВЫЙ. ТАМБОВСКАЯ ВОЛЧИЦА. Часть первая. Серый

Двое парней с рюкзаками шли по деревенской улице. Было тихо, безлюдно, даже собаки облаивали чужаков нехотя.

— Слышь, Антоха, что за дела, вымерли все что ли? — спросил младший из парней.

— Да они, Серый, таких, как мы уж сотни перевидали, — Антоха усмехнулся. Заметив выглянувшую из дома старушку, он быстро, пока та не скрылась, спросил: — Бабуль, на постой пустишь?

Серая собака, выбралась из будки и посмотрела на хозяйку.

— Заходите, — распорядилась та, сказав собаке: — Найда, свои.

Собака молча вернулась в будку. Парни зашли в дом. После того, как расположились и сели за накрытый хозяйкой стол, Серый спросил:

— А что это собака так странно себя ведёт?

Старуха, представившаяся, как Петровна, ответила:

— Так Рыску в лесу видели.

— Рысь? — уточнил Серый. — А они здесь водятся?

Старуха пошамкала губами, глянула на постояльцев острым взглядом, оценивая: стоит ли говорить. Наконец сказала:

— Рыска — волчица. А коли Рыска появилась, то и хозяйка её недалеко.

— Да что ты, бабуль, загадками говоришь? — ввязался в разговор и Антоха.

— А ты не перебивай. Места-то у нас слыхали какие? Раньше много лихих людишек водилось. А всех фартовее была шайка, что тут разбойничала. В атаманах баба ходила — татарка Зялиха. Ох, и оторва. Кистенём да топором, как мужик махалась. Головы, что дрова раскалывала. Никого не жалела. А когда клады зарывали — заклятья на них клала, да закрепляла грудными младенцами убиенными. Любила лишь волчицу ручную — Рыску. Свои Зялиху и порешили, сами жестокости её ужасались. А Рыска пропала. Да вот только тех двоих, кто атаманшу убил по наказу сотоварищей, вскоре нашли мёртвыми, волки их загрызли. С тех пор каждое лето атаманша разбойничья призраком по лесу бродит, вместе с Рыской, клады свои сторожит.

В окно раздался стук. Парни вздрогнули. Старушка же шустро выскочила во двор. Из окна было видно, как она оживлённо разговаривает с соседкой.

— Как думаешь, гонит бабка? — спросил суеверный Серый.

— Да, местные сказки, — отмахнулся Антоха.

— А вот и не сказки, — торжествующе произнесла подошедшая бесшумно хозяйка. — Вон Ильинична говорит, что на той неделе труп нашли. Типа вас кладоискатель…был.

Парни переглянулись. О цели приезда они старухе не говорили. Та правильно поняла их взгляд.

— Много вас таких шастает. Местные-то к городищу разбойничьему ни ногой. Так вот: у трупа череп раздробленный и кистень рядом. А кистеню тому лет триста, да и отпечатков никаких.

— Продвинутый у вас призрак, отпечатки стирает, — заржал Антоха.

— А ты зубы-то не скаль. Знаю, не отговорю вас. Но коль живыми остаться хотите, до темна возвращайтесь.

С таким напутствием в лес и направились. Серый, перед тем как уйти, банку тушёнки вскрыл и Найде в миску вывалил — любил собак. Та морду из будки высунула и внимательно посмотрела на парня желтоватыми глазами.

Антохе было хоть бы хны, а Серый после бабкиных рассказов чувствовал себя неуютно. Потому донимал друга разговорами:

— Слышь, а что тихо-то так? Даже комаров нет. И птицы не поют.

Антоха, споткнувшийся об корень, коротко выругался. Слева раздался шорох, мелькнуло что-то серое.

— Антоха, там волк!

— Ещё скажи: Рыска! — взъярился Антоха. Он скинул рюкзак и достал металлоискатель. Серого не оставляло чувство, что за ними наблюдают. Он начал панически оглядываться, чтобы определить откуда.

— Серый, уймись, — вновь рявкнул Антоха и надел наушники от прибора. Он медленно пошёл по городищу и вскоре остановился: — Посмотри — прибор зашкаливает! Точно здесь. Копаем!

Серому не понравилось возбуждение друга, ему всё казалось подозрительным. Копали не долго, лопата обо что-то звякнула. Дальше обкапывали осторожно. Вскоре вытащили свёрток. Старая ткань расползлась, и обнаружился небольшой чугунок с золотыми монетами. Антоха дрожащими руками перебирал монеты.

Серый не мог оторвать взгляд от ямы, из которой вытащили клад. На дне белели наполовину открывшиеся два маленьких черепа. Неожиданно земля осыпалась с одной из стенок ямы. Серому показалось, что черепа зашевелились, и он кинулся прочь. Он ещё успел уловить крик Антохи: «Ты куда» и странный треск.

Сколько бежал не помнил. Парню казалось, кто-то гонится за ним. На полянке остановился перевести дух. Оглянулся и замер — под деревьями стояла волчица.

— Рыска, я не брал клад, — дрожащим голосом произнёс Серый.

Волчица повернулась, отбежала и посмотрела на Серого. «Зовёт куда-то», — сообразил он. И неожиданно пошёл за волчицей, словно загипнотизированный взглядом жёлтых глаз.

Вскоре парень понял — они возвращаются к городищу. Ему стало стыдно перед другом. «Вот приду, а там ни клада, ни Антохи. Уйдёт, и правильно сделает», — подумал Серый.

Клада на городище и впрямь не было, а вот Антоха был. Он лежал лицом вниз. В голове торчал рассекший её чуть ли не пополам топор. Волчица кинулась по тропке к деревне, Серый рванул за ней.

Когда показались дома, силы оставили парня, он рухнул на колени в пыль. Волчица остановилась, подошла, и вильнула хвостом.

— Ты не Рыска, ты Найда, — понял Серый. Он обнял собаку за шею и заплакал.

Сколько проплакал, Серый не знал. Успокоился после того, как Найда лизнула в лицо. Серый последний раз всхлипнул. Неожиданно собака напряглась и издала глухое рычание. По спине Серого пробежал холодок — он явственно почувствовал, что сзади кто-то стоит. Соскочив на ноги, Серый развернулся. Полицейский, грузный мужчина лет сорока, сверлил его подозрительным взглядом. В руках служитель закона держал мешок. Найда прижалась к ноге Серого, не прекращая рычать. Она поджала уши, оскалила белые клыки, верхняя губа нервно подрагивала — в таком виде собака ещё больше напоминала волчицу.

— Вы кто? — вырвался у Серого глупый вопрос.

— Я-то участковый здешний, а вот ты кто? — вопросом на вопрос ответил полицейский.

— Я, мы… т-там у Городища… д-друга убили, то-топором, — Серый от волнения начал заикаться.

Часть вторая. Антоха

Не любил Антоха новичков брать. Но на этот раз Санёк, дружок-кладоискатель, с которым столько было вместе троп исхожено и земли перелопачено, жениться решил. На дело не пошёл, к свадьбе готовился и с Антохи клятвенное обещание вытряс — к торжественному дню вернуться. А тут ещё мама пристала: возьми, мол, Серёжу, такой мальчик хороший.

Нет, Серый — пацан не гнилой, да только к нему неприятности так и цеплялись. Но пришлось взять — как-никак сын маминой лучшей подруги и его, Антохи, крёстной. Поехать решено было в вотчину тамбовских волков. Много в своё время пограбили те разбойнички, много и кладов зарыли. Как в поезд сели, Серый допытываться начал:

— А это не опасно? Я читал на форуме, что после одного случая редко кто в тех лесах ищет.

— Хорошо, всё не толпой ходить будем, — развеселился Антоха. — А что за случай?

— Лет пять назад клад трое искателей вырыли — монеты золотые. Один из них увидел золото: и крыша поехала. Как волк завыл и на дружков кинулся, чтобы загрызть. Ну, дружки его случайно и убили. Кажется, посадили их за превышение самообороны. А клад, пока они боролись, обратно в землю ушёл.

Антоха развеселился ещё больше.

— В то, что клад ушёл — верю, — серьёзно начал он и, не выдержав, давясь смехом, добавил: — В карманы адвокатов да следаков!

— Зря смеёшься, — упрекнул Серый. — Клад был на волчью кровь заговорённый.

— Да иди ты со своими суеве… — Антоха не успел договорить. Поезд резко затормозил, и парня вжало в стенку. Серый слетел со своего места, приземлившись на колени друга, сидевшего напротив.

Парни вскочили, выглянули из купе — пассажиры, кряхтя, охая и матерясь, потирали ушибленные места и поднимали упавшие с полок вещи. Проводница крикнув: «Спокойно, сейчас всё выясню», выскочила в тамбур. Из окна тоже ничего интересного не увидели — насыпь, рельсы, лес вокруг. По вагону быстро прошли двое полицейских, один с кем-то ругался по рации. За ними вошла проводница. Она заявила уставившимся на неё людям: «Всё нормально, сейчас отправимся. Просто какая-то сво… В смысле какой-то пассажир стоп-кран сорвал».

В вагоне возмущённо зашумели. Проводница поспешила за служителями порядка, видимо, ей самой не терпелось узнать подробности. Поезд действительно скоро тронулся. Полицейские теми же темпами прошли обратно. Когда все угомонились Антоха поддел Серого:

— Ещё скажи, что это — примета плохая.

Серый пожал плечами:

— Не выдумывай, какая примета? Какой-то нудила кран сорвал. Ты вот что лучше скажи: видел голубой огонь?

Антоха, осуждающий суеверия, в «огонь» верил. Когда сам новичком сопливым был, слышал от верных людей, что если над местом, где клад появится холодный огонь голубовато-синий — бежать нужно подальше и, желательно, побыстрее. Иначе случится какой-нибудь несчастный случай. И примеров тому знал немало. Сам видел у Санька шрамы на ноге. Санёк говорить о том случае не любил, но как-то под пивко раскололся.

Это ещё до Антохи было. Пять человек нашли нужное место. Металлоискатель подтвердил. Да вот, когда копать начали, появилось свечение над землёй. Санёк руку протянул — не обжигает. И тут ему в кусты приспичило — живот скрутило. Только отошёл — взрыв раздался, ногу, как огнём опалило. Остальных в клочья разорвало. Бомбу авиационную времён войны зацепили. Это Санёк уже потом в больнице узнал.

Серому Антоха этого рассказывать не стал и без того парень трусоват. Отмахнулся, отстань, мол, со своими сказками, давай лучше чай попьём. Серый отправился за кипятком и застрял. Антоха даже в телефоне в игру залез, несколько уровней прошёл, пока тот вернулся.

— Антох, я с проводницей перетёр — не было стоп крана. Машинисту показалось — на рельсах впереди человек лежит. А когда затормозил, оказалось — волк. Когда поезд остановился, скотина серая в лес ушёл не спеша. Вот это знак плохой. А ты как думаешь?

Антоха высказал, что он думает. Серый надулся и отвернулся к окну. Про чай и не вспомнили. Помирились перед станцией. Правда, ненадолго. Антоха видел, что Серый старается его не раздражать, но всё равно разозлился, когда этот чудик заявил, что сотик потерял. Позвонил со своего — нашли в рюкзаке.

Вышли из поезда без приключений. Только на перроне решили оглядеться, как подскочил к ним парень, полный, круглолицый, нос картошкой, улыбается, руку протягивает. Серый быстро сообразил, что парень не совсем нормальный — отшатнулся. А Антоха с такими умел общаться, у однокурсницы брат с синдромом Дауна. Руку протянутую пожал:

— Здорово, я — Антон.

— Антон друг Диме? — спросил парень, преданно заглядывая в глаза.

— Друг, — согласился Антоха. — А ты, значит — Дима?

Парень радостно закивал. И вдруг уставился куда-то за спину кладоискателей. Заволновался, замычал что-то невнятное, показывая то на футболку собеседника, то куда-то вперёд. Антоха обернулся — из соседнего вагона выходил мужчина в такой же красной футболке, но с другим рисунком. Тот замер, увидев указывающий на него палец, быстро развернулся и пошёл в сторону вокзала. Антону показалось, что мужик Диму знает.

— Да, Дима, правильно, но у него рисунок другой, — ласково пояснил он. — А ты почему один? Наверное, дома переживают, что ты ушёл? Иди домой. Один дойдёшь?

Дима послушно закивал, но перед тем, как уйти, уточнил:

— Антон хороший? Антон — друг?

— Друг, друг, — тоже закивал Антоха, про себя подумав, что такое поведение заразно. Серый вздохнул с облегчением, когда Дима, помахав на прощание, наконец, ушёл.

— Да ладно, Серый. Этот ещё хороший — и говорит и один ходит. Вот у Ольки брат вообще не разговаривает, только мычит.

Дальше всё прошло нормально и на постой хорошо устроились и в лес в тот же день успели пойти, на городище. Об этом городище Антоха давно слышал, да всё как-то не получалось добраться. Пока по тропке шли, Антоха несколько раз себя отругал, что согласился взять Серого. Достал своими страхами. А всё эта бабка со сказками о разбойнице с волчицей.

Часть третья. Следы волков

Серый очнулся от резкого запаха. Он лежал на траве. Полицейские суетились вокруг него.

— Хорошо, нашатырь не выложил, — прокомментировал эксперт. И обратился к Серому: — Говорить можешь?

— Могу. — Серый попытался приподняться.

— Лежи, — приказал следователь. — Нервы у тебя, парень, ни к чёрту. Хотя, не каждый день такое и мы видим. Говоришь, это не дружок твой?

— Нет. — Серый быстро и сбивчиво рассказал о встрече на вокзале и о мужике в футболке, как у Антохи. И сообщил, что покойный тот мужик и есть. Это следователя заинтересовало. Документов они не нашли. А, зная номер вагона и поезда, можно попытаться личность установить. Со стороны тропки послышался шорох, и стал заметен свет от фонаря. Прибыла «труповозка», как назвал машину эксперт.

— Ты подумай, может, ещё что вспомнишь, — посоветовал следователь. — А насчёт друга не волнуйся, завтра с утра поищем. Если к деревне не вышел, значит, мимо озера к станции пошёл. Других дорог нет. Попробуй, позвони. Может, он на вечерний поезд сел.

Серый поднялся и достал телефон, и набрал номер, подозрительно глядя на следователя. А не хотят ли менты на Антоху это дело повесить? Под механический голос, сообщающий, что абонент находится вне действия сети, Серый наблюдал как мужики, приехавшие на «труповозке» деловито упаковывали труп в чёрный полиэтиленовый мешок. Эксперт распределял по пакетам улики.

— Слышь, парень, а в каком месте, говоришь, вы клад вырыли? — спросил он, осматривая землю.

— Там, где вы стоите, чуть вправо, кажется, — Серый присмотрелся и увидел то, что и эксперт: никаких ям на городище не было. Из глубины леса вновь раздался волчий вой.

— Завтра разберёмся. А сейчас, как говорится, по машинам, — распорядился следователь.

Серый подумал: «У тебя, следак, у самого нервы никудышные». О призраке-участковом решил не рассказывать, ещё на смех поднимут. И так из-за ямы косятся, не верят. Он поднялся на ноги, отряхнулся. Что-то у соседнего дерева привлекло внимание. Серый подошёл и поднял крошечный череп. Он торжествующе крикнул:

— Смотрите, а вы не верили!

От этого крика следователь подпрыгнул, а сидевший на корточках над своим чемоданчиком эксперт резко соскочил. Они рассмотрели череп.

— Ну, хоть это преступление ты на меня не повесишь — срок давности. — Довольный своей шуткой следователь, снял висевший на ветке фонарь, взял Серого под локоть и повёл по тропке к газику. Посерьёзневший эксперт последовал за ними. Спустя некоторое время он изрёк:

— А череп-то не древний. Полвека, не старше, иначе бы так не сохранился. У меня брат археолог, я с ним на раскопки курганов ездил. Интересно, как детский череп с кладом вместе оказался.

— Не грузи своими загадками, — отмахнулся следователь.

Сержант и Кинг выглядели одинаково заспанными, потягивались и зевали. Шофёр курил около машины. Расселись по местам, полицейские были рады, что на сегодня всё закончено. Серого же не оставлял вопрос: где Антоха. Время приближалось к полуночи. Деревня встретила полной темнотой, даже фонари не горели. Свет фар выхватывал мрачные и словно заброшенные дома.

— Опять свет отключили, как бы ни по всему району, — произнёс шофёр. Эксперт достал телефон и позвонил:

— Не спишь, Лялька? У нас там свет есть... Да, уже еду… Пока, — и обратился к сидящим в машине: — Нет, у нас не отключили.

Серого высадили около дома Петровны. Хозяйка вышла на крыльцо с фонарём в руках. Найда встретила как старого знакомца. Серый посмотрел вслед уезжающей машине и огляделся. Впечатление заброшенности оказалось ошибочным. В окнах мерцали огоньки от свечей и фонариков, коротко взлаивали собаки, от одного из домов донёсся девичий визг и взрыв смеха.

— Молодёжь гуляет, — пояснила хозяйка. — Ребята любят девчонок попугать. Тулуп вывернутый наизнанку наденут, на рожи маски страшные нацепят, да ещё фонариком подсветят. У самой внук так развлекался. Да ты заходи в дом-то, сейчас поесть соберу.

На кухне стояла странного вида лампа, как оказалось — керосиновая. Серый ощутил себя путешественником во времени, которого забросило лет на сто назад. Петровна, узнав, что убит не Антоха, радостно перекрестилась. Но, вспомнив, что труп всё-таки есть, пробормотала: «Упокой его, Господи, кем бы он ни был». Старуха ловко накрывала на стол. От тарелок поднимался аромат жареной курицы. Видимо, очередную зарубленную птицу Найде стащить не удалось. Какое-то время с удовольствием ели, утоляя напомнивший о себе голод. А вот за чаем благодарный Серый как можно подробнее рассказывал Петровне события сегодняшнего, вернее уже вчерашнего вечера.

Слушательница не подвела: охала, ахала, посмеялась над боязливым Кингом, возмутилась пофигистом следователем, подивилась дотошности эксперта. Однако при упоминании о предположительном возрасте черепов застыла статуей. Отблески огня пробегали по враз помертвевшему лицу. Глаза казались запавшими, морщины стали глубже, губы почернели. Серому стало страшно.

— Нина Петровна! Вам плохо? Таблетки нужны? Врача вызвать?

— Не бойся, сынок. Не пришёл ещё мой час. Самую малость ошибся эксперт. Пятьдесят девять лет исполнилось бы мальчишкам в эту осень.

— Откуда вы… — Серый замер от внезапной догадки.

— Я ведь все эти годы на кладбище к могилке ходила. Думала — там мои сыночки покой нашли, поверила бабушке. А оно вон как обернулось. Родных внуков не пожалела, чтоб заклятье на золото положить, да в землю клад вернуть, ведьма старая, волчья сыть. Чтоб в аду ей на сковородке жариться. То-то она радовалась, что двойня родилась, то-то успокаивала, когда деток выписали, а меня врачи в область отправляли. Пригляжу, мол, за детками, Ниночка, с отцом твоим вместе приглядим. А что с отца взять, к тому времени уж пил беспробудно. Месяц я в областной больнице отлежала. Перед выпиской бабушка приехала с вестью, что дети умерли, слабенькие больно родились и что их уже похоронили. Не было у меня слёз, как окаменела. А ночью петлю из пояса от халата сделала. Вынули из петли, откачали, да на месяц в дурку отправили — в больницу психиатрическую. Когда вернулась, узнала, что и бабушка умерла, перед самым моим приездом. Корила себя, что не расстраиваюсь, долго простить не могла, что не уберегла бабушка детей. Знала бы, как дело было, не себе, ей бы удавку на шею накинула. Ты, сынок, прости, что на тебя всё вываливаю, никому не рассказывала. Как думаешь, если в полицию обращусь, разрешат захоронить? — Петровна вопросительно посмотрела на Серого.

Часть четвёртая. И Аз воздам

Антоха поднялся на ноги.

— Здравствуй, Дима, — вяло произнёс он.

Дима подбежал и обнял Антоху, как старого знакомого. Пёс не сводил с них внимательных глаз. Убедившись, что хозяину ничего не грозит, он побежал в сторону озера. Дима, потянул Антоху за руку:

— Домой, к Диме. Играть! — уговаривал он нового друга.

— Пойдём, — согласился Антоха, подумав, что нужно отвести Диму и сдать с рук на руки родителям. Не дело, что он так по лесу один бродит. Это на вид ему лет пятнадцать, а по уму, как малыш двухлетний. Он уточнил: — А папа с мамой дома?

Дима ответил:

— Нету. Папа — лес. Мама — ту-ту.

— Мама уехала, а папа в лесу? — перевёл Антоха.

Дима закивал. Он шёл, не отпуская руку друга и весело подпрыгивая. Неожиданно Антоха почувствовал облегчение. «Будем считать, кладом я за жизнь свою заплатил. Только перед Серым стыдно», — подумал он. Оказалось, что к озеру вела тропка, огибающая топи. Антоха подивился, что сразу эту тропку не заметил. Берега озера заросли камышом. На холме стоял небольшой дом. От дома дальше, видимо, к станции шла грунтовая дорога.

— Это твой дом?

Дима закивал. В кустах послышался треск, похожий на тот, у Городища. Антоха отступил, отводя за собой Диму. Диму же звук нисколько не обеспокоил. Из кустов выбрался Лорд, в пасти он держал ещё трепыхающегося зайчонка. Увидев хозяина, пёс нырнул обратно в кусты.

— Лорд заю, заю, — заволновался Дима.

— Не расстраивайся, Димон. Отпустит Лорд заю, — Антоха погладил Диму по голове. Тот успокоился, поверил.

В доме Антоха, как мог, привёл в порядок свою одежду, потом поиграли с игрушечными машинками. Они у Димы были хорошие, Антоха даже увлёкся. Потом попробовал связаться с Серым по телефону, сеть не ловила.

— Диме кушать? — попросил парнишка.

— Сейчас, пойдём, где у вас кухня? — пробормотал Антоха, про себя ругая, на чём свет стоит, Димкиного папашу. Бродит где-то, а тут ребёнок голодный, да и он, Антоха, перекусил бы. В холодильнике Антоха обнаружил кастрюлю с тушёной картошкой и поставил подогревать на плитку. Вскипятил чайник. Сходили на огород, нарвали помидоры и зелень. Когда покушали, на кухню заглянул Лорд. Дима показал на собаку пальцем.

— Сейчас покормлю, — Антоха еще порылся в стареньком холодильнике и нашёл суп. Он вышел из дома и подошёл к будке.

— Что, зайчиком не наелся? — ехидно спросил он пса, наливая суп в миску. Тот фыркнул и с жадностью начал лакать. Антоха налил Лорду и воды. Из дома донесся жалобный крик Димы. Антоха рванул туда наперегонки с Лордом, в момент забывшим про еду.

Причина оказалась проста — Дима решил порезать ножом помидор и попал по пальцу. Антоха, с облегчением отметил, что порез не глубокий. Палец промыли, перевязали носовым платком. Лорд, облизав Димке руки и лицо, отправился к миске во двор. Дима начал зевать. Включили свет.

— Дима, иди баиньки. А мне дай что-нибудь почитать. Книга, понимаешь?

Дима вяло кивнул и, засунув руку за шкаф, вытащил общую тетрадь.

— Папа, читать, — он ещё пару раз зевнул и отправится в зал, на диван.

«Придётся самому искать, где спать устроиться. А может, горе-папаша всё же явится», — думал Антоха, открывая тетрадь. Первая же фраза привлекла внимание: «Мне отмщение, и Аз воздам. Сегодня ровно год, как не стало моего сына. И четыре года осталось сидеть его убийцам…»

Антоха вновь возвратился глазами к дате и невольно вздрогнул. Запись была сделана четыре года и две недели назад. Он продолжил чтение и уже не отрывался.

« …Они получили срок за превышение самообороны. Утверждали, что мой мальчик хотел их загрызть. Выл по-волчьи и кидался снова и снова. Им поверили. Не получилось доказать, что справка сына из психушки была куплена, чтобы откосить от армии. Лучше бы сын отслужил. Убийцам повезло, следаки нашли их раньше меня…

… Эти твари утверждали, что боятся быть загрызенными. Что же, сегодня я купил в питомнике щенка дога. Вспомню, как учился на кинолога…

…Они вернутся. Здесь, в лесу они спрятали найденный клад. Это пусть менты верят, что они не нашли ничего кроме старого кистеня и топора. Мне удалось достать такие же, пригодятся…»

Дима заворочался во сне. Антоха подошёл и поправил одеяло. Дверь в зал он оставил приоткрытой. Вид сладко спящего Димки успокаивал.

«… Лорд не обманул ожиданий. Он крупнее всех собак. Что значит порода. Зайца разрывает пополам. Ловит только зайчат, но он не гончая, его задачи другие. Полтора года, подходящий возраст натаскивать на двуногую дичь. Нужно съездить в город, достаточно одного бомжа и пёс почувствует вкус человечины. Если только эта дрянь согласится остаться с Димкой. Как можно стыдиться собственного сына? Ни разу она с ним никуда не пошла…

…Не согласилась. Попрошу Петровну, хорошая тётка и Дима её признаёт. Да и она, не то, что другие, от него не шарахается, разговаривает. Сама предлагала: приводи, мол, Гриша, Димочку. Всё равно внуки гостят, одним больше и не заметно будет. Точно. Так будет надёжнее, чем на эту кукушку оставлять. А Лорд Димку любит намного больше, чем меня. Это хорошо…

…Всё получилось. Молодец пёс. С первого раза горло перегрыз. Конечно, бомж был тощий. Теперь на месяц нужно затаиться. А потом ещё пару раз выйдем на охоту, чтобы закрепить. В следующий раз нужно будет тряпку мокрую брать, а то пришлось кровь на морде Лорда платком носовым вытирать…»

С улицы донёсся протяжный вой. Антоха поёжился. Желание сходить отлить на улицу слегка загасилось перспективой, проходить мимо пса, для которого человек — добыча. Он вспомнил ведёрко в сенцах, куда, по словам друга, тот делал ночью «пи-пи» и, ругая себя последними словами, направился туда. Хорошо, дверь на ночь закрыли. Антоха, закрываясь, пошутил:

— Чтобы комары-кровопийцы не залетали.

Дима тогда зажужжал, изображая муху. Молодец пацан, всё понимает. А тут, оказывается, и другие кровопийцы водятся. Лорд на минуту затих. И вновь завыл с таким надрывом, что Антоха понял, что означает выражение: волосы на голове зашевелились. Он быстро прошёл на кухню, сполоснул руки и сел читать.

Часть пятая. Снова вместе

Серый проснулся как от толчка. В комнате царил полумрак. Рассвет только-только занимался. Петровна отправила парня «поспать часочка три», сама же осталась на кухне. Как сильно подозревал Серый — в компании с заветной бутылочкой. Он встал, потянулся и прислушался. В доме было тихо. Подозрительно тихо. С кухни тоже не доносилось ни звука. Серый направился туда. Скрип половиц под ногами казался оглушительно громким. Дверь на кухню была прикрыта.

Серый толкнул её и удивился: дверь раскрылась легко и бесшумно. А ведь ночью Петровна жаловалась, что руки не доходят петли смазать. Заглянув на кухню, Серый невольно попятился. Петровна сидела на стуле, запрокинув голову на спинку, рот был приоткрыт, глаза закрыты. Дыхания слышно не было. «Неужели копец бабуле? Что ж делать-то, может свалить по-тихому?» — подумал Серый, но одёрнул себя и заставил подойти. Он осторожно потряс хозяйку за плечо. Петровна резко дёрнулась и села в нормальное положение, затем зевнула и сказала:

— Придремала я маленько. А ты чего такой напуганный?

— Тихо, словно всё вымерло, — ответил Серый. Не мог же он признаться, что о ней подумал: «Умерла бабуля».

— Иди, собирайся, умывайся, сейчас бутербродами перекусим и отправимся, — Петровна разговаривала и одновременно ставила чайник. Серый собрался. Старушка тоже переоделась в спортивный костюм защитного цвета. После завтрака Петровна дала в руки Серого кастрюльку и попросила:

— Покорми Найду, а мне ещё кое-что взять надо.

Она зашла в свою комнату, вскоре оттуда послышались непонятные лязгающие звуки и щелчки. Серый ещё пару раз зевнул и вышел во двор. Найда ему обрадовалась, а ещё больше еде. Серый повернулся и замер при виде Петровны, стоящей на крыльце.

— Эт-то что, автомат? — опять начал заикаться он.

— Карабин охотничий пятизарядный, — просветила Петровна. — Сайга. Он действительно на основе Калаша разработан.

— От-ткуда вы умеете?..

— Муж мой много лет лесником служил. Меня с собой на охоту брал, волков отстреливать. Стрелять научил. Карабин его, но я тоже освоила — удобная вещь.

— Вы охотник? — удивлению Серого не было предела. И добавил: — Значит, прав был следак, что волков много развелось. Вон, вы даже оружие взяли.

Петровна хмыкнула, повесила карабин на плечо, дала Серому подержать не увиденный им раньше рюкзак, подошла к Найде и посадила её на цепь.

— Не привяжи собаку — за нами увяжется, а у Гришки пёс злющий, — объяснила она.

— Давайте, я рюкзак понесу, — предложил Серый.

— Сама понесу, он не тяжёлый. Мой-то у Гришки брал кой-какой инструмент, да не успел вернуть перед отъездом в санаторий. Раз всё равно туда топать — закину. — Петровна повесила рюкзак на другое плечо.

Они шли по лесу и потихоньку разговаривали.

— Это от волков? — ещё раз спросил Серый, кивнув на карабин.

— Что тебе дались волки-то?

— Да ведь у кладоискателей горло в обоих случаях было перегрызено! — воскликнул Серый.

— Ты на волков зря не греши. Не с чего им летом на людей нападать! Еды и без того полон лес. Тут, сынок, пострашнее хищник.

— Пострашнее, а это кто?

— Что-то ты с утра соображаешь туго. Тот хищник, что на двух ногах ходит, да собаку на людей натравливает. Уже двоих так завалил, а, может и больше, — уверенно произнесла Петровна.

— Откуда знаете, а может волка натравливают? — возразил Серый.

— Волка так не натаскаешь.

Дойдя до Городища, постояли молча. Петровна крестилась и беззвучно что-то шептала, молилась, видимо, за детей своих невинно убиенных. Серый снял бейсболку. Он тоже думал о двух малышах и их чудовищной судьбе. Разговаривать не хотелось. Постояли минут десять и двинулись дальше. Серый никак не мог взбодриться и дремал на ходу. Он вздрогнул, когда Петровна за рубашку оттащила его от края зелёной полянки.

— Куда, в трясину направился, на минуту без присмотра не оставь!

— Я же не знал.

— Не знал, так чего вперёд меня полез? Стой! А это что там? — Петровна вглядывалась в торчащий среди трясины куст.

Серый тоже посмотрел, но ничего не увидел. Старушка скинула рюкзак, достала из него походный топорик и быстро пошла на Серого. У того ноги в землю вросли от страха, а вдруг у бабки крыша поехала, двинет ещё топориком между глаз. Петровна подошла, повесила карабин Серому на плечо и, сказав, чтоб стоял на месте, углубилась в лес. Оттуда раздался стук топорика. Вскоре Петровна появилась, держа в руках длинную лесину.

— Смотри-ка, как Гришкин топор пригодился, — заявила она, укладывая инструмент обратно в рюкзак. Подошла к краю трясины, прикидывающейся безобидной полянкой и что-то подцепив палкой начала подтаскивать к себе. Серый увидев, что именно вытащила Петровна, потрясённо воскликнул:

— Антохин рюкзак! — и громко всхлипнул. Старуха же, оставив добытый рюкзак на сухом месте, ходила рядом, внимательно изучая что-то на земле. Серый ещё раз всхлипнул.

— А ну прекрати! Второй раз друга хоронишь зря! — цыкнула на него Петровна. И добавила: — Видишь, на земле ошмётки ила и грязи — выбрался твой дружок. Раз в деревню не пошёл, наверняка на кордоне побывал. Пойдём побыстрее, а то вдруг он там ночевал и решил утренним поездом уехать.

Петровна отобрала у Серого карабин, а ему вручила свой рюкзак:

— Помочь хотел — неси. Что—то у меня как топором помахала, в спину вступило.

Несмотря на заявление о больной спине старушка бодро зашагала по тропинке.

— А Антохин рюкзак? — поинтересовался Серый, еле за ней успевая.

— Да что ему сделается? Пусть лежит, обсыхает. На обратном пути заберём.

Они заторопились, чтобы перехватить Антоху до того, как он сядет на утренний поезд. Или, как выразилась Петровна, на худой конец, застать Григория, чтобы разузнать, заходил ли Антоха на кордон, с Димочки-то толку мало.

На подходах к кордону услышали голоса. Ещё ускорили шаг. Выйдя из леса и увидев озеро и дом, на секунду замерли от истошного крика-воя. Серый словно в кинофильме видел Антоху, «участкового», Диму, лежащего на земле, бегущего огромного дога. Краем глаза уловил движение справа: Петровна снимала с плеча карабин и прицеливалась. Первый прыжок пса, второй и оглушительный выстрел. Дог, подстреленный на взлёте, ещё пролетел по инерции и рухнул у ног мужчины. Серый перестал слышать, в ушах звенело — кино стало немым. Он кинулся к другу. «Участковый» поднял с земли Диму, но тот шарахнулся от него, вырвался и тоже кинулся к Антохе. Подбежали одновременно. Тут к Серому вернулся слух. Он обнял друга и крикнул: «Тошка, живой», с другой стороны прижимался Димка, твердя: «Антон — друг». Петровна неспешно, держа карабин в руке, шла мимо них в сторону «участкового» со словами:

КЛАД ВТОРОЙ. КЛАД «РАСКАНАЛЬИ-ГОСПОДИНА». Конец июня, 1721 год

София, послушница женского монастыря, зажгла свечу и встала на колени перед иконой. Молитва на ум не шла. Завтра постриг. Новое имя и жизнь вдали от суетного мира. Не сама она выбрала судьбу, но сумеет достойно её принять. Это по первости металась по келье птицей раненой. В слезах тонула.

В коридоре послышались шаги. Игуменья. Грузна матушка Пелагея, её поступь ни с какой другой не спутаешь. Проверяет, как бы послушница перед событием великим руки на себя не наложила.

София не обернулась, лишь тонкая улыбка тронула губы. Нет, такой грех на душу она не возьмёт. Хватит и одного. До могилы не простит она ни царя-изверга, ни маменьку с сестрицею.

Эх, батюшка, уж ты бы не допустил, чтобы дочь любимую в монастырь заточили. Говаривал частенько: «Быть тебе, Софьюшка, королевишной всея земли Сибирской! Лучшие женихи тебя сватать будут — любого выбирай!»

В одном не ошибся батюшка — нет лучше жениха, чем у невесты Христовой. Послышался вздох игуменьи и удаляющиеся шаги. Никак, жалеет Софию мать Пелагея. Может, и так, да легче-то не становится.

Опять слёзы подступили. Нет, выдюжит она всё, не зря маменька в запале сказала: «Ты, Софья, ну чисто батюшка голимый. Что с лица, что по нраву!» Убоялись маменька с сестрицей, что речи Софьины, царя обвиняющие, услышит кто. Вот и упрятали в монастырь, подальше от глаз людских. Где им, тени своей опасающимся, понять: не за то София царя простить не может, что батюшку казнить велел. А за то, что не дал земле тело предать, а выставил на поругание да посрамление. За то, что душенька так бесприютной и мается.

Какую уж ночь во сне к Софии является батюшка. То видится, как на тройке он подъезжает: возок изукрашенный, кони — птицы, золотыми подковами подкованы, упряжь самоцветами отделана. То в доме гостям на потолок кажет, а все ахают — стекло видят, да рыб диковинных, в воде плещущихся. Софии к нему на шею бы кинуться, да строжится батюшка, к себе не подпуская: «Не время тебе ещё».

А нынешней ночью напомнил: «Обещала, Софьюшка, слова мои в книжицу вписать, а ить забыла». София сразу после заутрени просьбу исполнила. До словечка вспомнила, о чём батюшка толковал перед тем, как к царю отправился. А сейчас от вздоха не удержалась: думал батюшка, возьмёт доченька сокровища, горя знать не будет. Может, кто и найдёт клад, коль поймёт правильно слова в книжице. А ей, Софии, богатства те без надобности. Не вернут они батюшку, не спасут и её судьбу загубленную.

Богородица посмотрела с иконы печально и строго. Свеча догорела и погасла…

Конец июня, наши дни

— Нет, нет и ещё раз нет!!! — от Машиного крика Илья поперхнулся и выронил из рук бутерброд с вареньем.

Катюшка похлопала приятеля по спине и укоризненно сказала:

— Ты, Машка, прям как наши ботаны становишься. Одна учёба на уме. Вот послушай…

— Нет, — вновь заявила Маша, однако на этот раз отрицание прозвучало не настолько убедительно. По опыту двухлетней совместной учёбы девушка знала: если эта парочка что-то задумала, никакие протесты в расчёт не примутся. Но хотя бы попытаться стоило.

— Илья! — теперь кричала Катя. Она заметила, что бутерброд приземлился на клавиатуру компьютера и, естественно, вареньем вниз.

— Катюха, я отмою, только не выгоняйте, — взмолился Илья, — Санёк в комнату свою очередную привёл. Мне ещё часа два надо где-то перекантоваться.

— Сиди, сколько уж всего разбил и испортил, — Катя протянула Илье тряпку и вновь переключила внимание на подружку. — Куда? Сядь, я не всё рассказала.

Маша, на цыпочках пробиравшаяся к двери, вернулась и забралась с ногами на кровать.

Похоже, в этом году отмазаться не получится. Прошлым летом только сломанная рука спасла её от участия в поисках золота Колчака. Правда, и Катюшка с Ильёй, после того, как их чуть не засыпало в Холмушинских пещерах, интерес к кладам умерили. Но, как выяснилось, ненадолго.

Маша который раз удивилась тому, как она домашняя девочка, для которой и проживание в общаге явилось экстримом, оказалась в компании этих авантюристов. Хотя, что скрывать, она очень привязалась к похожей на цыганочку, заводной и азартной Катюшке и к долговязому недотёпе Илюхе.

Краем уха слушая что-то воодушевлённо рассказывающую Катю, Мария уловила слово: Тобольск.

— Так мы в городе клад искать будем? — оживилась она. Такой поворот событий устраивал. Это не по пещерам лазить и не по тайге непроходимой бродить.

— Чем ты слушаешь? Многие считали, что «бугорное золото» из скифских курганов князь спрятал в древнем городище на берегу Пышмы. Я же точно знаю — клад в городе, в Тобольском Кремле! — Катюшка торжествующе обвела взглядом друзей. — Когда искала материалы для курсовой, мне нужны были данные о некоторых монастырях. Так вот: один из них прославился тем, что там проживала сестра Марфа — в миру София Матвеевна Гагарина! Понятно?

— Не-а, — отозвался Илья. — Какой князь? Что за монахиня?

— Князь Гагарин — первый губернатор Сибирский. Ну, тот, кого прозвали «расканалья господин». В те времена все воровали, но этот скоммуниздил столько, что Пётр Первый его казнить распорядился. Заступничество царицы и знатной родни не помогли. Прикиньте, сколько награбил! А перед тем, как его арестовали, успел губернатор сокровища свои спрятать. Хорошо спрятал — до сих пор не нашли. В поисках клада ещё в девятнадцатом веке городище у Пышмы всё перерыли. Я заметку по инету смотрела в Тобольской газетке — уже в этом году кто-то подвал в доме Наместника, это тоже в Кремле, вскрывал, да сторож спугнул. Вот придурки, наместники-то уже при Екатерине появились.

— А монахиня при чём? — заинтересовалась Маша.

— У Матвея Гагарина было трое детей. Сына после казни отца в матросы отправили, одна дочь замуж вышла, а младшая — в монастырь удалилась. Сохранилась часть её дневника. Сейчас монастырь не действующий, там музей. А дневник в запасниках долго лежал. В этом году только в экспозиции выставили. Экскурсовод сказала: фоткать нельзя, так я на сотик щёлкнула. Потом еле перевела текст со старославянского. Она об отце пишет, сказал, мол, батюшка как уезжал: помни, по имени твоему да по числу детей моих.

— Так вот ты куда у декана отпрашивалась, а я думал, домой ездила. Почему нас с Машкой не взяла? — обидчиво высказал Илья.

— Проверить хотела, чтоб наверняка, — начала оправдываться Катя.

— А что записи монахини значат? — Маша почувствовала, как её тоже охватывает азарт поисковика.

— В Кремле Тобольском есть Софийско-Успенский собор. А дочь-то София! Этот собор строился мастерами по образцу Вознесенского в Москве. Чертёж я в инете нарыла. Там, в подвале, под полом семь усыпальниц — митрополиты похоронены. А к концу правления Гагарина было три! По числу его детей. Значит под третьей усыпальницей вход в подземелье.

— Лучше по тайге бродить, — Маша поёжилась при упоминании о могилах.

— Это запросто! — рассмеялся Илья. — Нас приглашали сплавляться на плотах по Оби, а обратно пешком через тайгу. Ты же, Машка, первая завопила, что плавать не умеешь и «достали уже своей природой».

— Значит так, — Катюшка заметно повеселела. — Через три дня сдаём последний экзамен и выезжаем. Билеты я заказала. Родителям скажем, вместо Египта решили в туристическую поездку в Тобольск. Они точно обрадуются. А то все мозги проели: «В Египте акулы, в Египте война». Завтра Илюха берёт паспорта и едет выкупать билеты, а мы с Машкой по магазинам затариваться: фонарики, верёвка, лопатка, ломик, нож складной, свечи не забыть.

— А свечи зачем? — насторожилась Маша.

— Я недавно читала, как в Польше под одним монастырём в подземелье группа ребят чуть не погибла, там некоторые ходы такие глубокие — воздуха мало. С тех пор в подземельях обязательно зажигают свечу, когда кислорода не хватает, она тухнет. Машка, ты чего побледнела? Не боись. Может, успеем клад найти до того, как задыхаться начнём. Шучу. Кстати, Илья, не забудь у ребят прибор взять для определения пустот в стенах.

— Это что ещё и стены ломать? А кто нам позволит? — у Маши начали просыпаться нехорошие предчувствия.

— Маруся, она и есть Маруся, — фыркнула Катя. — Собор сейчас закрыт для посещений — на реставрации, весь лесами обставлен. Мы ближе к вечеру в Кремль на экскурсию придём и незаметно внутрь проберёмся. И будем искать спокойно всю ночь.

Маша хотела возразить, как раздался стук, и в комнату сразу же ввалился Санёк — общежитский Казанова. Вид он имел встрёпанный и недовольный.

— Привет, девчонки! Илюха, одолжи стольник, — произнёс он.

— О, мальчика продинамили, он решил горе заглушить пивасиком, — прокомментировала ситуацию Катя.

Конец июня 1857 года

Солнце стояло в зените. Берег реки Пышма был пустынным. Только на месте старого городища копошились люди. Земля тут была уже основательно вскопана. Двое деревенских ребятишек присматривали нетронутое место. Копать особо не торопились. Стоящий поодаль барич, их ровесник, начал терять терпение.

— Проха, Лексашка, что возитесь? Быстро лопаты берите, нам дотемна вернуться надобно.

Ребятишки переглянулись понимающе — вот напасть-то. Как барчонок на каникулы приедет из гимназии, так им одна беда. Вот прошлогодь вздумалось ему по холмам лазить, да пещеры искать. Чуть в одной всех троих землицей не накрыло. Видать, Бог спас. Про поход в тайгу зимой на снегоступах даже вспоминать охоты не было. По сю пору удары розгой помнились. Одно утешало: и баричу в тот раз отведать ремешка отцовского довелось А нонче решил барчонок поклажу искать, клад, как он сказал.

— Ваша милость, Андрей Нилыч, а вдруг как поклажа заговорённая? — Проха боязливо перекрестился и продолжил: — Вон, дед Иван сказывал, мол, ежели к таким богатствам сунешься, сторожа тебя встретят или сам нечистый.

— Нужно сказать: «Аминь, аминь, половина моя, половина богова». Да часть поклажи в церкву снести, — вмешался Лексашка.

— Всё это сказки бабкины, — не очень уверенно произнёс барич. Он старался показать, что его эта чепуха не интересует, однако под рубахой на шее носил ладанку с заячьей лапкой. — И мы ж не «бугры» рыть будем, где покойники древние.

— А здесь точно кладбища не было? — не успокаивался Проха. — А то ить на погостах мертвяки свои сокровища сами стерегут.

— Не было, копайте, — распорядился барич. Лексашка послушно воткнул лопату в землю. Проха помедлил, и со вздохом последовал примеру товарища по несчастью. Долго молчать парнишка не мог:

— А ишшо есть заклятье на головы. Ежели поклажа на дюжину голов заклята, то дюжина тех, кто взять её попытается смертушку примет лютую. Лишь опосля богатство в руки дастся. А как узнать все ли головы? Може твоя как есть последняя?

Лексашка выпрямился передохнуть, утёр пот со лба и поддержал разговор:

— Тётка Федотья сказывала, што над кладами огоньки светят, то свечой, то лампадкой. А пламя-то холодное, не жжёт. Она сама такое видала, хотела копать, да напужалась. В тех местах, сказывают, лихие люди не одного купца порешили. Лиходеев словили, да награбленного не нашли. Вот тётка и подумала, а вдруг разбойнички перед тем, как поклажу зарывать сверху невинноубиенных кинули, да охранять сокровища велели. А давеча сказывала — привиделся ей сон дивный. Будто бы купец, из тех, кого порешили, ей сказывает: «Што же ты, Федотьюшка, испужалась? Ить и богатство бы взяла и душеньку мою ослобонила. А тепереча мне опять сто годков ждать, пока людям открыться можно будет».

— Да твоя тётка ещё та сказочница, — заключил барич, до того с интересом слушающий байку. — Ты копай, не отлынивай.

Тут лопата Прохи обо что-то звякнула, он побледнел, отпрянул в сторону, шепча: «Чур меня, чур меня». Барич же, напротив, оживился. Он отобрал лопату у Прохи и начал осторожно добывать предмет, оказавшийся чем-то типа котла. К великому разочарованию кладоискателя котёл был пуст.

— А я видал такие, — сказал Лексашка, наблюдая, как барич крутит в руках найденный предмет. — Мы с дедом охотились как-то и на улус набрели — там в таких пищу готовят.

Барич в досаде кинул котёл обратно в яму.

— Всё, на сёдни хватит. Домой идём.

Довольные ребятишки подхватили лопаты, а Проха взял и котёл. В хозяйстве всё пригодится…

Конец июня, наши дни

Экзамен сдали успешно. Илья с Машей сидели в ожидании поезда на вокзале Новосибирска. Катя ушла за минералкой. Илья проворчал, что можно у проводников купить. И получил резонный ответ: «Буду я тебе в три раза переплачивать».

Катюшка вернулась быстро. Кроме минералки она купила газеты с кроссвордами, да ещё в справочную заглянула.

— Наш поезд на вторую платформу к третьему пути прибудет, — сообщила она. — Можно выдвигаться. Да, прикиньте, разглядываю газеты, а рядом в киоске мужик сигареты покупает, на фейс какой-то знакомый. Думаю, где его видела. Когда сюда уже шла — осенило: он в монастырском музее тоже дневником интересовался. Даже сфотографировал, на него экскурсовод ругаться начала. Вот я и запомнила.

— Может, просто похож, — пожал плечами Илья.

— Нет, точно он, зуб даю, — заверила Катя. — Вот будет прикольно, если он тот же клад ищет. Машка, прекращай дрыхнуть, подъём.

Задремавшая Маша — сказалась бессонная ночь перед экзаменом — вскочила с кресла.

— Что, поезд объявили? — всполошилась она.

— Нет, раньше пойдём. А то когда объявят, к лифту будет не пробиться. Мне как-то не улыбается топать с вещами по переходам.

Вещей получилось неожиданно много, и весили они тоже прилично. Троица искателей приключений, нагруженная сумками и рюкзаками, двинулась к лифту. У входа в кабину Илья чуть не столкнулся с коренастым мужчиной со спортивной сумкой на плече. Тот посторонился, пропуская Илью и девушек, затем вошёл сам. Катя незаметно ткнула подружку локтем в бок. Маша отодвинулась, подумав, что Катюшке тесно. Затем глянула на попутчика. «Пожилой, лет тридцать пять», — подумала она про себя.

На перроне мужчина быстро вышел и поспешил прочь.

— Это тот мужик, из музея. Похоже, он меня не узнал, даже не глянул, — произнесла Катя.

— Не нравится он мне, — нахмурился Илья. — На тебя он, может, и не глянул, а на Маруську во все глаза таращился.

— По ходу, влюбился дядя, — засмеялась Катя.

— Ну вас, достали. Что, на меня просто так посмотреть никто не может? — неожиданно обиделась Маша.

— Не обижайся, Маруська, ты у нас красавица — коса русая до пояса, брови соболиные, очи… — какие у подруги очи Катя сказать не успела — объявили о прибытии поезда.

Устроившись в вагоне, ребята сразу же позвонили своим. Катюшка оказалась права — предки действительно обрадовались. Конечно, о кладе и слова сказано не было. После прошлогодних событий родители Кати и Ильи к поискам сокровищ стали относиться как-то не адекватно.

Илья забрался на верхнюю полку и принялся разгадывать кроссворд. Девушки тоже расстелили постели и легли.

— Девчонки, вопрос в тему, — свесился с полки Илья. — Кого называли «Сибирским Ломоносовым», семь букв.

— Пиши: Ремезов, — отозвалась Катя, — Семён Ульянович. Он родился в 1642 году, а вот дата смерти неизвестна, где-то между 1720 и 1721 годом. Он прославился и как картограф и …

Под говорок Кати, вновь оседлавшей любимого конька, Маша уснула.

Конец июня, 1699 год

— Батюшка, Семён Ульяныч! Не вели казнить, вели слово молвить, — мастер камнерезов, бухнулся на колени и готовился уже бить поклоны, как был остановлен кивком собеседника.

— Встань, Фома. Знаешь, не люблю я этого. Богу поклоны бить надобно, а не мне, грешному. Небось, опять стрельцы ссыльные норму не сполнили?

— Будто в воду глядишь, батюшка. Да и как сполнить-то, как им триста кирпичиков за день сделать, коли руки-ноги кандалами скованы? — Фома поднялся с колен и просительно смотрел на хозяина. Не в первый раз разговор заводил. — Вот ежели кандалы-то снять, пользы боле будет — дело споро пойдёт. А каторжные куды денутся — ить как один все клеймёные. На лбы глянешь, сразу видать — преступник супротив государя.

Собеседник, названный Фомой Семёном Ульянычем, подошёл к окну и вгляделся в возводимую вокруг Тобольска кирпичную стену. Медленно, очень медленно движется дело. И сам он всё понимает: не дождаться спорой работы от кандальников. Вон, в столицу прошение отправил, чтобы стрельцов на строительстве занятых от оков освободить. Ответ ныне пришёл. Семён Ульяныч поморщился — ох и хитры ж государевы люди. Он повернулся к Фоме и, взяв со стола бумагу с печатями, сказал:

— Не ты один об деле печёшься. Я о том же самом просил. Челобитную отправлял.

— Никак, ответ прислали, батюшка? — Фома уважительно глянул на царскую бумагу.

— Прислали. И нам с тобой указание: кандалы не снимать. А коли кто норму не сполнит, тому пайку урезать. — Семён Ульяныч строго смотрел на опешившего Фому.

— Как это — пайку урезать, каторжные ж и так мрут, прости Господи, аки мухи, — мастер растерялся.

— То указ государев. А то, что мрут — так на всё воля Божья, — Семён Ульяныч размашисто перекрестился. В комнату вбежал слуга. Он слегка отдышался и выпалил:

— Барин, Ваша милость, дочь ваша от бремени разрешилась мальчиком. Успешно всё прошло, слава Господу.

— Мальчик, значица, внук, — покачал головой новоявленный дедушка и поспешил к двери. У порога он обернулся:

— Фома, ты покуда пайку-то не урезай, а там, глядишь, и забудется. Да сегодня в работах послабление сделай. Вишь, радость у меня.

Проводив глазами возок с уезжающим хозяином, Фома направился к месту работ. Туда, где стук молота заглушался звоном кандальных цепей…

Конец июня, наши дни

Спустя сутки сошли на станции Менделеево и сели в автобус, следующий до Тобольска. Маше показалось, что мужчина из музея тоже вышел из поезда. Но в автобусе его не было.

Когда подъезжали, издали увидели высокий холм и на нём видневшиеся за стеной купола, это и был знаменитый Кремль

— Моя бабушка в Тобольске училась в техникуме. Так они зимой по лестнице на холм поднимались и по склону на лыжах скатывались, — сообщила Маша.

— Вот у тебя бабуля экстремалка, — оценил высоту и крутизну Илья. — И что ты не в неё пошла?

В гостинице проблем не было — номера заказали заранее по телефону. Выбрали «Сибирь» — и от Кремля близко и для проживания удобно: номера соседние, одноместный для Ильи и двухместный для девушек. Пообедав в гостиничном буфете, отправились на разведку.

Увидев ведущие к вершине холма ступени, Илья присвистнул.

— Может, завтра сразу на дело пойдём? — робко поинтересовалась Маша.

— Говорила, обуй балетки — не послушала: ковыляй на каблуках, — отрезала Катя. И уже более миролюбиво добавила. — Мы долго ходить не будем. Глянем где что и назад. Илья, ты планы взял?

— Какие? — Илья оторвался от созерцания голубых и золочёных куполов и старинных каменных стен с башнями.

— Ты издеваешься? План строений в Кремле и план собора! Не взял? Оба бегом в гостиницу — переобуваться и за картами, а я здесь подожду, вон на той скамейке.

Катя устроилась на скамейке в скверике и смотрела вслед направившимся в гостиницу друзьям. Отметила, что Маша на каблуках чуть ниже Ильи. Всю жизнь Катя завидовала высоким девушкам. Сама еле до 160 дотянула. Она задумалась.

Кто-то опустился рядом на скамейку. Катя вздрогнула от негромкого голоса:

— Слушай, кладоискательница, держитесь от Кремля подальше.

Рядом сидел мужик из музея. Он смотрел перед собой.

— Где хотим, там и будем держаться, — дерзко ответила девушка. С детства у Кати была одна особенность: уговорить её было можно, заставить — никогда.

— Подружка у тебя красивая, жалко, если что случится. Да и пареньку руки-ноги целыми нужны.

— Вы угрожаете?

— Что ты, предупреждаю. Смотрите, дело ваше.

Мужчина легко поднялся со скамейки и пошёл к ступеням. Катя в оцепенении смотрела, как он поднимается на холм.

Из этого состояния вывели знакомые голоса. Маша и Илья держались за руки и весело болтали. В другое время Катюшка бы порадовалась тому, что эти двое, кажется, перешагнули барьер между дружбой и влюблённостью. Но сейчас мозг её напряжённо работал: и за друзей страшно, и отступать не хотелось.

— Кать, что с тобой? — заподозрила неладное Маша.

— Планы меняются. Идём в гостиницу. Там всё расскажу. Пока никаких вопросов.

В номере Катя рассказала о полученных угрозах.

— Понтуется мужик, — заключил Илья. — И в Новосибе на вокзале и тут он был один.

— Вот жлоб. Да если клад найдём, там на всех хватит. Князь Гагарин, достоверно известно, не только «бугорным золотом» увлекался, ему из Китая драгоценные камни привозили. Даже скандал какой-то был. Китайцы Петру I жаловались — обжулил их губернатор, — Катюшка снова увлеклась. — А ещё Пётр I распорядился, чтоб князь родственников своих с должностей убрал — жалобщики царю писали, мол, родня губернаторская в наглую ворует. А ещё Гагарин какие-то делишки с Демидовыми обстряпывал. А…

— Кать, это конечно интересно, но как насчёт завтра? Может, ну его — клад? Походим по музеям, в Абалак съездим: там монастырь и туркомплекс классный, я в новостях видела, — прервала пламенную речь Маша и с затаённой надеждой посмотрела на подругу.

— А вот ему, — Катя показала в пространство фигу. — Как задумали, так и сделаем. Сегодня изучим планы. Там не Кремль — город целый. Кстати, часть построек так и называли раньше «Каменный город».

Около часа искатели старательно изучали оба плана. Затем ещё раз обсудили поступившие угрозы. На всякий случай решили держаться всё время вместе, проверили в номерах шпингалеты на окнах и балконных дверях. Успокоенная Катя отправилась в душ. Илья с Машей о чём-то шушукались. Когда девушка вышла, в номере никого не было.

— Лихо они, однако, барьеры перепрыгивают, — проворчала Катя. Приоткрыла дверь в коридор. Из номера Ильи доносились какие-то звуки. Девушка фыркнула и вернулась к себе.

— Фен, конечно, забыли. Как влюбляться — это Машка быстренько сообразила, а как фен в сумку кинуть, так некому, — Катя вздохнула и принялась сушить волосы полотенцами. Раздался тихий стук, в номер зашёл Илья:

— Девчонки, я прибор проверил, работает. А где Машка?

— Я думала, она с тобой, — ещё не договорив, Катя бросилась к двери, чуть не свалив Илью. Она выглянула в коридор — никого. Девушка рванула обратно и, схватив сотовый, стала дрожащими руками набирать номер. Илья, как неприкаянный ходил за ней. Из Машиной сумочки, лежащей на кровати, раздалась мелодичная трель.

— Илюха, ты выйди, я переоденусь, отправимся на поиски, — Катя говорила, одновременно доставая джинсы и футболку из сумки.

— Куда это вы без меня намылились? — в дверях стояла довольная Маша с кучей бумажек в руке. — Вот в вестибюле взяла буклеты для туристов и с дежурной поговорила. Она объяснила, на каком транспорте куда легче добираться. Эй, вы чего: поссорились?

— Вот так параноиками и становятся, — изрёк Илья и направился в свой номер.

Катя посмотрела ему вслед. Да, с выводом о влюблённости она поспешила.

— Вот облом-то, а я уж и на свадьбе собралась погулять, — вслух подумала девушка. Илья резко затормозил и обернулся.

— На чьей? — спросили они с Машей одновременно.

На следующий день после обеда искатели приключений уже бродили по Кремлю. Если бы не изученный план — запросто можно было заблудиться. Оделись на этот раз удобно: джинсы, футболки, кроссовки. В небольших рюкзаках завёрнутые в ветровки лежали прибор, ломик, лопатка, фонарики, верёвка и аптечка. Когда собирались, Маша спросила Катю, заталкивающую в рюкзак жгут, бинты и какие-то таблетки:

Конец июня, 1931 год

Наталья без сил опустилась на каменный пол и прижалась к колонне. Детский плач, стоны, надсадный кашель, тихая молитва старухи-соседки возносились вверх, к куполам собора. Словно бельма у слепца смотрели лишённые икон стены на придавленных общей бедой людей. Девушка тяжело вздохнула. Старушка погладила по плечу и шепнула:

— Ты поплачь, девонька, може и полегчает. Не держи в себе горюшко.

И рада бы Наталья поплакать, но легче не станет. Из-за её глупости да доверчивости тятеньку забрали как врага Советской власти, а их с маменькой и братцами малыми вместе с раскулаченными выслали. Жизнь бы свою отдала, чтобы время вспять поворотить. Не поддалась бы на речи лживые да слова ласковые. Не полюбила бы Митрия-иуду. Что ж её боженька языка не лишил, когда тайну, тятенькой хранимую, мотанечке своему открывала.

Сейчас-то, как пелена с глаз спала, поняла: не зря Митрий перед ней этаким фертом крутился, лентами, бусами задаривал. Посвататься обещал. Видно, уже что-то про тятеньку прослышал. Выслужиться захотел перед секретарём комсомольским, иуда. А как соловьём разливался: «Поженимся, Наталочка, в комсомол вступишь. Славно заживём. Будем вместе ячейку общества создавать». Семью так называл. А она уши-то развесила, душу всю раскрыла. И растоптали душу сапогами. Как-то на разговор о тятеньке навёл Митрий, а она всё и выложила.

Случайно ту тайну узнала. Девчонкой ещё была. Наслушалась сказок страшных на посиделках, крутилась на полатях, а заснуть не могла. Тятенька крепко выпил, да маменьке и говорит: «Помнишь, Тина, я прошлогодь к куму ездил? Так вот, не у кума я был. Восстанье мужиков было супротив власти. Кум меня и зазвал. Вооружились, да пошли на Тобольск. Нас было много, почти без боя совет городской захватили. Избили советчиков крепко. Баб и девок партейных кто хотел сильничал. Потом всех в замок тюремный кинули. Я уж думал всё, а кто-то крикнул: режь, мол, краснопузых. Что началось-то. Я сам не резал, а уйти не мог, как ноги к полу приросли. И тут крик раздался женский. Тонкий, надрывный. И как отпустило. Кинулся я прочь. Грех на мне, Тина. Разе ж можно так с людями-то?»

Плакал тятенька слезами пьяными, а маменька его обнимала, да остерегала, чтоб никому боле не рассказывал, дабы беду не накликать. А беда с другой стороны подкралася.

На другой же день, как Наталья язык развязала — явились по тятеньку. Быстро увели, а им собираться велели. И Митрий на крыльце стоял. В дом не зашёл. Наталья, как мимо проходила, плюнула в глаза его бесстыжие. Мужик, что следом шёл, в спину толкнул, едва не упала. Ещё из других домов семьи согнали. Долго их всех вели. Завели на ночь в собор. Утром, видать дальше отправят. Чувство вины терзало и грызло, как собака кость.

Как жить-то ей теперь. Как? Девушка прижалась к колонне щекой, и долгожданные слёзы заструились из глаз. Ночь погрузила собор и его невольных постояльцев в темноту…

Конец июня, наши дни

Катя с Ильёй выбрали место, не захламлённое строительным мусором, и принялись разбирать рюкзаки. Машу пришлось окликнуть дважды, прежде чем она оторвалась от колонны и включилась в работу. Вспомнив, как промёрзли в Тюремном Замке, решили, что в подвале вряд ли будет теплее и накинули ветровки. Вход в подвал был завален бумажными мешками, небрежно накрытыми куском брезента.

— Цемент, — определил Илья.

Волоком оттаскивая мешки, освободили дверь. На ней висел навесной замок на ржавых петлях. Илья поддел петли ломиком, гвозди с лёгкостью вышли из трухлявого дерева. Из подвала пахнуло холодом и сыростью. Катя посветила фонариком: вниз вели каменные ступени. Подвал был тоже большой и ещё более захламлённый, чем сам собор. Темнота там была густой и какой-то осязаемой.

Искателям предстояло добраться в противоположный от входа угол. Илья пошёл первым, осторожно огибая препятствия. Катя двинулась следом. Маша немного помедлила на пороге, но тоже пошла. Не могла же она признаваться друзьям, что темноты боится. Девушку не оставляло чувство: подвал обитаем. Она внимательно прислушивалась. Откуда-то слева раздалось шуршание и писк.

Маша остановилась и быстро посветила фонариком в ту сторону. Никого. Только двинулась дальше, писк повторился. Снова повернула фонарик. На этот раз в круге света мелькнула большая крыса. За ней ещё одна. Маше показалось — крысы не меньше собаки.

— Ой, мамочки, — вскрикнула девушка и кинулась догонять друзей. Спереди послышалась ругань Ильи. Парень не подумал, что усыпальницы могут быть низкие и, споткнувшись об одну, ушиб ногу. Катя, сверяясь с планом и светя на усыпальницы, бормотала:

— Так, вот отсюда, точно. Тут и камень старее. Третья. О, смотрите, у плиты край отличается от других. Давайте двинем. Машка, что стоишь? Бегом сюда. И раз!

Плита неохотно сдвинулась. Посветили в щель фонариком. Увидев ткань, похожую на бархат, и краешек черепа, Маша тоненько взвизгнула.

— Блин! Не с той стороны зашли, — ругнулась Катя. — Чего стоим? Давайте митрополита закрывать.

Зашли с другого конца и вновь налегли на плиту. Усыпальница закрылась.

— Вторая попытка, — сказал Илья. Он порылся в рюкзаке и достал прибор. — Сейчас определим, где пусто.

— А раньше не судьба была? — возмутилась Маша.

— Не подумал. Как моя бабушка говорит: умная мысля приходит опосля, — заявил Илья, водя над усыпальницами изредка мигающим прибором.

Катя подпрыгнула.

— Крыса по ноге пробежала, — объяснила она. — Не дёргайся, Машка, не в твою сторону.

— Вот здесь, — торжествующе заявил Илья. Прибор мигал часто, словно соглашаясь.

— Это первая, — сообщила Маша то, что все и так видели.

— А, попытка не пытка. Поехали, — вновь оживилась Катя. Дружно нажали на плиту. Она отъехала. Снова посветили в щель.

— Ступеньки, — удивлённо прошептала Маша.

Уже с большим энтузиазмом друзья навалились на плиту, расширяя вход. Перед тем, как спускаться Катя зажгла свечу. Та горела весело и ярко. Ступенек, довольно крутых, было десять. Далеко вперёд уходил узкий коридор под арочным сводом. Пол был тоже выложен камнем. Сразу от лестницы вправо и влево виднелись ходы. Справа ход был засыпан землёй, а слева оказалась каморка: маленькая комнатка. Девушки стояли на пороге, Илья вошёл внутрь. В каморке находилась скамья и кирпичи. Илья обнаружил жестяное ведро и инструмент, напоминающий мастерок.

— Похоже, в этом подземелье что-то замуровали, — сказал он задумчиво.

— Или кого-то, — добавила Катя. — Прекращай дрожать, Машка. Призраков не бывает.

Маша обхватила себя руками, стараясь унять дрожь. Вновь появилось непонятное чувство: опасность, беда. Не сейчас. Давно.

— Девчонки, давайте по подземелью пройдёмся и сначала определим, где кирпичи отличаются или раствор виден. Я осмотрю левую сторону, вы правую, — Илья двинулся вперёд, освещая стену.

Некоторое время двигались в тишине, нарушаемой лишь их шагами.

— Ой, ниша какая-то! — воскликнула Катя. Они посветили внутрь. Комнатка, как первая, но пустая.

— Надо напротив стену проверить, — решил Илья. Он снял с плеча рюкзак, доставая прибор.

— Точно, пусто, — воскликнул он. — За стеной что-то есть.

— Смотрите, кирпич отличается, — заметила Маша.

Все трое с воодушевлением стали отбивать раствор между кирпичами. В ход пошли и ломик, и лопатка, и даже найденный мастерок.

Внезапно их ослепил поток яркого света. Раздался голос:

— А я ведь вас предупреждал.

Мужчина отвёл фонарь и направился к Маше. Девушка отшатнулась от протянутой руки. Илья кинулся на обидчика. Они, сцепившись, со всей силы ударились об уже прилично расковырянную стену. Кирпичи осыпались и дерущиеся рухнули в образовавшийся проём.

Девушки кинулись к его краю. Маша одной рукой зажимала рот, чтобы не закричать. В груде кирпичей кто-то шевелился.

— Илья, Илюша, — позвала Маша.

— Ничего, девчонки, сейчас выберусь. Классно приложило, но, кажись, ничего не сломал. Сюда не заходите, вдруг ещё что обрушится.

Словно в подтверждении его слов рухнул вниз ещё ряд кирпичей. Уже освободившийся Илья откатился и поднялся на ноги.

— Девчата, этот-то не шевелится. Дайте фонарик, мой разбился, — сказал он, отряхиваясь и отплёвываясь от пыли.

Маша протянула свой фонарик. Катя осмотрела большой фонарь мужика, потерянный в схватке. Он оказался не разбитым и включился. Девушка направила его в открывшуюся комнату, большую по размеру, чем предыдущие.

— Жив, только без сознания, — Илья раскопал противника. — Бровь рассечена, тут кровь. Кать, кинь аптечку.

Но Катя как заворожённая уставилась в угол.

— Машка, глянь, только не кричи, — сказала она и сдвинула фонарь, осветив дальний угол.

Маша вскрикнула, Илья резко обернулся. Около стены стояли стол, похожий на верстак, и какой-то ящик, а на полу в груде полуистлевшего тряпья лежал скелет. Рядом с черепом валялась фуражка, светлая, наверное, белая. Катя ещё сдвинула фонарь. На кокарде чётко стало видно двуглавого орла.

Конец июня, 1908 год

— Ну что соскочила, дорогушечка? Доктор велел лежать, чтоб дитё раньше родиться не надумало. Пойдём, пойдём, — Афанасий, бережно поддерживая жену под руку, повёл в спальню. Глянул на огромный живот супруги, и который раз подумал: «Никак, двойнят носит».

— Тревожно мне, Афонюшка. Куда собрался на ночь глядя? — тихо проговорила женщина.

— И, милушка, дела служебные. Сама, небось, слышала — бумага пришла. Нас теперь сыскными агентами величают. Название поменяли, работы прибавили, а жалование прежнее. Да ты не бойся, я быстро вернусь, — успокоил жену полицейский.

Выходя из дома, перед тем, как фуражку одеть, перекрестился. Дело ожидалось серьёзное. Осведомитель по кличке Киря знак дал, мол, выведал место, где Оська-звонарь деньги фальшивые чеканит. Несколько раз ловили сего каналью. Да почитай всегда и выпускали — доказательств-то не было.

Опять в городе монеты фальшивые появились. И поступила директива от самого губернатора — прижать мерзавца. Да пообещал Его Превосходительство Николай Львович лично от себя вознаграждение выдать за поимку лиходеев с поличным.

Ох, не помешала бы денежка Афанасию — семейство-то растёт. Всех осведомителей своих тайных полицейский к делу привлёк. Правда, не понравилось Афанасию, что Киря, нужное место указать обещавший, глаза прятал. Эх, надо было кого в помощь взять. Но время терять жалко, да, честно сказать, и делиться охоты нет.

А, ладно. Неужто он, косая сажень в плечах, герой Порт Артура, Георгиевский кавалер с шелупонью воровской не справится? Успокоенный этими мыслями полицейский решительно направился навстречу к вынырнувшему из переулка человеку…

КЛАД ТРЕТИЙ. В ПОИСКАХ КАЛМЫЦКОЙ ПОКЛАЖИ ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Сокровища и легенды Глава первая. Сокровища рода Чоросов

Лето, 1753 года.

Правитель Джунгарского ханства молча разглядывал стоящего перед ним сына. Он давно принял решение, но сейчас почему-то медлил с оглашением. Как возмужал первенец за последние годы. Сильный и отчаянно смелый воин, без страха кидающийся в самую гущу сражения. Высокий, с необычными серыми глазами — сказалась кровь бабки-полонянки. Любимый единственный сын. Он смог бы стать достойным преемником. Но ему не дадут этого сделать. Слишком много заговорщиков, стремящихся править ойратами. Даваци, Амурсана и ещё другие, не настолько сильные противники. Подстрекаемые Цинским императором глупцы! Ослеплённые жаждой власти, не понимающие одной вещи — истерзанное внутренними распрями Джунгарское ханство станет лёгкой добычей. Безумцы, не видящие нацеленных когтей и клювов китайского орла и кайсацкого беркута.

Правитель знал: его дни сочтены. Знал он и другое, не успеет остыть тело, как будут уничтожены его дети — прямые потомки рода Чоросов. Несколько дней провёл хан в тревожных раздумьях. Детей необходимо спасти, но сын и две дочери не согласятся оставить умирающего отца. Если только… Да, это действительно выход. Правитель улыбнулся, вспомнив, как пришла к нему поистине блестящая мысль. И тут же сморщился от терзающей внутренности боли. Заметив встревоженный взгляд сына, он решился и заговорил:

— Хорон-Чорос-тайджи, сын мой. Ты наследник великого рода и только тебе я могу поручить неизмеримо важное дело. Захват и гибель нашего ханства — вопрос нескольких лет. Святыни и сокровища рода Чоросов не должны попасть в руки завоевателей. Будь-то манчжуры или кайсаки. Помнишь, когда ты был мал, мы ездили в крепость руссов Тобол и заезжали на становище Кара-Мергена. Обходными путями ты провезёшь телеги со святынями и золотом к Мергену. Дальше он проводит к горам. Там есть пещеры. Выберешь подходящую и спрячешь сокровища, принеся жертву духам. В поход возьми сестёр и свою невесту. Вы останетесь в местном улусе и станете хранителями святынь. Каждые пять лет будете задабривать духа гор, и он поможет стеречь сокровища. Потом хранителями станут самые достойные из ваших потомков. Готовься в путь, сын, время не ждёт.

— Мне жаль оставлять тебя, отец. Но честь рода — главное, — Хорон, перед тем, как выйти, присел на одно колено и склонил голову.

Глаза старого хана увлажнились.

Через два дня маленький караван тайно отбыл. Правитель ойратов торжествовал. Ему удалось сохранить самое главное сокровище рода Чоросов.

Глава вторая. Задание на лето

3-й класс Московской гимназии, весна 1858 года.

Гимназист Андрей Львов ждал прихода учителя истории, как ждут осуждённые казни. Он не выучил урок. Накануне Андрей увлёкся сборкой модели бригантины и про историю забыл. А это было чревато. Учитель Пётр Петрович к предмету своему относился трепетно и к осмелившимся не знать урока был весьма строг. За что и получил прозвище «бич божий». Школяры могли не проявлять рвения в усвоении других предметов, но историю учили всегда. Пётр Петрович появился сразу после звонка. Учитель был оживлён и весел.

— Нуте-с, господа, кто изъявит желание поделиться с товарищами своими знаниями? — вопросил он.

Андрей с облегчением увидел, что желающих хватает. Гимназисты стремились получить хорошие оценки перед экзаменом и концом учебного года. Вызванный ученик начал бойко отвечать. Андрей хотел послушать, дабы иметь представление, о чём сегодня пойдёт речь. Но тут его за рукав потянул сосед по парте Михаил и показал лежащий на его коленях кортик.

— Чей? — тихо прошептал Андрей.

— Братов? — так же тихо ответил Миша.

— Тебе брат разрешил его взять? — поразился Андрей.

— Стибрил, брат в отпуске рано не встаёт. Небось, до вечера не хватится.

Брат Сергей был предметом гордости Миши: герой обороны Севастополя, морской офицер, награждённый за отвагу медалью и именным кортиком. Вот этот кортик Миша и принёс показать другу. Андрей как завороженный разглядывал ножны и рукоятку. Он не сразу понял, что учитель обращается к нему.

— Львов! Расскажите-ка нам, милостивый государь, о Джунгарском ханстве?

Андрей проворно соскочил. С ужасом осознавая, что он о таком даже и не слыхал. Пётр Петрович, видимо, понял всё по выражению лица ученика.

— Так-с, не выучили.

— Не выучил, — честно признался Андрей и приготовился выслушивать нотацию и получать заслуженное «неудовлетворительно». Однако учитель удивил.

— Пожалуй, не буду я портить вашу бальную тетрадь. Вы, помнится мне, сибиряк?

— Да, батюшка с маменькой живут в Тобольске.

— Вам задание на лето. Будете дома, отыщите потомков джунгар. Подскажу, искать стоит в калмыцких улусах-становищах. Запишите пару сказаний. И, само собой почитайте о Джунгарском ханстве. Тогда сегодняшний инцидент я буду считать исчерпанным. Чудесно будет, если вы, Андрей, узнаете что-нибудь о «калмыцкой поклаже».

— А что такое «калмыцкая поклажа»? — спросил Андрей.

— Стыдно-с, милостивый государь. В тех краях живёте и ничего не знаете. Слушайте.

И класс, затаив дыхание, слушал легенду о том, как один из князей ойратов — так называли себя джунгары и калмыки — бежал в Сибирь, увезя с собой целую телегу золота. Он спрятал сокровища в какой-то пещере.

— По преданиям, золото джунгаров стерегут Дух Гор и Хранители — потомки одного из самых древних родов ойратов.

В конце речи Петра Петровича весь класс с завистью глядел на Андрея. Как интересно он проведёт лето. Сокровища, легенды, поиски потомков исчезнувшего народа. Да, этому можно было позавидовать.

Глава третья. Каторжане

Одна из Сибирских каторг, лето 1858 года.

Митроха так и не понял — что его разбудило. Всего пара дней прошла, как их по этапу доставили на место. Новенькие от старожилов отличались отсутствием клейма. Первый год, как перестали клеймить каторжан. Хоть в этом свезло. Митроха усмехнулся. «Неа, не только в энтом. С аблокатом тоже подфартило. Присяжные слезьми умывались, когда он о любви пламенной подсудимого, ево то исть, к жёнке поведал», — Митроха вспомнил, как сам тогда прослезился. А ещё защитник о раскаянии толковал.

Это да, каялся Митроха, шибко каялся. В чём? В том, что жёнку свою неверную пожалел да вместе с любовничком не порешил. «С таким-то аблокатом, глядишь, и за двоих не в петлю, а на каторгу бы пошёл», — подумал Митроха. Он хотел встать, да заслышав голоса, притаился. Бывалые меж собою о чём-то спорили.

— Как думашь, Полтина, кого из новых «коровой» взять. Челдона, кержака али нехристя?

— Нехристя. У челдона рожа больно хитрая, а кержак и балякать с нами не будет. Оне нас щёпотниками кличут, да нос воротят.

— Утресь подкати к нехристю, сблатуй.

Голоса удалились. Митроха лежал ни жив ни мёртв. Узнал он голоса — казаки, главные в их бараке, в бега собрались. Знал он и что такое «корова». На этапе поведали. Это когда в тайгу двое—трое бывалых бегут, они новичка с собой прихватывают. Напоют, что добра ему хотят. А на деле, когда припасы съестные кончатся, этого несчастного схарчат. Сожрут, попросту говоря.

Челдон, это его, Митрохи кликуха. Нехристь — Колька-Калмык, а Кержак — Пров-старовер. Они по этапу так втроём друг к другу прикованные и шли. Раньше-то к прутам железным приковывали, а нынче друг ко дружке. Сдружились, не без того. Даже Пров чураться к концу этапа перестал. Надо Кольку упредить. На деле-то он не Колька, другое у него, сложное имя, Митроха и не запомнил толком. Пусть и нехристь, а всё живой человек.

С этими мыслями Митроха начал задрёмывать. Проснулся только к подъёму и с трудом. Надсмотрщик пинками растолкал. После того, как каторжане баланды поели, их погнали лес валить. Ну, Митроха выбрал время и к Кольке подошёл. Видал, как утресь калмыка Полтинник обхаживал. А тот всё кивал.

— Колька! Не ходи с бывалыми. Они тебя «коровой» берут. Помнишь, нам дед Чалый рассказывал. Схарчат они тебя, братуха, — Митроха разгорячился, а калмык был спокоен.

— Будешь ты мне Митроха, брат наречённый. Коль бежать когда надумаешь, иди в улус Оглы-Мергена. Он поможет. Покажешь вот это, — тут Колька снял с шеи амулет и одел его на каторжного товарища. — А за меня не бойся. Посмотрим, кто будет «корова», а кто жертвенный баран. Пришла пора принести дары Духу Гор.

Колька выпрямился во весь довольно высокий для калмыка рост и сверкнул серыми глазами. Митроха же подумал, что Кулу-Чороса Тобола лучше иметь побратимым. И спаси Боже от такого врага.